Электронная библиотека » Виталий Каплан » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Струна"


  • Текст добавлен: 14 апреля 2017, 03:38


Автор книги: Виталий Каплан


Жанр: Социальная фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Виталий Каплан, Алексей Соколов
Струна

Пролог

Просто так кирпич на голову не падает. Я узнал об этом в третьем классе и страшно гордился своей причастностью. Тупые одноклассники, читавшие одну лишь «Родную речь», разумеется, верили во всякие там «вдруг» и «авось». Я же хранил загадочную улыбку – правда, мало кто ее замечал.

Сейчас в улыбке моей не было ничего загадочного. А вот ощерившегося вампира я очень даже напоминал. Липкие дорожки крови на заросших щеках, встрепанные волосы… Возможно, в лунном свете глаза отливают красным. Правда, здесь, в грузовике, зеркала почему-то не было…

Нам не стали завязывать глаза. Сквозь плотные борта не пробиться даже лучику, да и фиксируй мы все дорожные повороты – что толку?

Значит, правда. Но ведь хочется усомниться, хочется… И хотя ситуация ясна как на ладони, где линии отнюдь не рифмуются с инеем… Утешусь прикладной философией – все остальное еще хуже.

Трясло изрядно. Грузовик, несомненно, стар. Прямой потомок динозавров… Ну, или мамонтов… взяли какой не жалко. Дело известное – после акции его загонят в кювет, пробьют бензобак… Пять минут геенны огненной – и все кончено, господа криминалисты отдыхают.

Впрочем, они и так не станут беспокоиться. Не вчера же родились, понимают – «Струна».

Это будет, как в боевиках с ядовитыми обложками? Выведут в чисто поле, поставят мордой к стенке, пустят пулю в затылок? Или «Струна» на выдумку хитра? Люди шептались о всяком. И где тут фольклор, где крупица истины?.. В темноте не разобрать.

Я сам себе удивлялся. Будто не меня везут лунной ночью в древнем грузовике – убивать. Будто я расположился на диване, укутался зеленым пледом, прихлебываю чай с лимоном – и читаю новый роман фантаста Сомова.

Да, понятно, защитная реакция, мозг ставит фильтры. И словно не было подвала с засиженной мухами лампочкой, лохани с вонючей жижей, а в довершение – Высокого Суда в Мраморном зале. Неужели ирония – это единственное, что из меня не смогли вышибить?

Грузовик вновь дернулся, надсадно взревел раненым буйволом – и вдруг затих. Мелко-мелко затрясся, выдохнул из себя остатки жизни. Приехали, надо полагать.

Товарищи мои по несчастью никак не комментировали прибытие. Да и стоило ли разменивать оставшиеся минуты словами. И так уж их было сказано с избытком.

Пару минут ничего не происходило. Потом коротко лязгнули дверцы.

– Ну-ну, деревянные! Засиделись? – послышался хриплый, ломающийся басок. – Выходить строго по одному, руки за голову…

Никогда в жизни не пробовал вылезать из кузова с руками на затылке. Очень неудобно.

Естественно, подножки я не нащупал и смачно шлепнулся в грязь – с полутораметровой высоты. Умудрился же водила причалить прямо в необъятную лужу…

Понежиться мне, ясное дело, не дали. Коротко, без замаха, пнули под ребра – и пришлось, кряхтя, подниматься. За несцепленные на затылке руки я тут же заработал второй «гостинец». И как-то очень быстро понял, что умирать надо с максимально возможным комфортом. Это значит – не рыпаться и выполнять команды быстро и точно.

Да в самом деле, перед кем тут вставать в гордую позу? Затянутым в черное ребятишкам такое не впервой. Время Мраморного зала, время торжественных слов кончилось.

Мы стояли коротенькой строчкой-шеренгой, лицом к выщербленному диску луны, а они стояли напротив – гибкие черные тени, ноги слегка согнуты, точно готовые распрямиться пружины. Короткие, кажущиеся игрушечными автоматы направлены нам в животы, а вот лица совершенно не видны. Просто головы, затянутые то ли темными платками, то ли танкистскими шлемами.

Сзади дохнуло холодным ночным ветром, запах пожухлой травы сливался с горьковатым далеким дымом, и где-то у самого горизонта мерцали слабые огоньки – не то окна заброшенной деревушки, не то рыжие языки костров. Кто и зачем развел их тут?

А поле казалось покрытым россыпями серебряных монеток, и хотя я знал, что это блестит в лунном свете изморозь, но глаза сейчас были мудрее мозгов.

Тишина стояла какая-то нереальная, невозможная. Ни птичьих криков, ни мышиных шорохов, ни еле слышного лязга электрички вдали. Будь время вслушаться – и впрямь различишь, как «звезда с звездою говорит…»

Но времени уже не было. Один из черных комбинезонов выдвинулся вперед и глуховато сказал:

– Что ж, господа деревянные, вы знали, чем кончите. Зло, принесенное вами в мир, нельзя изгладить, но можно остановить. А вы, носители пустоты, в пустоту и уйдете.

Он запнулся, зачем-то оглянулся назад, и луна отразилась в его глазах, блеснувших сквозь прорези матерчатой маски. Похоже, еще не затвердил наизусть ритуальную формулу.

– Но Высокая Струна все же не обделила вас своим милосердием. Каждому из вас она дает шанс и помилует тех, в ком остались еще ростки света, кто способен прозвенеть в ответ. Тех ждет не пустота, но долгий путь искупления, в далеких мирах, за гранью тишины…

– Короче, деревянные, – прервал его другой голос, постарше, с едва различимой ироничной хрипотцой. – Сейчас вы по команде бежите туда! – и обладатель голоса, невысокий и кряжистый, вытянул руку к невидимому горизонту. – Помните, в глаза вам должна светить луна. Шаг в сторону – сразу пуля. Бойцы стоят с обеих сторон. Кто добежит до горизонта, спасется.

Он затих на пару секунд, а потом коротко выдохнул:

– Пошли!

Еще секунду наша шеренга смертников стояла, оцепенев, а потом вдруг разломалась… и вот я уже бегу, и колотится клубок боли в левом боку, а впереди, разбрызгивая лужи, мчатся неловкие фигуры моих товарищей по несчастью. Но тишины уже нет, сломалась тишина, сзади не умолкает автоматный треск, слышится тонкий, истерически пронзительный свист, похожий на птичий, – только птички эти весят девять граммов и сделаны из свинца.

Никогда раньше не приходилось мне бежать по ночному полю, оскальзываясь на лезущих под ноги кочках, путаясь в усохшем, но все еще цепком и плотном бурьяне, загребая ботинками из глубоких луж. Брюки мои вымокли по колено, хоть выжимай, колотье в боку с каждой секундой становилось сильнее, боль впивалась в потроха жадным, злым язычком огня, а в голове стоял серый безнадежный туман.

Ни страха, ни надежды, ни досады – лишь монотонный, одуряющий ритм, бесконечное мельтешение синих кругов перед глазами, а вокруг – сухой треск очередей, и все меньше фигур впереди, равнодушное лунное око озирает застывшие среди мертвой травы темные пятна. А я все бегу, хотя давно уже пора словить свинцовую птичку, растянуться таким же нелепым пятном на холодной осенней земле… Ночь в тоскливом октябре… да, вот как оно на самом деле…

А потом – сумасшедшая, такой не бывает, не должно быть! – боль в правой ступне, точно над ней сомкнулись железные челюсти, и опрокидывается щербатый горизонт, лунный шар скачет через все небо, и острые стебельки колют шею, а в ушах плещется ледяная вода. Плещется – и затягивает небо, луну, всё…

Остается один лишь звон. То ли комариный, то ли оборвалась гитарная струна…

Часть первая. В железных зубах

1

День был удачным. Во-первых, изрядно потеплело. Еще со вчерашнего вечера заволокло горизонт свинцово-серыми тучами, метель плясала, свистела и выкидывала коленца, а к утру незаметно сменилась мелким, промозглым дождичком. Само по себе – тоже не сахар, но с прежним морозом не сравнить. Нога ноет, зато хоть на улицу сунуться можно без риска превратиться в ледяной столб.

А во-вторых, я нашел золотую россыпь. Ну, положим, не совсем золотую – стеклянную. Никогда раньше не замечал этой забегаловки. Вроде кабак как кабак, ничего особенного, а вот концентрация тары вблизи – выше всякой статистики.

И, что самое интересное, об этом Эльдорадо еще не пронюхали вездесущие местные бабушки. Счастлив мой Бог, иначе бы не уйти мне оттуда. Стая разъяренных бабок пострашнее и ментов, и рыжего Коляна со свитой. Те еще могут ограничиться понтами, но бабушки – никогда. Они борются за жизнь в полном соответствии с теорией Дарвина. Не угрожают и не глумятся. Они бьют – с обреченной беспощадностью. Или с беспощадной обреченностью. Хуже бабок, пожалуй, разве что стая бродячих псов, особенно если вожак у них из благородных, овчар какой-нибудь или бультерьер, и обуревает его высокое, почти человеческое чувство – месть. Месть жестокому людскому роду, вышвыривающему своих мохнатых друзей на помойку.

Я неплохо понимал этих умных зверей – и старался держаться от них подальше. Пока проносило, а вот Маню-Варежку на той неделе погрызли. Изрядно погрызли – по-хорошему надо бы в больницу, только кто ж ее без документов оформит? Отлежалась в подвале – и ничего. На улицу, правда, пока не выходит…

…В итоге неплохо сегодня наварился. Бедная Лиза, приемщица стеклотары, пребывала в мажорном настроении и потому даже не забраковала две бутылки с треснувшими горлышками. Расплатилась щедро, почти по номиналу. Теперь я богач. Даже отстегнув положенную долю Рыжему Коляну, даже сунув пару червонцев доходяге Шкертику, положу в нагрудный полотняный мешочек четыре червонца. Только вот не зря ли эти мои потуги? Вырвусь ли когда-нибудь из этого загаженного Мухинска? Кто я теперь, если вдуматься? Не более чем муха в паутине.


…Солнце давно уже уползло за далекие крыши Промзоны, и лимонно-розовое марево на западе готово было раствориться в синих чернилах наступающей тьмы. Тонким острым лезвием нависал надо мной молодой лунный серп, и вспоминался отчего-то «Колодец и маятник» Эдгара По. Я и впрямь ощущал себя беспомощной, привязанной к скамье жертвой, и шныряли вокруг наглые серые крысы, сверлили меня темными бусинками глаз, а огромное стальное острие с каждым взмахом становилось все ближе и ближе.

А к вечеру все же похолодало. Пока еще терпимо, но если процесс пойдет развиваться, драное пальто, наследство дяди Коржика, меня не спасет. Тогда и носу из подвала не высунуть. А значит, в долгий ящик отправляется вожделенный билет, да и попросту оголодаю. Конечно, кое-кто из наших, подвальных, поделится. Люди всюду есть, пропасть не дадут.

Только вот стыдно объедать ту же Маню-Варежку. Стыдно получать кусок, который мог бы пойти ей… Или Севке, недавно прибившемуся к нашей стае пацаненку. Ребенка же лечить надо, и срочно, но куда там… Вместо белого потолка клиники – грязный подвал, тучи злобного комарья, засилье тараканов… И все равно, если судить беспристрастно, для мальчишки это лучше, чем так называемый родной дом.

…Парализованная бабка и проспиртованная особь, которую язык не поворачивается назвать матерью. Синяки по всему телу – и дистрофия первой степени. Смешно сказать, он у нас в подвале отъелся как следует. Маня-Варежка над ним шефствует, проявляет лучшую часть своей натуры. Худшую проявит, когда сможет выбираться на улицу, да и потеплеет. Я тоже пообщался с Севкой. Да… Умственное развитие оставляет желать… Какой там пятый класс, в коем, согласно бумагам, он обучается! Там и первого-то не наберется. Едва читает, счет в пределах десятка… «А на фига мне», – тихо бурчит, не поднимая глаз. В общем-то, он прав.

Помочь ему нечем. Ну, посуетится образовательное начальство, засунет пацана в интернат для слабоумных. И толку? Либо сбежит оттуда через месяц, либо окончательно спятит… Смешно сказать, но возникла у меня мысль о «Струне». Глядишь, и был бы толк. Но я вовремя выкинул ее из головы. Слишком уж явственно помнил холодное лунное поле и чириканье свинцовых птичек…

…Ну, остается надеяться, что морозы не окажутся чересчур жесткими. В пределах возможностей пальто. Хороший был мужик дядя Коржик! Собственно, он-то меня в подвал и притащил, и опекал всячески, и даже с рыжим Коляном потолковал, чтобы тот хоть поначалу расценки для меня скостил. «Ты же видишь, – простуженно гудел он, раскуривая „Беломорину“, – интеллигент наш Костик, весь как есть гнилой и к жизни неприспособленный. Ему учиться еще и учиться. Так что с паршивой овцы… А то еще по дури чего сотворит – и тебе без пользы, и нам хлопоты».

Да, умен был дядя Коржик! Еще бы пил меньше… А так – до пятидесяти не-дотянул. Плохо помер, в одиночестве… Его только на второй день наши отыскали. Делили вещи потом, конечно. Да там и вещей-то… смех один. Но вот пальто мне досталось. И даром что замызганное, а оказалось впору. Габаритами мы с дядей Коржиком сходились.

Что ж, теперь придется начинать по новой. Жалеть себя – последнее дело. Ну, пускай полгода пройдет, – но наберу я в конце концов на этот вожделенный билет. И прямиком – в Северск-Дальний. Интересно, узнает ли меня Леха? Давно мы не переписывались. Но как бы там ни было – поможет. А там, в тихом сибирском городке, вполне можно жить. Какая-никакая работа найдется… особенно если выправить новые документы. А у Лехи как раз тесть в тамошней милиции служит… если еще не на пенсии, конечно. Глядишь и по специальности устроюсь, там же наверняка дикая нехватка учителей. Как, впрочем, и везде.

В принципе ничто мне не мешало написать Лехе хоть прямо сейчас. Но что-то удерживало меня от этого. Правду все равно в письме не стоит излагать. Конечно, вероятность лишних глаз минимальна… И все-таки… Не хотел я подставлять Леху, пускай и с вероятностью ноль целых ноль десятых. Подписаться-то на конверте в любом случае нельзя – вроде как новое почтовое оборудование сканирует адреса и подписи… Для облегчения сортировки и надежности доставки. А сие означает, что в некой базе данных вполне может оказаться моя фамилия. И все, этого достаточно. Хакеры в «Струне», надо полагать, высшего класса, наверняка содержимое почтовых баз отслеживают. А ведь они не успокоятся, пока меня не отыщут… Дедушка с бабушкой гонятся за Колобком…

…Как-то незаметно исчезли всякие признаки заката, небо блестело ломкими льдинками звезд, и им не мешал ни юный месяц, ни редкий свет городских фонарей. Все-таки Мухинск – глухая дыра. Несмотря на полумиллионное население, по сути – он большая деревня. Заводы стоят, дымом атмосферу не портят. И расстилается над головой иссиня-черная пустыня, перечеркнутая размытой полосой Млечного Пути. В Столице такого не увидишь.

Мне не хотелось возвращаться в подвал. Ну чего я там не видел? Вонь, испарения давно не мытых тел, пьяные, с надрывом, песни вперемешку с руганью. Бесконечные разговоры об одном и том же, сто раз пережеванные исповеди и обиды… Почему бы мне просто не погулять? Без всякой цели, забыв о суете, забыв о больной ноге и лунном поле? Погулять, будто время сделало петлю, прыгнуло назад на целый год. Погулять, как мы гуляли с Лариской… Пускай и без Лариски.

А до Нового года меньше недели осталось… Может, рискнуть, открытку ей выслать? Без подписи, с одними лишь словами: «Жив. Люблю. Надеюсь». По почерку она все поймет. Увы, нельзя. Знаю я Лариску, в себе не удержит, поделится с моими… А там – пойдет клубочек мотаться по ниточкам…

…Странно: мне казалось, что Мухинск я изучил уже вдоль и поперек, но сейчас, оторвавшись от привычного потока мыслей, я вдруг понял, что этих мест не знаю. Какие-то глухие длиннющие заборы, огромные одноэтажные строения без окон – наверняка склады. Слева, плохо различимая в темноте, раскинулась брошенная стройка. Опять, наверное, финансы у города накрылись.

Прямо по курсу – помойка. Толпились, чуть ли не наезжая друг на друга, железные контейнеры. Их было множество, но мусору все равно не хватало места, и недавно выпавший, не успевший еще потерять белизну снег был усеян битым стеклом, картофельными очистками, рваными газетами…

Мимо проскользнула кошка, решительно устремилась к контейнерам. Может, та самая, рыжая, что уже встречалась мне сегодня, но в темноте, как известно, все они серы. Тем более фонарей тут – раз-два и обчелся, и главную подсветку давал все тот же юный месяц. Почему-то здесь он заметно ярче, чем дома. Представляю, что творится в полнолуние!

И еще, в отличие от столицы, стояла невозможная, абсолютная тишина. Ни лязга трамваев, ни гудков машин, ни льющейся из окон музыки… Первобытное безмолвие, точь-в-точь как на лунном поле. Лунное поле… Я попытался выбросить его из головы, но не смог. В безмолвном воздухе, как и тогда, дрожала невидимыми нитями тревога. Еще несколько минут назад все было иначе. А потом что-то вдруг поломалось, и тишина начала набухать, наполняться темной, готовой взорваться тяжестью.


И взорвалось.

В первую секунду я даже и не понял, что это крик. Но потом ударило по мозгам – детский отчаянный вопль, почти визг, наполненный болью и ужасом.

Проклятая нога! Неловко загребая снег, я бежал к черным – куда чернее неба – руинам стройки и матерился на бегу. Ни раньше, ни позже – именно сейчас горячо и весело выплеснулась боль, почти такая же, как и в ту октябрьскую ночь.

Спасительная боль.

Однако железные челюсти работали не в полную силу – я вполне мог бежать, хоть и стреляло при каждом скачке острыми вспышками, отдавалось в мозгу.

Крик не утихал, он то прерывался, то вновь оглашал окрестности, но, ясное дело, никого здесь не нашлось, кроме меня – случайного гуляющего идиота.

А идиоту опять зачем-то приспичило искать приключений на свою битую задницу. А тут еще стройка… Не загреметь бы, не добравшись до цели.

Так… Вот и добежал все-таки. Два силуэта на почти черном снегу, меж двух штабелей огромных стальных балок. Большой силуэт и маленький.

Мужчина в короткой, но плотной куртке, вязаной шапочке. Тащит куда-то в глубь стройки, в беспорядочные джунгли бетонных плит извивающуюся детскую фигурку. Я даже и не понял, мальчик то был или девочка.

– Пусти-и-те меня! Пу-у-стите! – захлебывался плачем ребенок.

Так… Ситуация не оставляла вариантов и полностью подтверждала слухи, циркулирующие по городу вот уже с месяц.

– Притормози, мужик! – негромко, но отчетливо выдохнул я морозный воздух. Отчетливо несло помоечной гнилью.

Мужчина дернулся и мгновенно подобрался. Косой, брошенный исподлобья взгляд. Не выпуская ребенка, он быстро завел его за спину и процедил:

– Гуляй, дядя. У нас тут свои… разборочки.

– Твой, что ли, пацан? – поинтересовался я, подходя вплотную.

– Да блин, бумажник у меня вынул, гаденыш! – сейчас мужик держался уже уверенней. Тем более мой затрапезный вид явно не внушал ему опасений. – Едва догнал. В ментовку вон волоку… Так что не боись, все путем.

Ну-ну, баранки гну. Шито не то что белыми нитками – пеньковыми канатами. Даже подзаборного алканавта отфутболить – и то не катит.

– Всякое, знаешь ли, бывает, мужик, – отозвался я. – Может, и путем, а может, и не путем. Или не тем путем. А потому давай-ка втроем до отделения прогуляемся, там и разъясним… Да и тебе все одно легче, подмогну тащить, ежели что…

Ничего более глупого я родить не мог. Беспаспортный бродяга намеревается разбираться в мусарне с приличного вида господином, у коего документы, надо полагать, в идеальном порядке. После чего бродяга помещается в обезьянник с последующей перспективой отправиться в приемник-распределитель. Дубинки подразумеваются.

Но прав был Коржик, гнилой я интеллигент, настоящей жизни не нюхавший. Нет чтобы сразу влепить дяде по загривку – зачем-то разговоры завел.

– Ты не понял, козел? – ощерился мужик. В лунном свете блеснули металлические зубы. Так-так…

Пацаненок за его спиной судорожно всхлипывал – видно, ему уже не хватало дыхания на крик. Все, кончилось время слов.

Я схватил мужика за руку. Вернее, попытался схватить. Со змеиной ловкостью тот увернулся, отступил назад. Миг – и левой рукой он держит за горло мальчишку, загораживаясь им, а в правой – в правой у него скалится нож. Лезвием почти упирается пацану в бок.

– Тебе же сказали, козел, – гуляй, – хмуро бросил мужик. – И мальчик целее будет, и ты…

Никогда я не увлекался модными ныне восточными единоборствами. Единственные мои козыри – это рост и вес, но я понимал, как мало они сейчас значат. Мужик был хоть и меньше меня габаритами, но жилистый и явно не «чайник». Достаточно взглянуть, как он держал нож. Короткий клинок не оставался неподвижным, нет. Он прямо-таки плясал в цепких пальцах, вычерчивая сложные фигуры… Приходилось мне слышать о таком.

И чего теперь делать? Прыгать нельзя, загубишь ребенка… Напугать? Чем же эту тварь напугаешь? Ну помогите же хоть кто-нибудь! Ну неужели действительно там нет никого, кроме математически строго очерченного лунного серпа? Внешняя дуга – окружность, внутренняя – эллипс.

– Слышь, дядя, а куда направлены ветви параболы с положительным дискриминантом?

– А? – зрачки мужика метнулись, и я получил необходимую секунду. Падая… блин, на больную-то ногу! – я все же сумел другой ногой врезать ему под коленную чашечку, и тут же, дико боясь потерять темп, обеими руками вцепился в сжимавшую нож кисть, резко повернул… Все-таки силой меня природа не обидела. Послышался отчетливый хруст, и крик, в котором боль и досада слились в единую смесь. Гремучую.

Все трое мы загремели на стоптанный снег, пацан оказался под нами. «Задавим», – подумал я, но он точно уженок выскользнул из-под моей туши и метнулся куда-то в глубь штабелей. А мы с врагом катались по земле, то и дело ударяясь об острые края балок и грязно матерясь. Да, по весу я превосходил его изрядно, но тренированности ему было не занимать. Рука его, к несчастью, оказалась всего лишь вывихнута, и сейчас он примерялся к моему горлу. Вдобавок я пропустил удар коленом между ног и, взвыв от одуряющей боли, потерял пару секунд, которых мужику хватило, чтобы, оказавшись на мне сверху, что есть силы надавить на сонную артерию.

«Блин, неужели на этот раз действительно все», – промелькнула неожиданно сухая, лишенная эмоций мысль. Выходит, не лунное поле, а черный снег… Снег, набившийся мне за шиворот и растекающийся холодными струйками по телу. Снег, заморозивший мозги, изгнавший из меня человека и превративший в агонизирующее животное.

А животное и действовало свойственным ему образом. Миг – и зубы мои вцепились врагу в нос, судорожно, отчаянно сжались – и сейчас же горячая чужая кровь наполнила мой рот, и я захлебнулся ею, забулькал, но не разжимал зубов, и отовсюду – и снаружи, и изнутри головы не прекращался крик.

А потом вдруг все кончилось. Слепящий свет армейского фонаря, заскользившие повсюду быстрые гибкие тени, и вот уже сильные руки поднимают меня, ставят на ноги. Все пляшет и кривится перед глазами, лунный серп то взмывает в небо, то наискось рубит землю казацкой шашкой, а где-то далеко-далеко, в двух шагах, корчится, расплывается на сером снегу черное пятно – поверженный враг, и тени весело лупят его ботинками под ребра.

Откуда-то слева вывернулся мальчишка. Тонкий, восторженный голос:

– А вот его ножик, я сразу подобрал. А можно я его себе оставлю?

И только сейчас я узнал этот голос. Севка. Битый-ломаный шакаленок Севка из нашего подвала…

Но подумать на сей счет я уже ничего не успел. Земля плавно вывернулась у меня из-под ног, перед глазами все подернулось переливающимся серым дрожанием, а дальше не было ничего, кроме совершенно невозможной звездной музыки.

Но я ее не запомнил


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 6 7 8 9 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации