Текст книги "Незримое, или Война в иномирье. Монасюк А. В.: Из хроник жизни – удивительной и многообразной. Книга вторая"

Глава 7-я

Сверхмощные компьютеры, которые делались предприятиями Гила Бейтса, предназначалась для военных ведомств, НАСА и аналогичных космических агенств различных стран мира, и, конечно, для спецслужб. Поэтому такие компьютеры, прежде чем передать их заказчику, тщательно испытывали в лабораториях Изумрудной долины, где был собран штат сильнейших программистов и хакеров, решивших посвятить свою жизнь служению корпорации Бейтс Индастриз.

Инженеры испытательной лаборатории получили паспортное фото человека и задание – найти в России с помощью компьютеров человека с фото, узнать всю возможную о нем информацию и по возможности данные перепроверить.

Первая умная машина была запущена на поиск человека с фотографии по информационным базам регионов России. Безжалостно взламывались пароли, впрочем, как оказалось, нужные для работы сведения почти не были защищены – компьютер принялся за сравнительный анализ со скоростью сотен тысяч операций в минуту и работал более трех дней, пока не закончил, выдав данные о трех человеках, соответствующих по группе признаков исходному объекту с вероятностью от 75 до 89 процентов.

Второй компьютер «обрабатывал» базу данных паспортной службы Министерства внутренних дел России.

Он справился чуточку быстрее – уже к концу второго дня аналогичные данные были получены и здесь. Они сошлись с информацией, полученной другим компьютером, правда, процент вероятности по каждому из трех кандидатов отличался, но незначительно – на десятые доли процента.

Для проверки были использованы базы данных Министерства обороны (умение работать в этом направлении особо тщательно оговаривалось заказчиками, как правило – если это были военные). Все трое оказались снятыми с учета бывшими военнообязанными, в информации из Минобороны указывалось, что перед снятием с учета они получили справки для пенсионного ведомства.

Еще день потребовался для проникновения в базу данных Пенсионного фонда России и изучения данных Фонда относительно трех выбранных компьютерами кандидатов.

Один был вот уже около трех месяцев пенсионером по возрасту – эти счастливчики российские мужчины становились возрастными пенсионерами уже с шестидесяти лет!

Второй был пенсионером по выслуге лет – он проработал в милиции (так назывались полицейские службы России) 25 лет и после достижения пятидесятилетнего возраста вышел на пенсию.

Третий был 64-летним пенсионером – инвалидом 2-й группы.

Проживали все трое в самых разных местах.

Один жил собственно в России, в Сибири.

Второй проживал в городе Николаеве на Украине.

Третий – на Кавказе, в республике Азербайджан, в небольшом городке Худат недалеко от границы с Дагестаном.

Так разбросала их жизнь после развала СССР, хотя паспорта все они успели получить в России.

Эти данные и фото всех троих легли на стол Джанни Абрахамса на исходе четвертого дня.

Здесь листы бумаги с фотографиями и информацией о трех объектах быстро разобрали Бейтс, Абрахамс и Оверман, сидевшие за столом в кабинете Абрахамса.

Они время от времени обменивались бумагами и переговаривались, осмысливая полученную информацию.

Дело внезапно осложнилось – почему-то все думали, что будет найдет один мужчина, а их оказалось трое, причем живущих в разных государствах.

– Что будем делать дальше? – озадаченным тоном спросил остальных Гил Бейтс. – Нельзя, не выделив из троих кого-то одного, работать дальше.

– И как мы это сделаем? Попросим нашего друга-антрополога из Джорджтауна применить его способы и найти нужного нам человека?

И Абрахамс принялся аккуратно раскладывать в ряд три листка с фотографиями на середине и столбиками текста под ними.

Оверман раздраженно загасила сигарету в пепельнице и сказала ироничным тоном:

– Господа, господа… Да если ЭТИ компьютеры не смогли однозначно сказать – вот он, единственный, кто соответствует лицу на фотографии, то антрополог тем более не сможет найти одного из трех. Ведь он работает с черепами, а не с лицами живых людей.

– Что же делать? – Джанни Абрахамс недовольно отодвинул от себя листки и откинулся на спинку кресла. – Что делать будем, я спрашиваю?

Оверман повернулась к нему.

– Джанни, мы все знаем, что каждую работу должен делать специалист своего дела. Профессионал. Я думаю, пора нам привлечь еще одного человека, причем мы должны полностью ввести его в курс дела.

Гил, вы помните, пару лет назад я убедила вас принять в наш штат одного человека? Ну, того, бывшего сотрудника ЦРУ?

Гил Бейтс задумался. Что-то такое припоминалось, а потом и вспомнилось:

– Помню. Вы упирали на его профессионализм, аналитические способности. У нас тогда произошла утечка… Он что, работает у вас?

– Не совсем. Он занимается проверкой кадров. Но видите ли, Гил…

Мария Оверман рассказала историю бывшего офицера ЦРУ, работавшего в русском отделе начиная еще со времен существования СССР, свободно владеющего русским языком и хорошо знающего когда-то советских людей, а теперь – россиян.

После ранения его перевели с оперативной работы, в ходе которой он не раз бывал и в России, и в некоторых бывших республиках СССР, на работу за столом – он занимался несколько лет аналитической работой, а затем, по достижении пятидесяти лет, вышел на пенсию.

Оверман его рекомендовал один знакомый из ЦРУ, который сказал, что этот парень – прекрасный аналитик и умеет работать с людьми. В то время в Бейтс Индастриз создавалась группа по проверке кадров – в очередной раз произошла утечка информации, представляющей коммерческую тайну, и отдел, который обязан был не допускать ничего подобного, необходимо было укрепить.

Мария встретилась с Фостером Дони – так звали бывшего офицера ЦРУ, и, побеседовав с ним, организовала проверку – не является ли он человеком, которого ЦРУ таким сложным путем пытается внедрить для каких-то своих целей в корпорацию Гила Бейтса.

Дони оказался тем, кем и был – пенсионером и работником спецслужбы в отставке. Гил Бейтс посопротивлялся, так как не доверял всем этим «бывшим оттуда», но напору Оверман противостоять не смог, и Дони вот уже два года трудился в аналитическом отделе, занимаясь тем, что он хорошо умел – проверкой благонадежности кадров. И работал, насколько известно Марии, отлично.

– Видите ли, мужчины, – говорила Оверман, потягивая очередную сигарету. – Он подходит нам по всем статьям. Он умеет хранить секреты, иначе не был бы работником ЦРУ, он занимается проверкой кадров – кому, как не ему, можно поручить задачу определить, кто из трех – нужный нам человек. Наконец, он бывший оперативный работник, не раз бывал в России и владеет русским языком. А ведь ехать в Россию придется, и мне почему-то кажется, что не один раз…

Бейтс и Абрахамс переглянулись. У Бейтса в глазах вдруг мелькнуло нечто этакое, Абрахамс по обыкновению поигрывал бровью.

– А что, Гил… – начал Джанни Абрахамс, – ведь это, пожалуй, находка для нас. Как его там?

– Фостер Дони, – подсказала Мария.

– Да! Этот Дони не только смог бы сделать для нас техническую работу, то есть съездить в Россию, но и, может быть, подскажет, что делать дальше? Кто подтвердит, что именно этот из трех – нужный нам русский?

– Голова подтвердит, – сказал Фостер Дони после того, как его пригласили на совещание, которое состоялось днем позже. Его уже познакомили со всеми деталями дела и объяснили, чего от него ждут. – Ведь это голова назвала того, кого хотела бы видеть. «Найдите меня» – ну, значит себя-то она безусловно ни с кем не перепутает? А если не так, она бы сказала: «Найдите Иванова, или Петрова», то есть назвала бы конкретную фамилию.

– Но она, судя по всему, не может говорить, только беззвучно шевелить губами, – сказал Гил Бейтс.

Дони улыбнулся.

Это был человек небольшого роста, плотный, но не полный, а как бы сбитый, что производило впечатление силы, не смотря на его возраст. Лицо его было улыбчивым, и вообще он весь производил впечатление добродушного веселого парня, если бы не глаза.

Глаза его – маленькие, голубые с черными точками зрачков, были колючими и внимательными. Глядя в эти глаза как то забываешь о кажущемся добродушии этого человека.

Впрочем, обычно это никому не бросалось в глаза, и становилось ясно видным, когда Дони усиленно думал над решением какой-либо проблемы.

Сейчас он думал. Хотя и улыбался время от времени.

– Ведь все вы знаете, как легко прослушивать с улицы разговоры, которые ведутся в помещении, верно?

– Еще бы! С помощью лазерного луча, считывающего колебания оконных стекол, – сказал Ульрих Клаузих, на этот раз так же присутствующий здесь.

– Ну, вот. Лазер считывает горизонтальные колебания стекол. Нам нужно перенастроить лазер – пусть он считывает не горизонтальные, а вертикальные, и не микроколебания, а движения губ человека. Наверное, это будет не трудно сделать?

Клаузих задумался.

– Вакуумные камеры оборудованы и лазерами также. Направить на губы несколько лазеров и считывать с губ колебания несложно. Но как их расшифровывать?

– У вас есть среди рабочих цеха русские? – вмешалась в разговор Мария Оверман.

– Есть несколько человек.

– Выберите одного из них с хорошей дикцией и четкой артикуляцией губ. Считывайте лазерами, как он произносит сначала русский алфавит, затем простейшие слова. Пусть он делает это с каждым разом все быстрее и быстрее, пока не достигнет нормальной скорости разговора.

Затем нужно будет научить лазер считывать двести-триста самых общепринятых русских слов, затем пойдут выражения, оброты речи, затем…

– Затем, – перебил ее Клаузих, коснувшись руки, – мы составим программу для компьютера, которая будет переводить движения губ человека на экран в виде буквенных строчек…

– Именно на экран, а не в звуковой ряд, – сказал Дони. – Возможные ошибки считывания лазером легче определять визуально, чем на слух.

– В принципе я давно все понял, – сказал Клаузих. – Для нас сделать такой прибор несложно. Мне только непонятно – зачем вообще ехать в Россию? Мы можем просто показать нашему гостю фотографии!

– Нет-нет, Ульрих, – вмешалась в разговор Оверман. – Что можно определить по паспортным черно-белым фотографиям? Нам необходимы объемные изображения. В полный рост, в движении…

Так что ехать в Россию придется – без этого, увы, нам никак не обойтись.

Дони встал и отодвинул кресло.

– Я поехал домой собираться в дорогу. В России сейчас иностранцу проще, чем раньше, во времена СССР. Так как я говорю с легким акцентом, то побуду в России латышом.

Мистер Бейтс, сообщите в наше представительство в Москве о моих полномочиях, не посвящая в нашу проблему. Я на месте определюсь, что и как делать. И пускай а Москву перечислят необходимые деньги.

Он вышел из кабинета. За ним – Ульрих Клаузих.

Эти двое были заняты конкретным делом. Оставшиеся трое некоторое время сидели молча – они временно оказались не у дел.

Впрочем, была еще гигантская корпорация, ее жизнь, ее проблемы.

Этому все трое и посвятили себя все ближайшее время.

Фостер Дони ехал в автомобиле представительства Гила Бейтса в Москве по улицам российского столичного города и не узнавал Москву.

Обилие реклам разных форм и размеров, минимальное количество мусора и грязи на улицах столицы России поразили его – Москва за несколько лет, в течение которых он не был в России, разительно изменилась.

Непонятно только, почему в рекламе господствует английский язык, а не русский?

Но к делу, господа, к делу!

Именно этими словами начал Дони разговор в кабинете руководителя представительства Фила Грейнджера.

– Фил, я попрошу вас сделать вот что. Подайте в московскую мэрию заявку на строительство какого-нибудь предприятия. Заведомо бредовую заявку – лишь бы она состояла из как можно большего числа документов и требовалось максимальное число согласований с чиновниками…

Бывший сотрудник ЦРУ действительно хорошо знал российскую действительность.

– …И пускай они ломают голову, совещаются, делают экспертизы, а я получу достаточно времени, чтобы выполнить поручение Абрахамса.

На всякий случай в Москву сообщили, что приедет человек от Джанни Абрахамса. Гил Бейтс как бы при этом оставался в стороне – на этом настоял он сам.

– Сколько у нас есть времени, чтобы оформить фиктивную заявку? – спросил Грейнджер.

– Сможете управиться за пару дней?

– Конечно! Возьмем из числа неосуществленных проектов, у нас целая база данных в компьютере, перемешаем, придадим правдоподобность, и передадим в мэрию. Ну, а вы? Показать вам Москву?

– Отлично! Но вот Москву мне смотреть некогда. Выделите мне кабинет, обязательно – с хорошим сейфом. Я пока поработаю за столом, в кабинете.

Не рассказывать же Грейнджеру, что Москву он знает гораздо лучше его.

Через два дня гражданин Латвии Янис Круминь пересек границу России – и Азербайджана. Предварительно Дони (он же Круминь) вполне официальным путем получил въездную туристическую визу для посещения азербайджанского города Худата и окрестностей.

Так что ни у таможенников, ни у пограничников вопросов не было.

Начиная от станции Самур поезд ехал в туннеле из высочайших деревьев. Дони не бывал никогда раньше в Азербайджане, и не видел знаменитых лиановых лесов. Худат был также окружен ими, и Дони дал себе слово обязательно сходить в лес и познакомиться с этим чудом поближе.

Выйдя на станции, он окунулся в полуденную жару. И в неумолкаемый стрекот цикад – их здесь были сотни, они сидели на столбах, стволах деревьев, на стенах домов. И стрекотали, стрекотали, стрекотали. День и ночь.

Адресат – Васильков Николай Иванович, 64-летний инвалид 2-й группы, имел весьма неопределенные координаты – город Худат, поселок Шоллар. И все. Ни улицы, ни номера дома. Так что пришлось спрашивать встречных прямо на перроне.

Поскольку Янис Круминь (он сразу представлялся всем) говорил пусть и по-русски, но с явным акцентом, к нему проникались симпатией, и быстро объяснили, что нужно идти прямо через мостик, по дороге, не сворачивать вправо на железнодорожный переезд, а миновать пригорок – и сразу вдоль дороги будет располагаться Шоллар. Это – единственная улица, поэтому и наименования не имеет. Ну, а номеров на домах нет – там все знают друг друга, и почтальон, и участковый милиционер. «Любого спросишь, дорогой, каждый скажет… Ара, зачем тебе Васильков-масильков, пойдем в парк, чай пить, коньяк, плов сделаем – потом пойдешь Шоллар, искать Васильков!»

Дони конечно же, знал о кавказском гостеприимстве. В другой бы раз… новая информация о психологии населения… но Яниса Круминя поджимало время, Васильков был срочно нужен по делу о наследстве его умершей в Латвии родственницы, понимаете ли…

Конечно, его понимали, в его положение вошли и даже проводили до узенького мостика, который был переброшен на немалой высоте и шел прямо рядом с железнодорожными путями. Дони посмотрел вниз и голова у него закружилась – узенькая шумная речка была далеко внизу от шаткого мостка.

Идя по тропинке, начинавшейся сразу за мостиком, Дони вышел на гравийную дорогу, которая, действительно, вела вперед, к пригорку. Городские домишки остались позади, справа был переезд, но сворачивать к нему Дони было не нужно.

Он поднялся на пригорок, и увидел вдоль дороги укрытые деревьями дома. «Шоллар, понял он. Теперь нужно ждать прохожего».

Солнце нещадно палило. Дони осознал на себе, что такое влажные субтропики – рубашка, влажная от пота, давно прилипла к спине, и дышать было тяжело. Он шел вперед, крайние дома были уже близко, но никого видно не было.

Тогда он спустился на обочину, пересек ее и вышел на открытое пространство, поросшее редкими невысокими, но с широченными корявыми стволами, дубами. Везде среди высыхающей травы росли стелющиеся растения с плодами, напоминающими огурцы.

Дони потрогал один из них ногой. Огурец вдруг взорвался, с треском выбросив из передней части жидкость с семенами, после чего оболочка плода опала.

Дони огляделся. Впереди, совсем рядом, виднелась поросшая камышом узенькая речка, за ней – лиановый лес. Он повернул голову назад и обнаружил велосипедиста, который ехал по дороге из Шоллара на станцию. Дони замахал ему руками, крикнул, и молодой парень-азербайджанец остановился.

Расспрашивать долго не пришлось – дом Василькова был третьим по улице справа.

Идя по улице, Дони поразился еще одному диву. Не было здесь заборов из досок, не было плетней. Со стороны улицы и между собой участки разделяли полосы каких-то высохших куч колючего кустарника, округлые кроны которого, сложенные сплошными полосами, образовывали непроходимое препятствие как для человека, так и для животных.

– Это чапар, – сказал открывший Дони ворота пожилой мужчина. Нет, естественно, необходимости описывать его внешний облик.

– А что, – с сильным акцентом спросил его Дони, – разве нельзя сделать деревянный забор?

– А вы попробуйте перелезть через чапар. И сравните с забором.

Дони потрогал сантиметровой длины острейшие колючки и покачал головой. Да-а, куда там шипам розы… Или даже колючей проволоке над забором…

Пятью минутами позже они сидели за столом внутри беседки, увитой виноградными лозами, и разбирали деловые бумаги. И все время Дони незаметно вел видеосъемку вмонтированной в часы микровидеокамерой.

Как оказалось, этот Васильков не имел отношения к умершей недавно в Риге Васильковой Ираиде Матвеевне, и наследником ее быть не мог. Ошибка!

Николай Иванович посочувствовал адвокату из Риги, проделавшему зря такой путь, и проводил его до ворот.

Билет на поезд до Москвы удалось взять легко. За оставшееся время Дони все-таки дошел до леса. Он долго рассматривал лианы, так плотно оплетающие высочайшие деревья, что подойти к стволу было невозможно примерно с расстояния десяти-пятнадцати метров. Лианы росли из почвы вверх, доходили до кроны дерева и вольготно развивались там.

Его поразило еще одно обстоятельство. Стояла полнейшая тишина, но самые высокие в лесу деревья одного вида непрерывно трепетали листьями, с внутренней стороны покрытыми белым пушком. «Белолиственницы,» – назвал деревья про себя Дони.

Позже был с уже знакомыми ему перронными завсегдатаями коньяк в парке, потом пили чай из странных пузатых стаканчиков, которые все называли ормуз.

Лежа на полке в купе поезда, быстро двигающегося в сторону Москвы, Дони думал, что идея с поиском завещателя, пожалуй, в случае необходимости оправдает себя и в украинском городе Николаеве.

Через двое суток, выспавшись в поезде, он был уже в Москве. Приняв ванну в номере гостиницы, он поехал в офис представительства Бейтса, где в своем временном кабинете взял из сейфа нужные документы, перезарядил видеокамеру, бережно уложил худатскую микрокассету в специальный контейнер, и, не заезжая в гостиницу, поехал за билетом на поезд до Николаева.

Виза для въезда на Украину ему была не нужна – теперь у него был российский заграничный паспорт. Гражданин России Янис Круминь ехал навестить родственников в городе Николаеве.

Билет удалось взять только на ночной поезд, поэтому он успел, не торопясь плотно поужинать в ресторане, где его уже с трудом принимали за прибалта – акцент его стал совсем незаметным.

В Николаеве было все то же обилие стрекочущих цикад, солнце и возможность, закончив дела, уехать назад в тот же день.

Конечно, человек, проработавший всю жизнь в русской полиции (она называлась в России милицией), мог легко заподозрить что-то неладное при встрече в украинском городе с прибалтом.

Дони решил работать скрытно.

Приехав в Николаев ранним утром, он на такси подъехал к нужному дому, сейчас сидел на скамейке во дворе перед нужным ему подъездом и, наслаждаясь утренней прохладой и первыми пока еще нежаркими солнечными лучами, ждал, когда Петр Сергеевич Кравец, пенсионер МВД, пойдет в магазин или на рынок.

Дони прекрасно знал, что такой утренний выход – непременный атрибут жизни всех жителей южноукраинских городов.

Кравец вышел из подъезда часа через полтора – судя по времени, собрался за покупками на базар. Дони ленивой походкой шел за ним, сделал несколько снимков сзади, обгоняя – сбоку.

Позже, в троллейбусе, он сел на сидение напротив места, где сидел Кравец. Он вел съемку несколько минут и был уверен, что необходимый видеоматериал у него уже имелся.

На всякий случай он поснимал и на рынке, двигаясь то сзади Кравца, то как бы случайно идя ему навстречу.

Далее был вокзал, билетная касса. Ему повезло и на этот раз – он купил верхнее купейное место на вечерний поезд до Москвы.

Пора было обедать.

После обеда, осматривая достопримечательности города, он попал на центральную площадь, расположенную прямо на берегу реки Южный Буг. И здесь его познакомили с особенностью центрального памятника площади – на высоком постаменте была изваяна группа моряков-десантников, освобождавших город во время второй мировой войны. У их ног приник к гашеткам пулемета «Максим» матрос. Командир группы указывал рукой вперед, в сторону речного простора.

Пока Дони рассматривал скульптуру, к нему подошел абориген и как-то невзначай рассказал, что первоначально памятник стоял не так – командир показывал на здание обкома КПСС. А пулеметчик готов был открыть огонь.

Николаевцы стали подшучивать, что, мол, немцев побили, пора браться за бюрократов-коммунистов. На эту цель, мол, и указывает командир.

Вскоре памятник развернули фасом к реке.

Еще через двое суток Дони ехал в купе поезда Москва-Барнаул.

Он никогда не любил самолетов – предпочитал, когда была возможность, путешествовать по железной дороге. Во время поездки всегда можно было отдохнуть, ну, или просто как следует выспаться.

Оставался последний из трех – Монасюк Анатолий Васильевич. Житель Барнаула, шестидесятилетний пенсионер и бывший школьный учитель.