Текст книги "Источник света"

– Что по крови?

– По крови как раз вопросов нет: его и старушки. Постороннюю не нашли, хотя способности местных экспертов я ставлю под большой вопрос.

– Не нужно туда все подряд ставить, – отвлеченно посоветовал Матвей. – Ни Чарушин, ни его мать не были в состоянии обороняться. Ты говоришь, что нападавший обладал большой физической силой. Откуда бы там взяться его крови?

– Ну… О чужой зуб порезался?

– Маловероятно. Я уверен, что там есть указания на него, хаотичность преступления намекает на ярость или плохое планирование. Тебе нужно найти подозреваемых и проверить, не оказались ли их отпечатки в доме Чарушина.

– Чтобы что-то найти, неплохо бы знать, что ты ищешь, – рассудил Гарик. – Что по бабуле?

Матвей как раз отошел от кровати, накрыл женщину одеялом и стянул перчатки. Надежда Геннадьевна по-прежнему не обращала на него внимания, она и вовсе не выглядела живой, так и замерла с приоткрытым ртом. Гарик знал, что с ней все в порядке, – насколько такое вообще возможно, – но смотреть на нее не мог, предпочел перевести взгляд на цветущий двор больницы.

Матвей же оставался Матвеем, ответил он с привычной невозмутимостью:

– У нее множественные травмы, причем получены они были не только в тот период, когда она оставалась в доме одна после смерти сына. Тут разная степень заживления, вплоть до шрамов.

– Здешние эскулапы примерно то же самое сообщили. Но они настаивают на том, что бабуля сама себя калечила, катаясь по лестнице колбаской.

– Во-первых, по ней видно, что она ведет малоподвижный образ жизни уже давно. Во-вторых, ты упомянул, что Чарушин обезопасил дом, как мог. В-третьих, примерно в период двух-трех месяцев до нынешних событий она получала гораздо больше травм, чем до этого.

– Что за травмы? – заинтересовался Гарик. – Насколько я понял, никаких глобальных перемен в жизни семьи не было… Чарушин-старший даже своего отпрыска послал позже. Кстати, не факт, что это действительно сделал он, но кто бы ни сделал – не осуждаю.

– Травмы не опасные для жизни, мелкие, но многочисленные, – пояснил Матвей. – Синяки, порезы, даже сигаретные ожоги. Чарушин курил?

– Даже если курил, вряд ли он перепутал мать с пепельницей!

– У тебя есть опись лекарств, обнаруженных в доме?

– У меня есть все, что есть у полиции, – отозвался Гарик, протягивая собеседнику смартфон. Файлов накопилось многовато, пересылать их все не было ни времени, ни смысла.

Матвей не стал спорить, он сосредоточился на фотографиях. Гарик косился то на него, то на Надежду Геннадьевну, ожидая, когда она проявит хоть какие-то признаки жизни, обычно она оставалась смирной недолго. Но тут она, похоже, задремала… И все равно была мало похожа на ту женщину, фотографии которой Гарик видел в доме.

Та женщина не отнеслась бы равнодушно к смерти сына… От того, что способна сделать с человеком болезнь, становилось почти так же тяжело, как от жестокости преступления.

Наконец Матвей вернул ему смартфон и вынес вердикт:

– Чарушин принимал очень много препаратов, в том числе обезболивающих.

– Может, это он бабушаке покупал? – предположил Гарик. – Соседи утверждают, что он всегда оставался бодрым и веселым.

– Соседи знают о нем то, что он им показал. Его болезнь прогрессировала, он столкнулся со слабостью и болью. А все травмы Надежды Геннадьевны сконцентрированы на участках тела, обычно прикрытых одеждой, тех, которые ее сын не стал бы разглядывать без необходимости.

Кому-то показалось бы, что Матвей выдал два не связанных между собой факта, а вот Гарик мгновенно сообразил, на что он указывает. Теперь уже младший ученик Форсова не мог понять, как не додумался до такого сам.

– Он нанял сиделку!

– Это лишь один из вариантов, – осадил его Матвей. – Но очень вероятный.

– И эта сиделка тихонько издевалась над старушкой, когда Чарушина не было рядом… А он вдруг узнал о том, чем она развлекалась, тут уж даже этот праведник разозлился, может, судом пригрозил… Этой тварюке хватило бы ярости разнести ему череп!

– Ты опять спешишь с выводами.

– Просто предлагаю рабочую версию.

– Ты только не забывай, что в этой версии «сиделка» – не обязательно женщина.

Перед глазами снова мелькнула прихожая, залитая кровью, и Гарик невольно поежился:

– Там скорее сиделец… Понял, принял, буду искать!

Он допускал, что Матвей задержится, но нет, он уехал обратно вечером, захотел что-то проверить. В его случае дело оставалось непонятным: даже Матвей еще не брался утверждать, что это было именно убийство. Так что мог бы побыть здесь, где преступление очевидно!

Гарик не нуждался в его помощи и уж тем более поддержке, он просто не отказался бы от компании. В обществе живого человека можно отвлечься от кровавых убийств и жестокости, заставляющей не слишком хорошо думать о людях в целом.

Хотя с Матвеем все равно пришлось бы говорить о работе, из него так себе отвлекающий фактор. Чуть посомневавшись, Гарик все-таки достал телефон и набрал номер Майи.

Весной он подозревал, что после расследования Майя снова исчезнет с горизонта. Что ей делать рядом с профайлерами, если мир криминала ей абсолютно неинтересен? А она неожиданно задержалась. Взгляды она не изменила, она никогда не спрашивала Гарика о делах, которые он вел. Она просто составляла ему компанию, она была его личным амбассадором нормальной здоровой жизни: прогулок по городу, походов на выставку, танцев у самой сцены на фестивале… Он не нуждался в этом так уж часто, но контраст с его работой порой получался освежающе приятный.

Сейчас Майя не могла выбраться с ним в кофейню, и вроде как не было смысла ее беспокоить, а он все равно позвонил. Она удивилась, но не обеспокоилась, думала, что получит очередное приглашение, однако Гарик попросил:

– Можешь просто рассказать про свой день?

– Мой день? – растерялась Майя. – Да там ничего особенного, я в кофейне сегодня работала, у нас из забавного только то, что какая-то девушка привела с собой чиха…

– Простуженного, что ли?

– Чихуахуа, – рассмеялась Майя. – Это такой мелкий пёсель с моторикой желе. Короче, когда заработала кофемашина, он так испугался, что по нашим полкам, которые каскадом, забрался на люстру и полчаса оттуда голосил!

– Вот про это и расскажи.

– Гарик… у тебя все в порядке?

– Будет, – пообещал он.

Майя больше ни о чем не спросила. То ли поняла, то ли решила, что уже не поймет. Она просто рассказывала ему одну историю за другой, понятные и скучные моменты жизни, где никто никому не выбивает зубы и не заливает прихожую кровью. Гарик даже не всегда воспринимал ее слова, просто слушал ее голос, как радио, работающее фоном… И это помогало.

Он все равно не собирался отступать и отказываться от расследования, не дождутся! Он просто чувствовал, как к нему возвращаются силы, да и само желание довести дело до конца.

* * *

Вечеринка удалась на славу: музыка, ревущая на весь квартал, разноцветные фонарики, развешанные на деревьях, вход на площадку строго по приглашениям. Иначе нельзя: за ограждением, украшенным живыми цветами, уже собралась толпа, кричащая что-то не слишком приятное в адрес виновницы торжества. Но музыка отлично перекрывала гневные обвинения, а цветы и ленты не позволяли разглядеть плакаты с чудовищными кровавыми фотографиями, которые принесли с собой незваные гости.

Даша их, конечно же, заметила – все уже заметили! Просто ей было плевать. Она не изображала равнодушие, как это часто делают подростки, столкнувшиеся с болезненным испытанием. Она веселилась совершенно искренне, после нескольких часов наблюдения за ней Таиса уже не сомневалась в этом.

– Вы смотрите на нее так, будто уже объявили ее виноватой, – мрачно заметил Роман.

Он появился рядом с Таисой быстро и незаметно, сам он наверняка ожидал, что она хотя бы вздрогнет. Она же не удостоила его и взглядом, она прекрасно знала, что на вечеринке, где свет постоянно мигает, а люди не стоят на месте, подкрасться к кому-то не так уж сложно.

– Она делает такую веру потрясающе простой, – только и сказала Таиса.

– Но вы же психолог, хочется, чтобы вы первым взглядом не ограничивались! Даше пришлось тяжело, совершеннолетие она встретила в больнице. А для современных подростков это чуть ли не главный праздник, она и так выдержала траур по Ване!

– Вы убеждаете в этом меня или себя?

– Просто помните, кто вас нанял!

– Я даже помню, для чего.

Ему хотелось спорить, Таиса знала об этом. Но аргументов не нашлось, да и на их разговор уже начали обращать внимание. Роман ушел в ту сторону, где собирались самые уважаемые из гостей, пришедшие скорее ради родителей запоздалой именинницы, чем ради нее самой.

Гостей Даши тут тоже хватало, но они были для Таисы бесполезны. Девочка эта далеко не дура, она отобрала новых подруг так, что они и косо посмотреть в ее сторону не посмеют. Если профайлер попытается заговорить с ними об аварии, они наверняка решат, что это испытание, и будут хвалить Дашу активней, чем любую покойницу.

Таисе требовался кто-то, кто знал Дашу достаточно хорошо, но не зависел от нее. На эту роль лучше всего подходили ее братья и сестры, вот только поймать их оказалось не так просто. Братья на вечеринку вообще не пришли, средняя сестра искренне веселилась, зато младшая оказалась любопытней… Пятнадцатилетняя девочка устроилась среди цветущих кустов, подальше от ревущей музыки, и читала что-то на электронной книге.

Девочка с книгой – это всегда многообещающе. Возможно, она слишком умна для этой тусовки. А может, слишком закомплексована. В любом случае, только она не смотрела на Дашу с обожанием.

Девочка сидела на широких подвесных качелях, и Таиса вполне могла устроиться рядом, места бы хватило. Но профайлер предпочла не давить: нарушенное личное пространство мало кого вдохновляет на откровения. Поэтому Таиса осталась возле высокого дерева, прислонилась к нему плечом и скрестила руки на груди.

– Ты ведь Ника, не так ли? – спросила она.

Девочка оторвалась от книги и посмотрела на Таису со сдержанным любопытством.

– А вы – психолог, которого мой папа нанял, чтобы доказать, что Даша невинна.

– Такие штуки другой доктор доказывает.

Ника фыркнула, подтверждая догадки Таисы: сестру она не слишком любила.

– Судя по тому, что вы здесь, вы еще ничего не доказали, – заметила девочка.

– Не думаю, что смогу порадовать твоего отца. Я допускаю, что Даша виновна.

Ей было любопытно узнать, как Ника отреагирует на такое: обидится, оскорбится, испугается? Но нет, та осталась спокойна:

– Конечно, виновна. Зато своего добилась, а она ж знатный достигатор, для нее это важнее всего.

– Я заметила, – кивнула Таиса. – Она побеждает там, где это ей нужно и выгодно… Захотела хорошо водить машину – и научилась. А вот школьные успехи ей до лампочки, потому она особо не напрягается. Я только не могу понять, чем ей была выгодна смерть Вани?

– Она сказала, что он ее не бросит. Он и не смог в итоге.

– Я слышала, он хотел…

– Он вообще с этим затянул, – признала Ника, придавая качелям движение. – Давно следовало, но Даша умеет настаивать… То больной притворится, то скандал устроит, то в постели что новое выучит. Она делала так, что он не мог или терял желание ее бросить. Но тут даже он почти перегрыз поводок – и получил.

– Он хорошо ее знал и все-таки сел к ней в машину?

– А вы бы поверили, что она такая? Кто бы поверил?

– Ты веришь, – заметила Таиса.

– Да. Когда мне было семь, Даша чуть не утопила меня в озере.

– За что?

– Обычно, когда я говорю о таком, люди восклицают «Да не может быть!» или «Ты, наверно, всё не так поняла!», – невесело улыбнулась Ника.

– Я не особо люблю восклицать в общественных местах. Так за что же?

– За то, что родители в наказание отдали ее велосипед мне. Она не отдает свое и никому не уступает. Когда я пожаловалась на то, что случилось, мне никто не поверил. Но я урок выучила: больше не нарываюсь. Смысл? Дашу невозможно победить.

– Выставляешь ее демоном каким-то, – отметила Таиса.

– Нет, просто хорошим стратегом. Представляете, как бывает: мозги куриные, но в нужном направлении работают идеально. Например, на сегодняшнюю вечеринку она заказала два дизайнерских платья – на случай, если одно порвется или испачкается. Она забронировала две площадки, она была готова к тому, что эту займут ее хейтеры. У Даши всегда есть план Б, думаю, она уже знает, как меня придушить, если я хоть слово против нее скажу публично. Вы, пожалуйста, помните об этом на случай, если сейчас на диктофон записываете.

– Я не записываю, это все равно бесполезно. Но спасибо тебе.

– Не за что.

– Да нет, Ника, есть за что.

Таиса не солгала ей. Она еще не разобралась в истории окончательно, не сделала никаких выводов, и все же было в словах девочки нечто такое, за что можно зацепиться, та самая ниточка, которая выводит из лабиринта…

Даша виновна. Таиса сделала эту мысль центром всего, позволила себе гнев, даже питала его. Она знала: люди могут не разбираться в особенностях поведения так же тонко, как психологи, но многое они считывают интуитивно. Если бы она раньше сказала Даше, что считает ее виновной, результат получился бы сомнительный, потому что Таиса не была бы ни в чем уверена.

Однако разговор с Никой внес определенную ясность в мотивы всех – и Даши, и ее отца, укрепил обвинение. Таисе нужен был последний штришок, признание, пусть и не добровольное.

Она искала в толпе именинницу, когда ее внимание привлек к себе смартфон – звонок заглушила музыка, но вибрацию в кармане Таиса почувствовала. Она проверила, кому понадобилась в такое время, и была немало удивлена, обнаружив на экране имя сестры.

– Есть минутка? – поинтересовалась Женя, когда Таиса ответила. – Господи, что у тебя там за грохот, ты что, в клубе?

– На вечеринке у убийцы, которая празднует смерть двух пацанов.

– Ну и шуточки у тебя… Завязывала бы ты с этой работой, я за тебя волнуюсь!

– Жень, ты же явно не из-за моей работы звонишь. Случилось что? – поторопила сестру Таиса.

– Случилось, но звоню в некотором смысле из-за твоей работы. Со мной тут связывалась Оля Покровская, это дочь…

– Дальше не продолжай. Я знаю, чья это дочь, и с твоей подачи она уже связалась и со мной. Я ведь просила этого не делать.

– Ты просила не сводничать – а я и не собиралась! Но вот разговоры про секту – это совсем другое.

– Женя, какая еще секта в центре Москвы?

– А что, у сект есть предсказуемая среда распространения? – огрызнулась сестра. – Я не уверена, что все настолько серьезно, но звоночки тревожные… Я поговорила не только с Олей, созвонилась с общими знакомыми, и многие говорят, что Денис прервал с ними общение, все время пропадает где-то…

– Это возраст, после тридцати ты тратишь больше времени на объяснения того, почему не хочешь общаться, чем на дружеское общение. Он не продал квартиру? Не бросил работу? Не ушел в монастырь?

– Нет…

– Ну и все. Женя, я очень занята, а детеныш Дениса чуть ли не прямым текстом призналась, что хочет меня подставить. Давай, потом поговорим!

У Таисы действительно не было сейчас времени даже думать об этом, у нее появилась идеальная возможность для разговора. Даша наконец отдалилась от своей свиты и направилась к дому, там народу было поменьше. Таиса отключила смартфон и поспешила вперед.

Они пересеклись у задней двери, и Даша привычно выдала лучезарную улыбку, за которой пряталась и от друзей, и от врагов.

– Здравствуйте, рада и вас видеть на моем дне рождения! – прощебетала она.

– И это не единственное дно, связанное с тобой, – усмехнулась Таиса. – Я все-таки получила доказательства, Даша. Я знаю, что ты это сделала.

– Мой папа платит вам не за это.

– И с такого ты начинаешь спор о своей невиновности?

Она провоцировала Дашу намеренно, надеялась, что малолетка хоть немного поддастся чувству вины, которое, согласно Достоевскому, должно было преследовать ее все эти дни.

Не вышло. Потому что чувства вины не было.

Даша без труда удержала улыбку, со стороны наверняка казалось, что они по-прежнему беседуют очень мило. Какой любопытный самоконтроль для восемнадцатилетней девушки… Но не шокирующий. Если Даша действительно нацелена на то, чтобы становиться лучшей всегда и везде, ее нельзя воспринимать как обычного подростка.

А еще это достаточный самоконтроль для того, чтобы направить разогнавшуюся машину прямо в бетонную стену.

– Не я должна говорить о моей невиновности, а ты, – тихо сказала Даша. – Потому что это единственная версия, у которой есть шанс на будущее.

– В доказательства не веришь?

– Почему же? Верю. Я просто считаю, что они не имеют значения. Любые улики будут косвенными. Любых свидетелей я заткну – я уже догадываюсь, кто решился пасть открыть.

– Не боишься, что я сейчас это на диктофон записываю?

– Не боюсь, – рассмеялась Даша. – Я вообще ничего не боюсь. Я знаю, как сделать так, чтобы папочка мне поверил, а этого достаточно, потому что именно за спиной у папочки всё. Мои адвокаты, твой гонорар – или твои проблемы, если не уймешься. Кому он поверит – своей дочери или какой-то старой дуре, которая могла и продаться кому-то другому? Короче, не лезь в это. Шутку про фарш слышала? Тех двух уродов ты уже из обрывков не склеишь, дело закрыто, ты уходишь в любом случае, с деньгами или без. Вот это, тетя, и называется умением побеждать!

Глава 4

Николай Форсов прекрасно знал, что говорит сейчас с серийным насильником. Тут многие догадались бы, узнав историю Насти Токаревой. Но профайлеру не нужны были даже эти факты, ему хватило бы и пяти минут беседы с Борисом Бояровым, чтобы во всем разобраться.

Он давно уже заметил, что преступники, которые привыкают доминировать над жертвой, обретают особую уверенность, ту, что позволяет им смотреть на «простых смертных» с презрительной снисходительностью. Нет, понятно, что любой преступник доминирует над жертвой – в этом и суть. Но насильники и убийцы выходят в этом отношении на особый уровень. Они сами бы сказали, что поднимаются выше. Николай же считал, что они попросту вкапываются в дно.

Они нарушали не только закон общества, они отнимали у своих жертв нечто бесконечно ценное, стирали все границы, оставляли травму души и тела – или отнимали все до конца, но и в этом находили удовлетворение. Обратная дорога к нормальной жизни существовала разве что для тех, кто убил случайно, без злого умысла. Но те, кто, как Бояров, уничтожали людей снова и снова, становились своего рода наркоманами: они уже не получали удовольствие из привычных источников, им требовался дополнительный заряд жестокости. Как же иначе удержать самоназначенное звание бога?

Именно поэтому Бояров теперь вел себя так… Перед Николаем сидел еще совсем молодой человек – ему двадцать восемь, это профайлер уже выяснил. Невысокий, полный, какой-то водянистый и неприятно мягкий, Бояров будто намеренно отказался от любой работы над собой, зная, что и так обретет желаемое. Он, такой неприметный в толпе, получал чуть ли не любую понравившуюся женщину – включая тех, за которых более успешные мужчины боролись. Николай прекрасно знал, как работает этот принцип. Насилуя жертву, преступник наслаждался тем, что «поимел» и ее, и соперников, и общество, установившее правила, которые ему не нравятся.

Так что для Боярова не имело никакого значения то, что Николай старше, умнее и успешнее его. У этого типа были свои критерии для определения ценности человека. Избавиться от отвращения к нему профайлер не мог, но мог без труда скрыть собственные эмоции. Не из вежливости, просто таков уж стандарт профессии.

– Сколько еще мне будет аукаться эта крайне неприятная история? – Бояров выдал одну из хорошо отработанных, но совершенно не искренних улыбок. Хотя искренней ей быть и не полагалось. – Я и так потерял на этом очень много времени и денег!

– А Анастасия и Елизавета Токаревы – жизнь, – напомнил Николай.

– А сегодня с утра в Африке уже окочурилась примерно тысяча детишек, и что с того? Я всех жалеть должен?

– Нет, но можно сделать исключение для тех, к чьей смерти вы имеете непосредственное отношение.

– А я ни к чьей не имею, – отмахнулся Бояров. – Не совсем понимаю, зачем вы пришли… Снова спрашивать, насиловал ли я эту Анастасию? Нет. Она упилась, переспала с кем-то, потом пыталась шантажировать моих знакомых… Не она первая, не она последняя.

– Если бы она была такой матерой шантажисткой, покончила бы она с собой просто из-за неудачи?

– Я так думаю, ей в полиции хвост накрутили, с ними и говорите. А вторую эту, как ее… Которая младшенькая, в общем. Ее я в глаза не видел. У них там какой-то семейный подряд шантажисток был! Возможно, попытались полезть к кому-то еще и попались на этом.

Он ни на миг не терял уверенность в себе. Да и с чего бы? Бояров сидел в роскошном офисе в небоскребе Москва-Сити, оформление его кабинета стоило больше, чем четырехкомнатная квартира в провинции. Он, похожий на позавчерашний пельмень, был одет в костюм из коллекции, которую дизайнер даже показать не успел. Бояров четко определил атрибуты хозяина жизни и окружил себя ими. Вероятнее всего, после Анастасии Токаревой у него было с дюжину других жертв, и все молчали. На этом фоне он мог считать двух погибших девушек допустимой погрешностью.

Пока Николай размышлял об этом, Бояров продолжал разглагольствовать:

– Знаете, я иногда думаю, что стоило бы заплатить ей. Не такие уж большие деньги!

– Она назвала цену?

– Нет, но только потому, что я не спросил. Так ведь не первый день на свете живу! Все эти любительницы легкого заработка в итоге называют сумму, которая им самим кажется нереально огромной, а для меня – копейки. Или вы ожидаете от них большого ума и богатой фантазии?

– И часто у вас такие ситуации бывают? – уточнил Форсов, проигнорировав издевку в голосе собеседника.

– Иногда. Но с этим сталкивается любой успешный человек… и молодой. Стоит только заработать – и тут же возникают желающие получить это, ни черта не делая. Особенно женщины, у нас ведь культура такая: всем в уши вдувают, что «мужчина должен». И появляются такие насти… Короче, надо было заплатить, тогда все уже забыли бы о случившемся. Но в итоге она сиганула из окна, или откуда там, и на восстановление репутации мне пришлось потратить куда большую сумму. Не хотелось бы, чтобы она увеличилась.

Вот они и подошли к самому интересному. Когда Николай назначил встречу, продюсер даже не попытался отказаться, хотя мог бы. Тогда профайлеру снова пришлось бы задействовать связи, просить об одолжении знакомых, и он приготовился к этому… Как оказалось зря, Бояров чуть ли не хотел этого разговора.

Значит, у него уже была своя стратегия решения проблемы. О том, что проблема есть, он наверняка узнал после того, как Екатерина Токарева сумела-таки привлечь внимание полицейского руководства. Теперь Николаю было любопытно: что же его ждет? Подкуп, раз Бояров уже не единожды про свое богатство упоминал? Угрозы в духе девяностых, о которых этот чуть забродивший юноша знает разве что понаслышке? Или неумелая попытка манипуляции со стороны того, кто слишком много о себе возомнил?

Бояров выбрал угрозы.

– Знаете, я верю в глобальную справедливость, – вкрадчиво произнес он. – Это почти мистическая вера, но она не раз получала подтверждение. Вот взять ту же Токареву… Она пыталась доставить мне серьезные неприятности на ровном месте – и как она закончила?

– Можно ли предположить, что так заканчивают все, кто пытается доставить вам неприятности?

– Статистику сложно вести – такое случается редко. К счастью. Я живу, никому не мешая, и предпочитаю, чтобы не мешали мне.

– А как же ваша совесть? – усмехнулся Николай, легко выдерживая взгляд Боярова. – Не гложет вас за то, что из-за ваших неприятностей погибают люди?

– Мне-то чего переживать? Если некая мистическая сила так решила, кто мы такие, чтобы спорить с Богом?

– Примерно те же, кто приписывает Ему собственные желания.

Бояров по-прежнему говорил с уверенностью, но уверенности этой не чувствовал. Он привык, что люди пасуют перед ним быстро, его круг общения был куда более ограниченным, чем ему казалось. Но вот пришел какой-то дед, который смотрит на него, как на насекомое, намеки явно понимает, просто игнорирует. И что теперь, гнуть свою линию до конца?

– На что вы вообще рассчитывали, когда пришли сюда? – нахмурился Бояров.

– Ровно на то, что уже получил: понять, что вы собой представляете, Борис.

– И что же?

– Мне не нужно об этом говорить, – покачал головой Николай. – Вы это сами знаете. Не выставляете напоказ, а знаете в глубине души. Я предлагаю вам выход: признание, сотрудничество со следствием, уменьшенный в результате этого срок.

– Вы действительно думаете, что я это сделаю?! – возмутился Бояров, но быстро взял себя в руки. – Зачем, если я никого не насиловал?

– Нет, я не думаю, что вы это сделаете, даже при всем, что совершили. Я просто должен был проговорить и такой вариант, чтобы потом вы не утверждали, будто я не дал вам шанса. Изучив вас, я предположу, что вы поступите по-другому.

– Это как же?

– Вы всерьез задумаетесь о том, чтобы меня убить, – невозмутимо пояснил Николай. – Я уверен, это давно испробованный и оправдавший себя метод решения проблем. Заметьте, я пока не изучал вашу биографию, не знаю обо всех мутных историях, которые наверняка с вами связаны. Я просто не сомневаюсь, что они есть. Нет человека – нет и проблемы, знаете эту фразу? Увы, она пугающе верна. Только вот меня вы не убьете.

– Почему же? – хищно прищурился Бояров. – Конечно, я не собираюсь вас убивать! Но если бы я был таким монстром, как вы рисуете… Что бы меня остановило?

– Не уважение к человеческой жизни – это уж точно. Вы вспомните, кто поручил мне это дело, и поймете, что убить меня – это все равно что убить высокопоставленного полицейского. Вы в своем скромном возрасте уже опытный преступник, Борис, вы прекрасно знаете, какие последствия это вызовет. Но разве не печально? То, что жизнь старика ценится выше, чем жизнь молодой женщины, только из-за социальных условностей?

– Да тут многое печально, – криво усмехнулся Бояров. Изображать вежливость ему становилось все сложнее.

– Но вы не откажетесь от этой идеи так просто. Вы попытаетесь запугать меня, внушить, что моей жизни по-прежнему что-то угрожает. Страх смерти – действительно хороший инструмент.

– Я сделаю это даже теперь, когда вы тут разложили по полочкам весь мой коварный план?

– Или так, или мы поедем в тот самый поселок, и вы расскажете мне, что на самом деле произошло с Настей.

– Сумасшествие, вот что с ней произошло! И вы разбираетесь в этом получше, чем я.

– Значит, второй вариант, – кивнул Николай. – Жду гонцов с того света.

– А может, я, даже будучи злодеем, предпочту ничего не делать? Потому что вы ничего не сделаете мне? При всем уважении, вы уже на пенсии. Вам больше заняться нечем?

– Всего доброго, Борис. У вас есть мой номер на случай, если вы захотите поступить правильно.

Последняя фраза тоже была исключительно данью вежливости, Николай сомневался, что Бояров одумается, слишком уж далеко он зашел. Может, даже решится убить… Маловероятно, однако профайлер обязан был учесть и такой вариант. Все зависело от того, насколько сильно обнаглел этот мелкий царек. Убьет и уедет надолго из страны, затаится, будет ждать, что же дальше… Это не избавит его от наказания, но ничего уже не исправит для профайлера.

И все равно Николай готов был рискнуть. Не только ради Насти – хотя ради нее тоже, просто она отошла на второй план. На первом оказался вызов самому себе. Возраст – это ведь действительно важно, равно как и недавно перенесенная болезнь, так до конца и не отпустившая его. Раньше Николай легко справился бы с таким испытанием. Он должен был узнать, справится ли сейчас.

Но подставлять жену он не собирался, с Верой он эту историю не обсуждал. Он просто начал чаще уходить из дома, благо лето баловало теплом. Он гулял по поселку, ездил в город, провел пару семинаров. Он дал Боярову возможность застать его одного.

Долго ждать не пришлось, и это тоже предсказуемо, такие люди не отличаются терпением. Прогуливаясь по поселку, Форсов увидел автомобиль, преследующий его: новый массивный внедорожник с затемненными стеклами, причем тонировка оказалась намного плотнее, чем допускалось законом, такая, что и водителя не видно. Это могло означать что угодно… и было не обязательно для простого запугивания.

Профайлер обнаружил бы слежку в любом случае, но здесь ему намеренно позволили увидеть. Эти люди наверняка хотели, чтобы он занервничал, начал метаться, сам подошел к ним, чтобы поговорить… Форсов лишь сдержанно улыбнулся. Он еще пару минут посвятил спокойной прогулке, дожидаясь, когда на улице не останется свидетелей. Едва разошлись люди и разъехались машины, он все так же неспешно вышел на середину проезжей части.

Больше он ничего не делал, просто смотрел на то место, где должен находиться водитель. Водителя, конечно, не видел, но видел свое отражение. И в этот миг он не был стариком… Форсов это знал – и люди, посланные за ним, это знали.

Как ни странно, они не выдержали первыми. А может, вообще не странно? В любом случае, он остался неподвижен, а вот внедорожник взревел, срываясь с места, сразу набрал скорость. Он несся прямо на беззащитного человека, и в этот миг Николаю отчаянно, до боли в мышцах, до головокружения захотелось отскочить обратно на тротуар. В этом даже не было движимой разумом трусости, только чистый инстинкт самосохранения… который профайлер победил. Он и сам не знал, как, просто энергии в нем осталось достаточно.

Сдаться пришлось тому, у кого были все преимущества. Внедорожник свернул в последнюю секунду, сделал такую петлю, что его занесло на тротуар, едва не сшиб забор и умчался прочь, не сбавляя скорость.

Очень скоро Николай остался на улице один. Оглушенный грохотом собственного испуганного сердца. Задыхающийся от внезапно нахлынувшего страха – и тесно перемешанного со страхом счастья, знакомого лишь человеку, который никак не мог справиться… и все-таки справился.

* * *

Странно так… Матвею доводилось бывать на разных местах преступления. Откровенно кровавых. Опасных. Тех, в которых он был жертвой, а не профайлером. И после такого опыта далеко не каждая новая сцена расправы могла хоть как-то повлиять на него.

Но в доме семьи Шевис даже ему становилось не по себе, пусть и совсем чуть-чуть – это много для него! Не потому, что здесь оставались намеки на смерть, это убрали сразу после обнаружения тел. Наоборот: слишком многое тут было нацелено на жизнь. Чувствовалось, что Валентина и Анатолий умели наслаждаться каждым днем, они жили не для других, а для себя. Они стремились в будущее несмотря ни на что, и пока Матвей был в их доме, ему порой казалось, что они еще могут вернуться. Удивятся ему, конечно, однако вряд ли устроят скандал, даже пригласят его остаться, когда разберутся, что к чему. Он не искал причин такой реакции, однако и не наслаждался ею, он был рад, когда с ним все-таки связался Юдзи.