Текст книги "Рерик"

Глава 5. Бойники

Сокол с неподдельным интересом наблюдал, как кузнец Будивой добывает для своих нужд железную руду.

Мальчик наткнулся на него случайно. К осени в лесах появилось огромное количество боровой дичи – глухарей, тетеревов и рябчиков, и Сокол, великолепный стрелок из лука, не преминул возможностью пополнить запас продуктов на зиму. Дедко солил, коптил, а затем вялил птичьи тушки, но в небольшом количестве – мясо быстро портилось, даже приготовленное таким сложным и долгим способом.

Однако у Чтибора был особый секрет длительного хранения боровой дичи, который даже умудренные древним опытом волхвы хотели у него выведать, но старый кобник не поддавался ни на какие уговоры – что мое, то мое, извините, и на этом разговор прекращался. Такая несговорчивость старика зиждилась на том, что удивительный продукт, приготовленный Чтибором, служил для их маленькой семьи весомым подспорьем в меновой торговле. О нем были наслышаны даже заморские купцы, а уж про своих и говорить нечего.

Особенно ценен он был для дружинников кнеза, которые нередко уходили в дальние походы. Одной плитки этого удивительного продукта, когда невозможно было добыть иной еды, хватало на весь день.

Вяленую боровую дичь старый кобник сушил до каменной твердости, затем растирал в порошок, замешивал его на меду, добавлял измельченных, хорошо высушенных лесных ягод, обладавших целебными свойствами, а также некоторые травки, восстанавливающие силу, все это замешивал на барсучьем жиру, формовал в плитки и на два дня оставлял под навесом – чтобы ценный продукт «заветрился». Свежий осенний ветер, утверждал Чтибор, способствовал длительной сохранности плиток.

Сокол уже уполевал трех глухарей и тетерку, но красавец-самец, который попался ему на глаза, когда мальчик наконец вышел на звериную тропу (по ней он намеревался добраться до соснового бора, где идти значительно легче), поразил его до глубины души. Птица была просто великолепной, как по своему немалому размеру, а значит, и весу, так и по внешнему виду.

Черная голова и шея глухаря были с зеленоватым отливом, на спине отчетливо виднелись серые, бурые и красноватые пятнышки, зоб цвета воронова крыла отсвечивал металлическим блеском, зеленовато-сизые перья на груди гармонировали с ярко-коричневыми крыльями, а уж пышный черный с белыми пятнами хвост и вовсе был выше всяких похвал. Чтибор в своих гаданиях нередко применял перья из хвоста глухаря, но таких красивых Соколу еще не доводилось видеть.

«Пусть дедко порадуется…» – мельком подумал мальчик, наложил стрелу на тетиву и прицелился.

Но выстрелить не успел. Где-то неподалеку раздалось звучное «Ух!», что-то плеснуло, глухарь с шумом вспорхнул и скрылся в чаще. Сокол сплюнул в досаде и осторожно пошел в сторону непонятного шума, держа лук наизготовку.

Он еле продрался через кусты к источнику непонятного звука, и только когда увидел воду, понял, что впереди находится Русалочье озеро. Только он подошел к нему с другой стороны.

Озеро пользовалось дурной славой. Лет пятьдесят назад в нем во время купания утонули несколько девушек. Их подруги, которые находились на берегу, потом рассказывали, что озеро вдруг вздыбилось, посреди него образовался высокий бурлящий горб, затем он исчез, и на его месте появилась воронка, в которую и утащило всех купальщиц.

Вода в озере нагревалась гораздо раньше, нежели в Днепре и других водоемах (уж непонятно, почему), поэтому соблазн искупаться, едва появлялась первая трава, всегда был велик у жителей поселения, особенно у молодежи. Да только после трагедии с девушками волхвы строго-настрого запретили даже приближаться к заколдованному озеру. Тем более, что в лунные ночи утопленницы выходили на берег и устраивали свои русалочьи игры. Тем не менее в озере кто-то копошился. Оно было мелководным – большей частью по грудь человеку – и вода в нем местами казалась тронутая ржавчиной. Но была она чистой и прозрачной.

Сокол присмотрелся – и облегченно вздохнул. В озере ковырялся кузнец Будивой. Узнав его, мальчик ничуть не удивился тому, что кузнец пренебрег запретами волхвов. А что ему сделается, ежели ему в работе помогают даже бесы? К тому же кузнецы в чести у богов.

Это ведь бог-кузнец Сварог научил людей ковать железо. Да и бог-громовик Перун не чурался кузнечного ремесла – собственноручно ковал свои стрелы-молнии, да с таким азартом, что гром его молота разносился далеко по земле.

Будивой добывал в озере железную руду, это Сокол понял сразу. Найти руду в землях полян было не труднее, чем гончарную глину. Да вот только нужно знать места, где ее много. Видимо, в Русалочьем озере руда была особо хорошей, потому что вещи, которые ковал Будивой, отличались отменным качеством.

Другие кузнецы пытались выведать у него, где он ее добывает, да только нелюдимый лохматый Будивой, смахивающий на лешего, отмалчивался, не желая выдавать эту тайну собратьям по ремеслу.

Похоже, Сокол нечаянно раскрыл секрет кузнеца и теперь не знал, что ему делать: возвращаться назад не хотелось, он уже изрядно устал, плутая по чащобе, а идти по берегу озера побаивался, так как Будивой мог его заметить. В замешательстве он притаился в кустарнике и невольно стал свидетелем занимательного зрелища – добычи железной руды.

Сокол уже знал, что болотная руда чаще всего залегает в земле тонкими слоями, но иногда выходит на поверхность в обрывистых берегах рек или озер. Однако чаще всего она таилась на дне болот и озер.

Будивой разделся догола и, войдя в воду по пояс, прощупывал дно острым железным рожном. Найдя рудную залежь, он брал в руки черпак на длинной рукояти, вычерпывал плотные тяжелые комья красно-рыжего оттенка и нагружал ими плотик. Обычно кузнецы копали руду в конце лета и начале осени, два месяца сушили, затем обжигали на кострах и по санному пути доставляли к месту выплавки, которое находилось неподалеку от поселения.

Некоторые зажиточные поляне даже строили себе погреба и фундаменты жилищ из болотной руды плохого качества – той, которая была не нужна кузнецам. Большие камни обрабатывали зубилами и железными секачами, переделывая их в бруски, затем накладывали друг на друга и скрепляли глиной. Болотная руда была очень прочным и долговечным материалом.

Сокол присмотрелся и увидел на противоположном берегу ржавые кучки. Похоже, Будивой ушел из поселения с утра пораньше, до рассвета, чтобы его никто не видел. И уже успел сделать солидный запас ценной руды.

«Нужно возвращаться. Не хочется, конечно, но что делать?» – печально подумал Сокол и начал осторожно отползать назад, как вдруг раздался низкий басовитый голос Будивоя:

– А кто там прячется на берегу? Покажись, иначе стрельну!

Сокол глянул на озеро и обомлел – кузнец держал в руках большой мощный лук, и длинная тяжелая стрела, которая могла пронзить насквозь даже лошадь, была нацелена точно в его сторону. Видимо, лук находился на плотике; Будивой всегда отличался большой осторожностью и недоверчивостью.

Мальчик знал, что кузнец – отменный стрелок, а значит, ему несдобровать. Стрела куда быстрее человека. И укрыться от выстрела негде – поблизости нет ни одного дерева с толстым стволом.

С виноватым видом, словно он сделал что-то нехорошее, Сокол выбрался на берег и оказался под прицелом острых глаз кузнеца. Конечно же, тот сразу узнал мальчика. После того как Сокол принес в поселение шкуру волкодлака, он сделался местной знаменитостью. Даже волхвы стали относиться к нему с некоторым почтением, несмотря на его малый возраст. И то верно: не может отрок, пусть и внук всеми уважаемого кобника Чтибора, быть обычным человеком. Встретиться с волкодлаком и остаться в живых не каждому дано. Значит, Сокол отмечен большой милостью богов.

– И что ты здесь делаешь? – после небольшой паузы строго спросил Будивой.

– Я нечаянно… Был на ловах… и вышел к озеру.

– Понятно. И как ловы, удачны ли?

– Вот… – Сокол показал кузнецу свою добычу.

– Знатно… – Будивой прищелкнул языком – похоже, от восхищения.

Сокол вдруг расхрабрился – неизвестно отчего. Он уже понял, что кузнец не злится на него, поэтому решил сделать ему подарок. Достав из сумки одного глухаря, Сокол положил его у ног кузнеца, который тем временем вылез на берег и облачился в длинную полотняную рубаху. Она была закопчена и вся светилась от прожогов.

– Это тебе на обед… – потупившись, сказал мальчик.

– Ну, одному мне целого глухаря не съесть. Ты небось тоже проголодался?

– Есть немного… – признался Сокол.

– Вот и добро. Испечем твою добычу и потрапезничаем вместе. Ты не против?

– Нет! – поторопился ответить мальчик.

– Тогда выпотроши птицу – только перья оставь! А я пока управлюсь со своими заботами.

Спустя недолгое время на берегу уже горел костер, а кузнец тщательно обмазывал толстым слоем глины выпотрошенную птичью тушку.

Сокол внимательно наблюдал за его действиями. Он знал этот древний способ готовки пернатой добычи, но никогда прежде им не пользовался – не было надобности.

Главным было отыскать подходящую глину. Она не должна была рассыпаться сразу после высыхания. Для этого обычно катали шарики и бросали их на угли – для пробы. Если шарики только трескались, значит, глина подходящая. Но за это можно было не беспокоиться – уж кто-кто, а кузнец хорошо знал, где найти нужную глину.

Пока Сокол таскал дрова для костра, он сходил куда-то в лесок и принес корзину красной глины. Из нее получалась отличная посуда, и Сокол отметил про себя, что гончары поселения понятия не имеют, какое сокровище находится неподалеку от их мастерских. Им приходилось ездить за этой глиной далеко, что было отнюдь небезопасно.

Но Будивой ревниво охранял свои секреты, что, конечно же, не делало ему чести. Однако таким уж он был человеком…

Сначала кузнец отрезал у глухаря голову, почти не оставив шеи, и удалил крылья вместе с хвостом. Мяса на крыльях было немного, а из-за перьев птица готовится долго и может подгореть в некоторых местах. Затем Будивой натер солью глухаря изнутри, набил тушку пряными травами (благо найти их возле озера не составило труда) и зашил ее тонким и гибким прутиком из лозы.

Когда костер прогорел, кузнец закопал тушку в горящие уголья и развел сверху маленький костерок – чтобы угли не затухли, ведь увесистая тушка глухаря будет долго доходить до полной готовности. Все эти процедуры проходили при полном молчании. Сокол не знал, о чем можно поговорить с Будивоем, а тот был чересчур увлечен своим занятием.

Сделав дело, он так же молча удалился, чтобы разложить добытую руду для сушки. Оказывается, в зарослях он построил просторный шалаш с непромокаемой крышей и открытыми боками – чтобы ветер гулял внутри его сушилки.

Вернулся Будивой к костру как раз вовремя. Вытащив из угольев глиняную болванку, которая скрывала тушку глухаря, он сначала дал ей немного остыть (у Сокола во время ожидания даже слюнки потекли, потому как запах печеного мяса пробивался через трещины в обмазке), а затем очистил мясо от спекшейся глины. Перья ушли вместе с глиняной обмазкой, и на листьях лопуха – импровизированном столе – осталось только хорошо пропеченное ароматное мясо.

– Налетай! – сказал кузнец и оторвал себе ножку. – Уж извини, соли больше нет. Посыпь мясо золой для лучшего вкуса.

Сокол так и сделал. Он был привычен к золе. На ловах Сокол сам не раз так делал. Этому научил его дедко.

Соль в поселении ценилась очень высоко, ее было мало, поэтому люди сдабривали жаркое солоноватой на вкус древесной золой. У любой хозяйки всегда под рукой был горшок с густой и вязкой жидкостью, которую они делали из золы.

Горшок до половины наполнялся просеянной золой, затем в него наливали воду и некоторое время кипятили. После этого воду отцеживали, а полученный осадок выпаривали, пока он не сгущался и не становился как осенний мед. Только жидкость эта была не сладкой, а соленой и с успехом заменяла дорогую привозную соль.

– Поди, страшно было? – вдруг спросил кузнец, обжигая Сокола своими черными глазищами.

Он и сам был не только лохмат, но и черен, как галка. Будивой был пришлый. Какого он роду-племени, знали немногие. Дедко говорил, что кузнец – гречин, да только в это мало верилось. Что он забыл в лесных дебрях Приднепровья?

Впрочем, какого он роду-племени, людям было безразлично. Главное, Будивой был превосходным мастером своего дела. Выкованные им мечи обладали великолепными качествами и ценились наравне с мечами варягов. Их клинки были узорчатыми и долго не тупились.

Сокол понял смысл вопроса; кузнеца интересовала его встреча с волкодлаком.

– Угу, – признался мальчик. – Но только потом, когда залез на дерево. До этого я почти ничего не соображал.

– Честный ответ… – Впервые на темном, словно обожженном в горне, лице кузнеца появилась улыбка. – Пожалуй, и я бы в такой момент отпраздновал труса.

– Жаль, что я посеял лук, когда карабкался на дерево, – словно оправдываясь, сказал Сокол. – Я бы этого оборотня…

– Ну-ну, не храбрись. После боя руками не машут. Это первое. А второе, волкодлака не так легко убить. Пока ты достанешь его стрелой, он успеет разорвать тебя на части пять раз.

– Посмотрим! – резко ответил мальчик. – Пусть только еще раз попадется мне какой-нибудь оборотень!

Сказал – и похолодел. Они сидели у самой кромки воды, напротив друг друга. Позади Будивоя высились заросли лозняка, и Сокол увидел, как оттуда на них таращится страшная бородатая физиономия с огромными совиными глазами. Чужак глядел на них злобно, с ненавистью; у него явно были недобрые замыслы.

Сокол сразу понял, кто этот человек. В последние два-три года в лесных угодьях полян завелись бойники[30]30
  Бойник – разбойник.


[Закрыть]. Где они скрывались, не могли выяснить даже самые опытные следопыты рода. Бойники не только распугивали дичь, но еще и шалили на Днепре, нападая на рыбаков и купцов, у которых не было воинской охраны.

Бойники собирались в братства и поклонялись Волку. В свои сообщества они принимали всех, кто по желанию или вынужденно отрывался от общины: изгоев, «храбров»-одиночек и прочее отребье. Выходя на разбойный промысел, бойники наряжались в волчьи шкуры. Их кровавые обряды были пугающими; они считали себя волкодлаками.

У бойников был обязательный ритуал обагрения оружия – убийство первого встречного при приеме нового члена в братство. Они приносили на алтарь Волка человеческие жертвы и поедали печень и сердце человека, тем самым забирая себе его храбрость и силу.

Похоже, в кустарнике притаился бойник; и возможно, не один.

Сокол принял решение незамедлительно. Чужакам нечего делать в землях полян! Лук, который лежал рядом с ним, словно сам прыгнул ему в руки, и стрела понеслась в цель. С такого небольшого расстояния трудно было промахнуться, о чем свидетельствовал яростный вопль, вырвавшийся из многих глоток. Страшная физиономия исчезла, но ей на смену из кустов вывалил добрый десяток бойников, горевших местью.

Кряжистый кузнец подхватился на ноги с юношеской прытью. Сокол даже не заметил, как у Будивоя оказался в руках увесистый ослоп[31]31
  Ослоп – грубая деревянная палица (дубина) большого размера и веса с утолщенным концом, окованным железом или утыканным железными стержнями. Название происходит от древнерусского «ослопъ», означавшее дубину, палку…


[Закрыть], окованный железом, утолщенный конец которого был утыкан шипами. Видимо, грозное оружие было припрятано под травяной подстилкой, на которой сидел кузнец.

Пока бойники добежали до них, Сокол успел выпустить еще две стрелы. И они нашли свои цели. Мальчик отрешился от всего земного и действовал совершенно хладнокровно, словно бывалый воин. А затем в схватку вступил Будивой. Он был страшен. Его глаза горели огнем, а ослоп вращался с такой скоростью, что едва был виден. Вскоре три бойника легли у его ног, а остальные в страхе отступили. Их топоры оказались бессильными против длинной дубины, окованной железом.

Пока Будивой сражался, Сокол держался за его спиной. Он был всего лишь отроком, и для зрелых вооруженных мужчин не составляло особого труда расправиться с ним. Один из бойников все же прорвался через защиту кузнеца и замахнулся на Сокола боевым топором, но мальчик не сплоховал.

Мигом нагнувшись, он схватил горсть песка и бросил его в глаза бойнику. Мелкий, как мука, песок сделал свое дело – на какое-то мгновение бойник ослеп. Будивою вполне хватило времени для того, чтобы нанести сокрушительный удар. Раздался хруст сломанных костей и бойник лег рядом с товарищами.

Все решилось, когда Будивой наконец добрался до своего лука. Завидев такое дело, напуганные бойники поторопились бежать. Некоторое время слышался треск сломанных веток, – они продирались через кустарник напролом – а затем на берегу озера воцарилась относительная тишина, прерываемая лишь стонами двух раненных стрелами Сокола грабителей; первому бойнику, который таился в кустарнике, стрела мальчика попала точно в сердце. Будивой подошел к ним и совершенно хладнокровно прекратил их страдания, размозжив головы своим страшным ослопом.

Сокол в этот момент отвернулся. Ему почему-то стало жаль бойников. Некоторые из них, насколько ему было известно, стали грабителями не по своей доброй воле, а в силу сложившихся обстоятельств. Изгоем в племени мог стать любой, чаще всего по навету недоброжелателей. И если главный волхв не желал вступиться за бедолагу, ему не оставалось ничего иного, как уйти в леса на вольный промысел.

Будивой некоторое время прислушивался, а затем деловито сказал:

– Нужно закопать эту падаль, – и указал на тела поверженных бойников. – Поможешь?

– А то как же!

С ямой управились быстро. У кузнеца были поистине богатырская сила и выносливость. Но и Сокол внес свою лепту при рытье могилы – он ровненько подчистил ее стенки. Покончив с похоронами, Будивой несколько буднично сказал:

– А ты молодец. Выходит на то, что ты спас меня. Будешь великим воином. Но воин без меча – это простой пешец[32]32
  Пешец – пехотинец без защитного снаряжения, вооруженный луком, копьем, дротиками, пращей, топором (в зависимости от его финансового состояния).


[Закрыть]. А ты ведь хочешь быть дружинником кнеза?

– Да!

– Тогда без меча тебе никак. Будет тебе меч. Обещаю!

Сокол не поверил своим ушам. Цены мечей ему были хорошо известны, но получить белое[33]33
  Белое оружие – название холодного оружия на Руси до XIX в.


[Закрыть] оружие от самого Будивоя – это было что-то. Лучше клинков, чем те, которые выходили из рук кузнеца, невозможно было сыскать во всем Приднепровье. Сокол был настолько ошарашен, что даже не поблагодарил Будивоя.

Впрочем, тому благодарность и не была нужна. Кузнец торопливо оделся, – как обычно, с хмурым, недовольным видом – уже не обращая внимания на мальчика, и они покинули берег озера.

Глава 6. Полюдье русов

Сокол стряпал свою любимую кулагу. Дедко с утра пораньше ушел в лес искать какие-то особые корешки, которые входили в силу только осенью. Из них он готовил настойки, пользующиеся особым почетом у семейных мужчин. И, как обычно, насчет еды в жилище старого кобника было шаром покати.

Чтибор не считал нужным придавать большое значение такому столь низменному вопросу бытия. Сам он ел, как его любимые птички, – клевал по зернышку. Чтибор и Сокола приучил к воздержанию в еде.

Но молодой растущий организм требовал своего, и Сокол даже был рад, что дедко отсутствовал. Хорошо, что в их скромной обители всегда имелись ржаной солод и ржаная мука, ну а нарвать калины, чтобы сдобрить кулагу, не представляло никаких трудностей – только выйди за ворота; неподалеку от поселения находился целый калиновый гай.

Сокол еще с вечера развел солод кипятком, дал ему хорошо настояться, затем подсыпал в горшок вдвое большее количество ржаной муки, замесил тесто и дал ему немного остыть. После этого он заквасил тесто ржаной хлебной коркой и, когда оно к утру закисло, поставил кулагу в печь, которая еще хранила тепло – вечера уже были прохладными, и на ночь пришлось разжечь в печи огонь. Горшок с кулагой он плотно закрыл крышкой и обмазал ее края тестом.

Обычно кулагу дополнительно не сластили – прихваченная первыми морозцами калина и так была сладкой. Но Сокол не удержался и добавил в тесто немного меда.

Процесс приготовления лакомого блюда был довольно длительным, а мальчик здорово проголодался, поэтому в ожидании, пока кулага будет готова, он достал из своих охотничьих запасов кусочек вяленой оленины, вышел наружу, сел на толстый чурбан и принялся жевать тугое мясо, с интересом наблюдая за событиями в поселении.

Неподалеку от жилища Чтибора старенький подслеповатый Мезеня трудился над большим ковшом для кнеза (это Сокол уже успел выяснить). Материалом для ковша послужил дубовый кап с красивым рисунком. Ковш сильно смахивал на лодью русов – плоское дно и заостренный нос, напоминающий шею лебедя.

Мезеня был великим мастером. Его ковши и братины благодаря прочности капа имели стенки толщиной с ореховую скорлупу. Ковш для кнеза уже был покрыт тонкой красивой резьбой, и теперь Мезеня вставлял его в серебряную оправу, тихо постукивая крохотным молоточком: тюк-тюк, тик-тик…

Чуть поодаль находилась гончарная мастерская хромого Дичко. В свое время ему пришлось немало повоевать в дружине кнеза, но затем увечье приковало его к табурету, на котором он сиживал с раннего утра и до вечера. И как-то так получилось, что у Дичко оказались золотые руки, приспособленные к гончарному делу. Сначала он делал простые вещи: свистульки, солонки, канопки[34]34
  Канопка – посуда наподобие современной кружки.


[Закрыть], плошки, но затем вошел во вкус, и спустя какое-то время его посуду стали брать нарасхват – уж больно она была красива.

Особенно хорошо выходили у него огромные корчаги[35]35
  Корчага – огромный сосуд, сделанный из глины. Функций у корчаги было много. В ней разогревали воду, варили пиво и квас, брагу, и даже кипятили одежду. По форме корчага напоминала горшок или кувшин, с обязательной ручкой. У корчаги для варки пива, хранения кваса или воды имелось отверстие, закрываемое пробкой. Объем корчаги мог быть различным – от 6 до 24 л.


[Закрыть], которые Дичко покрывал замысловатыми узорами. А уж кувшины и латки – маленькие сковородки с крышкой – любая хозяйка поселения считала за честь иметь в своем жилище. Дичко делал их с большой выдумкой, не похожие друг на друга, и каждое его новое изделие обычно становилось предметом длительных обсуждений. А ведь известно, что женщин хлебом не корми, но дай поболтать всласть.

Неожиданно раздался звонкий голос кузнечного молота, который нарушил тишину предобеденной поры; Сокол даже вздрогнул. Казалось, что кузница находилась совсем рядом, но это было не так. Чтобы сильно не беспокоить жителей поселения грохотом железа, Будивой построил свою мастерскую за пределами ограды. Но все равно, когда он входил в трудовой раж, его большой молот и маленькие молоточки могли громыхать сутки, не давая спать младенцам и старикам.

После памятного сражения с бойниками слава Сокола достигла небывалых вершин. Обычно немногословный, Будивой разговорился (наверное, после сильных переживаний) и преподнес схватку с изгоями как эпическое сражение, в котором Сокол сыграл едва не главную роль. Волхвы в один голос заявили, что отрок явно пользуется покровительством самого Перуна – покровителя воинов, и прочили ему большое будущее. Сверстники теперь ходили за ним, как привязанные, единогласно признав его своим вожаком.

Все это не очень нравилось Соколу. Неожиданно свалившаяся на него популярность тяготила мальчика, который привык держаться несколько в стороне от детских забав под влиянием Чтибора, тайно обучавшего внука разным колдовским премудростям, предполагавшим отрешенность от всего земного. Поэтому он старался почаще уходить в лес на ловы. Но сегодня Сокол остался дома, чтобы приготовить хоть какую-то еду. Дедко вернется голодным, а он ведь уже старенький, и ему нужны силы. На отварах травок долго не протянешь, это Сокол точно знал. Поэтому кроме кулаги он почистил несколько больших рыбин, чтобы поджарить их на сковородке по возвращению Чтибора.

Рыбу принес Бажен, рыбачивший с отцом на зорьке. Улов, как обычно, был богатым, и Бажен щедро поделился с другом.

Из головы у Сокола не выходило обещание Будивоя отковать ему меч. Он не знал – верить ему обещанию кузнеца, или тот дал его под влиянием победы над бойниками. Зайти в кузницу мальчик не решался – Будивой не любил посторонних, особенно мальчишек, которые совали свои длинные носы куда не следует. А как долго будет продолжаться процесс ковки меча, он не знал.

– Эй, Сокол, тебя зовут! – вдруг раздался едва не над ухом звонкий мальчишеский голос.

Сокол резко обернулся и увидел сына кнеза, которого звали Яролад. Его имя было несколько необычным для полян; Доброгаст назвал первенца в честь своего побратима-руса. Яролад почему-то всегда относился к Соколу с ревностью, а в связи с последними событиями и вовсе начал тайно ненавидеть.

До сражения с бойниками именно Яролад верховодил отроками; его власть признавали и более старшие мальчики. Но все изменилось в одночасье, и сын кнеза вдруг оказался на вторых ролях. От этого он гневился, постоянно задирал Сокола, но тот не велся на провокации, понимая, что стычка с Яроладом до добра не доведет. Доброгаст тщательно оберегал не только свой авторитет среди членов рода, но и старался, чтобы сын унаследовал от него все качества, необходимые вождю.

Яролад получил меч уже в двенадцать лет – когда волхвы совершали над ним обряд посвящения. Чтобы обучить сына владеть белым оружием, Радогаст нанял одного из лучших мечников-русов. И нужно сказать, Яролад преуспел в этом нелегком деле. Мальчики поселения упражнялись на деревянных мечах и палках, зарабатывая синяки и ссадины, а сын кнеза бился настоящим оружием и часто с горделивым видом показывал царапины, которые время от времени наносил его учитель-рус, тем самым подчеркивая, что он уже почти взрослый воин и стоит на голову выше своих сверстников. Конечно, царапины были случайными, но от этого их ценность не становилась меньшей.

– Кто? – осторожно спросил Сокол, не спуская настороженных глаз с Яролада.

Не исключено, что сын кнеза в очередной раз придумал какой-нибудь злой розыгрыш, чтобы унизить Сокола.

– Кузнец, Будивой.

– Не врешь?

– Чего ради? – удивился Яролад. – Ты же сам знаешь, что с Будивоем шутки плохи. Не посмотрит, что я сын кнеза…

Сокол согласно кивнул – все верно. Будивой был суров со всеми. Он мог отстегать вицей[36]36
  Вица – крученая, иногда свитая в два и три прута хворостина, для связки, скрутки, скрепы.


[Закрыть] даже Яролада. И ничего ему за это не было бы. Будивоя все побаивались из-за его ремесла, от которого попахивало колдовством.

Рождение звонкого металла из бурых камней было сродни чуду. К тому же вещи, выходившие из-под молота кузнеца, были просто превосходными. Терять такого выдающегося мастера Доброгаст не рискнет, ведь обиженный Будивой может запросто уйти в другой род. Вольного человека не остановишь. Тем более, что он не привязан к поселению кровными узами.

Быстро подхватившись на ноги, Сокол помчался сломя голову в кузнечную мастерскую. Внутри нее приятно пахло горьковатым древесным дымом и металлической окалиной, а жаркое пламя горна завораживало. Будивой что-то ковал, и в полутьме кузницы его угрюмое лицо, освещенное красными языками пламени, казалось ликом демонического божества.

Сокол остановился на пороге мастерской, не решаясь заговорить первым – процесс ковки нельзя прерывать. Это он точно знал. Наконец Будивой закончил работу и сунул длинную полоску разогретого докрасна металла в бочку с водой. В бочке зашипело, словно там находился клубок рассерженных змей, над ней поднялось облако пара, и кузнец, довольно крякнув, сказал:

– Что стоишь, словно засватанная красная девица? Ты у меня желанный гость. Проходи. Туда…

Он указал на дальний конец кузницы, где возле крохотного оконца находились стол и два колченогих табурета. Сокол молча повиновался. Будивой подошел к столу, взял сверток, развернул грубую холстину, и перед взором мальчика появился редкой красоты меч.

– Держи обещанное, – буднично сказал кузнец и, держа меч в обеих руках, передал его Соколу.

Мальчик принял дар кузнеца с огромным волнением. Он – обладатель меча! Это возвышало его не только над сверстниками, но и вообще над многими юношами из поселения.

Сокол с благоговением принялся рассматривать богатый дар Будивоя. И сильно удивился – меч был сработан, конечно же, на совесть, но из какого-то странного голубоватого железа. Мало того, по всему клинку шли диковинные узоры. Кузнец понял его состояние и буднично сказал:

– Этот меч я сделал из небесного металла. Нашел в Ведьмином болоте. Дай-ка его мне…

Будивой взял в руки меч, коротко размахнулся и, к ужасу Сокола, рубанул им по железному бруску, который распался на две половинки.

– Гляди, – довольно осклабившись, сказал кузнец, показывая Соколу лезвие меча. – Ни единой зазубрины! Супротив этого клинка не устоят даже мечи варягов. – Тут он снова принял свой обычный мрачный вид и продолжил: – Ну, а ножны ты уж сам сделаешь. Мне недосуг…

Мальчик не шел домой, а летел – как та птица, от которой он получил свое имя. Меч был завернут в кусок холстины – дабы чей-нибудь недобрый взгляд не сглазил столь ценный подарок кузнеца. Ему предстояла сложная, но приятная задача – изготовить ножны. Для этого у Чтибора был запас материалов, и Сокол знал, где он хранится. Старый кобник будто предвидел, что у его внука будет меч, и припас все необходимое для богатых ножен.

Первым делом Сокол начал делать основу для ножен. Он взял две высушенные до звонкости тонкие дощечки, сделанные из древесины старого ясеня, и подогнал их под размер меча, вырезал стамеской углубление для клинка. После этого он отшлифовал углубление мелким песком и старательно стер оставшиеся песчинки, чтобы они впоследствии не царапали клинок меча.

Затем Сокол покрыл углубление прочным рыбьим клеем – чтобы сталь не истирала внутреннюю поверхность ножен и чтобы ничто не задерживало меч, когда нужно будет обнажить его как можно быстрее. Подождав, пока клей немного подсохнет, он склеил обе половинки заготовки, обвязал их тонкой бечевой и подвесил над печкой сушиться.

Сокол едва дождался, пока клей сделает свое дело. Он был уникальным, сделанным по тайному рецепту Чтибора. Клей очень быстро сох, не загнивал, не покрывался плесенью и обладал чрезвычайной прочностью.

Но мальчик не сидел сложа руки. Сокол начал подгонять бронзовый наконечник для будущих ножен. Видимо, он оказался среди трофеев дружины кнеза, и при распределении воинской добычи за ненадобностью его отдали старому кобнику.

Наконечник был очень красив, а главное – на нем неведомый мастер искусно отчеканил падающего с небес сокола, который атаковал свою жертву. Похоже, дедко взял себе наконечник именно из-за этого изображения. Да и отдали его Чтибору только потому, что на нем была изображена эта птица.

Ножны, для которых предназначался наконечник, были несколько ýже, и Сокол, изготовив дубовый клин, начал осторожно вбивать его в устье предварительно нагретого на сковородке наконечника. Добившись нужного размера, он начал шлифовать поверхность деревянной заготовки, чтобы мельчайшие неровности не выступили на коже, которой будут обтянуты ножны.

Перед тем как покрыть кожей деревянный каркас ножен, Сокол установил шнурки – под перевязь, чтобы она не слетала. Он обмотал их вокруг заготовки и закрепил клеем. А затем намочил в солевом растворе кусок хорошо вычиненной дубленой кожи, предварительно проколов отверстия под сшивку, и начал стягивать его края вощеной льняной нитью двумя иглами. Закончив обтяжку, он обметал нитью и кожаное устье ножен. Обычно его делали металлическим, но Соколу не хотелось, чтобы при извлечении меча раздавался лязг.