Текст книги "Змеиный узел"

– Ботинки, – смутился Слава. – Если можно?

– Почему нельзя? – хозяин кабинета затушил бычок, аккуратно положил его в пепельницу, прошел к столу и нажал клавишу на пульте.

– Дарья Михайловна.

– Что, опять? – послышался недовольный голос.

– Не переживайте так, пустяки, дело-то житейское.

– Конкретнее? – подозрительно уточнил голос.

– Надо товарищам из города ботинки подобрать.

– У меня не обувная фабрика!

– У вас не фабрика, – директор подмигнул гостям, – у вас гораздо лучше. Такого порядка как у вас ни на одной фабрике нет.

– На кого списывать? – подобревшим голосом спросила кладовщица.

– Запишите на меня, – добродушно предложил директор.

– Ох, Виктор Владимирович, приедет ревизия, так устанете объясняться.

– Ничего страшного, не в первой.

– Пускай приходят, подберу им ботинки.

– Спасибо, – директор отключил связь.

– Все или еще что-то?

– Все, спасибо, – в один голос ответили просители.

– Владимир Семенович, задержитесь, – попросил лейтенанта директор.

– Я в общежитии буду, – сказал Слава, выходя за дверь.

III

К четырем часам вернулся из Чаек Слава.

– Все тщательно осмотрел, как вы велели, – бодро входя в комнату и распространяя сильный запах свежих березовых веников, сказал он. – Действительно, колышки вырублены там. Экспертов будем вызывать?

– Что толку их вызывать? Неделя прошла, никаких следов там уже не будет. Эксперт из райотдела у меня лично доверия не вызывает. Из области дергать на такое? Смысл? Ты протокол осмотра составил?

– Да.

– Образцы взял?

– Так точно.

– Фотографии сделал?

– Да.

– Вполне достаточно. Пускай участковый отвезет в райотдел. Мне нужно совпадение орудия на колышках и на образцах. Где, кстати, лейтенант?

– Встретил по пути директора. Разговаривает с ним. Потом обещал зайти.

– Ты его предупредил, чтобы не болтал про Чайки?

– Так точно.

– Молодец.

– Змей видел?

– Полным полно! И все какие-то откормленные и разные. Я и не думал, что гадюки такие бывают!

– Х-м…

Раздался стук в дверь.

– Войдите.

В комнату вошли участковый и директор.

– Здравствуйте, – поздоровался директор, протягивая руку.

– Здравствуйте, – Андрей Иванович пожал ему руку.

– Помочь в расследовании этого кошмарного преступления это мой священный долг! Я выделю в ваше полное распоряжение автомашину с шофером. Василий Беспалов его зовут – надежный малый. Все наши машины радиофицированы, и если что, то вы всегда сможете связаться со мной. Мой позывной – Первый.

– Спасибо.

– Вот возьмите – свежая пресса, – директор сунул Славе в руку несколько газет, – «Комсомольская правда», «Труд», «Правда» и наша районная – «Дроновская правда». Когда прочитаете, то можете вместо туалетной бумаги того или обувь ими сушить – отдавать не надо. Еще я распорядился и к вам в номер поставят телефон. Список деревенских номеров вот он, – директор протянул пару отпечатанных на машинке листов.

– Спасибо.

– Межгород, к сожалению, надо заказывать через девятку, но в случае переговоров совхоз берет их оплату на себя. Питание в столовой для вас тоже будет бесплатным, как и бензин на поездки.

– Вы очень любезны, но не стоит. Мы получаем командировочные и суточные, так что прошу все документы к оплате подготовить и передавать мне.

– Как скажете. Помощь следствию я готов оказать всегда! Мне Андрей, между нами говоря, был как сын… Все, не буду вам больше мешать. Машина у крыльца, водитель ждет указаний в холле. Я откланиваюсь. Если что, то звоните мне в любое время дня и ночи.

– Виктор Владимирович, мне бы хотелось еще раз поговорить с Виталием…, – сказал Андрей Иванович.

– Еще раз допросить?

– Нет, просто поговорить. Неофициально.

– Я так понимаю, что без меня?

– Совершенно верно. Думаю, вы не будете возражать?

– Ну… ладно, надо так надо. Я позвоню домой, скажу, и он подойдет. Сегодня?

– Я хотел бы позвонить сам, если можно?

– Хорошо, звоните – он придет. Еще что-то?

– Нет.

– Тогда до встречи, – развернувшись, директор вышел.

– Здравствуйте еще раз, Владимир Семенович, – Андрей Иванович посмотрел на участкового, – присаживайтесь.

– Да я постою.

– Присаживайтесь, в ногах правды нет, а правда нам сейчас ох как нужна. Не так ли?

– Так, – участковый присел на предложенный стул.

– Давно вы тут участковым?

– Два года уже почти.

– Почему в деревне не живете?

– У меня помимо этой еще четыре на участке. А живу я в Марьино. Дом там у меня, жена…

– Жена это хорошо. Как часто тут бываете?

– Если ничего не случается, то где-то раз в неделю – полторы. А если случается, то мне звонят.

– Что тут обычно случается?

– Ну… драки бывают, куда без этого? Кражи – как же без них?

– Ничего серьезного?

– До убийства особо не было. Вот только два пожара с жертвами, но пожары везде случаются.

– Пожары?

– Сгорел на так называемой «старой деревне» дом. Бабка и внучка Фомичевы. Младшая внучка в ту ночь ночевала у дядьки, поэтому уцелела.

– Причина пожара?

– Замыкание электропроводки, – отвел глаза лейтенант, – дом еще до войны построен. Проводку в пятидесятые тянули – она открытая, на деревянных стенах, на фарфоровых изоляторах.

– Вы бывали в доме?

– Да, старшая внучка вела антиобщественный образ жизни. Приходилось бывать.

– Антиобщественный?

– Нигде не работала. С мужиками женатыми гуляла. Всего 18 лет ей было, а туда же. Когда из города «шефы» с завода приезжали, то некоторые к ней ходили и за деньги… Ну и выпивала, ясное дело.

– Понятно. Еще пожары?

– Да, через пару дней сгорел дом водителя ЗИЛа Александра Куприянова.

– Тоже проводка?

– Так точно. В этих домиках по финскому проекту… Там на чердаке стоит расширительный котел и когда его водой «подпитывают», то вода часто переливается и, бывает, попадает на проводку, и вполне может ее замкнуть. У нас в Колпино – село такое есть, так половина улицы выгорела. Такие же домики – щитовые, обложенные кирпичом.

– То есть, ничего подозрительного вы в этих пожарах не видите?

– Ничего.

– По-вашему, он летом топил котел?

– Не топил. Проводка могла быть повреждена раньше. А тут включил утюг или магнитофон и замкнуло, – лейтенант развел руками.

– У Куприянова был магнитофон?

– Был, «Электроника-302-1».

– На все у вас есть ответ, – уважительно сказал Андрей Иванович. – А вот что про Виталика Андреева можете сказать?

– Виталий, что про него говорить? Хороший парень, жизнь мне однажды спас. Знаете уже, наверно?

– Да, но хотелось бы услышать эту историю от вас.

– Что рассказывать? Николай Лосицкий, по кличке Чума, псих этот, тогда как раз после отсидки вернулся. Погулял с месяц на воле и с ума сошел. То ли белка, то ли еще что. Схватил косу и за женой гонялся. По деревне. Я тогда на дороге между домом Андреевых и Лобана стоял, собирался домой уезжать. Тут они бегут. Он, как увидел меня в форме, так и кинулся. Я в сеновал, благо он с открытой дверью стоял. Лосицкий следом и дверь захлопнулась. А уже вечерело, внутри темно. Лежу в темноте на сене старом и слышу как над головой «вжик, вжик» – коса воздух нарезает. Дверь открывается и кто-то заскакивает. Чума к нему повернулся, а я под ноги метнулся, а Виталик – это он был, за руки его схватил. Вдвоем скрутили, выволокли наружу. Мне за этот случай лейтенанта дали. Чуму в психушку отправили.

– Почему не применили табельное оружие?

– Я тогда только стал участковым. «Зеленый» младший лейтенант. Не носил «макар», – рука лейтенанта нервно теребила ремешок потертой планшетки.

– Вижу, что с тех пор вы учли свою ошибку.

– Теперь таскаю. Своя ноша не тянет. Тем более что такие события…

– По Виталику то с виду не скажешь, что герой…

– Это с виду он такой, а сам жилистый. Районные и школьные соревнования по гирям всегда выигрывает. В этом году и на области первое место занял. Он и боксом занимается. Я раз, в шутку, попробовал с ним побоксировать, и…

– И?

– И чуть челюсть мне не сломал.

– Андрей тоже боксом занимался?

– Они все вместе и тренировались. Андрюха, правда, здоровее был и руки длинные, но боксировал похуже.

– А про то, что Виталик и Андрей в ИДН на учете состояли, почему молчите?

– Не успел. Да, состояли. Сначала вагончик взломали, потом трактор подожгли.

– Все?

– Нет. Виталик еще каток угонял.

– Каток?

– Когда дорогу строили к Карловке, то однажды ночью угнал каток.

– Зачем?

– Покататься… Доехал до поворота, где речушка, не справился с управлением и слетел с дороги.

– Почему об этом нет упоминания в справке?

– Дорожники не стали писать заявление.

– Отец замял?

– Да… Но это еще до меня было.

– Как говорится, если проблему можно решить за деньги, это не проблема, это расходы. Что еще за ним было?

– Погреб Родиных сожгли в прошлом году.

– Зачем?

– Говорили, что демона хотели вызвать…

– Ничего себе детишки, – вырвалось у Славика. – И вызвали?

– Не знаю, как сказать… спросите лучше его самого.

– Еще?

– Еще в прошлом месяце… такое дело. Приехали какие-то «дети гор» пустые бутылки на жвачки и подсолнечное масло на молоко менять. Начали обманывать народ: детей, бабушек. Виталик, Андрей, Витек и еще двое немецких ребят избили торгашей, забрали масло…

– Разбой?

– Масло обманутым людям раздали…

– Прямо Робин Гуды какие-то. У вас тут и немцы есть?

– Да, две семьи. Шнеппе и Финкели. Из поволжских немцев.

– Избили, а дальше что?

– Ничего. Те уехали, жалоб в милицию не поступало.

– Откуда тогда вам это известно?

– У меня есть человечек в деревне… Сообщает мне о происходящем…

– Я могу с ним поговорить?

– К сожалению, нет.

– Понятно. Еще что-то на совести есть?

– Виталик, вместе с младшим братом и его другом – Шуриком Моргуненком, залезли в старый детский сад и украли оттуда ночные горшки.

– Зачем? – одновременно вырвался вопрос у следователей.

– Я не знаю.

– Опять кража со взломом?

– Да…

– И?

– Дело повисло. Доказательств у меня нет.

– И желания тоже?

– Если честно, то да. Преступление это не бог весть какое, и портить детям жизнь ни за что, ни про что…

– Детям? Просто братья-разбойники какие-то! Хорошо, мы этого не слышали. Еще что-то?

– По Виталию?

– А есть по другим?

– Полно. Тут полдеревни «сидельцев». Много народа после «химии» на поселение сюда посылают. Многие уже рецидивисты. Один как раз перед убийством Андрея «откинулся»,

– Кто такой?

– Леня Бруй. Четыре ходки за кражи. Последняя – полтора года.

– За что?

– Мешок капусты с подельником украли. Точнее два… Там вообще забавная история была.

– Лейтенант, у меня складывается ощущение, что вы про Виталия не договариваете.

– Еще поножовщина за ним есть, – опустил голову участковый. – Весной, в Афоньевке, в клубе, подрался с одним местным. Тот за нож схватился. Виталий его этим ножом и того…

– Жив?

– Живой, что такому сделается? Два месяца в больнице пролежал и как с гуся вода. И Виталик месяц там пролежал – заражение крови. Тот дурак ему под левую ключицу лезвие загнал. Чуть выше и каюк бы.

– Везучий. Вернемся к нашему убийству. Лейтенант, какие ваши соображения по этому поводу?

– Места у нас глухие, тут вокруг леса. В этих лесах и раньше людям случалось пропадать. Труп, почитай, на опушке заповедника нашли. А дальше там лесной массив огроменный, в котором полно завалов, буреломов, болот, трясин, зыбучих песков и непроходимых зарослей, тянется.

– Не знал, что в лесу зыбучие пески бывают, – удивился Слава, – думал, что только в пустыне.

– Я, пока участковым тут не стал, тоже не знал. Редкое явление, но в заповеднике встречается.

– Не многовато ли получается? – спросил Андрей Иванович. – И трясины и зыбучие пески.

– Вам лучше егерей расспросить.

– С егерями мы пообщаемся, пока слушаем вас.

– Мелкие речки там петляют: то появляются, то исчезают. Говорят, что так бывает – идешь по лесу, а там речка, а через месяц ее уже нет в том месте, а на новом месте есть.

– Хлопотно?

– С лесами этими у меня хлопот особых нет, больше у лесников. Мужики деревенские лес приворовывают потихоньку, кто на баню, кто на дрова, не без этого, но воруют слева от дороги, в заповедник не лезут. Еще, случается, копатели всякие…

– Копатели?

– Местные их «черными следопытами» называют. Тут неподалеку бои в войну были сильные, рвы противотанковые и окопы до сих пор видны. Оружие по лесам еще встречается, вот и лезут всякие. Но местные их не любят. Дорога тут одна – проходит через деревню. Любой чужой сразу же на виду. Подходят к ним, спрашивают, кто и к кому. Бывает, что и учат…

– Значит, любого туриста или грибника должны были видеть?

– Да, пешком из другой области по лесам маловероятно сюда притопать. Значит, убийца, скорее всего, местный.

– Скорее всего?

– Тут же и приезжие бывают, гости. Сейчас лето – внуки из городов к бабушкам понаехали. Список всех приезжих, бывших на тот момент в деревне, я составил и передал Вячеславу Ильичу.

– Так точно, – подтвердил Слава.

– Вячеслав, а карту ты привез?

– Так точно, – Слава протянул свернутую карту, Андрей Иванович расстелил ее на столе.

– Владимир Семенович, посмотрите.

– Место преступления вот тут, – ткнул пальцем лейтенант.

– Хорошо. Вот карандаш – отметьте свой участок.

– Карловка, Борчанка, Заузье, Поляковка и Чешуевка тоже.

– Треугольник получается…

– Да, похоже… Вот асфальтовая дорога – двенадцать км от Карловки до центральной трассы, – карандаш уверенно двигался по карте, – вообще, по этой дороге машины редко ездят и в основном совхозные. Вот тут, на горке, развилка Карловка – Буково. Детей из Карловки возят в школу вот сюда – в Афоньевку.

– Не далеко, за двенадцать километров?

– В Карловке раньше была начальная школа – три класса. Но с прошлого года ее закрыли. Теперь и младшеклассников возят в Афоньевку на совхозном автобусе.

– Афоньевка не ваш участок? Почему?

– Так сложилось – в границах прежнего сельсовета.

– Вячеслав, запроси райотдел по всем происшествиям в школе и самой Афоньевке за последние два года.

– Про одно я вам сам могу сказать, – откашлялся участковый. – В этом году, весной, покончил с собой одноклассник Андрея и Виталика – Юра Савкин. Выпил формалин из кабинета биологии. Ослеп, пока везли в больницу, умер.

– Сам выпил?

– Весь класс сказал, что сам налил себе в компот в школьной столовой и выпил. Думал, что это спирт… Там гадюка была залита в банке, а он решил, что она заспиртованная.

– Весело тут у вас, как я погляжу. Он Карловский был?

– Нет, из Афоньевки.

– Рассказывайте дальше.

– Вот тут заповедник, – карандаш очертил большой кусок территории, – тут Борки – вымирающая деревня. Там всего два человека живет сейчас. Там, кстати, военный музей был – немец Володька, одноклассник Андрея и Виталика, с двумя младшими, в прошлом году взломали этот музей.

– Зачем?

– Хотели оружием завладеть. Их задержали и Володьке дали полгода условно. Остальным по малолетству ничего. Вот возле этих Борок летом «красные следопыты» раскопки проводят.

– А сейчас?

– В этом году еще не успели приехать.

– Точно?

– Точно, они у директора отмечаются. Тот печати ставит – это же официальные поисковые экспедиции. Да и могут не приехать, у них в прошлом году насмерть змея студента укусила.

– Жуть какая. Получается, проселок в Борки это граница заповедника?

– Да, но в заповедник местные не ходят. Считают «нехорошим местом». Да и в Чайки, куда мы сегодня ездили, забредают редко. Кстати, Чума перед тем как свихнуться, там заблудился и два дня шатался. Хотя так посмотреть – где там два дня ходить можно?

– Точно, – подтвердил Слава, – место небольшое.

– А что про младшего сына Адреевых молчите, про Колю?

– А что Коля? – лейтенант, сняв фуражку, обтер лоб большим белым платком в крупную красную клетку. Одев фуражку, сунул платок обратно в карман брюк.

– Помимо непонятной кражи горшков, что за ним водится?

– Ребенка хотели отдать в интернат – плохое зрение и левша, но стал отличником и остался в школе. Еще в детском саду проявил асоциальные особенности – украл у мальчика зонтик, а когда воспитатели поставили ему на вид, то стал регулярно замазывать замок комнаты, где они жили, глиной. Вот такой фрукт.

– Чудо, а не ребенок. Еще что-то?

– Мелочи. Эти братья воруют по ночам заборы.

– Зачем?

– Топят ими печку на летней кухне.

– С ума сойти. А в лесу дров нет?

– Дрова они экономят.

– Лейтенант, в этой деревне все такие, со странностями?

– Примерно. Тут, в глуши, жизнь другая.

– Вижу, как будто марсиане какие-то. Кафка в гробу ворочается.

– В школе милиции Кафку не преподавали.

– Так, Владимир Семенович, вы перед отъездом позвоните и пригласите мне этого немецкого Вильгельма Телля на восемь утра завтра. Хорошо?

– Володьку?

– Да. Кто еще контактировал с убитым?

– Он гулял с Иркой Сапунковой, а перед ней с ее старшей сестрой – Ленкой.

– Пригласите обеих. Елену на десять, а Ирину на двенадцать. Я вот тут списочек набросал – пригласите завтра, – протянул лейтенанту вырванный из блокнота листок. – Еще подготовьте мне перечень всех происшествий и преступлений, произошедших в Карловке.

– За какой период?

– Все, что сможете найти.

– Это не так быстро.

– Хорошо, я напишу записку подполковнику Бугайскому, а вы передадите.

– Так точно!

– Кстати, – Андрей Иванович посмотрел на часы, – вам уже пора ехать, а то не успеете. Жду завтра, – он пожал руку участковому, – часикам к девяти утра и подъезжайте.

– Слушаюсь, – козырнул лейтенант, пробежался глазами по списку, – без проблем, только Пронкина не смогу.

– Почему?

– Он ногу сломал и сейчас в Дроновке, в больнице, лежит.

– Как сломал?

– Поскользнулся на свежей коровьей лепешке и все дела.

– Точно сам?

– Сам, полдеревни видело, – и вышел.

– Слава, а ты бери машину и проверь здешний магазин.

– Их тут два.

– Проверь два. Меня интересует молоко в пакетах.

– Понял.

***

Вернувшийся из инспекции магазинов Слава был доволен собой и показал товарищу авоську.

– Смотрите, что у меня есть, – он выставил на стол жестяную банку растворимого кофе.

– Ничего себе. А заваривать его в чем?

– Василий обещал привезти нам кипятильник и банку.

– Отлично. Еще бы стаканы найти. Может, в столовой попросим?

– Все продумано – стаканы он тоже привезет. Я еще консервов прикупил, – потряс он авоськой. Вынул банку, протянул Андрею Ивановичу.

– Слава, что это, – Андрей Иванович рассматривал жестяную банку. – «Трубач в собственном соку» – это что такое?

– Вроде как рыба такая, – неуверенно ответил Слава, – что было, то и взял. Тут еще «Салат из морской капусты». Есть же что-то надо.

– Тогда ладно, – Андрей Иванович поставил консервные банки в тумбочку, – они же стоят и есть не просят. Сахара купил?

– Да, – Слава достал из авоськи пакет с сахарным песком, – на первое время хватит

– А что по молоку?

– Молоко покупают некоторые переселенцы, у них пока коров нет. Список мы с продавщицей составили, обещала, если еще кого-то вспомнит, то позвонит. Местным молоко не интересно, тут почти все коров держат.

– А те, у кого коровы сдохли?

– Нет, я проверил: ни Андреевы, ни Родины молока не покупали.

– Пакеты посмотрел?

– Пакеты такие-же, Дроновского молкомбината, стандартные бело-сине-красные, по поллитра.

– Ладно, будем думать.

IV

Андрей Иванович проснулся от странного звука – будто кто-то скребся в стекло. Встав с кровати, следователь достал из-под тощего матраца ПМ и, держа его в опущенной руке, осторожно подошел к окну. Тихонько отодвинул край пыльной шторы. Луна заливала ночь призрачным серебристым светом, играя на мокром асфальте. В лесу напротив стояла темная фигура. Следователь, не отрываясь, смотрел на фигуру, пытаясь понять, что это такое и почему Луна его не освещает. За стеклом вновь кто-то поскребся. Андрей Иванович перевел взгляд. Темная тень метнулась от окна. Невольно вскинул руку с пистолетом, едва не выбив стекло. Поднял взгляд – фигура в лесу пропала. Померещилось что ли? – подумал он, на всякий случай тихо открывая окно. На подоконнике темнели две кучки свежих опилок, распространяя в ночном воздухе запах сосны. К нему примешивался тонкий аромат фиалок.

– Что там? – раздался заспанный голос за спиной.

– Слава, похоже, у нас были гости.

Слава встал с кровати и зажег свет, ежась от ночной прохлады, подошел к окну.

Андрей Иванович стволом указал на опилки.

– Думаете, убийца принес? – настороженно спросил Слава.

– Не знаю… Я видел какую-то темную фигуру через дорогу, а под окном что-то скреблось. Я посмотрел на подоконник, а оттуда большая птица взлетела.

– Птица принесла опилки в когтях?

– Не знаю… Как говорил Гегель: «Сова Минервы вылетает в полночь». Тащи фотоаппарат – будем снимки делать. И бланк доставай – надо осмотр места происшествия составить.

Слава обреченно вздохнул.

– Не вздыхай, служба у нас такая. Дни и ночи…

– Я оденусь? – в трусах и майке молодому следователю по ночной свежести было зябко.

– Оденься, – разрешил Андрей Иванович, спавший в теплой синей пижаме. – Да и я партикулярное платье натяну, негоже пугать пейзан непривычным одеянием.

– Думаете, вас кто-то увидит?

– Обычно в деревнях встают рано. Да и к тому-же лично меня не отпускает ощущение, что за нами все время следят.

– Знаете, – замялся Слава, – мне тоже это все время кажется. Какая-то тут атмосфера гнетущая.

Закончили фотографировать и описывать место происшествия только к утру, когда уже было светло. Верхушки деревьев начали золотиться, отражая первые лучи, разбавляя настоянную за ночь тишину, как сумасшедшая разоралась кукушка в леске.

– Ку-ку-ку-ку-ку-ку-ку.

– Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось? – спросил Славик.

– Ку, – и замолчала.

Следователи задумчиво посмотрели друг на друга. За околицей начала кричать другая кукушка, судя по голосу, более опытная.

– Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось? – снова спросил Славик.

Птица презрительно замолчала.

– Спросите вы, Андрей Иванович.

– Слава, не забивай себе голову суевериями.

– Спросите.

– Хорошо. Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось?

– Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку, – синхронно отсчитали обе птицы.

Следователи вновь озадаченно переглянулись.

– Я не люблю птиц. Пора делами заниматься. Вячеслав, теперь, когда у нас есть машина, тебе необходимо встретиться с егерями из заповедника и опросить их.

– Сегодня?

– Езжай сегодня, а я допросами займусь. Ладно, пошли завтракать и будем работать.

***

В дверь постучали.

– Войдите.

Распространяя застарелый запах перегара, вошел невысокий лысый крепыш с неровным шрамом на бугристой голове, в засаленной фуфайке, старых шароварах и грязных хромовых сапогах.

– Вызывали?

– Здравствуйте, проходите, присаживайтесь.

– А чего сразу садиться, гы? – поднял он на следователя мутные оловянные глаза.

– Не садитесь, а присаживайтесь.

– Знаю я вас, присесть предложите и на пять лет без права переписки.

– Такого уже нет давно.

– Чего нет?

– Без права переписки.

– Правда, гы? – у пастуха начался нервный тик – сильно дергался левый глаз, – перестройка?

– Нет, уголовный кодекс давно новый. Представьтесь.

– Рано мне еще, – к глазу добавилось дерганье правого плеча, при этом, плечо и глаза не совпадали по частоте.

– Как вас зовут?

– Меня?

– Да, вас.

– Бобков я, Михаил Михайлович, пастух тутошний, гы. Бобком люди кличут, а я и отзываюсь.

– Михаил Михайлович, что вы можете сообщить по факту убийства Андрея Родина?

– Нашел я его, значится. Корова, подлюка, в лес ломанулась, а я, значится, за ей. Догнал и по рогам скотине безмозглой, вестимо, насовал. Она назад шарахнулась, а я, это самое, посра…, в смысле, оправиться по большому, гы, решил. Дай, думаю, коли в лес пришел, так и это самое, короче… Опять же – для грибов полезно. Только штаны снял, присел, а тут и он лежит, значится. Ну, я и побег в деревню – в милицию звонить. А сыну своему, Мишке, он в подпасках у меня, это самое, сказал никого не подпускать.

– Никого это кого? Там был кто-то еще?

– Коров чтобы и овец не подпускал. Мы же с пониманием, знаем, что следы затоптать могут. Я уже усе рассказывал и протокол подписал.

– Я читал протокол. Добавить к нему что-нибудь можете?

– Что тут добавлять? Зря он в тот лес пошел, это самое, нехорошее там место. Нехорошее.

– Чем нехорошее?

– Мне еще бабка моя про это рассказывала – тогда никакого заповедника там и не было. В войну фашисты там пленных расстреливали. Бабка моя, земля ей пухом, говорила, что фашисты пытались открыть ворота в Ад…

– Однако.

– Не верите? Думаете, что я псих? – пастух ткнул корявым черным пальцем в шрам. – Да?

– Почему же, ничего подобного я не думаю.

– Вы у бабок поспрашайте, у старых наших – может и расскажут. До немцев в тех лесах НКВДшники крутились. Нехорошее место и крови пролито там немало! – Бобок начал трястись на стуле. – Много, много крови пролито!

– Успокойтесь, Михаил Михайлович, и рассказывайте по существу.

– По существу? Я думаю, в лесу водятся какие-то существа… и это они убили Андрея.

– Что больше всего бросилось вам в глаза? Запомнилось?

– Когда я его увидел, то какая-то птица сидела на лице и клевала глаз. Левый глаз.

– Что за птица?

– Я не знаю! Не знаю! – Успокойтесь. Выпейте воды, – следователь налил воды из графина, любезно предоставленного вместе с комнатой, в граненый стакан, найденный Славой в тумбочке, и протянул Бобку.

Тот дрожащей рукой взял стакан и, стуча по нему зубами, с трудом выпил.

– Я таких птиц раньше не встречал, – неожиданно спокойно сказал он. – У нее были зеленые глаза.

– Что еще можете сказать?

– Он мне снится… стоит, машет рукой, в которой насквозь торчит колышек и пытается что-то сказать…

– Что сказать?

– Не знаю, у него рот забит чем-то.

– Чем?

– Похоже на опилки, но я не уверен.

– Еще что можете сказать?

– Больше ничего, кроме того, что надо проверить лес. Вдруг, там сам Гитлер прячется?! Вы проверьте, проверьте! – пастух вновь сорвался на крик. – Куды мне бечь, царица небесная, если он в лесу?!

– Хорошо, мы проверим. А вы будьте готовы, что я вызову вас еще раз, – Андрей Иванович протянул пастуху бланк, – прочтите и если все верно, то напишите снизу: «С моих слов записано верно. Мною прочитано» и распишитесь.

Пастух медленно прочел протокол, неуверенно подписал, встал.

– А от лесов держитесь подальше, – напоследок сказал он, совершенно противореча сам себе и вышел из комнаты.

Следователь проворно вынул из лежащей на кровати спортивной сумки пакет и осторожно спрятал туда стакан. Пакет положил в сумку.

– Здравствуйте, – голос глубокий, немного томный, как телячье мычание. Навязчивая и густая комбинация запахов: дешевых духов, сирени и свежего леса. Короткая синяя юбка. Деревенская красотка, да и только.

– Проходите. Садитесь.

Девушка поправила русые локоны, мягко покачивая бёдрами, медленно прошла к стулу, медленно села. Кофточка на пышной груди была в натяжку.

Андрей Иванович кашлянул, запершило в горле.

– Представьтесь, пожалуйста.

– Лена. Сапункова. Извиняйте, Елена Анатольевна. – Девушка улыбнулась.

– Елена Анатольевна, вы догадываетесь, почему я вас пригласил?

– Понятия не имею! – она опустила глаза. Пальчиком провела по краю стола.

– Даже предположений никаких нет?

– Совершенно!

– Странно…

– Я ничего не совершала! – сказала Елена с вызовом.

– Никто вас ни в чем не обвиняет.

– Зачем тогда пригласили?

– Подумайте.

– Не думается.

– Хорошо, – вздохнул Андрей Иванович. – Вы здесь из-за убийства Андрея Родина.

– Я его не убивала! – она отвернулась и уставилась в окно.

– Давайте попробуем по-другому, – Андрей Иванович тоже хотел бы выйти в солнечный день из пропахшего сыростью помещения, а еще лучше оказаться на крымском пляже. – Что вы можете сказать про Андрея?

– Его убили.

– Это я знаю. Кто его убил, у вас есть предположения?

– Не я – это точно! – Елена перевела взгляд на следователя. Положила руку на стол и кончиками пальцев коснулась стопки бумаг.

– Что вы можете сказать про покойного?

– Про кого?

– Про Андрея.

– Ничего.

– Вы его не знали?

– Очень мало. – Девушка начала рисовать пальцем круги по столу, по бумагам. Коснулась авторучки.

Андрей Иванович переложил бумаги в сторону.

– Жили в одной деревне, учились в одной школе и так мало знали? С трудом верится.

– Что я – бюро справочное – всех знать должна?! – Елена скрестила руки на груди.

– Хорошо, – видя, что разговор опять заходит в тупик, Андрей Иванович задумчиво почесал левую щеку, потёр лоб. – А вот, например, Виталика вы хорошо знаете?

– Какого? – Елена нахмурилась.

– А вы какого знаете?

– Вы про какого спрашиваете? – В глазах Елены появилось беспокойство. Она снова отвернулась к окну.

– Про Андреева, – сдался следователь. – Его знаете?

– Андреева?

– Да, Виталия Андреева.

Девушка молчала.

– Так знаете или нет? – не выдержал следователь.

– Знаю, – обиженно и резко ответила Елена.

– Почему же тогда молчите?

– Молчание знак согласия.

– Хорошо, – медленно вдохнул и выдохнул Андрей Иванович, – насколько хорошо вы его знаете?

– Не очень, только что учимся в одной школе и живем в одной деревне, а так, можно сказать, и не знаю его совсем.

– Хоть кого-нибудь вы хорошо знаете?

– Сестру свою, Ирку, брата – Стаса, родителей, – начала загибать пальцы на руке Елена.

– Еще?

– Еще двоюродные братья тут у меня живут: Сашка и Мишка, родители их.

– А не из родственников?

Опять наступила тишина. Елена прикусила пухлую губу. Щеки её немного порозовели.

– Молчание – знак согласия? – обреченно спросил следователь.

– Да, знаю.

– Кого еще вы знаете? – спросил Андрей Иванович, с трудом сдерживая в себе неожиданное желание – взять со стола графин с водой и опустить его на голову девушке, взять и тряхнуть её хорошенько, чтобы отвечала бойчее.

– Одноклассников, подруг… – вновь начали загибаться пальцы.

– Про убийство Андрея что-то можете сказать?

– Да, могу. Я его не убивала.

– Это я уже слышал и записал. Еще что-то?

– Нет.

– Предположений кто его мог убить нет?

Она вдруг уставилась на следователя, словно увидела его впервые. Потом с опаской посмотрела куда-то выше его головы. Отвела взгляд. Поправила густые волосы.

– Нет. Нет у меня никаких предположений.

– Хорошо, – следователь протянул девушке бланк протокола, – прочтите и если все верно, то напишите снизу: «С моих слов записано верно. Мною прочитано» и распишитесь.

Елена молча подписала протокол, сверкнула глазом и вышла, маняще покачивая круглыми ягодицами под темно-синей короткой юбкой.

– Здравствуйте, – в дверь вошел высокий белобрысый подросток истинно арийской наружности.

– Здравствуй, Владимир. Проходи, присаживайся. Ты догадываешься, зачем я тебя вызвал?

– Из-за Андрея?

– Правильно. Вы дружили?

– Мы учились в одном классе и жили водной деревне…

– Близко, значит, не дружили?

– Он больше с Виталиком Андреевым и Витьком Пронкиным дружил.

– Понятно. У тебя есть какие-то мысли, кто мог это сделать?

– Мне кажется… это таджики. Они какие-то не такие как мы, грязные, крикливые… Могли его убить.

– За что?

– Он козу у них украсть хотел. В шутку.

– А таджики не поняли шутки?

– Не поняли. У них весной как нарочно козел повесился… Мальчиком его звали.