Текст книги "Россия бунташного века: cкандалы, интриги, расследования"

Глава 2. Да здравствует новый царь!

Чтобы понимать, насколько люди Средневековья были привязаны к традициям, необходимо рассмотреть процесс избрания на царство Михаила Романова – сына Филарета, постриженного во время дела Романовых, родственника Грозного.

Он был идентичен в ключевых деталях процессу избрания Бориса Годунова: в Москве организовали избирательный собор, к претенденту на престол отправили крестный ход с чудотворными иконами. Юного Романова и его мать умоляли согласиться на правление (у Годунова, правда, упрашивали не мать, а сестру). Впрочем, понятно, почему инокиня Марфа не очень хотела благословлять своего сына на царство: очевидно, мудрая женщина понимала, что нет никаких гарантий, что Михаила не свергнут, как прежних царей.

Михаил Федорович Романов, перепечатка из рукописи «Корень Россiйских государей». Ок. XX в.

Существование юридического прецедента 1598 г. давало людям ощущение некоторой традиции: дважды были выборные цари – в третий, может, и повезет. Утвержденная грамота, регламентирующая правление Михаила Федоровича, копировала грамоту Бориса Годунова.

Создавалась новая мифология: в литературе подчеркивалась мысль, что Романов не хотел царства, это косвенно свидетельствует о том, что люди, ведомые Святым Духом, опознали единственного человека, достойного править Россией. Также в пользу Романова свидетельствовали и выдержанный трехдневный пост, и всенародное покаяние. Рецепт такого «нахождения» истинного государя был подсказан бесчисленными «видениями», распространившимися в Смуту. Дешево и сердито: постом и молитвой очищаем свое сердце и выбираем достойного кандидата.

А вот, например, Авраамий Палицын писал, что Михаилу было суждено стать царем еще до его рождения, дескать, на роду написано: волхвы предсказали Годунову будущее, он узнал о том, что его династия не приживется на русской почве, и начал активно истреблять Романовых.

Но, как известно, против Провидения бороться бесполезно.

Глава 3. Сусанин и мифические поляки

С династией Романовых связано множество мифов; само начало династии – в период Смуты, переходного периода – располагало к мифотворчеству как на этапе коронации, так и в более позднее время.

Когда мы говорим о деталях становления новой русской династии, то первым делом вспоминаем о трагической истории Ивана Сусанина, отдавшего свою жизнь за царя и ставшего одним из символов любви к Отечеству.

Напомню краткую историю: поляки в 1613 г. искали в Костромской области главного претендента на царский престол, Михаила Романова. Они поймали сельского старосту Ивана Сусанина и приказали ему довести их до села Домнина, где находился Михаил Федорович. Сусанин завел их в болота и погиб, однако царя не выдал. Версия может видоизменяться, но, так или иначе, канва остается такой: простой крестьянин ценой своей жизни спасает будущего царя от врагов-поляков. Так Кострома стала колыбелью дома Романовых, а Иван Сусанин вошел в наше национальное сознание как один из главных спасителей Отечества в период Смуты, наряду с Мининым и Пожарским.

К. Е. Маковский. Иван Сусанин. 1914 г.

Вот, например, Гоголь в «Выбранных местах из переписки с друзьями» хорошо выражает пафос этой истории: «Его (дома Романовых) начало было уже подвиг любви. Последний и низший подданный в государстве принес и положил свою жизнь для того, чтобы дать нам царя, и сею чистою жертвою связал уже неразрывно государя с подданным».

Однако в культурном сознании эта история, как показывает Л. Киселева, появляется и укореняется благодаря опере XIX в., а не реальным историческим событиям излета Средневековья, и становится одним из мифов, не выдерживающих проверку. Удивительно, ведь, казалось бы, история жертвы, положенной в основание новой династии, отвечала представлениям средневекового сознания об отношениях между властью и подданными, но при этом миф о Сусанине начинает конструироваться не в XVII в., а гораздо позже.

Единственным документом, который свидетельствует о реальном существовании Ивана Сусанина, является «обельная грамота» 1619 г., которая была выдана крестьянину Богдану Собинину. Благодаря ей мы узнаем, что примерно в конце 1612 – начале 1613 г. «приходили в костромской уезд польские и литовские люди, а тестя его, Богдашкова, Ивана Сусанина литовские люди изымали и его пытали великими непомерными муками, а пытали у него, где в те поры мы, великий государь, <…> были, и он, Иван <…> не сказал, и польские и литовские люди замучили его до смерти». Деталей мало, поэтому можно использовать сюжетную канву и подключить воображение.

За этот подвиг потомки Сусанина были пожалованы землей и освобождены от податей. Не то чтобы им сильно помогли эти привилегии – как описывалось в «Костромской старине», потомки Сусанина пошли по кривой дорожке: царские милости породили лень, безынициативность, и в результате потомки Сусанина жили хуже других крестьян в округе. Мало того, они еще и «ударились в раскол» – сначала просто укрывали «бегунов», а потом вообще к ним присоединились. Но и это не всё: – из-за их фальшивомонетничества в начале 1850-х начались беспорядки, и в деревню даже ввели воинскую команду. Не самое достойное продолжение истории.

В конце XVIII в. историю о Сусанине подхватывают костромские краеведы, а в начале XIX в. история обрастает дополнительными подробностями. Так, А. Щекатов в «Словаре географическом Российского государства» в статье «Коробова деревня Костромской губернии» помещает «анекдот» (в значении «любопытный случай»), «служащий к чести и славе Костромскаго народа»: «Когда избрание Российскаго Государя упало на Боярина Михаила Феодоровича Романова, тогда гонимые из всех Российских стран Поляки, уведав, что избранный Государь находится не в городе Костроме, а в отчине своей, бывшей в Костромском уезде, почли сей случай к погублению его удобнейшим. И так, собравшись в немалом числе, бегут прямо к селению, не сомневаясь найти в нем молодого Боярина. По прибытии в оное встречается с ними Дворцоваго села Домнина крестьянин Иван Сусанов; хватают его и спрашивают о местопребывании искомой Особы. Поселянин приметил на лицах их начертанное злонамерение, отговаривается незнанием; но Поляки, удостоверены быв прежде, что избранный Государь подлинно находится в оном селении, не хотят крестьянина отпустить из рук живаго, естьли он искомаго места не объявит. Злодеи его мучат и отягчают несносными ранами; однако все сие не сильно было принудить к открытию толь важной тайны вернаго крестьянина, которой еще указывает им разныя другая места, дабы далее тем от поисков их удержать. Наконец, по претерпении многих мучений от сих злодеев, страдалец наш лишается жизни, коею однакож спасает жизнь своего Государя, между тем щастливо скрывшагося». Чувствуете зарождающуюся героику?

При этом в 1862 г. историк Костомаров подвергает этот анекдот критическому анализу: почему поляки поймали первого попавшегося крестьянина, который не стал им отвечать; почему не убили его сразу же в отместку за сопротивление – ведь можно поймать других крестьян и выведать тайну местонахождения государя у них. В конце концов, что стало с этими поляками? Не испарились же они… Так много вопросов, так мало ответов.

Соловьев, несколькими годами ранее, заметил, что поляков в этих местах на тот момент не было и, видимо, пытали Сусанина казаки.

Однако Костомарову энергично ответили другие историки: уже упоминавшийся Соловьев отметил, что зря Костомаров употребляет «приемы мелкой исторической критики», ведь такому явлению нужна «высшая историческая критика», требуется углубиться в состояние духа народа, и незачем пытаться понять, действительно ли он был замучен и по каким причинам. Важно просто признать, что подвиг Сусанина, каким бы он ни был, стал символом напряжения нравственных сил народа. Соловьева поддержали другие историки.

И пока о сути подвига Сусанина спорили интеллектуалы, в народе почитание земляка-героя не распространялось. Памятник Сусанину был установлен благодаря вмешательству «сверху»: в 1833–1834 гг. Николай I путешествовал по стране и посетил Кострому, после этого было разрешено воздвигнуть памятник.

Из последних исследований (помним о наличии многочисленных лакун в источниковедческой базе) вырисовывается следующая картина: по-видимому, Иван Сусанин погиб осенью 1612 г., не выдав места пребывания Михаила Романова, уехавшего на богомолье вместе с матерью, Марфой Романовой, владелицей села Домнина, в монастырь на Унже. Как отмечал Н. Зонтиков, «перенос событий на осень 1612 г. лишал сусанинскую историю самого главного – непосредственного “отдания жизни за царя”, ибо осенью Михаил был лишь скромным боярским сыном». Таким образом, это лишало миф необходимых условий для успешного функционирования в пространстве политической культуры, но это интересует разве что историков культуры.

Памятник царю Михаилу Федоровичу и крестьянину Ивану Сусанину в Костроме. 1851–1918 гг.

История жизни и смерти Ивана Сусанина (о первой мы знаем примерно ничего, о второй – не сильно больше) интересна в плане ее перехода в символическое пространство.

Очертим реперные точки культурной рецепции мифа о Сусанине вслед за Л. Киселевой:

Первой интерпретацией мифа была опера Шаховского-Кавоса «Иван Сусанин» (сплошь списанная со «Словаря» Щекатова). Создавалась она в контексте патриотического подъема 1812 г., поэтому политически актуальные аллюзии оперы очевидны – борьба за Отечество, жизнь за царя, интервенты… А еще у Шаховского-Кавоса появляются другие участники этой истории: дети Сусанина и жених дочери. Удивительно то, что всё заканчивается хеппи-эндом: царь спасен благодаря мудрости Сусанина, а Сусанин спасен военным отрядом – зачем положительному герою умирать, если царь уже спасен? Тем более в эту эпоху опера не могла заканчиваться трагически, да еще и время триумфальных побед русской армии над Наполеоном не хотелось омрачать дополнительными страданиями.

Еще были статьи С. Глинки, где тот в прозаической форме рассказывал легенду о Сусанине, дополняя ее подробностями, которые должны были поразить и «воспитать» читателей: так появляется описание блуждания подкреплявшихся вином поляков и верой Сусанина по зимнему лесу – эффектно, драматично. Правда, в феврале в Костромской области довольно сложно устроить такую прогулку – «никак невозможно ни пройти, ни проехать, кроме проложенной дороги».

А потом была знаменитая «Дума» Рылеева, которую многие из нас учили в школе, и там произошла контаминация некоторых сюжетных линий оперы Шаховского-Кавоса и поэтичных описаний Глинки, педалировалась идея жертвы за Отечество.

Наконец, оформился государственный миф о Сусанине в опере М. Глинки «Жизнь за царя» – вот уж где драматизм и патриотизм зашкаливает! Сусанин, сын-подданный совсем молодого еще государя, по сюжету оперы добровольно жертвует собой, выражая поистине евангельскую любовь к ближнему. Так создалась легенда, вплетающаяся в мифологию христианского государства, в котором народ готов отдать жизнь ради монарха. «Православие – самодержавие – народность», помните?

Глава 4. Первый русско-английский словарь, maimant и песня о весновой службе

Наш нынешний герой – Ричард Джемс (вообще-то Джеймс, но традиция записывать его имя сложилась такой), английский дипломат, выпускник Оксфорда, пастор. Ему принадлежит заслуга создания первого русско-английского лингвокультурологического словаря. В 1618–1620 гг. Джемс принял участие в посольстве к царю Михаилу Федоровичу в качестве главного толмача. Современники сообщали, что Джемс знал немецкий, голландский, французский, испанский языки. Разумеется, Джемс владел латынью и древнегреческим – minimum minimorum человека, работающего со священными текстами.

А. Олеарий. Бояре. XVII в.

Посольство прибыло в Архангельск в июле 1618 г., в неспокойное время, когда по стране еще бродили поляки. Именно из-за поляков глава посольства Дудли Дикс и решил вернуться из Холмогор в Архангельск, а оттуда в Англию. Так главой посольства стал Томас Финч. В августе 1618 г. дворянину Федору Ульянову было наказано сопровождать посольство из 6 дворян и 35 их сопровождающих. Через Вологду послы прибыли в Москву в 1619 г. – да, тогда передвижения были небыстрыми: необходимо было сообщать о каждом событии в Москву, ждать ответа, так что представьте, сколько времени занимала только доставка корреспонденции. 16 марта посольство было принято царем, а 15 июля состоялась прощальная аудиенция. Когда англичане прибыли в Архангельск в августе 1619 г., навигация по морю уже была невозможна: об этом красноречиво свидетельствовал последний купеческий корабль, потерпевший крушение недалеко от устья Северной Двины. Тогда главы посольства отправились в Англию по суше. Почему Джемс остался в Архангельске, проведя там зиму 1619–1620 гг., неизвестно. Однако нам повезло – он записал свои наблюдения в дневник.

Д. Береблок. Бодлианская библиотека. 1566 г.

Джемс приехал в Россию, освоив русскую грамоту еще на родине. В России он делал большие успехи в изучении русского языка: так, в начале своего словарика Джемс записывает только отдельные слова, а далее начинает фиксировать разговорные формулы с комментариями, отражая произношение русских людей XVII в. Кстати, не только русских: были в Холмогорах и поляки, и белорусы, и украинцы, и чудь, и саамы, и ненцы.

Джемс отправился домой весной, когда навигация стала возможной. В Англии Джемс стал известен как археолог, филолог, критик и поэт – практически человек эпохи Возрождения, и чтец, и жнец, и на дуде игрец.

После смерти Джемса его библиотека, насчитывающая 31 том рукописей, была передана Томасу Гривзу, который перепродал их Бодлианской библиотеке Оксфордского Университета в 1676 г.

Следующая опись рукописей библиотеки была проведена в 1867 г., и обнаружилась недостача – пропала книжечка Джемса с записями о путешествии в Россию! Сохранилась только записная книжка из Архангельска. Она и была введена в научный оборот. Изначально исследователи обратили внимание на тетрадку с записью шести русских песен, и только потом, в 60-е гг. XX в., начали исследовать русско-английский словарь. Исключительное внимание к песням объясняется просто: русский фольклор начали фиксировать довольно поздно. Только в XIX в. былины начал записывать ссыльный археограф Павел Рыбников, поэтому документы, в которых зафиксированы фольклорные произведения, чрезвычайно ценятся и, как правило, очень редки. Запись Джемса считается древнейшей из известных сейчас записей русских народных песен.

Но сначала о словаре.

Чем хорош словарь Джемса: это автограф (следовательно, путаницы и ошибок, связанных с работой переписчиков, не будет), датированный осенью 1618 г. Есть также и место записи: город Холмогоры. Словарь содержит 2145 слов и оборотов поморского говора – «поморьской говори» и общерусских слов! Чем словарь может быть интересен нефилологу? Во-первых, в нем много замечательных диалектных слов, которые так и хочется использовать в своей речи. Во-вторых, Джемс записывает то, что ему кажется необычным, и делает это с точки зрения стороннего наблюдателя – саркастичного, ироничного, иногда даже презирающего, а читать вроде бы научные записи с таким сильным субъективным флером и искрой английского юмора интересно. Это позволяется отстраниться от знакомых нам реалий и посмотреть на всё как бы со стороны.

Глава 5. Любить в настоящем времени

Джемс фиксировал слова без определенной системы, без деления слов по алфавиту или тематике: кажется, он записывал все подряд, транскрибируя русские слова латиницей, а иногда буквами древнегреческого алфавита, и делая комментарии на английском, латыни и древнегреческом. Я буду цитировать его комментарии в русском переводе, сделанном Лариным, там, где будут необходимы объяснения.

Вот, например, как Джемс записывал некоторые слова:

Ya lublu, Y love

Ti lubish, thou lovest

On lubit, he lovet

Muy lubim, we love

Vuee lubite, you love

Ony lubet, they love

После романтичного спряжения русского глагола «любить» идут записи названий рыб и животных, овощей:

– Muee («род рыбы, подобный головачу, но побольше»)

– Corricke (корюшка)

– Ripah (репа) – Ogurtza

– Taracan – «черная тварь, похожая на жука, по-шотландски “клок”».

Обозначения занятий людей:

– Casake

– Chornitz, chornetz

– Skomoroke – внезапно Джемс пишет, что это скрипач, но это, конечно, скоморох.

– Rosboinic

– Tat – тать, вор

– Shish – a rouge of the woods – разбойник в лесу, шиш (так называли в Москве и городских грабителей)

– Spoine – проказник (хотя «шпынь» в Москве было очень ругательным словом)

Обозначения частей тела:

– Glaze

– Bruka – брюхо

– Locta

– Colliena

– Gusna – гузно, зад

– Brudah – бруда́, волосы на щеках

– Naughta — это ноготь

– Colake

– Kishke

Есть очаровательные фразы – Джемс, очевидно, записывал все, что видит и слышит:

– Nos osenobil – your nose is frozen – нос замерз

– Sxorra ti pomtchillis, you art comme quickly – скора ты помчался – эк ты ломанулся

– Podi pomtchis – goe quickly – поди помчись

– Ne bestchesti, doe not disgrace me – не позорь меня

По некоторым последовательностям можно написать самый короткий рассказ, не хуже, чем у Хемингуэя, тем более что начало словаря настроило на романтичную волну:

– Snemoi, take it of – снимай это

– Zatchepni switcha, snuffe the candle – сними нагар со свечи

– Pogazi, put it oute – погаси ее

– Brusai sudi – throwe heather – бросай суды

Правда, потом внезапно:

– Golova zashib, to break the head – разбил голову

Есть слова и фразы, которые объясняют некоторые явления русской жизни. Внимание, дальше идут холмогорские сплетни. Вот, например, о культуре взаимоотношений между женщиной и мужчиной:

– Skima, skimnicks. Джемс дает следующий комментарий на латинском языке, который я привожу в переводе Ларина: «Особая суконная одежда с нашитым крестом, надеваемая на человека, опасно заболевшего. Такие одежды у них продаются на рынке. Тех, кто однажды облекся в эту одежду, называют схимниками. Я узнал это от человека, который обо всем этом дознался от одной девушки в схиме, поддавшейся ему гораздо легче, чем позволяла святость ее одежды. Кто облекается в схиму, те даже после монашеского пострига вторично подвергаются особому пострижению – крестообразному, с четырех сторон: ото лба к темени и от виска к виску. Они не снимают схимы никогда – в ней живут и спят, в ней и умирают, в ней и погребаются». Вряд ли этот молодой человек русский, иначе бы он знал, что такое схима и где ее взять. Ларин пишет, что это фривольный сюжет о «немчине».

– Beszaxonie – «так русские говорят про того, кто в своем доме содержит женщину, а не жену».

И очаровательные детали быта:

– Schepets, шшипец – «маленькие щипцы, которыми они выщипывают белые волоски из собольего меха, чтоб он казался более черным»

– Rozerybe – розруб, «налог, по которому каждый должен внести Государю по деньге с рубля за все наличное имущество и по полушке (с рубля) за все, что причитается ему от должников. Для этого обложения учитываются даже одежды, которые они носят, а чтобы они не давали неверного подсчета своего достатка, каждый должен присягнуть на кресте, что они и делают, но часто дают ложную клятву».

– Borts – крестьянские борти – «дупла этих деревьев. У башкир, черемис и татар очень много этих (бортных угодий). Медведь-бортник слезает с этих деревьев задом, а если испугается какого-нибудь шума, то бухнется вниз, подвернув голову между ногами. На этих деревьях обрублены все ветви до самой верхушки, и, чтоб собрать свой мед, они применяют длинные ремни и т. д.».

Подмечает Джемс различия в обозначениях иностранцев:

– Inazemets – «иностранец. Большая разница тут между голландцем и англичанином, которого именно так называют, а не немчином»

– Nemchin – немчин

– Lattush – латыш – «Они сами хорошенько не знают, почему так говорят: употребляется это слово неодобрительно. Одни говорят, что оно обозначает язычника, некрещеного человека, а таковыми они считают всех, кроме себя. Другие говорят, что это слово означает человека, не умеющего говорить на их языке, так, например, малым ребятам они говорят иногда: Латыш! Не умиэт говорить». А еще есть трогательные слова из псковских и тверских говоров: латышать – лепетать, латышка – ласкательно о ребенке, начинающем латышать.

Есть и отражение недавних событий:

– Rozorinia – «разгром, резня. Так русские называют разорение и сожжение Москвы и кровопролитие, совершенное поляками».

– Kinjal – «персидский нож. Таможенный пристав в Архангельске хвастал, что он (своим кинжалом) убил царя Димитрия».

О сверхъестественной силе:

– Syshedka – суседко – «что-то вроде веселого чертенка, часто наведывающегося в дома русских. В Холмогорах он был обычным гостем, например, в том доме, где мы остановились. Они рассказывают, что одним он приносит богатство, а других разоряет, прежде всего убивая у них весь скот. Поэтому, когда они замечают, что одна какая-нибудь скотина пала или начинает чахнуть, то спешат продать весь остальной скот. Хозяин нашего дома уверял, что, еще когда он был мальчишкой и раз вошел в баню за луком и стрелами, он встретил сушедку; тот выбегал из бани в виде маленького некрасивого мальчика в лохмотьях. Они говорят, что этот есть в каждом доме, что в некоторых домах он кормит скот сеном и соломой, хотя хозяин там не покупает ни того, ни другого. Говорят, что он уводит иногда крестьян с дороги, когда они далеко в полях. Называют его еще дядя». Это же существо называют дворовиком – что-то вроде домового.

– Xila – кила, «болезнь, при которой мошонка от колдовства распухает до огромных размеров».

– Zaglazana – сглаженный.

В. Блау. Образец карты России Гесселя Герритса с большой вставкой Москвы. 1635 г.

А еще Джемс собирает некоторые этнографические сведения о других жителях России:

– Samued – самоеды, видимо – «так русские называют племя, что значит самопожирающие. Это не лишено правдоподобия, так как те, которых мы видели, питались всякой нечистью, сырыми потрохами, собаками, лисицами, медведями».

– Karlo – карлик. «Рассказывают за правду, что около Сибири есть целый народ (карликов), ведущий войны с журавлями за свою жатву».

Джемс фиксирует рассказ о «майманте»: maimanto – «как они говорят, морской слон, которого никогда никто не видел, но, по объяснению самоедов, он сам прорывает себе дорогу под землей, и потому они находят его зубы, рога и кости (под землей) на Печоре и на Новой Земле. Из этой кости в России делают шахматные фигуры».