Текст книги "Хищный зверь"

5

Когда Сабина и Кармен переодевались после работы, снимая с себя форму, они вполне могли сойти за двух сестер. Почти ровесницы, невысокие и черноволосые, с короткими стрижками и с такими фигурами, что, когда они входили в кафе или в бар, вся мужская часть посетителей сразу умолкала. В тот вечер они заставили замолчать клиентов весьма необычного бара-бистро на улице Кастеллини в Париоли, неподалеку от комендатуры карабинеров, где служила Кармен. Капитан медицинской службы, она была родом из Апулии и на службу в Риме поступила недавно. Сабина и Кармен познакомились прошлой зимой на рождественском поздравлении префекта и сразу подружились. Теперь они часто выбирались куда-нибудь вместе, много болтали, смеялись и поверяли друг другу свои тайны.

В ожидании сэндвичей, которые они заказали, Кармен рассказывала подруге о том, как идет сближение с таинственным коллегой по службе, у которого была семья и дети, что, конечно, затрудняло их отношения. Сабина была уверена, что на самом деле «коллега» была женщина, но понимала колебания девушки: той не очень хотелось открывать ничем не прикрытую правду. Кармен не спешила: что бы ни случилось, «коллеги» выбрали правильный путь.

Как только принесли заказ, Сабина жадно набросилась на еду. С того самого утра три дня назад, когда ее жизнь смело бурей, которую Роберто решил швырнуть ей в лицо, она ела очень мало или вовсе ничего. Отчасти из-за вихря рабочих проблем, закружившего ее, отчасти из-за «послевкусия смерти», которое поселилось в ее душе после выходки Роберто. Теперь приближалась ее очередь делиться секретом, и она знала, что от этого ее желудок снова завяжется в узел. Значит, надо принять предупредительные меры.

Кармен потеряла дар речи. Она поставила на стол стакан, положила сэндвич и с ужасом уставилась на Сабину. «Не лучший способ оказания психологической помощи», – промелькнуло у той в голове. Прошли несколько бесконечных секунд; затем Кармен произнесла низким, осипшим голосом:

– Так и написал в сообщении?

– Ну да…

– Нет, прости, конечно, но он что, сдурел? Мог бы сказать и раньше при встрече, ведь знал наверняка… Ну, хотя бы по приезде… Что за хрен моржовый! Сколько осталось до его приезда?

– К сожалению, совсем чуть-чуть. Я не в курсе, но вполне возможно, что он будет в Риме сегодня вечером. Ну, наверное, у него был мотив так поступить, хотя, честно говоря, я не могу его понять. От него я такого не ожидала, ты права. Такие вещи не сообщают в эсэмэсках; это все-таки вопрос уважения, черт возьми!

– А с того дня ты с ним хоть раз еще разговаривала?

– Да, в тот же день, по работе. А потом – всё! Учитывая все, что он устроил мне в вотсапе, я его заблокировала – пока по минимуму. И больше не разблокировала. Он пытался до меня дозвониться раз двадцать, но я пока не отвечаю… О, смотри-ка, он и сейчас звонит. Не будь он моим начальником в расследовании, я бы заблокировала его намертво, клянусь.

– Что там творится в Париоли с расследованием убийства-самоубийства? Ты позволяешь себе не отвечать?

– Да. Я доложила ему о ходе расследования в тот же день по электронной почте, и ему не в чем меня упрекнуть. Сознаюсь, что была вынуждена пойти на жесткие меры в тот день, когда вышли статьи в газетах. Я закрыла дело с окончательным подробным отчетом, где доложила в прокуратуру, что, на мой взгляд, исходя из возникших новых обстоятельств, заинтересованность третьих лиц не обнаружена. Речь действительно идет об убийстве-самоубийстве. Благодарю вас и до свидания, доктор Плачидо.

Кармен задумалась. Чувствовалось, что ей хотелось поддержать подругу в этом поединке.

– Сабина, я могу говорить с тобой откровенно?

– Ну, я ведь тоже с тобой откровенна, девочка. Мне это очень нужно.

– Ты его любишь?

– До безумия.

– И в этом все дело. Однако, прости, ведь ситуация тебе прекрасно известна. Что для тебя изменится, если его жена ждет второго ребенка? Если вдуматься, почти ничего.

– Я знаю, куда ты клонишь. Но я чувствую себя преданной, Кармен, причем в самом скандальном смысле этого слова. Сын, который у них уже есть, скажем так, не совсем удачный, – его главное оправдание, и он крепко этого оправдания держится и своим долгом не пренебрегает. А теперь все усложнится и станет труднее. Пройдут годы, прежде чем он почувствует, что свободен… Понимаешь?

– Ну, а точнее: что усложняется? Ты хочешь выйти за него замуж, купить миленькую виллу и наполнить сад целой оравой детишек с грязными носами и разбитыми коленками? Ты мечтаешь о таком будущем?

– Ну… в какой-то мере да…

– Ну ты и зануда, Сабина, сознайся.

Та не успела еще опомниться от удара и не скрывала этого, однако, вместо того чтобы обороняться, жестом пригласила собеседницу продолжать. Ей стало любопытно. Кармен не заставила себя долго просить:

– Господи, да не делай ты из себя старуху! Ты красивая, еще молодая, ты делаешь хорошую карьеру, и проблем с деньгами у тебя нет. У тебя в любовниках самый отпадный магистрат из прокуратуры, ты руководишь комиссариатом класса А, практически весь Рим у твоих ног… Не могу представить, чтобы ты по воскресеньям готовила пиццу мужу не первой молодости, который трахает всех баб направо и налево и только и мечтает, чтобы «прикорнуть» рядышком с комиссаршей, что заменит тебя в Париоли. Давай, валяй!

– Однако, ну и картинка! А интересно, какой же ты меня видишь?

– Да такой, как ты есть: стратосферной мандюшкой, у которой больше мозгов, чем у всех, кто ее трахал, вместе взятых. А таких, надо заметить, было немало.

– Эй, подруга, если будешь продолжать в том же духе, сегодня плачу я, так и знай.

– Я говорю все это вовсе не для того, чтобы подбодрить тебя, красавица. Я действительно так думаю. Теперь у тебя два выхода: либо месяцами сидеть дома и бичевать себя, изредка вылезая на улицу, либо наплевать на все, по всем статьям сожрать живьем красавчика Роберто, как только вернется, а потом доконать его, наставив ему рога с любым, кто хоть чуть тебя вдохновит. И при этом как ни в чем не бывало продолжать развлекаться с ним или в его машине, или в кабинете. Я тебе почти завидую…

Сабина улыбнулась такому неожиданному порыву подруги, и обе на какое-то время занялись едой. Еще несколько минут назад они о таком даже не подумали бы. Линия поведения, которую предложила Кармен, на бумаге была не так уж и плоха, но Сабина хорошо знала, что следовать ей будет нелегко. Еще несколько минут они болтали и дурачились, потом Кармен вернулась к разговору:

– Можно, я еще кое-что прибавлю?

– Прибавляй, что хочешь, ты свой ужин уже заработала…

– Знаешь, глядя на тебя, я бы не сказала, что ты приняла этот удар и смирилась. Значит, я права и какая-то надежда все-таки осталась…

– Ха, да я довольна! Все дело в том, что в расследовании появились совершенно неожиданные подвижки, и мне, по счастью, все это время было о ком думать.

– Какие подвижки?.. Ах да, я сегодня читала в газете, что провели повторный осмотр места преступления. Это правда?

– Ага. Журналисты подняли шум, и мобильная бригада дала задний ход и вернулась, на этот раз со всеми атрибутами и аппаратурой. Это пока в прессу не просочилось, но гильзу нашли в садике в земле. Почти наверняка она прилипла к сапогу одного из санитаров, а потом отвалилась, когда он уходил. Дело закрыто, ваша честь.

– А вы что же, об этом не подумали, не посмотрели везде?

– Глянули в общих чертах, я тоже взглянула… Мы сосредоточились на доме, и потом, хочу тебе напомнить: поначалу все сводилось к убийству-самоубийству.

– Понятно. У тебя по этому поводу могут быть неприятности? Пресса докопается?

– Не думаю, что возникнут серьезные неприятности. Конечно, я вляпалась, но в нашей профессии это бывает. Сейчас важно все исправить, и дело с концом. Теперь передача данных происходит централизованно, и это известие обнародуют позже, в нужный момент. Но настоящая новость совсем в другом…

Кармен, уловив нотку лукавства в этой фразе, улыбнулась:

– Давай, выкладывай!

– Тебе не приходило в голову, что именно не попало в зону прослушки, а главное – кто в нее не попал?

– Судя по тому, как ты это сказала, этим вопросом мы займемся позже. Хоть я и врач, но прежде всего я мент, не забывай об этом, – а потому прошу тебя не опускать ни одной смачной подробности.

– Сядь поудобнее.

* * *

Сабина вернулась домой очень поздно, довольная хорошо проведенным вечером и отчасти воодушевленная теплым и по-студенчески дружеским отношением коллеги. Она никогда не занимала служебной жилплощади, которую предоставляла администрация, а предпочитала поселиться в съемной двушке недалеко от комиссариата. Ежемесячная плата не особенно тяготила ее бюджет, а когда вся семья состоит из тебя да кота, такие траты – вообще ничто в сравнении с величайшим благом собственного жилья.

Она открыла дверь – и в лицо ей ударил тяжелый запах. Все вокруг было заляпано кровью и чем-то желтоватым. Сабина в смятении прошла по кровавому следу по коридору до самой гостиной. Затаив дыхание, не обнаружив ничего подозрительного, заглянула за диван и увидела другие следы, более красные, которые привели ее к мраморному островку в углу кухни, который служил еще и столом. Она подошла, пошатываясь, и увидела его: Фабер, ее кот, неподвижно распростерся на полу в какой-то вонючей разноцветной жиже. Он уже окоченел, в его широко раскрытых глазах застыли ужас и боль. Сабина на своем веку перевидала множество трупов, но не смогла сдержаться и закричала во всю силу легких. Ее семья уменьшилась.

* * *

Через три дня старшего инспектора Сабину Монделло рано утром вызвал к себе комиссар полиции. Бледную и исхудавшую, ее весьма холодно встретили служащие офиса и попросили подождать в приемной. Пока она рассеянно разглядывала экран мобильника, чтобы скоротать время, вошел доктор Мильорини, командир мобильной бригады. Он поздоровался с ней и скрылся за дверью кабинета доктора Франджипане. Еще минут через десять дверь отворилась, из нее высунулся Мильорини и как-то уж очень театрально пригласил ее войти.

Сабина сдержанно поздоровалась с комиссаром полиции и уселась напротив. А тот, властный и уверенный в себе, начал с вопроса, который она и ожидала услышать:

– Прежде всего, как вы себя чувствуете, доктор Монделло?

– Бывало и лучше, но бывало и хуже. Прошу вас, если можно, разрешить мне надеть темные очки. Свет режет мне глаза.

– О, нет проблем. Я знаю, что вы нездоровы, и поэтому благодарю, что согласились прийти. Я высоко это ценю.

– Это мой долг, доктор.

– Я перейду сразу к делу. Сообразуясь с нашим человеческим ресурсом, я временно снимаю вас с руководства комиссариатом Париоли. Как только вы поправитесь, мы посоветуемся с центральными офисами, а пока я думаю перевести вас в паспортный отдел, сюда, к нам в квестуру, где ваш опыт принесет всем нам больше пользы, особенно в такой момент… Ну, вы сами понимаете, иммигранты…

Сабина не пошевелилась. Собеседники не поняли, чего от нее можно ожидать в следующий момент. Прошло несколько секунд, и Мильорини обеспокоенно спросил:

– Сабина, всё в порядке?

Она тихонько рассмеялась, выходя из оцепенения, в котором укрывалась, как в убежище.

– Нет, доктор, не в порядке. Совсем.

– Ну, зачем ты так? Ведь это ненадолго. Вот увидишь, все образуется…

– Зачем надеяться на разрешение проблемы, когда можно ее просто избежать?

Тут с серьезным видом вмешался комиссар полиции:

– Доктор Монделло, неужели вы не понимаете, что мы вам помогаем?

– Но каким образом, простите за нескромность? Разрушая мою карьеру?

– Совсем наоборот, поддерживая вас. Сейчас вы возбуждены, но со временем сами всё поймете, когда поправитесь. Вы должны нам доверять.

– Вы вольны делать со мной, что хотите, – такова ролевая игра, в которую я вписалась и условия которой приняла, поступая в полицию. Но если вы взываете к моему доверию, то, при всем моем уважении к вам, вы должны его заслужить. Следовательно, должны озвучить истинный мотив. Я хочу его услышать, а не гадать неделями под косыми взглядами тех, кто злословит за моей спиной, пока я ставлю печати в паспорта.

Мильорини вздохнул, а комиссар великодушно принял удар на себя:

– Что именно вы хотите от меня услышать, доктор Монделло?

– Правду. Или какое-нибудь указание, которое поможет мне ее понять. Мы ведь люди взрослые, профессионалы с задубевшими сердцами. И забудьте, что я женщина, если, конечно, хотите чего-то от меня добиться.

Оба чиновника переглянулись, явно собираясь вилять и выкручиваться. Она не сдавалась:

– А указание, случайно, пришло не из прокуратуры?

По их реакции Сабина сразу поняла, что попала в точку: оба пришли в замешательство. Комиссар полиции снова взял все на себя. Видимо, за годы пребывания на высоком посту он к этому привык.

– Доктор Монделло, я сейчас все объясню, чтобы в дальнейшем между нами не возникло недопонимания…

– Благодарю вас.

– Указание действительно пришло от главного прокурора. Но там нет ни слова ни о какой «болтовне» в ваш адрес. Кстати, если хотите знать, такая «болтовня» приходила и сюда, к нам на стол. Поверьте, я научился не обращать внимания на сплетни. И именно таково мое свойство – одна из причин, почему это кресло, которое нелегко мне досталось, все еще хранит тепло моей задницы. Я понятно объясняю?

– Великолепно, как всегда. Из чего я делаю вывод, что проблему можно назвать чисто профессиональной.

– Совершенно верно. Позвольте мне быть искренним. Ни главному прокурору, ни мне не понравилось, как вы расследовали дело супругов Брульи. Если хотите, я могу сказать вам почему – ведь у таких профессионалов, как мы, не может быть секретов друг от друга. Я натолкнулся на это в первые же секунды, оценив ситуацию; однако, если для вас это проблемы не составляет, то я могу и не продолжать.

– Для меня это действительно не составляет никакой проблемы, и я прошу вас продолжать, доктор.

– Расследование с самого начала проведено очень поверхностно, и вина, несомненно, отчасти ложится на того, с кем вы сейчас разговариваете, и на того, кто нас слушает.

Командир мобильной бригады нехотя кивнул. А комиссар полиции снова заговорил:

– В какой момент расследования, доктор Монделло, вас проинформировали об идее нового мотива?

– В момент обнаружения гильзы, доктор. Запись об этом по всем правилам появилась в журнале на следующий день и была сделана явно не моей рукой.

– Я вам верю. Однако прежде чем продолжить, давайте попросим доктора Мильорини ввести нас обоих в курс расследования, чтобы внести ясность, посмотрев на дело с противоположной стороны. Прошу вас, доктор.

Мильорини быстро и точно рассказал обо всем, что обнаружили за то время, пока не были известны результаты обоих вскрытий. Во время осмотра места преступления в квартире не нашлось пригодных для анализа отпечатков пальцев, кроме отпечатков покойных супругов. Были еще частичные и смазанные, не пригодные для того, чтобы сличить их с базой данных.

Тут командир мобильной бригады вынул из кожаной сумки телефон, лежавший в конверте, и дал всем прослушать несколько голосовых сообщений, которыми Карло обменивался с отцом. Они были зарегистрированы в день трагедии. Парень говорил чуть визгливым, довольно вульгарным голосом, с ярко выраженными чертами диалекта. Похоже, он был спокоен, даже расслаблен. После нескольких чисто технических разговоров о том, как разместить в «доме на колесах» газовый баллон, он спросил отца, не брал ли тот случайно его ключи от дома, и получил ответ «нет». Потом поинтересовался, как лучше проехать по городу, чтобы не пересекать авострады, потом они немного поговорили о семейных делах, но это уже неинтересно. Наконец Карло объявил, что пойдет спать, потому что завтра ему почти весь день сидеть за рулем и что он собирается «по совету врача» выпить снотворное. Домашний врач обоих супругов, которому сразу позвонили, подтвердил, что действительно когда-то выписывал снотворное мужчине, страдавшему бессонницей, но заявил, что в тот день никакого лекарства ему не советовал. Другое голосовое сообщение от жены, отправленное за тем, на которое Карло не ответил, уведомляло его, что после спортзала ужинать она будет не дома, и завершалось фразой «Жду не дождусь, чтобы уехать с тобой, я так тебя люблю». Голос Гайи звучал тихо и не очень убедительно, но притворным не казался, разве что совсем чуть-чуть. Карло ответил ей в вотсапе: «Прости, любимая, я в ду́ше. Я уже поужинал, увидимся позже. Я тоже тебя люблю».

По этому поводу все родственники и друзья, опрошенные по горячим следам, в один голос заявляли: взаимоотношения супругов Брульи перед трагедией были безмятежными, как никогда. При этом Мильорини подчеркнул, что только одна из кузин супруги, ее ровесница и наперсница, не под протокол заявила, что несколько месяцев назад у Гайи, похоже, были отношения с кем-то другим. На то же самое намекала и одна из ее сотрудниц. И обе замечали, что после недавних скандалов с мужем Гайя стала очень осмотрительна и старалась, чтобы ни намека на эти отношения не попало ни в телефон, ни куда-нибудь еще.

Сабина снова почувствовала себя детективом, а потому, как губка, впитала в себя все эти сведения и быстро их обработала, позабыв о недавних унижениях.

Когда же Мильорини закончил обзор, сделав его, кстати, очень профессионально, она пробормотала:

– Стало быть, многоуважаемые коллеги, вы хотите сказать, что мы снова ищем убийцу?

В ответ оба высоких должностных лица промолчали, давая ей понять, что с этого момента она не будет больше получать никакой информации о расследовании. Задетая за живое, но не сломленная, Сабина ринулась в атаку:

– Синьоры, а вы читали протокол с информацией о некоем Бернардо Баджо, который составили мы с Джимонди? Баджо был последним, кто общался с супругами Брульи, и по результатам технического анализа в момент преступления находился в ста километрах от Париоли.

Ей ответил Мильорини:

– Конечно, Сабина. Кстати, протокол просто великолепен.

– Благодарю. Вы позвонили той женщине, к которой он тогда ездил?

– Нет, ведь она могла сразу же предупредить подозреваемого. Пока что мы полагаемся на информацию технических средств.

По этому ответу Сабина поняла, что Нардо все еще под подозрением, и продолжила:

– Тогда о чем мы говорим? Гайя врала и мужу, и всем вокруг, потому что хотела казаться добропорядочной женушкой, которой вовсе не была раньше и вовсе не стала, мир праху ее. На самом деле после суши она отправилась развлекаться с человеком, о существовании которого догадывались ее подруги. Этот некто оставил у нее на теле кучу засосов. А муж обнаружил синяки, когда они в последний раз занимались любовью, и усыпил ее снотворным, чтобы беспрепятственно проверить ее телефон. Мы прекрасно знаем, что в любом телефоне всегда что-нибудь найдется. Потом он стер весь компромат, чтобы скрыть причину, по которой обзавелся рогами, и положил конец всему этому фарсу. Просто и прямолинейно.

Мильорини возразил слегка осипшим голосом:

– Молодчина. А как насчет презерватива?

– Вы меня об этом спрашиваете? Насколько я понимаю, теперь это забота мобильной бригады… И будь начеку, Марко, потому что на этом месте прокуратура тебя и сместит, если немедленно не найдется виновный.

Тут решительно вмешался комиссар полиции:

– Доктор Монделло, прошу вас, давайте не будем впадать в излишества. Ваши недочеты лежат в другой плоскости, и думаю, что вы признаете их без проблем, как положено, то есть интеллигентно.

– Ну да, еще бы! К примеру, корм, который я обычно даю своему коту и который вдруг почему-то выжег его изнутри и заставил выблевать все кишки.

Если доходило до петли, Сабина могла стоять твердо, и оба ее коллеги это прекрасно знали. Они опять быстро переглянулись, видимо, договариваясь не опускать нож гильотины. Комиссар полиции снова заговорил:

– Это прискорбное событие, доктор Монделло, и, уверяю вас, мы сделаем все возможное, чтобы выяснить, как это произошло. Однако не забывайте, что мы – полицейские, мы – следователи; мы должны всегда иметь ясную голову и никогда этой ясности не терять. Ваш комиссариат блестяще вел дела в недавнем прошлом, и наши враги, а первым делом представители власть имущих, умеют мстить исподтишка. Нам не следует обязательно связывать этот факт со следствием по делу супругов Брульи или с проблемами личного характера, так сказать, «частными». Вы это тоже хорошо понимаете…

– Я все понимаю. Только вот до сих пор не поняла, что так не понравилось прокуратуре в моей работе.

– Расследование велось в спешке, и, учтите, я думаю точно так же. И доктор Мильорини тоже получил свою долю упреков, потому что первичный осмотр места преступления делала его бригада. И гильза никак не могла отыскаться через две недели, это дискредитирует всю организацию.

Мильорини кивнул и, выждав момент, когда комиссар полиции на него не смотрел, подмигнул Сабине. Она слабо улыбнулась, сочтя это искренним сочувствием. А их начальник продолжал:

– Однако, доктор Монделло, не забывайте о том, что заключительный отчет с решением о закрытии дела вы написали задолго до того, как была найдена гильза. Я его читал, это заключение профессиональное и прекрасно изложенное, но, несомненно, преждевременное и слишком поспешное. Куда вы так торопились? Если не хотели продлить прослушку, вам было достаточно ее не запрашивать и спокойно ждать развития событий.

– Я сочла достаточными данные, собранные техническими службами. Последующие сопоставления подтверждают мою правоту.

– Я с этим не согласен, доктор, и мне очень не нравится, что вы так упрямо настаиваете на своем. И потом, если единственный подследственный вдруг сам является в комиссариат, чтобы дать показания, это отнюдь не говорит о дальновидном руководстве следствием. Я надеюсь, хоть с этим вы согласны?

Сабина ничего не ответила. Не было смысла убеждать начальника, что этот загадочный Нардо был достаточно ловок, чтобы преподать им всем уроки уголовного расследования. Но она все еще была в игре, а когда падаешь в пропасть, нет смысла переживать о плохо выглаженном костюме. Она догадывалась, что будет наказана за то, что собиралась сказать, – и все-таки не удержалась:

– А каким образом, доктор, мои взаимоотношения с доктором Плачидо повлияли на ход дела? Да, конечно, может быть, я и поспешила с выводами, но я могу назвать многих следователей, допускавших пробелы и даже целые провалы в расследовании, гораздо серьезнее недочетов в деле супругов Брульи и также под вашим блестящим руководством. Но они спокойно руководят своими отделами без всяких проблем и затруднений…

В этот момент засветился экран ее телефона: это был входящий вызов. Сабина вздохнула и подняла телефон так, чтобы ее собеседникам было видно имя звонящего: Роберто Плачидо.

В наступившей тишине она вдруг поняла, что сейчас очень поспособствовала крушению собственной карьеры в полиции. Лицо командира мобильной бригады обрело оттенок лежалого трупа; казалось, он вообще лишился дыхания. А комиссар полиции, наоборот, вдруг развалился в «кожаном кресле курсанта», как он сам иногда в шутку называл свое седалище, и улыбнулся.

Через несколько секунд он попросил Мильорини выйти. Подождав, когда дверь за ним закроется, заговорил очень высокомерно, словно преподавая урок выдержанности и превосходства, который Сабина никогда не забудет. И то, что он стоит во главе полиции столицы, да и всей Италии тоже, безусловно, в его глазах оправдывало такой тон.

– Сабина, я позволю себе обратиться к тебе на «ты». Я сейчас скажу тебе одну вещь, но учти, что тебе не будет позволено дать никакого другого ответа, кроме как «спасибо, доктор».

Ты очень много сил отдала полиции, это всем нам ясно. И результат достаточно скоро не заставит себя ждать. Поверь мне, нынче я не могу исключить, что однажды ты займешь мое место, если снова поднимешь голову и будешь так же, как и раньше, отдавать годы этой проклятой профессии, которую мы все, как ни странно, так любим. Ты молода, предприимчива, ты многому научилась и добилась блестящих результатов на всех фронтах. И пусть не говорят, что из-за нашей чертовой профессии ты должна себя в чем-то ограничивать или идти только приятными дорогами. А чем ты занимаешься в свободное время и с кем его проводишь – это не мое дело. И не должно становиться моим делом, потому что я об этом вообще не желаю знать. Вплоть до последних дней ты вела себя очень умно, хотя и возбуждала зависть – чувство, которое всегда сопровождает людей неординарных.

Сабина кивнула и мысленно продолжила: «А потом по собственной наивности понаделала ошибок. Не знаю, почему ты их понаделала, и знать не хочу, но если ты на службе, то, что бы ни случилось в твоей личной жизни, ты не имеешь права делать поспешные выводы, а прежде всего – не отвечать на звонки заместителя прокурора, который звонит по делу, порученному тебе. Тем самым ты делаешь шаг от простой ошибки к отстранению».

– На твое счастье, в предназначенном тебе кресле сидит старый мент, у которого две дочери-подростка. Старый мент знает, как устроен этот мир, и никогда ни во что не вмешивается без видимых причин. Я отстраняю тебя, Сабина, от руководства комиссариатом, чтобы дать тебе право не отвечать вот на такие звонки и не встречаться с тем, с кем встречаться не хочешь. А если телефон продолжит названивать и если в твоей жизни случится еще что-нибудь ужасное, приходи к старому менту. Уверяю тебя, что виновный, кто бы он ни был, за это заплатит.

Сабина почувствовала, что сейчас расплачется. Но не расплакалась, а тихо прошептала:

– Спасибо, доктор…