Текст книги "Повелители волков"

Глава 7
Степные разбойники

Ужаснее бури в скифских степях зимой трудно что-либо придумать. Если ураганный ветер застигнет путника в дороге далеко от обжитых мест, по нему можно справлять тризну. Темно-серое, почти черное небо с редкими седыми тучами нависает так низко над землей, что, кажется, до него можно дотронуться рукой. Снежные заряды валят с ног, над степью стоит свист и дикий вой, словно трехглавый пес Цербер, страж преисподней, сорвался с цепи и выбрался на поверхность; от этой какофонии можно сойти с ума. Если, конечно, раньше не замерзнешь и не превратишься в один из тех обледенелых камней, которые изредка встречаются в степи.

Но буря рано или поздно заканчивается, тучи торопятся побыстрее спрятаться за горизонт, и над степью появляется солнечный диск. Он совсем не золотой, как летом, а кажется большой серебряной монетой, начищенной до блеска. Вместо благословенного тепла, от которого пробуждается природа, его лучи впиваются в человека словно ледяные иглы, и морозное дыхание светила начинает пробирать до костей. Равнина под солнечными лучами девственно-белая, а ближе к горизонту сверкает и переливается всеми цветами радуги, словно там рассыпана алмазная пыль…

Степной шторм закончился, оставив после себя застывшие волны сугробов. Буйный разгул стихии сменился звенящей тишиной. Заснеженная равнина неподвижна и мертва. Не слышно ни единого звука, ни шороха, даже ветер, который всегда гуляет над скифской равниной, устал и прилег отдохнуть.

Неожиданно один из сугробов зашевелился и из снежной глубины поднялся человек, а за ним другой. Отряхнувшись, один из них издал горловой звук «Кх-р-р!» и рядом с ними выросли две лошади.

– А что, Лид, славно мы спрятались от бури, – сказал он, посмеиваясь, и принялся сворачивать в скатку квадратный кусок кошмы, под которым люди и лошади укрылись от снежных зарядов.

Это были Лид и Кимерий. Алким все-таки соблазнил их большим кушем, и они согласились стать проводниками персидского войска. Дело было очень рискованным, но землевладелец отсыпал им столько серебра, что два проходимца начали всерьез подумывать, а не дать ли задний ход и сбежать из Ольвии, чтобы никогда больше в нее не возвращаться. Но когда хитроумный Алким, хорошо разбирающийся в слабостях человеческой натуры, сказал, что их ждет такая большая награда от царя Дария, что они больше никогда не будут перебиваться мелочевкой, а станут уважаемыми людьми, богатыми купцами, Кимерий и Лид не выдержали искуса.

Лошадей им приобрел сам Алким; в этом деле он разбирался весьма неплохо. Землевладелец подпоил двух скифов-табунщиков, и они продали ему своих четвероногих друзей за горсть серебра, что было сущим мизером – Алким хорошо знал истинную стоимость обученной скифской лошади. Правда, потом пришлось уговаривать незадачливых выпивох, чтобы они приказали своим лошадкам принять новых хозяев, ведь обученная скифская лошадь не позволяла чужаку даже приблизиться к себе без команды хозяина, не то, что оседлать. Но два кувшина неразбавленного вина заставили скифов смириться с потерей, а Кимерий с Лидом получили настоящий клад.

Два конька были не столь быстры, сколько выносливы. Они без устали бежали по степи, ни разу не споткнувшись, каким-то чудом чувствуя под ногами скрытые снегом рытвины и кочки. Не будь у Кимерия и Лида скифских лошадей, на открытом пространстве разбушевавшейся стихии они не пережили бы. Повинуясь команде, лошади легли на землю, а люди – между ними. Согреваясь телами животных, они пересидели в сугробе, пока не закончилась буря.

– И как нам теперь искать дорогу? – спросил Лид. – Все ориентиры замело.

– По запаху, – ответил, скалясь, Кимерий.

– Ты, случаем, мозги не отморозил?

– Нет, мозги на месте. А вот ты совсем нюх потерял. Здесь неподалеку пещеры. Видишь вон то одинокое дерево без верхушки? Или ты все позабыл?

– Да понял я, вспомнил, – повеселел Лид. – Еще немного, и мы будем у наших друзей. За деревом овраг, а там уже совсем рядом пещеры.

– Вот я и говорю – нюхай…

Кимерий и Лид приторочили свое «убежище», – скатанную кошму – к потнику одного из коней, и поехали, ориентируясь на дерево, верхушку которого расщепила молния. Лошадям стало трудно передвигаться по степи, потому что снежный покров доходил им до брюха, и издали казалось, что они плыли. Поэтому о любом аллюре, кроме шага, можно было забыть.

Постепенно две конные фигуры удалились и вскоре превратились в две букашки, медленно ползущие по снежной равнине к одиноко стоящему дереву. Когда-то это был великан со стволом в три обхвата. Но молния и годы сделали свое дело, и дерево засохло. Удивительно, что оно вообще выросло среди степи, где рос только кустарник. Наверное, когда-то в этих местах стояли дремучие леса, но потом или степные жители вырубили их для своих целей, или уничтожил один из степных пожаров, от которых не было спасения ни растениям, ни животным, ни людям.

Возможно, это дерево в конце концов пошло бы на дрова, очень ценные в степи, но в какой-то момент оно стало местом поклонения всех окрестных племен. Теперь он было не просто «дерево», а Дерево с большой буквы. Обычно скифы воздвигали своим божествам каменных истуканов, а тут сама природа преподнесла им в дар алтарь, где можно было совершать жертвоприношения. Они были скудными, наивными, – у корня дерева-великана проливалось несколько капель молока или вина, а к веткам привязывалась ленточка из материи – тем не менее скифы верили, что Дерево обладает чудодейственной силой (а иначе как оно могло вырасти таким большим).

Когда Кимерий и Лид почти растворились в белом мареве, в одном из неглубоких оврагов неподалеку от того места, где они пережидали бурю, повторилась картина, напоминавшая недавнюю: один из сугробов внезапно ожил и на свет ясный выбрался человек.

– Хватит ночевать! Наших подопечных уже и след простыл, – сказал он кому-то, и рядом с ним появился другой.

Вдвоем они быстро раскидали снег, и в овраге выросла юрта, – скорее просто палатка – откуда тут же показались две лошадиные головы. Их хозяева оказались куда предусмотрительней Кимерия и Лида; в юрте было и просторней, и теплей, чем под куском кошмы.

– Неплохо бы пожевать чего-нибудь, Радагос, а еще лучше сварить похлебку, чтобы хорошо согреться, – сказал первый. – Да, видно, не придется. Надо ехать, иначе можем потерять след.

– Хочешь согреться, иди пешком, – буркнул второй и начал снимать юрту. – Помоги, не стой столбом!

Это были Ивор и Одноухий. Они следили за Кимерием и Лидом. Радагос возвратился в Ольвию с наказом вождя племени Жавра вести двух негодяев на «поводке» до тех пор, пока не поступит другое распоряжение. Что там еще придумали вождь и старейшины, Радагос не смог выяснить, но Жавр был горазд на разные штуки, поэтому ни он, ни Ивор не сомневались, что Кимерию и Лиду готовится нечто особенное.

Собрались быстро. Лошади были накормлены – пока их хозяева пережидали бурю, они жевали ячмень, который был гораздо питательней овса, и для насыщения его нужно было меньше, – и следопыты отправились в путь немедля. Кимерий и Лид уже были не видны, даже востроглазый Ивор не мог различить их на фоне искрящейся белизны.

Тогда Радагос порылся в сумке, привязанной к поясу, и достал оттуда хитрое приспособление для дальновидения, придуманное одним греком, попавшим в плен к джанийцам. Оно называлось «волшебным глазом». Приспособление представляло собой несколько тонких, тщательно отполированных пластинок изумруда, заключенных в бронзовую оправу. Благодаря «волшебному глазу» далеко расположенный предмет приближался настолько, что его можно было рассмотреть во всех подробностях.

Лид приложил приспособление к правому глазу и начал всматриваться вдаль.

– Они направляются к Дереву, – сказал он спустя какое-то время, бережно завернул «волшебный глаз» в кусок замши и вернул его на место – в сумку.

– Понятно, – ответил Ивор. – Их намерения мне ясны. Где-то в этих местах скрываются разбойники под предводительством Сатрабата. Наши лазутчики давно хотели его выследить, но он хитрее старого лиса. Кажется, где на этой равнине можно спрятаться? А разбойники Сатрабата словно сквозь землю проваливаются. У Сатрабата отличные следопыты. И он всегда выставляет охранение… по крайней мере тогда, когда рыскает по степи в поисках добычи.

– Поживем – увидим… – пробурчал Радагос. – Мы тоже не лыком шиты. Кто такой Сатрабат? Это имя мне приходилось слышать, но тогда у меня были другие заботы и я пропустил его мимо ушей.

«Мимо уха», – хотел было пошутить острый на язык Ивор, да вовремя сдержался, – Радагос очень не любил, когда ему напоминали о его увечье.

– Он из племени басилея Таксакиса, – ответил Ивор. – Был жрецом, но совершил какой-то тяжкий проступок, за что его должны были прокатить на волах.

– Как это? – заинтересованно спросил Одноухий.

Сам будучи наполовину скифом по рождению, он сызмала рос в племени джанийцев, поэтому не знал некоторых скифских обычаев.

– Повозку, в которую запряжены волы, нагружают хворостом, сверху привязывают осужденного и хворост поджигают. Испуганные волы бегут что было мочи, тем самым раздувая костер на повозке.

– Да-а, мои сородичи большие мастера на такие штуки… Но как смог Сатрабат уйти от наказания?

– Друзья помогли. Он сбежал, а вместо Сатрабата на костер послали раба, похожего на жреца и в его одеянии.

– Но ведь раб мог закричать!

Ивор ухмыльнулся и ответил:

– Раб был покорным как телок. Его опоили маковым настоем, и он только мычал. Так по крайней мере рассказывали наши лазутчики. А может, ему просто заткнули рот. Хотя вряд ли – народу было в радость послушать предсмертные крики осужденного на смерть, тем более жреца-прорицателя. Знать редко попадает на костер. А Сатрабат сколотил шайку из разного отребья, и теперь разбойничает, наводя страх на купцов и табунщиков, которые гонят скот в Ольвию на продажу.

– Неужто Таксакис не пытался поймать Сатрабата?

– Его хотят поймать все степные племена. Но он, как я уже говорил, неуловим. Просто чудеса какие-то. Поговаривают, что Сатрабата охраняет злобное иноземное божество. Ведь он все-таки жрец и владеет тайнами, которые недоступны простым людям. Поэтому в последнее время мало кто осмеливается охотиться за ним. Даже сам Таксакис оставил свое намерение все-таки прокатить негодяя на волах, прежде содрав с него кожу, как он пообещал в гневе.

– Тогда и впрямь худо. Если этот Сатрабат такой неуловимый и заговоренный, то, боюсь, мы можем опростоволоситься.

– Там видно будет. А пока нужно прибавить ходу, чтобы наши приятели не провалились сквозь землю, как разбойники Сатрабата…

Тем временем Кимерий и Лид, не подозревающие, что за ними следят, продолжали свой путь. Возле дерева они на некоторое время остановились, чтобы совершить жертвоприношение и привязать к ветке по ленточке – при всей своей кровожадности и беспринципности, оба негодяя немного побаивались богов, хотя божества киммерийца умерли вместе с его народом, а лидиец если когда и молился (это было очень редко), то Аполлону Дельфинию. А затем стали искать овраг, что было совсем непростой задачей.

Но вот Кимерий, у которого был поистине собачий нюх, шумно втянул в себя воздух, с удовлетворением осклабился, и указал нагайкой:

– Туда!

– Ты уверен? – спросил Лид.

– Говорил же тебе – нюхай.

Лид некоторое время принюхивался, а затем на его смуглом лице появилась торжествующая улыбка.

– Теперь и я чую, – сказал он радостно. – Пахнет дымом.

– И не только дымом. По-моему, нас ждет сытное угощение. Пахнет подгоревшим жиром, а значит, у Сатрабата на обед жаркое.

– Лишь бы он был в хорошем настроении…

– Это верно. Иногда на него находит, и тогда спасайся, кто может. Но будем надеяться на лучшее.

– Будем… – эхом откликнулся Лид, и оба надолго умолкли.

Вскоре показался и овраг; вернее, начало оврага, изрядно засыпанного снегом. Поэтому какое-то время Кимерий и Лид ехали поверху, и только когда овраг стал глубже, они спустились вниз и оказались на льду ручья. По ручью ехать было гораздо легче, но опасней. Поначалу он был узким, но затем расширился, и Кимерий с Лидом начали опасаться прикрытых тонким льдом пустот – лошадь, провалившись в нее, могла сломать ноги.

Но все обошлось, и вскоре путники увидели легкий дымок, поднимавшийся над ущельем, которым заканчивался овраг. Видимо, когда-то в овраге текла речка, со временем высохшая и превратившаяся в ручей. Она подмыла берега, и образовались глиняные обрывы. Ущелье заросло деревьями и густым кустарником, поэтому даже вблизи трудно было заметить в обрывах пещеры, над рытьем которых потрудилось половодье. Они были разного размера, – одни мелкие, другие просторные, уходящие далеко в глубь глиняного пласта, – но в качестве тайного убежища идеально подходили разбойничьей шайке Сатрабата.

Удивительно, но Кимерия и Лида никто не встретил. Даже у входа в пещеру, откуда тянуло дымком и аппетитным запахом, не было дозорных. И то верно, решили приятели, – кто в такую погоду решится путешествовать по степи. Но зайти сразу внутрь, без представления, они не решились. У разбойников, среди которых были скифы, меоты, алазоны и даже совсем дикие невры, были скифские привычки – сначала стрелять в незваного гостя, а потом спрашивать, кто пришел.

– Эй, Сатрабат! – крикнул Кимерий. – Принимай гостей!

Крикнул и последовал примеру Лида – спрятался за коня; мало ли что придет в голову разбойникам, совсем одичавшим от вынужденного заточения.

Какое-то время в пещере молчали. Похоже, разбойники были не просто удивлены, а ошеломлены. Наконец кто-то грубым, слегка хрипловатым голосом просил:

– Кого там принесло?

И тут же из пещеры вывалился десяток лучников, готовых стрелять во все, что движется. Кимерий и Лид, благоразумно оставаясь под прикрытием лошадиных крупов, в один голос прокричали:

– Это мы! Кимерий и Лид! Вы что, своих не узнаете?!

– Все свои у нас здесь, – снова послышался грубый голос.

– Хумиуа, это же я, Кимерий! Или у тебя уши заложило?

Кимерий по голосу узнал Хумиуа, который обычно заменял Сатрабата в его отсутствие.

– Кимерий? Так бы сразу и сказал. Ну-ка, покажись.

Кимерий не без опаски высунул голову из-за лошадиного крупа, и заросшее бородищей лицо Хумиуа расплылось в улыбке.

– Опустите луки, – скомандовал он разбойникам. – Это киммериец, приятель нашего вождя Сатрабата. Одноглазый! Поставь лошадей наших друзей в стойло и накорми их.

Тщедушный разбойник, один глаз которого прикрывала кожаная повязка, судя по физиономии, меот, поторопился исполнить приказание. Лид благоразумно забрал из сакв увесистый кошель с серебряными монетами и спрятал его в поясную сумку. Он хорошо знал манеры разбойного товарищества и совершенно не сомневался, что монеты могут испариться. Глядя на его действия, одноглазый лишь облизнулся, затем покривился, словно ему стало больно, сокрушенно вздохнул, и повел лошадей в одну из пещер, где стояли кони разбойников. Она была обширна и могла вместить хоть лошадиный табун. Лид пошел ему вслед. Он хотел убедиться, что их вещи будут сложены в надежном месте и к ним никто не прикоснется.

Кимерий вошел в пещеру. Она была небольшой по размерам, и он сразу понял, почему разбойники выбрали ее для зимовки – в ней лучше сохранялось тепло. Начиная с весны, они обычно разбредались по другим пещерам; здесь их было великое множество. А некоторые вообще предпочитали спать на открытом воздухе, укрывшись кошмой.

Посреди пещеры горел костер, над которым скворчали добрые куски мяса дикой лошади. Это Кимерий определил по запаху – у тарпана мясо сильно пахло травами. Наверное, разбойникам попался молоденький жеребчик, потому что куски были сочными и капли янтарного жира, падая в костер, вспыхивали яркими огоньками.

– Это у нас отличился Тирит, – сказал Хумиуа, указывая на угрюмого, страшноватого на вид разбойника, который в это время вращал вертел с кусками мяса, чтобы оно не подгорело. – Знатный охотник… хоть и полукровка.

Кимерий криво ухмыльнулся – он и сам был не совсем полноценным киммерийцем; судя по прозвищу, «знатный охотник» принадлежал к племени тиритов-миксэллинов. Они жили близ устья Тираса[55]55
  Тирас – река Днестр.


[Закрыть]. Кимерию уже приходилось обделывать разные темные делишки вместе с шайкой Сатрабата, он знал многих разбойников, – они встретили его и Лида приветственными возгласами – но Тирита видел впервые. Видимо, он был новичком. Похоже, Тирит никогда не стригся и не подстригал бороду. Он так зарос волосами, что мог запросто сойти за какое-нибудь лесное страшилище.

В пещере появился Лид, который притащил бурдюк хиосского. Когда разбойники распробовали, что было в чашах, от восторженных криков едва не обрушился потолок пещеры. Вино в степи всегда было в дефиците, даже кислое ольвийское, а тут им преподнесли совершенно божественный напиток, крепкий и ароматный. Обычно все степняки – как скифы, так и разбойники, – обходились хмельной оксюгалой. Но она не шла ни в какое сравнение с заморскими винами, которые могли позволить себе только состоятельные греки колонисты.

Кимерий довольно ухмыльнулся; это он, что называется, взял за горло прижимистого Алкима, и тот, стеная и охая, выделил им от своих «щедрот» два бурдюка хиосского. Один из них Лид припрятал – для себя и Кимерия, а вторым они решили задобрить разбойников, чтобы те приняли их предложение.

– А где Сатрабат? – спросил Кимерий у Хумиуа.

Тот кисло покривился и не очень охотно ответил:

– Дела у него… Как снег посыпал, так он и уехал. Еще осенью. Но скоро появится. Хочешь ему что-то передать?

– Кроме лучших пожеланий и удачи на промысле, больше ничего.

Кимерий мысленно рассмеялся. Сатрабат большой хитрец. Шайку оставил зимовать в холодных пещерах, а сам, поди, отирается в каком-нибудь греческом полисе – их уже немало на берегах Понта Эвксинского. Денег у него полно, вот он и сибаритничает под чужим именем в тепле и довольствии – Сатрабат был великим мастером перевоплощений.

– Удача нам не помешала бы, – мрачно ответил Хумиуа. – С прошлого года все караваны идут под сильной охраной. Иданфирс – чтоб его собаки съели! – договорился с ольвийским магистратом, и теперь скифские отряды (конечно же за хорошую плату) сопровождают купцов от приграничья до самого города. Нам удается пощипать только очень жадных купцов, которые не хотят платить скифам и надеются на авось.

Тут Кимерий понял, что удача сама идет ему в руки, и вкрадчиво сказал, понизив голос:

– У тебя есть возможность хорошо заработать…

– Как? – оживился Хумиуа и тут же поторопился добавить: – Пойдем, проветримся…

Он знал, что киммериец слов на ветер нее бросает. Шайка несколько раз потрошила караваны по наводке Кимерия и Лида, и всегда добыча была знатной. А еще он сразу уловил, что киммериец сказал «у тебя» с нажимом. Это значило, что не стоит всех разбойников посвящать в то, что скажет Кимерий.

Они вышли из пещеры, и Хумиуа повел киммерийца в пещеру, где зимовали лошади. Там было тепло и уютно, а ночь, опускавшаяся на скифскую степь, обещалась быть морозной.

Убедившись, что в пещере-конюшне никого нет, Кимерий сказал:

– Мне нужно десять человек сопровождения. Лучше тех людишек, кто хорошо знает леса. Плачу сразу, серебром. Даю сто драхм. Им по две монетки, тебе – остальное.

– Куда едешь? – деловито спросил Хумиуа, у которого от жадности зачесались ладони.

– Далеко. За Истр. Но твои люди будут сопровождать меня и Лида только до Истра. Сам знаешь, за степью идут леса, и вдвоем пройти их очень нелегкая задача.

– Двести, – рубанул с плеча Хумиуа. – С тебя двести монет. И договорились.

– Хумиуа, ты в своем уме?! – возмутился Кимерий. – Где я найду тебе двести драхм? У меня есть сто и еще немножко. Но ведь и нам с Лидом надо на что-то жить, когда доберемся до места.

– Я сказал двести – и баста!

– Чтоб тебя!.. Говорю же, нет у меня таких денег!

– А что если мы потрясем ваши вещички? Проверим сумки… – Хумиуа хищно прищурился. – И тогда моим людям даже не придется ехать за тридевять земель, чтобы обогатиться на две драхмы.

– Это будет твоей самой большой ошибкой, Хумиуа, – холодно и чересчур спокойно, чтобы в это можно было поверить, ответил Кимерий. – Если о твоем своеволии узнает Сатрабат, тебе не поздоровится. А он узнает, даже если вы бросите нас волкам на съедение.

При упоминании имени вожака шайки Хумиуа даже плечи подогнул, словно ожидал, что его кто-то оглоушит. Он знал, что у Сатрабата какие-то особые отношения с киммерийцем, и совершенно не сомневался, что тот не погрешил против истины. А уж насколько жесток был беглый жрец с отступниками и теми, кто не исполнял его распоряжений, Хумиуа знал хорошо.

– Ладно, выкладывай сто пятьдесят драхм и – по рукам, – без особой надежды сказал Хумиуа.

– Только ради наших с тобой добрых отношений даю сто двадцать и на этом закончим торг, – решительно заявил Кимерий. – Ты просто меня обираешь.

– Все, все, договорились… – Хумиуа тяжело вздохнул; он понял, что больше из Кимерия не выдавишь ни одной лишней драхмы.

– Только мне нужны лучшие из лучших – следопыты и отличные стрелки. Пусть Одноглазый и другие, ему подобные, отдыхают.

– Будут тебе лучшие…

А в это время Ивор и Радагос устраивались на ночлег. Они проследили Кимерия и Лида до самых пещер и теперь радовались, как дети. Еще бы – им удалось найти тайное убежище самого Сатрабата! Лучшие следопыты джанийцев на этом деле обломали рога, а они сделали это без особых усилий.

Палатку поставили в небольшой рощице – всего несколько деревьев и низкорослый кустарник. Она находилась на возвышенности, откуда хорошо просматривались выходы из ущелья. Палатку доверху забросали снегом, чтобы она напоминала сугроб, а внутрь натаскали сухой травы, на которой приятно было почивать и которую с охотой жевали лошади. Ночь прошла без приключений, зато утро оказалось сплошным огорчением.

Джанийцы все рассчитали правильно – и время появления Кимерия с Лидом, и место, где они появятся. Вот только одного никто из них не мог ни угадать, ни предусмотреть – вместе с двумя негодяями в степь выехал еще и десяток разбойников. Ивор даже крякнул с досады.

– И как нам теперь быть? – спросил он больше самого себя, нежели Радагоса. – У Сатрабата народец опытный, настоящие степняки. Они нас на раз вычислят. Вишь, рассыпались по сторонам. Дозоры выставляют. Правильно действуют.

Радагос подумал немного и ответил:

– Выход у нас только один – опередить их. Хватит тянуться следом.

– Тогда они точно нас заметят. И потом, как ты можешь знать, где они войдут в леса?

– Чего проще… – Радагос улыбнулся. – Снега этой зимой навалило вдвое больше, чем в прошлом году. Пробираться по целине, сам знаешь, не мед. Значит, разбойники, которые хорошо знают здешние места, пойдут самым легким путем.

– И где он, этот легкий путь?

– Реки. Они пойдут по рекам. На льду нет ни ям, ни кочек, ни сугробов. Речка как скатерть.

– Рек тут много. Какую именно они выберут, ты знаешь?

– Догадываюсь, – сказал Радагос. – Она находится ближе всех к убежищу шайки Сатрабата. Вот туда мы и направимся. Только поедем по дуге и перелесками. Разбойники в леса не сунутся, они выберут открытую степь. В отличие от наших их лошади к лесам непривычны.

– Нам придется гнать во весь опор – конечно, насколько это возможно – чтобы опередить эту свору.

– Но и это еще не все. Когда доберемся до леса, мне придется, как наказал Жавр, предупредить наши дозоры. Пора уже готовить разбойникам «теплую» встречу…

Вообще-то старшим считался Радагос, но он в отличие от своего товарища не был чистокровным джанийцем (в его жилах немало текло и скифской крови), поэтому старшинство в их маленьком отряде было понятием условным. Временами Ивор брал бразды правления в свои руки, а иногда Радагос – как сейчас. И это было закономерно: Радагос хорошо ориентировался в лесах (в отличие от Ивора, которого с малых лет приучали к городской жизни), поэтому именно ему проще было найти передовые посты племени джанийцев.

Они покинули свое убежище, когда отряд, возглавляемый Кимерием и Лидом, превратился в рассыпанных по степи мелких муравьев, барахтающихся в снегу. Лошади Ивора и Радагоса, хорошо отдохнувшие за ночь, бежали довольно резво. Со стороны это выглядело забавно, – лошади скакали, как олени, – но сил такая скачка отнимала немало. Поэтому лошади часто переходили на шаг, а затем снова начинался бег наперегонки со временем – кровь из носу нужно было опередить разбойников и добраться до реки первыми…

Кимерий и Лид чувствовали воодушевление. Они не чаяли так дешево отделаться от Хумиуа. Будь на его месте Сатрабат, он вытряс бы из их кошельков все до последней драхмы. Уж он-то сразу понял бы, что только какое-то очень важное дело заставило двух приятелей отправиться в столь дальнее и небезопасное путешествие. А за важное дело и платить нужно по повышенному тарифу.

Но Хумиуа, которому, как и остальным разбойникам, попадали только крохи от добычи, совсем потерял голову от жадности. Для него сто драхм были целым состоянием. Тем более что никто из шайки о них не знал. Когда Кимерий и Лид уезжали, он настоятельно попросил их, чтобы они не проговорились сопровождавшим их разбойникам о сумме сделки. Что ему и было клятвенно обещано.

Разбойники-следопыты свое дело знали отменно. Они и впрямь были одними из лучших. Засидевшись за зиму в тесной пещере, разбойники ехали даже быстрее Кимерия и Лида, хотя те очень торопились. Им нужно было успеть к устью Истра до того, как войско персидского царя Дария начнет переправу, иначе обещанного вознаграждения они не получат; так сказал Алким.

Дальнейший путь проходил по лесным рекам. Их было много, самых разных, – шириной от десяти локтей до пяти стадий. Не будь с ними проводников из числа разбойников, Кимерий и Лид уже давно запутались бы в хитросплетении рек, речушек и ручьев. Ведь в зимнее время им не доводилось бывать в этих краях, а под снегом рельеф местности изменялся до неузнаваемости.

По льду повеселевшие лошади шли бойко и споро, нередко переходя на бег. Ветер прошелся по застывшей речной глади словно метлой, и лед был прикрыт лишь тонким слоем слежавшегося снега. Иногда им приходилось углубляться и в лесную чащу – чтобы перейти с одной реки на другую, которая вела в нужном направлении. Но идти по лесу было безопасно – он погрузился в зимнюю спячку, как и реки. Время от времени разбойники устраивали охоту, чтобы добыть пропитание, но она не всегда была удачной – дичи в лесу было мало…

Очередной переход от одной реки к другой, где Кимерий намеревался остановиться на привал, был одним из самых сложных. Видимо, осенью в этих местах случился бурелом, о котором разбойники не знали, и теперь приходилось объезжать поваленные деревья. Это удлиняло путь, и Кимерий нервничал – они могли не успеть к месту привала до темноты. Уже кончалась зима, но все равно темнело очень быстро, к тому же он почувствовал какое-то беспокойство, даже страх, чего раньше не было.

Кимерий вертел головой во все стороны, стараясь понять, откуда исходит опасность, – а она точно была, таилась в глухой чащобе – но даже инстинкты древнего племени, к которому принадлежал его отец, не спешили на выручку потомку киммерийцев. В конце концов они с большими трудами пробились на лесную поляну, от которой, как утверждали проводники, рукой подать до реки. Вечер уже полностью заявил о своих правах, и на лесные заросли начал опускаться морозный туман.

Но едва все вздохнули с облегчением, как неожиданно раздался волчий вой. Он был оглушающее сильным, от него затряслись поджилки, и казалось, что вой исходит со всех сторон.

– Мы пропали! – в отчаянии воскликнул один из разбойников. – Волки не выпустят нас живыми!

Кимерий и сам понимал, что их отряд попал в серьезный переплет. Зимой волки обычно сбивались в большие стаи, и если решались напасть на кого-нибудь, то всегда доводили дело до конца, невзирая на свои потери – голод был страшнее моментальной смерти. Зимой вся крупная живность – волчья добыча – обычно уходила в более теплые места, поближе к рекам, в плавни, где было много корма, оставалась одна мелочь, которой не насытишься, и хищникам приходилось туго. В плавнях был слышен каждый шорох, и незаметно подобраться к жертве не удавалось. Поэтому волки в основном резали скот степных племен или устраивали облавные охоты на тарпанов, оставшихся в местах их привычного обитания.

– К реке! – вскричал Кимерий. – Быстрее к реке! На открытом пространстве нам легче будет сражаться! Здесь мы не видим, сколько их!

Но едва путники немного успокоили своих коней и ринулись по хорошо заметной звериной тропе к берегу, как дорогу им заступили два огромных волка с седой, почти белой шкурой. Кимерий похолодел; он понял, что за звери их окружили. Это были лесные волки, реликт древней эпохи. Их осталось немного, но они отличались свирепостью и огромной силой. Лесной волк мог перекусить ногу лошади, как тростинку. Два волка запросто валили на землю даже самого сильного тура. От них не спасали самые быстрые лошади; лесные волки могли бежать целый день, пока жертва не упадет от усталости.

И все равно нужно было сражаться за свою жизнь; иного выхода просто не было. Кимерий, который оказался впереди отряда, молниеносно натянул лук, и стрела полетела в цель. Но что это? Ему показалось, будто он сходит с ума – фигура волка начала расплываться, терять привычные очертания, словно ее растворил туман, и на месте огромного зверя вырос человек. Он держал в руке стрелу, пущенную Кимерием, и улыбался. Это было настолько невероятно, что разбойники, приготовившиеся к бою с хищниками, попытались повернуть своих коней назад, вопя словно сумасшедшие:

– Это оборотни! Волкодлаки! А-а-а! Спаси нас, матерь Кибела!

Все дальнейшее произошло настолько быстро, что никто не успел опомниться. В воздух взвились арканы, и спустя небольшой промежуток времени всех разбойников во главе с Кимерием и Лидом спеленали как младенцев и натянули на головы торбы. Потом их небрежно бросили на лошадиные крупы, и дальнейший их путь напоминал состояние, которое испытывали те несчастные, которым угораздило попасть в плен к разбойникам.

На поляне, которую оставили люди, происходило пиршество – волкам оставили двух коней разбойников. В лесной тишине слышался хруст костей и изредка тихое рычанье. Луна наконец пробила тонкий слой перистых облаков и осветила безбрежные лесные дебри голубоватым призрачным светом. С высоты птичьего полета можно было различить тени ночных хищников, которые вышли на охоту; они бесшумно пробирались между деревьев, готовые в любой момент пустить в ход свои клыки.

Морозная лунная ночь, полная опасностей для мелкой лесной живности, вступила в свои права.