Текст книги "Два Рима. Два христианства"

Глава 1.2. ЛАТИНЯНЕ И ЛАТИНЫ

Среди множества народов древней Италии особым вниманием историков, большим даже, чем этруски (туски) [В: Этруски], пользуются ЛАТИНЫ: считается, что именно этот народ дал миру ЛАТИНСКИЙ ЯЗЫК (ЛАТЫНЬ) и построил на Тибре город РИМ, положив начало самой известной державе древности – Римской. Из вульгарной версии латыни вылупились современные романские языки, из Римской империи – Священная Римская империя. Без них немыслима современная Европа, а значит, и мир; при таком раскладе разве могли латины быть какими-то не индоевропейцами (ИЕ)?. Нет, конечно, не могли, права не имели! И действительно, по мнению учёных появились латины вместе с языково близкими умбрами, осками, самнитами и другими италиками из Центральной Европы где-то в X—IX вв. до н.э. [В: Италийцы]. Пришли и принесли с собой славный латинский язык, 100% ИЕ.

(В другом варианте пришли в XII в. до н.э. и принесли гипотетический праиталийский язык, из которого позже и вышла латынь [1.24]. Но так ли это? Попытаемся ответить на этот вопрос позже, пока же отметим, что приведённые утверждения нарушает все законы глоттохронологии [В: Глоттохронология]. Действительно, праиндоевропейский язык появился около 5 тлн, но уже через 1800 лет из него вылупился праиталийский, из которого ещё через 400 – латынь. Неслыханные скорости! Умеют западные лингвисты ускорить процессы эволюции языков, когда захотят!

Вообще же, глоттохронология отводит на распад языка и формирование из него языковой группы, т.е. на трансформацию праязык => язык приблизительно 4—5 тл, на трансформацию язык => диалект – 2,0—2,5 тл. (см. [1/Введение]). Для праиндоевропейского языка, сформировавшегося около 5 тлн, есть уточнённые методики, например [1.28], по которым латынь, появившаяся в VIII в. до н.э. отличается (по базовой лексике) от праиталийского языка примерно на … 8%! Этого недостаточно даже для диалекта.)

Точная локализация латинов неизвестна; твёрдо установленным наукой фактом считается, что к VIII в. до н.э. проживали они южнее и юго-восточнее тусков, граница же между латинами и тусками пролегала строго по Тибру. В отличие от урбанистической цивилизации этрусков, латины городов не строили, предпочитали жить в небольших поселениях, в основном в Альбанских горах, где находился и главная их деревня – Альба-Лонга. И вдруг что-то на них нашло – в VIII в. до н.э. соорудили Город городов – Рим. Очень напоминает автору ситуацию с Библией: древние евреи книг не читали, как вдруг – и написали Книгу книг (совсем как в анекдоте про неграмотного чукчу: чукча не читатель, чукча – писатель!). Правда, в этом случае выяснилось, что писатели-то – финикийцы, самый культурный народ того времени ([17.8; 1/Введение; 2/14,15). Может и здесь… того, Рим-на-Тибре построили этруски (кстати, «родственники» финикийцев)?

Понимая всю нелепость ситуации, римские ревнители сквозь зубы допускают, что этруски могли принять участие в строительстве города: ну, стены возвели, улицы и площади вымостили, дороги (Аппиеву, например), водопровод и канализацию соорудили (акведуки и Клоаку, к примеру), общественные здания построили (Мамертинскую тюрьму, например) [В: Архитектура Древнего Рима]. Но на месте латинской деревни с тем же названием! А значит, и город латинский! Трудно вновь удержаться от аналогии и опять с евреями и финикийцами. Задумал мифический, но мудрый еврейский царь Соломон храм построить, какого свет не видывал. Обратился к финикийцу Хираму, царю Тира, которого пользовал при необходимости. Тот, как обычно: «чего изволите?» – «всегда готов!» Выделил зодчих, строителей и все необходимые материалы, храм построил. И прославил тот храм евреев и Соломона в веках! Посредством Библии, написанной… теми же финикийцами. Так, может, и латины – миф?

Действительно, известно, что латины, в отличие от тех же этрусков, например, народ во многом мифический; их история и отчасти происхождение тесно связаны с героем античных эпосов ЭНЕЕМ. Впервые тот появляется у Гомера (VIII в. до н.э.) в IV Гимне и в «Илиаде» в качестве второстепенного персонажа, предводителя дарданов (не латинов от слова «совсем»), участвующих в защите Илиона, дальнего родственника троянского царя Приама. Прибыв в Илион незадолго до его падения, Эней отметился в боях, дважды чуть не погибнув. Боги сберегли его, вроде бы уготовив Энею участь послевоенного царя Трои. (Вслед за Страбоном город Илион мы считаем столицей царства Трои.)

Много позже, когда пришла пора связать Рим-на-Тибре с Троей и объяснить, откуда растут древние длинные ноги римской и европейской цивилизаций, уже оперившиеся латинские классики, среди которых и поэт Вергилий (I в. до н.э.) с его «Энеидой», критически переосмыслив Гомера, заставили Энея бежать из гибнущего Илиона, прихватив отца, сына и (нет, не святого духа, не дождётесь!) 20 (по другим данным 50) кораблей, набитых энеадами [W: Aeneads], его спутниками, и наиболее ценным имуществом Трои.

Гелланик Лесбосский (V в. до н.э.) в своём повествовании «О троянских делах» сообщает: «Проницательно глядя в будущее и понимая, насколько безнадёжно спасать город, большая часть которого уже утеряна, он задумал уступить противнику… а живую силу, отеческие святыни и сколько можно унести денег – спасти» [1.30]. Таким видит Энея Гелланик, живший в V в. до н.э., когда фальсификация истории ещё не вошла в привычку устроителей западной цивилизации. Герою не пришлось бежать из Троады, микенцы отпустили его на все четыре стороны: «Эней и его спутники, забрав имущества, сколько спасли во время бегства (из Илиона – авт.), в назначенный срок удаляются из Троады, передав ахейцам укрепления. Ахейцы же, согласно договору, предоставляют изгнанникам безопасность на всей захваченной ими земле, а также и на море» [1.30].

Ещё откровеннее высказывались об Энее другие авторы: «Менекрат же Ксантий заявил, что Эней предал город (Илион – авт.) ахейцам из вражды к Александру (царевичу Трои – авт.), и благодаря этому благодеянию ахейцы согласились на то, чтобы была спасена его семья. Примыкает же этот рассказ к тому, который начинается с похорон Ахилла таким образом: «Тоска взяла ахейцев, и им показалось, что войско лишилось головы. Однако после погребального костра они стали воевать в полную силу, пока не был пленён ими Илион, отданный Энеем. Ведь будучи отлучён от святых даров из-за Александра, Эней отверг Приама (царя Трои – авт.). Совершив же это, он превратился в одного из ахейцев» ([1.31],I,48).

(Кстати говоря, Энея и его спутников ЭНЕАДОВ не следует путать с ЭНЕТАМИ – пеласгическим народом, который тоже защищал Илион, а после его падения поселился на северном побережье Адриатического моря и назвался венетами [В: Адриатические венеты]. Вот что утверждает по этому поводу Страбон (I в. до н.э.):

«… энеты (позднее – венеты – авт.) были самым значительным пафлагонским племенем, из которого происходил Пилемен (царь Пафлагонии – авт.) … лишившись своего вождя (Пилемен был убит Менелаем – авт.), они после взятия Трои переправились во Фракию и во время своих скитаний пришли в современную Энетику. По словам некоторых писателей, Антенор (советник Приама – авт.) и его дети также приняли участие в этом походе и поселились в самой отдаленной части Адриатического моря» ([1.32],с.510—511).

Добавим, что Пафлагония размещалась в центре южного побережья Черного моря, в то время как Дардания, родина Энея, сына её царя Анхиза и богини красоты и любви Афродиты-Венеры, находилась в Троаде, северо-восточнее Илиона, близ пролива Геллеспонт (Дарданеллы). Как пел Гомер:

«Вслед их дарданцам предшествовал сын знаменитый Анхизов,

Мощный Эней; от Анхиза его родила Афродита,

В рощах на холмах Идейских, богиня, почившая с смертным»

([1.33],II; В: Дарданы).

Любопытно, что и упомянутый Атенор, легендарный основатель города Патавия (совр. Падуя), также был дарданцем; однако, выходил он из Илиона не с энеадами, а с энетами.)

Отпущенный ахейцами «на все четыре», Эней, подобно Одиссею, странствует по морям и весям; в его семилетних приключениях (римские авторы называют это «римской одиссеей») особо выделяется эпизод с Дидоной [В: Эней; W: Aeneas]. Оказывается, наш неоднозначный герой, отбывший из Трои где-то в -1184 (-1207) г. по Эратосфену (Паросскому мрамору [В: Паросская хроника]), сподобился через 300—400 лет встретить царицу Дидону, основавшую город Карфаген в -814 г. Вдова, красива, средних лет, верность мужу храня, полюбила его и взяла к себе жить. Однако бог Меркурий вовремя напоминает Энею о его предназначении. Долг побеждает страсть, Эней бросает вдову (нет, не за борт в набежавшую волну, оставляет во дворце) и отбывает в устье Тибра. Чтоб позаботиться о Риме – будущем могильщике Карфагена, а заодно и жениться на молодой латинской принцессе Лавинии. Неблагодарный! Ведь она (Дидона) так верила ему, так его любила!

Ночью к Дидоне явился муж-покойник, и позвал её к себе: он всё простил. Дидона откликнулась на зов положительно и, не вынеся мук попранной любви, велела сложить на холме у моря погребальный костёр «из смолистых ветвей и поленьев дубовых»; такой, чтоб дым от него был виден уплывающему в светлую даль любимому. На костре разместила их с Энеем брачное ложе и, «ногу разувши одну, распустив на одежде завязки», взошла на него с клинком Энея в руке и с последней мыслью в голове:

«С моря пускай на огонь глядит дарданец жестокий,

Пусть для него моя смерть зловещим знаменьем будет».

Не забыв до того обозвать возлюбленного «лицом кавказской национальности»:

«Нет, не богини ты сын, и род твой не от Дардана,

Кручи Кавказа тебя, вероломный, на свет породили».

А также очертить должное будущее отношение пунов-тирийцев к римлянам:

«Вы же, тирийцы, и род, и потомков его ненавидеть

Вечно должны: моему приношеньем праху да будет

Ненависть. Пусть ни союз, ни любовь не связует народы!

О, приди же, восстань из праха нашего, мститель,

Чтобы огнём и мечом теснить поселенцев дарданских

Ныне, впредь и всегда, едва появятся силы.

Берег пусть будет, молю, враждебен берегу, море —

Морю и меч – мечу; пусть и внуки мира не знают!»

([1.34],IV).

Так обезумевшей Дидоной была заложена прочная основа для будущих Пунических войн; в -146 г. их результатом будет уничтожение с особой жестокостью Карфагена Дидоны Римом Энея. Нет повести печальнее на свете (это о возлюбленных Дидоне и Энее)!

Правда, до Пунических войн Эней не дотянет. По одной из версий, оказавшись на земле латинов, он встретится с Латином, основателем племени латинов (это если последние прибыли в Италию до Троянской войны, а иначе – ещё один ляп). И, то ли одолев его, то ли обояв (Вергилий не парится: предначертание – и всё тут), женится на его дочери Лавинии; впоследствии энеады будут ассимилированы латинами. По другой версии – энеады никого не встретят в Италии, кроме диких аборигенов; слившись с последними, образуют славный народ латинов. (Это уже за гранью; спасти версию может лишь гипотеза, что аборигены-то и были латинами, но тогда она (версия) не «другая», а та же, что и первая.) Примечательно, что латины те говорили в лучшем случае на не существующем в природе праиталийском языке.

Судьба самого Энея также неоднозначна: он то ли погибнет, воюя с тирренами, (кстати, эти стычки римляне назовут «римской илиадой»), то ли сгинет без вести – утонет в речке Нумик или вознесётся на небо в полной амуниции и станет богом (не из последних: будет принят в пантеон по протекции матушки Венеры-Афродиты). Современные туристы могут поглазеть на раскопанный археологами Лавиний – город Энея [1,35], где якобы «латины устроили ему героон, отмеченный таким посвящением: „Отцу и подземному божеству, который разгоняет воды реки Нумик“ … От него остался небольшой холмик, а вокруг него – деревья, выросшие в ряд, приятно ласкают взор» ([1.31],I,64). Как это мило! И как предприимчиво.

Потомки Энея, начиная с сына Аскания, становятся, как и положено, первыми латинскими царями, перебираются в Альбанские горы, где поселяются в деревушке Альба-Лонга (до сих пор не найдена археологами) и мирно скотоводят там сотни лет. Пока близняшки Ромул и Рем (дети бога Марса, между прочим, -771 г.р.) не спустятся по реке с гор в корзине, подобно Моисею, отведают молока волчицы с насекомыми из клюва дятла и заложат в -753 г. на берегу Тибра город Рома (Рим). Правда, Рему хотелось заложить Реморий, но в споре победил Рома, т. е. Ромул, убив Рема за его мечты о Ремории [В: Ромул и Рем].

(Кстати, греки держали Латина за сына или внука Одиссея (грек родил латина?); но тогда Лавиния – внучка или правнучка последнего и, значит, меду Энеем и Одиссеем два-три поколения. Возможно ли такое? Путались античные писатели и в показаниях о Ромуле – то ли сын, то ли внук, то ли далёкий (в 17-ом поколении) потомок Энея. Победил потомок: между ними (Энеем и Ромулом) – как между Троянской войной (-1184 г. или -1207 г.) и основанием Рима (-753 г.), около 400 лет. К этому времени якобы и латынь отложилась от праиталийского языка, так что Ромул стал не только первым царём Рима, но и первым латинянином. Чудны дела твои, Господи! (Здесь и далее латины – это племя, возможно, мифическое; ЛАТИНЯНЕ – все носители латыни, языковая общность.)

Итак, потомки Латина и Энея, образовавшие единый народ, говорящий на неизвестном языке, 400 лет скрывались в горах Альбы. Но не потому, что были неуловимы. А, наверное, по той же причине, по которой в то же время и на тот же срок «впали в кому» дорийцы после своего триумфального «дорийского вторжения» в Микенскую Аххияву [В: Тёмные века (Древняя Греция); 1.11].

Ещё одна странность. Якобы Публий Вергилий был недоволен своей поэмой «Энеида», бесконечно переделывал её, нарушая целостность повествования, даже сжечь хотел (ну прямо Гоголь!), да обошлось. При жизни поэта этот его десятилетний труд, «латинский ответ Гомеру», не был опубликован. От бесславного конца спас «Энеиду» якобы сам Октавиан Август, приказавший (после определённой правки) опубликовать её вопреки последней воле поэта [В: Вергилий]. Почему? Одна из причин легко просматривается: Вергилий связал Рим с Троей царским родом Энея; возможно, особенно Октавиану понравилась новация поэта-учёного, установившего, что Энея можно считать прямым предком римских Юлиев. (К этому роду принадлежал и обожаемый Октавианом Юлий Цезарь (его приёмный отец), и его бабка Юлия, сестра Цезаря; видимо, относил себя к Юлиям и сам Октавиан, усыновлённый в род Юлиев, полным именем которого стало: Гай Юлий Цезарь Октавиан Август.) Для этого Вергилию пришла в голову гениальная мысль: назвать Аскания, сына Энея, вторым именем – Юл; от него по задумке поэта и пошли славные Юлии.

Упомянутая новация обласканного императором поэта была вполне ожидаема римской общественностью. Но как мог Вергилий, «учёный поэт», как его называли, связать Энея и Дидону, легендарных персонажей, разделённых веками? Поэтический вымысел? Возможно. Но он дискредитировал всю трояно-римскую идею поэмы, подсказанную, как некоторые считают, Вергилию Октавианом. И почему император не «поправил» поэта, а исправно и щедро платил за каждую строчку «Энеиды»? Ведь достаточно было только приказать – и карфагенские мотивы из поэмы вмиг бы исчезли. Не приказал. Не знал истории? Вряд ли. Сочинители Трои, Рима и Карфагена не смогли увязать датировки своих сочинений? Уже «теплее». Но, как нам представляется, наиболее вероятным является то, что Троянская война, основание Карфагена и Рима были близкими событиями, позволяющими бежавшего иэ Трои Энея, его сына-внука Ромула-Аскания-Юла, заложившего Рим и тирскую беглянку Дидону, основательницу Карфагена, показать современниками. Вне зависимости от того, мифическими, легендарными или историчными персонажами они были.

Смотрим даты основания: Карфаген – -814 г., Рим – -753 г., Троя – -1184 г. Выпадает Троя. А если приблизить её на 400 лет (время «отключки» греков)? Получим -784 г., вполне себе соседствующий с -753 и -814, точно посерединке. Вот оно! ПОЗДНИЕ ФАЛЬСИФИКАТОРЫ «ЗАДВИНУЛИ» ТРОЮ В ПРОШЛОЕ НА 400 ЛЕТ, надув «хронологический пузырь» XII—VIII вв. до н.э. под названием «греческие тёмные века». Дорийцам пришлось заснуть, потомкам Энея – уйти в горы, вдове Дидоне – полюбить призрака. Примечательно, что начало т. н. Древней Греции историки относят к -776 г. [В: История Греции]! Сравнивая эту дату окончания «темных греческих веков» и начала «светлых» и полученную нами аналогичную дату из анализа текстов Вергилия – примерно -784 г. – поневоле приходишь к мысли: историки всё знают. Но, как был уверен А. Райкин: «ДУРЮТ НАШЕГО БРАТА, ОЙ ДУРЮТ!»

Впрочем, может, и не знают (дурят-то в любом случае). На люфт между датировками Трои и Рима обращали и другие исследователи (см. например, [1.22]); вот только к выводам в этой связи они приходили различным. Кстати, от Дионисия Галикарнасского узнаём: «Тимей Сицилийский (IV—III в. до н.э.), не знаю, на основании каких источников, передаёт, что возникновение последнего по времени поселения Рима или его основание, или как бы иначе ни назвать это событие (показательны мучительные поиски историка I в. нужного слова о случившимся с „вечным городом“ – авт.), произошло одновременно с основанием Карфагена» ([1.31],I,74).

Но не будем торопиться с выводами, подобные тёмные времена есть в истории практически каждой страны. И объяснение этого феномена недостаточностью письменных источников в то или иное время по тем или иным причинам [W: Dark Ages (historiography)] не выглядит убедительным. Скорее, мы имеем дело с искусственно созданными лакунами для «священной» (и яростно защищаемой) истории избранных (египтян, евреев, греко-римлян) и неизбежно возникающими по этой причине хронологическими пустотами для всех прочих. Одна исТОРИя из ТОРЫ чего стоит! Или, к примеру, Третий Переходный период в истории Египта (египетское «тёмное время»), случившийся как раз в интересующее нас время, между XII—XI и VIII—VII вв. до н.э., и длившийся примерно 400 лет. Он вполне мог «надуть» похожие «пузыри» в истории стран Эгеиды (Греция), Месопотамии (Ассирия, Вавилон, Элам) и, как теперь выясняется, Италии (Лаций, возможно, Этрурия). Фараоны, зевая, объявили по казарме «отбой»?

Примечательно, что примерно это же время, XII—VIII в. до н.э., приходится на мифическую библейскую историю евреев: исход из земли египетской, завоевание Ханаана, эпоха судей, царство Сауда-Давида-Соломона. Лишь с VIII в. до н.э. появляется связанный с евреями предмет для обсуждения: называлось ли ли историчное царство Бит-Хумри (Самария), уничтоженное ассирийцем Саргоном II в -721 г., ещё и Израилем (см. [1.27]). Вполне возможно, что не египтологи надули обсуждаемый хронологический пузырь, а «ведущие семитологи». Прочувствуйте разницу.

Однако, стоп. Во Введении мы обещали читателю, что не станем в этой книге углубляться в вопросы хронологической достоверности истории Древнего мира – так сдержим обещание.)

Сегодня общепризнано, что Эней Вергилия, его потомки Ромул с Ремом – миф; но в каждом мифе, как мы знаем, есть доля мифа. Объясняется это просто: чистых сказочников не так уж и много, для этого занятия нужен особый талант. Занимаясь же мифотворчеством, люди чаще пытаются натянуть сказочную красную шапочку на чьи-то реальные уши, то есть, по сути, сотворить не миф, но легенду. Вот и в нашем случае, ведь могло так случиться, что после «троянской войны» и «дорийского вторжения» на западном побережьи Центральной Италии высадилась группа мигрантов – беженцев Трои? (Напомним, что под «Троянской войной», возможно, скрывается, военная колонизация греками эгейского побережья Малой Азии в XII—XI вв. до н.э.)

Да, могло. Но откуда, чёрт побери, взялись встретившие их с распростёртыми латины? И латынь, на которой они обратились к прибывшим с тёплой приветственной речью? Широкая общественность имеет право знать. Вопрос этот по своей значимости вскоре может сравняться с извечным Вопросом вопросов: «Откуда взялись евреи?»

Глава 1.3. ПЕЛАСГИ В ИТАЛИИ

О ПЕЛАСГАХ, древнем морском народе, достаточно подробно говорится в [2/11]. Но речь там идёт в основном об эгейских пеласгах, хотя и упоминалось, что они издревле освоили Средиземноморье, ходили в Чёрное море и, возможно, в Атлантику. Пришло время поговорить о присутствии пеласгов на Апеннинском полуострове.

Начнём издалека, с пеласгийского народа ТИРРЕНОВ (тирсенов) или, как их называли латиняне, ЭТРУСКОВ (тусков). Они не участвовали в Троянской войне; по крайней мере Гомер не упоминает их в «Илиаде» ни среди микенцев, ни среди троянцев (см. [1.11]). «Отцы» истории Геродот и географии Страбон объясняют это так:

«… при царе Атисе, сыне Манеса, во всей Лидии наступил сильный голод. Сначала лидийцы переносили нужду, а затем… царь разделил весь народ на две части и повелел бросить жребий: кому оставаться и кому покинуть родину. Сам царь присоединился к оставшимся на родине, а во главе переселенцев поставил своего сына по имени Тирсен… Миновав много стран, переселенцы прибыли в землю омбриков (умбры, италийское племя – авт.) и построили там город… переименовались, назвав себя по имени сына своего царя (тирсенами или тирренами – авт.)» ([1.36],I,94).

«Римляне называют тирренцев этрусками и тусками. Греки же, как передают, назвали их так по имени Тиррена, сына Атиса, который отправил сюда поселенцев из Лидии… Атис, во время голода и недорода оставил Лида, одного из своих двух сыновей, по жребию при себе, а другого, Тиррена, с большей частью своих люде отправил за море. По прибытии в эту страну он назвал её по своему имени Тирренией и основал 12 городов…» ([1.32],V,с.206)

Случилось это, по-видимому, в XIII в. до н.э., так как около 1208 г. до н.э. тирренские наёмники были замечены в нападении на Египет в составе ливийской армии вождя Мраиуйа, за что угодили на стелу фараона Мернептаха под именем «турша» или «тереш» (TRS) [Лел].

Вторым сыном Атиса был Лид, основатель царства Лидии со столицей в Сардах. Лидийцев и сардов тоже нет в гомеровых списках защитников Трои, но сарды (SRDN; «шердены» или «шарданы») составили компанию тирренам в нападении -1208 г. на Египет. Были ли эти наёмники жителями острова Сардиния, что находится близ Тиррении (Этрурии) и всегда входил в зону её интересов, или выходцами из лидийского города Сарды, или же вначале второе, затем первое – неизвестно. Интересно, что помимо тусков и сардов в налёте участвовали и сикулы (SKLS; «шекелеш» или «шакалаша»), которых принято отождествлять с одним из сицилийских народов конца бронзового века [В: Сикулы]; Лел).

Что объединяет эту славную троицу, не очень расположенную к Египту? Ну, во-первых, они соседствуют в Западном Средиземноморье, а во-вторых, не местные они, прибыли из Эгеиды, они – пеласги. Видимо, этот морской непоседливый народ (или группа близких т.н. пеласгических народов) давно знал Апеннинский полуостров и прилегающие к нему острова; возможно, давно и поселился тут. Во всяком случае, античные авторы утверждали, что прибывшие на полуостров тиррены обнаружили здесь других пеласгов, с которыми одно время мирно существовали, а затем вытеснили их с обжитых земель.

(Следует заметить, что не все авторы считают тирренов, сардов и сикулов пеласгическими народами. Например, Дионисий Галикарнасский (I в. до н.э.) в своих «Римских древностях» называет сикулов древнейшим народом, прибывшим в Италию из Иберии (совр. Испании) много раньше XIII в. до н. э. Якобы позже впервые появившиеся здесь пеласги с Пелопоннеса после многолетней упорной борьбы вытеснили сикулов с полуострова на Сицилию. С ним согласен и ряд современных историков, относящих сикулов к древним лигурам, расселившимся по территориям современных Франции, Испании, Италии и др., от Северного моря и Ла-Манша до Сицилии.)

Мнения современных историков на проблему происхождения тирренов-этрусков, как водится, разделились. Приверженцы «Древнего Рима» (с центром в Риме-на-Тибре) яростно отстаивают автохтонность тусков; при таком раскладе они готовы признать то огромное влияние. которое оказала этрусская цивилизация на Рим. Менее ангажированные учёные соглашаются со своими коллегами, которые были несопоставимо ближе к этрускам по времени: «В настоящее время большинство учёных склонны признавать этрусков народом, пришедшим около 1000 года до н.э. из Малой Азии (Лидии) морем; этапными пунктами в этом переселении служили острова Эгейского моря… где в историческое время жило племя пеласгов, отождествляемое Геродотом с тирренами» [В: Этрурия].

(С Геродотом (V в. до н.э.) согласны другие античные историки, но не Дионисий Галикарнасский, который указывает на отличия этрусков от других пеласгов: склонность к мистицизму, гадания по полёту птиц и печени животных и т. п. Видимо, не хотел, чтобы эти гадатели-гаруспики [В: Гаруспик] бросили тень на славных эллинов, к которым он ошибочно причислял и пеласгов. Были у него причины и поглубже (см. ниже).)

По-видимому, миграции пеласгов в этот регион шли перманентно (недаром же античные писатели упрекали пеласгов за их охоту к перемене мест). Есть мнение, что Италию пеласги освоили так же хорошо, как и Эгеиду, и в те же давние времена (по нашей теории первые мигранты в Эгеиду из Леванта отправились около 8 тысяч лет назад (тлн); см. [1.11]). Среди предшественников тирренов древние историки выделяли ФЕССАЛИЙСКИХ ПЕЛАСГОВ. Вот что сообщает [2/11.1], рассказывая о пеласгах:

«Историк I в. до н. э. Дионисий Галикарнасский попытался систематизировать мнения своих античных коллег о происхождении пеласгов. «По его мнению, пеласги были греческим (скорее, греки – пеласгическим – авт.) народом с Пелопоннеса, несчастье которого заключалось в том, что они «не имели постоянного места проживания». Пеласги первоначально жили в районе Аргоса на Пелопоннесе (в Арголиде – авт.), затем, изгнанные ахейцами, переселились в страну Гемонию (Фессалия) … Там они жили в течение жизни 5 поколений, после чего были изгнаны… одни переселились на Крит, другие заняли Кикладские острова, третьи двинулись к подножью горы Олимп, в Беотию, Фокиду, на острова Эвбею и Лесбос, расселились вдоль Геллеспонта (пролив Дарданеллы – авт.). Большая часть пеласгов поселилась возле Додоны в Эпире (Западные Балканы – авт.). Спустя некоторое время пеласги из Додоны пересекли море и обосновались в Италии в устье реки По… Другие пеласги пересекли Италию… основали много городов (в том числе Лариссу), которые позднее перешли под власть этрусков]».

Тот же Дионисий, главный источник по доримской истории, в своих «Римских древностях» насчитывает 5 потоков сынов Эгеиды, имеющих отношение к созданию Рима (следует иметь в виду, что для Дионисия «племя пеласгов было искони эллинским – пелопоннеским»):

«В итоге сошлись вместе (в пространстве, но не во времени – авт.) и объединили свой жизненный уклад следующие народы, от которых пошёл римский корень, прежде чем населить существующий ныне (в конце I в. до н.э. – авт.) город: во-первых, это были аборигины („блуждающие“; не путать с аборигенами – авт.), которые изгнали из этих мест сикелов, они родом были древними эллинами из Пелопоннеса (после того как они вместе с энотрами (пеласгами [W: Oenotrians]) переселились из области, называемой ныне Аркадией, в чём я лично убеждён); затем из тогдашней Гемонии, ныне Фессалии, пришли пеласги; третий же поток перебрался вместе с Эвандром в Италию из города Паллантия (что также в Аркадии [W: Evander of Pallantium] – авт); вслед за ними появились воевавшие с Гераклом пелопоннесцы – эпейи и фенеаты, с которыми смешалась какая-то часть троянцев; наконец, прибыли с Энеем спасённые троянцы из Илиона, Дардана и других троянских городов» ([1.31],I,60).

Прокомментируем цитату. Первыми, как считает Дионисий, с незапамятных времён Италию заселили сикулы, которые были изгнаны на Сицилию где-то 3,4—3,3 тлн. Значит, долго воевавшие с ними колонисты первого потока, энотры и аборигины, пеласги из пелопоннеской Аркадии (кстати, исконной области эгейских пеласгов, см. [2/11.1]), проникли в Италию около 3,6—3,5 тлн. Это хорошо согласуется с Дионисием, утверждающим, что Энотр [В: Энотр] отправился в поход за 17 поколений (17 х 25 = 425 (лет)) до Троянской войны. И неплохо коррелирует с нашей теорией, по которой 3,7—3,6 тлн состоялась Критская межобщинная симито-хамитская война, после которой проигравшие её пеласги переселились на Пелопоннес, основали город Микены, Микенскую Пеласгию и Микенскую цивилизацию (см. [2/11.2]). Эти события вполне могли привести в движение пеласгов полуострова, в частности, аркадийцев. Видимо, состоялся передел земли и, как пишет Дионисий: «Энотр выселился из Эллады, недовольный своей земельной долей».

Весьма примечательно следующее замечание Дионисия Галикарнасского:

«Аборигины же остались обитать на одном и том же месте (Южная Италия, где с VIII в. до н.э. возникнет т. н. Великая Греция [В: Великая Греция] – авт.), никем более не изгнанные, но хотя они оставались теми же самыми людьми (этнически – авт.), они дважды переменили название: ведь до Троянской войны они сохраняли прежнее наименование аборигинов, но при царе ЛАТИНЕ, который правил во время Илионской войны, начали зваться ЛАТИНАМИ» ([1.31],I,9).

Вот те на, как прикажете понимать? Дионисий настаивает, что аборигины назвались латинами сами, без внешнего давления. Быть может, народился у них царь по имени Латин, который и приказал своим подданным зваться его именем? В другом варианте, царь этот народу своему был за отца родного – вот и попросили люди назваться латинами. А что, обычное дело, тот же Тиррен, от которого «есть пошли» тирренцы-туски. Что ж, такое вполне возможно, но заметим (и пример с Тирреном лишь подтверждение этому), что подобное единение народа с царём чаще наблюдается в судьбоносные моменты для них обоих (миграции, войны, иные экзистенциальные угрозы и вызовы). Но Дионисий отметает такие варианты. Значит, остаётся последний, испытанный: объявить о божественном происхождении царя Латина (обычно от связи божества со смертной женщиной). Заметим также, что ни о какой латыни здесь речи не идёт, язык Латинова народа по-прежнему неизвестен.

И действительно, на сцене появляется до слёз знакомый образ Геракла-Геркулеса, но почему-то не со стадом коров, а с некими пелопоннесцами и троянцами; все они по Дионисию – четвёртый поток в «римский корень». Дионисий признаётся, что согласно преданию Геракл должен был гнать через Италию в Грецию коров Гериона, украденных им в Испании близ современного Кадиса. (Там же мимоходом герой соорудил Гибралтарский пролив, раздвинув скалы – Геркулесовы столпы. Воды Атлантики хлынули в котловину Средиземного моря, снесли страны и цивилизации (см. [1/1.3]), но этого никто не заметил на фоне величайшего 10-го подвига Геракла – кражи коров Гериона [В: Коровы Гериона].) Понимаю всю несуразность Геракла с краденными коровами в качестве «римского корня», Дионисий говорит, забудьте про коров, сказки всё это. Геракл, сын Зевса, не пастух, а великий полководец и цивилизатор народов. Вот и в Испанию ходил, чтоб научить тамошних дикарей правильно жить, и в Италии с теми же целями: