Текст книги "Всё о мореплаваниях Солнышкина"

Нет ли ещё необитаемого острова?

Солнышкин был возбуждён до предела. Он бегал из каюты на палубу, с палубы в каюту. На корме лежали медведи. В каюте сидел Перчиков.

– Слушай, Перчиков, расскажи ещё немного про остров и про кита, – упрашивал Солнышкин.

– Солнышкин, не могу же я придумывать, – разводил руками Перчиков и поворачивался к стенке. Ему страшно хотелось спать.

Солнышкин шёл на палубу. Он так жалел, что не его высадили на острове! Увидеть красноносого дельфина, прокатиться на ките – об этом можно было только мечтать! И он смотрел, не попадётся ли ещё где-нибудь необитаемый остров. Необитаемого острова не было. Тогда Солнышкин бежал к медведям и угощал их сахаром, пока не налетел на сердитого Буруна.

– Значит, забавляемся, медведиков кормим! А палубу кто будет драить? Может, они? – спросил ехидно Бурун.

– Кто – они? – спросил Солнышкин.

– Медведики.

– А что? – воскликнул Солнышкин. – Идея! Вёдра и швабру! – крикнул он и бросился расталкивать медведей. – За дело, ребята, за дело, братцы!

Бурун удивлённо приоткрыл рот, но Солнышкин прикрикнул: «Вёдра, швабру!» – будто боцманом был он, а не Бурун. И старик, как матрос, бросился исполнять приказание. Солнышкин окатил палубу водой, намочил швабры и сунул в лапы медведям.

– Так они тебе и пойдут! – сказал Бурун.

– Как родненькие! – пообещал Солнышкин.

Он достал из кармана два куска сахара. Медведи потянулись к нему и оперлись на швабры. Солнышкин отступил назад, и медведи двинулись за ним. Он сделал ещё шаг, и они, налегая на швабры, пошли дальше. А сзади зажелтела ярко надраенная палуба.

– Ого! Как желточек! – всплеснул руками Бурун. – Хоть яичницу жарь!

Солнышкин побежал к корме. Медведи со швабрами – за ним. А сзади Бурун приговаривал:

– Хоть яичницу жарь!

На корме Солнышкин дал мишкам по куску сахара и повернулся к Буруну:

– Ну что?

– Надо издать приказ! – крикнул Бурун. – Приказ! На каждую палубу по дрессированному медведю!

– Это ещё что! – сказал Солнышкин. – Это что! Сейчас они у меня побегут сами!

Пройдя на другой конец палубы, Солнышкин положил на край два куска сахара. Медведи живо повернули головы и потянулись со швабрами вперёд.

– Пошли! – сказал Бурун. – Пошли! Ну-ка, кто раньше?

– Мишка-2, – сказал Солнышкин.

– Нет, Миша-1 проворнее, – ответил Бурун.

На палубе начиналось настоящее соревнование. Мишка-2 в футбольных трусах весело подталкивал швабру. Миша-1 был потяжелей и в брюках, но пытался не отставать. Вокруг собралась команда.

– Мишка, давай, давай! – взвизгивала Марина.

– Тёзка, не подведи! – хохотал Мишкин.

До конца оставалось меньше пяти метров. Миша-1 вырвался вперёд. Все были уверены в его победе. Но тут случилась неожиданность: Мишка-2 цапнул Мишу-1 за штаны, тот схватился за них лапами, а его противник в два прыжка подскочил к сахару и схватил оба куска.

– Нечестно! – закричали все.

Но Мишка-2 проглотил свой кусок рафинада и тут же хрустнул Мишиным. От возмущения тот бросил швабру, брюки с него слетели, и он с рёвом вцепился в затылок мошеннику.

– Солнышкин! Солнышкин! – звала Марина.

Но Солнышкин и сам уже смело бросился вперёд. Он вытащил из кармана ещё кусок сахара и поднёс его к разъярённому Мишиному носу. Медведь выпустил противника, схватил сахар и заковылял в сторону. Но этим дело не кончилось. Полночи медведи трудились. В наказание Солнышкин заставил их вымыть всю палубу.

Самое верное «Плавали – Знаем»

Солнышкин, волнуясь, ходил по рубке, а Федькин уговаривал Петькина пустить Солнышкина к штурвалу:

– Пусти, Петькин! Человек хочет быть моряком!

– Не моё дело, – говорил Петькин. Он стоял на палубе твёрдо, как глиняная копилка на комоде.

– Слушай, Петькин, человек в порту за тебя отстоит вахту! – сказал Федькин.

Петькин дважды мигнул.

– А точно? – спросил он.

– Конечно! – воскликнул Солнышкин и весь засветился от радости.

– Ладно, – согласился Петькин.

И Солнышкин снова встал за штурвал.

Море бросилось ему навстречу. Солнышкину показалось, что оно само понесло пароход на могучей синей спине. «Даёшь!» шёл полным ходом, и Солнышкин только направлял его движением руки.

Вот слева вдалеке пронёсся остров. Вот от горизонта стал быстро приближаться встречный пароход и, когда поравнялся, издал могучий приветственный гудок.

Солнышкин в восторге замахал руками и едва не упустил руль.

Картушка компаса качнулась влево. Солнышкин, схватившись за ручки, дёрнул штурвал влево. Стрелка тут же перелетела в обратную сторону.

Солнышкин, высунув от волнения кончик языка, повернул штурвал вправо – и стрелка медленно вернулась на место.

– Ничего! – сказал Федькин. – Ничего!

Солнышкин радостно скосил на него глаза. Он готов был обнять штурвал и расцеловать компас.

– Ничего! – повторил Федькин. – Но если учесть, что впереди у моряка Мексика, Индия, Австралия, то, конечно, нужно подучиться.

Ах, если бы это могла видеть его старая бабушка! Ведь сидит она сейчас где-нибудь в уголке клуба, держит на коленях веник и ничего этого не знает…

– Тютелька в тютельку, – удивлённо пробормотал Петькин. Но вдруг он оттолкнул Солнышкина и ухватился за ручки штурвала.

По трапу загрохотали сапоги. В рубку поднимался Плавали-Знаем. Он был явно не в духе.

Капитан покосился на Солнышкина, выглянул в иллюминатор и крикнул:

– Боцман! Опять пароход потерял бодрость! Ниже корму, выше нос!

Снизу донёсся тяжёлый вздох.

– Федькин, за мной! Солнышкин, за мной!

И они потащились перекладывать боцманское хозяйство.

– Скобы на корму! Якорь на корму! – командовал боцман.

Но судно не меняло положения.

– Что за шут! – сказал боцман.

И тут, откинув брезент, он увидел спящего на трюме артельщика, который подыскал себе новое место для сна.

– А ну-ка, проваливай отсюда!

Тяжёлый артельщик бросился на корму, и нос парохода быстро пополз вверх.

– Вот это совсем другой вид, – сказал Плавали-Знаем и скрестил на груди руки.

А между тем пароход подходил к самым туманным местам, возле которых кок Борщик получил свой знаменитый выговор. Скоро мелкие капли стали садиться на лицо и руки Плавали-Знаем, а из тумана выглянул остров, который все бывалые моряки называли островом Опасности. Около него проходило коварное течение, возникали мели, и даже самые бравые капитаны обходили его стороной.

– Справа мель! – тревожно сказал Петькин.

– Мель слева, – жёстко произнёс Плавали-Знаем.

Петькин хотел промолчать, но судно быстро приближалось к опасному месту.

– Справа мель, – испуганно повторил он.

– Плавали – знаем! – раздалось в ответ. – Мы не трусы, чтобы уходить от опасности.

– Нужно включить локатор! – крикнул Петькин. Его квадратный лоб побледнел от ужаса.

– У меня свой локатор! – ответил Плавали-Знаем. – Ничего страшного. – Он видел перед собой только высоко задранный нос парохода.

И тут Петькин не выдержал: он быстро потянул штурвал влево.

– Как? – повернулся к нему Плавали-Знаем. – Дай штурвал! – Он упрямо нагнул голову.

Петькин отскочил в сторону.

– Моё дело – сторона! – только и успел крикнуть он.

Плавали-Знаем дёрнул штурвал вправо. Раздался удар, и Петькин вылетел в дверь. Плавали-Знаем сделал в воздухе сальто и повис на штурвале.

Судно влипло в берег.

– Полный назад! – заорал Плавали-Знаем.

Судно не двигалось.

– Полный вперёд! – крикнул он.

Пароход дёрнулся, но застрял ещё больше. Высоко вверх торчал его героический нос, а корма сидела на мели. Через минуту схлынул туман. И рядом с пароходом показался посёлок. К судну со всех лап неслись с лаем барбосы, шавки, дворняги. Плавали-Знаем открыл глаза: из угла на него смотрела красно-синяя физиономия Петькина.

– Что теперь будет? – просипела физиономия.

– Плавали, – ответил бравый капитан, – знаем! Судить будут!

А за бортом радостно заливалась гостеприимная собачья свора.

Последнее перо из хвоста старого попугая

Через час Плавали-Знаем ходил по Таиной каюте с перевязанным глазом, подвязанной челюстью и повторял:

– Будут судить…

А попугай подхватывал:

– Плавали – знаем! – и важно задирал единственное перо из своего хвоста.

– А может, и не будут? – раздался вдруг в двери голос артельщика. – Начнётся к вечеру прилив, и выберемся!

– Начнётся прилив… – задумчиво повторил Плавали-Знаем. – Начнётся прилив, и мы выберемся! Только, – понизил он голос, – только нужно закрыть радиорубку, чтобы этот Перчиков не сообщил начальству. Немедленно закрыть радиорубку! Ты, Стёпа, становишься на пост у дверей, и никаких Перчиковых!

– И никаких Перчиковых!

– И может быть, судить не будут?

– Плавали – знаем! – подхватил попугай. – Судить будут! – И посадил капитану на фуражку громадное пятно.

– Что?! – сказал капитан.

– Судить будут! – крикнул попугай.

Капитан перекосился от злости и так хватил попугая, что последнее перо из его драгоценного хвоста застряло в стенке. Попугай подскочил, ударил крыльями и вдруг произнёс давно забытую фразу:

– Загоню дурака, доведёт до милиции! Загоню дурака, доведёт до милиции!

Вылетаю на выручку. Капитан Моряков

Перчиков проснулся от лая, петушиного крика, хрюканья и выглянул из каюты. Судно сидело на мели.

«Надо сообщить в пароходство. Немедленно сообщить в пароходство», – решил он и побежал в рубку. Но у её дверей прохаживался артельщик с палкой в руке.

– Куда? – с усмешкой спросил он и расставил ноги, как полицейский.

– Пусти, – сказал Перчиков.

– Ха-ха, видали такого? А этого не хочешь? – И он постучал по ладони здоровой дубинкой.

– Всё понятно, – сказал Перчиков. – Понятно, они хотят скрыть это безобразие. – И он бросился искать Солнышкина.

Красный от волнения Солнышкин сам летел ему навстречу.

– Видал? – сказал Перчиков и показал на Стёпку. – Поднимай команду, собирай народ.

– Зачем? – удивился Солнышкин. – Зачем поднимать шум?

– Ну и ну! – возмутился Перчиков. – Значит, трусишь?..

– Да что ты!

У Солнышкина было такое замечательное предложение, что некогда было даже обижаться. Он потянул Перчикова за угол и стал что-то шептать ему.

– Идёт! Порядок! – хлопнул его по плечу Перчиков. – Я всегда думал, что ты настоящий человек, Солнышкин!

И они направились к камбузу, где Борщик, несмотря на панику, продолжал готовить обед. На второе у него было пюре с сардельками. Он собирался уже опустить длинную связку сарделек в кипяток, но тут к нему подскочили Солнышкин с Перчиковым и схватили за руки.

– Стой! – закричали они. – Не бросай! Дай нам десяток!

– Вот так так! А чем я буду кормить команду? – удивился Борщик.

– Так ведь для общего дела! – сказал Солнышкин.

– Ну ладно, для общего дела можно, – сказал Борщик. – Как-нибудь выкручусь. – И отсчитал им десяток сарделек.

Друзья, подпрыгивая, побежали на корму, туда, где отдыхали медведи.

А артельщик всё стоял на своём посту. Он чувствовал себя исполняющим очень важное дело. Вдруг до него донёсся крик Солнышкина:

– Перчиков, айда в артелку за сардельками! Вся команда жуёт. А мы что, стоять будем?!

Артельщик схватился за карман. Ключи были на месте. «Пугают, собаки. Не выйдет». Он стал успокаиваться, но вдруг прямо ему навстречу заковылял Миша-1. Из пасти у него торчала сарделька, а в лапе была вторая. Через минуту мимо него затопал Мишка-2 с целой гирляндой сарделек на шее. Артельщик заметался. И тут в конце коридора он увидел Солнышкина, который тоже весело жевал сардельку.

– Обжоры! Тунеядцы! – завыл артельщик и бросился со всех ног вниз.

И в тот же самый момент Перчиков влетел в рубку и уселся за аппарат.

«Внимание, внимание! – понеслось из-под ключа. – SOS! Пароход „Даёшь!“ находится на мели у острова Опасности. Срочно принимайте меры! Перехожу на приём!»

И тут же издалека, с берега, донеслось в ответ:

«Держитесь! Жив, здоров, вылетаю на выручку. Капитан Моряков».

Счастливые перемены

– Беда, беда! – ворвался в каюту Плавали-Знаем артельщик. – Меня обманули. Перчиков сообщил в пароходство. К нам летит Моряков!

Плавали-Знаем в бешенстве вскочил с кресла:

– Команду на корму! Всех до единого! Я сам буду командовать действиями. – Он сбросил сапоги, скинул китель и выбежал на палубу.

Команда шумно толкалась, ничего не понимая.

– За мной! – приказал Плавали-Знаем и прыгнул с кормы на землю. Из-под его ног с хрюканьем выскочил поросёнок. – За мной! – повторил Плавали-Знаем. – Налегай! – И упёрся плечом в корму.

– Охота была! Видал я это дело в белых тапочках, – сказал сверху Федькин.

Но тут появился Челкашкин.

– Ничего не поделаешь, – сказал он. – Судно нужно спасать. – И полез в воду. Вокруг сразу запахло медикаментами.

Скоро вся команда навалилась на корму и пыхтела так, что вокруг поднимался ветер.

– Без толку! – ворчал Бурун. – Подождём прилива!

– Я вам подожду! – скрипел зубами Плавали-Знаем.

Ему хотелось во что бы то ни стало сняться с мели до появления Морякова. Но тут в синем небе что-то застрекотало, и все увидели прямо над собой большой вертолёт. Дверь его распахнулась, по трапу стал быстро спускаться Моряков, а за ним три молодых штурмана.

– Боцман! Перчиков! Петькин! Дорогие мои, да что с вами стряслось? – бросился к корме Моряков. – Ай-яй-яй! – И он закачал головой: – Кто это вас загнал в воду?

Тут из-под кормы выбрался Плавали-Знаем, весь в морской траве и в тине.

– А-а-а, это вы здесь руководите действиями? – грустно сказал Моряков. – Так вот: вас отзывают немедленно в пароходство.

Плавали-Знаем взобрался наверх и заковылял в каюту.

– Теперь по местам! За работу, ребята! – скомандовал Моряков.

Все полезли на палубу. Волны стали подкатывать к судну. «Даёшь!» покачнулся, и из-под его кормы с лаем разбежались собаки. На берег с квохтаньем полетела курица, и на палубе осталось одно беленькое яичко, которое она успела снести. Его тут же подобрал Борщик. В это время на палубу вышел Плавали-Знаем. В сапогах, в капитанской фуражке, он полез по трапу на вертолёт. На руке у него болталась клетка, в которой сидел попугай и при каждом толчке кричал: «Лево руля, право руля!» Вертолёт взмыл вверх и скрылся из виду.

Тогда Моряков поднялся на мостик и скомандовал:

– По местам!

На рукавах его сверкнули золотые капитанские нашивки. Потом он посмотрел вниз и приказал Федькину, ставшему за штурвал:

– Лево руля!

Корма тихо поползла с мели.

– Ещё лево!

Пароход покачнулся на волне. И Моряков приказал:

– Полный вперёд!

«Даёшь!» понёсся вперёд.

Команда мыла судно, артельщик перетаскивал с кормы на место боцманское имущество и пыхтел:

– Уйду на берег! Хватит! Меня в любой магазин возьмут колбасником!

Солнышкин с медведями драил палубу, а Моряков говорил о нём:

– Матрос, прирождённый матрос! Как работает, а? И что за фантазия! Придём в Океанск – премирую его десятью порциями мороженого.

А сзади парохода весело плыл знакомый кит и выбрасывал вверх весёлые фонтанчики. Он так и приплыл вместе с судном в Океанск. И когда председатель Океанского горисполкома узнал о его подвиге, он тут же пообещал построить для кита специальный бассейн в Океанском аквариуме.

Кита знают все жители Океанска и зовут его Землячком. Каждое лето Землячок приплывает в бухту Золотой кит и смотрит, скоро ли выстроят обещанный ему бассейн.

Возвращение

Солнышкин возвращался из первого рейса и, конечно, волновался. Он выбрался на бак, ухватился руками за край фальшборта и вглядывался в очертания Океанска. Слева от него, положив на лапы морду, смотрел Миша-1, справа стоял Мишка-2. Вот вдалеке уже показался бронзовый трубач в краснозвёздной будёновке, вот знакомая сопка, на которой сверкнул стёклами островерхий домик старого Робинзона. Сердце Солнышкина закачалось, как лодка во время прилива. Он обнял медведя. Вот откуда-то сверху грянула песня:

 
Штормы нас всех позовут,
В море герои уйдут…
 

Солнышкин поднял голову. Слева от сопки раскрылись ворота мореходной школы, и из них строем вышли курсанты. Сверкали трубы, будто в городе готовились к празднику.

Солнышкин бросился одеваться. Сегодня он будет ходить по городу, заглядывать в магазины и кино, и никто не будет знать, что за человек идёт, какие штормы он пережил.

Солнышкин надел чистую рубаху, приоткрыл воротник, чтобы виднелся уголок тельняшки, но тут же решительно застегнул его снова. «Не хвастать!» – решил Солнышкин и вышел из каюты. Он шёл по коридору и думал, как заявится к старому Робинзону.

– Ах, Солнышкин, какой же ты красивый! – раздался тихий вздох. Из каюты выглядывала Тая. – А ну-ка, стой! – сказала она и осмотрела его. – Всё в порядке, не хватает только одной вещи.

– Какой? – с испугом спросил Солнышкин.

– Сейчас узнаешь! – сказала Тая. Она открыла чемодан и достала свитер. Его, солнышкинский, свитер! – А ну-ка, надевай, – сказала Тая. – Моему племяннику он, наверное, мал, а тебе как раз. Надевай!

Солнышкин молча продел голову в свитер, просунул руки, и Тая всплеснула ладонями:

– Смотри, ну будто на тебя связан! Теперь хоть в Москву поезжай!

Солнышкин промолчал, но глаза его заблестели от благодарности.

Едва судно вошло в порт, он разогнался по трапу.

– Куда? – преградила ему путь тяжёлая толстая рука. Перед ним, расставив ноги, стоял Петькин. – Куда? А вахту за меня кто стоять обещал?

– Ты что? – возмутился вдруг появившийся следом Перчиков.

И Петькин втянул голову в плечи. Он хорошо помнил, как однажды в бурную ночь помогал тащить Перчикова за ноги…

В это самое время на причал въехал зелёный грузовик с тяжёлой металлической клеткой. В неё можно было бы упрятать слона. Из-за решётки выглядывали несколько человек в цирковых ливреях. Из кабины выпрыгнул румяный мужчина в форме укротителя, в галифе с лампасами и с бичом в руке. Он подошёл к пароходу и спросил:

– Медведи здесь?

– Там, – живо откликнулся Петькин и показал на корму.

– Вперёд! – скомандовал укротитель и хлопнул в воздухе бичом.

Пять работников цирка выпрыгнули из клетки, пригибаясь, будто на охоте, и побежали за ним по трапу. В руках у них громыхала ржавая железная цепь.

– Обходи слева, обкладывай справа! – кричал дрессировщик.

– Храбрецы! – язвительно усмехнулся Перчиков. – Интересно, почему они не притащили с собой взвод гвардейских миномётов?

– Или танковую дивизию, – дополнил Солнышкин.

Румяный укротитель свысока посмотрел на них и хотел что-то сказать, но Перчиков подтолкнул Солнышкина в бок:

– А ну-ка, покажи им настоящую цирковую работу!

Солнышкин, раздвигая цирковых служителей, направился к корме.

Но ещё из-за угла он увидел странную группу: старый Бурун стоял около медведей и из обеих рук подкармливал их сахаром.

– Медведики мои, славные, хорошие! – приговаривал он и грустно улыбался.

Мишки хрустели сахаром и тёрлись мордами о его рукава.

Солнышкин окликнул их. Медведи повернулись. А Бурун испуганно вскинул голову.

– Что, уже в цирк? – спросил он.

– Угу, – кивнул Солнышкин.

– А может, спрячем их, Солнышкин? – сказал боцман. – Ведь как палубу драят, ни один матрос так не сработает. Спрячем, а?

– Нельзя, внизу ждёт машина, – развёл руками Солнышкин.

Боцман взглянул на причал и вдруг подскочил с криком, преграждая дорогу:

– Не дам, не позволю в клетку! Что они – звери какие-нибудь? – И на все увещевания Солнышкина он продолжал кричать: – Не дам, не пущу!

– Боцман, медведи-то цирковые, – сказал Солнышкин. – Мы их и так проведём через весь город. – И в обнимку со своими мохнатыми друзьями он прошёл мимо изумлённого дрессировщика. Потом взял под руку Перчикова, и они двинулись по улице к зданию цирка с полотняным куполом.

Сзади громыхал грузовик с клеткой, внутри которой сидели служители цирка. Укротитель стоял на подножке и каждую минуту с бесстрашным видом щёлкал бичом. Изо всех дворов выскакивали мальчишки и кричали:

– Цирк на улице!.. Медведи!

Выходили и взрослые. Говорили:

– Это в нашем цирке придумали к празднику, хорошо!

Над улицей хлопали разноцветные флаги расцвечивания – голубые, жёлтые, красные. Солнышкин чувствовал себя счастливым.

А сзади толпы по улице, забыв все судовые дела, шёл старый боцман. И с завистью смотрел на Солнышкина. С боцманом происходили удивительные вещи.

Подарок бабушке

Оставив медведей в цирке, Солнышкин и Перчиков выбрались на улицу.

Трепетали листья акации, от цветочных запахов щекотало в носу, носился белый тополиный пух…

– Ах, всё как дома у бабушки, – сказал Солнышкин и вдруг спохватился: – Перчиков, идём на почту! Я должен дать бабушке телеграмму.

– Телеграмму! – сказал Перчиков. – Нашёл чем удивить!

– А что? – спросил Солнышкин.

– Пошли ей денег, пусть купит себе подарок.

– Денег… – вздохнул Солнышкин.

Он бы послал, но он ведь ещё не успел получить ни одной копейки, и, кроме пятёрки, подаренной старым Робинзоном, у него ничего не было. Но Перчиков сказал:

– Пошлём денег!

Он сунул руку в карман, вытащил три красные хрустящие бумажки и приказал:

– Заполняй бланк!

Солнышкин вывел на бланке адрес и с обратной стороны крупными буквами стал писать:

«Дорогая бабушка Анна Николаевна, шлём Вам привет и эти деньги. Купите себе новый платок и…»

– Приёмник «Рекорд», – подсказал Перчиков.

«…приёмник „Рекорд“», – написал Солнышкин.

– И слушайте передачи с Тихого океана, – сказал Перчиков, – по которому плавает ваш внук.

«Желаем счастья и здоровья. Матрос парохода „Даёшь!“ Алексей Солнышкин».

Потом он подумал и дописал:

«И его друг радист Перчиков».

Оба они подписались, отправили деньги и вышли на улицу.

Земля перед ними покачивалась, дома покачивались, а ноги медленно вели вверх на сопку, где стоял островерхий домик старого Робинзона.

Солнышкин уже представлял себе, как они встретятся, как, сидя на медвежьей шкуре, будут пить кофе и вспоминать разные приключения…

Но, подойдя к дому, Солнышкин увидел: окна были заколочены, а на двери висел большой ржавый замок.

– Куда делся Робинзон? – волновался Солнышкин. – Что с ним случилось?

– Чудак! – успокоил его Перчиков. – Просто он, наверное, переехал в новый дом. Выбрал себе что-нибудь поуютней этой развалины.

И хотя Солнышкину этот дом очень нравился, он, в общем, согласился с Перчиковым. И они направились в порт.

А по другой стороне улицы шагал счастливый Бурун. Он шёл готовиться к своему последнему рейсу, потому что после него уходил на пенсию – и на работу в цирк. Правда, не укротителем и не дрессировщиком, но он был готов даже расстилать ковёр, на котором будут выступать его любимые медведики!