Текст книги "Россия бунташного века: cкандалы, интриги, расследования"

Часть II
Эпоха самозванцев

В этой части вы прочтете о том, как можно было избавиться от политического соперника, есть ли выход из монастыря, почему на престоле чуть не оказался поляк и как в Швеции появился русский архив.

Глава 1. Дело Романовых

Сделаем небольшое отступление о той самой опале на Никитичей.

Мы уже говорили о Никите Романовиче – одном из важных вельмож времен Федора Иоанновича, брате Анастасии, первой жены Грозного. Когда Иван Грозный умер, ходили слухи, что царь «поручил» своего сына боярскому совету, поскольку не доверял ему как правителю. Главенствующую роль в этом совете приписывали Никите Романовичу на правах родства – дядя как-никак. Но он умер в 1586 г., оставив без опеки 7 сыновей.

Старший среди братьев, Федор Никитич – красавец-мужчина, любитель верховой езды, щеголь, заядлый охотник, практически светский лев – перенимает по наследству место умершего отца в Думе.

Взглянем на это глазами Годунова: есть дети Никиты Романовича из мощного клана, двоюродные братья царя Фёдора Иоанновича, и есть он, Годунов, шурин царя. С точки зрения кровного родства Годунов и его дети не в выигрышной позиции.

В 1598 г. Годунов становится царем, и появляется прецедент избрания человека не из царской династии. Заботясь о будущем своего сына, Годунов решает избавиться от очевидных претендентов на престол, лишив их возможности участвовать во внутренней политике, – так написано в «Новом летописце», официальном историческом документе династии Романовых: «царское последнее сродствие известь».

В 1600 г. у Александра Романова, второго по старшинству брата, по доносу его казначея находят таинственные коренья. Скорее всего, их подкинул казначей Бартенев, подкупленный С. Годуновым, главой Аптекарского приказа. С людьми, у которых в XVII в. находили коренья без уважительной причины (вы или лекарь, или скотник), разговор был короткий. Документов по следствию у нас нет – все погибло или в Смуте, или во время пожара 1626 г. Зато сохранилось дело о ссылке Романовых.

Патриарх Филарет, портрет из Царского титулярника. XVII в.

Всю семью посадили под следствие, поскольку они пытались «царство достать ведовством и кореньем». Федора постригли в монахи и отправили в Антониево-Сийский монастырь – его разлучили с семьей, жену и мать его тоже постригли и отправили в разные монастыри. Будущий царь с сестрой Татьяной отбывал ссылку на Белоозере («кому Бело озеро, а мне черней смолы»[6]6
  «Моление» Даниила Заточника.


[Закрыть]!). Остальных Романовых разослали в удаленные уголки России: Пелым, Пермь и Усолье.

В наказной грамоте сопровождавшим их в ссылку приставам было сказано, чтобы сопровождали Романовых «бережно» (безусловно, не в значении «нежно», а с величайшей осторожностью), дабы никто из них с дороги «не утек и лиха никоторого над собой не учинил». Как оказалось, не зря: Василий Романов украл у своего сопровождающего ключ от цепи и выбросил его в речку, а замок от цепи замкнул, чтобы его было невозможно открыть и снова заковать Василия. Но энтузиаст Иван Некрасов, сотник, приставленный к Василию, купил новую цепь и всю дальнейшую дорогу, несмотря на приказ царя везти Василия без цепи, опальный боярин провел закованный. Из-за этого в Пелым Василия привезли едва живым, с опухшими ногами; его расковали, но помочь боярину было уже нельзя – он умер.

Романовых окружили охраной, чтобы влиятельный род не имел никакой возможности иметь связь с миром. Сопровождавшим нужно было следить, чтобы никто не подходил на остановках к заключенным и не говорил с ними, и уж тем более не передавать никаких писем. Тому, кто посмел заговорить с Романовыми, грозили пытки в тюрьме.

Большинство Романовых не пережили ссылки: они либо погибали от плохих условий, либо их специально морили голодом. Умерли братья Александр, Михаил и Василий Никитичи.

В 1602 г. Ивана Никитича, детей Федора Никитича и его сестру переводят в романовскую вотчину, село Клины – видимо, как демонстрация Годуновым соболезнования потерям семьи. Будущий царь, Михаил Федорович Романов, воспитывался своими тетками, пока его отец и мать томились по разным монастырям. Семья воссоединится только в 1607 г.

Глава 2. Страдания Филарета

За Филаретом, насильно постриженным в Антониево-Сийском монастыре, разлученным со своей семьей, тоже следили. У нас нет ни дневников, ни писем, оставшихся от него, но благодаря слежке за старшим Романовым мы получили некоторое представление о динамике его переживаний.

Например, в 1602 г. он был в отчаянии из-за разлуки с семьей. Филарет не знает, жива ли его жена, с кем остались его дети; подслушавшие Филарета свидетели передают его речь в отписке царю:

«…лихо де на меня жена да дети, как де их помянешь, ино де что рогатиной в сердце толкнет; много де иное они мне мешают; дай, Господи, слышать, чтобы де их ранее Бог прибрал, и яз бы де тому обрадовался; а чаю де, жена моя и сама рада тому, чтоб им Бог дал смерть, а мне бы де уж не мешали, я бы де стал промышляти одною своею душею».

Однако в 1605 г. поведение Филарета любопытным образом меняется: опальный боярин начинает бесчинствовать и смущать покой монахов. Пристав Богдан Воейков писал царю: однажды в ночи Филарет выгнал старца Илинарха, приставленного к нему в келью, и запретил ему ходить за собой.

Филарет вдруг начал жить не по-монастырски: смеется неведомо чему, говорит про мирское житье, про ловчих птиц и собак (вспомним, что Федор-Филарет был страстным охотником), и даже в Великий пост не пошел причащаться, а старцам угрожает расправой и говорит, что они его еще узна́ют.

С чем же была связана такая перемена?

Все просто: Годунов столкнулся с самозванцем[7]7
  Следствие Годунова установило, что Гришка Отрепьев какое-то время был холопом при дворе Романовых – еще один повод ненавидеть опальное семейство.


[Закрыть], и положение врага Филарета стало шатким.

Глава 3. Самозванцы бывают разные

С XVI в. на Руси была распространена религиозная трактовка монаршей власти: Бог – царь Небесный, царь – земной бог. Дальше вы знаете: неограниченность царской власти во вверенной ему Богом и народом земле, передающаяся по наследству.

Удивительно, но до XVII в. не было на Руси ситуаций, в которых бы фигурировали самозванцы. Русское самозванчество возникло в момент, когда поколебалось единство идеологии: династия пресеклась, пришел «греховный» правитель, страна возжаждала истинного спасителя – именно в это время появляются социально-утопические легенды о «царе-царевиче избавителе».

Две модели обретения правителя начали конкурировать: что более богоугодно – избрать царя из боярства или дождаться «истинного» наследника? Почти каждый бунт XVII в. будет идти рука об руку с самозванчеством – ровно для того, чтобы дать восставшим легитимную возможность поставить своего человека на царство.

По классификации Панченко, Русь знала два типа самозванцев: первый тип – реформатор, вероотступник, еретик; второй – народный царь-батюшка.

Лжедмитрий I был воплощением первого варианта. Пройдя польскую выучку, Гришка Отрепьев усвоил роль нарушителя правил: женился на польке в четверг (а в четверг по церковным правилам жениться нельзя), в постные дни ел запрещенную телятину, ходил бритым.

Лжедмитрий был первым из русских царей, кто ставил свои подписи своей рукой – до него венчаные цари, повинуясь негласному запрету, не оставляли автографов, хотя писать, по-видимому, умели. Борис Годунов, например, в своей молодости бывший придворным, писал приказы и записки, а став царем, не притрагивался к чернильнице. Лжедмитрий же ориентировался на западный манер правления: на Западе идеальный государь должен был обладать умениями воина и писателя. Автор «Летописной книги» так писал об Отрепьеве: «… был остроумен и в науке книжной сведущ, дерзок и многоречив, любил конные состязания, с врагами сражался смело, будучи сильным и храбрым; воинов очень любил». Кажется, Лжедмитрий хорошо соответствовал образу идеального государя на западный манер, – появись он в XVIII в., у него был бы шанс, но в XVII в. Россия не была готова принять такого царя.

Именно после Отрепьева русские цари и начали писать письма своей рукой.

В «Повести, како отомсти Всевидящее Око Христос Борису Годунову…» Лжедмитрий назван «угодником Сатаны»: дескать, когда его тело лежало на поле, многие слышали над полем до первых петухов, в нечистое время, как над телом его стояли крики, звучали свирели, кто-то плясал – это дьявол праздновал пришествие своего угодника.

Второй тип самозванца – тот, с которым мы знакомы с детских лет благодаря «Капитанской дочке» Пушкина. Сценарий поведения самозванца этого типа детерминирован русской концепцией «истинного царя» и легендой о возвращающемся избавителе, заступнике угнетенного и страдающего народа. Такой «истинный» государь в народных представлениях был каким-то образом «отстранен» от власти врагами, не желавшими улучшения положения народа, но чудесным образом спасся и вернулся. У него обязательно есть знаки его «истинности» – родимые пятна в виде креста, какие-то отметины, – его же нужно как-то распознать.

Такой царь неуязвим: он «истинный», а посему его ни одна пушка не убьет. Вера в чудесное спасение царя и позволила стольким людям дурить голову народу и выступать под именем царевича Дмитрия, императора Петра. Спорадические случаи упоминания «живого» еще Дмитрия Ивановича появлялись уже после коронации первого Романова – и в 1622 г., и в 1630 г.

Парадоксально, но в признании такого царя «истинным» или «ложным» играют роль отнюдь не рациональные предпосылки. Например, люди начали сомневаться, является ли Емельян Пугачев царем, потому что он женился на казачке, а не на царице, а ведь цари на «простых» не женятся. Мало того что на «простой», так еще и при живой жене – Екатерине!

Глава 4. Расстрига

Первым русским самозванцем был Григорий Отрепьев, беглый монах Чудова монастыря. Расстрига – потому что его лишили церковного сана; он считался еретиком, которому было запрещено заступать за порог церкви. История Отрепьева очень темная, о его прошлом мы узнаем благодаря официальному расследованию, инспирированному Борисом Годуновым в 1604 г.

В 1603 г. он бежал в Речь Посполитую и обосновался при дворе Адама Вишневецкого. Там Отрепьев прикидывается больным и, якобы, будучи при смерти, на исповеди признается в своей «истинной» природе. Вишневецкий требует подтверждений, Отрепьев дает ему какие-то бумажки и указывает на свои особые приметы – разной длины руки и родимое пятно.

А. Ф. Пехт. Деметриус. Ок. 1859 г.

К. Чистов изучил структуру слухов о «спасшемся» царевиче и вывел следующую модель появления самозванца. Народ начинает перешептываться о том, что истинный царь жив (благо случаев таинственных смертей в русской истории было достаточно, тем более что правительства старались скрывать все детали). Это подготавливает почву для «явления» царя народу. С другой стороны, чудом спасшийся правитель должен претерпеть определенные мытарства: сбежать, служить где-то неузнанным, чтобы потом признаться в своем царском происхождении. У самозванца обязательно должны быть отметины на теле – важный знак, отметка Богом (а еще это хороший опознавательный знак). И, конечно, царевича должны «узнать» или оставшиеся родственники, или слуги. Лжедмитрия I признала заключенная в монастырь Годуновым Мария Нагая – для нее это означало возвращение ко двору.

Монета Лжедмитрия I. XVI–XVII вв.

Не очень понятно, как все было на самом деле на этом этапе жизни Лжедмитрия, но дальше все происходило следующим образом: Вишневецкий сообразил, что из этого что-то может получиться. Он везет Отрепьева к своему тестю, Юрию Мнишеку, в Самбор. Там Отрепьев знакомится с Мариной Мнишек и переходит в католичество. В 1604 г. Вишневецкие везут его в Краков на аудиенцию к королю Сигизмунду Вазе. Последний дает «добро» на то, чтобы Отрепьев шел в Россию, но помочь ему ничем не может: сейм высказался против финансовой поддержки. Трон Лжедмитрий I занял благодаря кризису в России и помощи своего зятя.

Расписка Лжедмитрия о получении 4 тысяч золотых. 1604 г.

Взамен самозванец обещал полякам отдать Смоленск и поддерживать (если не насаждать) католичество в России. Пылающий страстью к прекрасной дочке Мнишека Лжедмитрий возжелал жениться на Марине немедленно. Но предусмотрительный отец потребовал гарантий, и посему 25 мая 1604 г. в Самборе был заключен брачный контракт, по которому самозванец дал «свое прямое царское слово» взять Марину в жены после воцарения на русском престоле, осыпать ее драгоценностями и отдать ей в безраздельное владение Новгород и Псков. Отцу Марины он обязался переслать один миллион злотых на покрытие долгов и отправку Марины в Москву. Отдельной грамотой от 12 июня 1604 г. Лжедмитрий пообещал ему «за любовь, милость, доброжелательство и склонность» отдать Смоленское и Северское княжества (спойлер: не отдал, что вызвало волну негодования).

Поход на Россию начался в августе 1604 г. – до России дошли к октябрю.

Рассылались «прелестные письма» – в них Лжедмитрий обвинял «изменников» Годуновых в разорении земли: «нашей земли не жалеют, да и жалети им было нечего, потому что чюжим владели». Лжедмитрий обещал пожаловать всех перешедших на его сторону: дескать, будет держать всех в чести, пожалует прежними вотчинами, торговых людей одарит пошлинами. «И все православное християнство в тишине и в покое и во благоденственном житии учинити хотим» – счастья всем даром, и пусть никто не уйдет обиженным.

Большинство приграничных крепостей капитулировали практически бескровно, а армия, получив известие о кончине Годунова, присягнула «царевичу Дмитрию», забыв о наследнике Бориса Годунова, Федоре. Почему так произошло?

Во-первых, традиционная модель наследования власти оказалась сильнее новой для культуры модели избирательной власти.

Во-вторых, приграничные крепости были очень недовольны введением государевой барщины – десятинной пашни. Им нужно было обрабатывать огромные земли и отдавать полученный урожай в крепости. Кромы (поселок в нынешней Орловской области) сдались самозванцу одними из первых.

Отдельного обсуждения заслуживает присяга Федору Годунову: в его крестоцеловальной записи содержалось обещание не служить преступнику, который называет себя Дмитрием Углицким. Принесшие клятву записывались священниками в крестоприводные книги, которые отсылались в Москву. Эти книги, в которых содержались имена людей, присягнувших Федору Борисовичу, Лжедмитрию I и Василию Шуйскому, были уничтожены из политических соображений, однако крестоприводная запись Лжедмитрию сохранилась в архиве гетмана Сапеги, хранящемся в Швеции. Алексей Михайлович прервал традицию клятвоприношения на кресте, поскольку она нарушала христианские заповеди, и заменил ее присягой перед Евангелием.

И вот народ принес присягу Федору Борисовичу, однако нарушил ее и сверг правителя, что, несомненно, создавало в умах людей диссонанс: нарушение клятвы перед Богом считалось страшным грехом. Вот и поди пойми, что делать простому человеку – оставаться верным присяге или вроде бы «истинному» царю?

Глава 5. Любовная история

В 1605 г., когда Самозванец уже был в России, Марина Мнишек предпочитала оставаться у себя в Самборе. Жених засыпал ее подарками: панагии, платья, украшения, ткани, меха… Но Юрий Мнишек медлил, мало ли что еще может случиться: сегодня есть успехи, завтра Самозванца прогонят.

Однако пришла весть о том, что на горизонте появилась прекрасная Ксения, – и Мнишеки решили действовать. В Польше было проведено обручение – обмен кольцами, причем вместо жениха присутствовал Афанасий Власьев, глава Посольского приказа.

Жан-Фр. Виллен. Портрет Марины Мнишек, литография. XIX в.

Появившись в Москве, полька шокировала горожан своими одеждами: белые платья с открытыми плечами, распущенные волосы. Пара вообще любила нарушать запреты: Гришка Отрепьев ел телятину – почему это предосудительно? Вот что писал об этом Буссов: «В субботу 10 мая, на третий день свадьбы, царь приказал приготовить в кухне все по-польски и среди других кушаний – вареную и жареную телятину. Когда русские повара увидели это и рассказали всем, в царе стали сильно сомневаться, и русские стали говорить, что он, верно, поляк, а не московит, ибо телятина считается у них нечистой, и ее не едят. Они это молча стерпели, выжидая удобного случая».

А еще Самозванец носил гусарский наряд, его жена ходила в платьях с узким лифом, устраивала танцы на манер польских вечеринок, причем танцевала не только с мужем, устроила маскарад – нечто совершенно невообразимое для царской семьи в глазах подданных.

Это привело к тому, что про царя начали перешептываться: «12 мая в народе стали открыто говорить, что царь – поганый, он не ходит больше в церковь так часто, как раньше, живет, во всем придерживаясь чужеземных церемоний и обычаев, жрет нечистую пищу, в церковь ходит не помывшись, не кладет поклонов перед святым Николаем, и, хотя с первого дня свадьбы до сегодняшнего дня каждое утро приготовляется баня, он со своей языческой царицей еще не мылся. Должно быть, он не московит, et per consequens non verus Demetrius».

Глава 6. Окончание отрепьевского просперити

В 1605 г. в Успенском соборе Кремля Лжедмитрия I венчали на царство, а через год он погиб во время городского восстания. Василий Шуйский организовал заговор, вылившийся в бунт, в ходе которого в мае 1606 г. горожане и армия перебили поляков, прибывших на свадьбу самозванца и Марины Мнишек и творивших пьяные бесчинства на улицах города. Убили и Лжедмитрия: народ был недоволен правлением самозванца, обещание прекрасной жизни не сбылось. Правление его длилось недолго.

Тела Отрепьева и его приспешника, Басманова, который предал Годунова и остался верным самозванцу до самого конца, решено было подвергнуть позорной казни. В течение первого дня они лежали в грязи посреди рынка. На тело Отрепьева бросили маску, одну из тех, которые сам царь готовил для придворного карнавала, в рот воткнули дудку, под стол бросили труп Басманова. Тело самозванца было обезображено до неузнаваемости, и это сыграло злую шутку с правительством Шуйского: народ сразу начал подозревать, что царь-то спасся. Маржерет писал об этом:

«Покойного Дмитрия, мертвого и нагого, протащили мимо монастыря императрицы – его матери – до площади… и положили сказанного Дмитрия на стол длиной около аршина, так что голова свешивалась с одной стороны и ноги – с другой, а сказанного Петра Басманова положили под сказанный стол».

Похороны Лжедмитрия сразу же обросли легендами: то морозы ударят – и это приписывалось волшбе расстриги, то слышали пение на могиле, то тело оказалось у богадельни – слухи множились, приобретали умопомрачительные, пугающие подробности. От греха подальше, чтобы Отрепьев не стал заложным покойником (то есть умершим не своей смертью человеком, не нашедшим успокоения после смерти), смущающим покой горожан, его сожгли и прахом выстрелили в сторону Польши из пушки. И народ опять же приписал это ошибке бояр: казнили не царевича, а труп сожгли, чтобы нельзя было идентифицировать личность погибшего.

Как прекрасно написал Тимофеев во «Временнике»: «По началу был и конец его, потому что был он столь бесстыден и нагл, к тому же и дерзок, как Иуда, который осмелился быть на Тайной вечере».

Парадоксов в этой истории немало:

1. На царство венчали человека, чье настоящее имя было предано анафеме.

2. В самозванце мать царевича Дмитрия «узнала» своего сына.

3. Правда, потом отреклась от него, признавшись, что «узнала» его из страха.

4. Шуйский вначале тоже признал в самозванце Дмитрия, а потом снова сказал, что настоящий царевич погиб в Угличе.

5. После смерти самозванца Шуйский быстро инициировал канонизацию Дмитрия Углицкого.

Срочно собранный в июне Земский собор избрал новым царем боярина Василия Шуйского – того самого, под чьим руководством народ сверг Лжедмитрия.

Глава 7. Шуйский и слом парадигмы

После убийства Дмитрия уже никаких соборов не было: Василий венчался в спешке – к Москве подошел Болотников. В конце мая 1606 г. по городам разослали грамоты, в которых утверждалось право Шуйского на престол «по степени» – от Пруса (это легендарный брат императора Августа, причуда московских государей XVI в., которые приписывали себе родство с этим братом и, следовательно, принадлежность к римским императорам), а через него от Рюрика.

Мы уже привыкли к тому, что на Руси была определенная идеология: есть царь, он на русской земле такой один и правит он единолично, самоуправно, как бог правит на небе. Представьте себе удивление людей, когда в 1606 г. к ним в города разослали не только традиционные крестоцеловальные записи, но и грамоту о том, что новоиспеченный царь присягает на кресте в том, что будет царствовать только в диалоге с боярами, без самоуправства. Казалось бы, прекрасная демократичная инициатива – почему тогда ее приняли с настороженностью?

Василий IV Иванович Шуйский, портрет из Царского титулярника. XVII в.

Потому что это действие не подкреплялось традицией: не было ссылок ни на священную историю, ни на опыт Византии, ни на мифологемы, привычные русской культуре. Многое может объяснить и принять русский человек, дай ему только зацепку в виде традиции. Тут такой зацепки не было.

Польская гравюра по дереву с прижизненным портретом Василия Шуйского. 1610 г.

Летописцы, конечно, не преминули отметить небывалость такого поведения: «Он же нача говорити въ соборной церкви, чево искони век в Московском государстве не повелось, что целую де крест на том, что мне ни нат кем ничево не зделати, без собору никакова дурна: отец виноват, и над сыном ничево не сделати; а будет сын виноват, отец тово не ведает, и отцу никакова дурна не зделати». Следует отметить, что бояре пытались его отговорить от крестоцеловальной клятвы, – как мы увидим дальше, они в целом были силой консервативной в своей массе.

Однако спустя четыре года идея ограничить царскую власть уже не казалась одиозной. Призывая на российский трон королевича польского Владислава, бояре позаботились о формулировании условий, на которых поляк вступит на престол.

Уже к 1610 г. формируется убеждение людей о том, что царя можно ограничить во власти и даже свергнуть с трона. Например, Шуйскому писали о том, что не хотят ему служить и бьют челом, «чтоб государь государьство оставил». Видимо, эта эпоха оказалась очень чувствительной к введению новых традиций.

К. А. Фишер. Архангельский собор на реставрации. Вид торцов надгробий царя Василия Ивановича Шуйского и других князей. 1905 г.

Шуйского «убрали» с престола и постригли в монахи. Не подумайте, что такая ситуация стала обыденностью, нет: патриарх Гермоген писал в своем «Воззвании ко всему русскому народу» о том, что свержение Шуйского боярством – отступление от бога, поскольку народ дал клятву на кресте служить этому монарху. Низложение царя стало лакмусовой бумажкой, позволяющей отследить изменения в восприятии власти: представление о богопоставленности власти не смогло больше препятствовать открытому бунту против правителя.

Основы царской власти в очередной раз поколебались.