Текст книги "Очерки истории Ливонской войны. От Нарвы до Феллина. 1558—1561 гг."

Теперь оставалось ждать – как скоро из Ливонии прибудет посольство бить челом об «отдании вины». А в том, что это непременно случится, в Москве не сомневались – демонстрация того, что случится, если требования Ивана Грозного не будут приняты, была более чем убедительна.

Так и случилось – уже 1 марта Фюрстенберг отписал Шигалею, чтобы тот «царю и государю печаловал, чтобы пожаловал, опасную грамоту дал и велел послом к собе бытии бити челом за свои вины и дань привести»[102]102
  Никоновская летопись. С. 290.


[Закрыть]. Естественно, что Иван Грозный, довольный реакцией магистра на совершенное ратью Глинского и Шигалея «вразумление», дал грамоту и свое согласие. 13 марта в Вольмаре открылся ливонский ландтаг. Главный вопрос, который обсуждали съехавшиеся на него депутаты от ордена и ливонских городов, заключался в том, что делать в сложившейся ситуации. Фюрстенберг ратовал за войну с московитами, доказывая собравшимся, что, только успешно отразив вторжение русских, можно рассчитывать на удовлетворительные условия мира с Москвой. Однако рижские, дерптские и ревельские депутаты ландтага не разделяли воинственных настроений магистра. По их мнению, война, исход которой вовсе не определен (дерптцы указывали на пример Густава Васы, который был разбит русскими, хотя он, несомненно, был сильнее, чем вся Ливонская конфедерация), обойдется Ливонии слишком дорого. Потому, полагали добропорядочные бюргеры, лучше откупиться от Москвы, заплатив требуемую Иваном сумму (поторговавшись для приличия относительно ее размера – а вдруг удастся снизить размеры выплат?). В конце концов собравшиеся порешили на том, что московиту нужно заплатить 60 тыс. талеров и отправить новое посольство. Надо полагать, что процесс принятия ландтагом решения был серьезно ускорен новым вторжением русских войск «с Ызборьска… да с Вышегорода… да с Красного городка» под началом князя Г.И. Темкина-Ростовского со товарищи и примерно с 600 или несколько больше всадниками. 19 марта царские воеводы перешли границу и в течение четырех дней опустошали владения ордена и рижского архиепископа, разгромив попутно небольшой орденский отряд.

Пока на ландтаге добрые немцы судили и рядили, что им ответить на требования московита, пока собирали по разнарядке деньги на выплату пресловутой «юрьевской дани», пока снаряжали в путь-дорогу посольство, события развивались своим чередом, и совсем не так, как рассчитывали ливонские ландсгерры и бюргеры. Когда посольство прибыло в Москву, было уже слишком поздно – ситуация коренным образом переменилась, и от имени царя послам было заявлено, что-де «верити у них нечему: на чом правду дают, в том в всем лжут», почему ежели «похочет маистр, и он бы был сам, да и бискуп, сами за свои вины били челом и дань положили на всю свою землю…»[103]103
  Там же. С. 297.


[Закрыть].

2. Переломный момент войны: «Взятье нарвское Ливонские земли…»

Что же произошло, почему Иван отказался вести переговоры с ливонскими послами дальше и почему Б. Рюссов восклицал потом, что-де «тогда ливонцы начали жалеть, что так долго промедлили с деньгами. Но тогда уже нечего было делать»? А поворот этот был связан с событиями, разыгравшимися весной 1558 г. вокруг Нарвы – орденского города и замка на берегу Наровы, напротив возведенной Иваном III крепости Ивангорода.

Заложенный датчанами в XIII в. и проданный ими спустя сто лет ордену, город и замок Нарва была его форпостом на границе сперва с Новгородской землей, а потом и с Русским государством. Его пограничное положение диктовало и особое отношение к Нарве с обеих сторон – как-никак, но город являлся своеобразными воротами, обладание которыми открывало дорогу на Ревель и на Дерпт, не считая того, что хозяин Нарвы контролировал и водный маршрут по реке Нарове, недалеко от места впадения которой в Финский залив и находился сам город.

Пограничное положение Нарвы обуславливало и ее уязвимость – от русской крепости Ивангород ее отделяло всего лишь несколько сот метров, а броды на Нарове выше по течению от города позволяли русским легко форсировать реку и, переправившись на ее западный берег, атаковать нарвские земли. Поэтому вполне естественно, что кризис в отношениях между Ливонской конфедерацией и Москвой, четко обозначившийся к концу 1557 г., не мог не отразиться и на ситуации, складывавшейся вокруг Нарвы. Недружелюбная политика властей конфедерации по отношению к Москве, серьезно задевавшая ее, Москвы, торговые и иные интересы в регионе, сперва привела к тому, что Иван IV и Боярская дума в апреле 1557 г. приняли решение «на Нерове, ниже Иваня города на устье на морском город поставити для корабленого пристанища», одновременно приказав, чтобы «в Новегороде, и во Пскове и на Иване городе, чтобы нихто в Немцы не ездил ни с каким товаром»[104]104
  Лебедевская летопись. С. 255.


[Закрыть]. Разрядная книга уточнила потом эти сведения – город и пристань ставились в десяти верстах от Ивангорода «на море для бусного приходу заморских людей»[105]105
  РК 1475–1605. Т. II. Ч. I. С. 6.


[Закрыть]. В июле того же года работы были завершены. Опыт быстрого возведения крепостей у русских был накоплен к тому времени немалый[106]106
  См.: Донесение Фульвио Руджиери папе Римскому в 1568 г. // Иностранцы о древней Москве. Москва XV–XVII веков. М., 1991. С. 76–77.


[Закрыть], да и руководил постройкой новой государевой крепости и «пристанища корабленого» дьяк Иван Выродков – тот самый, который несколькими годами ранее возводил Свияжск на ближних подступах к Казани.

За этим шагом последовал следующий. Решив наказать ливонцев за их «неисправленье» и отказ выплачивать пресловутую «юрьевскую дань», Иван IV в начале 1558 г. не только направил рать под началом бывшего казанского «царя» Шах-Али (Шигалея), князя М.В. Глинского и Д.Р. Юрьева опустошать земли Дерптского епископства, но и наказал окольничему князю Д.С. Шестунову (который полгода назад охранял строительство крепости в устье Наровы), со своими людьми из гарнизона Ивангорода и «охочими торонщики» осуществить набег на орденские земли к северу от Чудского озера. Исполняя царский наказ, в январе 1558 г. князь под занавес своего пребывания в Ивангороде «все те (нарвские. – В. П.) места повоевал и повыжег»[107]107
  Псковская 3-я летопись. С. 235; Никоновская летопись. С. 290; РК 1550–1636. Т. I. С. 66; РК 1475–1605. Т. II. Ч. I. С. 6.


[Закрыть]. В отместку нарвский фогт Э. фон Шнелленберг приказал обстрелять ивангородский посад. Бургомистр Нарвы и нарвские ратманы запросили тем временем, пока дорога была свободна от русских, в Ревеле помощи – несколько артиллерийских орудий, а ревельские ратманы отдали приказ тамошнему гауптману Вольфу Вигелю фон Штрассбургу с 60-ю аркебузирами-hakenschutten выступать на помощь нарвитянам, сопровождая затребованные пушки и порох[108]108
  Briefe. Bd. II. S. 54, 57–58, 59.


[Закрыть]. Ивангородские же воеводы (кстати, обращает на себя внимание «усиленный» состав воевод в Ивангороде – три воеводы в самой крепости и еще один на посаде[109]109
  См., например: РК 1550–1636. Т. I. С. 74.


[Закрыть], тогда как, к примеру, в Пскове их было только двое) князь Г.А. Куракин, И.А. Бутурлин и П.П. Заболоцкий, памятуя о том, что между магистром и Москвой идет переписка относительно продолжения переговоров о заключении нового соглашения, запросили царского мнения относительно того, что им делать в создавшейся ситуации[110]110
  Никоновская летопись. С. 291.


[Закрыть].

Иван IV и Боярская дума, не терявшие надежды подтолкнуть ливонцев к принятию московских предложений без излишних кровопролития и трат, решили отправить в очередной набег ратных людей с Изборска, Вышгорода и Красного. В Ивангород же они послали артиллерийского эксперта, участника казанских походов, дворцового дьяка Шестака Воронина (дьяк был при наряде в походе на Казань в 1549/1550 гг. и в 1552 г.)[111]111
  См., например: Львовская летопись // ПСРЛ. Т. ХХ. М., 2005. С. 590–591; РК 1475–1598. С. 121; РК 1475–1605. Т. I. Ч. III. М., 1978. С. 409.


[Закрыть]. С собою дьяк привез царскую грамоту с разрешением отвечать неприятелю «изо всего наряду»[112]112
  Никоновская летопись. С. 292.


[Закрыть].

Последствия не заставили себя долго ждать. 20 марта 1558 г. ревельский комтур Франц фон Зигенхофен отписывал из Везенберга в Ревель тамошним ратманам и бургомистру, что русские возвели на подступах к Нарве три шанца и подвергли город и замок обстрелу, и 17 марта нарвитяне запросили перемирия. Ивангородские воеводы согласились на две недели прервать обстрел[113]113
  Briefe. Bd. II. S. 64.


[Закрыть]. В Нарве решили использовать предоставленную им передышку с тем, чтобы лучше подготовиться к обороне. Местный бургомистр и ратманы продолжили бомбардировать Ревель просьбами о присылке пороха и орудий (и к их просьбам присоединился Ф. фон Зигенхофен, который 26 марта писал в Ревель тамошним ратманам о необходимости купить два больших корабельных, schiffern grosse stuck, орудия и прислать их в Нарву немедленно). Ревельцы же собрались отправить в Нарву почти 2 сотни всадников и три десятка кнехтов (поскольку военные силы самого Нарвского фогства были невелики – согласно росписи 1556/57 г., в случае войны оно должно было выставить всего лишь 150 всадников)[114]114
  Benninghoven F. Probleme der Zahl und Standortverteilung der livlandischen Streitkrafte im ausgehenden Mittelalter // Zeitschrift fur Ost: forschung. Länder und Völker im Ostlichen Mitteleuropa. 1963. Heft 4. S. 604–605; Briefe. Bd. II. S. 65, 66, 67.


[Закрыть].

Тем временем ландтаг конфедерации в Вольмаре решал, что делать с требованиями русского государя о выплате дани, а престарелый магистр В. Фюрстенберг уговаривал (c подачи ревельских бургомистров и ратманов, полагавших, что воевать с московитами бесполезно, пока в Иван-город или, скорее всего, в гавань, выстроенную Выродковым, приходят купцы из Англии, Голландии, Брабанта, Шотландии, Германии, Дании и Швеции[115]115
  Archiv. Neue Folge. Bd. I. Reval, 1867. S. 91


[Закрыть]) ливонских «лутчих людей» предпринять поход на Ивангород[116]116
  Форстен Г.В. Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях (1544–1648). Т. I. Борьба из-за Ливонии. С. 92.


[Закрыть]. И пока «лутчие» ливонские люди спорили, ситуация вокруг Нарвы снова начала накаляться. Сейчас уже трудно разобраться, кто виноват в эскалации конфликта, – как обычно, обе стороны обвиняли друг друга в нарушении перемирия. Однако Иван Грозный, терпение которого иссякало, в ответ на очередную воеводскую отписку, что-де ругодивцы «через опасную грамоту стреляют и роздор делают, а сами сроку упросили на две недели, а всю две недели из наряду стреляют и людей убивают», приказал воеводам «стреляти изо всего наряду по Ругодиву»[117]117
  См., например: Львовская летопись. С. 592.


[Закрыть]. Получив разрешение (а тут еще как раз истек срок прекращения огня), воеводы 1 апреля 1558 г. возобновили обстрел Нарвы. «И стреляли неделю (согласно Реннеру – 9 дней) изо всего наряду, – пересказывал потом летописец воеводскую «отписку», – ис прямого бою из верхнево каменными ядры и вогнеными, и нужу им (нарвитянам. – В. П.) учинили великую и людей побили многых»[118]118
  Никоновская летопись. С. 293; Renner J. Op. cit. S. 177.


[Закрыть].

Город, если верить сообщениям с «той» стороны, был буквально завален русскими снарядами. Не ожидавшие столь мощного обстрела, запаниковавшие нарвские ратманы уже 2 апреля писали магистру, что русские денно и нощно бомбардируют город из всевозможных артиллерийских орудий, halbe schlangen, falkonetten und serpentinen, а также morseren (мортир), ядрами свинцовыми и каменными, klein und gross (некоторые из которых весили 50 фунтов – то есть 20 кг, пуд с четвертью). Своего апогея бомбардировка достигла в канун Пасхи, (пришедшейся в 1558 г. на 10 апреля). Реннер писал, что 7 и 8 апреля на Нарву упало по 300 grote kugeln (больших ядер)[119]119
  Briefe. Bd. II. S. 75; Renner J. Op. cit. S. 177.


[Закрыть]. Русские блокировали город с моря[120]120
  Briefe. Bd. II. S. 82.


[Закрыть], постоянно совершали вылазки на левый берег Наровы, опустошая окрестности города так, что тот начал испытывать нехватку провианта и фуража. Ввезти же припасы было неоткуда и не на что – нарвская казна была пуста, и даже наемным кнехтам и рейтарам платить было нечем[121]121
  Львовская летопись. С. 592; Форстен Г.В. Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях (1544–1648). Т. I. Борьба из-за Ливонии. С. 92; Hansen H.J. Geschichte der Stadt Narva. Dorpat, 1858. S. 28.


[Закрыть]. Помощи же все не было и не было, и в «Великую субботу (9 апреля. – В. П.) выехали к ним (ивангородским воеводам. – В. П.) ругодивские посадники (бургомистр И. Крумхаузен и ратманы. – В. П.) и били челом воеводам, чтоб им государь милость показал, вины им отдал и взял в свое имя», а «за князьца (т. е. за Шнелленберга. – В. П.) оне не стоят, воровал к своей голове, а от маистра они и ото всей земли Ливоньской отстали»[122]122
  Никоновская летопись. С. 293.


[Закрыть]. Жившим посреднической торговлей нарвским бюргерам (во всяком случае, части из них), к тому же не видевшим реальной поддержки ни стороны других ливонских городов (прежде всего Ревеля), ни со стороны магистра, перспектива быть полностью разоренными, а то и убитыми, была не по нраву. Потому они и решили перейти в подданство Ивану Грозному, отправив послов в Москву договариваться об условиях перехода.

После переговоров, длившихся два дня, было достигнуто соглашение о новом прекращении огня, нарвитяне дали заложников «в заклад» и отправили посольство во главе с бургомистром в Москву. И вот что любопытно. Отечественный исследователь В. Перхавко пишет, что Сильвестр (тот самый протопоп, который, согласно давней историографической традиции, был одним из главных действующих лиц пресловутой «Избранной рады» и «добрым гением» Ивана Грозного. – В. П.) и его сын Анфим тесно контактировали с нарвской городской верхушкой, в частности, с первым бургомистром И. Крумхаузеном (последний незадолго до начала конфликта пробил в Москве при посредстве Сильвестра некие торговые привилегии лично для себя, любимого). И Крумхаузен писал в мае 1558 г. в Ревель о невозможности сохранить мир с Москвой, ссылаясь на известие от его друга Анфима. При этом и сам Сильвестр, и Анфим активно и по-крупному торговали (Сильвестр, кстати, по происхождению был новгородцем и поднялся при Макарии – не исключено, что и в Москву он прибыл вместе с новопоставленным митрополитом, и сделал быструю карьеру при его протекции. Опять «новгородская партия»? Возвышение же Сильвестра способствовало и быстрой карьере его сына, который очень скоро выбился в числе первых государевых дьяков)[123]123
  Перхавко В. Сын священника Сильвестра [Электронный ресурс] // Московский журнал. № 7. 2003 // http://www.mosjour.ru/index.php?id=1491 (последнее обращение 16.11.2014).


[Закрыть]. И случайно ли именно Крумхаузен отправился в Москву договариваться об условиях принятия Нарвой московского подданства? И еще – дом святой Софии активно торговал с Нарвой. Отсюда и вопрос – почему Иван вдруг переменил свое прежнее решение ограничиться «выколачиванием» «юрьевской» дани и обратил свое внимание на Нарву? Что (или кто) повлиял на эту перемену в настроении царя?

Но вернемся обратно к истории «нарвского взятья». Пока нарвские послы во главе с бургомистром добирались по весенним дорогам до русской столицы, Иван IV, получив весть о том, что «ругодивцы» готовы признать его власть, отправил в Ивангород воевод боярина А.Д. Басманова и Д.Ф. Адашева. Им были подчинены «дети боарские ноугородцы Вотцкие пятины» и 500 стрельцов под началом голов А. Кашкарова и Т. Тетерина[124]124
  См., например: Никоновская летопись. С. 293; РК 1550–1636. Т. I. С. 74, 75; РК 1475–1605. Т. II. Ч. I. С. 21, 26.


[Закрыть]. Кроме того, в Ивангород был переведен из Гдова воевода А.М. Бутурлин и из Неровского города – И.Ш. Замыцкой (и оба явно не самдруг, а с тамошними служилыми людьми). Любопытно, что И. Крумгаузен и нарвские ратманы писали Фюрстенбергу 2 апреля 1558 г., что неприятель перебросил во Псков дополнительные силы[125]125
  Briefe. Bd. II. S. 75.


[Закрыть]. Не идет ли здесь речь о «вотцких» детях боярских и стрельцах московских?

Воеводам было предписано «быти в Ругодивех, а солжут (нарвцы. – В. П.), и им (воеводам. – В. П.) велел делом своим и земским промышляти, сколько милосердый Бог поможет»[126]126
  Львовская летопись. С. 592.


[Закрыть]. Задачу царь поставил перед Басмановым со товарищи, что и говорить, непростую. Нарва была сильная крепость, рассчитывать на то, что магистр по-прежнему будет безучастно взирать на то, как русские бомбардируют город и принуждают «ругодивцев» к капитуляции, было опасно. Сил же воеводам было выделено немного – для несения гарнизонной службы в Ругодиве достаточно, а вот для правильной осады и штурма, даже с учетом гарнизона в Ивангороде – маловато. Почему? Посчитаем. В Полоцком походе четырьмя годами позднее Водская пятина выставила около 850 детей боярских и своеземцев, что вместе с послужильцами могло составить порядка 1,2–1,4 тыс. бойцов. Вряд ли у Басманова было их больше, чем в том памятном государевом походе, а скорее всего, даже и меньше, учитывая, что новгородцы только что вернулись из зимнего похода на Ливонию. Добавив к «вотцким» детям боярским 500 стрельцов двух приборов (надо полагать, что другая половина осталась нести городовую службу в северо-западных русских городах – в том же Пскове или Изборске) и прибывших из Гдова и Неровского города ратников, получаем, что под началом Басманова было самое большее до 1,5 тыс. ратных людей, а с ивангородцами, гдовцами и неровчанами вряд ли больше 2–2,5 тыс.[127]127
  Подсчитано авт. по: Баранов К.В. Записная книга Полоцкого похода 1562/63 года. С. 125, 133–134. Львовская летопись. С. 592.


[Закрыть] Так что пожилому (а к тому времени Басманову было уже за сорок, что по тем временам было немало) и заслуженному воеводе приходилось рассчитывать только на опытность своих начальных людей и их подчиненных, изрядно поднаторевших в ратном деле. А вот опыта у Басманова и его начальных людей было к тому времени предостаточно, равно как и у служилых людей, которых воеводы должны были повести за собой в бой[128]128
  Послужной список Басманова см, например: Володихин Д.М. Опричнина и «псы государевы». М., 2010. С. 112–120; Пенской В.В. Иван Грозный и Девлет-Гирей. М., 2012. С. 33–34, 48–49. Под стать воеводе были и его начальные люди, например, стрелецкий голова Т. Тетерин. О нем см., например: Пенской В.В. «Мужи наилепчайшие и наикрепчайшие, в полкоустроениях зело искусные…»: «Центурионы» Ивана Грозного». Белгород, 2013. С. 124–173.


[Закрыть]. Этого не скажешь о гарнизоне Нарвы (в первых числах мая он насчитывал, согласно Реннеру, 300 кнехтов и 150 «мызников»-haveluide[129]129
  Renner J. Op. cit. S. 182.


[Закрыть]). Наемные кнехты еще могли обладать определенным военным опытом, который они могли обрести, к примеру, в Европе в ходе Итальянских войн или же в войнах с турками, но вот этого никак не скажешь о ландзассах-«мызниках». С момента, как завершилась последняя война ливонцев с московитами, минуло больше полувека, и с тех пор орден не имел возможности попробовать свой меч в деле (не считать же таковым внутренние разборки и пресловутую войну коадъюторов, которая, собственно, и стала прологом к Вой не за ливонское наследство). И эта долгая мирная передышка, естественно, не самым лучшим образом должна была сказаться на подготовке и боевом духе орденских вассалов[130]130
  Любопытно, что на этот момент указывает в своем рассказе о взятии Нарвы и князь Курбский. См.: Курбский А.М. История о великом князе Московском. Стб. 69.


[Закрыть].

В истории с «посылкой» Басманова со товарищи в Ивангород обращает внимание на себя и еще одна деталь, косвенно характеризующая отношение Ивана IV и бояр к этой экспедиции и вообще к «ругодивскому взятью». Безусловно, в Ивангород были отправлены опытные воеводы, начальные и служилые люди. Однако вместе с тем, если глянуть даже не в частные разрядные книги (составлявшиеся позднее в частном порядке), а в записи в официальном «Государевом разряде» под 7066 г., то на первом месте там стоит роспись воевод «украинных городов», затем роспись «береговых» воевод по полкам и ее изменения в течение весны-осени 1558 г. Лишь после этого была помещена роспись воевод и голов, которые «были в Ливонской земле по полком» в начале 1558 г., затем – роспись воевод «от немецкие стороны» и за ней роспись воевод в «низовых» городах. И только после этого в разряд была занесена краткая запись о посылке «по иванегородцким вестем для ругодевского дела» Басманова со товарищи[131]131
  РК 1475–1598. С. 165–172.


[Закрыть]. И завершает записи о назначениях в этот памятный год большая роспись похода к «болшого дела… к Сыренску и к иным городом немецким» и «Новугороду к немецкому и к Юрьеву» и воевод «после юрьевского взятья… по немецким городом»[132]132
  Там же. С. 172–175.


[Закрыть]. По всему выходит, что с осени 1557 г. основное внимание Москвы было обращено в Поле, отчасти – на наказание ливонцев за их «неисправленье». Эти росписи составлялись в обычном порядке, по раз и навсегда заведенному образцу, а вот то, что последовало за этим в «немецкой стороне», выглядит сплошной импровизацией за счет сил и средств, находящихся на месте, – «силы новгородской и псковской». Похоже, что в Москве не ожидали, что военная машина Ливонской конфедерации находится на грани полного распада, и не были готовы ковать железо, пока оно горячо. Потому, на первых порах, Иван и его бояре решили не торопиться и прибрать Нарву, которая, казалось, сама просилась в руки, заодно проверив, не было ли ошибочным зимнее впечатление о бессилии конфедерации. Набеги на нарвскую округу, строительство шанцев и блокада города с моря вместе с двумя бомбардировками должны были убедить нарвитян в том, что худой мир лучше доброй ссоры, что как будто и получилось.

Прибыв на место, Басманов и Адашев сперва отправили в Нарву «сказати государьское жалованье», однако «ругодивцы», придя в себя после памятной бомбардировки, «солгали», ответив русским воеводам, что-де они не посылали своих послов к русскому государю с тем, чтобы «от маистра отстати». Заподозрив неладное, Басманов отправил за реку «сторожи за Ругодивом по Колываньской дороге» (и, судя по всему, не только на эту дорогу, но и на другие тоже, полностью перекрыв сообщения Нарвы с внешним миром) наблюдать за действиями противника[133]133
  Никоновская летопись. С. 294.


[Закрыть]. И предусмотрительность воеводы, как оказалось, была отнюдь не лишней. Причина, по которой нарвские бюргеры решили, что достигнутое ранее предварительное соглашение их ни к чему не обязывает, была более чем очевидна. Как писал русский летописец, отправив послов к Ивану IV, они «к маистру тотъчас послали, чтобы их не выдал». Похоже, что после отъезда Крумхаузена в Москву в Нарве одержали верх его противники.

И Фюрстенберг откликнулся на очередной призыв о помощи, «прислал князьца Колываньского, да другого Вель янского», а с ними ратных людей, конных 1000 да пеших 700 «с пищалми», да с нарядом, почему «ругодивцы промеж собою и крест целовали, что им царю и великому князю не здатца…»[134]134
  Там же. С. 294–295.


[Закрыть]. Действительно, после долгих приготовлений феллинский комтур Г. Кеттлер сумел собрать под своим началом небольшую рать (согласно данным с «той» стороны – около 800 чел., в том числе 500 конных)[135]135
  Согласно Реннеру, под начало Кеттлера прибыли со своими людьми комтур Ревеля Ф. фон Зигенхофен, йервенский фогт Б. фон Шмертен, зоннебургский фогт Х. Вульф и везенбергский фогт Г. фон Амштенрайде. Согласно упоминавшейся ранее росписи, вместе они выступали в поход с 1 тыс. всадников, Рига же должна была выставить 500 кнехтов с артиллерией (Benninghoven F. Op. Cit. S. 605–606), и, судя по всему, рижане выполнили свое обещание, направив в феврале 1558 г. в Феллин 230 кнехтов, 200 латников и 4 falkenetten (Das Buch der Aeltermänner grosser Gilde in Riga // Monumenta Livoniae Antiquae. Bd. IV. Riga und Leipzig, 1844. S. 107). Кроме того, к Кеттлеру присоединились также и ревельские кнехты с их гауптманом В. фон Штрассбургом (Die Uebergabe Narva’s in Mai 1558, nach Wulf Singehoff // Mitteilungen aus dem Gebiete der Geschichte Liv-, Ehst– und Kurland’s. Neunter Band. Riga, 1860. S. 52; Henning S. Lifflendische Churlendische Chronica von 1554 bis 1590. Riga, 1857. S. 31). См. также: Форстен Г.В. Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях (1544–1648). Т. I. Борьба из-за Ливонии. С. 94; Hansen H.J. Geschichte der Stadt Narva. S. 30.


[Закрыть]. С этим силами он подступил к Нарве и 20 апреля разбил лагерь в 4 милях от города[136]136
  Henning S. Op. cit. S. 31. 4 мили – примерно 29 км (Земзарис Я.К. Метрология в Латвии в период феодальной раздробленности и развитого феодализма (XIII–XVI вв.) // Проблемы источниковедения. Вып. IV. 1955. С. 188).


[Закрыть].

К тому времени положение в городе сложилось критическое. 23 апреля нарвские ратманы отписывали в Ревель тамошним «лучшим» людям, что городская казна пуста, кнехты на грани бунта, и, чтобы город не остался без защиты, они вынуждены конфисковать товаров в городских пакгаузах на 8 тыс. марок и обложить всех торговцев и домовладельцев Нарвы дополнительным 10-пфенниговым налогом для того, чтобы изыскать средства на плату гарнизону[137]137
  Briefe. Bd. II. S. 101.


[Закрыть]. 27 апреля ратманы осажденного города в панике писали в Ревель, что неприятель (Басманов со товарищи) полностью окружил город и перекрыл все дороги к нему и не дает возможности подвезти припасы в Нарву, которой угрожает голод[138]138
  Ibid. S. 103–104.


[Закрыть].

Извещенный о критическом положении Нарвы и опасаясь, что нарвитяне поддадутся под власть московита, Кеттлер решил провести в город подкрепление. В ночь на 1 мая 1558 г. отряд рижских и ревельских кнехтов во главе со своими гауптманами В. фон Зингехофом и В. фон Штрассбургом в сопровождении полусотни всадников попытались пройти в Нарву. О том, что произошло дальше, русские и ливонские источники рассказывают по-разному. Если попытаться сопоставить их и выстроить непротиворечивую картину, то события развивались следующим образом. Кнехты, наткнувшись на русскую заставу, были вынуждены вступить в бой, и хотя и прорвались в Нарву, но понесли при этом серьезные потери – 12 рижских и 17 ревельских кнехтов были убиты, а еще 10 попали в плен к русским. К тому же русские еще и разграбили обоз, сопровождавший людей Штрассбурга и Зингехофа[139]139
  Die Uebergabe Narva’s in Mai 1558, nach Wulf Singehoff. S. 52.


[Закрыть]. Днем 1 мая Кеттлер попытался взять реванш и бросил свою конницу на русскую заставу на ревельской дороге. Басманов со товарищи, стремясь выручить заставу, «отпустили за реку» сотни детей боярских под началом голов А.М. Бутурлина, П. Заболоцкого и И.Ш. Замыцкого и стрельцов Т. Тетерина и А. Кашкарова с наказом, «чтобы сторожей стоптати не дати и отвести бы сторожей к собе за реку»[140]140
  Львовская летопись. С. 593.


[Закрыть]. И пока сотни «учали возитца ниже Ругодива пять верст», «немцы наряд весь в Ругодив отпустили, а сами конные и пешие пришли х перевозу на Офонасья с товарищы; а всего осталося на их стороне, которые не поспели перевезтися, человек со сто». Тут-то, на переправе, и произошла стычка, так же благополучно, как и ночная, завершившаяся для русских – «Бог милосердие свое показал: побили немец многих и гоняли пять верст по самой Ругодив, а взяли у них тритцати трох человек»[141]141
  Там же.


[Закрыть].

Из описания боя напрашивается предположение, что «отвод» русских конных сотен был хитроумным маневром, рассчитанным на неопытность орденской конницы. Видя, что русские бегут (и как тут не вспомнить слова англичанина Р. Ченслера, который писал, что московиты-де, в отличие от цивилизованных европейских воинов, не привыкли сражаться «правильным» образом и любят атаковать внезапно, из засады!)[142]142
  The Discovery of Muscovy. From the Collections of Richard Hakluyt. L., 1889. P. 41.


[Закрыть], она бросилась преследовать московитов и напоролись на залповый огонь возникших как из-под земли стрельцов. Последствия предугадать было нетрудно – стрельцы успешно «отняли» у ливонцев свою конницу. Последняя же, перестроившись, контратаковала смешавшегося и обескураженного неприятеля и погнала его прочь, рубя и беря в полон отставших и лишившихся коней эстляндцев. И если наше предположение верно, то вряд ли стоит сомневаться в том, что такой маневр проделать могли только хорошо обученные, опытные воины, понимавшие друг друга и своих начальных людей, что называется, с полуслова (а значит, такой маневр был заранее отработан), и что взаимодействие русской стрелецкой пехоты и поместной конницы было на высоте.

Урок, преподанный водскими детьми боярскими и стрельцами Тетерина и Кашкарова Кеттлеру и его людям, несомненно, сказался спустя полторы недели. Ободренные полученной помощью, нарвские бюргеры и гарнизон окончательно решили отказаться от прежних договоренностей. Обстрел Ивангорода из нарвской артиллерии был возобновлен, русские не замедлили ответить, и в конце концов 11 мая в Нарве вспыхнуло несколько пожаров. Пламя было настолько сильно, что в полдень его заметили в лагере Кеттлера, и, как писал ливонский хронист С. Хеннинг, примерно в это же время в лагерь прибыл гонец от Зингехофа, сообщивший, что в городе сильный пожар и что есть опасность нападения русских[143]143
  Henning S. Op. cit. S. 31.


[Закрыть]. Кеттлер приказал поднимать свое воинство по тревоге и, взяв с собой несколько небольших орудий, выступать к Нарве. Вперед был выслан небольшой, 60 всадников, авангард.

Вслед за ним должны были выступить и главные силы, но, как вспоминал впоследствии С. Хеннинг, секретарь Кеттлера и участник тех событий, до самого вечера никто и не сдвинулся с места[144]144
  Ibid. S. 31.


[Закрыть]. Судя по всему, Кеттлеру никак не удавалось договориться с фогтами Йервена, Зоннебурга и Везенберга о плане дальнейших действий, к тому же, по словам Хеннинга, некие харриенские и вирландские «мужи»[145]145
  Тамошнее рыцарство, до 1346 г. подчинявшееся датской короне, чувствовало себя весьма вольготно. «Благодаря своим привилегиям, обширным земельным владениям, сословной спаянности, родственным связям с дворянскими фамилиями Нижней Саксонии и Вестфалии вассалы ордена (гарриенцы и вирляндцы. – В. П.) продолжали вести себя независимо, подчас высокомерно… Боясь потерять власть над Эстонией, руководство ордена вынуждено было считаться с их политическим настроениями», – писала М.Б. Бессуднова в своем очерке о «старой» Ливонии (Бессуднова М.Б. Россия и Ливония в конце XV века. Истоки конфликта. М., 2015. С. 56–57).


[Закрыть] были против выступления к Нарве, мотивируя это тем, что-де неприятель задумал хитрую «стратагему». Стоит только доблестным ливонским воинам оставить укрепленный лагерь и двинуться на помощь Нарве, заявили они, как московиты, переправившиеся через Нарву, атакуют орденское войско с тыла[146]146
  Henning S. Op. cit. S. 31.


[Закрыть].

Спор разрешился уже ночью, когда в лагерь вернулся авангард. Они сообщили Кеттлеру, что подошли к Нарве на полмили (примерно на 3,5 км) и встали на холме Германсберг. Здесь их встретил посланец второго нарвского бургомистра Г. фон Молена. Гонец передал им весть, что в Нарве все в порядке, пожар потушен, и они решили вернуться обратно. Все вздохнули с облегчением – кризис как будто миновал, потому можно отправиться спокойно спать. Как писал Г.В. Форстен, осуждая действия орденского военачальника, «хладнокровие Кеттлера и других рыцарей было поразительным; приблизившись к городу на полмили, они со значительным количеством военных сил до конца оставались праздными зрителями падения Нарвы и не сделали даже попытки предупредить его»[147]147
  Форстен Г.В. Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях (1544–1648). Т. I. Борьба из-за Ливонии. С. 94–95; Henning S. Op. cit. S. 31; Renner J. Op. cit. S. 183.


[Закрыть]. С другой стороны, нерешительность ливонцев вполне объяснима – после ряда пусть и мелких, но чувствительных неудач пробовать еще раз, есть ли у московитов порох в пороховницах, не затупились ли их сабли и не ослабли ли тетивы на их луках, не особенно и хотелось, потому и весть, принесенная авангардом, пришлась как нельзя более кстати.

Что же на самом деле произошло в Нарве 11 мая 1558 г., в лагере Кеттлера узнали на следующий день, когда неожиданно для всех в лагерь хлынул поток беженцев из Нарвы, бюргеров и кнехтов гарнизона, с семьями и скарбом? Из их сбивчивых и противоречивых рассказов следовало, что утром того дня в городе начались пожары, и московиты, воспользовавшись этим, «переправились на лодках и плотах, подобно рою пчел, на другую сторону, взобрались на стены, и так как нельзя же было в одно и то же время и пожар тушить, и врага отражать, то жители и убежали в замок, а город предоставили неприятелю». Русские же потушили пожар и начали готовиться к штурму замка[148]148
  См., например: Ниенштедт Ф. Ливонская летопись С. 15. Ср.: Рюссов Б. Ливонская хроника С. 362; Hansen H.J. Geschichte der Stadt Narva. S. 30.


[Закрыть].

В. фон Зингехоф, прибывший в лагерь Кеттлера и представивший рапорт о событиях, дополнил их путаные показания. По его словам, пожар начался между 8 и 9 часами утра. Жители города, вместо того чтобы тушить огонь, похватав наскоро семьи и ценные вещи, побежали в замок. Он же, Зингехоф, поспешно вывел своих людей из него. Одна рота кнехтов заняла западные Вирландские (русские называли их Колыванские) ворота с приказом держаться здесь так долго, насколько это возможно, две роты аркебузиров-hacken schützen перекрыли мост и восточные Водяные (Русские) ворота, а остальные в боевом порядке были выстроены гауптманом на базарной площади. Неприятель тем временем, заметив начавшийся в городе пожар и беспорядок, начал забрасывать город зажигательными снарядами (fuer kogelen) и grothe steinen kogeln (большими каменными ядрами), среди которых были и весившие 13 и 14 лисфунтов (т. е. по 100 и более килограммов)[149]149
  Die Uebergabe Narva’s in Mai 1558, nach Wulf Singehoff. S. 55–56.


[Закрыть]. Пожар ширился, и кнехты, не выдержав жара, отступили в замок, побросав на городских стенах и башнях пушки (среди которых были доставленные из Риги 6 орудий, в том числе 2 quartierschlangen). В распоря жении Зингехофа остались только два орудия на башне Длинный Герман в замке, но одна из них (литое – бронзовое?) разорвалось при первом же выстреле, а другое (железное) в результате взрыва было сброшено с лафета. Вдобавок ко всему нарвская конница отказалась взаимодействовать с людьми Зингехофа[150]150
  Ibid. S. 56.


[Закрыть].

Ситуация были критическая, и в этот самый момент русские, заметив, что огонь разрастается и ширится, а нарвские reitern – всадники побросали свои места в городе, под прикрытием артиллерийского огня начали переправляться через Нарову. Любопытно, что описание форсирования реки русскими как в ливонских, так и в русских источниках (у того же Курбского) совпадает – ивангородские служилые люди на лодках, плотах и по наскоро устроенной паромной переправе перебрались на тот берег реки и ворвались в город[151]151
  Достаточно сравнить описание переправы у Курбского и Зингехофа. См., например: Курбский А.М. История о великом князе Московском. Стб. 71; Die Uebergabe Narva’s in Mai 1558, nach Wulf Singehoff. S. 55–56. Явно, что эти описания имеют под собой одну и ту же основу – показания очевидцев и участников переправы.


[Закрыть].

Согласно русским летописям (которые, судя по всему, основывались на воеводской «отписке»), Басманов, заметив начавшийся в городе пожар, послал в Нарву парламентеров, которым наказал напомнить бюргерам, «на чом били челом государю, чтобы на том слове стояли и государю добили челом; и их в город пустили». Ответом был отказ выполнить прежние обещания, после чего Басманов повел своих людей на штурм: «в Рузкие ворота велели приступати головам стрелецким Тимофею да Ондрею (Тетерину и Кашкарову. – В. П.) с стрельцы, а в Колываньскые воевода Иван Ондреевич Бутурлин да с ним головы з детми з боярьскими». Стрельцы Тетерина и Кашкарова сломили сопротивление неприятеля («приспеша стрельцы русские с стратилаты их, тако же и стрел множество от наших вкупе с ручничною стрельбою пущаемо на них (на немцев. – В. П.). Абие втинусша их (немцев. – В. П.) во вышеград (замок. – В. П.)…»[152]152
  Курбский А.М. История о великом князе Московском. Стб. 72.


[Закрыть]) и, открыв Русские ворота, впустили в город Басманова и Адашева с отборными сотнями поместной конницы. Тем самым исход битвы был решен, а когда через Ревельские ворота в Нарву ворвались люди Бутурлина, остатки нарвского гарнизона и бюргеры с семьями укрылись в замке. Здесь, в нарвской цитадели, за ее укреплениями они надеялись отсидеться до подхода Кеттлера с его людьми[153]153
  Никоновская летопись. С. 295.


[Закрыть].