Текст книги "Бабло пожаловать! Или крик на суку"

4. Вторая встреча

Женский нрав круче Бога;

Поверь в Него и это уже вас сблизит.

Последние метров сто до Алики, Рамсес пытался ее веселить: он изображал бег вприпрыжку и чередовал широкую улыбку с кривляньями. В подобные минуты гримасничества, изящный (от того значимый) нос в сочетании с широкой улыбкой, делал лицо Рамсеса по выразительности, как у Буратино (отдаленно, конечно, и то, если напрячь фантазию). От рождения, будучи высоким жгучим брюнетом, с карими глазами и лицом оливкового цвета, Рамсес выглядел безукоризненно. И он впечатляюще играл на чувствах: особенно выделялась надменная, бесстрастная манера поведения. Но, когда Рамсес проделывал такое с улыбкой (в сочетании с носом), то подобное кривляние как-то не вязалось с ним, что вызывало, у знающих его, как минимум, улыбку. Поэтому при надобности, он этим пользовался.

Алика продолжала стоять у подъезда и невозмутимо холодно смотрела. В этот раз, не найдя в поведении ничего смешного, она лишь приложила смартфон к уху и закатила глаза.

Лицо у Алики выражало раздражение. От чего красивые тонкие очертания лица с белым цветом кожи дополнились красневшимися щеками. Лишь золотистый цвет выкрашенных объемных волос, наряду с широким, красиво повязанным, шарфом в оттенках золотой осени, да белая короткая куртка, – излучали радость. И то, благодаря яркому солнцу, а не настроению обладательницы сего.

– А ты, почему с сотовой связью? – спросил Рамсес у нее с иронией в голосе и с шуточной заявкой на претензию, когда подошел.

В ответ Алика покривила уголком рта: она равнодушно стояла с аппаратом связи у уха в ожидании ответа абонента, но глаз не сводила с Рамсеса – буквально испепеляла взглядом и предательски молчала.

– Сама же говорила: увеселительная прогулка без телефонов и, о, блин, часов! – Рамсес прервался и, театрально подыгрывая, ладонью шлепнул себя о лоб. Он, как комедиант, вскинул руку и торжественно заявил: – Вот, с часами я забыл расстаться! Знать, и я не без греха! Ну, что ж, считаем мы тогда – ошибка та простительна была!

Шутка не вызвала триумфа, хотя бы в уменьшенной форме, и от Алики не стоило ждать оваций.

Рамсес перестал паясничать и обратился серьезно, без тени иронии в голосе:

– Привет! Извини за опоздание. Обстоятельства вмешались.

Алика не дала поцеловать себя в щеку:

– Ты опоздал на пятнадцать минут!

– Не специально. Если честно, максимум бы, опоздал на пять-семь минут.

Она слегка закатила глаза и в недовольстве сжала губы.

– Мне пришлось помогать Дауну.

– Ко-му?!

Удивлению Алики не было предела – она отменила звонок (так и не дождавшись ответа абонента) и уставилась на Рамсеса, в ожидании, казалось бы, очевидного ответа, при этом находясь в изрядном напряжении.

– Парень с синдромом Дауна, – неуверенно произнес он: смутило откровенное во взгляде Алики недопонимание.

– Скажи, пожалуйста, в дополнение, что ты этого Дауна еще и вылечил! – вызывающе заявила она и, переведя дух, ухмыльнулась, таким образом, желая разрядить свой легкий шок.

– Ну, почему же? – вопросил Рамсес и хотел уточниться. – Нет. У парня украли iPad, а я…

– IPad? – перебила она, вновь погружаясь в нервическое удивление. – Да, какой к черту iPad может быть у дебила?! Ты держишь меня за круглую дуру? Если и готовился шутить на чем-либо в оправдание, так придумал бы что логичнее. Ты!.. Ты сам, как даунский iPad!

Распираемая злостью, Алика швырнула смартфон и ключи от машины в небольшой почти декоративный рюкзачок под цвет куртки. Она молча развернулась и быстрым шагом поспешила в направлении к станции метро, чтобы успеть к назначенному времени и с новыми знакомыми, таки, прогуляться в лесу.

В течение года, общаясь с ней, ему было проще и удобней оставить «тему» (ныне «о Дауне») и попросту помериться – в зачет опоздания.

Догнав Алику, он поравнялся с ней, рукой нежно обнял за плечи и, как ни в чем не бывало, располагающе улыбаясь, подстроился к торопливой ходьбе.

Ныне отторжения с ее стороны не последовало.

– А ты, куда звонила? – обыденно, спросил Рамсес.

– Хотела заказать такси, – почти пробубнила она.

Рамсес предположил, что она готова перейти на другой уровень обиды, как это бывало частенько, с характерной ноткой детской непосредственности.

– Ну…теперь все в прошлом? – неуверенно спросил он.

Алика слегка пожала плечами.

Тогда Рамсес начал ее хвалить. Он давно уяснил, что похвала для Алики – это жизненная необходимость, без которой она могла бы и погибнуть. И это было настолько для нее важно, что, когда ее не нахваливали другие, она прославляла себя сама. Но в этом не было ни капли напыщенности, когда возносишься до небес. Просто, об очевидном для любой девушки Алика старалась не умалчивать, если, конечно, долгое время не слышала похвалы.

Вообще она являла в себе много интересного. Настолько, что поначалу именно поэтому Рамсес проявлял к ней интерес – интерес профессиональный. Это прозвучит не корректно, но он заигрывался с ней, как на бирже: руководствуясь знаниями поведения толпы, Рамсес анализировал текущую ситуацию – как внутреннее обеспечение, так и безотказно организованную жизнедеятельность Алики – и пытался предугадывать ее дальнейшие шаги.

Алика тоже была логик. Вместе с тем, она относилась еще и к везунчикам, что в значительной мере рознило ее с Рамсесом. Но, эти два понятия в ней, как в девушке, противоречили друг другу. Как логик, Алика хотела спланировать все, но, одновременно, как везунчик, она надеялась только на удачу. Благодаря этому сочетанию, не так давно Алике перешла в собственность квартира, которую она до этого снимала.

Внезапно Алика остановилась и повернула голову к Рамсесу.

– Скажи мне, вот, почему сегодня должен был так начаться день? – заговорила она с тем же раздражением в голосе, с чего началась встреча.

Несмотря на опоздание, терпению Рамсеса подходил конец!

– Алика, к чему опять это начинать? Прошу тебя, я ж не виноват, что у Дауна…

– Да вот в том-то и дело, – перебила она в еще большем негодовании, – ты, вместо того, чтобы извиниться, решил позабавиться, да еще и затронул тему «Даунов»? Знаешь что? Оставь меня в покое, а то ты основательно испортить мне сегодняшний день!

Из-за неожиданного поворота событий, Рамсес, словно вспоминая русскую речь, смог лишь развести руки и, неумело отыскивая оправдание вроде как, непонятно чему, попытался заговорить:

– Но…

– Рамсес! – требовательно обратилась она.

– Что, Алика? – перебивая, тут же ответил он и, словно вспомнив родной язык, на повышенных тонах предложил: – Хорошо, давай все забудем и скорей уже отправимся на этот чертов променад, коль скоро я к тебе пришел!

Алика презрительно усмехнулась. Она недоверчиво покачала головой и тихо произнесла:

– Это еще, кто, к кому пришел?

Рамсес взялся руками за голову от переизбытка недопонимания, глядя на то, что происходило с настроением подруги.

– Алика, правда, давай попросту поедем в лес! – нервничая, почти умолял он.

На что она ответила по-прежнему спокойно, пристально посмотрев в его глаза:

– Тебе никогда не приходило в голову, как сильно ты меня любишь? В смысле, не просто вспомнить о том, что я у тебя есть, когда образовалось «окно» в работе, а по-настоящему, не думая больше ни о чем, а лишь о нашей любви.

Смена в ее настроении окончательно запутала Рамсеса и столь стремительные перемены за весьма короткий срок, были совершенно ему новы.

– Мне редко удается побыть одному и без работы, – ответил он, старательно подражая спокойствию подруги.

Пока Рамсес подбирал слова и нащупывал правильный дальнейший ответ, так и не понимая, к чему она клонит, Алика заговорила:

– Хочешь сказать, ты совершенно не бываешь один?

– Почему же? Но, в силу того, что необходимо… Послушай, – обратился Рамсес, отказываясь понимать ребусы любимой, – к чему именно сейчас надо говорить обо всем этом, когда мы опаздываем?

– Видишь, даже, когда я говорю о любви между нами, ты только и можешь сказать, что «обо всем этом», а уж, когда ты произносил слово «люблю», так я и вовсе этого не помню.

– Чего ты еще не помнишь? – окончательно вышел из себя Рамсеса.

Алика демонстративно сделала вид, что задумалась:

– Ты знаешь, это, смотря при каких обстоятельствах?

– Допустим, когда я опаздываю к тебе? – спросил он и, в силу того, что продолжал нервничать, это выглядело, как насмешка.

– Когда ты опаздываешь ко мне, я заметила одно – даже не смотря на то, что мы мало видимся, ты не спешишь! Допустим, почему бы тебе заранее не отложить дела, чтобы выйти загодя? То, чем ты занимаешься – никогда не переделать. Помню, я как-то долго тебя ждала, все стояла у окна и смотрела во двор. Был вечер. Молодая пара, стоя на тротуаре под слабым желтым светом уличного фонаря, мило держалась за руки и никак не могла расстаться, – Алика благодушно улыбнулась. Было видно, как она сдерживает себя, чтобы не расплакаться. – В тот вечер, ты так и не пришел. Лишь позвонил и сразу начал говорить, что это из-за работы и, как всегда, ты отшучивался.

Вид Алики, у которой вот-вот могут навернуться слезы, не вызвал у Рамсеса чувство жалости – настолько много, как полагал он в эти минуты, всего накопилось между ними. Поэтому, впервые, он решил, что сейчас же должен расставить все точки над i.

– Хорошо. Подобно тебе, я тоже могу подмечать! Мы с тобой хоть и живем в одно и то же – общее – время, но иногда ты все же переходишь в иное измерение, которое ты создаешь для себя на миг. И вот тогда-то ты смело позволяешь себе быть чуточку другой. А происходит это ровно в тот момент, когда тебе так проще, нежели постараться понять меня! Кстати, в отличие от тебя, я не хитрю и собираюсь идти с тобой в лес, как этого захотела ты! И…

Не желая слушать, она перебила его, словно бы понимала, о чем намерен говорить возлюбленный и дальше:

– Не волнуйся! Я поняла тебя полностью. Ты можешь больше не утруждаться на день сегодняшний, потому как я столь всецело тебя поняла, что без особых ухищрений смогу пояснить моим друзьям уважительную причину отсутствия тебя. Урод!

Рамсесу казалось, что Алику в скором времени затрясет – настолько сильно она разнервничалась. Пожалуй, ему никогда не приходилось видеть ее в таком состоянии.

Он хотел прикоснуться к ней, но Алика резко одернула руку.

– И это уже не обсуждается, – твердо, бескомпромиссно, умело, как во время деловых переговоров, заявила она: буквально не оставляла шанцев обдумывать информацию и собеседники шли на поводу услышанного. – И не иди за мной! И не начинай дурацкие шутки! И не делай даже попытки приблизиться ко мне! И, и, и… – выпалила она напоследок.

Алика резко повернулась и начала быстро удаляться от потрясенного Рамсеса, который никогда до этого не видел ее такой.

Он стоял в полнейшей растерянности, словно бы прозвучала автоматная очередь (но из букв «и») в его сторону, а «выпущенные пули-буквы», как в замедленной съемке, находились на подлете к груди, а за ней их целью являлось сердце.

– Н-да, – протянул задумчиво Рамсес, оставаясь на месте и взглядом провожая подругу, – В детстве, с мамой, было проще.

За год знакомства, это была первая серьезная размолвка в отношениях. Ничего подобного до сей поры, не было, так – типичные неурядицы. Сейчас же Рамсес не знал, как ему поступить. Догнать и еще больше извиниться? Либо, как и прежде, расхвалить? Или же, и впрямь, необходимо оставить ее в покое?

Она завернула за угол дома и скрылась из вида. Желание догнать, у Рамсеса, это не вызвало.

Ему сильно захотелось курить. Он знал, что за углом, за которым «исчезла» Алика, находится табачный киоск. Предвкушая первую затяжку, Рамсес все же повернулся в противоположную сторону и направился обратно – туда, откуда только что пришел. Ему впервые не захотелось снова начинать разговор с Аликой (как частенько он это делал, пока не добивался расположения) – если бы все повторилось, ему точно бы не хотелось одиноко стоять рядом с сигаретным киоском: табачный посол внутреннего перемирия мог оказаться весьма некстати и он бы непременно закурил.

Рамсес поймал себя на мысли, что сегодня ровно шесть месяцев, как он бросил курить. Произошло это благодаря Алике. Точнее условностям, которых она насчитывала пять.

Почему-то из всей массы психологов, кто соревнуется в доказательстве правоты подходов к браку, Алика выбрала американскую женщину. И, до встречи с Рамсесом, она свято руководствовалась в выборе избранника теми условностями, что были предложены на суд читателя в книге. Но и, когда она влюбилась в Рамсеса, Алика не смогла отказаться от (всего лишь) теории, как вести себя, чтобы появился успешный, (не меньше чем!) партнерский союз для будущего удачного брака. Рамсес предлагал ей теперь поменять концепцию. Пойти дальше – и союз состоялся и свадьба была не за горами. Но книга пережила второе рождение в глазах Алики сродни священному писанию, как любил шутить Рамсес.

Ко всем пяти пунктам он относился никак. По принципу – это увлекает ее, и ладно.

На первом месте у Алики было следующее. От начала возникновения отношений до брака должно миновать не менее одного года и непременно с проживанием на разных территориях. Справедливости ради, необходимо отметить, что последнее ему подходило в полной мере – он и сам до конца еще не определился в чувствах.

Далее следовала статусная политика – мужчина и женщина должны представлять один социальный слой, где, среди прочего, наличие равного материального положения играет ключевую роль. А с началом близких отношений, Алика, можно сказать, с одержимостью увлеклась идеей, сравняться с избранником по статусу – и в материальном, и в профессиональном плане. Этим же пунктом значилось – одинаково категоричное отношение к курению. Вот только с тем фактом, что Рамсес – коренной москвич, а она всего как несколько лет перебралась из глубинки в столицу, с этим уже ничего нельзя было поделать. С подобным можно лишь только смириться и обоим прикидываться, будто абсолютно все пункты наметившегося союза «согласованны» с теорией американского психолога – женщины.

Продолжался же перечень совсем непонятными ему суждениями по части любви. Он никогда не анализировал на эту тему, а просто – без сантиментов – знал, что есть любовь: разная, всякая. Но, когда он «столкнулся» с американским психологом-женщиной, ему показалось, что речь в книге идет о чем угодно, только не о браке и любви. А, допустим, о совместном времяпрепровождении по интересам, по расчету, в конце концов, по дальновидности, но никоим образом не о союзе по любви!

Так, вслед за двумя пунктами, Алика должна была непременно выбрать мужа близко по возрасту. В случае же с Рамсесом разница между ними составляла пять лет. И, как тут быть, если ровно настолько она старше двадцатипятилетнего Рамсеса и они полюбили друг друга? По этому поводу в книге ответа не было.

Согласно следующему «предписанию», Рамсес с трудом бы попал под прицел к любой девушке, потому как муж не должен быть более красив, нежели она сама!

И, наконец, последним, как некая (согласно риторике) оригинальная мысль автора, значилось то, что Рамсесу понятно априори. Вот все, что угодно можно было отыскивать, подбирать и стараться еще, чтобы найти, но, это подходило всем без исключения брачным союзам. Муж и жена должны дополнять друг друга. Поэтому они обязаны быть противоположными! Иного Рамсес никогда и не знал. Как еще мог один чего-либо добавить другому, если по характеру супруги абсолютно единодушны по всем вопросам?!

Упоминание о последнем, вызвало улыбку у него. Именно потому, что они разные, Рамсесу так сильно не хотелось ехать на эту прогулку за город, что Алике пришлось всю неделю на ней настаивать, дополняя любимого пониманием.

Думая, естественно, о ней, Рамсес не заметил, как вышел на прямую тропинку, по которой приближался к одинокой скамейке – месту, послужившему отправной точкой к развитию других событий, нежели тех, что были заложены им со вчерашнего вечера на этот предстоящий день.

5. Встреча третья

Начало нового отчета.

Рамсес остановился у скамьи и огляделся – на сей раз, в утренние часы выходного дня, здесь никого не было. Он подумал, что, пройди он тут сейчас, ничего бы из того, что произошло с Аликой, не было! Даже, если он опоздал бы на пять минут, она бы его простила: Рамсес постоянно был загружен делами, рабочий день заканчивал глубоко за полночь. А подруга смерилась с минутными опозданиями, особенно по утрам.

Он сел на скамейку, как вдруг, его посетила неожиданная мысль и он принял позу того парня-Дауна, как запомнил ее со спины. Не клоня головы, Рамсес выпрямился, а взгляд зафиксировал перед собой. Он задумался, о чем размышлял в те минуты парень, но тут же осекся: а способны ли вообще «раскидывать мозгами» люди с синдромом Дауна? Он усмехнулся, подумав, что, не смотря на знания, ему мало что известно об этих людях.

– Ну, да ладно, – сказал он вслух, не меняя принятого положения.

Рамсес решил, что на сегодня хватит негатива и прикинул, с чего он может начать, чтобы зарядиться позитивной энергией. Во-первых, Рамсес в удовольствие распрямил плечи. Затем он желаемо прогнулся в груди и начал продолжительный вздох, наполняя легкие осенним, прохладным по утрам, воздухом.

Рамсес почувствовал, насколько был не прав, внутренне сопротивляясь экскурсии в лесу, которую спланировала Алика.

Зарождение солнечного дня благоволило общению с остывающей с лета природой.

Он закрыл глаза. Решая продвинуться в чувствах к естеству, Рамсес буквально ощутил холодное дыхание осени. Ему захотелось отдалиться от повседневности и непременно сейчас забыть об Алике.

Удивительная эмоция переполняла – он не мог теперь видеть, и потому Рамсес по памяти охотно воссоздал лес, который словно бы задумался в преддверии холодных дождей с последующими вьюгами. Потому, как молчала природа, он вообразил, что лес грустит перед долгим зимним сном. В фантазиях Рамсес испытал блаженство и подумал, что вот оно, то мгновение, когда можно рассуждать о смысле жизни и предназначении себя на Земле.

Но тут же отчего-то он засмущался, оттого спохватился и открыл глаза.

Лес стоял, как обычно: всем видом узнаваемо указывал на осень и только. Ему стало неловко самому перед собой за вымысел, видя, что лес, придуманный им, ничего не источает, а просто стоят стволы и раскинуты кусты без листьев на ветках.

Привычное состояние возвращалось. Фантазии и сомкнутые веки не мешали смотреть на осенний лес, залитый солнцем. Рамсес вновь вспомнил о подруге. Точнее, то, что между ними произошло.

Безусловным было одно, ее поведение для него ново и непривычно.

Он подумал, как поведет себя она в лесу во время прогулки? Но почти сразу переключил внимание только на Алику – безо всякого леса и, тем более, ее поведения в нем.

Сегодняшний променад в лесу не был случайным. Благодаря женственности и темпераменту, а главное для реализации планов и высоты самооценки, Алика познакомилась с небольшой группой успешных и, все, как один, коренных москвичей. Они, в бытность свою, в какой-то скучный, одинокий, но прекрасный день начинали пропагандировать общение с первозданной природой без оглядки на цивилизацию. Что, по мнению Рамсеса, более походило на разновидность гламурной жизни, нежели имело прямое отношение к потугам в мыслях исключительно о природе без современных достижений. Чему вторило и название «лесной променад», а не самая обычная прогулка в лесу без затей.

«Кстати, – подумал он, – что, если она так настаивала на моем присутствии в «лесном променаде», потому, что я тоже коренной москвич и более ей от меня ничего не надо было?..»

Он сокрушенно вздохнул.

Прогулки практиковались по выходным, и только время от времени из-за плотного рабочего графика участников, но, не менее чем раз в квартал. Они выезжали за пределы столицы, там гуляли по тропинкам в лесу и за общением коротали время. Но была отличительная особенность – каждому запрещалось иметь признаки цивилизации: сотовые телефоны, часы и т. д., тем более автомобиль; в общем, ничего кроме воды.

Рамсес считал себя успешным пользователем современных благ и с трудом принимал любой из подобных лозунгов «без оглядки на цивилизацию». Но в данном конкретном случае мнение Рамсеса по поводу прогулок в лесу, для Алики носило риторическое обращение и только. Ей необходимо налаживать более близкие контакты с потенциальными партнерами по бизнесу и этим у нее в жизни обуславливалось абсолютно все!

Рамсес продолжал думать о ней, вместе с тем, пытаясь найти оправдание тому, что же утром произошло между ними?

Во время первого знакомства, специфическим признаком характера Алики была благородная содержательность деловой женщины: требования к макияжу, к одежде, к способам ведения переговоров для высокого и приземистого статуса (что, несколько различается) и т. д., помимо этого, она выделялась модными деталями в подходах к ведению бизнеса.

Познакомившись ближе, Рамсес понял, насколько она отличается от той – «другой» вумен-Алики, когда жизненные устремления не требуют бизнес-активности. При всех – по-деловому собранная, с боевым настроем, готовая жить мирно и в согласии со всеми, несмотря ни на какие обстоятельства и вовсе другая, когда они оставались наедине. С первой же опасностью Алика «убегала», «пряталась» и уходила в себя, погружалась в свой мир и становилась настоящим ребенком, словно, не желая быть взрослой.

И Рамсес влюбился. Забота о ней, как о ребенке, несмотря на разницу в возрасте, доставляла ему трепетное наслаждение. Допустим, когда Алика в минуты слабости рассуждала о том, насколько ей важно доказать себе, что она способна на многое – это необычайно умиляло его. А вся история, как она в двадцать пять лет поставила перед собой высокие цели и устремилась их достигать, чтобы реализовать сою самооценку, выглядела почти нелепой! К тому же, Рамсеса умиляла ее искренность и вера в себя.

Воспоминания ему пришлось прервать. Позади себя Рамсес услышал шуршание листвы, как если бы кто-то бежал и быстро приближался к нему. Испытывая не более чем любопытство, он неторопливо начал поворачиваться. Одновременно с этим, Рамсес услышал за спиной хлопки, похожие… на выстрелы из пистолета с глушителем! Он машинально пригнулся, почти лег, укрываясь за высокой спинкой скамейки. Первое, о чем он подумал, в сюжете какого фильма ему приходилось наблюдать за подобным.

– Идиот! – тихо выразился он о себе, продолжая оставаться в неудобной позе.

Хлесткий шум выстрела с глушителем, как подобие натянутой и только что порванной струны, повторился. На спинку скамьи пришелся жесткий ошеломительный точечный шлепок. Он разорвал деревянные волокна и вмиг перед глазами Рамсеса образовался полукруглый кончик пули, который застрял в утолщенной спинке скамьи и был невероятно гладким.

Рамсес округлил глаза и уставился на пулевое отверстие с торчавшим свинцовым сердечником. Мысль, что он был свидетелем пальбы, которая оставила след в скамье, но, всего лишь в паре сантиметров от виска, окатила реальностью происходящего. Рамсес словно заново очнулся.

Тот, кто стрелял – живо приближался, а динамичное шуршание листвы дополнилось еще двумя выстрелами. В этот раз, обе пули с большой скоростью влепились поочередно в почву где-то под скамейкой.

Не раздумывая, Рамсес рванул с «належавшего» места. Впервые опираясь на полусогнутые ноги и пригибаясь, он мгновенно развил скорость, как если бы обычно стартовал на стометровой дистанции. Звук огнестрельного оружия не заставил себя ждать, – за спиной, снова раздался выстрел и благо, что одиночный.

Рамсес метнулся с тропинки в сторону, в лес. Он принялся петлять меж деревьями и кустарниками и не сбавлял темп. Из-за по-человечески неистовой скорости, Рамсес не успевал уклоняться от веток. Хлесткие удары в большей мере ощущались на лице. Они словно подгоняли его и заставляли развить темп до невероятных пределов.

Выстрелов Рамсес больше не слышал, но, ровным счетом ничего не понимая, он спасался бегством: выписывал рваные траектории и подсознательно делал все, чтобы не оставить шанс стрелявшему, и выжить.

Из леса он выскочил, как разъяренный зверь. Изрядно уставший, тяжело дыша, Рамсес пробежал еще метров пятьдесят до ближайшего строительного вагончика и за ним остановился. С появившимся шансом отдышаться, он руками уперся в колени и скорчил лицо от боли в груди. Сиюминутно переведя дух, Рамсес ощупал тело. Убедившись, что с ним все в порядке, он тут же сошел с места и украдкой выглянул за угол небольшого строительного вагона, за которым прятался. Не увидев никого, Рамсес перебежал к противоположной стороне и так же аккуратно посмотрел за угол. Насколько можно было проглядывать лес, и по эту сторону тоже никого не было. Рамсес затаил дыхание, чтобы послушать, не дышит ли кто тяжело, прячась, в какой-нибудь близости. Но подозрительных звуков он не услышал.

Минут через десять, после коротких пробежек, с опаской осматривая местность по обе стороны укрытия, он, наконец-то, позволил себе немного расслабиться. Продолжая наблюдать за лесом и пытаясь разглядеть любое движение между деревьями, да кустарниками, он не мог понять, что это было? То, что стреляли в него – было понятным! Но почему? Кому это понадобилось? А главное для чего? Лишить жизни, чтобы что? Всего этого он никак не мог понять.

Отродясь у него не было врагов. А если предположить, что он смертельно кого-то обидел в последнее время, – так это было просто невозможно! Как минимум, уже несколько месяцев он живет – работа, супермаркет, дом. И крайне редко прямое общение происходит только с Аликой. Даже с коллегами, в целях экономии времени, непосредственный контакт сведен до минимума: исключительно по Skyp-у или вопрос-ответ е-mail-ом. И не важно, что кто-то сидит в соседнем кабинете, идти к нему займет больше времени, чем щелчком мышки мгновенно можешь уточниться по любому вопросу. И пока идет торговая сессия, так протекает каждый день. После биржи (основного рабочего времени), Рамсес только-только успевает выполнить необходимое – разобраться со всей, обрушившейся за день, информацией, отследить в прямом эфире, благодаря разнице во времени, сводки с мировых бирж и еще много чего, чтобы подготовиться на все 100 % к открытию следующих торгов на российской бирже. И все! Конец рабочего дня и спать!

По памяти Рамсес быстро перебрал тех, с кем ему приходилось общаться чаще всего по работе. Отчетливо помня темы разговоров, ни одна из возникших (биржевых) ситуаций не показалась ему настолько уж смертельной. И ни один из клиентов, кого он курировал, не потерял ни цента, ни даже половину от этой монеты! Наоборот, они были в восторге от видения Рамсесом ситуации на рынке ценных бумаг.

– Полнейший бред, – устало пробубнил он, но тут же встревожился от догадки. – Может, это был «утренний нарик» и вот так он решил мне отомстить?

Еще раз Рамсес внимательно осмотрел лес по обе стороны от вагона. В очередной раз убеждаясь, что нет преследования, ему стало не по себе. Рамсес размышлял, что, если бы стрелявший был тот «обдолбанный наркоман», то он бы не успокоился и плелся бы за жертвой до последнего. Значит, стрелял другой. На это указывал и тот факт, что «нарик» никак не мог знать о возвращении Рамсеса по этой тропинке.

– Может это случайность и хорошо, что я остался жив? – вслух Рамсес попытался успокоить себя, как тут же усомнился. – А может, это был киллер? Он следил за мной с самого утра, а из-за инцидента в лесу по дороге к Алике не смог меня убить. Затем он продолжил за мной слежку. Получается, только что для убийства был подходящий момент?! Но у него опять ничего не вышло, а за пределами леса киллер, конечно, не захотел светиться? – Рамсес грустно усмехнулся. – Чего тогда он не попал – не особо меток?! – ирония была не долгой и ему вновь стало не по себе. – А, возможно, что я у киллера первый. Почему бы нет, если он – молод, как и я?

Он устало провел ладонью по лицу и оторопел от пришедшей мысли, которую сразу и озвучил, рассуждая далее:

– А что, если стрелявший – тот парень, который выглядел, как с болезнью синдрома Дауна?.. Внешне-то он был крепышом и, вроде как, не сильно уж и болен, – с минуту обдумав сказанное, Рамсес продолжал: – Допустим, парень, на самом деле, болен Даунизмом. Тогда, осознав, что iPad утерян, он приходит в негодование и, воспользовавшись «лежавшим под койкой» пистолетом, возвращается прикончить обидчика. Ну, а что, если он, и, правда, больной. Тогда тоже все логично. Преследование он прекратил, потому что патроны закончились или устал. Да, это вполне подходит к парню с синдромом Дауна, – обобщил он.

Продолжая «сыпать версиями», от следующей догадки у него пересохло в горле, и Рамсес прошептал:

– А что, если тот парень – вовсе не Даун, а настоящий киллер!!! Тогда, получается, что «Наркоман» помешал тому убить меня и за это – спасибо «Наркоше»?!

Рамсес обхватил голову и сильно зажмурился. Затем, он вскинул руки кверху, словно взывая Господа послать ему разум, и для большего эффекта, потряс головой, но имя Всевышнего он не стал упоминать.

– Так недалеко и параноидальный ряд пополнить, блуждая гусиным шагом в догадках по глубинам сознания, – сказал он под конец с облегчением, решив, что выбросит из головы весь тот бред, о котором думал.

Для пущей убедительности в намерениях, опуская руки, ладонями Рамсес похлопал по щекам. Но тут же он поймал себя на мысли, что начал сомневаться в произошедшем с ним.

– Не так уж и много понадобилось времени, чтобы в хлам запутаться во всем! – высказался он с горькой иронией.

Но возвращаться в лес к скамье сейчас, Рамсес не решился: подумал, что завтра будет еще один выходной и тогда… (он медлил, принимая решение).

– Посмотрим, – весьма кратко изложил Рамсес.

Сказав это, он впервые за сегодня почувствовал, что сильно устал. Субботнее время было ранним, но по ощущениям, ему казалось, что он уже прожил день и как по рабочим часам.

Не доверяя ничему, ни мыслям, ни случайностям, Рамсес напоследок убедился, что никого нет поблизости и только тогда он покинул укрытие. Идти решил напрямую: через стройматериалы, которые лежали на пути к еще не заселенной новостройке.

Преодолев невысокие препятствия, он добрался к дому и настороженно вошел во двор. Стройка не была обнесена бетонными плитами. Судя по всему, дело шло к сдаче объекта.

Выходным утром у дома вяло копошились рабочие, только-только приступая к обязанностям. До Рамсеса им не было дела. Они привыкли к потенциальным покупателям или же к собственникам возводимого жилья.

Рамсес опять огляделся и поспешно зашагал дальше, желая удалиться с этой территории и, как можно скорее, оказаться у себя в квартире. Внезапно он остановился. То, что лежало на земле, заставило его вновь оглядеться. Не заметив никого подозрительного, он наклонился, чтобы поднять темный осколок с тремя начальными буквами от слова «iPad».