Текст книги "Минская мистика"

Пилигрим нажал на кнопку дверного звонка, шаги на той стороне зазвучали почти сразу. Нина открыла им безо всяких вопросов – хотя зря она так, конечно. Может, надеялась, что вахтер не пустит посторонних. А может, ей уже было все равно.

Хозяйка квартиры оказалась крупной, не слишком красивой, но ухоженной женщиной. Чувствовалось, что над образом поработали стилисты, подобрали удачную стрижку, посоветовали платье, подчеркивающее лучшие черты фигуры. Нина была бы даже обаятельной, если бы хоть раз улыбнулась, если бы в глазах остался блеск.

Но она казалась какой-то потухшей, измотанной и безразличной ко всему. Как будто она прожила на свете не сорок лет, а все двести, посмотрела на все и от всего устала. Не похоже, что ее радовала роскошная квартира и право никогда больше не беспокоиться о деньгах. Глядя на нее, Рада невольно поежилась: если это и есть цена сделки с кладником, то ну его, такое богатство!

Пилигрим же на подобное не отвлекался – то ли не замечал, то ли ему было все равно. Он сразу же показал Нине удостоверение.

– Мы из милиции.

– Вы по поводу того несчастного курьера? – безразлично поинтересовалась хозяйка квартиры.

Вот этим она смутила даже градстража.

– Какого еще курьера?

– Ну как же… Вчера тут курьер упал на лестнице, сломал ногу. Он кричал, что его толкнули в спину и он сообщит в милицию. Я решила, что он все-таки написал заявление, раз вы здесь.

– Он вас обвинил? – уточнил Пилигрим.

– Не думаю. Меня в этот момент не было рядом. Но рядом вообще никого не было, так что не представляю, кого он может обвинить.

– Понятно… Мы здесь не из-за этого. Вам знаком человек по имени Ито Канзабуро?

До этого момента Нина оставалась все такой же безразличной – ее не волновали ни травма курьера, ни его возможные обвинения, ни прочие странности, творящиеся в подъезде. Однако упоминание Канзабуро-сана впервые нарушило ее апатию, заставило вздрогнуть, почувствовать хотя бы тень тревоги.

Похоже, она его действительно любила – но до того, как по глупости потеряла собственную душу. Теперь тревога, вызванная отголоском той любви, мелькнула и угасла, оставив лишь память о себе.

– Да, я его знаю. Что-то случилось?

– Он пропал, мы его разыскиваем. Мы можем войти?

– Да, конечно.

Квартира Нины Голубковой была прекрасной. Дорогим здесь оказалось все: дубовый паркет, обои, хрустальные люстры, мебель. Богатство оказалось не кричащим, а подобранным со вкусом, повсюду царила идеальная чистота. Но вот эта чистота как раз угнетала. Казалось, что Нина вообще не пользуется своими сокровищами, не подходит к ним, не берет в руки. Она жила в своем доме, как в музее, смотрительница тут, а не хозяйка. Вряд ли она даже могла понять, что в крошечной старой квартире ей было лучше… А может, понимала? Если понимала, ей было лишь сложнее.

Она провела их к открытой кухне, совмещенной со столовой, усадила за стол, поставила чай. Все это Нина делала по привычке – как будто это было программой, оставшейся в ее памяти с бесконечно далеких времен прошлой жизни.

– Так что случилось с Ито? – безразлично спросила она.

– Этого мы пока не знаем, – ответил Пилигрим. – Когда вы общались с ним последний раз?

– Дайте подумать… Несколько дней назад он заходил. Это был сюрприз, я его не ждала. Очень приятный сюрприз. Я была ему рада. Мы очень мило посидели, он обещал зайти еще, но так и не зашел.

Наблюдать за Ниной было интересно – и бесконечно жутко. В ее словах был один смысл, а в голосе, выражении лица и взгляде совершенно другой. Чувствовалось, что слова она подбирает по ситуации: говорит то, что нужно говорить сейчас. А на самом деле в день визита Ито Канзабуро ей было не радостно, да и то, что он больше не пришел, не вызвало настоящей грусти.

Он был самым важным человеком в ее жизни – это Рада понимала, разглядывая фото в рамках, их в квартире хватало. Нина часто фотографировалась вместе с Канзабуро-саном во время своей поездки в Японию, тогда она могла испытывать хотя бы крошечные искры радости, но только рядом с ним. Теперь же угасло и это.

А на более ранних фотографиях, из прошлого, до сделки с кладником, Нина была совсем другой. Менее ухоженной, одетой скромно, но улыбающейся так очаровательно, что она затмила бы любую красавицу. В эту женщину, должно быть, и влюбился теннин – для теннинов душа всегда была важнее внешности. Ее и хотел вернуть… а потом пропал.

– Он говорил вам что-нибудь особенное при встрече? – спросил Пилигрим. – Или, быть может, что-то, показавшееся вам странным?

– Нет, ничего такого. Это был обычный разговор старых друзей. Ито у меня надолго не задержался, он довольно быстро уехал. Да оно и понятно: мой сосед сверху опять куролесил.

– В смысле? – удивилась Рада.

– Музыку включал очень громко. Так громко, что иногда мешало говорить. Все почему-то думают, что в таких дорогих домах должна быть отличная звукоизоляция, и она действительно неплохая. Но только если никто не использует профессиональные колонки. Ито такая музыка совсем не нравилась, вот он и заторопился на выход.

Музыка и правда могла на него повлиять, теннины не любят громких резких звуков. Но, получается, этот сосед активизировался очень вовремя… Неужели он хотел отпугнуть теннина? Рада подумала об этом – и тут же смутилась, от таких мыслей веяло паранойей. При чем тут сосед? Он не имеет к этой истории никого отношения.

Если бы Нина была прежней, она бы ни за что не отпустила своего гостя. Подумаешь, музыка играет! Можно прогуляться по городу, погода чудесная… Но ей это было не нужно.

Раде казалось, что они зашли в тупик. Канзабуро-сан не сообщил своей возлюбленной ничего особенного, она ведь была простым человеком, так что она даже не догадывалась о том, что могло с ним случиться. Ну и что тогда, опять идти к кладнику? Но ему как раз исчезновение теннина не выгодно, он при любом раскладе ничего не терял, а мог и приобрести, если бы Канзабуро-сану удалось найти для него подходящий артефакт.

Пилигрим тоже не спешил расспрашивать Нину и дальше, он убедился, что она не знает всю правду о возлюбленном. Однако и уходить он не торопился. Он смотрел в глаза Нине и что-то шептал – беззвучно, одними губами.

Это должно было удивить Нину даже при ее общей апатии. Однако она ни о чем не спрашивала, она просто смотрела в глаза собеседнику, как завороженная. Потом она и вовсе начала заваливаться набок, она упала бы, если бы градстраж не успел ее поддержать. За свою оплошность Нина не извинилась и не смутилась, она уже крепко спала, и этот сон никак нельзя было назвать естественным.

– Ты что сделал? – нахмурилась Рада. – Вам же нельзя колдовать без острой необходимости!

– Я счел, что такая необходимость была, можешь написать об этом в рапорте.

– Ты издеваешься? Не буду я писать на тебя никакой рапорт, но потрудись объяснить мне, что происходит!

– Мне нужно кое-что проверить, но просто взять и провести обряд при ней я не мог, слишком много вопросов было бы. Так что использование магии оправданно. К тому же это простой заговор, даже более безопасный, чем снотворное.

Что ж, про ведьмара он определенно не соврал, лишь ведьмары такое и умели.

– Теперь я не могу не спросить: какой еще обряд?

– Увидишь, – только и сказал Пилигрим.

Он осторожно перенес Нину на диван, а сам прошелся по квартире, собирая все зеркала, которые легко было переместить. Рада наблюдала за ним со стороны, не вмешиваясь. Обряды ведьмаров она знала не слишком хорошо, да ей и не полагалось. То, что он не мог все нормально объяснить, несколько раздражало, но она пока сдерживалась, понимая, что изменить Пилигрима никак не получится. Какой есть, таким и нужно принимать, чтобы собственные нервы поберечь.

Градстраж установил зеркала вокруг Нины, одно взял себе и отошел к окну. С помощью зеркала он поймал луч солнца и направил к дивану так, чтобы сияние заиграло, заискрилось во всех зеркалах. Пилигрим не прекращал шептать и, кажется, призывал языческих богов, но Рада заставила себя не прислушиваться, потому что сомневалась, нарушение это или все-таки нет.

Сначала ничего не происходило, и казалось, что ведьмар ошибся, переоценил свои силы, зря это затеял. А потом все изменилось в один миг. Вокруг тела Нины вспыхнуло алое сияние, окружившее ее плотным коконом. Оно набирало силу, становилось настолько темным, что разглядеть за ним женщину было все сложнее. Спустя пару секунд из сияния поднялись тонкие извивающиеся лучи темно-желтого света, потянувшиеся к потолку, но так до него и не добравшиеся.

Зрелище завораживало, и Рада даже позабыла, что происходит, где она находится, кто перед ней и что все это может означать. Она просто наблюдала за световым шоу, так похожим на танец глубоководных водорослей, подхваченных потоком.

Все закончилось в миг, когда Пилигрим перестал шептать. Погасло разноцветное сияние, и луч света превратился в самое обычное солнце, гуляющее по комнате. Рада наконец перевела взгляд на своего спутника и только теперь заметила, как сильно он устал – настолько, что даже не мог этого скрыть. Пилигрим тяжело дышал, его глаза оставались полуприкрытыми, а когда он попытался сделать шаг, его повело в сторону, и ведьмару пришлось ухватиться за подоконник, чтобы не упасть.

– С ума сошел? – нахмурилась Рада. – Отдохни, ты что!

– Зеркала нужно вернуть на место.

– Я верну, невелика наука.

– Ты не знаешь, где какое лежало.

– А Нина, думаешь, это помнит? Она если и заметит странность, то не удивится, она удивляться уже не умеет.

Пилигрим не стал спорить, ему действительно нужна была эта пауза. Он кое-как добрался до стула и устало прикрыл глаза. Рада же тем временем вернула зеркала на место и сделала своему спутнику чашку крепкого сладкого чая. Ведьмару такое не поможет, а вот человеку – очень даже.

Градстраж, заметив ее усилия, слабо улыбнулся, и это почти тянуло на благодарность.

– Теперь рассказывай, что это было, – потребовала Рада.

– Ты заметила, что на фото из Японии Голубкова еще могла радоваться хоть чему-то? Она уже была в связке с кладником, однако какие-то эмоции у нее оставались.

– Может, это из-за расстояния? Она оказалась на другом конце земли!

– Расстояние тут ни при чем, сделки с нечистью так не работают, от них нельзя убежать. Просто кладник – не самый сильный из заклинателей, он отнял у нее большую часть эмоций, но не все. И когда речь заходила о по-настоящему сильных чувствах, она еще была способна что-то испытывать.

– Вроде любви? Сильнее же ничего нет…

– Романтизируешь, – поморщился Пилигрим. – Но это и не важно сейчас, что именно она чувствовала. Важно, что она была способна, а теперь вот эту способность потеряла. В ней осталось совсем мало сил, следовательно, к ней присосался кто-то еще. Странности, творящиеся в этом доме, тоже намекнули мне, что такое возможно.

– Ты про курьера?

– Не только про него, про общую разруху тоже. Когда душа слаба из-за сделки с нечистью, она становится уязвима. Она привлекает кого-то, кто может на ней паразитировать, а он заодно тянет энергию из окружающего пространства. Вот и начинаются потоки неудач и трагических совпадений.

– И ты знаешь, кто это?

– Теперь знаю.

Рада попыталась вспомнить общий курс теории ведьмарства, чтобы понять, в чем суть проведенного им обряда. Не помогло. Да и надеяться, что он пояснит сам, не приходилось, она вынуждена была спросить:

– Так что ты понял?

Пилигрим, к его чести, не стал насмехаться и играть с ней в загадки. Он быстро, как лекарство, допил чай и пояснил:

– Красное сияние – это связь с кладником, тут все типично и предсказуемо. Мне важнее было проверить, будет ли с ней связано еще какое-нибудь сияние.

– И оно было.

– Оно было, – повторил Пилигрим. – И мы даже увидели, в какую сторону оно направлено.

– Сосед сверху, я догадалась, когда она упомянула, что он будто бы нарочно отпугнул Канзабуро-сана, – кивнула Рада. – Не бывает таких совпадений. Но чем ему не угодил теннин?

– Тут дело не в том, что именно теннин, а в том, что любой нелюдь мог разорвать его связь с донором, а ему это не нужно.

– Ты знаешь, с кем мы имеем дело?

– Вероятнее всего, тут у нас хихитун.

Еще когда Рада была студенткой и впервые услышала название этого вида, она представила себе нечто милое и безобидное. Толстенького пушистого зверька, который заливисто хохочет из кустов, веселого и безобидного. Уже тогда она знала, что реальность окажется куда неприятней, ведь хихитуна изучали в рамках знакомства с нечистью, которой нужно опасаться. Но в иллюзии не было ничего плохого – и Рада держалась за иллюзию.

Угадала она в итоге только с заливистым хохотом – это существо и правда любило посмеяться, так и заработало свое название. Вот только смеялся хихитун в основном над чужими бедами. Это существо закреплялось за спиной носителя и наполняло его жизнь горем. Да и не только его, тем, кто оказывался рядом, тоже доставалось.

Так что Пилигрим был прав, все, что произошло в этом доме, вполне подходило под действия хихитуна – начиная сброшенным с лестницы курьером и заканчивая мертвой геранью. Нечисть забирала энергию жизни из всего, до чего могла дотянуться. То, что в базе данных толмачей никакой хихитун в этом доме не числился, тоже не удивило. Ему по закону было запрещено тянуть силу из людей, понятно, почему он о таком не сообщил!

Ну и конечно, ему наверняка не понравился теннин. Потому что теннин – это дух воздуха, света и доброты, встреча с ним хихитуна никак не привлекала. Вопрос в том, почувствовал ли его присутствие теннин – и как отреагировал. Раз хихитун все еще здесь, значит, не отпугнул, хотя мог бы. Почему? Это ведь помогло бы его любимой, вернуло ей если не все, то хоть что-то…

А в итоге он исчез.

– Хихитун не мог навредить теннину, он слабее, – нахмурилась Рада.

– Спорно. Все зависит от того, в каком состоянии были они оба. Здешний хихитун обеспечил себе очень неплохую диету, это дало ему преимущество. В любом случае, с ним нужно говорить.

– Прямо сейчас? А ты… ты в порядке?

– Не стоило об этом даже спрашивать.

Спрашивать действительно не стоило, но лишь по одной причине: сразу было понятно, что правду он не скажет. Ему стало заметно лучше, однако Рада сильно сомневалась, что он успел бы полностью восстановиться после такого серьезного использования магии.

Обижать его не хотелось, и она лишь надеялась, что у него осталось достаточно сил для какого-то там хихитуна.

Они прибрали за собой, но будить Нину не стали, смысла не было. Они покинули квартиру, и Пилигрим попросту использовал нехитрое заклинание, чтобы запереть замок. Если бы Нина была прежней, она бы удивилась такому странному завершению визита. Однако теперь ей будет все равно, без вариантов.

Пилигрим мог бы использовать все то же заклинание, чтобы открыть замок в квартире этажом выше, да не понадобилось. Дверь распахнулась перед ними, едва они к ней подошли.

Хихитун встречал их в своем человеческом облике, но выглядел все равно примечательно. Он был невысоким, худощавым и чем-то неуловимо похожим на всклокоченного хорька. Он переводил испуганный взгляд заметно выпученных глаз с Пилигрима на Раду и обратно. Он то почесывал небритый подбородок, то нервно потирал руки, словно оставаться совсем без движения ему было сложно.

Он ждал, что они скажут. Но Раде сказать было нечего, она с хихитунами раньше не работала и без сомнений передала лидерству градстражу. Он тоже со словами не спешил, рассматривал нечисть и все.

Хихитун не выдержал первым, он грузно бухнулся на колени и вытянул вперед руки, словно ожидая, когда на нем защелкнутся наручники.

– Сдаюсь, – грустно объявил он. – Но я давно уже подумывал сдаться. Природа – она ведь одного требует, а совесть – совсем другого! Я очень совестливый. Я ем, страдая.

– Самому не надоело этот бред нести, Какатик? – насмешливо поинтересовался Пилигрим.

– Какатик? – опомнилась Рада. – Серьезно?

– Это родовое имя! – оскорбился хихитун. – Побольше уважения! Я ведь не смеюсь над тем, что вы, люди, друг друга называете одинаково!

Где-то наверху щелкнул замок, и лестничную клетку пришлось покинуть. Не нужно, чтобы соседи видели, как этот тип тут на коленях ползает, ни к чему хорошему это не привело бы. Хихитуну еще и хватило бы наглости устроить шумную истерику, чтобы сбежать.

Поэтому Пилигрим без сомнений запихнул его обратно в квартиру. Рада последовала за ними и на всякий случай заперла дверь.

По планировке эта квартира была такой же, как у Нины Голубковой, а по виду – совсем другой. Здесь было грязно, пыльно и воняло всем сразу. Похоже, у хихитуна была отвратительная привычка бросать мусор себе под ноги, а спать и вовсе на грудах тряпок. Вряд ли эта квартира вообще принадлежала ему, и ее истинных хозяев в ближайшее время ожидал неприятный сюрприз.

Хихитун испуганно отполз от градстража, но далеко не ушел, устроился на комке тряпок, которые раньше были чьей-то одеждой.

– Так вы двое что, знакомы? – уточнила Рада.

– Какатик Скородинский, – представил хихитуна Пилигрим. – Знаком всей Минской Градстраже, даже я его лично один раз задерживал.

– Так, а вы его в заключение отправлять не пробовали? Или вам нравится за ним бегать?

– А он хитро действовал: брал немного энергии, за такое серьезный срок не дают. Посидит полгода-год, а потом снова за старое.

– Это не я, это все моя природа! – капризно заявил хихитун.

– Подвела тебя на этот раз природа. Судя по тому, что я тут услышал, ты пожадничал и наворовал себе лет на пять. Если докажут нападение на курьера – на все десять.

– Протестую! Какие пять? Какие десять? Я не хочу!

– И никто не хочет, – рассудил Пилигрим. – Хотя понимаю, как ты забылся. Голубкова эта стала слишком легкой жертвой, ты как к шведскому столу попал – и понесло. Но ты наследил, Какатик. Я тебя за пять минут вычислил, а целая группа ящик доказательств наберет. Наелся? Вкус энергии запомни, теперь ты надолго без нее.

– Я умру! – скорбно объявил Какатик. – Возьму и умру!

– Не умрешь, ты живучий.

– За пять лет непременно умру! Стану призраком! Буду за вами летать и слезы лить, спадар градстраж!

– Зонтик куплю, – пожал плечами Пилигрим.

– Но я не хочу! Может, мы как-то это… договоримся… Разве виноват хихитун в природе своей?

– Виноват в несдержанности своей. Если ты думаешь, что я тебя отпущу, что хоть крошечный шанс на это есть, то очень зря. А вот сотрудничество со следствием тебе приписать могу. Тогда не пять лет, а три года максимум. Чувствуешь разницу?

До этого момента Рада вообще не понимала, почему Пилигрим сюсюкает с хихитуном, это было совсем не похоже на молчаливого градстража. А теперь стало ясно: он просто подводил Какатика к максимальной откровенности.

– Разницу чувствую, – энергично закивал хихитун. – Три года – это, конечно, тоже много. Но, может, я научусь сдерживать свою коварную природу? Это ж все она…

– Не сомневаюсь, но давай по делу. Нас интересует женщина, к которой ты присосался, и теннин, который приходил к ней несколько дней назад.

– Какой теннин? Впервые слышу! Я вообще не знаю, что такое теннин! Кто это? Что это?

– Четыре года сидеть будешь в лучшем случае, – невозмутимо пообещал Пилигрим. – Видишь? Год ты упустил. И так буду по году накидывать за каждую глупость.

От возмущения хихитун так широко распахнул выпученные глаза, что Рада даже испугалась: а не выкатятся ли они? Но глаза были закреплены неплохо, а скандалить Какатик не решился. Должно быть, сообразил наконец, что подставился. А ведь он мог бы и вовсе сбежать, когда понял, что в дом вошел градстраж… Но тогда ему пришлось бы отпустить такую выгодную жертву. Он предпочел просто затаиться, надеясь на удачу, и теперь ему предстояло расплачиваться за жадность правдой.

Он и сам это понял. Хихитун закутался в тряпки, изображая побитого и униженного, но молчать не стал.

Нину Голубкову он обнаружил случайно – на улице увидел и сразу почуял, что кто-то из сильной нечисти подточил ее душу. Какатик решил воспользоваться этим. Теперь он по привычке во всем винил свою коварную природу, но Рада не сомневалась, что он изначально искал в тот день нового донора.

Он последовал за Ниной в этот дом. Тогда квартира над ней была занята, но с подачи хихитуна жильцу прилетела пробка от французского шампанского прямо в лоб. Хозяин отправился на лечение и реабилитацию, а Какатик без сомнений вселился в освободившиеся хоромы. Он устроил тут милый его сердцу свинарник и получал энергию от мелких пакостей всем, кто случайно оказывался рядом с Ниной.

Произошло все это не так давно, около месяца назад, и сначала хихитуну никто не мешал. Он чувствовал связь Нины с кладником, но на эту связь не посягал, крал по чуть-чуть, ему не нужны были серьезные враги. А другая нечисть рядом с Ниной и не появлялась – до тех пор, пока не приехал теннин.

Какатик почувствовал его издалека, просто как духа воздуха, потому что с йокай он прежде не сталкивался. Но ему достаточно было и того, что перед ним возможный естественный враг. Он решил отпугнуть потенциального противника, хихитун в честных драках никогда силен не был.

Однако теннин не испугался. Это Нина думала, что Канзабуро-сан побыл у нее в гостях и уехал. Он, покинув ее квартиру, направился на этаж выше – туда, где чувствовал присутствие нечисти.

Вот только, увы, начать битву он не решился. Агрессия была для него даже менее свойственна, чем для Какатика.

– И что, он просто позволил тебе красть энергию и дальше? – не выдержала Рада, до этого в разговор не вмешивавшаяся.

Хихитун злобно зыркнул на нее, потом покосился на Пилигрима и решил, что хамить по-прежнему опасно.

– Нет, он хотел, чтобы я ушел. Я ему сказал, что не могу уйти, потому что меня держит моя коварная природа, которой я, слабый и несчастный, сопротивляться не могу.

– А он что?

– Денег мне предложил.

Если бы Канзабуро-сан был из местных, он бы знал: достаточно сообщить о загулах Какатика в градстражу, и проблема решится сама собой. Но местным он не был и надеяться мог только на себя.

На деньги хихитун как раз согласился. Он и сам понимал, что задержался рядом с Ниной, действовал слишком нагло, ему нужно побыстрее заметать следы. А деньги – они нелишними будут, с их помощью можно новую жертву подманить.

– Но я ж не дурак – с банками связываться! – горделиво объявил Какатик.

– Верно, ты по другой причине дурак, – кивнул Пилигрим. – Ты у него наличку потребовал?

– Да, и он сказал, что все привезет!

Сумма, которая была для Какатика пределом мечтаний, для теннина мало что значила – особенно по сравнению с продажей хагоромо. Он бы расплатился с этим мелким вымогателем сразу, но время было вечернее, банки не работали. В итоге договорились, что Канзабуро-сан приедет на следующий день и все отдаст.

Но он так и не вернулся.

– Прошу заметить – я его не трогал! – заявил хихитун. – Вы это записываете? Если записываете, так и запишите: не трогал. Я вообще никого не трогаю. Только энергию. Но это моя природа.

– Да поняли уже, – отмахнулся Пилигрим. – Ты видел, куда он направился отсюда? А ты видел, я не сомневаюсь. Ты собой бы не был, если бы не следил из окна.

– Следил. Но исключительно ради собственной безопасности! Мне нужно было проверить, не вызовет ли он градстражу.

– А он?

– Такси вызвал. И уехал. Все, я его больше не видел!

– Один уехал? И больше ничего не случилось?

– Нет!

И вот тут Какатик себя выдал: ответил слишком быстро, отвел взгляд. Наверно, ему казалось, что в одном коротком слове ложь распознать невозможно, особенно когда ее не ожидают. Только зря он так. Рада мгновенно заметила подвох, а уж Пилигрим и подавно.

– Серьезно, ты сейчас сбрехать решился? – удивился градстраж. – А зачем? Последняя попытка: что случилось перед отъездом теннина?

– Н-ничего… Ничего не случилось!

Это и правда было странно. Рада не могла представить, почему хихитун вдруг решил спрятаться за враньем. Нормально же все шло!

Пилигрим тоже не понимал этого. Но допросы он проводить умел, это чувствовалось, он и хихитуна быстро расколол. Вот и сейчас Рада ожидала, что он снова запутает собеседника в паутине слов и вернет к честной истории.

А вышло иначе.

Градстраж резко подался вперед, перехватил хихитуна за шею и без труда вытащил из груды тряпья. Он поднял Какатика над полом, и, как бы тот ни извивался, освободиться у него не получалось.

Это было неправильно… сразу по многим причинам. Это было неправильно для градстража, потому что инструкция предписывала им действовать иначе. Это было неправильно для Пилигрима, потому что он никогда не проявлял такой агрессии. И это было неправильно для ведьмара, потому что ведьмары обладали обычной человеческой силой, а Пилигрим уже вышел за ее пределы. Не первый раз, если задуматься.

Понятно, что он устал после долгого дня – сначала была драка, потом использование магии… Но это же не повод так срываться! Взгляд его металлических желто-зеленых глаз в этот миг показался Раде совсем звериным, она застыла в растерянности, не зная, как быть.

Но если она просто была напугана, то Какатик мгновенно пришел в ужас. С минуту он извивался в стальной хватке градстража, как истеричная гусеница, а потом безвольно повис и заныл:

– Не убивай меня! Я не виноват вообще ни в чем! О чем бы ты ни думал, я не виноват!

– Тогда прекращай врать, – процедил сквозь сжатые зубы Пилигрим, встряхивая Какатика, как тряпичную куклу. – Что ты видел во дворе?

– Дива! – испуганно признал хихитун. – Я видел дива! Ваш этот дух воздуха вызвал такси – я правду сказал! Машина приехала, он как раз к ней шел, когда к нему див подскочил!

– Что за див? Откуда знаешь вид?

– Почуял! Я много что чую! Я этого дива не знаю, он был в человеческом обличье, но почуял, что он див!

– Дальше что было?

– Похоже, этот дух воздуха его не знал… Див стал приставать к нему с разговором, а он говорить не хотел почему-то. Они поссорились, див даже думал начать драку, но появились другие люди… Много людей, был еще не поздний вечер, лето, светло! Див отступил, а дух воздуха сел в такси и уехал! Вот все, что я знаю! Див сюда не пошел!

– Опять врешь?

Пилигрим снова тряхнул хихитуна, но тому больше нечего было сказать. Какатику только и оставалось, что испуганно вырываться, хотя силы были не равны. Раде пришлось вмешаться, она подошла чуть ближе и осторожно опустила руку на плечо своего спутника.

– Хватит, – мягко произнесла она. – Он и правда ничего больше не знает, ты ведь и сам это чувствуешь.

– Да! – плаксиво подтвердил Какатик. – Не знаю! Ищите своего дива! Див, между прочим, мог хоть похитить духа воздуха, хоть убить, вообще без проблем. Див – это же не я, у него другая природа! А меня оставьте в покое. Вызывайте уже градстражу, я лучше сразу в тюрьму отправлюсь, подальше от вас! Хоть так в живых останусь…