Текст книги "Сокровище рыцарей Храма"

Виталий Гладкий
Сокровище рыцарей Храма

© Гладкий В. Д., 2014

© ООО «Издательство «Вече», 2014

* * *

Пролог

1306 год, весна, Париж.

Амори Оже, хронист и приор церкви Пресвятой Девы Марии, высунув от напряжения кончик языка, писал:

«…Ближе к вечеру, когда солнце клонилось к закату, тысячи парижан высыпали на улицы города, чтобы посмотреть на въезд в столицу Великого магистра тамплиеров[1]1
  Тамплиеры, храмовники – первый по времени основания из религиозных военных орденов, Орден храма Соломонова (лат. Templique Solomonici); был основан в 1118 году группой рыцарей во главе с Гуго де Пейном после Первого крестового похода. Первоначально орден именовался «Нищенствующие рыцари Христа», но вскоре его стали называть «Рыцари храма», поскольку первая резиденция ордена в Иерусалиме находилась в крыле королевского дворца, воздвигнутого на месте, где некогда, согласно легенде, стоял храм Соломона (ныне на этом месте находится мечеть Аль Акса). На Венском соборе в 1312 году Орден был распущен.


[Закрыть] Жака де Моле. Его сопровождали 60 рыцарей-крестоносцев, которые шли боевым строем. Несмотря на почтенный возраст, Великий магистр твердо сидел в роскошном восточном седле. На нем был белый плащ с красным крестом на плече; такие же плащи были надеты и на 60 сопровождавших его рыцарях – членах капитула Ордена храмовников. За рыцарями следовали служители в темных плащах с капюшонами, оруженосцы и лучники. Великий магистр привез с собой 150 000 золотых флоринов[2]2
  Флорин – высокопробная золотая монета (вес около 3,6 г); золотые флорины, чеканенные Венецией с 1284 года, обычно называли дукатами.


[Закрыть], которые лежали в окованных железом сундуках. А серебра было столько, что его везли в кожаных тюках, навьюченных на 12 мулов. Завершали процессию священники в черных балахонах и убранные во все черное лошади, которые везли черный катафалк.

Когда до Тампля[3]3
  Тампль – храм (франц.). Замок Тампль был построен в 1222 году. Его высокие стены окружал глубокий ров, поэтому замок считался неприступной крепостью. Внутри, вдоль стен, тянулись конюшни и казармы. Посреди крепостного двора располагались плац для воинских упражнений, колодец и маленький садик с лекарственными растениями. Над ними высились собор и семь башен. Главная башня являлась резиденцией Великого магистра; она не была связана ни с одним из зданий замка Тампль. Местом заседания орденского Капитула являлась церковь с толстыми стенами и окнами, похожими на бойницы. В Тампле захоронен и привезенный из Палестины гроб с прахом Гийома де Боже.


[Закрыть] оставалось совсем немного, неожиданно зазвонили колокола всех колоколен парижских церквей, принадлежащих тамплиерам. Молчаливая до этого момента толпа начала выкрикивать приветствия и креститься. Рыцарь, который ехал рядом с магистром, развернул гонфалон[4]4
  Гонфалон – средневековое знамя или баннер квадратной формы, всегда заканчивающееся несколькими лентами, вымпелами или полосами. Использовался в военных, церемониальных и религиозных целях. Военные и церемониальные гонфалоны украшались гербом или замысловатым орнаментом, религиозные – изображением святых.


[Закрыть] и поднял его высоко над головой, дабы каждый из собравшихся зевак мог прочитать следующие слова: Non nobis, Domine, non nobis, sed nomini tuo da gloriam[5]5
  «Не нам Господи, не нам, а во славу имени твоего» (лат.).


[Закрыть]. Праздные горожане в едином порыве выразили в общем вопле свое восхищение перед вступившими в их город храмовниками. Париж пал без боя. У воинов Христа никогда не было подобной бескровной и полной победы за всю историю ордена.

Так переезжал в парижский замок Тампль Великий магистр Ордена тамплиеров, который вместе с казной перевозил и прах своего предшественника Гийома де Боже…»

1307 год, 11 октября, замок Тампль

В орденской церкви царил полумрак. Толстые колонны, поддерживающие церковный свод, казались стволами вековых дубов, достающих кроной до самого неба. Впечатление усиливалось оконными витражами: их верхнюю часть застеклили голубыми стеклами, а нижнюю – зелеными, коричневыми и желтыми.

Великий магистр Ордена тамплиеров Жак де Моле сидел на возвышении в массивном кресле, напоминающем королевский трон. Оно было богато украшено слоновой костью, перламутром и драгоценными камнями, привезенными крестоносцами из Святой земли. Перед ним стояли три рыцаря, три его старых и верных боевых товарища: Годфруа де Шарне, Гуго де Перро и Жоффруа де Гонвиль. Их иссеченные многочисленными шрамами темные лица, еще не освободившиеся от восточного загара, были хмурыми и сосредоточенными. Говорил магистр:

– …Нам хорошо известно, что постоянные распри с сеньорами и продолжительная война против фламандцев и англичан истощили королевскую казну. В поисках средств французский король стал фальшивомонетчиком – он выпустил низкопробную монету. Он конфисковал имущество евреев и изгнал их из страны. Но всего этого ненасытному божьему помазаннику показалось мало. Он обратил внимание на наш орден, которому, кстати, задолжал полмиллиона ливров. Сначала король пытался навязать ордену своего сына на пост гроссмейстера, чтобы распоряжаться нашей казной. А когда из этой затеи ничего не получилось, Орден решили обвинить в ереси!

Рыцари взволнованно зашумели. Вперед выступил Годфруа де Шарне.

– Этого не может быть, брат Жак! – сказал он своим зычным голосом, от которого завибрировали стекла в оконных витражах. – Откуда у тебя такие сведения?

Когда Годфруа де Шарне шел в бой с военным кличем храмовников «Босеан!», даже хорошо тренированные дестриэ[6]6
  Дестриэ – громадные боевые кони рыцарей Средневековья, жеребцы; весили тонну и больше. Боевые кони были обучены избегать ударов, они не знали страха и без колебаний шли на сомкнутые ряды пехоты, били пехотинцев копытами, давили своей массой и людей, и более мелких лошадей. Копья не могли проткнуть (или пробивали с трудом) кожу и мышцы дестриэ и ломались о кости.


[Закрыть] испуганно шарахались в сторону и становились на дыбы.

– У нас везде есть верные люди. К сожалению, они не занимают высоких постов… Главными обвинителями Ордена выступают духовник короля, Великий инквизитор Франции Гийом Парижский и фаворит Филиппа, новый хранитель королевской печати Гийом де Ногаре[7]7
  Гийом де Ногаре (ум. в 1313) – французский легист, канцлер Франции с 1307 года, профессор права в университете Монпелье, с 1296 года – член королевского совета, советник Филиппа IV Красивого. Сыграл большую роль в борьбе Филиппа IV против римского папы Бонифация VIII – во главе посольства был отправлен в Италию, чтобы низложить папу. Делегация во главе с Ногаре осыпала папу бранью и угрозами, а сам Ногаре якобы ударил его железной перчаткой по лицу. 86-летний Бонифаций вскоре после этого умер.


[Закрыть].

При имени последнего ненависть исказила лица рыцарей. Жоффруа де Гонвиль тихо пробормотал проклятие, а Гуго де Перро яростно стиснул рукоять кинжала. Тамплиеры не могли простить де Ногаре низложения предыдущего папы, который был весьма благосклонен к Ордену. Новый папа, французский епископ Бертран де Го, был всецело на стороне короля Филиппа.

– Они не посмеют тронуть Орден! – запальчиво сказал Гуго де Перро, самый молодой из четверых.

– Уже посмели, – с потрясающим спокойствием ответил Великий магистр. – Четырнадцатого сентября, еще до вступления в должность хранителя королевской печати, Гийом де Ногаре от имени короля приказал разослать секретные послания, адресованные избранным агентам по всему королевству: сенешалям, бальи, прево и особенно новым missi dominici[8]8
  Сенешаль – во Франции со времен Меровингов так назывался высший придворный чиновник, заведовавший внутренним распорядком при дворе, а также отправлявший судебные обязанности. Бальи – в северной части средневековой Франции королевский чиновник, глава судебно-административного округа (бальяжа). Прево – староста. Missi dominici – государевы посланцы, рыцари короля (лат.).


[Закрыть]. Эти инструкции заключены в двойные конверты и должны быть распечатаны только в назначенный день и час. Письма содержат обвинения в адрес Ордена и приказ о немедленном аресте наших братьев.

После слов Жака де Моле в церкви воцарилась неестественная тишина. Все будто окаменели. Только во взглядах, направленных в сторону Великого магистра, читались и недоумение, и боль, и ярость. Первым взял слово – по старшинству – Годфруа де Шарне.

– Брат Жак, твои слова, как раскаленный меч. Он пронзили наши сердца. Неужели все, что ты сказал, – правда?

– Да, братья мои, да.

– И когда должны нас арестовать?

– Увы, сие мне неизвестно. Человек, который принес нам эту страшную весть, скоропостижно умер. Он писец, и его отравили сразу же после того, как письма были написаны и вложены в конверты. Наверное, тайные агенты инквизиции узнали, что он наш сторонник. Писец успел пересказать почти весь текст королевского послания, за исключением даты ареста. Он умер в страшных муках.

Храмовники перекрестились.

– Мир праху его… – за всех сказал Годфруа де Шарне.

– Амен, – дружно ответили остальные.

– Завтра я должен присутствовать на похоронах Екатерине де Куртене, супруги Карла Валуа, – сказал задумчиво магистр. – Мне доверено нести погребальное покрывало. Это доверие меня очень беспокоит. А особенно мне не нравится просьба Филиппа быть крестным отцом его новорожденного сына. С чего бы вдруг такое расположение?

– Чтобы усыпить нашу бдительность, – ответил славившийся своей проницательностью Жоффруа де Гонвиль.

– Может, пользуясь случаем, переговорить с королем? – вступил Гуго де Перро. – В конечном итоге мы можем забыть о его долге, лишь бы он оставил нас в покое.

– Брат Гуго, ты плохо знаешь короля, – мрачно сказал Великий магистр. – А еще хуже – Гийома де Ногаре. Этот пес не успокоится, пока не получит все – и наши головы, и наши сокровища.

– Тогда примем бой! – запальчиво воскликнул Годфруа де Шарне. – У нас достаточно сил и средств, чтобы заставить короля Филиппа уважать Орден и отказаться от нелепых обвинений.

– Мой добрый друг… – в голосе магистра звучала глубокая печаль. – Не нужно горячиться. Тебе ведь хорошо известно наше правило: никогда не поднимать оружия против братьев по вере.

– Но что тогда нам делать?!

– Будем надеяться, что Господь не оставит нас в своих милостях. Ну а если придется взойти на эшафот… что ж, мы не раз смотрели смерти в лицо. Каждый из нас мог двадцать раз погибнуть, сражаясь с сарацинами. И тем не менее мы живы, а значит, наше предназначение состоит в чем-то другом.

– В чем? – дружно спросили рыцари.

– Зерно, брошенное в землю, должно дать новый росток, – несколько туманно ответил магистр. – Как скоро это будет, не знаю. Но некоторые меры на всякий случай я уже принял. Брат Годфруа, ты с удивлением спрашивал меня позавчера, почему больше десятка возов вывозят сено из Тампля. Теперь я могу ответить. Под сеном была спрятана наша казна. А сегодня ночью на трех повозках будет вывезен тайный архив Ордена. Повозки должны сопровождать сорок два рыцаря с оруженосцами. В Ла-Рошели их уже ждут семнадцать кораблей.

– Почему так много? – спросил Гуго де Перро.

– В Ла-Рошель свозятся ценности и архивы Ордена со всей Франции.

– И куда отправятся корабли?

– Этого лучше вам не знать. Нет-нет, это не значит, что я вам не доверяю! Но человек слаб, и если нас арестуют, то будут пытать. А пытки редко кто может выдержать. Открою вам секрет: даже мне неизвестны места, где будут находиться наши сокровища. Только страна – и все, не более того. Место тайников определят те наши братья, которым поручена вся эта операция.

– Разумно, – после некоторого размышления выразил общее мнение Годфруа де Шарне. – И все же мне не хочется верить…

– Мне тоже, – грустно ответил Жак де Моле. – Но мы подчинимся воле Господа нашего. И будь, что будет. Нужно молиться, дабы укрепить наш дух…

После ухода рыцарей магистр некоторое время размышлял, прикрыв веки. А затем позвонил в колокольчик. На зов бесшумной поступью пришел служка в темном плаще из грубой овечьей шерсти. Жак де Моле приказал:

– Позвать ко мне графа Гитара де Боже. Быстро!

Служка убежал. Спустя какое-то время в церковь вошел юнец, румяное лицо которого еще не знало бритвы. Взгляд Великого магистра потеплел.

– Мой мальчик… – сказал он, пытаясь улыбнуться; но мышцы лица повиновались с трудом, и вместо улыбки получилась скорбная гримаса. – Как нам не хватает твоего дяди, Великого магистра Гийома де Боже! Он был велик и мудр. Да-да, я знаю, что ты еще не принял обет, но твое сердце и душа всецело принадлежат Ордену. Поэтому я доверяю тебе самую большую нашу тайну. Среди тех, кто находится в Париже и кто предан Ордену, только у тебя есть возможность спастись от тех несчастий и бед, которые скоро обрушатся на рыцарей Храма.

Взволнованный юноша преклонил колени. На его длинных ресницах блеснула слеза. Он пока не понимал, о чем идет речь, но его чувствительная натура сразу уловила настрой Великого магистра.

– Встань, Гитар, и слушай внимательно. Если со мной что-то случится, ты должен скрытно увезти из Тампля один сундук. Он спрятан в полой колонне церкви. Поди сюда…

Магистр поднялся, подошел к одной из колонн, которая находилась напротив входа в крипту[9]9
  Крипта – сводчатое помещение под алтарной и хоральной частями христианских храмов, служащее для погребений и экспонирования мощей святых.


[Закрыть], проделал какие-то манипуляции, и капитель провернулась вокруг оси, открыв отверстие тайника.

– Запомнил? – спросил он юношу.

– Да…

– Повтори, – сказал Жак де Моле, закрывая тайник.

Гитар де Боже исполнил его приказание, и капитель снова повернулась с легким скрипом. Внутри тайника стоял узкий, но длинный сундук, похожий на пенал для хранения портуланов[10]10
  Портуланы (портоланы) – морские навигационные карты, употреблявшиеся в XIII–XVI вв. мореплавателями Средиземного моря. Береговая полоса показывалась на портуланах подробно, указывалось много географических наименований; внутренние части суши обычно оставлялись пустыми. Для определения и прокладки пути корабля на портулане в ряде точек наносились компасные сетки, указывавшие положение стран света и промежуточные направления, а также помещались (впервые) линейные масштабы. В кон. XV – нач. XVI в. портуланы уступили место картам с сетью меридианов и параллелей.


[Закрыть], только больших размеров. Он был опечатан главной печатью Ордена тамплиеров, на которой были изображены два рыцаря, скачущие на одном коне.

Там же находились несколько небольших ларчиков. Магистр открыл тот, что поближе, и потрясенный юноша увидел, что он доверху наполнен драгоценными камнями.

Магистр взял один из них – прозрачный и большой, величиной с грецкий орех, – и сказал:

– Это самый благородный и прочный камень – адамас[11]11
  Адамас – алмаз.


[Закрыть]. Ему нет цены. В других ларцах золотые флорины. Все эти сокровища твои. Употреби их с умом. Главная твоя задача – сохранить для Ордена то, что сокрыто в сундуке. Любой ценой! Вот адреса наших братьев, они помогут тебе в этом деле… – Жак де Моле передал юноше небольшой пергаментный свиток. – Адепты Ордена разбросаны по всему миру. Текст зашифрован, но шифр тебе известен. Однако никто и ни в коем случае не должен знать, где находится тайник! Об этом должно быть известно только тебе, а затем твоему наследнику. Потом его старшему сыну… и так далее.

Гитар де Боже был потрясен тем, что услышал от магистра, но, сдержанный по натуре, не стал вдаваться в расспросы. Приказ есть приказ. И он его выполнит. Любой ценой и во славу Ордена храма. Гитар де Боже лишь высказал сомнение, в котором прозвучал достаточно дельный для его юного возраста вопрос:

– Но если с вами случится что-то… нехорошее, то меня ведь могут и не пустить в Тампль. И уж тем более – не выпустят. Сундук и ларцы в сумке не унесешь.

– Ты представишь дело так, будто хочешь перезахоронить прах своего дяди, Великого магистра Гийома де Боже, в усыпальнице предков. В этой просьбе, я уверен, тебе не откажут. Но в могиле кроме его останков находится часть архивов Ордена и реликвии – корона иерусалимских царей и четыре золотые фигуры евангелистов, которые украшали Гроб Христа и которые не достались мусульманам. Вместе с гробом магистра ты вывезешь сундук и ценности.

– Извините, но я хотел бы спросить…

– Спрашивай, мой мальчик. Не стесняйся. Пока есть время, мы должны прояснить все вопросы.

– Что находится в сундуке?

Жак де Моле нахмурился и острым, жалящим взглядом посмотрел на юношу. Но тот не отвел глаз, искрящихся молодостью и чистосердечием. Взгляд Великого магистра смягчился, он ностальгически вздохнул, вспомнив свои юные годы, и ответил:

– Там лежит ENS ENTIUM[12]12
  Сущность сущностей (лат.).


[Закрыть] – главное сокровище Ордена и главная наша тайна, которой ни в коем случае не должны завладеть наши враги. Ты знаешь, что это такое?

– Нет, – ответил Гитар де Боже, все так же глядя на магистра светлым, ничем не замутненным взглядом.

Он и под пытками не признался бы, даже самому Великому магистру, что ему известно значение этого термина. Гийом де Боже рассказал о нем своему племяннику, будучи на смертном ложе. И присовокупил, что это знание очень опасно для Гитара и он должен держать язык за зубами, если не хочет умереть раньше времени.

– Ну и не нужно тебе знать, – с облегчением вздохнув, сказал Жак де Моле. – Большие знания – большие горести. Тем более в такой сложный для всех нас момент. Возможно, потом… когда-нибудь… Это для тебя сейчас не главное. Основная твоя задача – вывезти сундук из Тампля. Тебе окажут помощь наши люди, на этот счет можешь не беспокоиться. А потом ты покинешь Францию и уедешь в далекую Московию. Только там тебя не достанет длинная рука короля и папской инквизиции. Все. Иди, мой мальчик. Пусть будет благословенен твой путь…

Тени в церкви храмовников сгустились еще больше. Приближался вечер. Неожиданно от одной из стен отделился высокий мужчина в плаще с капюшоном, который скрывал его лицо, и неторопливым шагом направился к Жаку де Моле. Казалось, что незнакомца родил полумрак. Обескураженный и немного испуганный магистр мог бы поклясться чем угодно, что в церкви, кроме юного графа де Боже и его самого, никого не было.

Мужчина подошел вплотную к Жаку де Моле и показал ему свое лицо. Оно было бледным до нездоровой синевы – как у вурдалака. Казалось, что незваный гость много лет провел в заточении. Магистр невольно привстал, с почтением приветствуя незнакомца, но тот жестом разрешил ему сидеть.

– Ты все правильно делаешь, брат Жак, – сказал мужчина. – Сокровища Ордена нужно спрятать. По крайней мере те, что во Франции. Великий магистр Тайного Храма и Высшие Братья шлют тебе благодарность и свое благословение.

Жак де Моле, который немного пришел в себя от неожиданного появления мужчины, ответил резче, чем следовало бы:

– За благословение приношу вам свою искреннюю благодарность, но нам нужна более существенная помощь.

– Увы, планеты расположились не в пользу Ордена. Мы не в состоянии изменить что-либо в Книге судеб. Однако можешь быть уверен – ты будешь отомщен.

– Будь мне двадцать или тридцать лет, – молвил магистр, – я бы сказал, что это слабое утешение.

– Утешься в вере.

– Что ж, коли так, придется… – суровое лицо Жака де Моле закаменело.

На какой-то миг его безмерно страдающая душа воспарила в неведомые выси, а когда вернулась обратно в тело, таинственного незнакомца и след простыл.

Ранним утром пятницы 13 октября 1307 года сенешали, бальи и прево короля приступили к аресту всех тамплиеров королевства и захвату имущества Ордена согласно полученным секретным инструкциям. В Париже только восемь тамплиеров избежали ареста, покончив жизнь самоубийством. Жака де Моле застали в постели…

1314 год, 18 марта, Париж.

Архиепископ Сансский и трое кардиналов-заседателей зачитали Жаку де Моле и его товарищам Годфруа де Шарне, Гуго де Перро и Жоффруа де Гонвилю приговор на эшафоте, воздвигнутом напротив портала собора Парижской Богоматери. Как только решение о пожизненном заключении было зачитано, Великий магистр и Годфруа де Шарне, командор Нормандии, громко провозгласили невиновность Ордена и отказались от своих показаний, которые были вырваны у них под пыткой. Король и его совет были проинформированы об инциденте и приняли решение сжечь Великого магистра и командора как нераскаявшихся еретиков.

Костер сложили на Камышовом острове, расположенном между королевским садом и церковью монахов-августинцев. Жак де Моле приготовился умереть спокойно и даже с каким-то воодушевлением, что произвело глубокое впечатление на собравшихся зевак. Когда пламя уже охватило его тело, Великий магистр указал в сторону дворца и крикнул:

– Папа Климент! Король Филипп! Гийом де Ногаре! Не пройдет и года, как я призову вас на Суд Божий! Проклинаю вас! Проклятье на ваш род до тринадцатого колена!..

Предсмертное предсказание Жака де Моле осуществилось довольно скоро: спустя месяц после аутодафе на Камышовом острове, 20 апреля 1314 года, папа Климент V умер от внезапного приступа дизентерии – его свели в могилу кровавый понос и приступы рвоты. Еще через месяц в страшных муках скончался палач-канцлер Гийом де Ногаре. А в конце того же года, 29 ноября, неожиданно умер король Филипп, всегда отличавшийся завидным здоровьем.

Что касается сокровищ тамплиеров, то они бесследно исчезли. Королю Филиппу IV Красивому досталась самая малость. Когда по Франции прокатилась волна арестов рыцарей Храма, большой флот тамплиеров покинул Ла-Рошель и ушел в неизвестном направлении. А следы графа Гитара де Боже, который разными правдами и неправдами все-таки вывез из Тампля гроб своего дяди, затерялись где-то в Московии.

Глава 1
1914 год. Черный карлик

Ваник Бабаян был мудр. Он очень гордился своей светлой головой. Но только Ануш – жена – знала о его гордыне, которая для владельца погребальной конторы была совсем неуместной. Мало того даже опасной, потому что они жили в Киеве на птичьих правах, а потому должны были вести себя тише воды, ниже травы. Об этом Ануш твердила мужу почти каждый день.

А Ваник, благодушно посмеиваясь, отвечал ей: «Девочка моя, что бы мы делали в нашем Арцахе? На сапогах, которые я тачал, много не заработаешь. А в Киеве я уважаемый человек. У кого можно приобрести приличный гроб, обитый глазетом[13]13
  Глазет – французская парча с шелковой основой.


[Закрыть]? Только у Бабая! (Местный народ переиначил армянскую фамилию Ваника по-своему, называя его Ванькой Бабаем, чему он не очень и сопротивлялся; лишь бы денежка шла.) Кто избавит семью усопшего от многочисленных хлопот, связанных с похоронами? Опять-таки Бабай. И все это стоит приличных денег. Никто не экономит на похоронах. Мы же имеем с этого хороший достаток, а потому честно и благородно кушаем свой белый хлеб с маслом».

Но Ануш все равно пребывала в постоянной тревоге и сомнениях. «Чует мое сердце, – говорила она, – что большие деньги принесут нам горе. Люди злы и завистливы». Ваник возражал: «Кто может завидовать человеку, который каждый день общается с потусторонним миром?»

Этот день в погребальной конторе «Бабаян и сыновья» начался как обычно – с перепалки Ваника и его ближайшего помощника Ионы Балагулы, под началом которого была бригада копателей могил.

Нужно сказать, что вся бригада состояла из самых пропащих мужиков. Работы было много, а потому землекопы почти всегда были пьяны. Родственники усопших, согласно обычаю, выставляли копателям могил штоф оковитой с закуской, дабы те могли помянуть преставившихся. Так как Иона не хотел быть среди подчиненных белой вороной, то и он в конце концов пристрастился к спиртному.

Однако это еще было полбеды. Главная проблема заключалась в том, что Балагула, общаясь с подольской голытьбой, стал революционером. В перерывах между похмельем и работой он посещал подпольный кружок анархистов.

– Иона, ты нас погубишь! – в отчаянии стонал Ваник, делая вид, что хочет вырвать из своей головы добрый клок волос. – Я запрещаю тебе водиться с этими нечестивцами!

– Хозяин, шо ты так волнуешься? Таперича усе умные люди стали революционерами. Знающие люди балакают, шо скоро будет большая война, яка принесет нам свободу. А за нее надо бороться, – каждодневное общение с городским пролетариатом сильно сказалось и на лексике Ионы; он разговаривал на характерном для Малороссии суржике – смеси украинского и русского языков.

– Ты дурак! – взвился Ваник. – Твоя борьба, Ион, принесет мне разорение, а тебе – каторгу! Городовой уже интересовался, чем занимаются мои служащие в нерабочее время. С чего бы?

– А ты не жмись, дай ему «катеньку»[14]14
  «Катенька» – сторублевая ассигнация с изображением царицы Екатерины II.


[Закрыть], он и отстанет, – добродушно посмеивался Балагула в рыжие усы.

Неизвестно, чем бы закончился их весьма напряженный диалог, но тут звякнул колокольчик, подвешенный у входной двери, и в заведение Бабаяна вошел господин низкого роста и зловещей наружности.

Почему зловещей? Ваник и сам не смог бы сразу ответить на этот вопрос. Может, потому, что глаза посетителя погребальной конторы светились в полумраке помещения фанатичным огнем, а его аскетическое лицо с большим носом, похожим на ястребиный клюв, казалось маской, вырезанной из дерева и обожженной на костре.

Когда посетитель подошел ближе, то оказалось, что это одетый во все черное горбун. Вернее, карлик-горбун. Следует отметить, что Иона тоже поразил внешний облик незнакомца, поэтому и Балагула, и Бабаян на какое-то время по неизвестной причине утратили дар речи.

– Страфствуйте, хоспода! – старательно выговаривая слова, скрипучим голосом приветствовал он хозяина и его помощника и изобразил полупоклон – слегка кивнул; похоже, карлик был иностранцем.

Очутившись в помещении, он первым делом снял странного вида шляпу с широкими полями и высокой тульей, похожую на головной убор немецких охотников; не хватало лишь обязательного фазаньего пера. Ваник, словно очнувшись, сделал шаг вперед, поклонился странному посетителю (при этом он не спускал с него глаз) и вежливо поинтересовался:

– Чем могу служить вашему благородию?

Его слова прозвучали настолько фальшиво, что Балагула, который с утра успел выпить лафитник казенки, едва не хохотнул. Но сдержался, глядя на очень серьезное, напряженное выражение лица своего хозяина.

Иона знал, что Ваник видит людей насквозь. Так что обращение «ваше благородие» было произнесено вовсе не для красного словца. И уж тем более Бабаян не имел даже в мыслях как-то уязвить раннего посетителя его физическим недостатком. Мало того, Балагула вдруг понял, что Ваник напуган. У хозяина даже изрядно поседевшие курчавые волосы вздыбились.

«Что за чертовщина?! – подумал Иона. – Карла, он и есть карла. Намедни, третьего или четвертого дня, они схоронили почти такого же уродца. Однако знатный был цирюльник… На всем Подоле нельзя было найти лучшего. Может, это его брат? Приехал из-за границы и пришел в погребальную контору с какой-нибудь претензией…»

– Мне надо говорить с хозяин контора, – веско сказал карлик и, словно для убедительности, пристукнул о пол красивой резной тростью черного дерева.

– Я вас слушаю, – ответил Ваник.

– Мне хотелось бы побеседовать с вами наедине, – сказал карлик, бросив на Иону пронзительно-острый взгляд.

– Как прикажете, – ответил Бабаян и кивком головы указал Ионе на выход.

Балагула с большим удовольствием поторопился покинуть контору. Ему вдруг стало очень неуютно в присутствии этого странного карлы. От уродца веяло могильным холодом. А уж в чем, в чем, но в этом вопросе Иона хорошо разбирался. «Вурдалак какой-то, – думал он, усаживаясь в фургон с шанцевым инструментом. – Точно вурдалак, чтоб мне завтра не дали опохмелиться…»

На этой сцене с участием Ионы можно опустить занавес. Что касается Ваника Бабаяна, то он закрыл дверь погребальной конторы на засов – уж неизвестно почему – и предложил карлику собственное кресло с изрядно потертой кожаной обивкой. Ваник обставил контору по высшему разряду (то есть все, что можно было, обил рытым бархатом, покрасил приятными глазу красками и покрыл сусальным золотом), а на кресле сэкономил, благо его почти не было видно из-за письменного стола.

Обычно клиенты сидели на венских стульях – они были весьма прочны и могли прослужить очень долго, – но карлик произвел на Бабаяна столь неизгладимое впечатление, что Ваник просто не мог позволить, чтобы тот гремел своими костями на жестком деревянном сиденьи.

Наверное, немец оценил такую жертву со стороны хозяина погребальной конторы, потому что его суровое лицо на миг утратило жесткость черт, и тонкие сухие губы изобразили подобие поощрительной улыбки.

– Моя просьба несколько необычна… – начал карлик, не спуская с Ваника своих черных, как самая темная ночь, блестящих глаз. – Скажите, в Киеве есть старинное кладбище, на котором уже давно никого не хоронят? Подальше от центра, где-нибудь на окраине…

– Да… есть.

– Вот и отлично! – почему-то обрадовался карлик. – Это то, что нужно.

– Но я не понимаю…

– А вам ничего и не нужно понимать, – отрезал немец. – Внимательно слушайте и, как у вас говорят, мотайте на ус. Ночью на том кладбище нужно вырыть могилу предельно возможной глубины. Только не до водоносного слоя! Яма должна быть сухой. В этой могиле вы похороните цинковый ящик, который доставят вам к утру. Затем перемешайте три бочки мазута с песком, присыпьте этой смесью ящик на метр-полтора, утрамбуйте хорошо и опустите в яму настоящий гроб. Потом могилу закопаете и поставите надгробный камень. Мазут и надгробие вам привезут вечером, перед началом работы. Когда все будет закончено, могиле нужно придать старый, заброшенный вид. Как это сделать, уверен, вы знаете.

С этими словами карлик вдруг поднялся, подошел к двери и принес оттуда большой саквояж. Наверное, он оставил его там, когда вошел в контору. В пылу перебранки с Ионой Бабаян не заметил, с чем пожаловал таинственный уродец.

Открыв саквояж, немец не без усилия достал оттуда шкатулку, поставил ее на стол перед Ваником и небрежным движением поднял крышку. Бабаян оцепенел. Шкатулка была доверху наполнена золотыми царскими червонцами!

– Это аванс, – добил его карлик. – По окончании работы получите еще столько же.

Глядя на золото и слушая слова немца, Ваник тут же решил, что за такие огромные деньги он может зарыть в могиле не только цинковый ящик, но и Балагулу в придачу, который конечно же по пьяной лавочке проболтается о тайном захоронении своим дружкам-анархистам. Что могло быть в ящике, Бабаяна не интересовало. Заказ есть заказ. Его нужно выполнять. Он всего лишь хозяин погребальной конторы, а не сыщик полицейского управления.

Однако у Ваника оставались кое-какие вопросы. У него в последнее время начала побаливать поясница, и по вечерам, кряхтя под сильными руками жены, которая делала ему массаж, втирая какие-то противные мази, он повторял, словно заклинание: «О, эти годы… О, эти годы…» Поэтому, вспомнив свои страдания, Бабаян немного помялся, но затем отважился и робко сказал:

– За одну ночь вдвоем с помощником мы не сможем вырыть яму такой большой глубины…

– А вам и не надо заниматься земляными работами. Для этого у вас существует, насколько мне известно, бригада копачей могил.

– Но как же…

– Как можно сохранить тайну? – закончил карлик мысль Бабаяна и снисходительно улыбнулся: – Ваш помощник и землекопы получат столько денег, что им и их детям хватит до конца жизни. Но… – тут его негромкий проникновенный голос приобрел силу и упругость. – Но они должны будут немедленно покинуть не только Киев, но и пределы Российской империи. И никогда сюда больше не возвращаться. Если же они вздумают открыть кому-либо тайну захоронения или сами решат узнать содержимое ящика… – тут в голосе черного карлика прозвучал металл. – Упаси Господь! В этом случае землекопов ждет неотвратимая и жестокая смерть.

– Ну, если так… – Ваник все еще пребывал в больших сомнениях.

Он думал, что его землекопов только могила исправит, что они никуда не поедут, что деньги – даже миллион – мужики все равно пропьют, а затем, взяв заступы, придут на старое кладбище и отроют цинковый ящик. Кто им может в этом помешать?

Что касается угроз карлика, то землекопам на них наплевать. Тот, кто каждый день общается со смертью, становится циником и фаталистом. Для него переход в мир иной – само собой разумеющееся дело. Он не боится умереть; его просто не посещают такие мысли. Гробокопатели со слабой психикой долго на кладбище не задерживаются.

А еще у Бабаяна мелькнула в голове совсем уж нехорошая мыслишка. Что ни говори, а этот таинственный карлик был всего лишь немцем, иностранцем. Когда-нибудь он вернется же в свою Германию? А если так, то неплохо бы самому Ванику поинтересоваться, что лежит в цинковом ящике.

Карлик словно подслушал мысли хозяина погребальной конторы. Он покривил губы в снисходительной улыбке и сказал:

– Все участники захоронения уедут, а вы останетесь. Будете присматривать за могилой и хранить эту тайну до конца своих дней. Да-да, ваши услуги будут оплачены. Раз в год к вам будет приезжать наш курьер и привозить плату за ваши труды. Золотом.

Ваник был окончательно сражен. Он вдруг понял, что уже не волен распоряжаться своей судьбой. Какие-то высшие силы вмешались в его жизнь, и теперь он должен плыть в том русле, которое ему укажут. Иначе…

Угрожающее «иначе» испуганный до дрожи в коленях Бабаян тут же выбросил из головы. Он не хотел об этом даже думать. Набравшись смелости, Ваник посмотрел прямо в глаза темному карле и спросил:

– Кто вы?

– Вопрос вполне закономерен… – немец глядел испытующе и остро. – Я хотел вам это сказать, но вы опередили меня. Я полномочный представитель общества «Вольных каменщиков» в России.

Ванику показалось, что под ним провалился пол и он летит в одну из тех могил, которые он выкопал за свою жизнь. А их насчитывалось много, очень много. Особенно в первое время, пока его погребальная контора не стала крепко на ноги и не завоевала себе авторитет. Поначалу у Бабаяна был только Балагула, и Ванику пришлось сильно потрудиться, благо в молодости силой он не был обижен и копал могилы, как семечки щелкал. Поэтому теперь и спина болит.

Карлик – масон! Ваник плохо представлял, кто такие масоны и чем они занимаются, но он точно знал, что лучше вольным каменщикам не перечить и с ними не конфликтовать. В этот момент Ваник поклялся себе самой страшной клятвой, что ни за какие коврижки не станет открывать цинковый ящик и что будет прилежно исполнять все указания карлика, благо тот обещал хорошо за это платить…

Спустя неделю после «похорон» таинственного цинкового ящика (по размерам он был немного меньше гроба) Ваник закрылся с женой в спальне, которую хозяин погребальной конторы считал самым защищенным и святым местом в доме, и сказал: