Текст книги "Желание верить"

История двадцать третья. Часы ночи (Так восходит солнце)

Когда тебе нечего делать, всегда можно предаться надеждам.

Роджер Желязны «Двери в песке»

Час первый

«Все. Конец», – думаешь ты, глядя на пару судебных приставов, застывших на пороге твоего дома. Мужчина и женщина. В дорогих костюмах, сшитых, скорее всего, на заказ. Наверное, с Земли. Да, там у тебя больше всего долгов. Хотя, может быть, и местные. На Марсе тоже несладко…

– Ты знаешь свой знак зодиака? – спросила как-то Кэнди.

Ты сказал:

– Нет.

Она выбросила мороженое в урну и побежала к информационной панели, чтобы вернуться, сообщив тебе, что ты – Овен.

– А Марс – это твоя планета! – хихикнула она. – Так что здесь у тебя все будет по-другому.

Но по-другому не вышло. Вообще ничего не вышло. Кэнди – и та укатила куда-то с местным собачником и парой кудрявых пуделей, не оставив даже записки. Лишь недокуренная сигарета дымилась в пепельнице, сверкая пурпурной помадой на белом фильтре, словно искушая тебя попытаться догнать ту, что только что ушла. Но ты просто лежал и слушал, как за окном урчит мотор старого «Плимута» и тявкают пудели на заднем сиденье. Какая разница? Что это меняет? Все когда-нибудь уходят. Все когда-нибудь кончается…

– Кэнди! – кричал ты, сбегая по лестнице. Но от Кэнди уже ничего не осталось. Пудели – и те были более внимательны, чем она, наложив на тротуаре две идентичные кучки дерьма…

– Нет. Все лучевое оружие закончилось, – сказал уличный торговец и предложил ржавый парабеллум.

– Он хоть стреляет? – спросил ты.

– Зато тяжелый, – пожал плечами торговец.

Ты взвесил его на ладони и кивнул.

– А история?

– Какая история? – спросил торговец.

– Ну, у каждого пистолета должна быть история.

– Девять миллиметров – вот его история, – оскалился торговец, вываливая на прилавок четыре патрона.

Ты заплатил ему триста кредитов и еще два скормил информационной панели за адрес собачника. Оставил ржавый «Мустанг» на тротуаре и постучал в дверь. Никто не открыл. Достал парабеллум и четыре раза от души саданул рукояткой по косяку, скалывая глянцевую поверхность.

«Бабах!» – громыхнул парабеллум. Вылетевшая из ствола пуля разбила фонарь, осыпав тебя градом осколков. В ушах зазвенело. Сердце вздрогнуло и остановилось. Четыре патрона лежали в кармане.

«Чертов торговец!»

Завывая сиреной, к дому подкатила машина служб правопорядка. Два лучевых пистолета нацелились тебе в грудь.

– Я не хотел ни в кого стрелять, – сказал ты офицеру в участке.

– Триста кредитов, – сказал он, – и я тебе охотно поверю.

– Пистолет отдай, – сказал ты, отсчитывая деньги.

– Гантель купи, и то пользы больше будет, – посмеялся он.

Ты вышел на улицу и поймал такси. Вернулся к дому собачника. Дождался ночи, разбил окно и пробрался внутрь. Ярко-красное платье Кэнди лежало на незаправленной кровати. То самое платье, которое ты купил ей в Прерии. Чуть выше – помада и косметичка. На зеркале над кроватью пурпурный отпечаток губ. На тумбочке журналы по содержанию редких видов собак. «Они что, читали их перед сексом? Черт!» Ты сел в кожаное кресло и закрыл глаза. Да. Самое время подумать и переосмыслить прожитое…

Час второй

– Вы Сержи Плант? – спрашивает тебя мужчина в спортивном костюме. Вспоминаешь судебных приставов и думаешь, что день только начинается. – Выйдите, пожалуйста, из машины, – говорит мужчина.

– Сколько я вам должен? – спрашиваешь ты.

– Уже нисколько, – говорит он, садится в твой «Мустанг» и уезжает.

Стоишь в клубах пыли, вспоминаешь парабеллум и кричишь мужику, что в следующий раз пристрелишь его, если попробует сунуться к тебе. Но следующего раза не будет. В карманах восемнадцать кредитов и копия расписки, которую дали тебе приставы. Может, сбежать на Сатурн? Скармливаешь информационной панели два кредита и узнаешь стоимость билета.

– На кой черт мне твой парабеллум? – спрашивает уличный торговец.

Говоришь, что три дня назад он был его.

– И что?

– Забери назад, – говоришь и объясняешь, что нужны деньги на билет.

– Тридцать кредитов, – говорит он.

– Я брал за триста, – говоришь ты.

Он пожимает плечами. Возвращаешься в квартиру собачника. Холодильник пуст.

– Мог бы хоть пожрать оставить, – говоришь его улыбающейся фотографии.

Вспоминаешь Землю. Вот там у тебя была настоящая женщина и настоящая жизнь. Достаешь парабеллум. Да. А сейчас у тебя ничего уже кроме него нет. Если бы тебе хоть чуть-чуть повезло на Земле. Или здесь, в Прерии. Ведь ты же никогда не играл по-крупному. Да ты бы вообще никогда не сел за стол, будь альтернатива местным шахтам да рудникам на Земле! Но альтернативы не было. Никогда не было. И ни одна ставка не стала удачной! Черт! И все ушли. Даже Кэнди. С каким-то собачником… Чтоб ему пусто было!

Лежишь на кровати и смотришь брачные игры марсианских бульдогов. Думаешь о собачнике и улыбаешься. Его что, все это заводит?

«Сука!» – мысленно посылаешь привет Кэнди, и улыбка становится шире.

Если бы тебе повезло хоть раз, то все было бы иначе. Не так повезло, как в тот день, когда ты купил Кэнди это чертово красное платье, которое сейчас лежит рядом с тобой, а по-настоящему. Так, чтобы «раз» – и ты уже хозяин своей жизни. И все двери открываются, впуская тебя великолепного, и все женщины улыбаются тебе… Всего один шанс. Один маленький шанс…

Поднимаешься с кровати и, переполняемый надеждой, идешь в зал игровых автоматов. Черная полоса не может длиться вечно. Сегодня тебе повезет. Обязательно повезет…

Но снова везет кому-то другому. Прощай, Сатурн! Прощай, жестокий мир!

Идешь по ночному городу и думаешь о жизни. Может, собачник уже не вернется? Может, это и есть шанс? Продашь его дом. Погасишь долги. Или же ну к черту долги! Поедешь в Прерию, поставишь все на одно число, и пусть случай решает твою судьбу. А что потом? Потом можно будет выкупить дом собачника, рассчитаться с долгами и улететь на Сатурн. Терять-то все равно нечего!

Час третий

Желудок урчит. Открываешь банку собачьих консервов и ешь. «А в общем и неплохо». Запиваешь консервы стаканом холодной воды. Кубики льда ударяются о зубы.

На кой черт ты добавил их в стакан?! Пожимаешь плечами. Смотришь на телефон и ждешь звонка от Феликса.

– Собачник убьет тебя, если ты заложишь его дом, – сказал он часом ранее.

– У меня есть парабеллум, – сказал ты.

– Попробую помочь, – сказал он.

И вот ты сидишь, запивая собачьи консервы водопроводной водой, и ждешь звонка. Сигарет нет. Может, что-то осталось в пепельницах? Точно. Осталось. Кэнди никогда не докуривает. Табачный дым смешивается со вкусом помады. Вспоминаешь поцелуи Кэнди. Если особенно не заморачиваться, то с ней было не так уж и плохо. Как, впрочем, и с любой другой до нее. И будет после. Определенно будет…

«Дзинь». Поднимаешь трубку так быстро, как только можешь.

– Что за звуки? – спрашивает Феликс.

– Брачные игры марсианских бульдогов, – говоришь ты.

– Ты что, больной?

– Это собачника.

– Ну так выключи, а то у меня тут люди ходят!

Убавляешь звук, спрашиваешь:

– Так лучше?

– Немного.

Пауза. Думаешь о Прерии. Может, там, за столом, ты встретишь собачника и Кэнди.

– Я сплю с твоей бабой! – скажет он.

– А я играю на твои деньги! – скажешь ты, хотя нет, не скажешь. Ты ведь планируешь провернуть все, пока его нет. Ладони потеют…

– Дом уже заложен, – говорит Феликс.

Молчишь и думаешь, что это, наверное, тебе показалось. Как удар грома средь ясного неба. Нет. Не может быть. Скорее всего, где-то что-то упало, вот тебе и показалось, что это гром. Определенно показалось.

– Ты меня слышишь? – спрашивает Феликс.

– Нет. Извини. Что ты сказал?

– Дом уже заложен.

Черт! Не показалось.

– И что теперь?

– Откуда я знаю, – говорит Феликс.

– Что мне делать? – кричишь ты.

– У тебя есть парабеллум. – Он вешает трубку.

– Это нечестно, – говоришь ты гудкам. – А как же надежда? Последний шанс?

Но гудки молчат. Гудкам все равно. «Есть парабеллум». Бросаешь трубку. Нет. Подожди. Осторожно положи на рычаг. Вдруг Феликс перезвонит. Чертов пройдоха! Наверное, хочет снизить цену. Ладно. Ты согласен. Пусть заберет себе треть… Пять минут… Пусть забирает половину… Десять…

– Феликс? – спрашиваешь ты, прижимая трубку к щеке.

– Нет, это не шутка, – говорит он. – Нет, ничего нельзя придумать.

Снова гудки. Почему собачник не мог оставить пару сигарет?! Ну хотя бы в знак признательности! Черт! Вспоминаешь пепельницу на кухне. Да! Ты знал, что совсем не везти не может! Закуриваешь почти целую сигарету. Дым успокаивает. Достаешь парабеллум. На кой черт ты его купил?! Представляешь триста кредитов. Если поставить на самую дряхлую лошадь, то это примерно тридцать к одному. Три на три – девять, да еще три нуля… Ого! Да ни одна Кэнди не стоит этих денег! Черт! Какой же ты идиот! Такой шанс, а ты прошел мимо! И что теперь? Даже продать больше нечего. И тот торговец! Тридцать кредитов за парабеллум. Нашел дурака!

В животе снова что-то урчит. Но уже не голод. Чертовы собачьи консервы! Сидишь на унитазе и пытаешься зарядить парабеллум. Нет, ну один-то раз он уже выстрелил! И то как-то по-идиотски вышло. Вообще все как-то по-идиотски. Вся жизнь. Моешь руки, идешь в спальню и ненавидишь счастливых марсианских бульдогов.

«Щелк». Что это? Осечка? Проверяешь предохранитель, прижимаешь дуло к виску и снова жмешь на курок. «Щелк». Да что за жизнь такая?!

«Щелк! Щелк! Щелк! Щелк!»

«Зато тяжелый», – вспоминаешь слова торговца.

Сжимаешь парабеллум и метишься рукояткой себе в висок. «Бабах». Люстра осыпается хрустальными брызгами. Голова болит. Соседи разбужены.

– Шло бы все к черту! – говоришь и ложишься на спину. – Шло бы все к черту, – подушка мягкая и ты сонно зеваешь. – Шло бы все…

Час четвертый

Утро. Просыпаешься и выходишь на улицу. Никого. Ни одной души. Брошенная тележка с горячими сосисками брызжет ароматом аппетитных запахов. Продавца нет. Деньги в открытом ящике. Тринадцать кредитов. Оглядываешься по сторонам. Может же и тебе когда-то повезти, в конце-то концов! Прячешь деньги в карман и идешь дальше.

«Нужно было взять сосиску», – думаешь ты, вспоминаешь тринадцать кредитов и представляешь двадцать, а то и тридцать сосисок, которые ты сможешь купить теперь. И сигареты! И бутылку холодного марсианского пива!

Бар «Лагуна» открывается в десять. Смотришь на часы и дергаешь дверь. Закрыто. А говорят еще, что это ты безответственный! Идешь дальше. Плевать на «Лагуну». Ты вправе тратить свои деньги там, где тебе хочется. Если ты там, конечно, уже не должен. Черт! И почему в такие моменты получается, что ты должен везде и всем?! А там, где не должен, нет хорошего пива.

Останавливаешься, реагируя на кисло-сладкий запах солода. Откуда это? Ступени уходят вниз. Спускаешься. Дверь открыта.

– Эй, есть тут кто? – кричишь, ударяя ладошкой по барной стойке.

Тишина. Ни посетителей. Ни официантки. Ждешь пять минут. Сигареты на прилавке. Пиво в холодильнике. Тарелка с тунцом на подносе, который стоит прямо перед тобой.

– Кто-нибудь?! – кричишь еще раз, но уже не так громко. – Я поем, а потом заплачу, – говоришь очень тихо.

Берешься за поднос. А какого черта?!

– И сигареты возьму! И пиво…

Все. Сидишь за столом и куришь. Сытый. Холодное пиво греет руку. Не жизнь, а сказка. Может, еще бутылочку? Да, пожалуй. И снова никого. Мимолетные сомнения тонут в бутылке. Какие, интересно, здесь цены? Изучаешь меню. Десять кредитов как не бывало. Или же нет? Что если ты просто встанешь и уйдешь? Может, все просто празднуют чей-нибудь день рождения на кухне и забыли закрыть дверь?

– Я ухожу, – говоришь очень тихо, почти шепотом.

Поднимаешься по ступеням и выходишь на улицу. Все? Никто не бежит за тобой и не требует десять кредитов? Вот бы так каждый день! А может, это знак, что черная полоса закончена и теперь к тебе вернется все, что ты потерял?

Заходишь в зал игровых автоматов. Машины пиликают, переливаясь яркими цветами. Не стоит играть утром – посетителей нет, а ночную выручку извлекают часов в шесть. Но какого черта?! Тебе же сегодня везет! Скармливаешь автомату один кредит. Мимо. Еще один. Вишенка. Вишенка. Вишенка. Уже что-то! Утраиваешь ставку. Почти. А ну-ка еще раз!

– Проклятый автомат! – бормочешь ты.

За спиной хлопает дверь. Посетитель? Нет. Всего лишь ветер. Ну, давай же! Невезение кончилось…

Выходишь на улицу и думаешь о проигранных кредитах. Может, ты просто что-то неправильно делаешь? Может, стоит купить лотерейный билет один к тысячи? Или к десяти тысячам? Удача, она ведь такая странная штука. Возвращаешься в зал игровых автоматов. Говоришь:

– Мне нужен билет за пять кредитов.

Подходишь к кассе. Сколько там? Кредитов сто? Может, больше?

– Один билет, – говоришь ты, оглядывая пустое помещение.

Хватаешь деньги и бежишь. Кровь стучит в висках. Легкие разрываются. Кричишь, что сдаешься. Закрываешь глаза и ждешь. Минута. Вторая. Третья. Да. Похоже, сегодня действительно твой день.

Разжимаешь кулак и пересчитываешь деньги. Восемьдесят кредитов. Негусто. До Сатурна явно не хватит. Но утро какое-то странное. Определенно странное. Ни ревущих машин, ни вечно бегущих куда-то людей. Лишь несколько аварий, да и до тех, похоже, никому нет дела. Может, всех эвакуировали, пока ты спал? Ладони потеют. Сердце бьется сильнее. Где-то здесь был банк. Только бы успеть найти, пока о тебе не вспомнили.

Бежишь по улице, чувствуя, как открывается второе дыхание. Перепрыгиваешь через две-три мраморных ступени сразу. Распахиваешь двери. Рай! В открытом хранилище гуляет сквозняк, шелестя кредитами. Деньги в мешок. Мешок на плечо. Теперь в космопорт. Сатурн ждет тебя. Сатурн улыбается тебе. Может, Кэнди была права? И Марс действительно твоя планета? Но в космопорте никого нет.

Ну точно! Они же эвакуированы! Смеешься. Скорее всего, учебная тревога. Завтра все вернутся и ты сможешь улететь. Утром. Пока никто еще ничего не понял. А если они уже знают? Может, вернуть деньги и сказать, что это недоразумение?

Идешь по пустой улице и пытаешься взвесить все за и против. Вернуть? Оставить? Вернуть? Оставить? Вернуть?

Подходишь к банку и понимаешь, что не можешь. Даже если о тебе узнают, где они тебя найдут? Дома у тебя нет. Машину забрали. Никто ведь не подумает, что ты можешь быть у собачника?! Точно, никто. А уж он точно вернется не скоро. Может, ему вообще повезет в Прерии и он навсегда останется там. Да.

– Удачи тебе, собачник! – от души говоришь ты.

Заходишь в магазин и складываешь в тележку запас продуктов. Пусть ищут сколько угодно. Тебе плевать!

Час пятый

«Странно все это», – думаешь ты, бродя по пустому городу. Три дня. Пять. Десять… Что-то не так. Определенно не так. Может, угнать машину? Вон ту, например? Смотри, какой лоск! Да и ключи в замке зажигания.

Садишься и выезжаешь со стоянки. Теперь забрать деньги из дома собачника. Видишь? В багажнике еще много места. Может, заехать в банк и набрать еще? Выпей бутылку пива и подумай. Нет. Пожалуй, лучше не наглеть. Заправить полный бак и оставить этот странный город за спиной.

Час шестой

Большой одинокий Марс! Президентский номер в Прерии не радует. Ты побывал в овальном кабинете. И ничего. Нигде. Никого. Ты один. Электронный крупье пожимает руку и благодарит за игру. Восемнадцатый джек-пот уже ничего не значит. Играет музыка. Небо заливают фейерверки. Что будет через пять, через десять лет? Все сгниет. Все придет в упадок. Ты пытался связаться с Землей, но тебе никто не ответил. И глупо надеяться, что связь не удалась из-за твоей ошибки. Земля безлюдна. Сатурн безлюден. Марс безлюден. И ты один в этом огромном мире.

– Господи! – орешь ты, срывая горло.

– Ой, да ладно! – скрипит кто-то за твоей спиной.

Ты оборачиваешься. Видишь демона и спрашиваешь:

– Я спятил?

– Спятил?! – грустно удивляется демон.

Длинный красный хвост щелкает по пыльному полу. Ты протягиваешь руку и прикасаешься к нему. Мягкий. Теплый.

– Рога настоящие? – спрашиваешь демона.

– Рога-то? – он тяжело вздыхает. – Настоящие.

– И хвост?

– И хвост, – еще один вздох.

– Ну дела! – ты качаешь головой. Обходишь вокруг демона. Он сидит в позе мыслителя и ждет, пока ты налюбуешься им. – И что теперь?

– Откуда же я знаю, что теперь, – разводит руками демон и смотрит на тебя как-то пытливо, с надеждой. – Ты ничего не хочешь сказать, Сержи?

– Сказать? – спрашиваешь ты. – То есть покаяться в грехах?

– Да зачем мне твои грехи, – разводит он руками. – Скажи лучше, куда делись все люди?!

– Так ты тоже не знаешь? – спрашиваешь ты.

Демон обреченно бьет себя ладонью по лбу.

– Все! – говорит он. – Конец!

– Чему конец?

– Всему! – демон качает рогатой головой. Сидит и смотрит себе под ноги. – Искушать некого. В аду забастовки. Черт знает что! – он поднимает голову и смотрит тебе в глаза. – Ты правда не знаешь, что случилось?

– Нет, – говоришь ты и немного жалеешь его. Такой печальный взгляд.

– Плохо, – вздыхает демон. – Очень плохо.

– Да ладно, – пытаешься ты подбодрить его. – Не отчаивайся. Все будет хорошо.

– Не будет! – он бьет копытом об пол. – Как жить дальше?! Как?!

– Придумаете что-то другое.

– Придумаете что-то другое! – передразнивает демон. – Ты хоть представляешь, сколько законов придется переписать?!

– Не, ну все когда-то меняется, – говоришь ты.

– Это у вас все меняется! – кричит демон. – А у нас все записано в уставе!

– В Библии что ли? – спрашиваешь ты.

– Да ну тебя! – махает рукой демон.

– Ну извини, – говоришь ты.

– Отстань! – обижается демон.

– Да ладно тебе.

– Сказал, отстань! – он сидит и дуется на тебя. – Тоже мне умник нашелся! Все когда-то меняется! Гм!

– Да не обижайся! – говоришь ты. – Я тут вон сколько уже один. И ничего. – Демон молчит. – Ну, если хочешь, – ты пытаешься заглянуть ему в глаза, – можешь немного поискушать меня. И тебе работа, и мне не так скучно.

– Да кому ты нужен! – ворчит демон. – Тебя и раньше-то никто не искушал, а теперь и вовсе смысла нет.

– Так я что, святой? – спрашиваешь ты.

– Ага! Как же! Святой он! Ишь чего захотел!

– Ну, я тогда не знаю, – вздыхаешь ты.

– Еще бы ты знал, – ехидничает демон.

Час седьмой

Сидишь в президентском номере и играешь с демоном в шахматы.

– Мат! – говорит демон и царапает на стене трехсотый крестик.

– Круглая цифра, – отмечаешь ты.

Демон махает рукой и тяжело вздыхает.

– Все равно ты не умеешь играть.

– Ну давай в карты, – предлагаешь ты. Он показывает на другую испещренную крестиками стену. – У тебя просто больше опыта.

– Да ты и у людей ни разу не выиграл, – говорит демон.

– Зато мне везло с женщинами.

– Это когда же?! – демон смеется.

– Нет! Но ведь были же нормальные.

– Не было, – он качает головой. – Не-бы-ло…

И вот тут тебя осеняет.

– Женщину, говоришь? – спрашивает демон.

– Можно из ада какую-нибудь блудницу, – осторожно заходишь ты.

– Из ада нельзя. Там и так сейчас недобор.

– Ой, да брось! Столько лет набирали, а сейчас вдруг недобор?!

– Так списываем, – разводит руками демон. – Думаешь, ад резиновый?!

– Ну хоть на часик, – канючишь ты. – Друг ты мне или не друг, в конце-то концов?!

Час восьмой

Лежишь в кровати и куришь.

– Доволен? – спрашивает демон.

– Как хоть ее звали-то? – спрашиваешь ты.

– Кажется, Максина, – пожимает он плечами. – Мог бы вообще-то и сам спросить.

– Да я как-то другим был занят.

– Да видел я.

– Видел?!

– Ну, я же демон.

– А. Ну да.

– Может, в шахматы? – предлагает он.

– А может, съездим куда-нибудь? – ты вспоминаешь пару «Феррари» на стоянке. – Вроде еще не заржавели.

Вы летите по пустым улицам, и ты спрашиваешь демона о Максине.

– Не знаю, – говорит он. – В конторах сейчас такая неразбериха, что ни одного личного дела не найдешь. Все передано на повторное рассмотрение в Божий суд.

– Значит, теперь ее, может, и в рай отправят?

– Теперь уже нет, – говорит демон. – Сам понимаешь, правила досрочного освобождения и все такое…

– Так значит, из-за меня она теперь останется в аду?

– Да она, в принципе, и сама хотела. Говорит, уже привыкла. К тому же ты ей понравился.

– Вот это да! – говоришь ты. – Такого еще ради меня ни одна женщина не делала.

– Польщен?

– Да как-то жалко ее. Из-за меня и в ад…

– Ну, в аду не так уж и плохо, – говорит демон. – К тому же мы ведь не знаем, какая у нее была прежняя жизнь.

– Нет, ну все же могут ошибаться.

– Могут, – соглашается демон, а на следующий день говорит, что ему поступило более сотни заявок от женщин, желающих предаться с тобой земным утехам.

Час девятый

– Почему ты снова выбрал меня? – спрашивает Максина.

– Не знаю, – говоришь ты. – Может, уже привязался.

– Всего за час?!

– Думаешь, так не бывает?

Вы занимаетесь любовью, а потом вместе принимаете ванну.

– Хорошо тут тебе, – говорит Максина. – Делаешь что хочешь. Живешь где хочешь. Спишь с кем хочешь… – она плачет, и ты успокаиваешь ее…

– Да не верь ты женщинам! – говорит демон.

– Да что ты понимаешь в этом?! – возмущаешься ты.

– Да уж побольше твоего! – обижается он.

Вы не разговариваете пару дней, а может, недель или месяцев…

– Хочу Максину, – говоришь ты.

– Сначала извинись, – дуется демон…

Ты лежишь с Максиной в постели и говоришь, что знаешь, как ей помочь.

– Это правда? – спрашивает она, прижимаясь к тебе теплым телом.

– Мы можем сбежать. Уехать далеко-далеко отсюда. И нас не найдут.

– А если найдут? – ты чувствуешь, как дрожит ее тело.

– Ну, демон же мой друг, – говоришь ты, обнимая ее.

– Не верь ему! – шепчет Максина. – Там, в аду… – она замолкает и тихо плачет, уткнувшись тебе в плечо…

Час десятый

Сидишь в доме собачника и сжимаешь в руке парабеллум.

– Я должна была тебе рассказать, – говорит Максина. На ней надето красное платье Кэнди. Убитый тобой демон лежит у ваших ног.

– Он был моим другом, – шепчешь ты. – Моим единственным другом.

– Он хотел разлучить нас!

– Он хотел помочь мне!

– Ненавижу! – кричит Максина, пиная демона ногой.

– Не смей трогать его! – кричишь ты.

– Ты этого хотел?! – верещит она, вырывая из остывающей руки демона список заявок всех женщин, которые претендовали на то, чтобы занять ее место. – Этого?!

– Заткнись!

– Думаешь, они лучше меня?!

– Заткнись!

– Думаешь, лучше?!

«Бабах» – вносит свое неоспоримое слово твой парабеллум в этот нескончаемый спор.

Красная кровь расползается по красному платью черными пятнами. Выходишь во двор и хоронишь демона и Максину. Земля твердая, и, пока ты пытаешься выкопать две могилы, есть время, чтобы подумать. Хотя времени у тебя и так завались… Одинокого, бесцельного времени…

Час одиннадцатый

Бородатый старик сидит на кровати и сокрушенно качает головой.

– Подумать только, – говорит Бог. – Последний человек и так облажался.

– И что теперь будет? – спрашиваешь ты.

– Откуда же я знаю, что теперь будет. Дьявол придет к власти. Ангелов свергнут с небес. Сера сожжет райские кущи. Грешники надругаются над праведниками, – он смотрит на тебя и плачет. – Вот что будет, дитя мое, – и боль его невозможно выносить.

«Бабах!»

Час двенадцатый

Собачник обнял Кэнди и поцеловал в сочные губы.

– Подумать только! – сказала она, разглядывая мертвое тело бывшего любовника, застывшее на кровати. – Он даже после смерти продолжает портить мне жизнь!

– Его скоро увезут, – сказал собачник. – А кровать… Кровать мы поменяем.

– А может, дом… – Кэнди вспомнила джек-пот в Прерии. – Я люблю тебя, – сказала она собачнику.

– А я тебя, – сказал он, обнимая ее за плечи.

Они вышли во двор и покормили марсианских бульдогов. И яркое солнце улыбалось им…

– А что же с тобой? – спросишь ты.

– А ничего, – скажу я. – Пустота и темнота. И, может быть, партия в шахматы длиною в вечность. Партия, в которой, как бы хорошо ты ни играл, все равно не выиграть. И демон будет ставить все новые и новые крестики на стене. И не будет этому конца…