Текст книги "Хищный зверь"

6

Доехав до улицы Винья Мурата, Сабина не обнаружила парковки перед входом, который искала. Тогда она доехала до ближнего супермаркета и со вздохом оставила машину там. Придется пройтись пешком, а в ее состоянии, особенно в смысле психики, это чрезмерная нагрузка. Она без труда узнала апартаменты, описанные в рапорте Джимонди: беспорядочные и очень необычные постройки в стиле ретро. Да, жить здесь было бы здорово, тем более что ей очень не хватало любимой Мантуи, и она бы душу отдала, чтобы работать и жить в таком вот благородном месте, особенно в тяжелый жизненный период, который у нее настал.

Ворота были открыты. Сабина вошла, и дальше ее повел запах, исходивший из двери на первом этаже: свежий и притягательный аромат настоянных на лаванде духов. Она не была до конца уверена, что нашла нужную квартиру, потому что никаких табличек на дверях не было, но решила рискнуть и позвонила в колокольчик.

Дверь открыл Нардо в зеленой врачебной робе. Физиономия у него была мрачная. Он несколько секунд внимательно в нее вглядывался, потом узнал, но, как ни странно, угрюмое выражение не сошло с его лица.

– Привет, Сабина. Милости просим.

– Здравствуйте, синьор Баджо. Прошу прощения, что не предупредила.

– Я тебя прощу только в том случае, если будешь говорить мне «ты». Пожалуйста, входи.

Он провел ее в большую прихожую, видимо, служившую залом ожидания. Там группами стояли штук десять кресел белой кожи с откидными сиденьями, и при каждой группе свой столик. Два кресла были заняты ожидающими. В углу располагалась «зона комфорта», как в салонах красоты, с разными напитками, травяными отварами, закусками и большими керамическими чашками. С другой стороны комнаты винтовая лестница вела на верхний этаж. Все выглядело чисто, профессионально и очень уютно. Сабина сразу почувствовала себя как дома.

Нардо закрыл дверь и остановился перед ней, вблизи оказавшись лишь чуть-чуть выше ее ростом. Каждой клеточкой он излучал энергию, как и в первую их встречу. Губы еле заметно улыбались, а глаза так сияли, что могли бы, наверное, пробить своим светом облака.

– Мне готовиться к наручникам, или ты пришла с визитом вежливости?

Сабина спокойно улыбнулась, чего с ней не бывало уже много дней.

– Пока что никаких наручников. Но если у тебя найдется для меня минут пять, я бы воспользовалась твоими услугами.

– Ну ладно, осмелюсь предположить, что тебе и вправду нужно лечение.

– Знаю.

– Прекрасно, Сабина. Ты, наверное, догадываешься, что у меня обычно назначено много встреч. Но по утрам бывает гораздо спокойнее. Возвращайся часа через два, или, если хочешь, подожди здесь.

– Если не возражаешь, я подожду.

– Наоборот, я очень рад. Все, что ты видишь, в твоем распоряжении. Отдохни, расслабься, а потом я тобой займусь.

Он подарил ей одну из своих ослепительных улыбок и исчез в смежной комнате, где его ожидала какая-то девушка, лежа на коврике, напоминавшем татами.

Сабина глубоко вздохнула и огляделась. Обе женщины, ожидавшие своей очереди, подняли глаза и кивнули в знак приветствия. Одной, с перевязанным ухом, было лет тридцать; все ее тело покрывала разноцветная татуировка, глаза смотрели печально. Вторая, лет шестидесяти, изысканно улыбнулась. Обе сразу же снова уткнулись в свои журналы и больше не обращали на нее внимания.

Присутствие Нардо обострило все ее чувства, и потому она только сейчас различила звучащую откуда-то ненавязчивую музыку, а точнее – божественный голос Стинга. Слева возвышался до самого потолка книжный стеллаж, где было все, что душе угодно, на любой вкус. На Сабину книги действовали, как мед на медведя. Она подошла к стеллажу и увидела с почтением вставленные в фоторамку напечатанные шелкотрафаретной печатью слова Франческо Петрарки: «Поскольку ты не считаешь меня свободным от всех людских ошибок, то знай, что мною снова овладела ненасытная жажда, которую до сего дня я не могу, да и не хочу обуздать. Ты, верно, ждешь, что я скажу тебе, что это за болезнь? Так вот: я не могу насытиться книгами».

Будучи воспитана на классике, Сабина много часов посвятила чтению тосканского поэта, но такого письма не помнила. Эта фраза еще больше успокоила ее и помогла преодолеть все колебания, которые мешали ей обратиться к Нардо раньше: она поняла, что находится именно в том месте, куда должна была попасть.

Пробежала глазами названия книг, очевидно, расставленных по тематике. Слева стояли публикации по холистической медицине и близкие к этой теме, справа расположилась художественная литература, по большей части классика. Тут были Пруст, Толстой, Д’Аннунцио, Макиавелли и более современные авторы, как Вирджиния Вулф, Фаллачи, Шарлотта Линк… И ей вдруг стало уютно, как дома. А по центру стояли книги великолепной белой серии: несчетное количество трудов по антропологии, зоологии и смежным наукам.

Сабине стало интересно, да и как могло не стать? Но она решила не доставать книги со стеллажа, а просто наслаждаться тем спокойствием, которое, казалось, вливается в сосуды просто так, без малейшего усилия. Налив себе в чашку кипятка, выбрала для заварки смесь фенхеля и имбиря и уселась в одно из кресел, которое оказалось очень удобным.

Сабина мгновенно заснула и проспала как убитая около полутора часов, чего с ней давно уже не случалось. Когда она проснулась, зал опустел, только Стинг по-прежнему был безупречен в своем мастерстве заклинателя душ. Отвар, к которому она так и не прикоснулась, остыл, и она встала, чтобы долить в него горячей воды. Краем глаза заметила, что по винтовой лестнице кто-то спускается, остановилась и помахала рукой. Это оказалась молодая симпатичная девушка в белом махровом халате. Они улыбнулись друг другу, и Сабина пропустила девушку вперед, чтобы та могла воспользоваться «зоной комфорта». Девушка снова улыбнулась ей и упорхнула наверх, как бестелесное создание. Сабину одолели сомнения: что там находится наверху, тоже лечебные кабинеты? Или девушка была подругой хозяина, судя по фамильярности, с какой она передвигалась по дому?

Спустя несколько секунд из двери еще одной комнаты показался Нардо. Он проводил к выходу какую-то даму в возрасте и почтительно с ней распрощался. Потом серьезно обратился к Сабине:

– Ну, вот и я. Теперь я весь твой наконец-то. Располагайся.

Он провел ее в центральную комнату, где стоял письменный стол с компьютером, указал на белую медицинскую кушетку и велел лечь, пока он моет руки над умывальником. Она отказалась и уселась на краешек кушетки, но Нардо убедил ее своей неотразимой улыбкой и, осторожно положив ей одну ладонь на грудину, а другую под затылок, мягко уложил на спину. Сабина подчинилась и уловила исходящий от него аромат каких-то заморских эфирных масел, чистоты, безукоризненного профессионализма и совершенно непристойной самоуверенности.

– Нардо, подожди, на самом деле я просто хотела с тобой поговорить…

– Я знаю, зачем ты пришла, Сабина, но для начала позволь мне немного тебя полечить.

– Мне не хочется отнимать у тебя время, и потом, у меня нет с собой денег, я хотела только…

– У меня на это утро больше не назначено пациентов. Расслабься и позволь мне с тобой поработать, ты в этом нуждаешься… А деньги меня мало интересуют. Прошу тебя, доверься мне.

Начало лечения было болезненным: Нардо уверенными движениями сначала размял ей мышцы шеи, а потом принялся слегка их растягивать. Прошло несколько минут – и Сабина полностью расслабилась под волнообразными движениями его рук и постепенно вошла в состояние почти экстаза.

Она заснула, а может, впала в транс и не могла бы сказать, сколько прошло времени. Проснулась она с таким ощущением, что умерла и снова воскресла. Нардо сидел возле нее на диванчике и читал какую-то книгу. Теперь отовсюду тихо доносился мягкий, убаюкивающий голос Пола Маккартни; он говорил о небесах Калико и о вечной любви[9]9
  Речь идет о песне П. Маккартни Calico Skies (1997).


[Закрыть]. Увидев, что она проснулась, Нардо снисходительно произнес:

– С возвращением, Сабина. Постарайся спокойно сесть и скажи, как ты себя чувствуешь.

Она смутилась и послушно, очень медленно пошевелилась, чтобы сесть. Потом повертела головой, закрыла глаза и выдохнула:

– Я чувствую себя чудесно. Просто божественно. Что ты сделал? Накачал меня наркотиком?

Он безмятежно рассмеялся.

– Нет, хотя в каком-то смысле ты недалека от истины. В тебе было полно сильного напряжения и контрастных потоков энергии, которые не находили выхода. Я их высвободил, да и тебя слегка подлечил и разжал. Действие, которое оказывает первый сеанс лечения такого типа на того, кто никогда не испытывал ничего подобного, и, как ты, плохо внутренне согласован и предрасположен к холистической медицине, сравнимо с одновременным приемом двух доз успокоительного и одной понюшки кокаина.

– Боже мой! Да ты настоящий колдун, только добрый…

– Нет, девочка. Это тысячелетняя наука, и по большей части она очень точна. Ты никогда не пробовала?

Он отложил книгу, ловким движением поднялся и направился к ней. В полуметре от нее остановился и пристально посмотрел ей в глаза. Сабина снова отчетливо ощутила мощный поток энергии, исходившей от него, и подумала, что, может быть, такое ощущение возникло оттого, что между ними впервые установился физический контакт. Она не сопротивлялась и не стремилась освободиться от власти этого взгляда, такого пронзительного, что в других обстоятельствах, пожалуй, опустила бы глаза. Нардо отвел взгляд и положил одну руку ей на плечо, а другую – на шею, и ей пришлось закрыть глаза, чтобы справиться с дрожью, прошедшей по спине. Он быстро прощупал пальцами ее шею возле затылка и вынес вердикт:

– Ну вот, теперь гораздо лучше. Пойдем наверх, в дом, там и поговорим.

На верхнем этаже не было ни помещений, связанных с техниками шиацу, ни рыжей девицы, что встретилась ей раньше. По стилю здесь все отличалось от кабинетов первого этажа и было не таким современным, но повсюду царили та же простота и чистота. Нардо усадил ее на красивый белый диван, обитый экокожей, и через несколько минут появился с дымящейся чашкой в руках. В чашке был тот самый настой, который Сабина выбрала еще перед сеансом, но так и не попробовала. Нардо успел переодеться; теперь на нем были шорты и поло одного цвета, тщательно выстиранные и выглаженные. Он постоянно прикладывался к телефону, и Сабина поняла, что у него началась обычная ежедневная работа: он консультирует онлайн.

Нардо, как был, босиком, быстро решил пару вопросов, послал пару голосовых сообщений и уселся на диван напротив нее, соблюдая почтительное расстояние, что немного расстроило Сабину. Здесь не было никакой аппаратуры для трансляции звука, только бейджик, скорее всего, соединенный с телефоном с помощью блютус. Из него и доносилась далекая нежная музыка, в которую врывались звуки надоедливой сирены. Сабина решила, что это стереофоническое устройство. Нардо, видимо, угадал, о чем она думает, и чуть увеличил громкость на телефоне, после чего заговорил:

– Доктор Монделло, дорогая Сабина, я весь внимание.

Она отхлебнула поистине великолепного настоя и набралась смелости.

– Начну напрямую, без преамбул: я по уши в дерьме, Нардо, и не знаю, как выбраться.

– Если в этом, как я догадываюсь, замешан мужчина, то ты именно там, где следует.

– Так-то оно так, но все гораздо сложнее, чем ты можешь себе представить.

– Чем сложнее все кажется, Сабина, тем эффективнее срабатывают простые методы вроде моего, вот увидишь. Но, прежде чем я продолжу, мне нужно озвучить предварительное условие, которое я считаю необходимым.

– Конечно, это не помешало бы.

– Совсем недавно в твоем офисе мы с тобой посмотрели друг другу в глаза, и между нами установилась «высшая» связь. Это поняли мы оба, у меня нет сомнений. Подтверждаешь?

– Ну… да, в какой-то мере да, я не отрицаю…

– Эта связь еще существует и будет существовать всегда, что бы мы вокруг нее ни нагромоздили, а потом случайно ни разрушили, как это часто бывает. Она осязаема, она здесь, и она нас согревает. Ты это подтверждаешь? Ну давай, без всяких страхов, со мной страхи ни к чему!

– Да.

– Отлично. Следовательно, я полагаюсь на тебя, несмотря ни на что, пока не получу доказательства, что связь прервалась. Я уже нахожусь «по ту сторону» всяких конвенций, формальных отношений и прочей хрени, которая нас ограничивает и ежедневно ставит нам заслоны. Ты быстро научишься меня понимать, но, чтобы помочь тебе, я должен предупредить: меня не интересует, что ты служишь в полиции, что я для тебя подследственный, что ты за мной следила и прослушивала меня и что твоя бригада, возможно, все еще этим занимается. Меня не интересует, известно ли тебе о небольшом эпизоде насилия над женщиной, который у меня произошел, и какие мысли вызывает у тебя моя, так сказать, «побочная» деятельность.

Ты мне очень нравишься, Сабина, у тебя чудесное имя и огромный запас жизненной энергии, правда, сейчас еще не проявившейся. Ты – счастливая звезда и сама пока этого не понимаешь. И я тоже тебе нравлюсь, это очевидно, но ты еще этого не знаешь, потому что побаиваешься меня. Однако, даже помимо всего этого, я ведь тебе нужен? Вот он я, без всяких прикрас, абсолютно равнодушный к тому, каковы будут последствия для меня, для тебя и для тех, кто попробует вмешаться.

Сабина не привыкла к таким диалогам, но без усилий поняла две вещи: прежде всего, Нардо был ужасающе прав и, что еще важнее, привык полагаться на осознание своей правоты. Об этом говорила его авторитарная повадка, теплая и спокойная манера говорить и пристальный взгляд двух ярких светильников, вставленных в глазные впадины. Безошибочный взгляд хищника, уже завладевшего жертвой.

Вслушиваясь в его речь, Сабина представляла себе сурового лесоруба, задача которого – одним взмахом разрубать на куски стволы огромных деревьев и при этом читать стихи, способные сломить любую женщину. Удивленная и очарованная, она покачала головой и пригубила отвар, чтобы найти в нем мужество и разрушить разделяющую их стену. И почувствовала, что поступает правильно.

Без всякого смущения она рассказала Нардо историю своих отношений с Роберто, с самого начала и до того момента, когда все переменилось так резко, жестоко и неожиданно. Ей хотелось выговориться, и она поведала ему, как в самые важные дни расследования на нее нашло затмение и что из этого вышло. Тогда она еще не поборола этот недуг и ждала, как руководство поступит с ее профессиональным будущим. В подробностях рассказала, как просила запротоколировать позицию Нардо Баджо в расследовании дела супругов Брульи, однако на самом деле больше ничего об этом деле не знала.

А потом рассказала обо всем, что случилось с ней, когда она заблокировала в вотсапе своего бывшего возлюбленного, а после отстранения от расследования – и от всех доступных телефонных каналов связи. Мало того, что отравили ее кота, – кто-то начал подбрасывать ей домой и на работу пакеты с собачьим дерьмом, а на стене ее дома стала появляться всякая похабщина и оскорбления в ее адрес. Дальше – больше. «Некто» записал на стене бани в самом центре Рима ее телефон с обещанием бесплатно предоставлять любые сексуальные услуги. В результате ей непрерывно приходили десятки предложений от сексуально озабоченных типов всех возрастов, а вдобавок еще и днем и ночью сыпались анонимные предложения. Пришлось купить приватный номер телефона, до предела ограничив круг допущенных к нему абонентов. На ее персональный электронный адрес приходила куча спама, в основном сексуального содержания, ибо кому-то очень нравилось развлекаться, посылая ей всякую помоечную мерзость просто так, чтобы подразнить. Почти каждый вечер у нее появлялись посыльные с пиццей или другими продуктами, зачастую очень дорогими, хотя она, естественно, ничего не заказывала.

Нардо выслушал ее молча, ни разу не посчитав нужным даже кивнуть и не проявив никакого участия, а тем более сочувствия. Ну, по крайней мере, в том виде, какого обычно ожидаешь от нормального человека. В конце концов такое поведение стало раздражать Сабину, но не потому, что ей хотелось морального комфорта, а потому, что она и сама очень часто вела себя точно так же, когда какая-нибудь жертва очередного преступления рассказывала о своих болячках. Она не привыкла находиться по ту сторону баррикад, где стояли слабые. Но недовольство нарастало не только из-за этого, и, продолжив рассказ, она отдала себе в этом отчет. Разговаривать с Нардо означало вступить в диалог с человеком, который уже в середине каждой твоей фразы понимает, каков будет вывод, угадывает, как ты поступишь, и при этом только из вежливости пытается не заскучать.

И тогда Сабина вдруг сменила тактику и, вместо того чтобы подчиниться, приняла вызов. Отбросив ненужные подробности, она быстро ухватила суть и, подстегнутая одобрительной реакцией собеседника, у которого на лице появилась улыбка, начала предвосхищать его вопросы. Это сработало, и теперь монолог давался ей гораздо легче. Она будто заново пережила давно забытые ощущения, возникавшие еще во время учебы на юрфаке, когда под конец собеседования во время ответственного и утомительного экзамена понимала, что сможет получить в зачетку хорошую оценку. То, что она испытывает те далекие ощущения, рассказывая свою жизнь совершенно чужому человеку, показалось ей абсурдом, но не обескуражило. Просто-напросто она вдруг оказалась лицом к лицу с разумом, намного ее превосходящим, и сумела найти верный способ разговаривать с ним на равных.

– Теперь, Нардо, ты наверняка спросишь себя, почему я, столько лет прослужив в полиции, спасовала перед натиском всех этих событий. Более того, если не принимать во внимание, что меня ограничили в самом главном, учреждение, где я состою на службе, вовсе не собирается выставлять против меня тяжелую артиллерию.

– Нет, ни о чем я себя не спрошу, потому что заранее знаю ответ.

Сабина улыбнулась, признав за собой маленькое поражение:

– Ну, тогда просвети меня. А там разберемся!

– Те, кто не привык барахтаться в болоте отношений парочки дегенератов, зачастую думают, что полиции достаточно погрозить злодею лопаткой, и проблема разрешится сама собой. Но я-то хорошо знаю, что это не так. Уже сам факт, что жертвой стала сотрудница полиции, а предполагаемый палач – прокурор, делает болото еще опаснее, это понять нетрудно. Хочешь, попробую нарисовать тебе картину того ада, в котором ты жила все последние недели?

– Валяй.

– Из-за профессиональной деформации ты поначалу известила всех об атаках, которым подвергалась. Амбо[10]10
  Здесь обыгрывается терминология итальянского лото «Томбола». Амбо – выигрыш по двум номерам, Терно – по трем, Кватерна – по четырем, Чинквина – по пяти, Томбола – полное заполнение клеток с шестью номерами.


[Закрыть]?

– Амбо.

– Из осторожности твои начальники, хотя и знали имя злодея, убедили тебя сделать заявление о бесчинствах неизвестных. Терно?

– Терно.

– Твои бывшие подчиненные из комиссариата, до обморока испугавшись противостояния со своей бывшей начальницей и со всей организацией, принялись искать совпадения, что обычно не ведет к преследованию других жертв, даже при наличии фактов и потяжелее. Попав несколько раз пальцем в небо, все, даже умники из мобильной бригады, начали подавать руки и сыпать щедрыми обещаниями. Кватерна?

– По полной!

– Ни один администратор придорожной забегаловки или какого-нибудь кабака не смог бы указать на авторов надписей в банях. Пакеты с дерьмом явно приносили лично, не нанимая курьера. Все агрессивные деяния происходили вдали от телекамер. Никто не давал согласия ни на вскрытие трупика отравленного кота, ни на анализы по поводу отравления, – а вот один рассеянный магистрат, приятель твоих людей, напротив, дал добро на перлюстрацию твоих телефонных разговоров. Она показала, что все анонимные звонки поступали тебе с телефонов-автоматов, расположенных достаточно далеко от прокуратуры и от Касал Палокко, где обитает добрая половина римских прокуроров. Чинквина?

Сабина тряхнула головой не то с недоверием, не то с любопытством:

– Чинквина, в самую точку. Только вот еще что… через несколько дней после того как Роберто сказал мне, что его жена беременна, в комиссариат прислали девять красных роз – разумеется, анонимно. Мои ребята как следует прижали цветочника, и тот подтвердил, что заказ был сделан в фирме «Интерфлора» и оплачен за границей кредитной картой. Роберто тогда как раз находился за границей.

– Не бог весть что, в смысле сравнений и совпадений, но хоть что-то… Я продолжу с номерами?

– Давай!

– Возможно, «просто человека из толпы» после такого количества агрессивных атак и заподозрили бы, а может, и задержали. Но с магистратами это не проходит, потому что по закону этим занимаются другие прокуратуры, и тот, кто затеет это дело, почти наверняка в будущем нарвется на процесс о несоответствии, признают злодея виновным или нет. А тем временем комиссару полиции или его ВРИО, несмотря на все обещания, посоветуют поболеть подольше и на пару месяцев вернуться к маме. А дальше, со временем, все образуется. Ну что, Томбола?

– Томбола, в яблочко! А скорее, бинго и еще тройной дуплет одним шаром!

Оба рассмеялись, как заговорщики, и между ними окончательно установилось взаимопонимание. Нардо подождал, пока стихнет смех, и с хитрым видом прибавил:

– «Государство огорчает, унижает, обязывает, а потом с большим достоинством выходит из игры», – пел Де Андре[11]11
  Фабрицио Кристиано Де Андре (1940–1999) – французский певец, бард, автор многих прекрасных песен. Кстати, у него было прозвище Фабер, и, видимо, Сабина не случайно так назвала любимого кота.


[Закрыть]. Помнишь?

– Конечно, и очень хорошо помню: «Дон Раффае», настоящий шедевр.

– Ну ладно, когда что-нибудь произойдет, а теперь, я думаю, ты об этом знаешь, я вступаю в игру. И будь злодей хоть слесарем второго разряда, хоть кассационным судьей, для меня это ничего не меняет. Наоборот, во втором случае я повеселюсь от души.

– Какое удовольствие тебя слушать!

– А теперь давай расскажу, что я собираюсь предпринять. В общем, я не хочу слишком стеснять себя в маркетинге, но и «зверствовать», как у вас это называют в офисе, тоже не хочу.

Сабина снова тряхнула головой.

– Да ты просто феномен! С такой рекламой – да пожалуйста!

– Отлично. Я хочу тысячу евро сразу – и гарантирую успех или возврат денег. А вполне аккуратный счет я тебе выставлю за «холистическое лечение». На самом деле месячной платы будет достаточно, и ты хоть с завтрашнего дня сможешь ходить на лечение ежедневно.

– Интересно. А если тебе понадобится больше, чем месяц, чтобы выполнить обязательство?

– Такого у меня не бывало, следовательно, точно ответить я не могу. Если же в твоем случае такое произойдет, то мы сумеем прийти к соглашению, не сомневаюсь. Счет покрывает все мои расходы, от пользования необходимой аппаратурой до перемещений и питания.

– Неплохо в качестве стратегии. Только бы результат того стоил и был бы достаточно быстрым, иначе много не заработаешь, я думаю…

– Ты права, так и есть. Но я же не говорю, что у меня всегда все получается, это было бы нечестно. Конечно, есть какой-то процент физиологических сбоев, но он ничтожен. К тому же надо учитывать, что отнюдь не все жертвы хотят, чтобы за них действительно отомстили. Я никогда не возвращаю деньги сразу, потому что, если после моего вмешательства, эффективного или нет, ты ринешься к своему милому, быстренько выйдешь за него и родишь ему двоих сыновей, я за это в ответе. Согласна?

Сабина хорошо знала, насколько конкретна эта вероятность. Сколько раз события разворачивались у нее буквально на глазах… Нардо говорил с ней на одном языке.

– Возможность, конечно, невелика, но я согласна.

– Но все случается очень, очень, очень часто, Сабина.

– Я знаю. Но со мной все по-другому.

– Первая ошибка, и весьма серьезная. Один из главных принципов моей работы, от которого, уж поверь мне, зависит успех: отталкиваться от предположения, что все мы одинаковы, все мы животные, все мы голые обезьяны.

– Голые обезьяны?

– Да, с точки зрения физиологии. Но углубимся в проблему, если хочешь. Прежде чем подписать контракт, для которого мне достаточно крепкого рукопожатия, я должен назвать тебе другие правила, лежащие в основе игры.

– Давай.

– Ты должна полностью доверить мне все, что касается твоих чувств. Никаких запретов или препятствий, никаких фильтров. Чтобы ликвидировать противоречие, я должен знать все о тебе, о вас двоих, и все, что ты знаешь о нем или полагаешь, что знаешь. Из-за дел сердечных люди идут на самоубийства, и тебе это прекрасно известно. Я смогу уберечь от этого, если вмешаюсь вовремя. Однако по условиям игры я – хороший, он – плохой, а ты – моя рабыня. Других ролевых вариантов не существует.

– Сказать по правде, все это мне не очень нравится.

– Но это доступ, Сабина. Я тебя ничего не заставляю делать, но если ты даешь мне деньги, ты даешь мне доступ к твоим воспоминаниям, к твоему дому, мобильнику, даже к твоей душе, если понадобится. Если я решу, что тебе надо помолчать, ты станешь немой. Если я решу, что тебе следует с ним поговорить, ты с ним поговоришь и скажешь все, что я велю сказать, слово в слово. Если я решу, что тебе надо с ним встретиться, ты с ним встретишься и сообщишь то, что скажу тебе я, а если что-то пойдет не так, знай, что я рядом, чтобы вовремя вмешаться. Если я решу, что тебе следует исчезнуть, ты исчезнешь. Если решу, что мне самому надо с ним встретиться, то не спрашивай меня, что я собираюсь делать. Если же ты хоть что-то сделаешь по своей инициативе, будь то хоть такая мелочь, как лайк в «Фейсбуке», или хоть раз нарушишь мою инструкцию, ты больше меня не увидишь, даже на фотографии. Я заберу деньги, а мяч опять окажется на стороне полиции.

Сабина снова смутилась. Она представила себе, сколько женщин, оказавшихся в такой же ситуации, до нее сидели на этом диване. Еще в ходе расследования она знала, что таких было много. Ей вспомнилось, как Джимонди, проследив за Нардо долгим взглядом сыщика, вынужден был, стиснув зубы, признать, насколько тот убедителен. Мысль о том, что этот Нардо, личность настолько неординарная, что кажется ненастоящей, сможет помочь ей выбраться из кошмара, в котором она жила, очень ее ободрила и вселила надежду. Но, видимо, из-за профессиональной деформации Сабина ощутила, что на нее надевают узду.

Ей вдруг пришла мысль – и она сосредоточилась на этой мысли, не слишком на ней задерживаясь, но довольная, что может отсрочить решение:

– Нардо, я думаю, что на данный момент ты можешь стать единственным решением моих проблем. Здесь мне было хорошо, я чувствую себя как дома…

– Но хочешь еще немного подумать, главным образом по причине своего неприятного положения, чтобы холодно и спокойно оценить все за и против, а потом мне свистнуть. Я правильно понял?

Сабина фыркнула, почувствовав, что снова потерпела поражение, но скрыла неловкость за широкой профессиональной улыбкой. Наверное, Нардо все понял, потому что в ответ, не говоря ни слова, спешно прервал беседу и проводил гостью к выходу. Он шел впереди, но вдруг обернулся, словно вспомнив что-то важное, что совсем забыл сказать. Ни обиженным, ни разочарованным он не выглядел, а произнес совершенно спокойно:

– И вот еще что, Сабина: в течение всего месяца, что ты оплатишь, и того времени, что может понадобиться дальше, можешь считать этот дом своим. Я живу один, у меня много спальных мест, и для меня поселить здесь «клиентов», находящихся в опасности, – обычное дело. Многие из них по разным причинам хотят покинуть свои дома, пусть ненадолго. Разумеется, расходы на проживание – за мной.

Теперь Сабина поняла, как оказалась в доме та красотка в халате, и это ее немого успокоило.

– Фирма Баджо, как я вижу, предлагает лечение по полной программе… Ты намного превосходишь все «центры помощи женщинам».

– Мне бы надо составить вопросник по рейтингу популярности, так, для уверенности, – сказал Нардо с улыбкой.

Он открыл перед ней дверь и рассеянно махнул рукой. На столике в зале его телефон принимал одно за другим сообщения, ибо для доктора Баджо наступил час работы.

Сабина осталась одна на лестничной площадке второго этажа – и вдруг почувствовала себя до боли одинокой. Но она устояла перед желанием броситься звонить в колокольчик, стиснуть руку Баджо и заключить наконец этот чертов договор. Ее не покидало убеждение, что будет лучше немного подождать.

Прошло немногим более пяти минут, и колокольчик снова зазвонил. Нардо сразу же открыл дверь и увидел Сабину, всю в слезах:

– Мою машину сожгли, Нардо. Там пожарные, и вот-вот приедет полиция. Я не хочу их видеть.

Он не ответил, вдруг став холодным и серьезным. А Сабина прибавила, улыбаясь дрожащими губами:

– У тебя найдется зубная щетка для новой клиентки?