Текст книги "Сокровище рыцарей Храма"

– Ануш, как это ни горько мне говорить, но мы должны на некоторое время расстаться, – а сам в этот момент подумал: «Прости меня, любимая, за эту ложь! И прощай. Наверное, навсегда. Боюсь, что мы уже вряд ли когда свидимся». – Ты с детьми первым же пароходом отправишься в Америку. Я дам тебе письмо к нашим родственникам в Одессе, они помогут вам с билетами и со всем остальным.

Он долго думал над этим вопросом. И в конце концов пришел к выводу, что если уж его жизнь кончена, то нужно хотя бы спасти жену и детей. Ваник не поверил в щедрость и доброту карлы. Поэтому принял решение отправить своих домочадцев подальше, в Америку, где можно затеряться в большой массе людей, прибывающих туда со всех концов света каждый день и куда не достанут даже длинные руки вольных каменщиков. По крайней мере он очень на это надеялся.

Верная супруга Бабаяна не стала устраивать сцен. Она видела, что Ваник несколько последних дней был явно не в себе. Похоже, случилось что-то очень серьезное и даже страшное. Ануш лишь нахмурилась и спросила:

– Почему?..

– Так надо. И пожалуйста, не требуй от меня объяснений!

– Хорошо, хорошо, не буду… Это так срочно?

– Да, моя девочка, да! Более чем срочно.

– А как же ты?

– Я приеду… потом, – соврал Ваник. – Позже. Нельзя оставлять дело.

– Но у нас не так много денег, чтобы обосноваться в Америке…

– Деньги есть. Это вам на обустройство… на первое время.

Ваник достал из комода две шкатулки и открыл их. Вторую шкатулку черный карлик передал ему уже на кладбище. Он приехал, когда ставили надгробие. До этого за работами надзирал угрюмый неразговорчивый тип в плаще с капюшоном – ночью немного моросило.

Посмотрев на золотые червонцы, Ануш даже не ахнула от потрясения, только прижала сухонькие кулачки к груди и сильно побледнела. Теперь у нее уже не было сомнений, что ее Ваник опять влип в какую-то очень опасную историю, как это бывало раньше, в молодые годы…

Семья Бабаяна исчезла из Киева 28 июня 1914 года, ровно в тот день, когда в Сараеве был убит вместе со своей супругой эрцгерцог Австро-Венгрии Франц Фердинанд. А через месяц, 1 августа, Германия объявила России войну.

Глава 2
2007 год. Старый кладоискатель

Официально безработный кандидат исторических наук Глеб Тихомиров, главным (и тайным) занятием которого была «черная» археология, ехал к деду Ципурке, патриарху советского кладоискательства, которому недавно исполнилось девяносто лет. Он не стал выводить из гаража свою «ауди», а трясся в трамвае, готовом рассыпаться на ходу в любую минуту.

Последнее время ему начало казаться, что за ним ведется скрытное и очень профессиональное наблюдение. Глеб не видел своих преследователей, но ощущал их присутствие шейными позвонками. С какой стати?

На этот вопрос у него не было ответа. Возможно, он таился в профессии Глеба. Молодой Тихомиров слыл среди «черных» археологов докой, и у него дома хранились такие уникальные раритеты, что за них некоторые коллекционеры, не очень разборчивые в средствах для достижения своих целей, не пожалели бы ни денег, ни человеческой жизни.

Клан Тихомировых занимался не вполне законным кладоискательством с давних пор. Начало этому увлечению, ставшему для Тихомировых смыслом жизни, положил в эпоху Петра Великого инок Григорий, нечаянно узнавший тайну некоего артефакта, едва не стоившую ему жизни. В конечном итоге он бежал на Дон, где его приняли в казачий курень.

С той поры Тихомировы только тем и занимались, что рыскали по всей Российской империи (и даже за ее пределами) в поисках кладов и различных древностей. И, нужно сказать, делали это вполне профессионально и не без удачи, сопутствовавшей им почти во всех их изысканиях.

Благодаря тайному ремеслу Тихомировы жили безбедно при всех властях, но войны и сталинские репрессии сильно проредили их клан. И теперь кладоискательством серьезно занимались лишь Глеб и его отец, Николай Данилович. Он недавно защитил докторскую диссертацию, и в очередной раз подтверждал свой высокий статус в достаточно узком мирке экспертов по древностям в Англии, куда его в качестве консультанта пригласило на некоторое время руководство «Сотбиса»[15]15
  «Сотбис» (Sotheby and Co) – крупнейшее в мире аукционное предприятие по продаже произведений искусства, антиквариата, мемориальных предметов и коллекций. Основано в 1744 году в Лондоне С. Беккером; до 1917 года функционировало исключительно как книжный аукцион. С 1930-х открыты филиалы в Амстердаме, во Флоренции, в Милане, Мадриде, Париже, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе и других городах.


[Закрыть].

Дед Ципурка позвонил вчера, поздним вечером. Глеб очень удивился – до онемения, услышав его глуховатый голос со странным акцентом. Вообще-то старый кладоискатель был то ли чех по национальности (если судить по имени), то ли поляк (если принимать во внимание его отчество), но всю свою сознательную жизнь прожил в России и мог бы за долгие годы изучить русский язык досконально.

Ан, нет. В его речи иногда проскакивали явно иноземные (хоть и славянские) словечки и обороты. Наверное, Ципурка таким образом выражал глубоко упрятанный протест, присущий всем «окраинным» славянским народам по отношению к «старшему», более сильному и значимому в мировой истории «брату» – русскому народу.

Почти каждая нация считает себя пупом земли, а уж братья-славяне в этом отношении всех перещеголяли. Особенно отличаются поляки. Они носятся со своей «очень цивилизованной» прозападной Речью Посполитой, как дурак с писаной торбой, обличая Россию во всех мыслимых и немыслимых грехах.

Но Глеб, историк по образованию, почти наверняка знал, что именно служит польскому «паньству» постоянным раздражителем. Братки-католики никак не могут простить Минину и Пожарскому их славных деяний. Будучи во главе народного ополчения, эти два народных героя дали такого пинка под зад польской шляхте, захватившей Москву и мечтавшей навсегда покончить с Русью, что ее последышам и до сих пор больно.

Что касается чехов, то к славянам они уже имеют весьма отдаленное касательство. Онемеченные и окатоличенные, чехи во все времена по отношению к России старались в глазах Запада выглядеть святее папы римского. А уж Ватикан никогда не пылал страстной любовью к православным христианам. Скорее наоборот.

Ципурка попросил, чтобы Глеб срочно к нему приехал. На вопрос «Зачем?» – старый кладоискатель довольно туманно ответил: «Тебе будет интересно…»

Глеб недоумевал. Ему хорошо было известно, что Ципурка всегда соперничал с Тихомировыми. Конечно, это соперничество не превращалось в нецивилизованную разборку (при всем том Ципурка имел шляхетный гонор и честь), но мирок, в котором они вращались, был настолько мал, что любое неосторожное движение заканчивалось или оттоптанной ногой, или синяком на ребрах.

В общем, Глеб был сильно заинтригован. Ципурка не слыл пустословом, поэтому его намек Глеб понял, как и должно, – у деда было НЕЧТО, какой-то уникальный артефакт, способный заинтересовать такого доку в археологии, как Тихомиров-младший. Ведь старый кладоискатель точно знал, что Тихомировы на мякину не размениваются.

Дед Ципурка жил в пригороде, в старом купеческом особняке. В свое время – сразу после войны – особняк хотели взорвать, чтобы расчистить участок под новое строительство, потому что для одной семьи по советским меркам он был великоват, а для коммуналки – слишком неудобен. Кроме того, от здания остались одни лишь стены, под которые и заложили взрывчатку.

Увы, вместо мощного взрыва, который должен был разрушить особняк, получился большой пшик – метровой толщины стены, сложенные из очень прочного красного кирпича по специальной технологии с применением яичного белка, устояли. Наверное, мало заложили взрывчатки.

Ну, а потом все произошло, как и должно было произойти в плановой социалистической экономике. Материал израсходован (в данном случае взрывчатка)? Да, имеется подтверждающая документация. Смета выполнена? Конечно, на все сто процентов. Вот и отлично. А дальше хоть трава не расти. Конечный результат уже никого не интересовал.

Так и простояли кирпичные стены до хрущевской «оттепели». Пока на них не обратил внимания Ципурка. Уж больно понравился ему бесхозный участок, на котором вырос целый лес, скрывающий здание от нескромных глаз.

Ципурка «подмазал», кого следует, и, когда реставрированное строение приобрело прежний вид, претензий со стороны властей к нему не было, хотя особняк получился вызывающе большим и шикарным. Естественно для гражданина Страны Советов, которому были положены от щедрот родного государства пять соток тощей землицы и разрешение на строительство дачного домика размером с собачью будку.

Трамвайная остановка находилась неподалеку от дома Ципурки. Глеб, стоя на задней площадке вагона, наблюдал, не следует ли за трамваем какая-нибудь подозрительная машина. Но его опасения оказались безосновательными, и когда он покинул трамвай, то оказался на остановке один-одинешенек.

Калитка в высоких кованых воротах поражала вычурностью. Ее тоже сработал кузнец, но он явно был человеком неординарным, потому как в ковке чувствовались мотивы барокко, что для человека малообразованного оказалось бы слишком мудрено, даже если ему дать хорошие чертежи. Так тщательно и со знанием дела приладить все детали ворот и калитки мог лишь большой мастер.

Глеб долго нажимал на кнопку звонка, пока не раздались шаркающие шажки и на дорожке, вымощенной импортной тротуарной плиткой розового цвета, появился дед Ципурка. Он был невысокого роста, седоволос (несмотря на весьма преклонные годы, его шевелюра почти не поредела) и худощав. Подойдя к воротам, Ципурка нацепил очки, и некоторое время внимательно всматривался в лицо Тихомирова-младшего.

– Здравствуйте, Вацлав Станиславович! – бодро сказал Глеб. – Не узнаете?

Они не виделись семь или восемь лет – с того момента, когда совсем еще юный Тихомиров-младший собирал материал для кандидатской диссертации. У Ципурки было несколько старинных раритетных книг, и он оказался настолько любезен, что дал Глебу возможность с ними поработать. Естественно, в стенах своего дома.

Работа эта продолжалась почти две недели, и за это время одинокий старик проникся к молодому представителю конкурирующей с ним династии Тихомировых большим уважением. А все потому, что у Глеба на любой его каверзный вопрос по части оценки антикварных вещей всегда был наготове очень обстоятельный, аргументированный и точный ответ.

– Ну как не узнать? – улыбнулся Ципурка. – Тебе никто не говорил, что ты похож на афганскую борзую? Извини за сравнение… Такой же высокий, худой, поджарый, быстрый – даже молниеносный – в решениях и чрезвычайно эффективный в поиске. Наслышан я о твоих подвигах на ниве кладоискательства, наслышан… Завидую… Эх, где мои молодые годочки?!

– Что вы, Вацлав Станиславович, – засмущался Глеб. – Это всего лишь слухи.

– Перестань… Ишь, зарделся, как девица красная. Ты ведь знаешь, что я не пользуюсь непроверенной информацией. Заходи… – Ципурка повернул ключ в замке и отворил калитку. – А то я уже заждался тебя.

Глеб снова покраснел и покаянно опустил голову – он опоздал почти на час. Так вышло…

Особняк выглядел как новогодняя игрушка. Он блистал недавно вымытыми окнами и новой крышей светло-салатного цвета из металлопластика. Что касается живой природы на участке, то над ней явно потрудился искусный садовник. Все было ухожено и настолько красиво – особенно цветочные клумбы, что Глеб даже замедлил шаг, дабы насладиться зрелищем, приятным глазу.

– Вы не боитесь жить в одиночестве? – спросил Глеб. – Времена нынче смутные, много всякой швали развелось. А у вас здесь окраина, и на участке растет целый лес.

– Что ты, мил дружочек, мне ли в мои годы чего-то бояться… – Ципурка засмеялся, задребезжал жестяным смешком. – Но ты прав – береженого Бог бережет. Это правило я исповедую издавна… потому и дожил до преклонных лет, несмотря на нашу весьма небезопасную профессию, – он снова хихикнул. – Так и быть, покажу тебе своих защитников… – с этими словами он тихо, по-особому, посвистел, и Глеб неожиданно оказался в окружении трех здоровенных псов.

Они не лаяли и даже не имитировали нападение, лишь скалили внушительного размера клыки и смотрели на молодого человека такими нехорошими взглядами, что у него мурашки побежали по коже. Переборов страх, Глеб определил, что перед ним американские стаффордширские терьеры – бесстрашные бойцовые псы. Все они были одного роста и возраста и походили друг на дружку как две капли воды, – поджарые, мускулистые, рыжие, с белой грудью. Наверное, их рожала одна сука.

Тихомиров-младший разбирался в породах собак. И знал, как противостоять их нападению. Эту науку Глебу преподал отец. Полуподпольная деятельность «черных» археологов всегда таила в себе много разнообразных опасностей, и псы входили в ареал оружия, которое применяли друг против друга неразборчивые в средствах конкуренты или охрана. Загрызенный псами кладоискатель в принципе не может вызвать повышенного внимания к своей персоне со стороны правоохранительных органов…

– Круто, – сказал Глеб. – Эти зверюги и сожрать могут. А вы сами их не опасаетесь? Не ровен час…

– Запомни, мил дружочек, простую истину: как ты относишься к животным, так и они будут к тебе относиться. Я с моими мальчиками… – дед Ципурка любовно потрепал за загривок ближнего пса, – строг, но справедлив. И они это понимают. Им известно, что они обязаны меня защищать, поэтому мои мальчики готовы загрызть любого злоумышленника, который рискнет причинить мне зло, хотя я и не натаскивал их на смертоубийство.

– Кто бы в этом сомневался – что стаффордширские терьеры в состоянии перегрызть человеку глотку… – пробурчал Глеб, бочком продвигаясь к спасительной веранде.

Ципурка коротко рассмеялся, свистнул, и псы исчезли в мгновение ока – словно сквозь землю провалились.

В особняке было на удивление пусто, хотя раньше в комнатах стояла антикварная мебель разных эпох, а на полу лежали дорогие персидские ковры ручной работы – старый кладоискатель любил богатство и комфорт. Создавалось впечатление, что дед Ципурка готовится съехать на другую квартиру.

– Вы продаете дом? – не сдержал Глеб любопытство.

– Нет, – ответил Ципурка. – Я с ним прощаюсь.

– То есть?..

– Ухожу я, мил дружочек. Туда… – старый кладоискатель ткнул пальцем в потолок. – Я и так зажился на этом свете.

– Что вы такое говорите?!

– Хочешь сказать, что человеку неведомо, когда наступит его конец?

– Да, именно так.

– Согласен. Ты прав. Это непреложная истина. Но я видел вещий сон. А снам я верю. Правда, не всем, лишь некоторым. Они приходят как откровение. Ты просыпаешься и уже точно знаешь, что сон сбудется.

Глеб не стал спорить, лишь индифферентно пожал плечами. Похоже, у дедушки крышу начало сносить. В его годы это понятно и простительно.

– Что касается мебели и тех раритетов, что еще остались у меня от прежних моих «подвигов», – продолжал Ципурка, – то почти все я раздал своим детям и внукам. Дабы потом они не устроили на моей могиле дележ наследства с мордобоем и судебными тяжбами.

– Разумно, – сказал Глеб, неприкаянно рассматривая пятна на обоях.

– Надеюсь… Пойдем в кабинет. Он остался в неприкосновенности. Там я и сплю.

Они поднялись на второй этаж. Кабинет Ципурки был весьма просторен и не страдал излишествами: большой письменный стол на резных львиных лапах, кожаное кресло-вертушка, сейф в углу, диван у окна, еще два кресла, тоже обтянутые кожей, и книги в шкафах и на полках. Много книг. Среди них были и старинные фолианты. Книги заполнили все стены – до потолка.

Дед Ципурка был очень образованным человеком и знал пять или шесть европейских языков, а также латынь и древнегреческий.

– Присаживайся, – сказал Ципурка, указывая Глебу на креслице возле стола. – Есть предложение отметить нашу встречу, – продолжил он, доставая из тумбы стола хрустальный графин, наполненный янтарной жидкостью, две серебряные с позолотой рюмки (начало девятнадцатого века, Франция, быстро определил про себя Глеб) и фарфоровую тарелочку (эпоха Цин, восемнадцатый век, покрытие – «пламенеющая глазурь») с лимонными дольками. – Не возражаешь?

– С удовольствием, – приободрившись, с энтузиазмом ответил Тихомиров-младший.

Нужно сказать, что вчерашний вечер он провел в компании друзей и уже с утра начал сожалеть, что чересчур много выпил. Притом еще и смешал водку с пивом. Поэтому с утра у него в голове царил сумбур, а в висках скапливалась свинцовая тяжесть.

Напиток был потрясающим. Приятный на вкус, достаточно крепкий и ароматный, он не обжигал нутро, а согревал – мягко и постепенно. По идее, в графине находился какой-то очень дорогой коньяк, но Глеб не поручился бы, что это именно так. Увы, дегустатор из него был аховый.

Его сомнения подтвердил и Ципурка. Он спросил, хитро улыбаясь:

– Как тебе сей животворящий элексир?

– Супер, – честно признался Глеб.

– Хе-хе… Мое производство.

– Не может быть! Я думал, что какой-то дорогой французский коньяк.

– Мил дружочек, нынче все испортилось. В том числе и французские коньяки. От них у меня изжога. Поэтому я разработал личный рецепт. Да-да, на основе коньячного спирта. Травки разные, корешки целебных трав, мускатный орех… Ну и так далее. Длительный и сложный процесс. Но конечный продукт получается выше всяческих похвал. Не влияет ни на сердце, ни на желудок. Скорее, наоборот, лечит.

– Рецепт продадите? – пошутил Глеб. – Готов заплатить любую сумму.

– Тебе даром отдам. Там… – дед Ципурка сделал многозначительную паузу, – деньги мне не понадобятся. Только заступничество Девы Марии. Я, знаешь ли, много нагрешил…

Глеб благоразумно промолчал. От отца он знал, что в свое время Ципурка слыл очень жестким и хватким кладоискателем. Его авантюрная натура нередко приводила к стычкам с другими «черными» археологами, и Ципурка всегда отвечал ударом на удар.

Но с кланом Тихомировых он никогда не выяснял отношений. Может, потому, что и дед, и отец Глеба всегда придерживались неписаного закона «правильных» кладоискателей: не перебегать дорогу коллегам по ремеслу.

Отыскал что-то интересное – копай, там все твое; в земле столько всего спрятано, что на всех хватит. В противном случае может пролиться кровь. Азарт и предчувствие близкой удачи кружат голову, и человек теряет над собой контроль.

– Я вот зачем тебя позвал… – Ципурка открыл сейф и достал оттуда пакет.

Он был небольших размеров, но тяжелый – судя по звуку, который издал пакет, когда старый кладоискатель положил его на стол. Похоже, под бумажной оберткой находился металл.

– История, которую я расскажу тебе, началась давно… – старик сноровисто снял обертку, и Глеб увидел бронзовую квадратную пластину, на лицевой поверхности которой виднелись рельефные изображения. – Я был тогда совсем еще юнцом и только начинал интересоваться археологией…

– Что это? – спросил сильно заинтригованный Глеб.

Он любил различные тайны, в том числе и мистические (обычно «черные» археологи старались обходить их стороной), и нередко впутывался в такие мероприятия, которые могли стоить ему жизни. Но хождение по лезвию ножа лишь добавляло ему в кровь адреналину, и Тихомиров-младший снова и снова затевал дерзкие авантюрные экспедиции – что называется, на грани.

В устах коллег по ремеслу истории его похождений уже начали превращаться в легенды, обрастающие фантастическими подробностями. Поэтому среди «черных» археологов Глеб пользовался бешеной популярностью, и к его советам прислушивались с таким вниманием, будто он был патриархом.

Отец, большой дока в археологии, даже по-доброму завидовал успехам сына на поприще кладоискательства, но всегда напоминал ему, что их фамильный промысел – ТАЙНЫЙ, ПОДПОЛЬНЫЙ. И чем меньше людей будут о нем знать, тем лучше.

– А ты возьми и пощупай, – улыбнулся дед Ципурка. – И выскажи свое мнение. Проверь свою квалификацию.

Пластина явно была старинной, неподдельной. «Где-то пятнадцатый-шестнадцатый век», – подумал Глеб. Примерную датировку можно было определить даже на глаз – по материалу, из которого изготовили пластину.

Средневековая бронза – это сплав меди и олова. В некоторых месторождениях медных руд присутствует до 2 % олова. Если процентное содержание олова больше, значит, сплав имеет искусственный характер, что приближает дату изготовления пластины к началу двадцатого века. Судя по цвету, пластина изготовлена из оловянной бронзы полуострова Корнуолл.

«Интересно… Очень даже интересно…» – Глеб взял предложенную дедом Ципуркой сильную лупу.

По всем четырем углам пластины было отчеканено солнце с волнистыми стилизованными лучами; на самом солнечном диске искусный гравер вырезал изображение обычного прямого креста и три латинские буквы IHS. А посредине пластины возвышался рельефный герб ордена тамплиеров – два рыцаря на одном коне – и над ним крест, очень похожий на восьмиконечный мальтийский. Все изображения поражали точностью и выверенностью мельчайших деталей.

«Уж не сам ли Альбрехт Дюрер[16]16
  Альбрехт Дюрер (1471–1528) – немецкий живописец и график, один из величайших мастеров западноевропейского искусства эпохи Ренесанса.


[Закрыть] резал эту пластину?! – взволнованно подумал Глеб. – По времени совпадает…»

– Ну, и что ты на это скажешь? – нетерпеливо спросил дед Ципурка.

Наверное, ему хотелось побыстрее сразить одного из представителей клана Тихомировых своими большими познаниями в средневековых реалиях. Глеб мысленно ухмыльнулся – держи карман шире, уважаемый Вацлав Станиславович. Мы тоже щи не лаптем хлебаем.

– Пластина действительно старинная. Изготовлена – если на глазок – в конце пятнадцатого века, – уверенно начал Глеб. – Это видно по материалу, качеству литья и внешней отделке. Полировали пластину не качественным порошкообразным абразивом, а мелким песком, который плохо подходит для таких дел, потому что оставляет глубокие царапины. Но гравировали ее где-то в 1510–1520 годах.

– Почему ты так решил? – быстро спросил Ципурка.

– Во-первых, только к началу шестнадцатого века у граверов появились резцы из очень качественной каленой стали. Видите, в углублениях и штриховке хорошо просматривается прямой угол. И так везде. Это значит, что инструмент был весьма прочен и не требовал многократных заточек. В противном случае прямой угол был бы закруглен. Это можно проследить практически на всех изделиях граверов более раннего периода.

– С какой стати у тебя есть такая уверенность, что гравер работал над изображениями в начале шестнадцатого века? – Ципурка был настойчив.

– Это же элементарно… – начал Глеб и запнулся; он хотел сказать «…Ватсон», да вовремя спохватился, чтобы не обидеть старика нечаянной фамильярностью. – На щитах рыцарей, изображенных на гербе Ордена тамплиеров, ясно видны кресты. Это более позднее изображение, которое появилось, скорее всего, в пятнадцатом веке – после того как Орден прекратил свое существование. Уж неизвестно, кто его сделал и зачем, ведь тамплиеры подвергались жестоким преследованиям. Кроме того, на ранних оттисках печати Ордена тамплиеров (она появилась где-то в 1259 году) лошадка, несущая рыцарей, не такая бодрая, как на новом изображении. И то верно – мало радости в том, чтобы нести на спине двух железных болванов весом почти в три центнера.

– Бедная лошадка… – Ципурка явно был удивлен «лекцией» своего молодого коллеги, но старался не подавать виду.

– Но самое главное – крест, – продолжал Глеб. – Это так называемый «патонс пате», ранняя его модификация. Здесь он еще очень похож на мальтийский крест – выпуклости между острыми концами едва просматриваются и сами концы прямые. С течением времени эти концы изогнутся и между ними как бы вырастет тупой шип. В конце шестнадцатого века крестом «патонс пате» начнут расшивать мантии западноевропейских вельмож и вплетут его в различные растительные орнаменты. Так вот, первые сведения о появлении «патонс пате» относятся к началу шестнадцатого века. А точнее – к 1509–1510 годам. Я бы мог сейчас назвать даже источник этих сведений, но, думаю, что в данный момент сие не главное.

– Недурно… – старик с удовлетворением улыбнулся. – Это все?

– Нет, не все. Этот ваш раритет – большая загадка. Мне так кажется.

– Почему?

– А потому, что в углах изображен ранний герб Ордена иезуитов – солнце с крестом. Странное сочетание… Уже одно это обстоятельство наводит на мысль, что пластина – очень даже любопытная штуковина. Хорошо известен исторический факт, что золото тамплиеров, на которое зарились палачи, исчезло. Предвидя аресты, храмовники его куда-то спрятали. Эти сокровища – а они были просто баснословными – до сих пор ищут. Особенно усердствовали в поисках золота рыцарей Храма отцы-иезуиты. Поэтому соседство на этой пластине гербов тамплиеров и «псов Господних», как называли в прежние времена иезуитов, более чем странное. Возможно, пластина принадлежала иезуиту, являющемуся тайным поклонником возрождающегося Ордена храма. Как раз в XV–XVI веках начался ренессанс тамплиеров. В общем, непонятно… В этом есть какая-то загадка.

– Да, мил дружочек, есть… – с этими словами дед Ципурка взял в руки пластину и нажал на выпуклый выступ в виде головки заклепки посреди креста «патонс пате».

Внутри пластины что-то мелодично щелкнуло, и крест приподнялся над пластиной. Ципурка сначала повернул его два раза против часовой стрелки, отчего крест немного опустился, а затем стал поворачивать в обратную сторону – будто заводил будильник.

У Глеба даже глаза от удивления полезли на лоб – пластина начала раздвигаться! Примерно так были сконструированы полевые иконы-складни (или триптихи) – чтобы их легко было транспортировать – во время войны 1914 года, но они раскладывались безо всяких механических ухищрений, при помощи рук.

А тут неизвестный мастер умудрился запихнуть в не очень толстую пластину какой-то мудреный и весьма миниатюрный механизм.

Когда пластина снова стала единым целым (лишь увеличившись в размерах), снова раздался щелчок, и крест опустился в свое гнездо. Как Глеб ни смотрел, он так и не смог определить, где находятся пружина и шестеренки, приводившие в движение две остальные части этого бронзового складня.

– Фантастика… – сказал восхищенный Глеб.

– А то… – довольный Ципурка растянул в улыбке рот до ушей.

Удивительно, но его морщинистое худое лицо не вызывало в Тихомирове-младшем тех неприятных ассоциаций, которые испытывают молодые люди, общаясь со стариками, особенно с чужими, неродными. Как это ни больно сознавать, но к старости человек чаще всего становится безобразным. Что вполне объяснимо. И не только с точки зрения физиологии.

С годами все тайные пороки, которые мы тщательно скрываем от окружающих, начинают выползать на лицо. В этом вопросе плохо помогают даже различные косметологические ухищрения, чем сильна современная медицина. Старческую маску негодяя не скрыть никакими подтяжками кожи, никакими массажами и кремами.

Природа будто предупреждает молодых: взгляните на этого человека и старайтесь прожить свою жизнь без излишеств и в гармонии с окружающим миром. Будьте добры к ближним и окружающим вас и не забывайте, что наказание за ваши проступки придет обязательно, рано или поздно.

Увы, редко кто это понимает…

Старческое лицо деда Ципурки было приятным во всех отношениях. В его чертах чувствовалось благородство и отсутствие озлобленности, присущей многим старикам. Эта озлобленность пожилых людей извинительна; она неосознанная и происходит не от скверного характера, и даже не от того, что начали одолевать болезни и пенсия совсем мизерная, а от осознания той непреложной истины, что молодость уже не вернешь и все в этом мире конечно.

– Здесь какой-то план! – удивленно воскликнул Глеб.

Он взял в руки трансформировавшуюся пластину и перевернул ее – все еще пытался сообразить, как действует таинственный механизм.

– Хе-хе… – дед Ципурка быстро-быстро потер ладонями – будто озяб. – Это как раз то, о чем мы сейчас будем разговаривать.

Гравированная картинка (как и гербы на лицевой части пластины) тоже была выполнена искусным гравером. В этом Глеб убедился, когда начал рассматривать ее через лупу. Изображение оказалось детальным планом части какого-то города. Глебу на какой-то миг показалось, что он уже где-то видел такой план, но где именно и что за местность на нем изображена, он не вспомнил.

План был так тонко выгравирован и настолько детален, что уже сам по себе являлся выдающимся произведением искусства. Между миниатюрными домиками и церквушками мастер сумел воткнуть совсем уж крохотные фигурки горожан, которые спешили по своим делам.

– Что это за местность? – спросил заинтригованный Глеб, потому что на плане не было никаких надписей, и подумал: «Обалдеть… Ну и работа. Гравер будто лазером орудовал. Такая классная проработка деталей… никогда прежде не видел ничего подобного».

– Знал бы прикуп, жил бы в Сочи, – философски ответил Ципурка.

В свое время он слыл заядлым преферансистом и в былые годы даже участвовал в неофициальных турнирах профессионалов карточных игр. Поэтому в его речах иногда проскальзывали жаргонные словечки картежников.

– Это точно, – сухо улыбнулся Глеб.

Он уже взял себя в руки и спрятался, как краб-отшельник, в свою обычную ракушку деловитости и здорового скептицизма. Глеб уже начал догадываться, зачем дед Ципурка устроил это рандеву, но некие тайные соображения держал при себе.

И все же он не угадал. Ципурка не стал ходить вокруг да около, в своей обычной манере, а сказал прямо:

– Эту вещь я дарю тебе.

– Не понял… – Глеб опешил. – С какой стати? Извините, но я должен спросить… Мы ведь не родственники, и не настолько близки, чтобы вы дарили мне такие ценные подарки. Эта антикварная штуковина, как мне думается, стоит больших денег.

– Ты даже не представляешь, каких больших… – Ципурка вдруг нахмурился. – Скажу правду: будь я моложе лет эдак на двадцать, этого разговора не было бы. Но я уже стар и доживаю последние дни. И мне не хочется забирать эту тайну с собой в могилу.

– Тайну?..

– Да, мил дружочек, тайну. У меня достаточно оснований утверждать, что на этом плане указано место, где зарыт клад. А чтобы план не потерялся, не подмок или не сгорел, что часто случается с бумагой или пергаментом, его выгравировали на этой пластине с секретом. Вот и весь сказ.

– Но почему именно мне?

– Потому, что у меня нет достойных наследников, – с горечью ответил Ципурка. – Как я говорил, мои родственники свое уже получили… и еще получат – с банковского счета. Когда я упокоюсь. Никто из них не пожелал заниматься археологией. Они даже смеялись над моим увлечением, считая его несерьезным. Правда, до поры до времени… Но это мои семейные дела, они тебя не касаются.

– И вы, значит, решили сделать меня душеприказчиком… – тут уж Глеб не сумел сдержать иронии.

«Ну, начинается…» – подумал он с тоской. Сколько раз Тихомирову-младшему приходилось слышать подобные предложения, которые на поверку оказывались пустышкой. В маленьком мирке «черных» археологов за ним закрепилась слава не только везунчика, но и специалиста высокого класса, который, прежде чем выйти в «поле», всегда проводил обстоятельный архивный поиск. И он умел это делать как никто другой. Так учили его дед и отец, потомственные кладоискатели.