Текст книги "Малахитовая внучка"

Малахитовая внучка
Владимир Апарин

© Владимир Апарин, 2017

ISBN 978-5-4485-4406-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Уважаемый читатель всё написанное ниже это «крик души» отчаявшегося человека, оставленного в полном одиночестве, перед непонятными и страшными событиями, случившимися в моей молодости. Сейчас, когда они вновь вернулись в мою жизнь, я хочу, чтобы об этом знали как можно больше людей. Тем более, что истёк срок моего «подписного» молчания. И я решительно собираюсь разобраться в случившемся, тем более, что выбора у меня вообще – то нет. Теперь же отправляясь в путь, я буду знать, что информация обо мне не исчезнет в небытие.

М. Алтарин

Потому, не сказки это…

Иное, слышь ко, не всякому

И говорить то можно, с опаской надо.

П. П. Бажов

Глава 1

Много разных интересных мест посетил я в своей жизни, не покидая «одной шестой части суши». В основном не по собственной воле, по началу за казённый счёт, в полевой форме украшенной погонами цвета «светло-синего неба», после в такого же цвета, раскрашенной яркими эмблемами стройотрядовской тужурке. Ещё чаще по служебной необходимости, удовлетворяя ненасытный аппетит на приборы и механизмы, грандиозного градообразующего «места моего кормления» и производства электроэнергии.

Такая двигательная активность не осталась незамеченной сверху, и я по логике бытия все же нашёл не слабое приключение на ничего не подозревающую часть тела, которой русский человек измеряет осмысленность своего существования.

Один раз студентом «политеха», во времена раннего «великого» пятнистого реформатора, прожил я в Старо-Лежнево, небольшом южно-уральском селе три месяца. Родная альма-матер направила меня на производственную практику и как-то забыло про моё существование, хотя мне твёрдо обещали в деканате телефонограмно оповестить о начале учебного года. В те времена начало семестра зависело от «битвы за урожай», а она в свою очередь от погодных условий в нашем гранд-королевстве. А они, эти условия, в тот год не радовали, поэтому созвонившись с секретарём деканата и получив подтверждение обещаний, я притих, наслаждаясь красотой здешних мест…. И не плохим заработком, я исполнял обязанности электрика сразу на нескольких объектах: на мех-току, на летней дойке и киномехаником в местном клубе. Хозяйство к которому принадлежало село как его производственное отделение переживало свой экономический бум, молока было залейся, зерна засыпайся, тучи красно-пестрых буренок маячили, украшая ландшафт, рабочих рук естественно не хватало и мне были рады. Конечно по началу не все. Мужская часть остатков молодёжи, не сумевшей устроиться в городе, была явно не в восторге, но до поры до времени. Причины общеизвестны, попробуйте догадаться с первого раза. Реакция местных на меня была на уровне инстинкта, и хоть я всем видом показывал, что здешние красавицы меня вообще не задевают своим провокационным поведением, «доморощенные» «отеллы» никак не хотели признавать мою невинность. Пришлось включать им мозги в ручном режиме. После этого события, отхромав неделю, а они отлежавшись положенное время, мы вдруг стали хорошими друзьями. Вот уж действительно загадка нашей русской души!

Старо-Лежнево мне казалось теперь лучшим место на земле, я даже задумывался, а не распределиться ли мне сюда грешным делом по окончанию учёбы. Суровый аскетизм по отношению к местному девичьему «бомонду» объяснялся моей «душевной травмой» после последнего приключения по имени Надежда. Моя «надежда» не оправдалась, несмотря на целый год скоропостижной любви и сумасшедших отношений. Родители моей Надюхи оказались «номенклатурными» и мгновенно восстановили статус-кво, едва до них дошли новости. А мы эгоцентрично не замечали ничего вокруг, находясь под великолепным наваждением и в конце концов прозевали опасность.

Надежда исчезла, её увезли родители, а я получил в деканате «шкворень» за чудовищные пропуски и уведомление, что лишён стипендии за три хвоста после заваленной сессии. События эти надо сказать случились перед последним курсом и ничего хорошего не сулили.

Наш куратор группы, Алексей Михайлович Красиков, кандидат технических наук, человек с большим жизненным опытом, ободряюще похлопал меня по плечу и изрёк назидательную максиму – «перемелится – кисель будет». Тут же послал нас троих неудачников за этим киселём аж за 260 километров от областного центра и даже в другую область, в знаменитый колхоз «Заветы Ильича» на летнюю практику. Мы должны были практиковаться и заодно подготовить дипломные проекты по теме: «Усовершенствование системы электроснабжения механической зерносушилки мощностью две тысячи тонн в сутки».

Двое моих собратьев «по несчастью», с нашего потока, но из других групп были уже полностью «урбанизированными», то есть горожанами не первого поколения и деревенская жизнь их не впечатлила ни своими экзотическими бытовыми прелестями, ни героическими трудовыми буднями и ни эксклюзивным «разнообразием» местных видов досуга. Поэтому пробыв две недели в шоковом состоянии, отчего ни разу не просыхая, они как-то договорились с местным начальством и испарились, да я на них и не обижался, мне наоборот всё нравилось. Нравилось до утра дежурить на току и усталым на заре мыться в остывшей летней бане, неторопливо есть оставленный на столе под чистым полотенцем ужин или поздно обедать, смотря в окно веранды на пустынную улицу. После обеда выезжать на дойку, и готовить в одиночестве систему, прокачивая её воздухом и водой, ждать когда из-за горы вывалится «курганец» с открытыми окнами из которых лилось «вот кто-то с горочки спустился». Представляете в здешних местах даже ещё пели в то время! Поднимался человеческий гвалт и весёлый шум. Первый гурт входил в ограждение дойки и коровы привычно, самостоятельно разбивались на группы. Я нажимал на кнопку пуска, моторы натужно жумкали…. и понеслось! Минут через сорок мне приносили литровую банку парного молока и большой ломоть свежего хлеба. Это было, наверное, счастье, честное, солёное от крепких шуток и веселья совместного труда.

Между прочим легендарных «супердоярок», а-ля «особенности национальной охоты», я не видел ни разу. Обыкновенные девушки, молодые женщины и не очень молодые, но очень симпатичные и даже красивые.

Почему-то уже вечером, в клубе, пробираясь между танцующими и наблюдающими в свою «кинобудку», я их даже не узнавал, это были совершенно другие люди, ничем от городским неотличимые, и даже более того, некоторые женские персонажи могли заткнуть любую городскую модницу по части нарядов по выкройкам «бурды моден» и килограммам макияжа на лице. После киносеанса у меня было два выбора или мехток на дежурство или, если не моя очередь, намахнув стаканчик «плодово-яблочного» в аппаратной с моими обретёнными друзьями и по братски раскурив по сигарете, я, по «английски» подавался домой на квартиру, выспаться перед утренней дойкой. Жил я на квартире у Останиных, когда-то большой и шумной семьи, а теперь разбежавшейся по свету. Старики остались одни в большом доме и мне сдавалась маленькая комната с отдельным входом с веранды. Хозяин Михаил Алексеевич был уже на пенсии, но всё равно продолжал работать трактористом на ферме, а Антонина Александровна домохозяйничала и содержала в образцовом состоянии дом и мужа, и всё подворье, а оно было не слабым, там разнообразно хрюкало и кукарекало, беекало и гоготало и даже мычало на три тембра и подмукивало на шесть! Обычно, я, видел одновременно обоих хозяев только через день на другой и то утром за завтраком, остальное время, они были заняты вне большого дома, как и я. Однажды только, за всё лето, вернувшись из клуба, я обнаружил, что в доме было народу непродохнуть.

Большой стол стоял посреди веранды и ломился от съедобного разнообразия и питьевого разнокрепия. Вокруг сидело непомерное число гостей, оказалось у хозяйки был день рождения и слетелась в одно место вся семья, а детей было семеро, со своими половинами и детьми, и все кумовья и сваты, вообщем пол деревни точно. Тем не менее, за столом нашлось место и мне, а дальше не помню! Очнулся я только вечером следующего дня. Нужно было идти снова в клуб исполнять обязанности киномеханика.

Между прочим, мне даже не зачли это пропуском на мехтоке и дойке, так как по местному обычаю причина была более чем уважительная. Дружественная мужская солидарность опохмелила меня в киноаппаратной под чудовищные огурцы – полусеменники с кожурой в палец толщиной, принесённые заботливыми побратимами. По местному обычаю в Старо-Лежнево употребляли только такие, видимо в целям борьбы с кариесом. После киносеанса я всё таки очухался и остался ночевать в клубе из соображений самосохранения, у Останиных в сегодняшний вечер наступал самый апофеоз гуляний. Голова стала лёгкой, но сон не шёл, поворочавшись с час на твёрдом монтажном столе, на меня напал всем известный дядюшка-жор. Огуречные монстры, посыпанные крупной солью оказались кстати и я в течении сорока минут успешно прошел, все стоматологические испытания. По окончанию трапезы я вздохнул облегчённо, пошёл умылся под краном большого сорокалитрового бачка и уже собрался размещаться на монтажном столе вновь, как увидел, что кто-то стоит в углу и смотрит на меня. Надо сказать, что я не «робкого десятка» и до сих пор все действия проделывал в полуосвещённом помещении клуба. Дело в том, что на улице светил прожектор прямо в окна здания и мне не было необходимости включать свет, но тут я мгновенно стал человеком проходящим сквозь двери, можете представить как меня вынесло в зрительный зал к выключателям. Даже съеденные огурцы запротестовали, я же помню, что пока их ел в комнате никого не было и дверь была закрыта изнутри на щеколду! Волосы на голове зашевелились, когда я увидел, что она родимая валялась на полу в проходе между рядов!

Наконец-то белые люминисцентки разгорелись в полную силу, а звук трансформаторов в пустом зале привёл меня в чувство. Подняв щеколду я смело ввалился в «кинобудку» и…. никого там не обнаружил! Я включил свет в комнате, постоял в тишине и махнув рукой взял первую ко мне тубу, вынул коробку с плёнкой и стал заряжать кинопроектор. Потом щелкнув тумблером пуска, я оживил пустой клуб звуком и изображением. Только теперь надо было пройти в зал и вылючить верхнее освещение. В это время на громадном экране мужественный Серёжа Варчук спасал Тасю Иванову, оказалось пригласил, я, себя на фильм «Не могу сказать прощай».

Выключив лампы, по дорожке света, бьющей из открытой двери аппаратной я поднялся на последнюю ступеньку, пошарил по карманам сигареты и закрывая дверь взглянул на экран. На первом ряду сидел зритель… Девушка!

Когда, прошло оцепенение я понял, что мне не мерещится, там действительно кто-то сидит! Медленно, начал, я спускаться со ступенек обратно в зал. Видение не исчезло. Когда приблизившись к выключателю я начал к нему тянуться, девушка спокойно оглянулась и приятным тембром сказала.

– Не включай. Интересно же.

– Фу ты, – облегчённо вздохнул я и двинулся к незнакомке.

Я подошёл к ней, когда Серёжа смело вылазил из Тасиного окна, зрительница была занята происходящим на экране и я смог её рассмотреть. Жгучая брюнетка, немного вздёрнутый носик, колос косы, даже колосище, укладка очень уж мудреная, видимо городская, местные дамы не имеют таких возможностей. Это я знал по своему опыту, напротив нашего общежития стояли два огромных рекламных щита с приглашением быткомбината в сеть салонов «Светлана» и весь учебный год я мог их лицезреть каждый день.

Девушка была в джинсах, кроссовках и фирменной футболке «Addidas», вообщем упакована. От происходящего на экране она не отрывала глаз, меня даже удивило, неужели ни разу не видела, «Не могу сказать прощай», фильм «бомба» и не видеть в таком возрасте, было даже не прилично, он уже пятый год светился на белом экране. Я, например, приберёг его до субботы, чтобы «срубить» приличную кассу, зал гарантировано на нём был полон.

Один только раз блиснув в мою сторону чёрными глазами, девушка демократично пригласила присесть рядом, откинув сиденье кресла. Уговаривать меня не надо было! Краем глаза стал, я разглядывать красавицу. Она это заметила, улыбнулась и секунды три смотрела в мою сторону.

Но тут как назло, встретилось моё похмелье с местными огурцами и как воспитанному человеку, мне пришлось встать и отойти.

Между прочим было двенадцатое сентября и лето давно закончилось, а незнакомка сидела в пустом зале в одной футболке и у меня зародилась мысль. Как раз в тот момент, когда Таисия Иванова разогревала двигатель «ЗИЛа», чтобы «земельным соком» благословить, весёлую свадьбу, переключился второй проектор и надо было идти заправлять следующую часть. Через минуту я вернулся со своей студенческой курткой и протянул незнакомке. Она молча взяла и одела полностью, в рукава.

Гостья безотрывно смотрела на экран и я сев подальше на два сидения хорошенько её теперь рассмотрел. Нет, среди местных я её не видел, да и невозможно было бы такую не заметить. Она несколько раз стрельнула в мою сторону своими глазами, но смотрела уже на меня задумавшись!

Более благодарного зрителя я не видел, и ещё четыре раза сходил в проекторную заправлять очередную часть. Сам я тоже был одет по летнему и немного продрог, я скрестил руки на груди чтобы согреться и немного задремал. На секунду…. очнулся я на монтажном столе от стука по стеклу. За окном был уже день! Я спустился со стола понимая, что мне всё приснилось. За ночь я хорошенько околел на деревяшке, поэтому быстренько пробежал через зал, фойе клуба и в тамбуре с усилием выбил тяжёлый крюк, которым вечером закрывал за зав. клубом дверь.

Перед крыльцом тарахтел знакомый трактор «Беларусь», а из-за угла появился Михаил Алексеевич.

– Ну что же ты тёзка потерялся? Хозяйка моя всю плешь проела, съезди в клуб, да съезди!

– А что тут такого дядя Миша, ну переночевал здесь?

– Нельзя так. Что люди скажут, пустили на квартиру Останины, а парень в кинобудке ночует!.

Он прикурил сигарету и выпустил сильную струю ароматного дыма.

– Давай домой иди. Наши уже собираются на автобус, спрашивают где Мишка, да где Мишка. Пусть нам на дорожку фокус покажет, – подмигнул улыбнувшись Михаил Алексеевич.

Меня молнией прожгло, значит всё таки куролесил по пьянке. Надо сказать, что перебор ароматическими углеводородами, всегда производил меня в необычное состояние, – я показываю фокусы. Честно скажу, на утро не помню ни себя, ни фокусы, но теперь, уважаемый человек, ехидно смеялся в усы окутавшись дымом. А мне было стыдно!

– Ладно дядя Миша сейчас приду, – уныло побрёл я в клуб одевать куртку.

– Да и чёрт с ним, сами виноваты, не надо было столько наливать, – наконец решил я, махнув рукой с досады.

Однако в проекторной куртки не было, я огляделся, вроде все было в порядке, как вчера вечером. Три контейнера с фильмом стояли у стола, на одном была солонка с крупной солью, рядом лежали «тыльные» части «кариесных тренажёров».

– Ну да, ел вчера, – пробормотал я и прикоснулся к мотору проектора.

Он был тёплый! Второй тоже!

Я спустился в зал, на первом ряду было откинуто кресло и в нём лежала моя куртка. От неё струился лёгкий аромат женских духов….

Глава 2

Многочисленные внуки дяди Миши, просто облепили меня едва я открыл старую, тяжёлую дверь выгоревших на солнце ворот, пожалуй, времён последнего императора, некогда не знавших краски. Взрослые Останины-мужчины, сидели у крыльца и тяжело вздыхая курили. Останины-женщины, развили бурную деятельность по благоустройству и упорядочиванию. Но те и другие, одобрительтно загудели увидев, как я прорывался сквозь мини-Останиных.

– Да, покажи им фокусы! – съехидничала одна из многочисленных снох дяди Миши.

– Да, и на столе станцуй, – приободрила меня вторая, накладывая полную чашку толчёного картофеля и две громадные котлеты.

– А ну кышь, – дайте человеку позавтракать. Она угостила подзатыльниками конопатую публику, сующую мне затёртую колоду карт. Убей меня, но я совершенно не знал, что с ними делать!

Пока я неторопливо расправлялся с завтраком, потом специально долго переодевался у себя в комнате, подошло время отъезда и родственный «анклав» потянулся на выход со двора.

Я обрадовался этому и решил проводить процессию, растянувшуюся на всю улицу, заодно у меня не выходило из головы ночное событие и я понимал, что это была чья то гостья и теперь её можно было встретить у автобуса. Запах редких духов меня в этом обнадёживал.

Я подошёл к остановке ведя за руку самую маленькую из Останиных и самую благодарную, она до этого всю дорогу сидела, не шелохнувшись у меня на руках.

Увы, предусмотрительные старо-лежневцы, кроме Останиных, к автобусу не пришли. Они прекрасно знали, что этой семье одного то автобуса будет мало. Когда шумная компания всосалась в старенький желтый ПАЗик, он тут же запрыгал по селу, изредка видимый в клубках пыли, утрамбовывая содержимое. Пока мы с Антониной Александровной неторопливо возвращались в деревню, автобус уже ехал обратно разгоняясь по асфальту, проходящей недалеко от села автотрассы, изо всех окон махали маленькие Останины и даже, как мне показалось, из ветровых люков на крыше.

Немного расстроенный, что ничего не узнал про незнакомку я завернул в клуб. Он был открыт и пуст. За высокой дубовой дверью библиотеки, у стола заваленного новыми книгами, сидела библиотекарь, она же завклуб, она же массовик-затейник, она же мой начальник, Клара Арнольдовна Зебольдт – молодая и очень оригинальная женщина, старшая двоюродная сестра моего вновь приобретённого, лучшего друга Виктора.

Это он во время последнего «саммита» удачно свалил меня с первого же удара дотянувшись до моего подбородка, но благородно, как оказалось единственный из местных, невоспользовался своими нижними конечностями в модных туфлях на платформе. А я поднявшись не остался в долгу и на неделю сделал из него циклопа и тоже не добивал, не имею привычки. Через это, элементарное джентльменство мы и стали лучшими друзьями. Это он меня угощал «фирменными» огурцами., а поскольку остальная часть молодёжи не была столь щепетильной в том вопросе, то и «плодово-ягодное» я с ними дегустировал редко.

– Миша, говорят всю ночь свет в зале горел? – окликнула меня начальница, когда я поздоровался и прошмыгнул в коридор.

– Да, нет Клара, не всю ночь, минут десять, я лампу менял в проекторе, – соврал я.

– А свет зачем?

– Отвёртку с вечера уронил.

– Сегодня бы поменял, днём.

– Некогда, на току дежурю.

– А сейчас, что собрался делать?

Я не знал, что ответить и промолчал. В кинопроекторной я первым делом хлопнул на стол коробку первой части «Не могу сказать прощай», торопливо открыл крышку и на просвет взглянул на последний кадр. Так оно и есть! Хэппи энд! Плёнка не перемотана! Значит всё таки киносеанс был!

В зале послышались гулкие шаги, я всё вернул на место и вдруг вспомнил как утром открывал тяжёлый крюк в тамбуре!

– Пойми Миша, – показалась в дверном проёме Клара, – я не против, если ты ночуешь, но свет нельзя включать. Пойдут по древне всякие глупости и сплетни.

– Извините, но серьёзно, надо было лампу заменить и прокалить вот и включал на время.

– Ну ладно, а у тебя тут порядок, молодец, – похвалила мой труд начальница.

Закрыв дверь пректорной на ключ, я потихоньку прошёлся вдоль окон и подёргал их, но они все были закрыты ещё со времён постройки. О чём свидетельствовали экспозиции мадам Тюссо из мух, пауков и паутины в каждом междурамном пространстве. Пожарные двери тоже никогда не открывались. Крючки были закрашены вместе с дверями и присохли намертво!

Дела! – подумал я и подался на мехток принимать дела у сменщика, старшего электрика отделения.

Николай, незнаю его отчества, пожилой и круглый из-за «пивного благоприобретения», встретил меня на крыльце.

– Ну как погулял? – радостно потёр он руки.

Видимо радуется за коллегу, подумал я, но ларчик открывался просто.

– Теперь я, ты отдохнул, теперь я, уеду в город на два дня, – назидательно и официально бросил он на стол журналы приемные и по технике безопасности.

– А мне можно? Если что у меня на силовые допуска нет. Я ведь только практикант, – засомневался я.

– Тех минимум сдавал? – назидательно спросил собирающийся Николай.

– Сдавал.

– Удостоверение есть?

– Есть, но у меня только на бытовые сети.

– Ты здесь уже два месяца, аварии были?

– Нет.

– То-то, у меня как в аптеке, уже сто лет аварий нет.

– По закону подлости будут, – вставил я, понимая, что его не убедить.

– А ты плюнь три раза через левое плечо.

Николай сел на свой, женский, без рамки велосипед и виляя повёз своё «благоприобретение» за ограду мехтока.

– Отпустил? – подал голос сторож, дед, Фёдор Алексеевич.

– На два дня.

– Ну и дурак, теперь раньше недели не жди, пока все пиво в городе не выпьет.

Я конечно расстроился, но куда против местных попрёшь.

– Ладно, будь что будет, в крайнем случае приедет электрик с центральной усадьбы, позвоню главному инженеру, завтра утром. – успокоил себя я.

– Фёдор Алексеевич, – через пол часа вернувшись с обхода, я протягивал сигарету сторожу, – вы всех в деревне знаете?

– Да, конечно, – довольный моим предложением задумался дед. – А какая тебе нужда?

– Вы не знаете к кому приезжает городская внучка. Такая высокая, чёрненькая, коса во, – показал я, по пояс.

– Вон что! – усмехнулся сторож, долго сидел, почти всю сигарету скурил, – да наверное ни к кому. У нас таких нет.

– Как нет? Вчера в кино приходила.

– Так и спросил бы у неё.

– Постеснялся.

– Чёрненькая?

– Ну да. Коса черненькая, сама то нормальная, обычная.

– Тьфу ты, а я думал африканка, – заржал дед, Фёдор Алексеевич, подмигнув.

Я улыбнулся, но вздохнув придумал у кого спросить.

Тут как раз появился ГАЗ 53, за рулём которого улыбалась знакомая физиономия. Пока Фёдор Алексеевич ходил за весовщицей я поздоровался с водителем.

– Держи краба, – железная пятерня Виктора ухватила мою ладонь.

– Как вчера добрался? – поинтересовался я у друга.

– А что мне будет, я дома и каждый куст знаю.

– Слушай Вить, а кто такая в «адидасе» была? Мой друг сморщил лоб, напрягая извилины, но ответил, – да не было ни кого в «адидасе»!

– Ну высокая, – я потряс раскрытыми ладонями, – при достоинстве и в джинсах, коса чёрная по пояс.

– Э, пить надо меньше, – обиделся на моё недоверие Виктор и хлопнул дверью.

Через минуту после взвешивания, ГАЗик исчез за ближним гуртом и оттуда послышался женский визг.

Где друг Витя, там всегда был визг и весёлая компания. Пока девчонки, дурачась, гоняли водителя по току, я вывалил зерно в кучу и подогнал машину к весовой.

Довольный и красный Виктор, проходя мимо кинул.

– Обедать где будешь, а то айда ко мне.

– Не могу, труба зовёт, – махнул я на весовщицу, сигнализирующую о необходимости включить сушилку, но подал Виктору деньги на колбасу, батон и пачку чая. Магазин был на другой стороне деревни.

Все время пока, я возился с сушилкой, потом перегонял древний роторный погрузчик к «весёлой» куче, как то совсем забыл про еду. Вспомнил, когда двор начал наполняться человеческим шумом, это работницы возвращались с обеденного отдыха.

Дед, Фёдор Алексеевич, давно сидел на лавочке и дымил «примой».

– Итти этих городских, сколько тебя ждать можно?

– А в чём дело Фёдор Алексеевич? – я один называл деда полным именем и видно было, это ему нравилось.

– Чайник уже третий раз грею.

– Ну, ел бы сам.

– Не сподручно одному.

– Почему? – удивился я входя в комнату. На столе была нарезана колбаса, варёные яйца, шматок копчёного сала, знаменитые огурцы, батон, домашний хлеб, лук и другая трава, а на плитке дымилась кастрюлька борща.

– Одни Зебольдты у нас в деревне такое сало коптят. – пояснил Федор Алексеевич разваливая шматок на толстые жбрейки.

– Садись, а то я уже всё терпение потерял.

Надо сказать спасибо Виктору, пообедали мы с дедом на славу. А после с удовольствием подымили сигаретами с фильтром.

Весь день без устали я копошился на току, изредка забегая попить крепкого чаю. Старый солдат знал свое дело, и мы были довольны друг другом.

И уже в полутьме подкатил знакомый ГАЗ 53 и ослепил нас сидящих на скамейке. Правая дверца открылась, а фары несколько раз перемигнули. Я понял, что пора в клуб.

– Ну, что пришла, – спросил я у улыбающегося, вымытого и причёсанного, в новом свитере и пахнущего мужским одеколоном друга.

– Кто?

– Ну, чёрненькая, с косой.

Витя заржал и включил заднюю скорость. В аппаратную я проходил мимо танцующих в фойе под мигание цветомузыки. Ничего и никого конечно не разглядел. Весь фильм простоял я на балкончике перед входом в проекторную, силясь увидеть, и когда включился свет не заходил внутрь к мотающему в холостую кинопроектору, боясь пропустить. Незнакомки не было, точно!

Зав клубом Клара поторопила меня и поставила точку, в моей лихорадке большим амбарным замком, запирающим центральный вход.

Я побрёл на мехток, ведь моя смена не кончилась и напоминала об этом гудящими на всю округу моторами зерносушилки. В ночи моя работа напоминала своёй иллюминацией огромный корабль, сухогруз, заполненный гуртами пшеницы. Во всю подлетали машины, жужжали погрузчики, роторные, шнековые, ковшовые, на любой вкус, перекидывая зерно с места на место. Женщины и мужчины примолкли от усталости, и вяло махали мётлами и деревянными лопатами. Дед, Фёдор Алексеевич, читал газету через толстые очки и уже привёл из дома кобеля Амура. Он всегда на ночь усиливал охрану своей собакой.

В час ночи подлетел последний ЗИЛ. Упала роса и конвейер остановился. Все оживились и двинулись домой. Я всё повыключал, оставив только три прожектора по периметру. Обесточил сушилку, опломбировал силовой шкаф и пожав руку осунувшемуся деду, вышел за ворота. Провожал меня лязг замковой цепи, да Амур радостно гавкающий на хозяина. Устало двигаясь вдоль уснувших домов, я заметил, что молодёжь ещё не спит, кое где на лавочках светились точки сигарет. Впереди темнела громада клубного сада и белела тропинка бокового прохода. Меня почему-то вдруг потянуло туда. Подходя ближе к центральному входу я увидел знакомую одинокую девичью фигуру. И тут же, как назло вступил в какую-то мягкую реальность, только на секунду я отвлекся, чтобы обтереться об траву и когда поднял взгляд на крыльце было пусто! Медленно поднявшись по ступенькам я потрогал замок и вздохнув от досады почувствовал ….. тот же запах духов…