Текст книги "Как пальцы в воде. Часть 2"

Виолетта Горлова
КАК ПАЛЬЦЫ В ВОДЕ. ЧАСТЬ 2

И змеелов погибает от укуса змеи.

Восточная мудрость

Стрела не всегда долетает до цели, потому что у разных стрелков разные силы.

Таково древнее правило.

Конфуций «Суждения и беседы»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

Не знаю, как другие, но я в Париже себя ощущаю аутсайдером, несмотря на то что здесь бывал неоднократно и французский язык знаю неплохо. Будучи любителем разнообразия во всем, в этом городе я излишне консервативен в вопросе проживания, предпочитаю останавливаться в тех местах, в которых мне было достаточно комфортно во всех отношениях.

Как-то собираясь по одному делу во Францию, я поведал Лоре о своем комплексе неуверенности, и та постаралась меня вылечить от этого. Журналистка была знакома кое с кем и дала мне рекомендации для заселения в отель «Costes», расположенный на улице Сент-Оноре, сразу за Вандомской площадью.

Почему такие сложности? Потому что «Costes» – обитель топ-моделей, топ-дизайнеров и других «топ», имеющих самое непосредственное отношение к шоу, под названием Мода. Этот бизнес создает вселенскую иллюзию, по своей сути, не такую уж важную и значительную. Но немалая часть человечества благоговейно верит в эту несбыточную мечту, грезит о ней, бесконечно вкладывая средства: на диеты и липосакцию, чтобы быть стройнее и сексуальнее; на пластику, чтобы быть красивее и моложе; на одежду, чтобы прикрыть недостатки и приоткрыть достоинства… Люди холят и лелеют свое тщеславие любым способом, который даже не всегда могут выбрать сами, это делают за них всемогущее СМИ.

Удивительно, но даже веб-сайт этого отеля – уже загадка, больше интригующая, чем информирующая. В последний свой приезд, более двух лет назад, увидев впервые творение дизайнера Жака Гарсия, я вошел в ступор: роскошный дворец с куртуазными интерьерами в красных тонах, антиквариатом и статуями Будды. Такое оформление называют стилем Наполеона Третьего, хотя я не знал, да и сейчас не знаю, что характерно для этого дизайна, но в таких вопросах привык верить специалистам.

На первом этаже отеля располагаются обеденные залы и холлы, окружающие внутренний дворик. Путь в ресторан преграждает шеренга высоких амазонок в черном, бросающих на входящих высокомерные взгляды. От этих девиц невозможно дождаться приглашения «присесть за столик», их сообщения: «все забронировано», – постоянны во времени и в пространстве. Но даже если повезет заказать столик – придется простоять в ожидании минут сорок, в то время как эти же девушки с ослепительными улыбками будут встречать тех, кому повезло больше. Сюда приходят с огромными собаками, ставшими трендовым аксессуаром. Здесь правят бал шикарные жители планеты, и если вы к ним не относитесь – лучше быть подальше от этого места, иначе ваша самооценка упадет до нуля. Что говорить, если даже швейцары в этом отеле имеют модельную внешность?

Меню ресторана «Кортес «отнюдь не может похвалиться особыми гастрономическими яствами, но здесь приветствуется здоровое диетическое питание с акцентом на овощное изобилие.

Находясь в такси, следовавшего в отель, я рассуждал, существует ли там до сих пор антураж ошеломительного богатства. Впрочем, я был благодарен «Кортесу»: он помог мне избавиться от некоторых своих комплексов и заметно повысить собственную самооценку. И сейчас останавливаться в этой гостинице мне было вполне комфортно. Кроме того, грел душу еще один, не менее важный аспект: мое пребывание в этой эксклюзивности частично оплачивает Элизабет. Как все же замечательно благоволение сильных мира сего, в особенности, если ничего для этого не нужно делать, за исключением своей работы!

В Париже, к моей радости, жил и работал человек, к которому я мог обратиться за помощью, и мне уже приходилось это делать. К тому же здесь, в первом округе Парижа, где находится и «Кортес», работает инспектор Венсан Шюйо, хороший приятель и коллега сотрудника службы безопасности компании «Старлингтон энд Парк». Когда-то инспектор Шюйо и следователь отдела внутренних расследований компании Рене де Морней учились в полицейской школе Канн-Эклюз. Я звонил Венсану из Англии, дабы убедиться, что он сейчас в Париже и сможет со мной встретиться. Благодаря щедрости Минервы, не имеющей привычки скаредничать в важных делах, я мог пригласить Шюйо в какое – нибудь пафосное заведение, впрочем, как выяснилось из нашего с ним телефонного разговора, кухня в «Кортес «ему уже поднадоела!

Да, в этом городе ничего не делается бескорыстно. (А разве в каком-то другом месте процветает альтруизм?) Два года назад я расследовал одно дело, связанное с шантажом и мошенничеством, и, прилетев в Париж, пригласил Венсана на ужин в «Arpege». Несмотря на то что заведение находится в претенциозном седьмом округе, дресс-код в нем отсутствует; интерьер там простой, без помпезности, персонал тоже не страдает снобизмом и высокомерием, не принимая вас априори за ковбоя из Техаса или деревенщину из Омахи. Но… звездные в «Arpege» – еда и цены! Когда я предоставил счет за наш ужин с инспектором (средняя цена овощного меню около 240 евро!) миссис N, даме далеко не бедной, та, удивленно приподняв брови, посмотрела на меня так, что я уже был готов заложить свой коттедж для оплаты этой злополучной трапезы. Но тогда этот счет мне милостиво простили, заметив, что нужно быть скромнее в своих гастрономических вкусах.

Очень сложно быть в Париже поскромнее. Но собрав волю в кулак и включив прагматичность, коей меня природа явно обделила, я еще из дома позвонил в «Chez I'Ami Louis», чтобы заказать столик на сегодняшний вечер. В деревянных стенах «Луи «всего пятьдесят мест, и нужно хорошо постараться, чтобы занять два из них. В этом винтажном месте невозможно устоять перед очень сочным и вкусным цыпленком (poulet) ценою в семьдесят евро, а отличная фуа-гра поражает своими немаленькими размерами. И особенно меня устраивает (надеюсь, Венсана-тоже), что в этом месте встреч театральной богемы отсутствует помпезность, которую обыватель, вроде провинциального частного детектива, чаще старается избежать.

Поселившись в самом скромном, но вполне уютном номере, я позвонил Венсану и оговорил с ним время нашей встречи: восемь часов вечера его устраивало, выбор ресторана – тоже. Может, он себя тоже мнит знаменитостью?

В ожидании вечера я решил немного перекусить в «Бургер Кинге», предвкушая предстоящее чревоугодие. А возвратившись в отель, я позвонил Фрэнку, но у того информации для меня пока не было. Затем просмотрел репертуар парижских театров на ближайшее время, однако ни в одном из них я не обнаружил актрису Кристель Ферра, оказывается, она служила в труппе театра «Алфавит», обосновавшегося в Ницце. Что ж, когда Фрэнк присоединится ко мне, мы посмотрим игру этой талантливой актрисы. Удовлетворенно и облегченно вздохнув, я с огромным удовольствием сделал то, о чем мечтал с самого утра: лег спать.

Когда я проснулся, было уже шесть вечера. Я принял душ, чуть профилировал свою отросшую щетину и надел демократичный костюм в стиле «мужчине некогда», в сдержанном тоне – «соль с перцем «от Viktor Rolf. Зеркало мне слегка польстило: в нем не отразилась ожидаемая мною припухлость век и помятость лица-нередкие последствия полуденного сна, вечерних излишеств и общей «зашлакованности» организма.

Портье любезно вызвал мне такси, и вскоре я был на Рю де Вер-Буа, в старом квартале 3-го округа.

Выбрав в качестве аперитива не самое респектабельное вино, я медленно его потягивал в ожидании Венсана. Оценив приятное, с легкой кислинкой послевкусие, я мысленно дал себе слово – быть сегодня с Бахусом на «вы», затем прочитал молитву, чтобы и Венсан был скромен в своих гастрономических фантазиях.

Шюйо пришел ровно в восемь. Похоже, он собирался в классический «от-кутюр «Relais» с песнями Коула Портера и фильмами Фреда Астера, где клиентура – воплощение шика, обитатели Нейи из разряда В.С.В.G (bon chic, bon genre, элегантный мужчина, элегантная женщина). Но шикарный наряд не очень ладно сидел на плотной фигуре Венсана. Круглая голова с залысиной и слишком простое лицо, слегка «вышедшее из берегов», не самый удачный «верх» для утонченного жемчужно-серого костюма. Шюйо был похож на полнокровного и щекастого мясника или, быть может, повара. Чтобы понять, какой образ будет органичнее, я мысленно представил инспектора поочередно с коровой, большим тесаком и огромным тортом. В результате «победил» кондитер.

Венсану было далеко за сорок, хотя выглядел он моложе своих лет. На самом деле инспектор не был полным; возможно, небольшая толика лишнего веса отложилась в его лице и шее, но он обладал крепкой мускулатурой, однако из-за своего невысокого роста казался тяжеловесным и чуть неуклюжим. Мужчина мне нравился, может потому, что несмотря на свою работу, он до сих пор верил в идеалы добра, справедливости и любви. Шюйо мне казался по-настоящему человечным полицейским, насколько это позволяла инспектору его профессия. Как мне было известно, он никогда не был женат и не имел детей. Хотя, глядя на него, поверить в это было сложно.

Поприветствовав меня низким прокуренным голосом, Венсан присел за столик. Он бросил курить несколько лет назад и, по-видимому вследствие этого, чуть округлил свою физиономию, заменив сигареты карамелью и другими сладостями. От этого наркотика мужчина так и не смог избавиться и теперь, как он мне сам рассказывал, не знал, какое из двух зол меньше и какая смерть предпочтительнее(!): от рака или от тяжелой формы сахарного диабета; но принятые законы, ограничивающие курение, сделали выбор вместо него.

По заведенной традиции мы решили вначале поесть, а затем поговорить о моем деле. В действительности получилось наоборот. О моем расследовании мы начали говорить незаметно и практически сразу.

Обойдя своим вниманием салаты (здесь они не особо примечательны), мы заказали знаменитого цыпленка и красное вино. Я облегченно вздохнул, но обрадовался слишком рано. Венсан решил еще осилить pommes Bearnaise (картофель по-беарнски) – толстый, хрустящий пирог с чесноком и петрушкой, а затем последовал и лимонный сорбэ.

Внимательно выслушав мою просьбу, Венсан пообещал свое содействие.

В общем вечер и grande bouffe (пир) прошел почти замечательно. Однако с Шюйо все же случился небольшой казус. То, что этот ресторан удивляет своей угольной плитой, – это даже интересно, но то, что к туалетам нужно спускаться по опасно крутой лестнице – это уже вопрос спорный. Этот опасный спуск по крутой лестнице, задуманной, по-видимому, для любителей экстрима, чуть не отправил инспектора на больничную койку, когда тот, уже достаточно вкусивший вина, отправился справлять нужду. Но, слава Богу, обошлось без госпитализации: Венсану посчастливилось отделаться небольшим ушибом. Уехал он вполне довольный вечером, съев напоследок пару отменных десертов, вероятно, в качестве некоторой компенсации за свой рискованный поход в сортир.

Я тоже был удовлетворен проведенным днем и лег спать в хорошем настроении, предварительно проверив свой номер на «посторонние уши», но ничего не обнаружил. Впрочем, заснуть мне удалось не сразу, хотя я к этому не особо стремился: мне хотелось хорошо подумать в этом небольшом, но вполне удобном и тихом номере.

Меня очень волновал один, весьма странный факт: как только Лора начала свое расследование, за ней стали следить. Сейчас я уже все больше склонялся к этой мысли. Затем женщину убивают. И я это доказал, правда, пока только для себя. Моим новым «друзьям» известно, что теперь я занимаюсь расследованием смерти журналистки, и, очевидно, пойду по ее следам. Почему же за мной не следят? Или за мной ведется наблюдение, только я его не могу заметить? Все, что произошло со мной в доме журналистки и последующее неприятное приключение, было организовано с единственной целью – уничтожить улику. И это убийце почти удалось. Меня пока никто не трогал, наверное, только потому, что я еще почти ничего не раскопал. Все, что мне остается – это делать то, чем занималась бы Лора, если бы она осталась в живых. Но у меня, в отличие от убитой журналистки, есть больше возможностей, специфических знаний и опыта. Женщина привыкла все свои расследования проводить самостоятельно. Когда-то я не особо задумывался, как ей удавалось провернуть пару громких дел, вызвавших немалый общественный резонанс. И теперь, похоже, я стал понимать причины такой успешности. Да, Лора использовала не самые этичные методы в своих расследованиях, но кто из нас безгрешен? Кристиан Стюарт поставлял журналистке некую «закрытую» информацию, но что сам экстрасенс имел от этих разоблачений? Вопросов – море, ответов – капля в нем. Хорошо, что я не один буду выискивать остальные «капли».

Заснул я совсем незаметно для себя, очень крепко и без всяких сновидений. Проснувшись с чувством, что прошло лишь совсем немного времени с той минуты, как мне удалось сомкнуть веки, я обнаружил, к своему удивлению, наступление нового дня. Слабые утренние лучи робко пытались что-то найти в моей постели и, ничего не обнаружив и не согрев меня своим скудным теплом, спрятались в облачном небе.

Было действительно прохладно, но, постояв под очень теплым, почти горячим душем, я вполне согрелся. Мне не терпелось позвонить Венсану, но было еще рано. Тем более – при прощании с ним – он твердо мне сказал, что позвонит сам. Зачем отрывать человека от дел, хотя было бы неплохо именно сейчас услышать в его чуть хрипловатом голосе признаки хорошего самочувствия и настроения; это помогло бы мне воспринимать хмурое утро более оптимистично.

Заказав в номер довольно-таки скромный завтрак: кофе и пару круассанов, я поел, а затем просмотрел электронную почту. Среди привычных рассылок я вдруг увидел письмо с надписью: «О Мишель Б.». Со смешанным чувством удивления и некоторого шока я его раскрыл и прочел: «Рекомендую обратиться к Паскалю – консьержу дома, где проживала Мишель Б. до своей смерти, и расспросить его… Остальное зависит от вашего ума. Считайте, что вам повезло. Надеюсь, вы не захотите быть должником».

Письмо – без подписи, но в строке адресата значилось «доброжелатель». Отправлено вчера вечером. Надеюсь, что Фрэнк вычислит ай-пи адрес этого «доброжелателя», которому, с его слов конечно, я теперь что-то должен. Только насколько этот аноним ко мне доброжелателен? И кто он? То обстоятельство, что я занялся расследованием смерти мисс Кэмпион, знали, несомненно, многие, но тот факт, что это как-то может быть связано со смертью Мишель Байю, умершей давным давно, может знать только часть из них. Но кто мешает этому небольшому количеству граждан рассказать подробности всем остальным? Что мы имеем? Во-первых, близкий круг родственников, друзей и приятелей Лоры, назовем его подмножеством «Б»; во-вторых, дальний круг – те, с кем журналистка общалась в разных жизненных ситуациях, в том числе и в силу своей профессии, назовем их «Д»; и те, кто ее знал, но сама журналистка не была с ними знакома, к примеру, человек или люди, убившие (предположительно) Мишель Байю; пусть будет «Н». Но в «Н» могут входить и те недруги женщины, которым она могла невольно доставить неприятности своими прошлыми расследованиями, тогда это – «П.Н.»; и это последнее предположение кажется мне наименее вероятным. Наш «У» (убийца), исходя из нашего с Фрэнком анализа и моей интуиции, относится либо к «Б», либо к «Д», либо к подмножеству «Н», имеющее отношение к смерти актрисы. К чему я пришел? Что этот «Н» может быть элементом как подмножества «Б», так и «Д». И те, кто был виновен в смерти Мишель, вряд ли будут мне правильно подсказывать. И если это письмо от «Н», то это маневр, чтобы сбить меня с пути истинного. Думая и так и эдак, я совсем запутался в своих предположениях. Общество Фрэнка было бы весьма кстати: вместе мы могли бы сделать правильный вывод из этих противоречивых фактов. Но я надеялся, что к вечеру у меня будет больше информации, и можно будет поговорить с хакером по скайпу. А может, и нельзя! Возможно, к завтрашнему дню мне удастся понять – верить письму или нет, подсказка ли это, или же уловка, отдаляющая меня от расследования и направляющая меня по ложному пути. Впрочем, в любом случае, нужно обязательно поговорить с этим консьержем.

Погода была прохладной, и я надел куртку, не забыв захватить зонт, который в Англии осенью становится неотъемлемой частью тела. Я вышел на улицу Сент-Оноре прогуляться по Парижу и подумать.

* * *

Переживать из-за высоких цен в Парижских ресторанах – все равно, что ехать на Северный полюс и сетовать на холодную погоду. Нужно – либо смириться, либо уезжать. Уезжать мне было нельзя, да и, честно говоря, не хотелось. Поэтому, решив временно побыть гурмэ, игнорирующего вопрос цены, я зашел в небольшую тратторию поесть и выпить, не обращая внимания на дороговизну блюд и напитков. Выпивка помогает расслабиться, и цены в меню будут восприниматься мною почти хладнокровно. Несмотря на прохладу, дождя в ближайшем будущем не ожидалось, и я занял столик на террасе: предпочитаю еду на открытом воздухе, если, конечно, не очень холодно, и открывающийся вид радует глаз. В Париже радовал. Я прошел в туалет через импровизированный коридор, символично разделяющий основное помещение на «курящий» и «некурящий «залы, хотя в «курящем», по-видимому, уже давно никто не предавался вредной, но самое главное – запрещенной привычке. Траттория, в которую я завернул, не поражала своими размерами: столиков десять вполне свободно разместились в бежево-фисташковой гамме зала. Молодые официанты – в джинсах, все как на подбор, приветливые и шустрые.

Съев в качестве закуски маринованные овощи с деревенским хлебом, испеченным в «Пужоран», одной из лучших булочных в городе, а на горячее – отличную отбивную по-милански, посыпанную молодой аругулой, я ощутил эйфорию, плавно перетекшую вкупе с молодым красным в гастрономический экстаз. Я так разъелся, что даже заказал десерт, а это бывает нечасто. Мороженое от «Бертийон» нежной и приятной прохладой влилось в эту симфонию вкуса, поставив в ней заключительный аккорд.

В таком состоянии трудно было переключиться на работу, но звонок инспектора Шюйо помог мне преодолеть затруднения. Венсан мне сообщил, что пропуск в архив для меня готов, и я могу за ним заехать, и если у меня еще возникнут вопросы – он постарается мне помочь.

Погода, еще недавно сулившая безоблачность, коварно не сдержала обещание. Оплатив счет, я успел сесть в такси до того, момента, как стал накрапывать дождь.

* * *

В архиве я провел не так много времени, как рассчитывал: интересующих меня материалов оказалось до обидного мало. Спустя пару часов, оказавшись в своем номере, я сидел в кресле у окна и наблюдал осенний спектакль небесной хляби, мрачный и тоскливый. Мне не терпелось открыть почту, но я оттягивал этот момент, в глубине души боясь разочарования. Вдруг сейчас все мои теории рассыпятся, как песочный замок. С мыслью, что от судьбы не уйдешь, я подошел к мини-бару, достал бутылку воды и плитку горького шоколада. Невзирая на то что есть мне абсолютно не хотелось, я забросил в рот пару кубиков черного десерта и запил его водой. Затем переоделся в теплый домашний костюм, взял записи, сделанные мною в архиве, ноутбук и, удобно разместившись в кресле, углубился в чтение. Время от времени делал записи, размышлял, пытаясь «склеить» историю, которая могла бы выглядеть правдоподобной и более-менее логичной. Просидев за этим занятием до самого вечера, я так и не построил ничего конструктивного.

На первый взгляд в смерти актрисы Мишель Байю не было ничего криминального. Да я бы, наверно, и не подозревал чьего-то злого умысла, если бы не смерть Лоры, беседа с Полин и вчерашнее странное письмо.

Ознакомившись с информацией, которые мне прислал Венсан, я понял, почему в Интернете не было подробных сведений о происхождении актрисы. Оказывается, Мишель родилась в неблагополучной семье в пригороде Довиля. У нее была старшая родная сестра Николь, страдающая легкими умственными и психическими отклонениями, но это не помешало ей родить в девятнадцать лет дочь неизвестно от кого. И, конечно же, красавице Мишель пришлось тщательно скрывать историю своей семьи от прессы и от общественности. Фамилия Байю – псевдоним. Настоящая фамилия актрисы – Сорель. А так как особую известность актриса еще не приобрела, смерть ее не получила большого резонанса, поэтому подробности ее происхождения и не просочились в СМИ. Но при расследовании причин смерти девушки полиции стало известно те факты, которые та пыталась утаить.

Мишель окончила школу в Довиле и уехала в Париж, где спустя несколько лет стала стала играть в Cartoucherie (несколько театров в Венсенском лесу). Но где она была до момента начала своей театральной деятельности? Никаких сведений об этом нет. Девушка действительна была наделена особой красотой, которую я бы назвал другим определением, возможно, трагической или неземной: слишком высокий лоб, огромные синие глаза на худом, даже изможденном лице, высокие скулы, впалые щеки. Короткие темно-русые волосы обрамляли точеные черты лица Мишель. Ее губы не были полными или чувственными, но их странная безжизненность только подчеркивала одухотворенность и драматичность облика актрисы. Я долго рассматривал ее фотографию, и у меня возникло впечатление, что она предчувствовала свою скорую смерть… А вот и другое изображение, и совершенно иной образ. Но здесь, наряду с наивным взглядом обворожительных глаз, контрастно сочетаются чуть приоткрытые в чувственной улыбке по-детски припухлые губы. Да, одна девушка и два совершенно разных образа. И дело было, видимо, не только в умелой «подачи» губ, но и во всем ее облике. Мадемуазель Байю, судя по всему, была талантливой актрисой и, наверно, могла быть интересна очень многим мужчинам. В ней было то, что нравится многим из нас: детское, наивное кокетство и приглашение взрослой женщины к чувственной интриге. Да и фигура красотки вызывала мысли отнюдь не о высокой поэзии: выше среднего роста, худощавая, но соблазнительная и аппетитная, совершенно не тот тип худосочных девиц, меряющих своими «циркулями» «язык «подиума.

7 сентября 1990 года Мишель вернулась домой после вечернего спектакля. Приехала на такси с молодым очередным поклонником, который вынес из машины несколько корзин с цветами. Их было так много, что пришлось задействовать и консьержа Паскаля Ризи. Молодой человек Виктор Матье, проводив девушку, сразу же уехал на том же такси. Мишель обнаружили днем. Девушка не пришла на репетицию в театр и не отвечала на телефонные звонки. Приехавшая полиция обнаружила уже ее труп; патологоанатомическое исследование выявило, что смерть девушки случилась из-за острой сердечной недостаточности, произошедшей вследствие тяжелой формы анафилактического шока. По показаниям свидетеля, консьержа, в дом той ночью больше никто не входил. Дверь квартиры была закрыта на замок изнутри, и следов проникновения постороннего в квартиру тоже установлено не было. Обнаруженные свежие отпечатки пальцев принадлежали Мишель и ее поклонника Виктора, заносившего цветы, и приходящей прислуги, которой на момент смерти актрисы вообще не было в Париже. Ничего не пропало, хотя в квартире мадемуазель Байю было достаточно драгоценных украшений, дорогой одежды, обуви и наличных денег. В спальне, на прикроватной тумбочке, лежал пустой спрей из-под антигистаминного препарата.

– Картина произошедшего была вполне понятна: у Мишель была аллергия на аромат какого-то цветка. Как рассказывали свидетели, в том числе и коллеги по театру, актриса всегда безбоязненно принимала букеты, совершенно различные по своему составу, и об ее аллергии никто и не догадывался. Правда, показания прислуги говорили об обратном: у Мишель была незначительная аллергия на цитрусовые. Возможно, какие-то из подаренных цветов тоже могли вызвать анафилактический шок, но что именно послужило аллергеном установить так не удалось. Врагов у Мишель не было, во всяком случае, явных. Были, конечно, коллеги, относящиеся к девушке неприязненно, но никто из ее собратьев по цеху в ту ночь ничего не дарил несчастной; букеты преподносили обычные зрители и поклонники. Не всех удалось установить, да этим, судя по всему, никто особо и не занимался: слишком очевидной выглядела картина случившегося. Был вынесен вердикт: смерть мадемуазель Байю произошла вследствие несчастного случая. В отчете медицинского эксперта был упомянут очень важный факт: состояние матки указывало на то, что актриса не так давно, несколько месяцев назад, рожала. О том, что Мишель была беременна, никто из ее коллег не знал. Но разгадка была проста: около года назад девушка взяла длительный отпуск в связи с состоянием здоровья и уехала из Парижа неизвестно куда. Все говорило о том, что у актрисы был любовник. Но кто им являлся, так и не выяснилось. Не было никаких улик, чтобы предполагать убийство, и дело закрыли…

Мне, безусловно, нужно было поговорить со следователем, который вел следствие. Переписав несколько фамилий, упоминавшихся в деле, в том числе и патологоанатома, я позвонил Венсану с очередной просьбой. Спустя минут сорок он сообщил мне не очень хорошие новости: следователь, расследовавший смерть Мишель Байю, умер лет десять назад, судмэксперт переехал в США. Плохо, но все-таки я узнал более чем интересные факты, которые неплохо вписывались в мою сюжетную линию. Мишель была беременна! Значит, существовал и отец ребенка и, вполне возможно, что он еще жив. Может, девушка его шантажировала, и он ее убил? Что стало с ребенком? И кто его отец? Уверен, что это был далеко не бедный товарищ: аренда квартиры в Париже стоит немалых денег; опять-таки – драгоценности и прочие атрибуты красивой жизни. Кто мог иметь материальную заинтересованность в смерти актрисы? Убить из-за драгоценностей, которые остались в квартире убитой? Абсурд. Никаких других ценностей, какой-либо собственности, денег – у актрисы не было. Необходимо было поговорить с родными актрисы! Судя по всему, расследования ее смерти велось весьма поверхностно и теперь, двадцать два года спустя, мне предстояло вновь заняться этим делом. Предчувствуя, что самое главное открытие уже на подходе, я сделал то, о чем грезил еще вчера: вывел на экран монитора увеличенную фотографию Кристель, а рядом – изображение Мишель. Несомненно, просматривалось некоторое сходство: тот же разрез глаз, только у мадемуазель Байю их цвет чуть светлее, есть различия в рисунке бровей и губ. У Кристель – более острые черты с резко очерченными скулами. Темные, почти черные короткие волосы. И во всем ее облике отсутствовала женственность и сексапильность: высокая и очень худая, как подросток; стиль, так называемый унисекс, модный уже на протяжении нескольких десятилетий, хотя мне он не совсем понятен. Но самое важное состояло в том, что между этими девушками, безусловно, было сходство. Только утверждать, что Кристель – пропавший ребенок Мишель, я, пожалуй, не рискнул бы, несмотря на тот факт что гипотетическому дитя актрисы в этом году исполнилось бы двадцать два года. Кристель родилась в июне 1990 года, так что совпадение налицо. Вот если бы сравнить ДНК мадемуазель Ферра и ДНК родной сестры Мишель, Николь Сорель или ее дочери Катрин. Это не так сложно провернуть.

Родители Кристель неизвестны. Она воспитывалась и училась в монастыре, а затем в частной школе, о которых мне рассказывала Лора и к которым применила определение «странные». И если моя приятельница не ошиблась в своих ощущениях, то мне тоже следует их посетить. К тому же теперь я знал, что интуиция журналистки, к сожалению, ее не подвела, да и воспоминания о недавних собственных злоключениях пока еще живы в моей памяти. Закончив изучать полученную информацию, я посмотрел на часы: половина шестого.

Не мешало позвонить Паскалю Ризи, и очень желательно встретиться с ним. Хотя консьержей в доме было двое, но Паскаль Ризи в этом же доме и проживал, поэтому должен был знать больше. Другой мужчина, Ален Фарес, в то время был студентом и подрабатывал привратником всего пару дней в неделю. Я был уверен, что Паскаль жив и находится в Париже, в этом отношении анонимка должна быть правдива. В 1990 году Паскалю было сорок один год, мужчина стал инвалидом в тридцатилетнем возрасте, потеряв стопу в автокатастрофе (это я узнал из материалов дела), значит сейчас ему – шестьдесят три. Будем надеяться, что с памятью у мужчины лучше, чем с ногой.

Я позвонил на домашний телефон Паскаля, указанному в деле, молясь о везении, и Всевышний услышал мою просьбу. На четвертый гудок телефона мне ответил низкий мужской голос. Это был Паскаль Ризи. Представившись и объяснив причину своего звонка, я попросил его о встрече. Мужчина, судя по голосу, был не совсем трезв, но иногда, как недавно верно заметила Лора, не стоит преувеличивать полезность трезвого образа жизни. Это был как раз тот случай, когда вредная привычка частично отключает внутренний контроль потенциального собеседника: человек расслабляется, становится коммуникабельным и словоохотливым. Паскаль согласился, и мы договорились с ним встретиться сегодня, к семи тридцати, в кафе «Ля Куполь «на бульваре Монпарнас.

С чувством легкого возбуждения и приятного волнения я подошел к окну и посмотрел на вечерний Париж. Дождь уже закончился, и легким золотистым закатом улыбнулось солнце в своем вечернем прощании.

Приняв душ и переодевшись в светлый вязаный джемпер и темные слаксы, я спустился вниз и, запрыгивая в такси, не забыл о чаевых для улыбчивого швейцара. Спустя полчаса я уже стоял у входа в кафе «Ля Куполь», на левом берегу Сены, в самом оживленном месте бульвара Монпарнас. В кафе было многолюдно, но мне удалось присесть на свободный столик на террасе. Сделав заказ, я с интересом, но, надеюсь, достаточно скрытно, разглядывал публику и сидящую в кафе, и проходящую мимо. Мое внимание привлекла интересная пара, расположившаяся за соседним столиком: ухоженная и элегантная дама бальзаковского возраста, внешность которой смело можно было отнести к скандинавскому типу, и молодой парень, похожий на успешного и яркого студента, внешне – типичный латиноамериканец. Потягивая белое бордо, я пытался понять: какие отношения связывают этих людей. Но сделав очередной глоток светло-золотистого напитка, я заметил у входа невысокого полноватого мужчину в темно-сером костюме, лет шестидесяти пяти. Не претендуя на особую прозорливость, но ощутив легкий укол интуиции, я слегка улыбнулся вошедшему. Наши взгляды встретились, и мужчина достаточно твердой походкой направился к моему столику. Чуть склонив голову, низким голосом он спросил в полуутвердительной форме: