Текст книги "Отличники. От других…"

2

Я, должно быть, заснул на скамейке, потому что вздрогнул, почувствовав, что меня кто-то трогает за плечо. Сестра сидела рядом и будила меня.

– Что случилось? – спросил я, просыпаясь окончательно.

– Ты чего не в отряде? – спросила она тревожно. – Тебя все ищут…

– А сколько времени? – поинтересовался я, начиная злиться. – И зачем меня искать? Я что, маленький, ходить строем за пионерами?

– Ну, если немного и вырос за несколько часов, то это не считается. – В голосе сестры сквозил холодок сарказма. – Скоро пять вечера. И тебя ищет мама. Она в кружке детского творчества. А вечером мы идём в посёлок на переговорный пункт, звонить домой папе. Здесь телефон опять не работает.

Выложив мне все новости, она немного успокоилась и попробовала гребёнкой из своей сумки расчесать мои, наверное, слишком растрёпанные волосы. Я резко отшатнулся от неё.

– Ты чего такой злой? На солнце перегрелся?

Сестра посмотрела на меня подозрительно.

– Может и перегрелся! – огрызнулся я.

Досада, что меня побеспокоили, всё ещё не отпускала, и голос звучал как-то неоправданно зло. Я не хотел злиться на Сашу, но не сумел себя заставить смягчиться.

– А во сколько пойдёте в посёлок? – поинтересовался я, успокаиваясь.

– В восемь, только и ты тоже пойдёшь. Нам нужно сообщить папе номер поезда, которым мы возвращаемся домой, чтобы он нас встретил на такси. – Сестра снова казалась невозмутимой. – А ты разве не хочешь поговорить с бабушкой и папой?

– Хочу, – угрюмо буркнул я и уставился в асфальт, по которому ползли вереницей мелкие муравьи, таща толпой нескольких больших красных жучков, которым, похоже, было уже всё равно, куда и кто их тащит. – Я в шесть пойду купаться, а потом после ужина найду вас.

– Как хочешь. – Как-то подозрительно легко согласилась она. – Только тебя всё равно ждет в корпусе мама.

Я нехотя поднялся и побрел в здание, где находился кружок детского творчества. Мама учила пионеров делать разные модели, поделки, рисовать и лепить из пластилина на стекле разноцветные картины. Одно время я тоже увлёкся этой лепкой на стекле. Сашка мне рисовала контуры чёрной тушью, а я размазывал в них пластилин различных цветов. Мама даже несколько моих картин на выставке в лагере разместила. Потом стало скучно это делать.

Мама встретила меня апельсином, который я схватил и стал грызть как яблоко с кожурой. По майке потёк жёлтый сок. Сумку с полотенцем и книжкой я бросил в угол.

– Ты пойдёшь с нами, Владик? Мы позвоним папе, а потом поедим мороженое.

– Пломбир?

Мама кивнула, улыбнувшись.

– Пойду, только сначала искупаюсь. Я хочу попасть на пляж до ужина.

Я развернулся, чтобы идти.

– Постой! Зайди в комнату и переодень майку. А можешь вообще-то надеть приличные шорты и кеды. Все-таки в городок едем. Там люди… – Мама не оставляла надежды научить меня следить за собой.

– Хорошо, мам!

Я всё ещё не решил для себя, рассказывать ли ей о своей новой знакомой или нет. Сестре однозначно говорить не буду. Потом слова не смогу сказать, чтобы не нарваться на её плоские шутки. Поколебавшись секунду, я решительно повернулся и вышел.

– Постой! Возьми полотенце, – мама выглянула в коридор, подавая мне сумку. – Не заплывай далеко.

– Ну, всё, я пошел, мам, – протянул я.

Плетясь по аллее переодеваться, подумал, что Маше понравится, если она увидит, что я умею следить за собой, как взрослый. Забежал в комнату, быстро переоделся, смочил водой волосы, чтобы они, наконец, причесались, и выбрался с территории лагеря в направлении пляжа.

На часах было шесть часов вечера. Солнце, казалось, вознамерилось спалить всё живое, сущее под ним. Я с ужасом представил, что придется снимать обувь и ходить по раскалённым твёрдым камням, пусть даже недалеко.

На пляже было полно народу. Я внимательно вглядывался в лица и в другие места загорающих, слоняющихся по пляжу и в изобилии купающихся граждан. Солнечные зайчики от воды слепили глаза. Я повернулся к бетонной ограде и посмотрел в сторону стоянки в надежде отыскать знакомый белый «универсал». Машины стояли очень плотно, а непоместившиеся на стоянке, растянулись вереницей вдоль обочины далеко в обе стороны дороги. Но «Волги» не было видно. Подошёл поближе к лестнице, и, увидев пару квадратных метров просвета среди тел и полотенец, расположил на них свои вещи. Снова встал, всё ещё не решаясь раздеваться под лучами палящего светила. Я вглядывался в горизонт, пока не начали слезиться глаза. Крепко зажмурившись, я всё равно не мог избавиться от красных кругов, дожидаясь, пока под закрытыми веками немного стемнеет.

– А теперь ты похож на аэродромный локатор. Он так же вращается на триста шестьдесят градусов, как твоя голова. – Машин голос откуда-то из-за моей спины звучал весело и задорно.

– Машка, привет! – воскликнул я радостно и, развернувшись вокруг своей оси на её голос, открыл глаза. Среди красных кругов и звёздочек я увидел знакомую стройную фигурку в облегающих джинсах Levi’s, ослепительно белой футболке и белых кроссовках с зигзагом Nike.

Она смотрела мне прямо в глаза, и улыбка играла на её губах. Блестящие каштановые волосы были заплетены в косичку – «колосок», доходящую ей до середины спины, подчеркивая гордую осанку. Девушка протягивала мне стаканчик «пломбира».

– Я попал в сказку, где исполняются желания? – спросил я, с трудом оторвав взгляд от прохладного лакомства.

– Конечно. Приятно познакомиться! Я – фея!

Маша, хитро взглянув на меня, откусила кусочек мороженного из своего стаканчика.

– Спасибо, фея!

Я всё ещё не мог прийти в себя от неожиданности. Мы некоторое время стояли, глядя друг на друга и, еле сдерживая смех, поедали мороженное.

– Ты здесь хочешь остановиться? Пошли к нам. Мы с мамой во-о-он там возле дамбы шезлонги заняли. Тебе, кстати, тоже. – Сказала, наконец, девушка деловым тоном.

И пошла вперёд, уверенно лавируя между телами загорающих граждан. Я невольно залюбовался её стройной, элегантной фигуркой. Мы остановились на мелкой гальке метрах в пяти от бетонного волнореза, далеко уходящего в море. Три шезлонга стояли в ряд почти у кромки тихо плещущейся воды. Женщина в солнцезащитных очках, соломенной шляпе и тёмно-зелёном купальнике, сидевшая на одном из них, читала журнал «Наука и жизнь». Она оторвалась от чтения и, сняв очки, приветливо посмотрела на меня из-под широких полей своей шляпы. Её улыбка и выразительные черты лица, как будто, были фотографией Маши в будущем, лет через двадцать.

– Мам, познакомься, это Владислав. Он живёт в нашем городе. А сейчас мы купаться будем.

– Здравствуй, Владислав! – голос женщины звучал негромко, но ясно слышался каждый звук. – Рада с тобой познакомиться. Меня зовут Анна Петровна.

– Очень приятно, Анна Петровна!

Я вежливо улыбнулся, попытавшись незаметно сдуть капельки пота со лба. Женщина жестом пригласила меня расположиться на свободном шезлонге. Незамедлительно воспользовавшись предложением, заметил, как Маша, одновременно со мной в точности повторила моё движение, растянувшись на спине и, зажмурившись, растянула плотно сжатые губы в улыбке.

– Ну что, дети, как насчёт…, по стаканчику лимонада? – Анна Петровна достала бутылку Дюшеса и два картонных стаканчика.

– Спасибо! – откликнулись мы хором, одновременно взяв угощение.

Прохладный напиток привел меня в чувство, и я начал думать, как будет правильно: их обеих пригласить купаться, или только к Маше обратиться.

– Чего в одежде паритесь! Марш купаться! – мама шутливо хлопнула дочку пониже спины, тем самым разрешив дилемму. Мы незамедлительно выполнили «приказание», как будто только этого и ждали. Маша моментально сняла майку, джинсы, кроссовки, оказавшись в ярко-синем купальнике, и стянула с ноги протез. Он был похож на высокий сапожок телесного цвета, который фиксировался широкими ремнями к бедру выше колена. На розоватой коже раненой ноги от них остались следы. У меня снова защемило сердце от жалости к ней. Но теперь я по-другому воспринимал особенность Маши. Я уважал её, как мужественного человека и хотел помочь ей быть самой собой. Подруга подняла голову и убрала с лица прядь волос.

– Ну что, готова? Пойдем в воду. – Я встал, протянув руку Маше, помогая ей встать. Она опиралась на моё плечо, осторожно прыгая по камням к воде, а когда мы зашли по пояс в море, вдруг обхватила мою шею руками и запрыгнула мне на руки. Её лицо со смеющимися зелёными глазами оказалось очень близко к моему. Я чуть не упал от неожиданности, еле успев напрячь мышцы рук, но вода помогла удержать дополнительную нагрузку. Я сделал несколько шагов, поскользнулся о заросший тиной камень, и мы вместе рухнули в воду, разбрасывая тучи брызг и смеясь.

– А ты сильный! – с восхищением крикнула Маша, вытирая лицо. – Теперь я знаю, внешность обманчива.

Я в этот момент погрузился с головой под воду и не услышал части сделанного мне комплимента. Вынырнув, я жестом позвал подругу за собой и поплыл в открытое море. На глубине вода стала ощутимо прохладнее. Шли волны, которые подхватывали нас и качали вверх и вниз. Маша быстро меня обогнала и через несколько минут уже плавала вокруг буйка. Я, пыхтя и отплевываясь от морской воды, медленно приближался к ней.

– Давай сегодня в Турцию не поплывем, – сказала девушка, глядя на меня сквозь пряди слипшихся волос, прикрывших её левый глаз. – А то к ужину не успеем вернуться. Я смотрела по карте, до турецкого города Синоп отсюда всего километров триста напрямую через море.

– А я, когда был с мамой в Сухуми, взбирался на гору Ахун и со смотровой площадки пытался увидеть турецкий берег. Экскурсовод говорил, что в ясную погоду это возможно, – вставил я, все еще не выровняв дыхание после заплыва.

– Я мечтаю, стать журналисткой, – неожиданно сказала Маша, глядя вдаль. – Может быть, фотожурналисткой, делать фоторепортажи для журналов и объездить весь мир! Хотела бы узнать больше о каждом месте, где побываю. Только заглянув в каждый уголок Земли, можно постичь мудрость Природы! А ты, о чём мечтаешь, Влад? Кем хочешь стать?

Я удивился, насколько оказались близки к истине мои догадки.

– Я тоже обожаю путешествовать и что-нибудь исследовать, – сказал я. – Мне нравится разбираться с разными механизмами, что-то конструировать и изобретать. А ещё я люблю машины. Я собрал коллекцию моделей автомобилей, статьи, вырезки из журналов о них. И профессия журналиста мне тоже нравится. Я хотел бы писать репортажи и поступить в институт МГИМО. Для этого, даже начал учить испанский язык. Но точно ещё не решил, кем буду. В школе стараюсь хорошо учить физику, химию, математику, географию, историю и, конечно же, английский. Это все мои любимые предметы. Ещё нравится военная подготовка и труд.

– А мне тяжело даётся физика. Я пропустила год, дома по учебникам пробовала наверстать, но что-то, видимо, не поняла. – Маша с надеждой посмотрела на меня. В голосе её слышалась досада. – Математику ещё могу понять или выучить наизусть, а вот физику – нет. Впрочем, с химией – та же история.

– Хочешь, я тебе буду помогать по физике, когда учебный год начнётся? – предложил я. – Мы ведь сможем встречаться в Ростове?

– Классная идея! Я – с удовольствием! – Маша снова повеселела и исчезла под водой.

Я растерянно обернулся, гадая, в каком месте она вынырнет. Но её всё не было, и я начал беспокоиться, вглядываясь в прозрачную воду моря.

Она вынырнула внезапно за моей спиной и, с шумом дыша, стала отфыркиваться от воды. В глазах играли знакомые озорные зайчики.

– Закрой глаза!

Я послушно закрыл глаза, подгребая руками, чтобы не погрузиться под воду. И почувствовал ладонью мягкое прикосновение Машиной руки. Она вложила что-то и сложила мои пальцы в кулак.

– Открывай аккуратно! – сказала она.

Я осторожно раскрыл ладонь, надеясь найти в ней круглый камешек, как мне показалось на ощупь. Но в руке лежала позеленевшая от старости истёртая монета «5 копеекъ». На ней можно было различить изображение царского двуглавого орла в обрамлении лавровых ветвей и год 1869.

– Это тебе на память о нашей встрече, Владик. – Маша радостно посмотрела в мои округлившиеся от удивления глаза.

– Спасибо, Машенька! Я буду хранить её как талисман! Но как ты смогла так глубоко нырнуть и так быстро найти клад? – недоумевал я.

– Тренировалась, когда в бассейне плавала. Сейчас могу минуты на две дыхание задерживать. А опытные аквалангисты до пяти минут способны под водой не дышать. Там красиво, только соль глаза щиплет. В маске хорошо плавать. А ты, чего свою маску не взял? Сейчас бы ещё что-нибудь нашли. Там внизу можно песок раскопать, монетки опять же, поискать.

– Я завтра принесу. Можем понырять. Ты купаться завтра придёшь?

– Да, утром. Ещё разок искупаемся и поедем после обеда домой. Папа хочет успеть в Ростов до темноты. В машине что-то с фарой случилось.

– А мне ещё пять дней здесь торчать. Без встреч с тобой скучно будет.

– Да прям! У тебя что, знакомых девочек в лагере нет? А ребят?

– Нет. Мне не интересно в футбол гонять или сплетни про других слушать. – Начал я, и сразу почему-то стало неудобно от сказанных слов.

– А как тебе было бы интересно проводить время с ними?

– В походы ходить, наверное, подниматься в горы, искать минералы или, хотя бы на крайний случай – ежевику или орехи поесть. Ещё мастерить что-нибудь.

– И что, за всю смену ты ни разу не делал с отрядом того, что тебе нравилось?

– Был у нас один поход в горы и одна военизированная игра – Зарница. Побегали мы по лесу, в партизан поиграли. Было здо́рово! А в последние дни – только кино с комарами по вечерам и дискотеки. Стало скучно.

– Ты не любишь танцевать? – насторожилась Маша, тревожно посмотрев на меня.

– Не очень. Я плохо умею это делать. Может быть, поэтому девочки со мной и не хотят дружить.

– Э-эх, все вы, мальчишки такие! Так научись! Есть же кружки танцев. Очень красиво акробатический рок-н-ролл школьники танцуют. Я в начальных классах танцевала рок-н-ролл. Знаешь, дух захватывает от ритма и свободных движений! Но, к сожалению, сейчас это уже невозможно. – Голос Маши стал глухим и грустным.

– Поплыли к берегу, Маш, – решил сменить я тему.

– Давай, только не наперегонки. Я немного устала.

Маша легла на спину и поплыла первая. Я поплыл рядом, боясь разжать ладонь с монетой. Выбравшись на берег, мы сели у кромки воды на мелкую гальку, и я стал искать цветные камушки и обломки ракушек. Маша молчала, задумчиво глядя в море. Мне стало как-то неуютно от повисшей паузы. Захотелось разрядить её.

– Машка, ты удивительная девчонка! Я понимаю, как тебе бывает тяжело! И, при этом, ты умеешь поддержать не только себя, но и окружающих тебя людей. В тебе есть какая-то очень тёплая искорка. Я хочу тебе помочь научиться полноценно жить, поддержать тебя, а получается, что всему этому учишь меня ты, своим примером.

– Спасибо, Влад! Мой дедушка учил меня быть сильной. Царствие ему небесное!

Я, наверное, был весь воплощение внимания, поэтому она продолжила:

– Он меня очень любил, рассказывал много разных историй из своей героической юности. Дедушка Тима воевал, был военным инженером. После войны привез из Германии много диковинных вещей, немецкий рояль и американский джип Виллис. До сих пор у нас во дворе стоит. Я, когда была маленькая, любила, забравшись к нему на колени, рассматривать его медали и ордена. Он всегда очень интересно рассказывал, в лицах так, что, слушая, я словно оказывалась в центре событий, и даже могла на них повлиять, если мне не нравилась грустная концовка рассказа. Очень переживал, когда со мной случилось такое несчастье, хотел всячески помочь мне преодолеть психологическую травму. Он тогда сказал мне: «Машенька, никогда никого не вини в случившемся. На всё воля Всевышнего. Бог дал именно тебе это испытание потому, что знает: ты достаточно сильная, чтобы его выдержать. Ты справишься и вернёшься к нормальной жизни, привыкнешь и будешь счастливой, в чём-то более талантливой, чем другие люди. И станешь успешной, если не будешь думать о том, что кто-то обязан тебе помогать. Надейся только на свои силы и научись прощать ближнего своего…» … Тогда это была моя последняя встреча с ним… Я позже, много думала, пока лежала в больнице. Я простила человека, сидевшего за рулем того грузовика. И, знаешь, мне стало легче. Перестав плакать и жалеть себя, подумала об окружающих меня близких людях. Я начала тренироваться ходить, сначала на костылях, обслуживать себя, чтобы не быть им обузой, не отнимать у них время и силы. Я научилась терпеть боль и усталость, стала добиваться каких-то результатов и получала удовлетворение от достигнутых маленьких побед. Пожалуй, в этом и кроется один из моих секретов, Влад.

Маша набрала горсть камушков и швырнула далеко в море. Они падали в воду, громко булькая, как крупные капли дождя.

– Машка, ты не представляешь себе, какая ты! – я в восхищении не мог подобрать слов.

– Да ладно, давай лучше переодеваться, а то уже скоро семь часов. Я маме обещала к этому времени быть готовой ехать.

Мы перебрались к шезлонгам, и, пока Маша вытиралась полотенцем, я полез в карман шортов, вытащил свою монету, которую нашел раньше, положил перед девушкой.

– Смотри, Маш, у меня тоже есть для тебя сюрприз!

Я с нетерпением смотрел на подругу, вертя в пальцах ее монету. Она внимательно рассмотрела её, потом ту, что мне подарила.

– Ой, спасибо! Это тоже будет мой талисман. Нет, это будет наш с тобой секретный пароль. Смотри, я подарила тебе монетку 1869 года. Тебе ведь в этом году 15 лет исполнится?

– Да, через двенадцать дней.

Я посмотрел на её монету – на ней видны были цифры 1868.

– Я понял, эта монета – была выпущена сто лет назад на твое пятнадцатилетие! – Радостно доложил я о своем открытии.

– Четырнадцатого февраля, если быть точной. Давай, это будет наша тайна?

– Что? Дата твоего рождения? – съёрничал я, и тут же мысленно обругал себя за несдержанность.

– Нет. Годы, отчеканенные на монетках. Не просто совпадение. Это ведь просто так не подделаешь. – Нисколько не смутившись, уточнила девушка.

Она достала из сумки какой-то квадратик и написала на нем несколько цифр.

– Держи, это мой домашний телефон. Звони, когда захочешь…!

Я кивнул и повертел в руках картонный прямоугольник. Это оказалась визитная карточка. На ней значилось: Морозова Анна Петровна, к.м.н. врач-офтальмолог. И два телефонных номера. Я бережно убрал её в карман

– Спасибо, Маша! Теперь мы не потеряем связь друг с другом.

– Я объясню тебе по телефону, как пройти к нашему дому, и мы встретимся в Ростове. Напиши свой номер. Ты не представляешь себе, как я рада нашему знакомству!

Я написал в протянутом блокноте адрес, телефонный номер, который с детства заучил наизусть по требованию мамы, чтобы не потеряться. И написал полностью свою фамилию, имя и отчество. Подумал, что правильно будет, чтобы и она знала, как меня зовут, а не только я её.

– Маш! – я посмотрел ей в глаза, – сегодня со мной случилось чудо! Я никогда и ни с кем не желал дружить так, как сегодня с тобой! Ты – правда, фея?

– Ага, скорее баба Яга. – Маша подмигнула мне и стала натягивать сапожок протеза. – Нам с мамой скоро идти надо, звонить Мишке. Уже почти семь часов. Мы поедем в город, на переговорный пункт. Папа, наверное, уже подъехал, потому что мама куда-то делась…

Она натянула джинсы, майку, надела кроссовки, и собрала полотенца в сумку. Я помог ей встать на ноги, натянул на себя одежду, взял у неё сумку, и мы пошли к выходу с пляжа. По бетонной лестнице спускались Машины родители. Вместе они смотрелись очень мило и наблюдали за нами.

– Ну что, молодые люди, накупались? – громко спросил Фёдор Тимофеевич.

– Да. Маша отлично плавает и вообще, замечательная девушка. – Также громко выпалил я. – Мы договорились встретиться в Ростове.

– Молодцы, дети! Мы рады за вас. До свидания, Владислав! – сказала мама.

Анна Петровна взяла Машину сумку, и пошла вперед к машине, потянув за собой мужа.

– Ну что, до завтра? – Девушка тронула меня за руку. – Не забудь маску. Мы поплывем на скалы нырять. Там должно быть очень красиво.

Маша снова улыбалась, и в лучах вечернего солнца глаза её излучали огоньки.

– Пока, Маш! Я завтра к девяти приду. Не рано?

– Хорошо! Отличное время, когда ещё не так жарко. К тому же, я – «жаворонок», люблю вставать рано утром и наслаждаться тишиной. И наблюдать, как просыпается Природа!

Она пошла к машине, и я снова залюбовался её стройной фигуркой с гордо поднятой головой.

3

Ночью, несмотря на усталость, я долго не мог уснуть. Снова и снова проигрывал в уме каждую минуту прошедшего дня. Каждое событие и впечатление, казалось, навсегда отпечаталось в моей памяти. Всё, что я считал для себя важным ещё вчера, сейчас мне казалось каким-то наивным, детским и несерьёзным. У меня не было слов, объясняющих произошедшую перемену, но я каким-то подсознательным чувством ощущал себя теперь повзрослевшим человеком, несущим ответственность за свои слова и поступки. Из памяти всплывали до сих пор абстрактные для меня фразы из взрослых фильмов, нравоучения родителей и учителей, призывающие меня быть таковым, и сейчас они укладывались в моём понимании в естественные законы жизни и взаимоотношений людей. Я с удивлением думал о том, что, наверное, не смогу уже разговаривать со своими школьными товарищами на те, глуповатые темы, которые были интересны нам ещё весной, играть в игрушки, которые, по моему мнению, скорее естественны для пятиклассников. Мне почему-то сложно было вечером разговаривать по телефону с папой. Я, как будто бы стеснялся обсуждать с ним темы игр и развлечений, которыми мы с ним планировали заняться после моего возвращения домой. Этой ночью я подводил черту под своим детством. Подумал, наверное, тоже впервые в жизни, о том, что хорошее и полезное для кого-нибудь я мог бы сделать? Попробовал распланировать завтрашний день и обозначил для себя два важных события: пообщаться с Машей и её семьёй утром на пляже и попрощаться с ней после этого так, чтобы оставить у нас обоих позитивный настрой, чтобы потом, в Ростове встретиться с ней снова. Я готов уже был ждать этой следующей встречи сколько угодно, терпеть оставшиеся дни в лагере и, даже сделать что-то, чего обычно делать не любил. Например, заняться спортом. Хорошо, что мои мысли не могли прочесть ни сестра, ни мама, а то бы обязательно придумали для меня что-нибудь этакое.

Потом начал вспоминать, когда и где я ещё встречал инвалидов без ног или рук. Это были второстепенные герои советских военных фильмов, которых показывали, как правило, мельком, и будто стесняясь заставлять зрителя смотреть на изувеченных людей. Сейчас, я стал понимать, что это была позорная особенность советской идеологии: относиться к получившим такие травмы, как к людям второго сорта, отнимая у них право осознавать себя равными с другими, здоровыми людьми. «Инвалидов у нас нет!», – заявил один советский чиновник иностранным журналистам, оправдывая отсутствие оборудования для облегчения общения и передвижения людей в инвалидных колясках по Москве перед Олимпиадой. Советский человек должен быть совершенным! Таких совершенных людей показывали чуть ли не в каждом фильме. Интервью с ними транслировали «Новости». О них пели песни и писали книги. Но в жизни мне часто встречались и другие. С раннего детства запомнились случайные встречи с такими людьми на улицах города. Когда мы ходили на парад Победы, я видел близко-близко героев войны в парадных кителях с орденами и медалями. Среди них было немало инвалидов. Многие – на костылях, с аккуратно заправленными в карман пустыми рукавами или подвернутыми штанинами – они шли нестройными рядами вместе с ветеранами, и мелодичный звон их медалей ещё долго слышался у меня в ушах. Другие, зачастую довольно молодые люди, встречавшиеся мне на центральных улицах города, бродили или сидели у стен зданий, выглядели как нищие, а возможно, и были таковыми, поскольку не могли заработать на жизнь, как здоровые люди, и вынуждены были просить милостыню на городских площадях и перекрёстках, чтобы не умереть с голоду. Я не мог спокойно смотреть на этих несчастных, людей со страшными деревяшками вместо ноги или табуреткой с колесиками вместо обеих ног. Меня пробирала дрожь не только от их вида, но и от вида деланного равнодушия прохожих, демонстративно отворачивающихся или начинающих смотреть прямо перед собой при виде их. Я тоже делал так, боясь посмотреть им в глаза, и теперь мне стало очень стыдно за этот нигилизм перед девушкой, которая мне так понравилась, и которая ни секунды не дала мне повода подумать о ней, как о неполноценном человеке. Я начал думать, смог бы я выдержать испытание, выпавшее на долю Маши. Не найдя ответа на этот вопрос, заснул беспокойным сном.

Утром я, неожиданно для себя, легко проснулся, с удовольствием умылся холодной водой (кранов с горячей в умывальниках лагеря предусмотрено не было) и сделал зарядку, тоже с удовольствием, наслаждаясь физической нагрузкой мышц. Утро было ярким, тихим и прохладным. Еле дождавшись конца завтрака, сорвался переодеваться на пляж. Я сказал маме, что пойду купаться сам. Но сестра, как обычно, пристала с расспросами: «Почему без нас?», да «Куда именно?», и «С кем?» Ей нужно было что-то ответить, чтобы отвязаться, потому что она не отстанет. Я подумал немного и сказал ей правду: «Я пойду с девушкой купаться!» В ответ, как и ожидал, я услышал саркастический хохот и традиционное «Ну-ну…» Я был почти уверен, что моей «шутки» ей будет достаточно, чтобы успокоить свои фантазии. Сама она с подругами любила гулять, ходить на пляж, и я – младший брат – ей в этих компаниях был иногда нужен для создания определенного имиджа взрослости. Мне было невыносимо скучно слушать их девчоночью болтовню об одежде, собачках и дневниках. В качестве развлечения, мне дозволялось сыграть с этими «типа взрослыми» в карты «в дурака», причем дураком по сценарию, обязательно должен был быть я. Я быстро научился играть в эту и другие карточные игры и незаметно поддаваться, чтобы поскорее выйти из игры и заняться чем-нибудь более полезным.

Надев плавки, шорты, футболку я выскочил из корпуса, захватив сумку с полотенцем, маской и один рубль, прибереженный на всякий случай ещё из дома. Перебежал пыльное шоссе, и завернул к торговым рядам, где у какой-то местной бабушки купил по пакету с крыжовником и ежевикой. У входа на пляж, в фонтанчике с пресной водой я помыл все мои плоды и снова высыпал в один полиэтиленовый пакет. На сдачу купил бутылку лимонада. Пляж в это время был ещё наполовину пустым. Пионеры из лагеря должны были прийти через час. Я прошёл к самой кромке воды у волнореза и невольно залюбовался почти недвижимой чистой прозрачностью Чёрного моря. Тишина умиротворяла, смущало только то, что я не увидел Машу на привычном месте. «Наверное, ещё рано, и они не приехали», – подумал, любуясь отражением мраморных скал на глади моря. Сняв сандалии, пошел по мелководью по направлению к этим скалам, разглядывая камушки под водой, в надежде найти что-нибудь интересное. Попадались стайки юрких рыбок, круглая медуза и водоросли. Я уже начал подыскивать место, где можно было бы расположиться, благо, выбор имелся, как вдруг услышал знакомый звонкий голос: «Юноша, можно понырять с Вашей маской?» Я повернул голову в сторону говорившей. Маша стояла почти рядом в расстёгнутой красной клетчатой рубашке поверх купальника, коротких джинсовых шортах, обтягивавших её стройные загорелые ноги, ярких полосатых гетрах, закрывающих колени и белых кроссовках. Правой рукой она непринужденно опиралась на тонкую алюминиевую трость. На шее висел уже знакомый «Canon» в чехле. Её открытая улыбка и прямой взгляд из-под густой челки каштановых волос, собранных сзади в длинный хвост, заставили меня замереть от восхищения. Я растерянно улыбался.

– Машка! Ты просто потрясающе выглядишь! – Наконец произнес я.

– Спасибо, ты – тоже! – Оценила она мои усилия по улучшению имиджа.

Я подошел к ней, вытащил из сумки пакет с ягодным салатом и протянул ей.

– Ой, спасибо! Я люблю ежевику!

Она достала горсть ягод, отобрала несколько блестящих крупных черных шариков и отправила себе в рот, протянув ладошку с оставшимися плодами мне. Я наклонился, взял её руку своей, и высыпал содержимое себе в рот, мельком заметив черные следы, оставшиеся на её нежных пальцах. Девушка на секунду замерла от удивления, а потом засмеялась, увидев мою, покрытую черными разводами, физиономию.

Она расчехлила фотоаппарат и сделала снимок смеющегося ежевичного меня на фоне синего спокойного моря (я потом, очень полюбил эту фотку).

– Как классно утром, правда? Тихо, прохладно. – Маша с наслаждением потянулась. – Я сегодня уже пробежала по тропинкам в парке километр. Воздух – прелесть, не то, что днём или вечером, когда, будто в печке стоишь. Пошли к нам. Мы нашли отличное место, пляж с мелкой галькой почти около скал.

Она показала вперед, где метрах в пятидесяти её родители, сидели на камнях и о чём-то оживленно беседовали. Пока мы медленно брели вдоль кромки воды, у меня созрел план, который я незамедлительно решил рассказать подруге.

– Давай поплывём вокруг скалы и посмотрим, что за ней…?

– Давай, а еще поныряем с твоей маской. Ты же не забыл её?

Я гордо показал маску, выудив из сумки вместе с трубкой (строго говоря, они продавались набором, но я сам с трубкой так и не привык плавать).

– Молодец!

Маша кокетливо положила тросточку на плечо и сделала несколько осторожных прыжков по крупным плоским камням пляжа, покачнувшись, но удержав равновесие.

– Здо́рово, Маш! – крикнул я и подбежал к ней, протягивая руку, чтобы поддержать. – Только прошу тебя, будь осторожна. Я боюсь, чтобы ты не повредила себе этими прыжками.

Мы пошли дальше, держась за руки, и я чувствовал её сильные пальцы в своей ладони.

– Доброе утро, молодые люди! – громкий голос Фёдора Тимофеевича слышался, наверное, по всему пляжу.

– Здравствуй, Владик! – приветствовала меня Анна Петровна, когда мы подошли к импровизированному лагерю.

– Здравствуйте! – ответил я уверенным громким голосом. – Сегодня отличный день!

– Да, действительно, замечательный! Владислав, Вы можете справиться вот с этим надувным матрасом? Располагайтесь рядом с Машенькой.

– Да конечно, Фёдор Тимофеевич! – я с готовностью расстелил свернутый матрас и начал разбираться с клапанами, через которые его нужно надувать. – А можно Вас попросить меня на «ты» называть? Я ещё не настолько взрослый для этой формы обращения.

– Хорошо, договорились! – Это я по привычке всем своим студентам «Вы» говорю… – Машин папа, казалось, сам смутился от моего замечания.

Пока я дул в выданный матрас, девушка присела на свой, и стала раздеваться. Я невольно залюбовался её стройным загорелым телом, когда она, сняв рубашку, гибко наклонилась, снимая кроссовки и гетры, мельком посмотрев на меня. Я смущенно отвел взгляд и стал раздеваться, аккуратно как мог, складывая вещи.