Текст книги "Дожить до рассвета"

– Чувствуешь разлом в Земле-матушке?

Колдунья кивнула, окинув взглядом храмы Перуна и Велеса, стоящие друг напротив друга. Великие боги, извечно оспаривающие право сильного, даже здесь сошлись в противоборстве за силу. Сила, бьющая ключом из самых недр Земли, была чудотворной. Больных она от хворей исцеляла, слабым добавляла здоровья. Чернава прикрыла глаза, взглянув на храм Велеса сквозь пелену мира духов, и восхищенно охнула. От святилища исходило сияние, устремившееся потоком к небесам. Древний бог, чей день рождения сегодня праздновали многие племена и народы, радовался их дарам.

Чернава открыла глаза, испуганно взглянув на Правителя:

– Мне туда нельзя! – она непроизвольно коснулась живота.

Великий чародей понимающе кивнул, взглянув на небеса, откуда приближались корабли остальных Уров.

– Знаю, Чернава. Мы не станем входить в храм. Сегодня родился Великий Велес, помогающий простому люду. В отличие от Перуна он не приемлет войны, даруя людям блага и свое милостивое покровительство. Великий скотий бог, бог лесов, бог животных. Пускай же люди сами отблагодарят за его благодать. Мы лишь возрадуемся вместе с ними и проследим, дабы никто не преступал законов, оскверняя праздник.

Корабли Уров спустились на площадь, и один за другим великие старцы ступили на землю. Чернава съежилась под их пронзительными взглядами, словно была чем-то виновата перед ними.

Приветствуя Великих Древних, Правитель прошептал ей:

– Не бойся, колдунья. Они не причинят тебе зла, хотя и любви они к тебе не питают.

Чернава нахмурилась, встречая Уров холодным взглядом волчицы, готовой сражаться за свою жизнь.

– За что они меня так ненавидят?

Правитель не ответил ей, лишь указав пальцем в сторону длинной улицы:

– А вот и весталка объявилась. Начинается.

Дородная пышногрудая баба средних лет, слывшая в Асгарде известной ведуньей, быстро шла по улице, заглядывая в каждый двор.

– Эй, хозяйка! Выходи на опахивание!

Из дома выскочила немолодых лет баба, быстро захлопывая дверь перед носом любопытного мужа:

– Куда прешь! Дома сиди.

Весталка расхохоталась, прикрикивая из-за калитки:

– Правильно, хозяйка. Не пускай быка за ворота. Покуда опахивание не закончим, нечего бугаю по двору шататься.

Войдя в хозяйский хлев, весталка взмахнула веником, окропляя коров водой.

– Пускай хворь стороной их обходит. Быкам – силушки, коровам – приплода. Да будет полным их вымя, как полно оно у небесной коровы Зимун. Да оградит их Велес от ведьминого сглаза.

Весталка вышла из хлева, быстро направляясь к следующему дому. Накинув на голову пуховой платок, хозяйка последовала за ней. Так, переходя от дома к дому, весталка собрала немалое женское воинство, все ближе продвигаясь к храму Велеса.

Из дворов выбегала любопытная детвора, радостно возглавившая ритуальное шествие. Шустрые мальчишки предусмотрительно держались на расстоянии от воинственно настроенных мамаш. Весело подпрыгивая, они сбивали с крыш остроносые сосульки, приговаривая:

– Велес-Велес, сшиби рог с зимы!

Чернава недоуменно наблюдала за происходящим. Лица идущих к храму женщин были суровы в своем фанатизме. Оглянувшись на Правителя, она словно задала ему немой вопрос.

Ур улыбнулся, тихо прошептав в ответ:

– Да, Чернава. Не дай бог сейчас кому-либо с дурными мыслями перейти этим бабам дорогу – затопчут. У нас каждая баба, дите родившая, – ведунья. Все они, понятное дело, люди добрые. Только когда наступает день борьбы со злом – беспощадней врага не найдешь. – Правитель умолк, наблюдая за шествием и пытаясь подобрать правильные слова: – У нас день Велеса отмечают не так, как в ваших племенах. Древний бог многолик в своих проявлениях. У вас он медведь – хозяин леса, дарующий охотникам добычу. А у нас бык – символ плодовитости скота. А для арийских жен нет ничего более важного, чем плодовитость. Вот они и пекутся, чтобы коровы не хворали, телят здоровых рожали.

Чернава удивленно окинула идущих взглядом, через мгновение оценив правдивость слов Ура. От странного шествия, в коем насчитывалось уже более сотни женщин, стало исходить сияние силы. Это не было колдовским талантом, коим обладали ведьмы Стояна. Это была сила массы, сила, слившаяся в едином потоке и устремленная к единой цели – храму Велеса.

– Почувствовала? – Правитель внимательно наблюдал за ее реакцией. – Сегодня для них важный день. Твоя хозяйка Морана теряет силу. Великий Велес очистит землю от ее лютого холода, и весна утвердится в своем праве. А с ней – и первая борозда пахоты.

Будто в подтверждение его слов, женщины подошли к храму Велеса, остановившись у входа в капище. Казалось, они не замечали ни Правителя, ни Великих Уров. Действо, которое они свершали, было для них важнее всего в этом мире. Весталка взмахнула рукой, громко прокричав на всю площадь:

– Ну-ка, бабоньки, тащите соху. Пришла пора Волосу шерстку расчесать!

Весталку быстро впрягли в соху, словно быка.

– Давай, родимая, проложи борозду поглубже, чтоб зерно в земле укрепилось!

Размахивая косами, серпами и всякой разной земледельческой утварью, бабы двинулись за сохой, подбадривая натужно кряхтящую ведунью.

– Во имя хлеба родимого! Во славу Велеса Великого! Сбрось с себя, земля-матушка, студеное покрывало! Пробудись от сна зимнего, обнажи свое тело горячее! Да взрастет в тебе колос колосистый, да украсит твое тело волос золотистый!

Чернава задумчиво наблюдала, как вокруг храма троекратно прокладывают борозду, взывая к земле о плодородии. Наконец-то обряд опахивания был завершен, и из домов к храму стали сходиться мужики, неся в руках дары древнему богу изобилия. Десятки, затем сотни и вскоре тысячи людей столпились у врат храма, спеша поднести Велесу сладкие кушанья. Мед, орехи, молоко – все, что дарило жизнь и здоровье, возлагали к жертвеннику бога. Стены капища безмолвно взирали на просителей пустыми глазницами коровьих черепов, словно отыскивая взглядом злых духов, препятствующих празднованию.

Наконец-то Чернава кивнула, удовлетворенно оборачиваясь к Правителю:

– Кажется, я поняла...

Ур сурово оборвал ее на полуслове:

– Ничего ты не поняла. Мы чтим как светлых, так и темных богов. Нет света без тьмы, добра без зла. Даже для Мораны и Чернобога в нашей жизни есть праздничные дни. Мы так же восхваляем их величие, как величие светлых Перуна и Велеса. Но мы плюем трижды через плечо, отрекаясь от зла, и просим их не творить в наших судьбах горя. Ибо не место этим богам в Яви! – Правитель умолк, взяв ее под руку и направляясь к кораблю. – Спрашиваешь, отчего Уры тебя ненавидят? Я отвечу тебе, Чернава. Оттого ненавидят, что суждено тебе разрушить нашу светлую жизнь. Тебе и сыну твоему, что взрастает в твоем чреве.

Взойдя на борт корабля, Правитель решительно взмахнул рукой, поднимая ладью в небеса. Обернувшись к растерянной Чернаве, он продолжил свою беспощадную речь, пытаясь перекричать шумные порывы ветра:

– Морана нарекла тебя Ледеей, наделив силой, способной погасить искру жизни в нашем мире! Когда ты родишь сына от отца демона, не будет он знать жалости ни к чему живому. И он уничтожит все, что уцелеет после битвы Добра и Зла. И не будет ему равного противника. Борись с этим, Чернава, богами тебя заклинаю! Иначе явятся беспощадные демоны и превратят наш мир в Пекло! Вижу в тебе силы отречься от Зла! Борись!!!

Правитель направился на нос корабля, задумчиво вглядываясь вдаль. Сидя под трепещущими парусами, Чернава плакала, бережно сложив ладони на своем плодоносном чреве. С каждым светлым днем ее темный малыш подрастал, готовясь исполнить свою миссию на земле.

Глава 6

Стоян не находил себе места, прикидывая в уме, надолго ли хватит казны, захваченной им у полян. С каждым днем его переполненные ранее сундуки таяли, словно снег по весне. Прокормить такое воинство в зиму – обходилось недешево. Разграбленные им полянские деревни едва концы с концами сводили, выживая лишь благодаря силкам и охоте. Междорожцы ушли в леса, забросив за спины пустые котомки. Воинство Чернобога обрекло их на голодную смерть, вырезав подчистую весь домашний скот. Лишь отправленные к рассенам гонцы порадовали Стояна вестью. Князь Велислав готов был продать ему скот. Правда, запросил он втридорога, но по зиме оно и понятно. Стоян не имел ни сил, ни желания ввязываться в бессмысленную войну с рассенами. Он не боялся этих трусливых шакалов, нападавших лишь исподтишка. Впереди предстояла главная битва, от которой зависело его будущее у престола Отца-Чернобога.

Так же он не боялся и мести харийцев, чья гордость была уязвлена поражением от Безобраза. Харийцы были яростными воинами, но только лишь когда дело касалось войны за собственные земли. Потерпев поражение у подножия горы Ара, они надолго запомнят преподанный им урок.

Однако сидеть без действия было глупо. Его воинству нужна была свежая кровь. Необходимо удвоить армию, лишь тогда он сможет выступить против Асгарда. Ему нужны были воины из народа хатти, чьи земли находились в седмице пути на полдень. Дальние потомки атлантов, жалкие подобия своих предков, сотни лет скрывающие ненависть к его врагам – арийцам.

С рассенами дело обстояло иначе. Храбрецами их народ никогда не слыл, однако на своей земле они бились славно. Как говорится: в своей конуре и пес хозяин. Ведьмак не желал войны с этим народом, ему нужен был лишь скот. С полуночи – того и гляди вновь пожалуют арийцы. И в этот раз Правитель не ограничится двумя десятками тысяч воинов. Потерпев поражение в прошлой битве, Асгард с еще большим рвением увеличит набор воинов. Едва лишь сойдут льды, стянувшие берега, и выйдут в Северное море его ладьи.

Ведьмак задумчиво хмурился, принимая решение. Жадность рассенского князя беспокоила его. Сегодня наступил день Велеса, и снегу осталось лежать недолго, три седмицы от силы. А потом снова война. Наконец-то сделав свой выбор, он обвел взглядом оставшихся братьев. Пастух, Падун и Безобраз еще седмицу назад были отправлены им на поиски волхвов. Вандал с Лиходеем молчаливо сидели за столом, ожидая его решения.

– Вандал, – тихо окликнул Стоян, испытующе глядя в глаза молодого ведьмака, – сегодня я покину город. Путь мой лежит к народу хатти. Потомки атлантов сильные воины, хоть слава их и быльем поросла. Не одолеть нам Асгард без их воинов. Со мной пойдут пять сотен лучших волков. Я возьму с собой самых сильных и кровожадных воинов. Лишь уверовав в нашу силу, хатти примкнут к нам. Слабому никто не протянет руку помощи. – Стоян на мгновение умолк, обдумывая свои дальнейшие слова, и усмехнулся, добавив: – За старшего тебя оставляю. Моли Чернобога о милости, если по возвращении мне придется сражаться с тобой за свою власть. Ибо тогда не жди от меня пощады.

Вандал поднялся из-за стола, не отводя глаз от пристального взгляда Стояна. Вынув левой рукой из-за голенища сапога охотничий нож, он ловко перебросил его, стиснув лезвие ладонью. Покосившись на свою медвежью лапу, заменившую ему правую руку, молодой ведьмак протянул нож к Лиходею, прошептав:

– Помоги мне, брат.

Взявшись за рукоять, Лиходей недовольно скривился, потащив нож из ладони брата и орошая стол бурыми каплями крови. Не поморщившись, Вандал прорычал, обращаясь к Стояну:

– Кровью своей колдовской клянусь! Все, что принадлежит тебе, будет возвращено тебе по праву. Принимаю твою власть из рук в руки на сохранение. – Вандал разжал кулак, роняя нож наземь. Взглянув на свою окровавленную ладонь, он прошептал, отводя взор: – Прости меня, брат, гордыня разум затмила.

Стоян удовлетворенно кивнул, оборачиваясь к Лиходею.

– Устал я от ожидания. Сидим в этом проклятом городе, словно медведь в берлоге, жир проедаем. Ждем, пока псы асгардские у стен соберутся! К рассенам пойдешь, Лиходей, казну повезешь. Велислав согласился продать нам скот. Сотню рысичей с собой возьмешь, чтобы стадо не разбежалось. К тому же рысичи вроде как родичи с рассенами. Поди, своих на куски резать не станут. А по ходу дела поговори с князем, мол, весна на носу, можем воинов задорого нанять. Тамошний князь жадный, поэтому в обещаниях не скупись. – Стоян криво усмехнулся, глядя на кровь Вандала, оросившую стол. – А там поглядим, как расплатимся.

Лиходей кивнул, поднимаясь с лавки и быстро направляясь к выходу.

Сердце тревожно екнуло в груди Стояна, глядевшего ему вслед.

– Осторожней с ними, брат. Сильны мы сейчас, боятся нас рассены. Только мало ли что... Мороку с собой возьми, она колдунья толковая. – Стоян встал из-за стола, набрасывая на плечи тулуп. – Да и мне пора в путь собираться. Хатти народ гордый – лишь сильный может заставить их царя преклонить колени.

* * *

Всеведа страстно обняла Ярослава, крепко прижимаясь к нему всем телом. Ночь любви, проведенная в ее объятиях, наконец-то утихомирила буйство медведича, вызванное ее слепотой. Ярослав горестно вздохнул, зарывшись лицом в растрепанные волосы любимой.

– Я убью их всех. Обещаю тебе.

Встрепенувшись, колдунья отстранилась от него, удивленно спросив:

– Кого, Ярославушка?

Медведич, нахмурившись, поднялся с постели, подошел к окну.

– Того, кто лишил тебя дара. Может, Уры и чародеи, только мечу все одно, чью кровь пить. И Правителя убью! – Его голос стал звонче стали, когда мысли вернулись к похищенной Ледее. Колдовство заклятия, призванного охранять дочь Мораны, жгло его изнутри. – Ледею не уберег. Каждую ночь мне снятся кошмары. Просыпаюсь в холодном поту, за меч хватаюсь! Все умрут. Я так решил.

Всеведа покачала головой, пытаясь подобрать нужные слова:

– Того, кто дар мой отнял, более нет в Яви. Только зла я на него не держу, Ярослав. Я благодарна ему за то, что он сделал. – Девушка лишь крепче прижалась к Ярославу, словно пыталась удержать любимого от необдуманного поступка. – Они правы, слышишь, милый? Это мы ошибались. Обманул нас Стоян, колдовством он наш разум опутал.

Ярослав уперто покачал головой, не желая принимать истину.

– О чем ты? Стоян о нашем благе печется. Он к свободе нас ведет! Разжирели князья-упыри, к простому люду присосавшись!

Всеведа расплакалась, понимая, что не он один – все воинство одурманено колдовством. Люди словно ослепли, безропотно следуя за ведьмаком и разрушая все на своем пути. И ничего она не могла с этим поделать теперь, лишенная дара. Даже если бы и был он с ней, разве смогла бы она осилить ворожбу древнего демона. Девушка прижалась к Ярославу.

– Лишив меня дара, Ур подарил мне надежду. Если позволит матушка Макошь, понесу я ребеночка с сегодняшней ночи. Слышишь, милый?

Ярослав кивнул, пробормотав, словно во сне:

– Ребенок – это хорошо. Сына хочу. Я сделаю из него славного воина!

Ярослав погрузился в прошлое, вспоминая, как брат Малюта учил его бою на мечах.

– Не проваливайся при ударе! – Старший брат отвесил Ярославу затрещину, заставляя того от обиды гордо выпрямиться. – Нож на пояс нацепи. Вот так. Пару раз по причинному месту стукнет, враз отучишься кланяться. Спину ровно держи!

Насупившись, двенадцатилетний братишка вновь взмахнул палкой, целя в мнимого врага.

– Шаг короче! – Малюта подцепил брата ногой за пятку, роняя его наземь. – Поди не журавль, чтоб так ноги расставлять?! Я тебя научу настоящему бою... Не злись, Ярослав, злой воин – мертвый воин. Холодной должна быть твоя голова.

Всеведа отвернулась от милого, вытирая ладонью бесполезные слезы. Осознавая всю свою беспомощность перед магией Стояна, девушка замолчала, уповая лишь на судьбу. Она очень устала. Мир, ранее радовавший своей гармонией, вдруг словно вывернули наизнанку, показывая ее взору все самое мерзкое. Стоян. Вот она тень Великого Зла, растущая в лучах уходящего солнца. Как все изменилось за последний год. Ведьмы перестали улыбаться, перестали радоваться своей ворожбе. То, что раньше их так возвышало над остальным людом, теперь приносило лишь горечь и боль. Всеведа вновь всхлипнула, вспоминая Недолю. Каждое утро, умываясь у кадки, седовласая колдунья плакала, глядя на свое отражение. Тысячи жизней оборвала ее рука, исполняя волю Стояна. Десятки морщин беспощадно избороздили ее некогда молодое лицо. Седые локоны, ранее едва пробивавшиеся в ее смоляных водопадах волос, теперь густо укрывали голову. И с каждой погубленной жизнью они все прибывали и прибывали. Теперь из водной глади на нее взирала старуха. Конечно, можно и ворожбу навести, к Мороке за помощью обратиться. Только ведь воду – ее не обманешь мороком. Все покажет как есть. Всеведа вздрогнула, вспомнив участь, постигшую Умору. Сколько горя она принесла полянам, наслав на город черный мор. И что? Наказание пришло незамедлительно, явившись в лике беспощадного воина. С ней и полегла Ядвига, чьи отравленные стрелы испортили кровь асгардских дружинников.

Всеведа проглотила тяжелый ком, подкативший к горлу. Расплата. За все содеянное зло в этой жизни наступает расплата. Знать бы наперед, какая расплата ожидает ее саму. А в том, что расплаты ей не миновать, она не сомневалась. Каждый человек сам выносит себе приговор, одобряя либо осуждая свои поступки. Иногда боги с ним не соглашаются, и тогда Карна призывает заблудшую душу, вновь направляя ее на путь истинный. И хорошо, если так. Ибо есть и другой путь – путь в Пекло, из которого нет возврата.

Сквозь слезы Всеведа улыбнулась, понимая, что Элкор оказал ей неоценимую услугу, уводя в сторону с пути погибели. Как же ей теперь уберечь Ярослава? Всеведа вздрогнула, вспомнив последнюю битву, в которой молодому медведичу здорово досталось. Когда асгардцы ворвались в их лагерь, Всеведа бежала прочь вместе с остальными ведьмами. Лишь потом, когда испуганное сердце перестало рваться из груди, она потянулась сознанием к полю битвы в поисках любимого. Могучий воин встал у него на пути. Долго они бились, ни пяди не уступая друг другу. А затем, когда клинок Ярослава дотянулся до врага, в небесах грянул невиданной силы гром. Словно Перун прикрикнул на обезумевшую Явь. Всеведа задумалась. Странным был тот гром, будто все боги собрались на небесах, наблюдая за поединком ее суженого с тем воином.

– Ярослав?

– Что, милая? – словно издалека отозвался медведич, опечаленный грустными размышлениями.

– Скажи, а с кем ты бился, когда похитили Ледею?

Ярослав удивленно пожал плечами, пытаясь вспомнить размытое в памяти лицо.

– Я не помню его, милая. У него много ликов, ни одного не запомнить. Лицо – словно туман перед глазами. Но он очень сильный воин. Настоящий. Он ждет меня в Асгарде.

Всеведа удивленно вскинула бровь, понимая, что нащупала путеводную нить.

– Откуда ты знаешь, что он ждет тебя? Почему именно тебя?

Ярослав пожал плечами, сам не понимая, откуда в его голове родились подобные мысли.

– Наш поединок с ним не окончен. Я чувствую его призыв. Не бойся, моя маленькая колдунья. Я обязательно одолею его. Когда-то мне казалось, что в мире нет никого сильней моего брата. Сейчас же... Я думаю, что стал сильней. Что-то изменилось во мне. Едва лишь начинается сеча – безумная ярость овладевает мной! Я чувствую, что способен одолеть всех врагов! Моя рука не знает усталости, разя их клинком!

Всеведа обняла медведича, пытаясь нежностью угомонить рвущуюся из него ярость. Трепетно проведя кончиками пальцев по колкой щетине его бороды, она прошептала:

– Почему ты так жаждешь битвы с тем воином, милый?

Ярослав напряженно замер, борясь с самим собой. Сердце его учащенно забилось в груди, и он неуверенно произнес.

– Я должен. Я обязан доказать, что сильней его. Он встал на моем пути!

Всеведа схватила Ярослава за ворот рубахи, притягивая к себе, и закричала:

– На пути к Ледее?! Это проклятое колдовство заставляет тебя проливать кровь! Ты рвешься вперед, бросаясь грудью на клинки! Кто тебе дороже, я или она? Неужели моя любовь слабее ее зова?! Отвечай!!!

Ярослав сжал голову обеими руками, с безумным рычанием выдавив из себя ответ:

– Я не знаю! Не знаю! Чего ты хочешь от меня?!

Не прекращая его трясти, Всеведа кричала, пытаясь добиться ответа:

– Меня или ее! Ответь, Ярослав! Кого из нас ты бросишь умирать на поле битвы?! Кто в этой жизни для тебя важней?!!

В ярости оттолкнув ее в сторону, Ярослав бросился к кадке с водой, стоящей в сеннике.

– Не знаю!!!

Окунув голову в воду, он пытался погасить невыносимо жгучую боль в висках. Всеведа всхлипнула, радостно поднося руку к взволнованной груди. Любовь – вот то великое волшебство, перед которым не устоит никакая ворожба. Печать Ледеи дрогнула, когда Ярослав встал перед самым сложным в его жизни выбором. И для того, чтобы почувствовать это, ей не нужно быть ворожеей. Он стал думать – и стал сомневаться в своей правоте.

Ярослав, задыхаясь, вынырнул из воды, безумно озираясь по сторонам.

– Что со мной? Что со мной, Всеведа? Да что же это со мной происходит?!!

Девушка подошла, прижимаясь к его груди и тихо нашептывая слова любви:

– Ничего, мой хороший. Просто ты ослеплен злой ворожбой. – Она стала осыпать поцелуями его лицо. – Я не позволю им забрать тебя. Ничего не бойся. Главное помни, что я люблю тебя. Помни это, милый.

...Поутру закричали горластые петухи, заставляя горожан недовольно кутаться в теплые шубы. Снежная зима засыпала город высокими сугробами, словно насмехаясь над жителями: мол, не спите, лежебоки, пора браться за работу. И молодые парни выходили из домов, подгоняемые суровыми окриками родителей, брались за широкие деревянные лопаты и расчищали от снега дворы. Зима – суровая пора года, земля отдыхает от пахоты, укрывшись снежным покрывалом. Скотина жует сухое сено в стойле, тоскливо подумывая о сочной луговой траве. Так и человек, затянув потуже пояс, ждет не дождется долгожданной весны.

Продрогшая после ночного дежурства стража притопывала у городских ворот, пытаясь согреться от лютого холода. Другой бы раз спали себе в теплой комнатушке, сидя у печи, кабы не беда полянская. Молодой рассен, стоящий на смотровой башне, укутался в теплый тулуп так, что торчал лишь один красный нос. Кусачий ветер заставлял его втягивать голову в плечи, щуря глаза от колючей снежной крупы. Испуганно вытянувшись струной, парень вдруг протер лицо рукавицей, стряхивая снег с ресниц. Напряженно вглядываясь вдаль, он выругался на чем свет стоит и, перегнувшись через ограждение, заорал:

– Старшина! Древляне идут! Поднимай гарнизон!!!

Скрипнув дверью охранной сторожки, во двор выбежал испуганный старшина, на ходу затягивая ремень. По-медвежьи косолапя, крепкий дядька, коему уже перевалило за пятый десяток, сопя, полез вверх по лестнице. Другой раз молодой стражник получил бы затрещину за то, что разбудил старшину. Получил бы, если бы не зимовал враг в домах братьев полянских да не пировал за их столами, празднуя победу. Наконец-то взобравшись по лестнице, старшина нахмурился, разглядывая приближающихся воинов.

– Явились, окаянные. – Обернувшись к молодому стражнику, старшина таки отвесил ему затрещину. – Чего стал столбом?! Бегом к воеводе! Одна нога здесь – другая там!

Не доехав ста шагов до городских ворот, воины остановились, повинуясь команде Лиходея. Весело поглядывая друг на друга, рысичи посмеивались, дивясь искусству Мороки. Осознавая всю опасность визита к рассенам, колдунья расстаралась на славу, придавая воинам грозный вид. Их взгляды сверкали ненавистью, широкие плечи бугрились в доспехах, кривые улыбки рассекали скуластые лица хищными оскалами.

Лиходей лишь окинул их мимолетным взглядом, оценивая ее старания, и обреченно покачал головой:

– Брось попусту силу тратить. Лучше пятки нам заворожи.

Морока удивленно покосилась на ведьмака:

– Как это, пятки заворожить?

– Чтоб не сверкали, как бежать от них станем. – Лиходей горько усмехнулся собственной шутке. – Морока, ты, если что, на рожон-то не лезь. Коли моргну, значит, совсем дело худо, попробуй в толпе затеряться. Да и сейчас на людях не кажись, скройся среди воинов.

Занимаясь с Безобразом сотню лет разбоем, Лиходей не боялся битв. Ничто так не радует воина, как пролитая его мечом кровь. Наложенные на его тело сотни наговоров защищали от многих неприятностей. От меча булатного, от стрелы, от петли, от камня, рукой брошенного. Но от всего защититься невозможно, и колдун это хорошо понимал. Западню он чувствовал за версту, ибо сам не единожды заманивал врагов. Вот и сейчас сердце тоскливо заныло в груди, предчувствуя беду. Однако приказом Стояна он не мог пренебречь. Им нужен был скот, чтобы прокормить воинов.

Со смотровой башни выглянул немолодой страж, громко прокричав:

– Кто такие будете? Чего надо?

Лиходей неторопливо выехал вперед, приближаясь к воротам и мерзко ухмыляясь старшине.

– Отворяй! К князю посланники древлянские пожаловали!

Старшина обернулся, видя, как по лестнице взбирается тысяцкий. У ворот уже собралось несколько сотен воинов гарнизона, выстраиваясь в боевом порядке. Лучники торопливо взбегали на стены, один за другим занимая места у бойниц. Тысяцкий выглянул наружу, грубо отодвигая старшину рукой:

– А ну, дай гляну. От кого, говоришь, пожаловали?!

Лиходей усмехнулся, отбрасывая с лица прядь волос, и взглянул на тысяцкого своим вторым глазом, слегка косящим в сторону. В отличие от колдуний, его искусство не требовало особых слов и обрядов. Для Лиходея сглазить человека – было делом нехитрым, лишь косо глянь да слово нужное шепни.

– Ты, часом, не оглох, воин? От древлянского князя мы пожаловали, от князя Стояна!

Тысяцкий смерил взглядом сотню воинов, прибывших с послом, и расхохотался, чувствуя, что сила на его стороне.

– Что-то не припомню я такого князя! Времена нынче неспокойные, каждый князем норовит стать!

Ратники у ворот весело захохотали, поддерживая издевку тысяцкого. Лиходей злобно сверкнул глазом, прошипев, словно змей:

– Не припомнишь, говоришь? Видать, ты головой сильно зашибся, раз князя древлянского забыл! Отворяй ворота, некогда мне с тобой переговариваться!

Морока, спрятавшаяся среди конных рысичей, лишь усмехнулась, почувствовав незримую вязь ворожбы. Проклятие Лиходея голодной лярвой метнулось к наглому тысяцкому, окутывая темным облаком его голову.

– Отворить ворота! Сопроводите этого... посланника к князю! – крикнул страже оскорбленный тысяцкий, принявшись спускаться со смотровой башни.

Едва спустившись до середины лестницы, он оступился на оледеневшей ступени и кубарем покатился вниз. Хватаясь руками за воздух, тысяцкий кулем рухнул наземь, сильно ударившись головой.

Растерянные ратники склонились над своим командиром, пытаясь привести его в чувство.

Сотня Лиходея неторопливо въехала в распахнутые городские ворота. Взглянув на растерянных воинов, собравшихся у бездыханного тела тысяцкого, ведьмак усмехнулся:

– То-то он князя нашего запамятовал. На ногах еле держится!

Рысичи расхохотались в угрюмые лица рассенских воинов. Лиходей внимательно огляделся по сторонам, пытаясь отыскать хоть какой-нибудь признак западни. Все вроде было спокойно, ничего не предвещало предательства. Только слишком уж много воинов вышло их встречать. Сотен пять вооруженных до зубов ратников. Пытаясь отогнать дурные мысли, чтобы не накликать беду, ведьмак крикнул:

– Ведите к князю! Кто тут у вас теперь за старшего?

...Князь Велислав восседал на массивном деревянном троне, вынесенном на крыльцо, где и принято было встречать гостей. Зябко кутаясь в соболью шубу, старый князь подслеповато вглядывался в приближающихся воинов. Стоящий подле князя воевода поднял руку, приказывая воинам остановиться. Хорошо знающие свою службу ратники вмиг преградили рысичам дорогу, взяв под уздцы коня Лиходея. Воевода склонился к княжьему уху, что-то прошептал и получил в ответ утвердительный кивок.

– Посол может подойти к князю. Один.

Ведьмак недовольно скривился, спрыгивая с коня наземь, и, прихрамывая, пошел вперед. Князь был уже стар, недавно разменяв седьмой десяток. Его дрожащая от немощи рука то и дело ощупывала деревянный трон, словно сомневаясь в его крепости. Лиходей остановился, едва лишь стражники скрестили копья, преграждая ему путь.

– Здрав будь, князь Велислав. Древлянский князь Стоян шлет тебе привет и желает долгих лет жизни.

Велислав недовольно взирал на дерзкого посла, не желающего поклониться ему в пояс.

– И ты здрав будь, посол. С чем пожаловал?

Князь обшарил Лиходея взглядом, задержавшись глазами на тяжелом мешке, перекинутом через его плечо. Вид тяжелого мешка, звякнувшего монетами, вмиг улучшил его зрение. Ведьмак сбросил мешок с плеча, положив его к ногам старого князя. Заметив, как сверкнули глаза воеводы, склонившегося над казной, Лиходей нахмурился, процедив сквозь зубы:

– Здесь как договаривались. За сотню коров и три сотни овец. Можешь не считать, князь Стоян свое слово держит.

Князь Велислав взглянул на воеводу, утвердительно кивнувшего ему в ответ, и усмехнулся.

– Уж третий десяток лет я князь рассенский, только не припомню я среди древлян князя по имени Стоян. Воевода, может, ты слыхал про такого?

Воевода, нахмурившись, выступил вперед и окинул ведьмака наглым взглядом. Деловито уперев руки в бока, он прокричал, чтобы всем было слышно:

– Отчего ж не слыхал?! Это тот самый разбойник, что родной Древград огню предал. А потом и полян сгубил! Каков князь, таков и посол! Почему перед князем головы не склоняешь, скотина?!!

Лиходей криво усмехнулся, видя, как ладонь воеводы легла на рукоять меча. Помянув Стояна недобрым словом, ведьмак неторопливо оглянулся на Мороку, незаметно ей подмигнув. Спрыгнув с коня наземь, колдунья быстро затерялась среди сотни конных рысичей.

Стоящий в оцеплении рассен молодой ратник удивленно моргнул, увидев, как старая бабка пытается выбраться из конного отряда древлян.

– Понаехали тут! Чуть не затоптали, окаянные!

Ратник бросился к ней, хватая коней под уздцы:

– А ну, дайте бабке дорогу! Сюда ходи, мать. Как же ты там оказалась?

Болезненно перегнувшись в пояснице, бабка благодарно оперлась о протянутую руку воина.

– Ох, спасибо, сынок. Чуть не затоптали меня супостаты.

Пройдя сквозь угрюмый ратный строй, Морока скрылась в толпе городских зевак.

– Чего молчишь, посол? Язык откусил? Стража! – прорычал рассенский воевода.

Ратники угрожающе опустили копья, подступаясь к ненавистному древлянскому послу. Рысичи схватились за мечи, с горечью понимая, что это будет их последний бой. Видя, как Морока скрылась в толпе городских зевак, Лиходей наконец-то обернулся к разгневанному воеводе. Откинув с лица непослушную соломенную прядь, он громко расхохотался, обращаясь к князю:

– Это где ж такое видано, чтобы посла мечом встречали?

Велислав кивнул головой, соглашаясь с его словами, и с издевкой добавил:

– Посла убить – все одно что войну начать. Потому я так думаю: уехали вы от себя, а к нам так и не доехали. Правильно я говорю, воевода?