Текст книги "На всякий случай"

Виталий Каплан
На всякий случай

1.

Услышав голоса, он понял, что отступать поздно.

Плотная парусина надежно скрывала тело, но звуки задержать не могла. Оставалось дышать украдкой, медленно-медленно, по крайней мере пока не отойдут подальше от берега. А там уж видно будет.

– Как думаешь, до полуночи вернемся?

Это Лара, ее чуть хрипловатый, но мягкий голос. Точно короткие ворсинки на желтовато-розовой шкуре персика. Он знает, персики изредка привозили на остров. Тяжелые, неуклюжие жуки-плавунцы, просмоленные грузовые баркасы. Они ползут неспешно, за «Голкондой» им, конечно, не угнаться. Особенно если поставить парус… Сейчас-то смысла нет, безветренная жара держится с июня. Только на веслах… Оно и к лучшему – иначе как под сложенным парусом здесь не спрячешься. Все-таки «Голконда» – не яхта и уж тем более не торговая шхуна…

– А почему нет? – Леон коротко рассмеялся. Его смех был похож на россыпь мелких стальных шариков. Такие шарики ценились. – Почему нет? Видишь, солнце еще нескоро сядет, времени вполне достаточно… Это же недалеко.

– А там?

– А что там? Там как всегда. Тысячи раз успевали, что изменится сегодня?

– Ну… Это же все-таки не рыбалка… Оттуда лучше вернуться до полуночи. Люди зря говорить не станут.

– Люди много чего зря говорят, – проворчал Леон. – Ладно, раз-два, взяли…

Лодка вздрогнула, проскрипела острым килем по прибрежному песку и мягко закачалась на волне. А потом два раза дернулась – это залезали Лара с Леоном. И заскользила, побежала вдаль, где море становится небом, а небо – морем. Весел почти и не было слышно, уключины смазаны тягучим черным маслом.

– Мать-то в курсе, где ты? – очень ровным голосом поинтересовался Леон.

– Ну, я сказала, что с тобой… – замялась Лара. – И все, больше ничего не уточняла…

– А чего там уточнять? В поселке все знают, что сегодня мое дежурство. Сложить яйца фактов в корзину выводов, понимаешь ли, несложно. И твоя мама это великолепно умеет делать. Так что готовься к головомойке.

– За что? – Лара изобразила голосом недоумение. Получилось весьма похоже.

– Во-первых, за то, _куда_ отправилась. А во-вторых, не сказала об этом.

– Ну и что? Мне не двенадцать лет, сама решаю.

– Вот маму и убеждай. Только вряд ли она убедится. «Одно дело мужики, это их такая доля, а какого беса ты лезешь… Вечно умудряешься впутаться не в одно, так в другое»… – Леон чуть изменил тембр, и вышло в самом деле точь-в-точь как у тети Алины.

– Я одно знаю, – ядовито усмехнулась Лара, – вы с мамой когда-нибудь найдете полное взаимопонимание. Ты такой же нервный и пугливый.

– Не пугливый, а предусмотрительный, – вскинулся Леон. – И ты прекрасно понимаешь разницу.

– Угу. А Яську ты тоже из предусмотрительности не взял? Он так просился…

…Под парусом было жарко и пыльно, и очень хотелось чихнуть. Но нельзя, надо терпеть. Тем более сейчас.

– Яську? Рано ему еще. В свое время – другой разговор, когда и все… А пока – не вижу смысла. И вообще… Сама посуди – только Яськи нам с тобой сейчас и не хватало…

Вот так, значит… Лишний, значит… Ну что ж, немного еще обожди, братец… Как обещать, так горазд, а выпало, наконец, дежурство – и третий лишний, да? Ничего, в другой раз будете с Ларой целоваться…

Обида щипала глаза, но приходилось молчать. И вслушиваться в слабый плеск весел, в отдаленные птичьи крики. Сейчас они тихие, чайки. Тоже, значит, жара на них действует… Как и на собак, и на кошек. Про людей и говорить нечего, все понятно.

…Постепенно звук весел растаял, растворился в огромном теплом пространстве без верха и низа, птицы острыми белыми иглами прошивали его насквозь, дрожащими волнами перекатывался тугой воздух – и нес длинный силуэт «Голконды», все время вверх и вверх…

2.

– Вылезай, чучело! – крепкий пинок пришелся точнехонько пониже спины. Леон всегда отличался меткостью. – И нечего глаза пялить! Тоже мне, неоприходованный груз. Главное, храпит как трактор, шелупонь мелкая!

Делать нечего, Яська, мысленно чертыхаясь, выбрался из-под парусины и заморгал, приноравливаясь к хоть и зависшему над горизонтом, но все еще жгучему и слепящему солнцу. Майка встопорщилась, сползла на левое плечо, в волосах запуталась какая-то дрянь – то ли стружка, то ли конопляные нити. Язык пересох и прилип к гортани.

– И он еще дуется! Нет, ты посмотри на него! Ясно же было сказано: нельзя сейчас со мной. Понимаешь такое слово: нельзя? Ни фига ты не понимаешь. Ну и чего теперь с ним делать, Лара? Может, утопим?

Короткий, с едва заметной хрипотцой смешок. Интересно, а Леон, когда слышит ее голос, тоже думает о шкурке персика?

– Ну как его утопишь? Он же плавает как селедка.

– Не проблема, – махнул рукой Леон. – К шее чего-нибудь принайтуем… Блин, да тут и хлама-то не найти, все нужное… Разве что руки-ноги связать… Бечевки жалко… Нет, ну откуда он взялся, такой урод? У всех братья как братья, только у меня оболтус.

Хлопок двумя тесно сложенными пальцами по затылку. Это еще чепуха, это не больно.

– Это еще чепуха! – в тон его мыслям отозвался Леон. – Дома получишь по полной программе. И от меня, и от бати…

Вспомнив об узком черном ремешке, Яська заметно погрустнел. Впрочем, и это еще не самое худшее.

– Ну ладно, – мрачно пробубнил он, ерзая на банке. – Только ты маме не говори.

Леон присвистнул.

– Всегда знал, что ты дурак, но ты дура-а-к! Мы же вернемся только к полуночи, за это время мама сто раз с ума сойти успеет. – Он пристально поглядел на Лару: давай, мол, поддержи педагогику, врежь с флангов.

Лара промолчала, но укоризненно качнула головой. Глаза у нее были серьезными.

– Да мама ни про чего не подумает! – вскинулся Яська. – Ей Алекс скажет, что я с ребятами к Дальнему Роднику пошел, и на обратном пути мы во дворе у дяди Пелея заночуем. Если слишком припозднимся.

– Та-а-к, – сумрачно заметил Леон. – Значит, еще и Алекса драть… Ну почему с вами столько проблем, а?

– А чего Алекс? – насупился Яська. – Он тут вообще ни при чем. И вообще, что ты сразу начинаешь наезжать? Маму бы пожалел, зачем ей лишние нервы? Я же вот не сказал ей, чем ты вчера утром занимался…

Это был рискованный ход. В море бы, конечно, Леон не выкинул, но в смысле всего остального мог и не ждать возвращения. А сложенный вдвое просмоленный канат… Печальный опыт у Яськи уже имелся. Однако сработало. Братец поморщился, сплюнул за борт и хмуро изрек:

– Ну и фиг с тобой. Чего уставился, обормот? Живо дуй на весла. Я, выходит, тебя еще и катать должен? Раз уж так вышло, поскрипишь на благо общества.

Скрывая улыбку победителя, Яська молча перебрался на центральную банку, ухватил гладкие, отполированные до блеска весла…

– Лео, а что, кстати, стряслось вчера утром? – не преминула уточнить Лара. Подобрав края короткого, почти до колен ситцевого платья, она пересела на корму. Ее загорелые, точно вырезанные из кипариса ноги можно было разглядывать бесконечно. Но не стоило. Яська потупился. Брат вполне мог проследить направление взгляда… Иногда он становился понастоящему бешеным, и тогда никакие слова не спасали.

– Да ничего такого не было, – хмыкнул Леон. – Сети проверял. А мелкий просто сочиняет из вредности.

Яська мог бы уточнить, где, а главное, с кем «проверялись сети», но благоразумно промолчал. В конце концов, все получилось очень даже неплохо. Он таки окажется на Запретке, и, возможно, наконец узнает, в чем там зарыта собака. Обидно ведь, все взрослые в курсе, но упорно не говорят. Кто окрысится и даст подзатыльник, кто отшутится, а чаще всего просто молча отвернется. Среди ребят, разумеется, ходило много версий, но только Яська не очень-то им доверял. Как сочиняются такие страшилки, он великолепно знал по себе. Хотелось правды. А вопросов за двенадцать лет накопилось изрядно. Почему никому, кроме дежурных, нельзя плавать на Запретку? Почему о Запретке неприлично говорить? Почему с острова нет дороги на Континент? А как же тогда торговые шхуны? Или отсюда туда нельзя, а наоборот – можно? Но тогда почему кроме торговцев никто никогда здесь не появляется? Настоящую, большую жизнь видишь только на стареньком, черно-белом телевизоре. У дяди Солона, поселкового старосты, цветной, но Яська его ни разу в жизни не смотрел. Ведь так вот запросто к дяде Солону в гости не зайдешь… В лучшем случае взашей погонят… И все эти большие белые города, стадионы и тем более вертолеты кажутся захватывающей сказкой. Но не из тех, что при жизни рассказывал дедушка Омир. Иначе, совсем иначе.

3.

Запретка показалась, когда багровый солнечный мяч едва не укатился под горизонт. Низкая, едва различимая в серых волнах полоска земли.

– Дуй на корму, – велел Леон. – Дальше я сам, а ты только покарябаешься. Тут форватер непростой, – объясняюще улыбнулся он Ларе.

Яська не стал спорить. Об этих местах ходили всякие разговоры. Ладно ребячьи рассказы, всякие там морские чудовища с огненными глазами, смыкающиеся скалы, птицы с острыми медными перьями и старушечьими головами, но и взрослые нет-нет да обмолвятся. Да тот же батя хотя бы, особенно после пива… Дно здесь жило своей непонятной жизнью, вчерашняя мель сегодня уже могла бесследно исчезнуть, а там, где раньше спокойно проходил баркас, вырастали длинные и острые каменные зубы. Смерч, падающий с неба среди тишины и безветрия, бешеные подводные течения, внезапно появляющиеся и столь же внезапно исчезающие… Говорили, и компас тут порой бесполезен, и часы… Впрочем, окрестности Запретки никого особо и не волновали. Рыба тут ловилась плохо, торговые шхуны к острову всегда приходили с юга, а в эти края и не заглядывали… Никто, кроме дежурных, и не мог проверить на собственной шкуре правдивость слухов.

Сегодня, однако, неожиданностей не случилось. Уверенными сильными гребками Леон гнал «Голконду» вперед, прямо к бурым камням. Время от времени, он, правда, замирал, точно прислушиваясь к чему-то, и слегка табанил то одним, то другим веслом. И вскоре киль зашуршал о прибрежный песок.

– Приехали, – криво усмехнулся Леон. – Вылазьте.

Легко и уверенно Лара перемахнула через борт и мягко спружинила на песке. Правда, юбка ее при этом сильно всколыхнулась, и Яська нехотя отвернулся. Но лишь потому, что рядом стоял брат.

– Ну, чего замер? – не замедлил тот проявиться. – Моря, что ли, не видел? Помогай выволакивать!

Навалившись, они втроем рванули тяжелый корпус «Голконды». Вновь мягко затрещал о днище песок. Леон, размотав крепкий, толщиной в большой палец канат, обвязал его вокруг здоровенного валуна. Теперь лодку могло утянуть разве что внезапным штормом.

– Ну… Пойдемте, – выдохнул он негромко и даже, как показалось Яське, слегка растерянно.

Сейчас! Сейчас откроются все тайны! В животе стало вдруг холодно, и сразу захотелось двух совершенно разных вещей. Домой – и по-маленькому. Но делать нечего, сам вляпался в это дело, задний ход не дашь… И Яська молча зашагал вслед за Леоном и Ларой.

…Идти пришлось довольно долго. Раньше он полагал, что Запретка – это маленький островок, клякса суши в бескрайних водах. Все оказалось иначе.

Места действительно были странные. Во-первых, ни одного деревца, да что там деревца – ни кустика, ни даже клочка травы! В поселке-то все утопало в зелени, далеко, на многие стадии, тянулись сады, огороды, пашня, темнели на горизонте леса. А тут – как на Луне. Вывороченные камни, огромные черные валуны и россыпью кремнистая мелочь, в таких только дырочку вертеть да на шею вешать. Вздыбившаяся, в трещинах, земля. Глубокие, необъятных размеров ямы. Даже дна не видно. Там, наверное, плещется черная, маслянистая вода. Если еще не высохла в этакую-то жару. Широкие, по пояс глубиной рвы, под странными углами пересекающие друг друга. А вдали, у горизонта – невысокие, приземистые скалы.

– Здесь что, землетрясение было? – шепотом спросил Яська. – Как по телеку показывали, в Аппенинах?

– Заткнись, – коротко, почти не двигая губами, отозвался Леон. Яська подумал, стоит ли обижаться, и решил, что не стоит. Обиду можно попридержать в запасе. А сейчас он вертел головой, таращил глаза на мрачные, ни на что не похожие окрестности. Ощущение тайны росло в нем, внезапными мурашками проскальзывало по коже, и чем дальше, тем яснее он чуял: ничего веселого в этой тайне не будет.

Он оглянулся. Солнце уже целиком утонуло под горизонтом, но дымно-красное зарево раскинулось на полнеба, длинными багровыми пальцами дотягиваясь чуть ли не до зенита. Легкие, едва различимые пятнышки облаков окаймляли юго-запад, и это не обещало ничего хорошего, в таких делах на острове разбирались даже младенцы.

Было еще довольно светло, но удлинились и заострились похожие на чьи-то черные языки тени, воздух, все еще теплый, сделался невероятно прозрачным и тонким, все стало четким как на картинке в школьном учебнике. А еще давила тишина. Молчали чайки, молчало небо, а привычный рокот моря уже и не замечался. Только скрип шагов по мертвой каменистой земле. Яська, понятное дело, шлепал босиком, но у Лары были башмаки, а у Леона – невысокие кожаные сапожки, он одевал их нечастно – берёг. А через плечо у него болталась маленькая, из плотного брезента сумочка. Что там внутри, Яська не знал. Прошлой зимой он чуть было не проник в тайну брезентовой сумки, но кончилось это нехорошо. А брат с тех пор запирал ее в шкафу.

– Стоп, – внезапно махнул рукой Леон. – Мы пришли.

Они остановились возле приземистого бетонного куба, раза в полтора выше Леона. Казалось, он появился из ничего – еще секунду назад Яська его не видел. Камни и овраги, овраги и камни – и вдруг _это_. Бугристая серовато-желтая поверхность в подтеках птичьего помета, стены стоят не совсем ровно, они слегка расширяются к земле и точно вплавлены в нее, наверху едва заметный уклон, наверное, чтобы стекала вода. Никаких окон, лишь узкая железная дверца. Яська бы еще прошел нормально, а вот Ларе и тем более Леону пришлось бы сгибаться. Или идти на корточках. Яська представил ковыляющего на корточках Леона и хихикнул. Мысленно. Любые звуки сейчас и впрямь казались лишними.

– Ребята, – разбил хрупкое молчание Леон, – вы действительно хотите это видеть? Ладно я, долг и все такое, но вам-то зачем? Может, подождете меня тут, перекурите…

– Я не курю! – подумав, заявил Яська.

– Да? – прищурившись, оглядел его с ног до головы Леон. – Интересно, кого это весной за ухо привел учитель Евмен? За кого он бате плешь проел, а?

Яська понуро опустил глаза и принялся разглядывать свои ноги. Загорелые, просоленые, с подсохшими царапинами.

– Я же только один раз… только попробовал… Это же не считается… А с тех пор я больше никогда…

– Какой воспитанный ребенок! – усмехнулся Леон. – Всегда бы так. В общем, ребята, смотрите сами. Я вас предупредил.

– Лео, уж наверное, я не затем с тобой напросилась, чтобы сейчас стенку подпирать, – решительно заявила Лара. – Согласись, для поцелуев обстановка не самая удачная, – она метнула короткий озорной взгляд в сторону Яськи. Непонятно было, что она назвала обстановкой – безжизненные каменные россыпи или босоногого растрепанного свидетеля.

– За это не беспокойся, – ласково произнес Леон и показал Яське увесистый кулак. – Он временами бывает очень сообразительным мальчиком.

– Ничего ты не понимаешь, чудо, – вздохнула Лара. – В общем, не тяни время, пошли. Сам ведь говорил: раньше встанешь – раньше выйдешь.

Леон пожал плечами и принялся копаться в своей сумке. Наконец он извлек оттуда большой, не менее двух ладоней длиной ключ с затейливой бородкой и подошел к дверце. Вздохнул и сорвал с замка нашлепку из бурого, похожего на шоколад сургуча.

– Вот так, – кивнул он. – Еще и опечатываем. На всякий случай. У нас у каждого есть своя печать.

Ключ с тоскливым скрежетом провернулся в замке. Леон осторожно потянул на себя дверцу, и секунду спустя оттуда выплеснулась волна затхлого воздуха.

– Ладно, пошли! – велел он. – Не отставайте, и аккуратнее, там лестница крутая. И ничего руками не трогать!

К кому относилась последняя фраза, было очень даже понятно.

4.

Лестница и впрямь оказалась крута. Ступни то и дело норовили сорваться с выщербленных ступеней, и несколько раз Яська хватался руками за бугристую, сырую на ощупь бетонную стену. Слабый электрический свет не разгонял темноту – он лишь делал ее более плотной, и видно было не дальше, чем на пару шагов вперед. Поначалу Яська думал, что идти придется с факелами, но нет – сразу за дверью Леон дернул неприметный рычажок, и мутно засияли белые шары на стенах. Лестница, извиваясь змеиными кольцами, скользила вниз, в душную темноту, куда не проникал жидкий свет.

Они спускались молча, стараясь не отстать от идущего первым Леона. Равномерный звук шагов, тихие, на пределе слышимости, шорохи по углам – а может, это просто шумела кровь в ушах. И еще – низкий, утробный гул, тоже едва различимый, но давящий на мозги. От него даже слегка начали ныть зубы.

А ступеньки все тянулись, точно лестница вела к центру Земли. Яська тоскливо подумал о том, как они будут подниматься. Из тела незаметно испарилась прыгучая легкость, шаги теперь давался тяжело, точно старику. Казалось, с каждой ступенькой время убегало вперед – на неделю, а то и на месяц… Сто шагов – восемь лет… А ступенек, думал Яська, было уж никак не меньше тысячи.

– Так, – отрывисто выдохнул Леон, остановившись внизу, – сейчас идем прямо по коридору до Пещерного Зала. Не вздумайте никуда свернуть, тут боковых проходов дофига…

Куда свернуть-то… Скажет тоже… Как будто на это еще остались силы… Яська послушно потащился за старшими по неровному, холодящему ступни бетонному полу. Цепочка бледных шаров под потолком указывала направление, и его совершенно не тянуло нырнуть в то и дело открывавшиеся по пути черные провалы туннелей. Хотя, может, в другой раз…

– Яська, ты здесь? – словно почувствовав эти мысли, обернулся Леон. – Ты не вздумай… Тут в этих ходах сам черт заблудится, они ж тянутся неизвестно докуда.

– Да я ничего, я же понимаю, – обиженно засопел Яська. – Я что, маленький?

– Вот именно. А то были такие, непонимающие. Имей в виду, их так и не нашли.

Яська прибавил шагу. Нет, брату не стоило говорить об этом. Теперь из каждого прохода ему чудился взгляд чьих-то внимательных глаз. Тех, оставшихся во тьме… Скорей бы уж все кончилось, скорей бы обратно в лодку, и вперед, по ночному морю, домой… Пускай даже мама обо всем узнает, только бы вернуться туда – на их светлый, непричастный гнилым бетонным тайнам остров.

…Пещерный Зал открылся неожиданно. Собственно, его и залом-то нельзя было назвать – так, огромное, неправильной формы пространство. Высоко вздымающийся потолок и белые световые шары на нем – тремя концентрическими кольцами. Неровные стены, уже не бетонные, а из серого, грубо обтесанного камня. И из того же камня пол. После бугристого, пупырчатого бетона он даже казался гладким.

А посередине зала – широкое, не менее трех локтей в поперечнике возвышение. Точно камень пола здесь, в центре, принялся расти вверх и остановился, не пройдя и локтя. Подобравшись ближе, Яська увидел массивную железную крышку, местами тронутую ржавчиной. Крышка плотно примыкала к камню, и лишь с дальней стороны виднелся огромный замок. Опечатанный сургучом. Сейчас эта печать совсем не напоминала шоколад, скорее, нечто другое. Яська сдавленно хихикнул и тут же прикусил язык. Да уж, подходящее место для смешков…

– Мы пришли, – глухо заговорил Леон. – Мы в Пещерном Зале. А это – Драконий колодец. Мы – всего лишь сторожа. Хранители. Наша работа проста, проверить, все ли в порядке, не пытался ли кто открыть…

– А зачем? – Яська совершенно не понимал, какому ненормальному придет в голову пробраться сюда, в мертвое каменное царство.

– За тем, что внутри. Скоро ты все поймешь. – Он наклонился к крышке и резко сорвал печать. На секунду мигнули белые шары, выплеснулась изо всех углов тьма. Но лишь на секунду – свет сейчас же вспыхнул вновь.

– Ну ладно, теперь по правилам полагается открыть. И убедиться в сохранности содержимого.

Он ухватился обеими руками за крышку, поднатужился, крякнул – и стальной диск медленно, с глухим скрежетом повернулся на невидимых осях. Открылась черная дырища, пахнуло затхлостью и чем-то еще – то ли землей, то ли гнилью.

Леон склонился над колодцем и осторожно поводил над ним ладонью, словно пробуя что-то невидимое наощупь. Потом облегченно вздохнул.

– Можете посмотреть, – повернулся он к Яське и Ларе. – Только недолго. А то всякое случается…

Колодец одновременно и тянул, и отталкивал. Словно чей-то голос беззвучно кричал в голове: отвернись, не смотри, не надо! Но Яська, конечно же, нагнулся к темному кругу. Не для того он прятался под парусом, не для того нарывался на внеплановую трепку, чтобы сейчас позорно отступить. Он должен знать, что там, внизу.

Внизу были зубы.

Вернее, не просто зубы – клыки. Всякие: и огромные, больше локтя длиной, и мелкие, точно у дворовой псины, они валялись вперемешку, почти до самого края наполняя колодец. Желтые, кривые, точно рыболовные крючки, и, как ему показалось, невероятно острые. Яська, если бы захотел, легко мог коснуться их рукой…

– Да, – все так же спокойно проговорил Леон. – Это и есть они. Зубы дракона.

– Какого еще дракона? – опешил Яська. – Настоящего?

– Игрушечного, – желчно усмехнулся Леон. – Что ж, пришло время тебе узнать. Это время приходит ко всем. Раньше ли, позже… В общем, отойди от колодца и слушай.

…Все это походило на страшную сказку, но очень скоро Яська понял, что Леон говорит всерьез. Не было в его голосе привычного ехидства, а только одна усталость. И еще какая-то горькая виноватость, когда ничего уже не исправить, и остается одно – кое-как жить.

– А где они убили его? Здесь, на Запретке? – почему-то именно этот вопрос вертелся сейчас на языке.

– Что ты, – махнул рукой Леон, – где это было, никто уже и не помнит. Может, того места, ну, где его отравили, теперь вообще нет.

– А кроме зубов, от него что-нибудь осталось? Ну, шкура там, когти?

– Дракон – это прежде всего зубы, – наставительно произнес Леон.

– Я же тебе объяснял, дракон – это вовсе не огромная ящерица. И то, что он огнем дышал, тоже не главное. Попробуй все-таки вникнуть. Знаешь такое слово – символ? Ну, он и был таким вот символом. Только живым. И пока он жил, люди убивали друг друга.

– Как это? – недоверчиво присвистнула Лара. – Как это – друг друга? Ведь это же люди, живые. Ну я понимаю, корову там, свинью… Курицу… У тех души нет. Но вот чтобы собаку или кошку… У меня просто в голове не укладывается… А ты говоришь – людей.

Яська тоже не понимал, как такое возможно. Ну ладно, всякое случается, люди порой сердятся друг на друга, ругаются всякими дурными словами, а то и подерутся. Яське и самому иногда приходилось давать сдачи, особенно вредному рыжему Ксанфу из соседнего двора, и кровь, бывало, из носа текла, и фингал расцветал под глазом. Но чтобы насмерть… Понятно когда родители наказывают, это больно и обидно, но, во-первых, если разобраться, то за дело, а во-вторых, это опять же не навсегда. А вот проткнуть человека насквозь, чтобы вытекла и впиталась в песок густая, темная кровь… Такого просто не могло быть. Да, в свои двенадцать он прекрасно понимал, что смерть ходит рядом. Люди умирают от старости, от болезней… хотя и редко, почти все болезни вылечивают. Что на острове, что на Континенте. Об этом показывали по телеку. Ну и море, конечно, с ним шутки плохи. Бывало, шаланды не возвращались к своим причалам. Но тут уж что поделаешь, стихия. Древние люди думали, что морской хозяин злится, бьет трезубцем по волнам, и случаются бури. Но теперь-то всем известно, что и море, и воздух, и огонь – это просто сильные, но неразумные животные. У любого пса или коня ума побольше. Так что не зевай, будь осторожен, следи за собой. Другое дело – дракон. Яське не верилось, что он вообще когда-либо жил, но вот ведь доказательства – острые, желтые, наваленные горой до самого верха.

– Вот потому и не понимаете, что дракон мертв, – холодным тоном ответил Леон. – В каждом человеке жило это безумие… Ну, как бы маленький такой дракончик, меньше ящерки. Невидимый, конечно. Обычными глазами. Но _они_-то, аргонавты, смотрели совсем иным зрением. И тогда Ясон понял, что у всего на свете есть центр. Ну, возьмите что угодно – оно устроено типа колеса. Есть втулка, она вращается в оси, от нее расходятся спицы, к ободу. И оттуда, из центра, течет сила… и поддерживает. Ну, короче, они поняли, что раз есть маленькие дракончики – должен где-то быть и большой дракон, настоящий. И если его убить, тогда сдохнут и мелкие. И люди станут жить мирно.

– Как же _они_ сумели найти этого большого? – сумрачно спросила Лара. Она отошла как можно дальше от колодца и теперь подпирала холодную каменную стену.

– Значит, как-то сумели, – раздраженно бросил Леон. – В конце концов, это было так давно… Удивительно, как вообще хоть что-то сохранилось… Никто ведь не вел записей – это запрещено. Просто рассказывали люди, один другому. Я слышал, что эти маленькие дракончики были как стрелки компаса… Они тянулись к большому. И действуя на них _тонкой силой_, а потом изучая их отклик, Ясон вычислил логово дракона. Конечно, это все гораздо сложнее, чем мы думаем… Не просто пойди пять стадий на север, семь стадий на восток… Тут ведь особые направления. Не наши стороны света, а другие… Обычные люди, ну вот как мы с вами, их не замечают. А вот аргонавты умели. И выследили дракона. Но оказалось, что его нельзя убить человеческим оружием.

– Это почему? – заинтересовался Яська. – Шкура очень твердая, багром не пробить?

– Багром… – невесело рассмеялся Леон. – Эх ты, рыбачок… У _них_ оружие куда посерьезнее имелось. Такое, что одну кнопочку нажмешь – и от всего нашего острова только пар останется. Только ведь любым оружием можно убить того, кто живой. А дракон… Он был вроде и живой, и не совсем. То есть… ну… Он как-то по-другому был живой, чем мы. Если его оружием шарахнуть, он бы, наверное, и не заметил ничего. И тогда аргонавты решили взять хитростью. Этот дракон… Он хотел, чтобы люди умирали. Не просто так умирали, а чтобы друг друга… Потому что он тогда пил их жизни. Ну, тут такое дело… Когда кто-то кого-то убивал, из убийцы вытекала _тонкая сила_. И из убитого тоже. Только это уже сила другого рода… А дракону нужны были обе… Они внутри у дракона сливались… Ну, типа как вода, она же из двух стихий получается… И дракон глотал, и становился сильнее. И чем страшнее было умирать людям, тем ему вкуснее. А Ясон решил взять именно этим. Возле логова _они_ сделали жертвенник… из камней, которые упали с неба. Простые камни не годились. А потом Ясона положили на камни… И все стали вливать свою _тонкую силу_ в Ясона и в Эета. _Они_ отдали все, до капли, а когда человек лишается всей своей_ тонкой силы_, ему уже незачем жить. И аргонавты умерли там же, и их тела растворились в ветре. А Эет должен был довершить все. И он ножом из небесного железа взрезал Ясону грудь, и вытащил сердце, и швырнул в логово. И всю жизнь Ясона, и всю _тонкую силу_ Эета тут же выпил дракон. Как это он делал и раньше, всегда, когда люди убивали людей. Только на этот раз люди были совсем не такие, как прежде, и смерть была не такая… Я говорил, что дракон был живой иначе, чем люди. И когда жизнь Ясона влилась в него, эти две жизни, старая и новая, они взорвали друг друга. Ну типа как в кислоту щелочь… Получится пар и вода. Так и с драконом. Он разлетелся на куски, но осталась голова. А Эет вырвал все его зубы и принес людям. Как бы в доказательство, что пора кончиться убийствам.

Яська судорожно вздохнул. Как выяснилось, рановато.

– Только вот оказалось, что маленькие дракончики вовсе не умерли. Они просто уснули, да и то не сразу, хотя Ясон и думал, что стоит убить большого… Наверное, на самом деле все устроено сложнее. Да и тот, настоящий, он и умер – и как бы не совсем умер.

Лара зябко поежилась и сложила пальцы щепотью – отвести беду. Вроде иногда помогает…

– Да, – продолжал Леон, – оказалось, настоящего дракона нельзя убить насовсем. В общем, его жизнь перешла в зубы. Вот в эти самые, – повел он ладонью над колодцем. – И даже еще хуже вышло, потому что сила дракона тут слилась с тонкой силой Ясона и его спутников. В общем, эти зубы, они спят. Но могут проснуться. А когда зуб просыпается – он будит и тех дракончиков, что сидят у нас внутри. И тогда снова начинаются войны.

– Что, даже сейчас? – ойкнула Лара.

– Давно уже не было, – поспешил успокоить ее Леон. – Лет, наверное, двести.

– А почему об этом по телеку ни разу не говорили? – вмешался Яська.

– Зачем волновать людей? – ухмыльнулся Леон. – Меньше знаешь, лучше спишь. Да на Континенте, наверное, всего-то несколько человек в курсе насчет зубов. Только мы, на острове. Ну, тут разговор особый. Мы же Хранители.

– А как зуб просыпается? – опасливо покосился Яська на колодец. – Вот сейчас они могут проснуться?

– Сейчас не могут. Для того, чтобы зуб разбудить, надо… А, ладно! – решившись, продолжил он. – Все равно ведь ты должен знать, это все Хранители знают. В общем, зуб надо посадить. В землю. Неважно в какую, хоть в песок, хоть в гравий. А потом – полить кровью. И тогда он начинает вырастать.

– Кто?

– Воин, – коротко ответил Леон.

– А что значит «воин»?

– Ну, это с виду вроде как человек, но только с виду… На самом деле это такое существо… В общем, он убивает всех, кто оказывается рядом. Он ненавидит всех, и больше всего – себя. И когда он убивает, просыпаются маленькие дракончики. В тех, кто его видит. И даже когда люди уничтожат воина, потом они начнут убивать друг друга. И это как заразная болезнь, все дальше, дальше… Если не остановить.

– А как остановить? – Яське было обидно. Мир, такой хороший и надежный, дал трещину, и оттуда ощутимо потянуло гнилью.

– Ну, если вовремя, то можно… Были случаи. За этими зубами ведь такая охота началась, когда Эет их принес. И самого Эета тоже убили… Закололи ночью своим же мечом. И по миру опять покатились войны, и куда страшнее, чем раньше. И вот тогда решили собрать все оставшиеся зубы и спрятать в надежном месте. И следить, чтобы никто не украл. Вот потому, – помолчав, добавил он, – мы и называемся Хранители.

– А надежное место – это здесь? – пересохшим горлом выдохнула Лара.

– Куда уж надежнее. И эта самая Запретка, и наш остров, их же не случайно взяли в кольцо. Никто не проберется.

– А что значит «в кольцо»?

Леон задумался, пожевал губами.

– Ну, это сходу не объяснишь. В общем, так просто к нам сюда не попадешь. И от нас тоже, на Континент.

– Баркасы же ходят, – подал голос Яська. – И шхуны.

– Так то шхуны, – снисходительно улыбнулся Леон. – Они знают проход, капитаны. От отца к сыну передают, и дальше… А кроме них, никто не умеет. Когда остров взяли в кольцо, тогда их и назначили, первых капитанов. И обучили ходить _высшими плоскостями_. Эти шхуны – единственное, что соединяет нас с Континентом.