Текст книги "Тихая вода"

Глава 14

В ванной Томас разглядывал себя в зеркале – жалкий тип. Непохоже, что он собирается насладиться приятным вечером в компании семейства Линде. Он прибыл на Харё около шести часов. Час спустя его ждали на Сандхамне, а нужно еще побриться и принять душ.

Дом Томаса на Харё стоял неподалеку от моря. Родители купили его в пятидесятые годы, задолго до того, как летние дома в шхерах вошли в моду. И несколько лет назад выделили обоим сыновьям по участку.

На половине Томаса стоял старый сарай. Порядком потрепанный, но удачно расположенный почти у самой воды, с живописной развесистой березой неподалеку.

Такой домик идеально подошел бы семейству с детьми.

После ремонтных работ сарай превратился в симпатичный дом с большими окнами и открытой планировкой. На мансарде оборудовали спальню. Узкая дорожка от входной двери спускалась к причальному мостику, возле которого поставили садовую мебель, чтобы можно было посидеть вечером. Дом полностью поглощал все свободное время и деньги. Зато и получилось все так, как они хотели.

А потом семья распалась. Они не успели прожить здесь вместе и одно лето. Поскольку летний дом Томас унаследовал от родителей, дележ имущества не вызвал больших проблем. Пернилла получила квартиру в городе, а Томас участок на Харё. Это было так логично, естественно и справедливо.

И в то же время так невыносимо.

После развода Томас взял «двушку» в Густавсберге. Это казалось удобным, дорога до полицейского участка занимала всего двадцать минут. Но в Густавсберге он не чувствовал себя дома. Только здесь, на Харё.

Томас достал из шкафчика в ванной бритву и мыло и налил теплой воды. Положа руку на сердце, он не испытывал ни малейшего желания садиться в лодку и отправляться на Сандханм. Но Нора пригласила его несколько недель назад, и Томас не хотел огорчать ее отказом, тем более почти накануне ужина.

– Давай же, Томас, – говорила Нора. – Тебе не повредит немного развеяться на свежем воздухе. Нельзя же все время работать или торчать на Харё. Иногда нужно и с людьми пообщаться.

И она, конечно, была права, но боже, как тяжело ему это давалось…

Томас опустился за туалетный столик с бритвой в руке. Иногда самое трудное – сделать первый шаг.

Последние пятнадцать месяцев его жизни выдались такими, что Томас не пожелал бы подобного и заклятому врагу. Ночами он видел Эмили и мучился от собственного бессилия. А днем не решался идти на работу, потому что боялся показать коллегам свою слабость. Их с Перниллой брак распадался на глазах, и Томас ничего не мог с этим поделать.

После развода он еще долго избегал общества. Не то чтобы теперь ему были нужны другие люди, просто потребность в одиночестве всегда оказывалась сильнее.

Почти все дневное время он посвящал работе. Томас потерял счет вечерам, которые допоздна просиживал в полицейском участке. Но темные пустые коридоры действовали на него успокаивающе.

Одиночество исцеляло, хотя, если бы не коллеги, он вряд ли пережил бы это. Подъем с кровати каждое утро оборачивался мучительной борьбой с самим собой. Тем не менее Томас брал на себя все больше. Вызывался делать все, что только было можно. А потом часами сидел над протоколами и рапортами, как будто взял на себя обязательство так или иначе отметиться в каждом расследовании.

И боль стала отступать. Ее место занимала усталость, одолевавшая Томаса все больше. Он не знал, что с этим делать. Весь день был чем-нибудь занят, а вечером падал на кровать без сил.

Последние полгода он спал больше, чем всю предыдущую жизнь. Каждый вечер только о том и мечтал, чтобы лечь и забыться. И словно никак не мог насытиться этим бессознательным состоянием.

Только в апреле, когда вернулось солнце, Томас постепенно стал оживать. Долгими майскими ночами он отдыхал, наполняясь силами. День за днем, ночь за ночью – и дышать, к его собственному удивлению, стало легче. Но расстояние между ответственным полицейским, стремившимся несмотря ни на что выполнить свой долг, и просто Томасом Андреассоном, который всего-то хотел, чтобы его оставили в покое, не стало меньше.

Сейчас он сидел в ванной и пытался собраться с силами. До начала ужина оставалось совсем немного. Томас поднялся и взял флакон с жидким мылом. Сдержанно улыбнувшись своему отражению, провел бритвой по щеке.

Кики Берггрен оглядела гавань, на которую уже опускались сумерки.

Во рту все еще ощущался неприятно-терпкий привкус чая. Выходит, она не потянула даже на кофе, только на это мутное пойло.

Кики хотела было отдохнуть в номере, но была слишком возбуждена, поэтому уже через час встала. Надела куртку и спустилась в гавань. Ей нужно было что-нибудь выпить, желательно покрепче. Немного еды тоже совсем не помешало бы. Кики прошмыгнула по лестнице, стараясь не попадаться на глаза разговорчивому менеджеру. Ей было о чем поразмыслить наедине с собой.

Столики снаружи выглядели очень уютно, но приблизившись, Кики поняла, что все места заняты молодежью. Полуголые девицы в больших солнечных очках сидели рядом с раскрасневшимися парнями с маслянисто блестевшими зачесанными назад волосами.

Похоже, здесь в почете было розовое вино. Во всяком случае, на каждом столе лежал подстаканник со словами: «Think pink, drink pink»[11]11
  Думай в розовом цвете, пей розовое (англ.).


[Закрыть]. Кики вспомнилось «Матеуш Розе» – когда она училась в гимназии, это вино тянули в каждой подворотне. Кики поежилась. Оно и тогда-то не казалось ей особенно вкусным, что уж говорить о сейчас. А похотливых пьяниц Кики вдоволь насмотрелась на Косе. Сейчас все это было тем более ни к чему.

Кики огляделась в поисках альтернативы. В другом конце гавани находился отель «Сандхамн», выглядевший куда пристойнее. Кики развернулась и пошла к двери с вывеской «Паб».

Открыв ее, Кики оказалась в полной темноте, а, когда глаза адаптировались, разглядела просторное помещение с темными деревянными панелями на стенах и уютной атмосферой. За коричневой барной стойкой молодой человек с длинными волосами, убранными в «хвост», делал заказ. Вокруг, то там, то здесь, за вытянутыми столами сидели мужчины и женщины перед наполовину пустыми бокалами. Людей было мало. Темный зал – не то место, куда стремятся по-летнему одетые туристы в такую погоду.

За окном целая толпа терпеливо дожидалась, когда освободится место за столиком снаружи. Но то, что было внутри, подходило Кики гораздо больше. Ей требовалось некоторое время побыть в покое, да еще хоть чем-нибудь заесть отвратительный привкус во рту. На стене висела исписанная мелом доска с предложениями. Кики устроило бы любое из перечисленных, но она выбрала жаркое и большую кружку пива.

Взяв пиво, устроилась в углу, подальше от барной стойки. Сняла куртку и положила на стул рядом. Потом вытащили из сумочки зеркальце и расческу, которой несколько раз провела по длинным волосам. Сунув расческу в нагрудный карман куртки, по старой привычке нащупала в сумочке пачку сигарет, – прежде чем вспомнила, что в Швеции действует запрет на курение в публичных местах.

Краем глаза Кики заметила мужчину, который заказал у стойки пиво и, взяв бокал, направился в ее сторону. Кики улыбнулась. Это получилось у нее почти бессознательно, сказались долгие годы работы в казино. Собственно, парень ей сразу понравился. Возраст около сорока, худощав. Застиранная голубая футболка и джинсы, на ногах спортивные туфли. Волосы не мешало бы подстричь, но выглядели они чистыми. Кики вдруг захотелось с кем-нибудь поговорить. Когда их с мужчиной взгляды встретились, она облизнула губы и приоткрыла рот.

– Садись сюда, – Кики показала на стул рядом.

И приглашающе улыбнулась, когда он сел.

– Живешь здесь?

Он поднял глаза от пива и кивнул.

– Ммм… У меня на острове дом.

– Летний дом?

– Нет, я живу в нем постоянно. Я родился на острове и прожил здесь всю жизнь.

Он поднес бокал ко рту. Кики придвинулась ближе.

– Меня зовут Кики.

– Юнни.

Он протянул было руку, но потом раздумал и ограничился кивком.

– Чем занимаешься? – спросила Кики.

– Всем понемногу – столярничаю, рисую… так, помогаю туристам.

Юнни сделал хороший глоток и промокнул рот тыльной стороной ладони. Когда поставил бокал на стол, немного пива пролилось, но Юнни этого будто не заметил.

– Что рисуешь?

Кики интересовалась жизнью на острове. Кроме того, ей требовалось разогнать тягостные мысли.

– Разное. Пейзажи в основном.

Он смущенно хихикнул. Потом достал карандаш из заднего кармана, взял салфетку и несколькими штрихами изобразил Кики в профиль. Получилось потрясающе. Юнни удалось не только схватить черты ее лица, но и настроение. И всего-то за несколько секунд.

Он протянул портрет ей.

– Прошу. Можешь оставить себе.

– Как здорово… – искренне восхитилась Кики. – Это и есть то, чем ты занимаешься?

– Не совсем. Летом я больше плотничаю. В загородном доме всегда полно работы, а люди в отпуске хотят отдохнуть. Поэтому и платят хорошо. В общем, все в порядке.

Юнни криво улыбнулся, как бы в подтверждение своих слов.

К столику приблизилась блондинка с подносом. Поставила перед Кики тарелку и положила нож и вилку, завернутые в салфетку. Смотрелось, во всяком случае, аппетитно – поджаренное яйцо сбоку и много тертой свеклы. Официантка привычным движением приняла у Кики пустой бокал и приветливо улыбнулась:

– Хотите еще чего-нибудь?

Кики выжидательно посмотрела на Юнни. Тот выглядел довольным, немного смущенным, даже немного заинтересованным. В нем было что-то щенячье, и это импонировало Кики. Она перегнулась через стол, отбросив прядь с лица, и кокетливо улыбнулась:

– Угостишь пивом? Наверняка тебе есть что рассказать о том, как проводят на острове вечер пятницы. Я здесь впервые.

Глава 15

Получилось именно то, что Нора называла чудесным вечером на Сандхамне.

Судя по доносившимся с разных сторон звукам, соседи тоже наслаждались ужином на свежем воздухе. Где-то вдалеке пела Дина Вашингтон, и при этом было так тихо, что можно было расслышать жужжание шмеля. Ласточки летали в небе высоко, и это тоже было хорошим знаком. Девять вечера, а тепло еще не спало. Филе окуня получилось превосходным. Когда приступили к десерту, разговор перекинулся на недавнего утопленника.

– Как продвигается расследование? – поинтересовался Хенрик.

– Ну… – замялся Томас, – похоже, это все-таки была ненасильственная смерть. Несчастный случай. Судя по всему, он свалился в воду с финского парома. Они ведь курсируют здесь каждый вечер.

Томас взял кусок пирога с ревенем и продолжил:

– Он был одиночка – ни семьи, ни родителей, ни друзей, которые могли бы его опознать. Единственной родственницей остается кузина. Они довольно тесно общались, тем не менее… жалкая участь, если мне будет позволено так выразиться.

В ту же секунду Томас пожалел о сказанном. Параллели с его собственной жизнью были слишком очевидны. Ни семьи, ни детей… Почти сорокалетний холостяк в двушке, он в этом плане мало чем отличался от покойного. Что давало ему право называть участь Кристера Берггрена «жалкой»?

– Почему же ты считаешь, что это была ненасильственная смерть? – спросил Хенрик, передавая миску с ванильным кремом.

Вопрос вернул Томаса к действительности. Ему не без труда удалось собраться с мыслями.

– Нет ничего, что указывало бы на противоположное. Он утонул. Единственной странностью остается канат, петлей обвязанный вокруг тела. Но мы не ставим перед собой цели объяснить все. Эта деталь может вообще ничего не значить.

– Канат?

Хенрик вопросительно посмотрел на Томаса.

– Да, что-то вроде корабельного каната было петлей обвязано вокруг тела. Но это нам ничего не дало, и канат из самого обычного материала.

– У него имелись причины самому свести счеты с жизнью? – спросил Хенрик.

Томас покачал головой:

– Не думаю. Предсмертной записки мы так и не нашли. Хотя наверняка сказать трудно…

– А что с рыболовной сетью? – спросила Нора.

– Ничего. Правда, на ней обнаружена бирка с инициалами. Но, честно говоря, это ни о чем. Похоже, тело случайно запуталось в сети, когда опускалось в воду. В шхерах многие расставляют сети, так что в этом нет ничего удивительного.

Хенрик наклонился вперед и перестал жевать, боясь пропустить хоть слово.

– И что за инициалы?

– «Г. А.», но и они вряд ли что-нибудь нам дадут.

Нора задумалась:

– Есть на острове кто-нибудь с такими инициалами?

Томас пожал плечами:

– Не думаю, что это имеет хоть какое-нибудь значение. Сеть может принадлежать кому угодно в этой части архипелага. Почти все говорит в пользу несчастного случая.

– И что это значит?

– Что дело будет закрыто. Так всегда делается, если нет подозреваемых в совершении преступления.

– И у тебя начнется отпуск? – перебила Нора, выливая остатки вина в бокал.

Томас кивнул.

– Совсем скоро, я надеюсь. Думаю разобраться со всем этим в течение недели, а потом опять на Харё.

– Твои родители уже там? – спросила Нора.

– Конечно. Они переехали в Вальборг. Вышли на пенсию и теперь, похоже, больше времени проводят на острове, чем в городе.

При упоминании о родителях лицо Томаса просветлело.

– Они все время советуют мне брать отпуск пораньше, но я предпочитаю отдыхать под конец туристического сезона. Я приеду, когда я приеду.

Он поднял бокал, призывно глядя на Нору:

– Спасибо за прекрасный вечер!

Глава 16

Суббота, вторая неделя

Утром, отмывая с подноса остатки кофе, Нора думала о том, что вечер удался на славу. Компания пребывала в прекрасном настроении. Они засиделись во дворе до полуночи и даже не замерзли. Кроме того, сегодня суббота. А значит, наконец-то детей не нужно собирать в школу плавания. Утром им с Хенриком даже удалось немного понежиться в постели. Насколько это вообще возможно, имея шестилетнего сына.

– Эй, парни, – она повернулась к Адаму и Симону, – как насчет небольшого сюрприза папе? Давайте отнесем ему на мостик кофе.

Хенрик у воды чинил рыболовные сети. Работа требовала терпения и времени, поэтому чашка кофе была как нельзя кстати.

Нора и мальчики простояли почти пятнадцать минут в очереди за булочками. Похоже, весь Стокгольм выехал на эти выходные в шхеры. С другой стороны, не такая уж большая жертва – немного поболтать в очереди перед живописной пекарней. Во дворе крашенные белой краской чугунные столики и стулья ждут посетителей, которые пожелают насладиться выпечкой прямо здесь.

Эта пекарня была открыта еще в восемнадцатом веке знаменитым Рейнхольдом Сундбергом, председателем общины Экнё Хемман и вообще замечательным парнем. В то время заведение славилось популярными «корабельными сухарями», которые, помимо прочего, доставляли на плавучие маяки.

Хенрик был целиком и полностью поглощен работой.

По обе стороны причального мостика были вбиты столбы с крюками. На них развешивали сети, чтобы при помощи деревянной рейки очистить от водорослей и прочего морского мусора. Древняя техника, которая до сих пор применялась в шхерах.

Хенрик управился почти с половиной работы. Водоросли кучками лежали у его ног. Он снял майку и орудовал рейкой в одних шортах, тем не менее по спине струился пот.

Адам бросился помогать папе. Хенрик часто брал его в море расставлять сети, и это очень нравилось мальчику.

Сразу у моста Нора и Хенрик оборудовали небольшой дворик. Скамейка, стол с двумя стульями – главное, чтобы было где посидеть у воды. Тут же стояла на причале семейная лодка – немудреная штуковина с подвесным мотором, иначе называемая «дурчальником». Она была достаточно вместительна не только для совершения семейных морских прогулок, но и, при случае, для доставки в шхеры туристов, опоздавших на последний рейсовый катер с мыса Ставнес.

– Мы принесли тебе кофе, – сказала Нора Хенрику.

И принялась накрывать на стол. Мальчики пили сок из ярких пластиковых чашек. Нора невольно вспомнила вчерашний разговор.

Мобильник зазвонил, когда она сидела возле бассейна и ждала Симона с урока плавания. С Норой хотел говорить директор по персоналу. Последняя реорганизация банка предполагала собственного юриста в каждом из четырех региональных отделений – северном, южном, центральном и восточном. Что скажет Нора, если ей предложат должность в южном отделении?

Южный филиал находился в Мальмё, поэтому согласие означало переезд. Но кроме того – значительное повышение зарплаты и не менее значительный шаг в карьере. Нора чувствовала себя польщенной. Звучало, что и говорить, заманчиво. Прежде всего Нора увидела в этом возможность поменять шефа – единственное, пожалуй, что не устраивало ее на нынешнем месте.

Директор центрального филиала Рагнар Валльстен занял высокий пост в достаточно молодом возрасте, после того как его предшественник неожиданно перевелся в конкурирующий банк. По мнению Норы, Валльстен явно не справлялся со своими обязанностями. К тому же был высокомерен и имел привычку говорить гадости о коллегах за их спиной.

Пока другие юристы, сбившись с ног, составляли договоры и улаживали конфликты, Валльстен, закрывшись у себя в кабинете, читал «Дагенс Индустри». Это хорошо было видно за стеклянными стенами. Краем уха Нора слышала, что жена шефа происходит из известной финансовой семьи. Это отчасти объясняло его комплекс неполноценности, но ни в коей мере не оправдывало полного отсутствия лидерских качеств. Как такой человек мог попасть на высокую руководящую должность, для всего банка оставалось большой загадкой. Как те, кто его назначил, могли не заметить его некомпетентности?

Поэтому на душе у Норы теплело при одной мысли о том, как она войдет в кабинет Рагнара Валльстена и объявит о своем повышении. Директор по персоналу сообщил, что все претенденты на должность будут проходить собеседование с сотрудниками внешней кадровой фирмы «Санделин и Ко». Если Нора заинтересована, им передадут ее контакты.

Нора представила себе, как скажет об этом Хенрику. Переезд в Мальмё наверняка не был пределом его мечтаний. С другой стороны, переехала же Нора на Висбю, после того как Хенрику предложили там место. И потом еще сидела дома с обоими мальчиками, пока супруг повышал квалификацию. Теперь подошла ее очередь, только и всего.

Симон вернул Нору к действительности, бросив ей в ногу шмоток водорослей.

– Прекрати! – закричала Нора. – Они такие холодные…

Симон рассмеялся всем лицом и наклонился за новой порцией. Нора подняла обе руки:

– Сдаюсь, сдаюсь… – запричитала она, прежде чем мальчик успел сделать очередной бросок.

И тут их отвлек гул лодочного мотора. Нора прикрыла от солнца глаза, вглядываясь в даль. Конечно, это был Томас на своем алюминиевом «Бустере». Он стоял за рулем, теперь Нора отчетливо это видела. Описав полукруг, Томас сбавил скорость и причалил к краю мостика.

– Привет! – Он протянул ей руку.

– Ты подоспел к самому кофе, – сказала Нора. – Сейчас принесу еще одну чашку.

– К сожалению, не могу.

Томас выглядел озабоченным.

– Я всего лишь хотел оставить здесь лодку на некоторое время. В гавани полно полицейских катеров, и медики тоже уже причалили.

Нора вгляделась в лицо Томаса. Что-то пугающе серьезное залегло на дне его глаз.

– Что случилось?

– Найден еще один труп. И я здесь опять по работе.

Нору изнутри прошиб холод.

– Труп?

– В «Доме миссии». Его обнаружила горничная, когда убиралась в номерах. На теле следы побоев. Ничего, если я оставлю здесь лодку на несколько часов? Честно говоря, не знаю, когда смогу забрать ее снова.

– Конечно, можешь, и ты это знаешь.

Взгляды Хенрика и Норы встретились, и почти одновременно супруги повернулись к детям, игравшим на берегу. Нора не могла поверить услышанному.

Два трупа за неделю? На Сандхамне, да еще в самый разгар ее летнего отпуска? Это казалось невероятным. Норе, по крайней мере, которая даже дверей не запирала, когда уходила из дома. Она подавила импульс вцепиться в мальчиков обеими руками и держать, никуда не отпуская.

Когда же наконец все это закончится?

Глава 17

Томас Андреассон быстрым шагом входил в ворота белого здания «Дома миссии».

Оно находилось под холмом, на котором стояла церковь, рядом со школой. Расстояние до причального мостика Норы не превышало половины километра. Не будь между ними других строений, Нора могла бы видеть «Дом миссии» из окна своей кухни.

Когда в конце девятнадцатого века архипелаг захлестнула волна свободных религиозных общин, люди стали собираться в этом похожем на церковь здании. Это был первый молельный дом на Сандхамне. Хотя островитяне с восемнадцатого века не раз подавали прошение открыть у себя церковь, попытки отклонялись одна за другой вплоть до того момента. Тогда община насчитывала от сорока до пятидесяти активных членов.

Но с некоторых пор «Дом миссии» служил отелем и одновременно конференц-залом при отеле «Сандхамн». В большом молитвенном зале проходили торжественные обеды и праздники. Это был очень красивый дом, скромный, но стильный. Отмеченный, так сказать, печатью благородной старины.

И вот теперь на его втором этаже обнаружили труп.

Томас коротко кивнул знакомым полицейским в форме, открыл ворота посреди белого штакетника, обрамлявшего прилегавший к дому участок. Под парадной лестницей стояли садовые столы и стулья, вазы с анютиными глазками, яркими пятнами выделявшимися на унылом фоне газона, где, как и на остальном острове, был только песок да торчащие из него стебли сухой травы.

Входная дверь стояла нараспашку, и Томас быстро поднялся по лестнице в холл. В гулком помещении слышались всхлипывания и возбужденные голоса. Войдя, Томас увидел заплаканную женщину в углу на стуле. Рядом стояла еще одна, на вид постарше, и пыталась успокоить бедняжку, хотя и сама тоже плакала. В прихожей уже был один полицейский.

– Это Анна ее обнаружила.

Женщина постарше показала на ту, которая сидела на стуле.

– Когда убиралась в четвертом номере, – добавила она.

Томас направился к горничной, которая раскачивалась на стуле из стороны в сторону, ломая руки. Судя по опухшему, раскрасневшемуся лицу, она плакала довольно долго. Томас задался вопросом, имеет ли смысл ее допрашивать. Вряд ли вытянешь что-нибудь разумное из человека в таком состоянии. Он повернулся к другой женщине, которая выглядела более спокойной.

– Томас Андреассон, полиция Наки. Вы здесь работаете?

– Меня зовут Кристина, я здесь менеджер.

Сильный славянский акцент успел пробиться прежде, чем она закончила фразу. Нижняя губа дрожала, но женщина глубоко вдохнула и продолжила, возвысив голос:

– Это так ужасно… Как могло у нас такое случиться?

Она отвернулась, прикрыв рукой рот.

Томас достал блокнот и ручку. Всхлипывания горничной между тем стали приглушеннее и перешли в невнятное бормотание.

– Можете сказать, когда был найден труп? – обратился Томас к менеджеру.

Та снова повернулась к нему, а потом посмотрела на часы на светлой стене:

– Мы позвонили в полицию при первой возможности, – ответила она. – Это было не более тридцати-сорока минут тому назад. Анна много раз стучалась в четвертый, но никто не отзывался. Под конец остался неубранным только этот номер.

– Дверь была заперта? – спросил Томас женщину на стуле.

Заплаканная горничная кивнула.

– Да, я воспользовалась своим ключом.

– У вас есть другие постояльцы?

Менеджер испуганно закивала.

– Все номера забронированы, но сейчас в отеле никого нет. Постояльцы вернутся вечером.

На ней был яркий передник со следами муки. Мучные разводы на руках свидетельствовали о том, что совсем недавно женщина занималась выпечкой хлеба. В конце большого зала была кухня, судя по тому, что открывалось за приоткрытой дверью со старинной массивной ручкой.

Томас решил для начала заглянуть на второй этаж. Лучше всего, конечно, было бы сразу со всем этим покончить. Он оглянулся на коллегу, на вид лет тридцати с небольшим.

– Можете показать дорогу в номер?

Полицейский пошел впереди. Томас последовал за ним по лестнице в узкий коридор. Дверь в четвертый номер стояла приоткрытой.

Войдя, Томас увидел человеческое тело, неестественно застывшее в позе эмбриона. В комнате уже стоял удушающе-сладковатый запах тления, еще не перешедший в невыносимую вонь.

Томас огляделся. Кружевные гардины, сосновые панели на стенах – интерьер был оформлен в старинном романтическом стиле. На бюро стояла маленькая ваза с цветами, на стене висела картина в золоченой раме, изображавшая парусник в море. В окна лился солнечный свет. Контраст между атмосферой уютного пансионата в шхерах и трупом на кровати не мог быть более разительным.

Томас приблизился и отметил припухлость на правом виске, кровоподтеки и царапины вокруг. Немного крови засохло на ухе и в волосах. Вглядевшись в лицо, он понял, кто лежит перед ним – Кики Берггрен, кузина Кристера Берггрена. Томас наклонился. Направленные на него глаза глядели в пустоту. На Кики ничего не было, кроме красных трусов. Грудь безжизненно лежала на матрасе. Одеяло отброшено в сторону, вещи валялись на полу. И никаких следов пребывания в номере другого человека.

В джинсовой сумочке, брошенной возле кровати, обнаружился бумажник и водительские права, подтвердившие личность покойной. Томас достал мобильник и набрал номер отделения в Наке.

– Это Томас. Я осматриваю труп. Нужно проследить, чтобы он был в приоритете у судмедэкспертов. Похоже, нашу версию смерти Кристера Берггрена придется пересмотреть. Здесь лежит его мертвая кузина. Со следами побоев, помимо прочего.

Когда в «Дом миссии» прибыла команда криминалистов, время близилось к полудню. Место преступления было оцеплено по всем правилам. По просьбе полиции менеджер предоставила список всех постояльцев. У Томаса даже получилось провести нечто вроде допроса свидетелей, но ничего нового он не услышал.

Менеджер не особенно обрадовалась известию, что отныне весь «Дом миссии» рассматривается как место преступления и подлежит тщательному осмотру. А в бывшем номере Кики Берггрен вообще нельзя ничего трогать, тем более убираться.

Остаток дня пролетел как в горячке. Криминалисты делали все, чтобы собрать как можно больше так называемого «биологического материала». Трудно было выдвинуть какую-либо разумную версию произошедшего, поскольку на момент обнаружения тела дверь в номер была заперта, а следы борьбы отсутствовали. Кроме разве той, что Кики Берггрен была убита где-то в другом месте.

Но Томас опасался делать поспешные выводы.

Посоветовавшись с шефом регистрационного центра, он решил взять в местном отделении еще одну комнату в качестве штаб-квартиры расследования. Очевидно, что для продолжения работы следствию понадобится постоянное помещение на Сандхамне. Расследование перешло в качественно новую стадию.