Текст книги "Последнее звено"

Виталий Каплан
Последнее звено

Глава первая. Не без добрых людей

1

Такой пакости я от Фролова не ждал. Конечно, говорили о нём разное – и что завалить кого угодно ему раз плюнуть, и что перед сессией к нему надо с конвертиком подойти, – но мне казалось, это бред. На вид вполне себе ничего дядька, объясняет доходчиво. Да, язва – но я и не заказывал совершенства. Ладно бы всякие Смирнюки с Ласточкиными, для теоретической механики они слишком тупы – и потому надеются на зелёные аргументы… Но я-то честно учил!

– Иван Семёнович, ну как же так? – от своего детского лепета мне было противно. – Я же учил!

– Учили, конечно… Через пень, через колоду, – очки доцента Фролова пустили по потолку солнечный зайчик. – Если б вы ещё на лекции изволили ходить и семинары посещать, может, чего и усвоили бы… А так… За три дня, юноша, никакой предмет не изучить… особенно мой предмет.

– Но я же написал по билету!

– Курица тоже пишет, – кивнул злобный препод. – Лапой, знаете ли. В общем, неудовлетворительно, Чижик. Забирайте вашу зачётку, не хочу её марать записью.

– А как же теперь? – растерянно спросил я, скользнув глазами по аудитории. Там оставалось всего двое – старательная девочка Вострикова и скучный как осенний дождик Валера Пенкин. Остальные уже отстрелялись. Успешно, кстати – ни одного неуда.

Ну почему я? Почему именно мне высшие силы подкинули такую засаду?

– А теперь после сессии, на пересдачу, – чуть скривив тонкие губы, Иван Семёнович исполнил улыбочку. – Только уже не мне, я со второго числа в отпуске. Будете пересдавать комиссии на кафедре…

Ну и что тут оставалось делать? Я собрал вещи и вышел. Хотя какие вещи – исчирканные листки в клеточку и гелевую ручку. Сумки Фролов потребовал вынести из аудитории ещё до начала экзамена.

В коридоре было пустынно – только солнце, пыль и вездесущий тополиный пух. Наши, наверное, уже разошлись – пить пиво, общаться с противоположным полом и вообще всем тем, что делают люди после жаркого боя… то есть успешно сданного теормеха.

Мысль про бой мне совершенно не понравилась. Бой, война, войска, присяга… Если сессию не закрыть, то ведь осенью от повестки не отвертишься… откосов по медицине у меня никаких, а покупать их – так ведь и с деньгами по нулям. Говорят, отсрочка на год – две с половиной зелёных штуки… Работая сутки через трое на автостоянке, уж никак не накопить. Да и накрылась подработка… Вновь сработал основной закон природы – закон подлости… Ну опоздал на полчаса… Подумаешь, трагедия… Другие, что ли, не опаздывают? Так нате – припёрся с проверкой въедливый сморчок Альбертыч… Двести ежемесячных баксов – коту под хвост.

А на родителей надеяться без толку – их бюджетных зарплаток хватает разве что на продукты первой необходимости, ну и за квартиру… Плюс к тому же бабулина онкология… каждый лишний родительский рубль утекает в её уколы…

– Здорово, Чижик! Оттуда?

– Оттуда, – мрачно кивнул я.

Оказывается, пока я сидел на подоконнике и предавался мировой скорби, рядом нарисовался бледнолицый Жора Панченко из группы В-9. Эти уже с теормехом отстрелялись, у них теперь только химия.

– А чего такой грустный? Банан лижешь? – Панченко никогда не отличался тактом.

Он вообще мало чем отличался – разве что повышенной скользкостью. Мы с ним раньше особо не пересекались, с таким и поговорить не о чем – кроме попсы и девок его, похоже, ничего не волнует. Книжек не читает, в компах не шарит…

Впрочем, ходили о нём разные мненьица. Тусуется с какими-то деловыми, тачку вроде купил, БМВ. Подержанную и битую, само собой, но всё-таки. Ну и ссориться с ним тоже не рекомендовалось. Сам-то парень хлипкий, но вот его компания…

– Козёл этот Фролов, – пожаловался я не то Жоре, не то гулкому пространству. Шестой час, однако, пора и сваливать отсюда.

– Козёл, – согласился Панченко. – Выгнал?

– Выгнал…

– И что теперь делать думаешь?

– Будто есть варианты, – во рту скопилась слюна, и я не сплюнул на пол единственно ради того, чтобы не уподобляться Жориным друзьями. – После сессии на пересдачу. Комиссии на кафедре. Сам-то в отпуск свинтит.

– Да, комиссии – это хреново, – Панченко поглядел на меня с неожиданным участием. – Комиссии стопудово не сдашь, учи – не учи. Ты разве про Гущина не в курсе?

– А про что надо быть в курсе?

Завкафедрой теоретической механики, Павла Ильича Гущина, я видел всего раза два-три. Ничего он у нас не вёл, на работу приходил редко. Было дедуле глубоко за восемьдесят и песок из него сыпался прямо как в песочных часах. Осталось всего-то на пять минут.

– А про то, что сдать ему вообще невозможно. По нулям, – с готовностью сообщил Жора. – Он же сорок лет назад учебник по теормеху написал и кроме учебника своего, ничего не знает и знать не хочет. Все определения, теоремы – только по своему учебнику спрашивает. А мы ж по совсем другой программе учимся. Но ему это до фонаря – ответишь правильно, а он скажет: «в учебнике не так». И всё, пролетел. Его ж стараются не пускать ни на госы, ни на защиты дипломов, знают, что мозгами застрял в эпохе недоразвитого социализма. Только вот, понимаешь, какая тема – пересдавать придётся именно ему. Там у них график отпусков такой, что все разбегутся после двадцать восьмого, он один остаётся, ну, ещё ассистентов парочка, но они не в счёт.

– Круто, – только и нашёлся я. – Вот же попал…

– А ты что же, Дрюня, – прищурился Жора, – к Фролову подхода не знаешь?

– Ты о чём?

– Да вот об том, – Панченко выразительно потёр похожие на переваренные сосиски пальцы. – Ты что, типа честно сдавать пошёл?

– Так я ж вроде как выучил.

– Чувак, да ему же все отстегнули по-тихому, – Жора облизнул бледные узкие губы. – По тарифу. Больше с народом общайся, вот и будешь в курсах.

– Блин… И какой же тариф?

– Ни фига не знаешь и на лекциях не был – двести, знаешь фигово, но ходил – полтораста, посещал и как бы знаешь – всего полтинник.

Жорин голос звучал одновременно и насмешливо, и сочувственно. Наверное, я сам так говорю, когда к какому-нибудь чайнику прихожу настраивать собранный на коленке комп.

– Слушай, – повернулся ко мне Жора, – а он в ведомость-то неуд вкатал?

– Нет, вроде. Просто вернул зачётку, сказал, марать не хочет.

– Ну, это уже неплохо. Толстый намёк типа.

– Толстый-то толстый, – возразил я, – да вот я тощий. В финансовом смысле. Так что абзац. Похоже, осенью ждёт меня кирза.

Панченко на секунду задумался, потом хохотнул:

– Не гони, Андрюха, вопрос решаемый. Короче, чисто по дружбе помогу. Давай свою зачётку, я с Фроловым сам разрулю, дешевле выйдет.

Ну и что мне оставалось? Гордо пожать плечами и сказать, что у бандитов не одалживаюсь? Так ведь, во-первых, я и не знаю про него точно. Мало ли что говорят. А во-вторых, бандиты что, не люди?

Было и «в-третьих», и оно-то как раз стояло на первом месте. Очень уж не хотелось вылетать со второго курса белым лебедем. И осенний призыв, и вообще…

Всё это промелькнуло в голосе за секунду – и я протянул Жоре свою едва не убитую зачётку.

Может, если бы он просто предложил деньги, я бы и отказался. Общаться с поганым доцентом было выше моих сил. Но когда предлагают ещё и дипломатические услуги…

– Тебе сколько? – деловито поинтересовался он. – Тройбан устроит, или надо выше?

– Устроит, – вздохнул я. – Степухи и так не видать.

– Погоди, я быстро.

Панченко вроде стоял здесь – а секундой спустя он уже деликатно приоткрыл дверь и просочился в аудиторию. Да, скользкий парнишка.

Делать всё равно было нечего. «Король и шут» гремели в наушниках, старый-старый их альбом, «Камнем по голове». Я поудобнее устроился на подоконнике, ослабил звук. Всё равно сейчас не до музыки. Камнем ведь – и по голове.

Окно за моей спиной было закрыто, шпингалеты забиты наглухо и вдобавок закрашены масляной краской. Институтскому завхозу, Матвеичу, плевать, что духота, что плюс тридцать. Правокачателям он доходчиво объяснял, что плюс тридцать вполне можно потерпеть, в отличие от минус тридцати. Закрытое окно целее, а то и грозы случаются, и студент чуть ли не каждый норовит выпасть…

Как там у Короля с Шутом… «Разбежавшись, прыгну со скалы. Вот я был – и вот меня не стало…»

Я мысленно представил красный блин, в который совсем несложно было превратиться. Простое решение всех проблем – академических, финансовых, кирзовых… ну и личных, конечно. Похоже, с Иришкой всё. Полностью и окончательно. Если б она тогда орала, подогревая в себе градус истерики – шансы бы ещё оставались. Но увы, голос её звучал ровно, как вычерченная по линейке прямая. «Андрюша, я, конечно, понимаю твои чувства, но и ты должен понять… Ты только не злись, ладно? Ну, поиграли в любовь, бывает… А теперь у меня начинается настоящая жизнь, и постарайся мне не мешать, ладно?»

Настоящая жизнь называлась Геной, и тут уж ничего нельзя было поделать. Морду ему бить? Детский сад… к тому же поди достань до его морды… чёрный пояс, школа Кёкусинкай. А главное – двадцать пять лет, недостижимый возраст. Аспирантура в МГИМО, референт в каком-то торговом представительстве, папа – директор банка «Транскредит», мама – чиновница в Московском фонде недвижимости… И вдобавок ко всей этой жути – самые серьёзные намерения. Такому западло гулять просто так – нет, обязательно нужно создать здоровую ячейку общества. А чего ж не создать, ты же не студент-второкурсник со смешной фамилией Чижик, смешным факультетом «технологии агрегатов пищевой промышленности», смешными родителями – инженером-химиком и учительницей литературы… А уж жилищные условия до чего смешные… двухкомнатная в хрущобе на четверых… и ту снесут, типа вот вам равноценная площадь в Жулебино или в Бутово…

Короче, Иришка сделала правильный выбор, её можно только поздравить и произнести вместе с заученным в школе Пушкиным: «…как дай вам Бог любимой быть другим». Но Пушкину хорошо было швыряться прощениями, вон у него сколько вариантов – от крепостных девок до какой-нибудь Анны Петровны Керн или Полины Виардо… впрочем, Полина, кажется, была у Тургенева.

В общем-то, действительно несложно. Можно ногой раза два по стеклу влепить – и готова дорожка на тот свет. А можно не возиться с осколками, в туалете окно всё-таки открыто. Оно и понятно, иначе без противогаза не зайти – дымят. Говорят, падать лучше спиной вперёд, так решиться легче. Правда, говорят всё больше теоретики. Практики молчат.

Мысли были так, несерьёзные. Не псих же я, чтобы на самом деле… как там говорила наша классная, Маргарита, «лучшее средство от насморка – это отсечение головы».

Интересно, а как Жора дипломатию крутить станет? Что, прямо в аудитории баксы сунет? Там же люди ещё. Конечно, им вроде как по фигу, но не совсем же он идиот…

Жора оказался не совсем идиотом, равно как и доцент Фролов. Сперва из аудитории невозмутимо вышел Панченко и скучающе облокотился о стенку, минуту спустя дверь выпустила Ивана Семёновича, который, не кинув на меня и взгляда, решительно проследовал в туалет. Чуть выждав, туда же двинулся и Жора.

Процесс баксоиспускания был короток. Выходили они в обратном порядке – облегчившийся доцент Фролов вернулся к моим недомученным одногруппникам, потом возле подоконника нарисовался довольный Панченко.

– Фу, ну и жара, – сообщил он, утираясь ладонью.

– Ну как? Что Фролов?

– Вот, держи, – протянул он мою зачётку. В графе «теоретическая механика» торчал «удовл», сопровождавшийся размашистой доцентской подписью.

– Сколько? – я постарался произнести это небрежно, хотя в желудке у меня всё кололось иголками.

– Да понимаешь, старик, – вздохнул Жора, – что-то этот козёл на тебя взъелся. Ты ему типа хамил? Короче, он только на пятьсот согласился.

– Пятьсот?! – мне представлялось что-то раза в три-четыре меньшее. Жора ведь сам говорил: у меня дешевле выйдет.

– Ну вот так срослось, – с грустью подтвердил Панченко. – С ним торговаться беспонтово, он о себе слишком много понимает. К тому ж ему бабки сильно нужны, дочь-то полгода уже по больницам, троллейбусом её переехало, прикинь. Что, и этого не знал?

– Где же я пятьсот возьму? – Ощущение иголок в желудке усиливалось с каждой секундой. Перееханную дочку, конечно, жалко, но себя-то жальче в сто раз.

– Ну, это твои проблемы, – спокойно ответил Жора. – Где-нибудь найди. У друзей там, у мамы-папы… Откуда я знаю? Короче, у тебя неделя есть, потом уж, извини, пойдут тикать проценты. По стандарту, десять за неделю.

– Блин, да нет у меня! И занять не у кого.

Панченко внимательно посмотрел на меня.

– Андрюха, я чего-то не врубаюсь. Ты меня просил помочь? Просил. Ты знал, что это будет стоить? Знал. Причём, прикинь, я с этого вообще ни хрена не имею, я дал Семёнычу полштуки, и вернёшь ты мне полштуки. Если за неделю, конечно. Ты чем думал вообще?

– Ты ж сказал: дешевле выйдет, если сам разрулишь, – глаза, к моему стыду, начало щипать. – А теперь выходит пятьсот?

– Ну да, а без меня он бы, может, и штуку запросил, – усмехнулся Жора. – Ему ж по барабану, что ты из института вылетишь. Кто ты для него – сынок, племянник? У него на тебя вообще саблезубый клык… – мой сокурсник блеснул тонким юмором.

– Короче, ты меня подставил, – желудочные иголки понемногу начали превращаться в кипяток.

– Опаньки! – сейчас же взвинтился Жора. – Я тебе помог, я из своих заплатил, и это типа называется подставил? Чувак, ты вообще знаешь, что такое подстава? Ты вообще чего по жизни знаешь, кроме барабанов своих да игрушек комповых?

– Что же мне делать? – совсем по-детски протянул я. Вроде ведь и чуял, что попался как лох, но и возразить было нечего. Формально-то он кругом прав. Не пойдёшь ведь к Фролову разбираться, сколько тот запросил за «удовл». И Жорка не отнимал у меня зачётку, я же сам ему дал… Комп, что ли, продать? Так ведь он древний, он третий пень… Больше ста пятидесяти никак не выручишь. Да и не получится за неделю…

– Но, между прочим, варианты всегда возможны, – бледная, точно мукой присыпанная Жорина физиономия озарилась вдруг доброй улыбкой. – Ты вот после сессии куда намылился?

– А… – махнул я рукой… – С родаками на дачу. Денег-то на юга нет…

– Знаешь чего, – задумался Панченко, – у вас когда последний экзамен, в среду? У нас тоже, химия. Ну вот в среду встретимся и перетрём про наши дела. Короче, есть варианты. Типа, не деньгами, так натурой… Да ты чего, я ж не в том смысле! Я в смысле, что подыщу тебе подработку… Не боись, всё пучком будет. И хорошим людям поможешь, и долг вернёшь, и ещё останется на игрушки. Ладно, я поскакал.

Жора приятельски хлопнул меня по плечу – и вот уже он в конце коридора. Странно, вроде рыхлый как тесто, никаким спортом сроду не занимался, а вот умеет же двигаться, как ниндзя…

2

До среды я, конечно, ничего не придумал. То есть, конечно, позвонил одному-другому-третьему, но все бесполезняк. Безденежные у меня какие-то друзья. С родителями и говорить не стал – чего их проблемами грузить, этого добра у них и без меня полно. И бабуля, и снос дома – говорят, чуть ли не осенью. Ленку в лагерь сплавили, так теперь мама каждый день устраивает сеанс переживаний – как бы девочку не испортили, как бы в свои одиннадцать не перестала она быть девочкой. Мама как газет начитается, так и прёт из неё чернуха. Как из нефтяной скважины, фонтаном. Представляю, что бы с ней стряслось, узнай она о моих делах. Всё равно как в эту нефтяную скважину спичку бросить.

Интернет тоже не принёс облегчения. Да, опять закон подлости. Вкусных объявлений полно, а как позвонишь – то уже нашли человека, то фирма ликвидируется, то «оставьте резюме, будем смотреть… напомните о себе в августе-сентябре». Сперва я искал что-то по сисадминству, потом, отчаявшись, готов был и курьером пойти… но ведь курьерские полтораста-двести баксов не спасут отца русской демократии. Впрочем, и тех не нашлось – в офисах летнее затишье… перед сентябрьской бурей. Кинул я, само собой, слёзный вопль в «живом журнале», пришло четыре коммента. Три с сочувствием, один – предложили строительную шабашку. Которая с двадцатого июля по конец сентября. Увы и ах.

…Среда встретила меня всё той же одуряющей, липкой жарой, когда просыпаешься потным и через час после душа снова в поту. Не экзамены в такую погоду сдавать, а на пляже валяться, желательно с пивом, причём из холодильника. А тут… узлы установок, чертежи, заучивать наизусть наборы характеристик…

И всё же мне повезло. Видимо, жара притупила не только наши студенческие мозги, но и Антонине Викторовне всё уже стало по барабану. Да она и так была тёткой невредной. К моему удивлению, уже в десять утра я оказался в коридоре с зачёткой, украшенной надписью «хор». Сквозь немытые окна доносился трамвайный лязг, темнели внизу кроны тополей, носился по коридорам озабоченный народ. И было мне кисло. И во рту, и на душе.

Я одновременно и боялся столкнуться с Панченко, и хотел этой встречи. Хуже всего неопределённость. Что же он за работу предложит? Героин из Чечни возить? Олигарху какому бомбу в дом подкинуть? Или он не так уж и шутил про «натурой расплатишься»? Бр-р… И ведь на фиг его не пошлёшь, достанет.

Мобильник у меня на поясе прочирикал советский гимн. О, Колян проявился!

– Здорово, чувак! – полился в ухо его оживлённый говорок. – Ты чего там, над учёбой припух? Не забыл, что сегодня собираемся, последний раз перед осенью? Ага, в шесть, как обычно. Будешь? Ну давай, до скорого.

Что ж, хоть на что-то отвлечься можно. Пускай это по большому счёту и не очень серьёзно. Группа «Бивни мамонта», восхищайтесь, девки, падайте в объятья, залы, набивайтесь под завязку, пресса, галди, сверкай вспышками, и букеты на сцену, букеты… веники из роз и хризантем. Диски на всех лотках, три весёлые морды и трупик волосатого слона…

На самом деле – комнатка в подвале Риткиного дома, в складчину купленные с рук инструменты, барабанная установка, саксофон, бас-гитара. Еженедельные посиделки, гордо именуемые репетициями, два раза даже выступали где-то на окраине, в молодёжном клубе «Сарделька» (официально он назывался как-то романтично, не то «Чайка», не то «Альбатрос», но все почему-то говорили именно «Сарделька»).

Ну и мы – саксофонист Вовка Иволгин, бас-гитарист Колян Цыпленко и я, великий барабанщик Андрей Михайлович Чижик. Стая ощипанных птиц, как называла нас Ритка. Впрочем, несмотря на свою вредность, именно она устроила нам эту бесплатную комнатку по средам, с шести до восьми. Мама её чем-то заведовала в РЭУ и провела как художественную самодеятельность… Ещё Ритка писала нам текстовки песен, и хотя мама моя скептически хмыкала – других текстов у нас всё равно не было.

Ещё год назад мне казалось, что впереди у нас – лучезарное будущее, что мы делаем настоящую музыку, не попсу для тупых жвачных и не нудятину для худосочных эстетов. Но чем дальше, тем больше я понимал, что всё это детство играет, мечта прославиться и всё такое… а на самом деле ну какие из нас музыканты? Из всех нас только Колян окончил музыкалку, и то, как он сам признавал, «отмучался». А я оттуда и раньше сбёг, после пятого класса. Не то чтобы совсем ни у кого ни слуха, ни голоса, но одно дело девчонкам под гитару петь, и совсем другое – выступать на публике.

Сомнениями своими я, правда, с ребятами не делился. Всё равно неплохо, что есть где и с кем собраться, есть ощущение дела… а что игра – так и в компьютерные игры когда режешься, знаешь ведь, что понарошку, а захватывает же…

Ну и сколько мне ждать Жору? Они вроде химию в 312-й сдают, на третьем этаже. Для очистки совести я сунулся туда, сходу не выцепил его взглядом. Может, сдаёт уже, а может, и сдал. Ладно, это ж ему от меня что-то нужно, захочет – найдёт. Конечно, номер мобильного я ему не давал, но такие ребята и сами всё всегда узнают.

Выждав ещё минут десять, я с чистой зачёткой и мутной совестью поехал домой. До шести оставалась уйма времени, можно было бы созвониться с кем-нибудь, отправиться, например, в Измайловский парк, на озёра – но мне всё было в лом. Так я до вечера и провалялся на диване, с книжкой Стивена Кинга. Чтение не утешало – проблемы американских детишек, преследуемых дьявольским клоуном Пеннивайзом, казались мне игрушечными на фоне собственных, более чем реалистических.

В шесть я был уже в наших «Бивнях». Причём пришёл первым, что со мной нечасто случается. В результате пришлось подпирать стенку, ожидая Коляна – ключи были у него. Мы вечно собирались сделать каждому по копии, но руки никак не доходили.

Чертыхался я до половины седьмого, когда, наконец, появился нагруженный пивом Колян. «Клинским» он частично искупил свою вину, но я всё равно сообщил рыжему, что он урод, а говоря точнее – гибрид шакала с обезьяной. Рыжий, впрочем, не обиделся. За четыре года нашего общения как только мы друг друга ни подкалывали…

– А Вовка чего? – осведомился я.

– Вовка – хитрый перец, – ковыряясь ключом в заедающем замке, сообщил Колян. – Я ему звонил только что. Он типа в Питере сейчас, с Анютой, к её тётке намылились, до второго июля.

Дата сия тут же напомнила мне об отпуске доцента Фролова. Закон равновесия как бы – одни возвращаются, другие уезжают.

– Ну и чего, будем вдвоём репетировать? – я покосился на батарею выставленных в ряд запотевших бутылок.

– Жарко… – зевнул Колян. – Ломает меня что-то… Да и не выйдет ничего толкового. В «Гремя костями» партия саксофона ведущая. А Вован как бы нас предал. Променял на белые ночи.

– Тогда по пиву? – я пододвинул ящик, заменяющий стул, к тому, что заменяло нам стол. То есть к найденной на помойке двери, уложенной на такие же ящики.

Догадливый Колян взял и сухариков-кириешек, так что получилось всё вполне интеллигентно.

– Ну, как сессия? Отстрелялся? – Колян откупорил бутылки.

– Отстрелялся-то отстрелялся, – сделал я первый, самый приятный глоток, – да только вот и себя подстрелил.

– Это как? – присвистнул Колян. – Загадками изволишь?

– Да какие уж там загадки. Полная фигня вышла.

И я рассказал всё. Чего, действительно, стесняться? Колян – свой парень, поймёт как надо. Ну да, лопухнулся, так что ж теперь, от всех таиться? Пятьсот баксов, конечно, у него не надыбать, но хоть выслушает.

Колян выслушал внимательно, не перебивая. Глядел, правда, не на меня, а на стенку, обвешанную постерами. Будто мысленно советовался с Цоем и битлами.

– Короче, я понял, – сказал он наконец. – Дело фиговое, но не хреновое.

– У тебя пятьсот баксов есть? – наивно понадеялся я.

– Стольник мог бы занять, а больше никак. Думал, летом подработаю, но вот другая тема возникла… Кстати, а это мысль…

Он хлебнул ещё пива, аккуратно зажевал микроскопическим чёрным сухариком.

– Не тяни кота за резину. Что за мысль?

– Да вот были планы подработать. Возник интересный вариант, мне Пашка Стылов контакт подкинул, ну, ты его видел, наверное, из нашей школы, на класс старше был… Короче, есть один дядька, вроде как менеджер по найму, ищет работников. Что-то типа строительства или какое-то сельское хозяйство, я не вникал… но там чисто, не криминал никакой, контракт с тобой заключают, зарплата белая… Набирает на сезон, то есть июль-август, деньги там от восьмисот и до полутора, смотря куда тебя поставят и как себя покажешь. Ну, я позвонил, он говорит, приходите на собеседование через неделю… то есть как раз завтра получается.

– Что-то поменялось? – сообразил я.

– Догадливый! – кивнул Колян. – Шерлоком будешь. Короче, тут у меня более интересная тема возникла. Ты знаешь Людку Иванцову?

– Это которая до десятого класса в «б» училась? Чернявая такая?

– Она самая. С моей сестрой они дружат. Ну вот, эта самая Людка, оказывается, в какой-то организации типа зелёных, ну там всякая ботва, экология, вегетарианство, «спасём лёгкие планеты» и прочее.

– Какие-какие планеты они спасают? – не удержался я. – Лёгкие?

– Тяжёлые! – изрёк Колян. – Короче, все по-своему с ума сходят. Так вот, она там активистка какая-то.

– А в чём фишка-то? Не втыкаю.

– Сейчас воткнёшься, – Колян слишком энергично глотнул из бутылки, поперхнулся, вытер запястьем губы. – В общем, их контора входит в какой-то международный союз зелёной молодёжи или как-то там… ну и у них в июле типа международный экологический лагерь, в Германии. База отдыха под Мюнхеном, всякие экскурсии, мероприятия… Ну и освободилось одно место, парень там один как бы заболел… не смог, короче.

– О как! – я начал что-то понимать. – И Людка рассказала Машке, Машка тебе…

– Йес! – Колян расплылся в улыбке, которая была бы совсем голливудской, кабы не вставные передние зубы. – В общем, мне предложили. Срочно надо было дырку закрыть… Прикинь – на халяву! Месяц в Германии, за счёт тамошних зелёных. Включая проезд. Когда ещё вот так в загранку попадёшь? Так что я сразу зубами и когтями в это дело вцепился. Загранпаспорт за три дня оформил, ну, заплатить пришлось за скорость, потому и на мели сейчас… Короче, тот мужик, который на работу принимает, ещё не в курсе, что я с дистанции сошёл. Я тебе контакты все дам, ты завтра туда приди, скажешь, что звонил, что тебе назначено. Мы же когда по телефону говорили, он обо мне ничего не спрашивал, он даже фамилии моей не знает. Просто я сказал, что на третий курс перешёл, ну так и ты то же самое. Если что, скажешь, информация у тебя от Стылова.

Я задумался. Идея была неожиданная, но пахло от неё вкусно. Даже если по минимуму, по восемьсот за месяц, то уже тысяча шестьсот. Даже если подсчитать с обещанными Жорой процентами, вдвое больше выйдет. И это если по минимальной ставке!

– А этот дядька не сказал, где работать-то?

– Говорит, где-то в Сибири… То ли Тюмень, то ли что… Помню, на букву «т». Проезд, проживание, питание – всё за счёт нанимателя. Ну, я подробно про условия тогда выяснять не стал…

Это ещё лучше! Подальше от Москвы – значит, подальше от Жоры с его бандитскими «подработками». В сентябре встретимся, он, конечно, начнёт возбухать, а я ему – держи и подавись своими процентами. Интересно, в какую сторону у него физия искривится?

– Слушай, а классная мысль. Я всё равно ведь ничего не планировал, на дачу поехал бы… Скукота… Короче, у тебя есть на чём записать про этого мужика?

– Да чего записывать, – улыбнулся Колян, – у меня в ксивнике валяется его визитка, Стылов дал. Вот, держи.

Визитка поражала своей простотой и совершенством дизайна. Ни тебе виньеток, ни логотипов. Просто на закатанном в пластик белом прямоугольничке – «Аркадий Львович». И номер мобильного.

– А куда подъехать-то? – вспомнил я. – Ты ж сказал, собеседование назначили.

– А… – вспомнил Колян. – Он сказал с утра, часиков в десять, позвонить, он разъяснит, что и как. Вот и позвони.

– Ну, спасибо, Колян, – я сунул спасительную визитку в карман шортов. – Как говорится, мир не без добрых людей.

3

Аркадий Львович взял трубку после шестого гудка, я уж думал нажимать на «отбой».

– А, помню, вы звонили насчёт работы. Да, наша встреча остаётся в силе. Подъезжайте к двенадцати на Проспект Мира, да, на метро. Я встречу вас у входа. Как узнаю? А вы мне сейчас себя опишете. Так… ну, я понял. Да, мобильный ваш у меня отобразился. Всё, увидимся.

И гудки в трубке – точно уколы тонюсенькой иголкой.

Я поплёлся на кухню, поджёг газ под чайником. Есть не хотелось совершенно, а вот пить… желательно холодненького, но папа, уходя утром на работу, выхлебал все остатки кваса.

Мамы тоже не было – торчала у себя в школе. Выпускной там на носу, выдача аттестатов… «Эх, скорей бы второе число», бесконечно повторяла она едва ли не с мая. Второго июля у неё отпуск. Заклинило всех на этом втором. У доцента Фролова отпуск, Вован второго возвращается в Москву, Колян – уезжает в свою зелёную Германию, жевать вегетарианские сосиски с безалкогольным пивом…

Вчера, конечно, не обошлось без воплей. «Что ещё за шабашка, я же рассчитывала на твою помощь на даче, мы же будем перекрывать крышу!». Ну и, конечно, как всё это подозрительно, как всё это неожиданно, как она решительно против… Пришлось раз десять ей повторить, что я взрослый совершеннолетний человек, что у меня свои дела и свои планы, что я не буду там пить водку, зато буду регулярно звонить. Всё равно кончилось слезами, хотя и не такими мощными, как я предполагал вначале.

Папа реагировал куда спокойнее, хотя тоже демонстрировал свой острый критический ум. «Какая-то сомнительная работа. Почему сомнительная? Потому что, во-первых, так резко люди своих планов не меняют, а во-вторых, ну скажи, за что такие деньги платить? Я старший инженер, у меня двадцать рацпредложений, из которых семь внедрены в производство, и я получаю восемь тысяч рублей минус налоги, а тебя, мальчишку, ничего не умеющего, берут на тысячу долларов? Тебе это не кажется странным?»

Ничуть не казалось, о чём я сходу и заявил. Если что и странно, так это то, что он до сих пор держится за своё занюханное бюджетное КБ, а не ищет чего получше.

Конечно, я наступил на больную мозоль, причём совершенно сознательно. Разговор, ясное дело, перекинулся от моего отъезда на развал страны, демократов, олигархов… Я послушал минут пять и заявил, что пойду на боковую, завтра у меня ответственная встреча.

На ответственную встречу я и оделся соответственно. Жара жарой, но при виде юноши в мятых камуфляжных шортах и в футболке с изображением оскаленного тигра у моего нанимателя могут возникнуть некоторые сомнения. Поэтому я, чертыхаясь, влез в парадные брюки, надел кремовую рубашку с коротким рукавом и даже облачился в пиджак. Последний раз я надевал этот костюм на выпускном. Впрочем, последний раз был и первым.

Аркадий Львович нашёл меня неожиданно быстро. Только я поднялся на поверхность и вышел из дверей, как он тут же подошёл.

– Здравствуйте. Андрей, если не ошибаюсь?

– Ага, – кивнул я.

– Что ж, вы не заставляете себя ждать, Андрей. Это уже плюс. Ну, пойдёмте, у меня тут машина припаркована.

Аркадий Львович выглядел лет на сорок, был не то чтобы высок, но сантиметров на пять меня превосходил. Тощим я бы его не назвал, но ни малейшего намёка на жир в его теле не наблюдалось. Наверное, фитнес по утрам, бег трусцой по вечерам. Или наоборот. Был он довольно загорелым – то ли сеансы в солярии, то ли только что с югов.

Одет весьма демократично – рубашка с закатанными по локоть рукавами, светлые джинсы явно турецкого происхождения, невзрачные коричневые туфли… Зря я, наверное, напяливал официальную шкурку. Теперь вот жарься в ней…

Вопреки моим ожиданиям, машина оказалась вовсе не иномаркой. Ухоженная, чистая «девятка».

– Садитесь, Андрей, – нажал он рычажок на передней двери. – В дороге и поговорим.

Аркадий Львович, похоже, не шибко торопился. Он вырулил с Проспекта Мира в переулок со смешным названием Банный, сбавил скорость до самого минимума.

– Значит, ищете подработку на лето, Андрей? Вместо того, чтобы отдохнуть от учёбы, набраться сил… Сильно деньги нужны?