Текст книги "Люди, ангелы и микросхемы"

По сути, он лишь усовершенствовал эксперимент канувшей в небытие Новой Мекки, который говорит, что доброволец, брошенный на неделю в прошлое, догонит настоящее и соединится со своим телом. Потом начался природный кризис, и эксперимент уже мало кого интересовал. Кстати, тогда доброволец не выжил. Его тело продолжало функционировать, а сознание… Никто не знал, куда делось сознание. Из прошлого оно пришло в свое настоящее и отправилось куда-то в будущее. Вот только будущего нет, пока оно не станет настоящим, пока жизнь не построит его. Именно это учитывает Фалет, готовясь сделать открытие. Ни о каком Боге речи не идет. Откровений не будет. Если не свести к нулю резонансы в момент, когда отправленный в эхо прошлого человек достигнет своего настоящего, то сознание не сможет вернуться в свое тело уже никогда.

Параллельно с исследованиями Фалета еще один ученый Размерности по имени Гетатия проводит эксперименты по отправке в хвост прошлого не только человеческого сознания, но и других нематериальных вещей. В основе его опытов лежит учение Новой Мекки, открывшее резонанс неодушевленных вещей. Гуру изучали это, чтобы доказать наличие сложного и многогранного Бога, Гетатия изучает, чтобы отправить в прошлое, следом за сознанием человека, ментальный образ, например, стула, чтобы хронограф мог взаимодействовать с ним.

Нечто подобное пытались проделать и в Новой Мекке, но не один из экспериментов не удался. Они отправляли в хвост прошлого сначала хронографа, а затем предмет. В результате резонанс хронографа и стула различался временной линией бытия. Взаимодействие признали невозможным и закрыли проект.

Гетатия первым отправил в хвост прошлого резонирующий образ стула и сознание хронографа, синхронизировав эти прыжки. В результате на свет родилось одно из самых важных открытий Размерности. Гетатия потратит всю свою жизнь, пытаясь компенсировать резонанс образов, брошенных в прошлое. Добиться этого смогут лишь почти три века спустя, когда будет сделан ряд других, на первый взгляд, не относящихся к проекту Гетатии открытий. Имя ученого будет Идрис, но вот что оно значит, уже никто не будет помнить. Просто Идрис – для иерархии Размерности, которое из направления переросло в полноценное общество, этого будет достаточно.

Идрис соберет группу ученых и возглавит проект, объединивший исследования Гетатии и Фалета. От слогана Фалета «Рай без Бога» решили отказаться, назвав проект «Квазар», посчитав его одним из самых важных со времен Великого Ледника. На реализацию проекта потребуется чуть меньше трех лет. Первого добровольца отправят на день в хвост прошлого. Вместе с ним будет передан образ простейшего стула. Доброволец вернется, заполнив свое тело, и подтвердит, что эксперимент удался. Не пройдет и недели, как эксперимент повторят, но на этот раз вместе с добровольцем будут отправлены в хвост прошлого образы более сложных механизмов.

Всего проект «Квазар» осуществит более полусотни экспериментов, выдержав каждый из них. Нейронная информационная сеть взорвется надеждой. Название «Рай без Бога» заменят на «Рай для Людей». Не пройдет и года, как на свет появится проект «Квазар-2». Он соберет группу добровольцев и отправит их в мир, который видел еще несколько веков назад Фалет. Петля времени забросит их на один день в прошлое и будет повторяться снова и снова. За базу возьмут петлю Фалета, внеся небольшие изменения в созданную века назад модель.

Участники группы, догнав свое время, возвращаются в собственные тела, ждут сутки, а затем снова отправляются на сутки назад, догоняя прожитое ими время, причем образы вещей перенастраиваются на новый временной резонанс группы.

Параллельно с проектом «Квазар-2» будет запущен запрещенный «Проект-18», целью которого будет послать в хвост прошлого хронографа, сохранить точную частоту его временных резонансов, а затем, спустя пару дней после его возвращения, отправить в тот же отрезок прошлого второго хронографа, настроив его временной резонанс в соответствии с резонансом первого хронографа, и попробовать сообщить первому хронографу из прошлого информацию о предстоящем будущем, используя трехмерность измерений времени.

Вдохновлять «Проект-18» будут успехи «Квазара». «Ведь если люди научились изменять резонанс, то почему бы не научиться использовать призрачность хвоста времени для того, чтобы оставить там послания самим себе, и предотвратить или хотя бы подготовиться к большинству катаклизмов, аварий и прочих бедствий», – так будут говорить руководители «Проекта-18». Но проект потерпит полное фиаско. И дело будет вовсе не в давлении со стороны правительства и общества. Просто победив резонанс хвостов прошлого, люди так и не смогут победить резонанс в настоящем, где время окажется строго линейным. И возможность встречи двух хронографов в хвосте прошлого будет осуществима только в случае, если резонанс их тел в настоящем находятся в одной временной плоскости. Вернее будет сказать, в единственной на тот момент временной плоскости.

Чтобы опровергнуть эту ошибочную аксиому потребуется больше тысячи лет. К тому времени человечество привыкнет к вечной мерзлоте. Даже холод, которым будут пропитаны три уцелевших жилых комплекса, станет нормой. Организм перестроится, снизит активность. Фаза сна станет дольше фазы бодрствования, что позволит запустить такой же замерзший, как и весь мир, проект «Квазар-3».

Резонансные инженеры усердно рисуют новый мир образов, бликов. Два из трех комплексов задействованы в проекте на девяносто шесть процентов. Статистику портит лишь «Galeus longirostris», названный в честь какой-то рыбы, давно прекратившей свое существование. Проблем с источниками энергии нет, но большая ее часть уходит на борьбу с ледником, который подступает к комплексу со всех сторон. Генераторы опресняют воду, плавят вечную мерзлоту. Энергия извлекается из холода. Потери минимальны, поэтому ледник не может проглотить жилые комплексы. Холод кормит холод.

Для работы резервных генераторов используется энергия, полученная из угарных газов внутри комплекса. Люди поглощают энергию, люди выделяют энергию. Но экономия везде, повсюду. Экономия становится нормой. И в этом мире, где считается каждая доступная единица энергии, проект «Квазар-3» выглядит настоящей панацеей. Тела участвующих в проекте людей находятся в постоянном состоянии покоя. Они выделяют тепло и потребляют минимум энергии. Длительность сеанса ограниченна одиннадцатью месяцами, но проект «Квазар-4» обещает увеличить срок до пяти лет.

В комплексе «Galeus longirostris» в программе задействовано лишь сорок два процента населения. Резонансные инженеры создали образы сложных машин, благодаря которым участники проектов из разных жилых комплексов могут встретиться друг с другом.

Хвост прошлого существует вне зависимости от ледника и человечества. Даже если не будет ни одного хронографа, резонирующая реальность прошлого все равно будет существовать – многогранная, пластичная. Инженеры, работающие в области резонансов, создают воображаемый мир настоящего в прошлом. Образы превращают жизнь людей проекта «Квазар-3» в Рай. «Рай без Бога». Медицинские нейросканеры наблюдают за оставленными телами. Они отвечают за клеточное питание организма, за контроль фаз сна, за общее состояние здоровья. Участники проекта «Квазар-3» возвращаются в свои тела только на сон, догоняют свое время и снова прыгают в петлю Фалета, правда, сами они этого не замечают. Для них жизнь в Раю прерывается лишь на сон. Сутки жизни вне тела признаны наиболее благоприятными. Это общепринятый интерфейс системы «Квазар». Сутки сна, сутки бодрствования в «Раю». На возврат сознания в тело требуется минимум энергии. Нагрузки на человека минимальны. Да и тело помнит резонанс покинувшего его сутки назад сознания, и коррекция практически не требуется. Вот если провести в хвосте прошлого пару месяцев! В этом случае вернуть сознание не смогут и лучшие специалисты. Общность резонансов сознания и тела будет потеряна навсегда. И ни один из проектов не может соперничать с «Квазаром», интерфейс которого используют даже правители жилых комплексов для совместных заседаний.

Внутри проекта, в хвосте времени, рождается наука под названием акеми – призрачная алхимия резонансов прошлого, предполагающая возможность более глубокой интеграции сознания во внутреннее временное измерение. Ученые акеми видят в этом возможность непродолжительных бонусных путешествий в мир, предшествующий леднику, где им не нужно будет жить призраком. Предполагается, что путешествия станут реалистичны. Тысячи предшествующих неудач не учитываются, так как еще никто не пытался решить эту задачу изнутри – из мира, где время трехмерно. Все неудачи принадлежат миру линейности.

Акеми будет развиваться более семи веков, но так и не сможет достичь серьезных успехов, хотя и не зайдет в тупик. Проблема будет заключаться в основном в финансировании и безразличии резонансных инженеров, которые откажутся работать с инженерами акеми. Эта наука станет уделом энтузиастов и мечтателей. Мрачная в одних руках и волшебная, словно самая светлая сказка, в других. Десятки поколений наука акеми будет на грани вымирания, но в конечном счете получит свой шанс.

Это случится после теракта, устроенного противниками Квазара. В результате этого жилой комплекс «Isistius labialis», девяносто восемь процентов жителей которого будут задействованы в проекте «Квазар», лишится на две недели основных источников питания. Ледник вцепится в него мертвой хваткой. Это будет первый из серии терактов группировки «Мункара и Накира», члены которой будут скрываться в каждом жилом комплексе. Меньше всех пострадает «Galeus longirostris». «Isistius labialis» удастся спасти, использовав резервные источники энергии, но население комплекса, задействованное в проекте «Квазар», не сможет вернуться в свои тела. С ними случится то же, что и с добровольцем канувшего в небытие проекта Новой Мекки. Тела будут жить, но их сознания затеряются где-то в бесконечных вариациях резонансов прошлого. Или будущего?

Семь лет ученые двух других комплексов будут пытаться спасти два миллиарда человек из «Isistius labialis». Вспыхнут и погаснут тысячи новых учений и теорий, но решение смогут найти лишь ученые акеми. Их теория трехмерной цикличности времени изменит Ледниковый мир. По сути, их теория станет реинкарнацией теории Новой Мекки о существовании замкнутого круга двух притягивающихся обратных величин пространства-времени, двигающихся друг к другу, расходясь в разные стороны. Ученые Новой Мекки называли это мир Бога и мир Людей, а точку столкновения, которая является началом и концом – пересечением жизни и антижизни.

Акеми назовут мир Бога будущим, а мир Людей – прошлым. И будущее не бежит от прошлого. Будущее и прошлое стремятся друг к другу. Столкновение происходит в настоящем, высвобождая энергию, необходимую для следующего мгновения жизни, которое становится будущим в отношении настоящего, ставшего прошлым, создавая новый взрыв. Подобная теория и ее доказательства могла существовать лишь в трехмерности времени хвоста прошлого, в петле Квазар, вне линейности настоящего и колоссальной энергии создающей эпицентр нерушимости времени и пространства. Реальность становится точкой, которая существует сразу в трех измерениях времени: настоящем, прошлом и будущем.

Теория получает подтверждение, сделав акеми главной наукой, но к моменту, когда удастся рассчитать средний коэффициент бесконечных резонансов Настоящего, пройдет не один десяток лет. Из двух миллиардов пострадавших людей в комплексе «Isistius labialis» удастся вернуть чуть меньше тысячи. Вернуть из множественности резонансов Будущего в резонанс Прошлого, догнавшего Настоящее. Для вернувшихся все эти годы стали мгновением. Они ушли в Квазар детьми, а вернулись дряхлыми стариками.

Комплекс «Isistius labialis» превращается в холодную заброшенную пустошь, которая продолжает бороться с Ледником, как Прометей боролся с богами за огонь. Точно так же борются за право знаний акеми. Рождаются новые теории и проекты трехмерности времени. Проект Квазар становится именем нарицательным, охватывая целый мир и десятки наук.

Эксперимент по возвращению сознаний в тела жителей «Galeus longirostris» получает новую жизнь и сотни теорий, одна из которых развивается в направлении замещения тел. Сознание покидает дряхлое тело, а возвращается в молодое тело клона или выращенного в пробирке ребенка. Это позволит сохранить великих людей, продлить им жизнь. Новая наука называется «Энрофа» и действует в двух реальностях почти два столетия, и в конечном счете становится вне закона в реальности Размерность, но продолжает существовать в Квазаре. Там же в Квазаре продолжает существовать группировка «Мункара и Накира».

Проследить многообразие мира Квазар практически невозможно. Законы неэффективны. Размерность признает бессмысленность борьбы с нарушениями. Появление первых писарей в Институте всемирной иерархии. Писарями становятся видоизменившиеся хронографы. Они действуют в двух временах – настоящем и прошлом, наблюдая за каждым человеком с рождения. Это предполагает помощь Всемирной иерархии в борьбе с нарушителями. Писари существуют чуть меньше века и уступают место хранителям, которые призваны действовать более радикально. Это происходит после того, как ученые Энрофы осуществляют свое первое переселение сознания.

Наука берет за основу способ, использованный при возвращении жителей «Isistius labialis», но технология быстро меняется, эволюционирует. Начинают пропадать люди. Размерность и Квазар трещат по швам, словно мир, находящийся на гране войны, вот только понятие войны давно кануло в небытие, оставшись чем-то далеким, разбавленным историей, которую покрыл Ледник, линейностью, способностью существовать только здесь и сейчас.

Основным местом концентрации группировки «Мункара и Накира» служит комплекс «Galeus longirostris», где в отличие от «Hexactinellida» большая часть населения старается держаться в Размерности, лишь изредка посещая Квазар. С появлением хранителей Размерность кажется более стабильной, надежной, монолитной, но это мнение живет до тех пор, пока не появляются астралы – первые прыгуны в реальное прошлое, которые используют гаситель резонанса Энрофы и технологию акеми.

Не будет официальных испытаний. Не будет судов и запретов. Астралы просто сделают это – прыгнут в стремящееся к настоящему прошлое, интегрировав свое сознание в резонанс пространства и времени, где существует тело носителя, которое можно заполнить. Никто не будет знать, сколько погибнет первых астралов, прежде чем технологию удастся сбалансировать. Прошлое разверзнется и проглотит первую сотню, тысячу или десяток тысяч смельчаков. Прошлое, измененное этими вторжениями, догонит настоящее и, столкнувшись с будущим, высвободит необходимую для жизни мгновения изменившуюся энергию, которая, утратив стройность полюсов, заискрит ошибками схем жизнеустройства.

Сначала это будут едва заметные вспышки, «сигаретные ожоги» на пленке мира, но затем дыр станет больше. И через эти дыры Размерность будет затягиваться в Квазар, а Квазар в Размерность.

Первым ренегатом станет астрал Уранти. Он предаст группировку «Мункара и Накира» и сдастся хранителям Иерархии.

– День отсчитывает твои последние мгновения, – объявит ему глава группировки «Мункара и Накира» Малик.

Слова Малика становятся роковыми, но не только для астрала Уранти, но и для всего мира. Потому что, как только Уранти раскрывает технологию прыжков астралов, и первый хранитель отправляется в прошлое, пытаясь исправить содеянное, предотвратить… Все становится только хуже. Намного хуже…

Мир отсчитывает свои последние мгновения.

Глава четвертая

2375 год.

– Прошлое развращает, – говорили друзья каждый раз, когда Родион Васнецов начинал рассказывать им о пиратах.

Больше всего их бесило то, что в то время, когда мир стоит на грани войны, ученый, вместо того, чтобы принимать участие в создании оружия или сооружений, способных спасти от оружия, занимается исследованиями канувших в небытие времен. И еще эти мечты о создании машины времени! Жена и та ушла от Васнецова, не выдержав конкуренции с эхом Герберта Уэллса.

Ее звали Маргарита, но официально ее имя оставалось Д-3-И-45-13876 – соответствуя рухнувшей тоталитарной системе Технократии Севера, которая просуществовала почти два века, достигла пика развития и влияния, а затем сдулась, как воздушный шарик – заметалась, зашипела и упала к ногам последних правителей, спешно начавших строить новый мир. Они метались между политикой Свободного Токио, где кланы якудзы смогли сохранить традиции и вышвырнуть иностранцев, мечтавших поделить страну на части, и заокеанскими Корпократами, где концерн «Синергия», производивший биоэлектронных роботов, подмял под себя экономику, став единым хозяином заокеанского мира.

Говорят, крах Севера и начался именно из-за того, что они позволили концерну «Синергия» проникнуть на свой рынок. Биоэлектронные машины были выброшены на рынок, вытесняя людей, которых тоталитарные Технократы считали всего лишь шестеренками их громадной системы. Но продукция заокеанского концерна обещала абсолютную власть и самоотдачу. Поэтому главный отец-основатель Севера позволил биоэлектронным машинам просочиться в общество.

Сначала синергики стали достоянием правящей элиты, вытесняя шестеренок-людей, которые служили отцам-основателям, затем заокеанский концерн объявил о беспроцентной кредитной программе, и его продукция стала доступной для заводов и фабрик. Синергики-шестеренки вытесняли людей-шестеренок. Рос уровень безработицы, но вместо того, чтобы лечить свою страну, отцы-основатели Севера продолжали нести свою абсолютную Технократию в союзные страны. Именно поэтому «Синергия» и проник на рынок этого северного левиафана.

Заокеанские и северные страны делили трещавшее по швам Токио, и свободная торговля стала частью договора. Как два голодных хищника Север и заокеанские страны набросились на Свободный Токио, взрывая рынок неограниченным финансированием.

Продажные политики давно не имели права голоса, а народ был негативно настроен на кланы якудзы. Север принес в Свободный Токио коррекционные тюрьмы, коими пестрели его собственные территории, а заокеанские страны предоставили правителям свой новый товар – боевых синергиков, способных уничтожить кланы, стереть их из истории. Но кланы дали отпор.

Страны корпократии и Север увязли в политической неразберихе Свободного Токио. За океаном концерн «Синергия» начал сдавать позиции экономического бога. Новый независимый проект запустил экспериментальную нейронную сеть двух уровневого языка восприятия. Проект был сырым и почти не работал, но люди, устав от застоя, приняли новинку с энтузиазмом, и нейронные сети нового образца заполонили их мир раньше, чем «Синергия» сумел разглядеть угрозу.

Экономическая стимуляция не работала. Концерн попробовал удержать власть, выбросив на улицы новую модель боевых синергиков, обещая жителям искоренить преступность, но люди восприняли это, как попытку ввести военное положение. Начались бунты.

Первая заокеанская фабрика биоэлектронных машин сгорела одновременно с первой коррекционной тюрьмой Севера, где люди-шестеренки, лишившись рабочих мест и обеспечения, собирались в новую систему, способную разорвать северного левиафана изнутри. И все это на фоне Свободного Токио и нейтралитета толерантных европейских стран, голода нищей Индии, превращенных в бесконечный ядерный реактор африканских пустынь, бессмысленных космических программ Китая и тщетных попыток оживить умирающую планету в Австралии.

Именно в Австралию перебрался Родион Васнецов после того, как закрылось на Севере его исследовательское бюро. Агенты Австралии выкупили их отдел у прогнивших до мозга костей отцов-основателей. В договоре значились имена тек-инженеров согласно буквенно-числовой индексации Севера, но люди давно дали себе обычные имена, откопав старые архивы.

Последним, что видел Родион Васнецов и его семья перед тем, как покинуть родную страну – горящая коррекционная тюрьма в Сибири. Черный дым поднимался к низкому хмурому небу. Его жена, Маргарита, заплакала, но слезы эти были чем-то банальным, незначительным, потому что в действительности она уже мечтала о лучшей жизни, устав от нищенской жизни семьи невостребованного тек-инженера.

Родион Васнецов смотрел на нее и уже тогда чувствовал, что брак их скоро рухнет. Свобода развращает бывших рабов. Представьте себе потерпевших кораблекрушение людей. Они умирают от жажды и голода. Надежда увидеть землю призрачна и недосягаема. Они почти мертвы. Дни складываются в недели, а недели в месяцы. И, кажется, что так уже будет всегда, до самой смерти. А потом вдруг случается чудесное спасение. Люди пьют и не могут напиться. Едят и не могут наесться. И если не остановить их, то они могут умереть. Так же и со свободой. Новый дом, новые доходы… И уважение… Человек-шестеренка сходит с ума, когда его начинают воспринимать, как личность. Вначале это смущает, даже стыдит, но потом плечи расправляются, и сознание пытается добрать все то, чего было лишено прежде.

Какое-то время Маргарита кружила по новому дому, любовалась парой настоящих баобабов и зарослями эвкалиптов во дворе. Деревья были диковиной, особенно если учитывать, что на Севере они почти вымерли, а других частей света Маргарита никогда не видела. Их поселили в горах Масгрейв, недалеко от лаборатории, где предстояло работать Родиону Васнецову.

Бывший нейронный разработчик коррекционных программ для тюрем Севера. Васнецов никогда не разговаривал с Маргаритой об этом, но если бы они не сбежали из страны, то рано или поздно появились бы заключенные, которые обвинили тек-инженера в том, что его программы промыли им мозги. Особенно если учесть, что революция в стране была неизбежной, и коррекционные тюрьмы уже горели. Васнецов слышал о том, что нескольких тек-инженеров забили камнями на юге страны. Расправа была жуткой и кровавой, словно само прошлое, догнав настоящее, взорвалось своей неизбежностью.

Когда агенты Австралии вышли на Васнецова и сделали свое предложение работать на них, сомнений у него не было. Он не бежал из страны, он бежал от последствий того, что делал для этой страны. Бежал, чтобы спасти свою семью. Видеть радость жены, слышать детский смех – что для отца семейства может быть лучше?

Но прошлое нашло их и в Австралии. Не сразу. Сначала Васнецов присоединился к нейронной программе реконструкции, предполагавшей создание сети с более глубоким уровнем интеграции – аналог проекта заокеанских стран. Правда, в действительности отдел Васнецова занимался не столько усовершенствованием уже имевшихся алгоритмов нейронного программирования, сколько наработкой ряда альтернативных программ и сетей, способных остановить интеграцию заокеанских сетей на территории Австралии. Это тоже была политика. Только планировалось не отказывать в доступе корпорациям, а просто сделать их технологии неприменимыми. Если смотреть глубже, то это, по сути, был завуалированный военный проект, призванный обезопасить территорию страны от нейронных сетей глубокой интеграции.

Двухуровневый язык программирования развивался медленно, но обещал полную подмену восприятия, когда человека можно будет запереть в нейронной камере, размеры которой будут проектироваться ему в мозг, и он не сможет переступить установленные границы. Таким же могло стать и оружие – несуществующий нож протыкает сердце, и организм воспринимает смерть, как единственно возможную реальность. Для подобного оставалось лишь решить проблему нейронной передачи энергии, достаточной для того, чтобы ее могло использовать тело.

Поговаривали, что заокеанские концерны близки к тому, чтобы решить эту проблему. Конечно, это были всего лишь слухи, но когда-то слухами были и нейронные наркотики, создание которых заокеанские корпократы отрицали. Наркотики появились сразу, как только мир покрыли первые примитивные нейронные сети, способные транслировать рекламу и созданные реконструкции тех или иных событий непосредственно в мозг. Мир украсился вымышленными образами. Программы для нейронных модуляторов множились, выходили из-под контроля в своем необъятном разнообразии. Их использование было подобно снам наяву, когда ты понимаешь, что спишь и можешь контролировать свой мир, быть его хозяином, выбрав нужную тебе реконструкцию событий, в которых ты хочешь принять участие.

Технология принадлежала военным. Они планировали использовать ее в качестве боевых тренажеров, но проект потерпел крах – не было атмосферы реальности. Солдаты не чувствовали опасности, адреналин не вырабатывался. Паника, потеря контроля – все это было не о новых симуляторах. Военные отказались от проекта, выбросив его на рынок корпократических стран, а сами взялись за исследования его более сложной и совершенной части.

Предполагалось поднять восприятие человека, подключенного к нейронному модулятору, до уровня абсолютной реальности. Он должен был верить, что все происходящее с ним случается на самом деле. Так появились первые нейронные наркотики, призванные обострить чувства и восприятия. Но мозг человека, после приема этих наркотиков, отказался подчиняться логике реконструированных программ. Нейронные трипы стали произвольным набором сознания, не поддающимися контролю.

Под итог военные, проведя ряд безуспешных исследований, решили отказаться и от этого проекта. Но нейронные наркотики уже заполонили рынок. Это была настоящая эпидемия, совладать с которой удалось лишь радикальными мерами, предусматривающими максимальное наказание за распространение и употребление нейронных наркотиков. Мир заокеанских корпократов и тоталитарной, аморфной Европы вздрогнул и успокоился. После говорили, что эпидемия была третьей стадией проекта военных, и прекратилась потому, что военные остановили выпуск нейронных наркотиков, но этого так и не удалось доказать.

Информация, которую получал об этом периоде Родион Васнецов в бытность работы на Север, сильно разнилась с информацией, полученной в Австралии. Последняя содержала кучу технических деталей и не несла в основе пропаганды. После жизни на Севере, вообще сложно было привыкнуть к отсутствию пропаганды. Особенно сложно было Васнецову озвучивать и предлагать собственные решения тех или иных проблем.

На Севере тек-инженер был механизмом, выполнявшим строго определенные функции. Инакомыслие наказывалось, свободомыслие порицалось. Ты – шестеренка, которой показали где стоять и какие шестеренки крутить. Об остальном думать запрещается. Об остальном подумают отцы-основатели. Здесь все было иначе. И еще эта система поощрения и бонусов!

За свое первое же открытие, способное незначительно улучшить нейронное соединение местной сети, Васнецов получил повышение и настоящую живую собаку. Дети кричали так громко, а радость их получить в подарок пса была такой чистой, что Васнецов едва не прослезился.

Позднее он чуть не прослезится, когда его дети будут рыдать над мертвым телом их питомца. Это будет эхо прошлого. Заласканный пес увидит незнакомца с наколкой эполет на плечах и звездами на локтях и подбежит к нему, виляя хвостом. Незнакомец достанет нож и ударит им пса трижды. Незнакомец с идентификационным номером Севера Т-6-Е-34-45871. Нормальное имя он не захочет взять, даже после того, как сбежит с территории трещавшего по швам северного левиафана.

Незаконный эмигрант. Его поймают три дня спустя в отеле недалеко от комплекса, где работал Родион Васнецов, благодаря системе распознавания лиц, которая будет проверять по базам данных всех, у кого отсутствует жидкий чип идентификации социального статуса, интегрируемый местным жителям по окончании школы, а приезжим сразу после того, как они получают гражданство.

Идентификаторы были позаимствованы у Свободного Токио еще до того, как его политическую обстановку начало лихорадить, и предполагали упростить определения человека в обществе. Баллы социального статуса, которые использовало Свободный Токио, были заменены валютой Австралии. Система идентификации регистрировала покупки и штрафы, списывая имевшиеся на счету человека сбережения. Интеграция жидкого чипа не была обязательной, но в неспокойной атмосфере, когда мир стоит на грани новой войны, системы более тщательно относились к распознаванию лиц и определению личности тех, у кого не был установлен идентификатор социального статуса. Так и попался Т-6-Е-34-45871.

На допросе он назвал Родиона Васнецова политическим преступником, заявив, что подвергся распаду личности в коррекционной тюрьме, где использовали нейронные программы, разработанные в отделе Васнецова. Нейронная пресса Австралии подхватила новость и раздула до размеров национального скандала. Прежде чем официальные представители правительства опровергли обвинения, дом Васнецова несколько раз подвергался вандализму.

Маргарита Васнецова заявила мужу, что не может жить в атмосфере постоянного страха, забрала детей и ушла сначала в отель, а месяц спустя к другому мужчине.

– Хочешь увидеть детей, подай на меня в суд, – сказала она.

Родион не стал судиться – не было у него ни времени, ни желания. Хватило с него и судебного процесса над Т-6-Е-34-45871, которого суд признал виновным в убийстве собаки, и предложил на выбор выслать из страны или провести следующие двадцать лет в местной тюрьме. Т-6-Е-34-45871 выбрал тюрьму. Нейронная пресса опубликовала его последнее официальное интервью и забыла о нем. Забыл и Родион Васнецов, который ушел с головой в работу.

Пара служебных романов не нашли продолжения. Несколько проектов новых нейронных сетей вспыхнули и погасли. Отдел Васнецова закрыли, ученых расформировали. Васнецов присоединился к группе, занимавшейся анализом экспериментального военного вооружения современного мира. По сути, это было продолжением проекта по передаче энергии, необходимой сознанию для более глубокого восприятия нейронных образов, передаваемых в мозг. Только на этот раз никто не говорил о нейронных образах и реконструкциях. Энергия должна была стать оружием, разрушая человека на атомном уровне. В основе лежали бесконечные колебательные движения атомов, которые имеют разные скорость, частоту и направление перемещения.

Предполагалось, что новое оружие сможет изменить колебания атомов, объединенных в молекулы, образующих материальный мир. Подобное могло бы вызвать резонанс, способный выбросить объект, на который воздействует оружие, за пределы ограниченного законами физики мира. Исследования привели ученых к многомировой интерпретации в квантовой механике, предполагавшей условное существование параллельных вселенных, где действуют одни и те же законы природы, но которые находятся в разных состояниях. Ученые отталкивались от понятия, что в действительности существует лишь один реальный мир, единая волновая функция, разделенная на наблюдателя и объект наблюдения.