Текст книги "Ленинградская бойня. Страшная правда о Блокаде"

29 августа нахальный противник захватил Кириши и вплотную приблизился к Колпино, 30-го вышел к Неве в районе Ивановского. До Ленинграда оставались считаные километры.

В посланной на имя Молотова и Маленкова телеграмме Сталин не мог скрыть своего раздражения:

«Только что сообщили, что Тосно взято противником. Если так будет продолжаться, боюсь, что Ленинград будет сдан идиотски глупо, а все ленинградские дивизии рискуют попасть в плен. Что делают Попов и Ворошилов?.. Откуда у них такая бездна пассивности и чисто деревенской покорности судьбе? Что за люди – ничего не пойму. В Ленинграде имеется теперь много танков КВ, много авиации, эресы… Почему богатая ленинградская техника не используется на этом решающем участке? Не кажется ли тебе, что кто-то нарочно открывает немцам дорогу на этом решающем участке? Что за человек Попов? Чем, собственно, занят Ворошилов и в чем выражается его помощь Ленинграду? Я пишу об этом, так как очень встревожен непонятным для меня бездействием ленинградского командования».

31 августа моторизованные части противника захватили Мгу, где сходились две последние железные дороги, связывавшие Ленинград со страной, и, выйдя к Неве, продвигались вдоль восточного берега реки к Шлиссельбургу. Их здесь не ждали, ни оборонительных сооружений, ни регулярных войск в этом секторе не было.

Путь немцам преградила следовавшая в район Мги с задачей «перейти в решительное наступление и отбросить противника» 1-я дивизия НКВД полковника С.И. Донского (6000 человек), усиленная двумя танковыми ротами, и горнострелковая бригада (800 человек). На рубеж реки Тосна 31 августа была брошена едва вышедшая из окружения 4-я дивизия народного ополчения. Южнее Колпино выдвигался рабочий батальон Ижорского завода и 84-й отдельный танковый батальон (21 танк КВ и 15 машин Т-50). В тот же день 4-я ДНО получила боевой приказ: «…сосредоточиться в районе северной окраины Колпино, ст. Понтонная с задачей наступать с целью уничтожения противостоящего противника и овладении Ивановское, Покровское к исходу 31.08.41 г.». От Слуцка в контрнаступление на Тосно перешла прибывшая из Карелии 168-я стрелковая дивизия полковника А.Л. Бондарева (7000 бойцов и командиров), которая вступила во встречный бой со 121-й пехотной дивизией противника. Одновременно части 90-й стрелковой дивизии полковника А.А. Дарьина предприняли попытку пробиться через Сиверскую на соединение с Южной группой войск.

Все вновь наступали, претворяя в жизнь требование вождя освободить Чудово и Любань. При этом командование Ленфронта прекрасно сознает, что никакого численного превосходства «зарвавшийся враг» не имеет, «действует незначительными силами на разобщенных между собою и не имеющих тактического локтевого взаимодействия направлениях», коммуникации его растянуты, а значит, можно и нужно бить его по частям. Но на практике ничего у красных командиров отчего-то не получается. Германские полки «нахально и нагло» продолжают опрокидывать советские дивизии и армии. И это не преувеличение, а буквальные цитаты из донесений и приказов: «Противник до полка пехоты с бронемашинами и артиллерией, отбросив части 48-й армии в северо-восточном направлении, овладел районом Сологубовка», окруженная группировка Астанина продолжает «упорные бои с противником силою до пехотного полка с танками, закрывающими выход войскам группы в северном направлении», под Тосно и Мгой действует по одному полку все той же 121-й пехотной дивизии.

31 августа, посоветовавшись с Гёпнером, фон Лееб принял решение, ввиду нехватки сил, продвижение к Ленинграду подвижных частей прекратить и выждать несколько дней до подхода пехотных дивизий.

В руководстве советскими войсками произошли новые изменения. 29 августа решением ГКО было упразднено Главнокомандование Северо-Западного направления. Его полевое управление объединялось с Ленинградским фронтом, а Северо-Западный фронт подчинялся Ставке ВГК. Считалось, что это позволит командованию Ленинградского фронта сосредоточить усилия на решении главной задачи – обороне Ленинграда. 30 августа ГКО ликвидировал Совет обороны Ленинграда, передав его функции Военному совету фронта.

Одновременно были приняты срочные меры по усилению группировки войск на ленинградском направлении. Слуцко-Колпинский сектор Красногвардейского укрепленного района стал самостоятельным укрепрайоном; действовавшие здесь войска были объединены в 55-ю армию генерал-майора И.Г. Лазарева (70, 90, 168 и 237-я стрелковые дивизии, 1-я и 4-я дивизии народного ополчения, 2-й стрелковый полк). Остальные соединения Красногвардейского УР свели в 42-ю армию генерал-майора В.И. Щербакова (291-я стрелковая, вскоре убывшая на Карельский перешеек, 2-я и 3-я гвардейские дивизии народного ополчения, 6-я бригада морской пехоты). Военному совету 48-й армии было приказано полностью доукомплектовать маршевыми батальонами и вооружением оставшиеся в ее составе 21-ю танковую, 311-ю, 128-ю стрелковые дивизии и 1-ю горнострелковую бригаду (все вместе они на 1 сентября насчитывали 5838 человек, имея на вооружении 7 орудий, 16 минометов, 46 пулеметов и 20 ручных гранат), принять в свое подчинение дивизию НКВД, отбить станцию Мга и отбросить противника в южном направлении. 8-я армия (11, 48, 118, 125, 191, 268-я стрелковые дивизии) продолжала отступать на рубеж, проходивший по реке Воронке, Тешково, Слободка, Кипень. В ее состав также передавались оставшиеся бесхозными 281-я стрелковая, 1-я гвардейская ДНО, 2-я дивизия народного ополчения и 5-я бригада морской пехоты.

Вслед за этим была произведена рокировка командармов: 1 сентября генерал-майор В.И. Щербаков с должности командующего 42-й армией переместился в командующие 8-й армией, на его место был назначен бывший командарм-8 генерал-лейтенант Ф.С. Иванов. Было также принято решение о формировании 6-й и 7-й дивизий народного ополчения и 20-й стрелковой дивизии НКВД.

На восточном берегу реки Волхов развертывались две новые армии – 54-я (285, 286, 310 и 314-я стрелковые, 27-я кавалерийская дивизии, 122-я танковая бригада, 119-й отдельный танковый батальон, 881, 882, 883-й корпусные артполки), под командованием маршала Г.И. Кулика и 52-я (267, 288, 292, 310, 312, 294 и 316-я стрелковые дивизии) генерал-лейтенанта Н.К. Клыкова. Кулику ставилась задача в трехдневный срок закончить формирование, сосредоточиться и перейти в наступление на Мгу, Погостье и Сальцы. Принимая хозяйство, маршал, к своему удивлению, обнаружил в районе Тихвина две бездействующие авиационные дивизии, о чем информировал Москву. 4 сентября между ленинградскими сидельцами и Верховным Главнокомандующим состоялся любопытный разговор:

«СТАЛИН: В Тихвине стоят две авиадивизии – 39-я и 2-я, обе находятся в вашем распоряжении, но они не получают от вас заданий. В чем дело, неужели вы не нуждаетесь в авиации?

ВОРОШИЛОВ, ЖДАНОВ: Для нас это неожиданная и приятная новость… Нас никто не информировал о дивизиях в Тихвине. Сегодня же будут отданы распоряжения.

СТАЛИН: Вы нас не поняли. Обе эти авиадивизии являются вашими старыми дивизиями. Ваш фронт просто не знает или забыл об их существовании… Вы просто не знаете или не знали, а теперь от нас узнаете, что в районе Тихвина, а не в самом Тихвине сидят ваши две дивизии, которые до сих пор не получали заданий. Кулик нашел эти дивизии».

5 сентября в командование Ленинградским фронтом вступил маршал Ворошилов, а генерал М.М. Попов стал начальником штаба фронта. Почти сразу Климент Ефремович обратился с просьбой освободить его от должности и назначить «кого-либо помоложе».

В ночь на 4 сентября финские войска начали прорыв советской обороны на реке Тулокса. Вечером 5 сентября они взяли город Олонец, пройдя за два дня почти 30 км. 7 сентября 1-я егерская бригада вышла к реке Свирь в районе Лодейного Поля. Части 67-й и 314-й дивизий заняли оборону по южному берегу реки. Финнам удалось форсировать реку и захватить плацдарм шириной до 100 км и до 20 км в глубину. До Тихвина им оставалось пройти 125 км.

Мерецков перечисляет недостатки в действиях советских войск: «Так, первоначально командование 7-й армии, организуя оборону, стремилось распределить наличные силы и средства равномерно по всем участкам. Это давало противнику возможность, сосредоточивая в нужном месте резервы и временно ослабляя прочие зоны, использовать свое материальное и численное преимущество для прорыва обороны на важнейших направлениях. Недостаточно внимания уделяли мы обеспечению стыков между соединениями и их флангов. Между тем враг почти никогда не лез в лобовую атаку, а, как правило, применял обходные маневры и проводил операции на окружение. Это обстоятельство приобретало особое значение в лесисто-болотистой местности. Наконец, жизнь (!!) показала, что при обороне на широком фронте с одноэшелонным построением войск необходимо иметь значительные резервы. Их целесообразно располагать несколько ближе к переднему краю, чем в обычных условиях, преимущественно возле узлов путей сообщения, в населенных пунктах, возле удобных маршрутов и желательно не в одном месте. Вот выводы, которые я сделал для себя из боев у Свири».

Вот какие открытия совершил для себя пятизвездочный генерал, до войны командовавший армиями и округами, что-то советовавший республиканцам в Испании и занимавший пост начальника Генерального штаба РККА. Грустно.

8 сентября приданный 20-й мотодивизии 424-й пехотный полк, преодолев Синявинские высоты, овладел Шлиссельбургом. Дивизия Донского, несмотря на огневую поддержку крейсера «Максим Горький» и эсминцев «Строгий» и «Стройный», потеряла к этому времени более 4 тысяч человек, и ее остатки переправились на правый берег реки. Лишь остров, на котором возвышается Шлиссельбургская крепость, находился в руках советского гарнизона еще почти 500 дней. Для двух красных маршалов падение Шлиссельбурга оказалось полной неожиданностью: из карт и донесений штабов следовало, что в этом районе наступают как раз наши войска, «все обстоит благополучно», а 48-я армия вот-вот уничтожит противника и освободит Мгу.

«Люди врут, обманывают друг друга, – жаловался Кулик Ворошилову. – На бумаге все хорошо, а на картах вензеля… Поэтому захват Шлиссельбурга нужно отнести за счет общего вранья и незнания дел высших начальников, как обстоит дело на месте».

С выходом немцев к Ладожскому озеру и верховью Невы Ленинград оказался плотно блокированным вражескими войсками. Город был отрезан от всех своих гидроэлектростанций. Исключалась возможность ухода части кораблей Балтфлота через Ладожское озеро. Однако факт блокады города не сразу стал известен советским людям. Даже 12 сентября на очередной пресс-конференции для иностранных журналистов заместитель наркома иностранных дел А. Лозовский уверенно заявлял:

«…утверждение немцев, что им удалось перерезать все железные дороги, связывающие Ленинград с Советским Союзом, являются обычным для немецкого командования преувеличением». О блокаде города страна узнала только в начале 1942 года, когда из него началась массовая эвакуация населения.

Вот запись из дневника ленинградца: «Наш народ – долготерпелив! Что делается на фронтах, даже около Ленинграда – мы не знаем. Мы ничего не знаем! Мы – скот. Мы – прах, с которым не считаются!»

Попытки противника развить успех, с ходу форсировать Неву и соединиться с финскими войсками на Карельском перешейке отразили развернувшиеся на правом берегу реки части 1-й дивизии НКВД и переброшенной из резерва фронта 115-й стрелковой дивизии генерал-майора В.Ф. Конькова с приданным ей 107-м танковым батальоном. Вскоре к ним присоединились 10-я стрелковая и 4-я отдельная бригады морской пехоты. Кроме того, в состав 48-й армии, которую возглавил генерал-лейтенант М.А. Антонюк, вошла 286-я стрелковая дивизия из резерва Ставки.

Продвижение немцев от Синявино на восток было остановлено 54-й армией на рубеже Липки – Поселок № 8—Гайтолово.

Терпение Сталина, узнавшего о сдаче Шлиссельбурга из передачи иностранного радио, окончательно иссякло:

«Нас возмущает ваше поведение, выражающееся в том, что вы сообщаете нам лишь о потере нами той или иной местности, но обычно ни слова не сообщаете о том, какие же вами предприняты меры для того, чтобы перестать, наконец, терять города и станции. Так же безобразно вы сообщили о потере Шлиссельбурга. Может быть, вы уже предрешили сдать Ленинград?! Куда девались танки КВ? Где вы их расставили? Почему нет никакого улучшения на фронте, несмотря на такое обилие танков КВ, как у вас? Ведь ни один фронт не имеет того количества КВ, как у вас. Чем занята ваша авиация? Почему она не поддерживает действия наших войск?..»

Еще 4 сентября немцы впервые обстреляли Ленинград из 240-мм орудий, подтянутых в район станции Тосно. 6 сентября немецкая авиация двумя группами по 30 самолетов совершила первый массированный налет на город.

Ленинградские зенитчики материальной частью были оснащены превосходно и в разное время имели на вооружении от 700 до 950 орудий, до 150 крупнокалиберных пулеметов, не считая силы ПВО флота и зенитную артиллерию кораблей. Генерал Н.П. Мильченко – в ту пору лейтенант и командир батареи – не мог нарадоваться на любимую 85-мм пушку: «И не только из-за того, что эти орудия мы досконально изучили еще в училище. Просто они были превосходными пушками, обладавшими высокими боевыми свойствами, способными поражать внезапно появляющиеся воздушные цели. Больше того, конструктивные особенности орудия, наличие достаточно эффективной дистанционной гранаты и бронебойного снаряда давали возможность в случае необходимости использовать его также и для стрельбы по воздушному десанту, наземным целям, в том числе по огневым точкам и танкам противника. Еще в училище мы восхищались превосходными тактико-техническими данными 85-миллиметрового орудия». Работу артиллеристов обеспечивали два прожекторных полка, полк ВНОС, звукометрические станции и установки радиообнаружения РУС-1. Непосредственные подступы к городу и наиболее важные объекты прикрывали группировки аэростатов заграждения. Тем не менее, несмотря на интенсивный заградительный огонь зенитной артиллерии, немецким пилотам удалось прорваться к центру Ленинграда и сбросить большое количество зажигательных бомб. В результате возникло около 180 очагов пожаров. Самый большой бушевал на продовольственных складах имени А.Е. Бадаева. Погибло значительное количество зерна, муки, сахара – в основном из-за невыполнения элементарных мер по организации противовоздушной обороны.

На население первые бомбардировки произвели гнетущее впечатление. «А нам все время говорили, что Ленинград недоступен, что налетов не будет, – писала Елена Скрябина. – Вот и недоступен! Противовоздушная оборона оказалась мыльным пузырем. Гарантия безопасности – пустая фраза… Уничтожение Бадаевских складов грозит неминуемым голодом».

Службы ВНОС не обеспечивали своевременность подъема истребительной авиации и ее наведения на цели. Некоторые сектора оказались совсем неприкрыты, либо отдельные командиры не знали своих секторов и беспрепятственно пропускали вражеские самолеты. Советские истребители залетали в запретные зоны и попадали под огонь своей же артиллерии. С земли управлять ими было невозможно ввиду отсутствия бортовых радиостанций. Зенитчики не умели различать самолеты по силуэтам и азартно палили по всему, что летало. Так, к примеру, в августе были расстреляны дальние бомбардировщики ТБ-7 из дивизии Водопьянова, стартовавшие с аэродрома в Пушкино на Берлин.

Свою авиацию до войны не научились опознавать из соображений секретности, немецкую – по причине дружбы с Гитлером: «…к моменту нападения фашистской Германии на нашу страну в полку да и в корпусе, к сожалению, не имелось необходимого для этого материального обеспечения, не было и пособий по изучению немецких самолетов. А все потому, что, как нам пояснили, в предвоенное время в централизованном порядке запрещалось выпускать литературу и пособия о Вооруженных силах Германии… Когда началась война, разведчиков-наблюдателей мы стали учить кустарным способом, кто как умел». Вся немецкая техника в советских конструкторских бюро давно разобрана до винтика, внимательно изучена и скопирована во множестве «отечественных разработок», но в Красной Армии не было даже картинок с изображением танков и самолетов противника!

Впрочем, последнюю проблему решили довольно быстро; в экстремальной обстановке русские всегда умели проявить изобретательность, находя простые и оригинальные решения, которые в мирное время им не приходили в голову. Ленинградские рационализаторы, благо имелся свой оптико-механический завод, наладили выпуск биноклей, в правом окуляре которого были выгравированы точные силуэты вражеских самолетов. Сложнее было наладить четкую организацию и взаимодействие зенитной артиллерии с истребительной авиацией. На это ушло еще почти три месяца. Но и в начале декабря в приказе об освобождении от занимаемых должностей командира и комиссара корпуса указывалось: «Войска ПВО со своей задачей по защите Ленинграда справляются слабо, враг нередко безнаказанно бомбит город».

С 8 сентября 1941 года сообщение с Ленинградом могло поддерживаться только через Ладожское озеро и по воздуху. Это крайне осложняло организацию обороны. Имевшиеся пути не обеспечивали подвоза необходимых материальных и технических средств как для населения города, так и для войск, его оборонявших.

Силы группы армий «Север» тоже были порядком истощены. Однако моральный дух войск был высоким, заветная цель, казалось, была на расстоянии вытянутой руки и можно было драить пуговицы на мундирах в преддверии парада на Невском проспекте. Замкнув кольцо блокады вокруг Ленинграда, гитлеровская Ставка считала его участь практически предрешенной. На совещании высшего генералитета 5 сентября был сделан вывод, что для окончания боевых действия под Ленинградом и соединения с финскими войсками фельдмаршалу Леебу потребуется 6–7 дивизий. Уверенность немцев в захвате Ленинграда была столь велика, что они заранее назначили командира 50-го армейского корпуса генерала Линдеманна комендантом города и отпечатали специальные пропуска на автомашины для проезда по городу. Командующий группой «Север», которому в этот день исполнилось 65 лет, получил поздравления от фюрера и 250 000 марок в подарок.

Глава 4
ШТУРМ ЛЕНИНГРАДА
(9—25 сентября 1941 года)

6 сентября Гитлер подписал директиву № 35. В ней командованию группы армий «Север» предлагалось совместно с войсками Юго-Восточной армии финнов полностью завершить окружение Ленинграда и, ограничившись блокадой города, не позднее 15 сентября передать подвижные соединения группе армий «Центр». Этой же директивой предписывалось 8-му авиакорпусу фон Рихтгофена передислоцироваться из Эстонии на юг для усиления группы армий фельдмаршала фон Бока. В распоряжении Лееба оставалось менее 300 самолетов, считая транспортные и самолеты связи (пока же имелось 468 боевых машин против 420 у ленинградцев). Гитлер объявил, что на северо-западе «цель достигнута», и теперь торопился взять Москву – главную стратегическую цель. Ленинград превращался «во второстепенный театр операций».

Учитывая это, фон Лееб 9 сентября, после мощной артиллерийской и авиационной подготовки, начал прямой штурм города. Главный удар с юга по центру советских оборонительных рубежей наносил корпус Рейнгардта силами 1-й и 6-й танковых и 36-й моторизованной дивизий. По шоссе из Луги наступали на Красногвардейск полицейская дивизия СС и 269-я пехотная. На левом фланге, от Ропши до Керново, разворачивались 1, 58 и 291-я пехотные дивизии 18-й армии; на правом, южнее Колпино, – ударные силы 16-й армии: 121, 96 и 122-я пехотные дивизии. В районе Шлиссельбурга вдоль южной оконечности Ладожского озера оперировала 20-я моторизованная дивизия генерал-майора Цорна и полк 126-й пехотной дивизии. Таким образом, непосредственно в наступлении на Ленинград приняли участие 11 дивизий противника. Им противостояли силы 42-й и 55-й армий, левого фланга 8-й армии. В тылу противника дивизии Южной группы Астанина общей численностью 25 тысяч человек при шести последних танках, измотанные многосуточным пешим переходом по лесам и болотам, непрерывными боями и бомбежками, почти не имея горючего, боеприпасов и продовольствия, все еще пытались пробиться через Вырицу и Мины на соединение с главными силами фронта. Оставленные под Лугой в качестве сил прикрытия, 235-я стрелковая дивизия и полк ополченцев к этому времени уже перестали существовать. Из переговоров между Москвой и Ленинградом создается впечатление, что «прорывались» астанинцы несколько странно – штурмуя населенные пункты. На севере им противостояли части 8-й танковой дивизии, с юга подпирала 285-я охранная.

Немцам, действующим мобильными штурмовыми группами, пришлось шаг за шагом буквально прогрызать оборону.

«Обе танковых дивизии, – пишет А. Кларк, – вскоре застряли в сети противотанковых рвов и разбросанных полевых укреплений, сооруженных строительными батальонами и ополчением. Эти оборонительные сооружения часто были плохо расположены и неважно выполнены, но их было много… Именно в такого рода действиях – в ближнем бою – типичные русские качества, такие, как храбрость, упорство, смекалка в использовании маскировки и засад, более чем компенсировали те недостатки в руководстве и материальной части, которые приводили к огромным потерям на открытой местности на границе и на Луге. Немецкие танки, наоборот, страдали, подобно всем бронетанковым войскам, натыкавшимся на ближние средства обороны. Танкисты несли тяжелые потери, пока их командиры пытались приспособиться к незнакомому окружению. В первый же день наступления четыре командира 6-й танковой дивизии были убиты».

То же самое отметил в своем дневнике фельдмаршал Лееб:

«В ходе сегодняшнего наступления 4-й танковой группы и 38-го корпуса возникли тяжелые бои. По всему видно, что противник имеет четкое намерение удерживать всеми силами внешний пояс обороны, который местами удалось прорвать частям 36-й моторизованной и 1-й пехотной дивизий».

К вечеру 10 сентября на участке 3-й гвардейской дивизии народного ополчения противнику удалось продвинуться по направлению к Красному Селу на 3 км. Командование Ленинградского фронта, считавшее наступление 41-го моторизованного и 38-го армейского корпусов отвлекающим маневром, усилило 42-ю армию 1-й танковой дивизией, 500-м стрелковым полком, 1-й бригадой морской пехоты и двумя танковыми батальонами. Генерал Иванов получил приказ лично прибыть на передовую, в течение ночи организовать контрнаступление и «концентрическими ударами» уничтожить прорвавшуюся группу противника. Тыловую укрепленную позицию на Пулковских высотах должна была занять вновь сформированная 5-я дивизия народного ополчения.

В этот же день всеми силами перешла в наступление 8-я советская армия, нанося главный удар на Гостилицы. Однако успеха она не имела, а ее 118-я стрелковая дивизия, сумевшая продвинуться вперед на 3–5 км, была отрезана немцами южнее Михайловского.

«Концентрические удары» так и не состоялись. Утром 11 сентября генерал Рейнгардт прорвал позиции на правом фланге 2-й гвардейской ДНО и к исходу дня овладел Дудергофом. 12 сентября 58-я пехотная дивизия генерала Хойнерта ворвалась в Красное Село, части 1-й танковой дивизии захватили поселок Большое Виттолово и вышли на подступы к Пулково. Одновременно 6-я танковая обошла Красногвардейск, который пал на следующий день. Вместе с ним погибли два полка 2-й гвардейской ДНО полковника В.А. Трубачева.

Батальоны 96-й и 121-й пехотных дивизий ворвались в Слуцк. Под трибунал зашагали командиры и комиссары 90-й и 237-й стрелковых дивизий.

Линия фронта вплотную приблизилась к Ленинграду. На город один за одним обрушивались мощные артиллерийские и авиационные удары. Германская удавка постепенно и, казалось, неотвратимо сжималась.

Однако в штабе ОКХ все яснее видели, что на театре военных действий, откуда они рассчитывали взять подкрепления, разворачиваются кровопролитные бои. Генерал Гальдер сообщил Леебу, что город «не должен быть взят, а только окружен. Наступление не должно заходить за рубеж шоссе Петергоф – Пушкин». Гитлер 12 сентября издал новую директиву, в которой давалось указание не снимать воздушные и бронетанковые силы вплоть до осуществления полного окружения Ленинграда. Поэтому дата, указанная в директиве № 35 для передислокации, «может быть передвинута на несколько дней». Фактически же у Лееба оказалось лишь три дополнительных дня, и он спешил ими воспользоваться.

В отчаянии командующий группой армий «Север», считавший взятие Ленинграда достойным венцом своей полководческой карьеры, писал в дневнике:

«Общее развитие наступления можно оценить как исключительно благоприятное… 36-я моторизованная, 1-я танковая и 58-я пехотная дивизии очень хорошо продвинулись. Указание Главного командования сухопутных войск: начать отвод танков с 15 сентября!.. 1-я танковая и 36-я моторизованная дивизии продвинулись на большую глубину, выйдя к шоссе Детское Село – Петергоф. Но этот успех не может быть использован, так как дивизии придется отдать. Они не будут участвовать в дальнейшем продвижении на Ленинград». Через голову начальства фельдмаршал обратился к адъютанту фюрера полковнику Шмундту с просьбой оставить в его распоряжении бронированный кулак, ибо отвод в такой момент подвижных соединений «равносилен проигранному сражению».

Тем временем Политбюро ЦК ВКП(б) решило уважить просьбу «первого красного маршала» и назначить командующим войсками Ленинградского фронта генерала армии Г.К. Жукова, который прилетел из Москвы утром 13 сентября, в самый разгар немецкого штурма. Вместе с ним прибыли генералы М.С. Хозин (новый начальник штаба), И.И. Федюнинский, П.И. Кокорев. Не вникнув в обстановку, Георгий Константинович первым делом объявил, что противника бить «не только должно, но и можно без особых усилий», надо только «действовать напористее». Но уже в три часа ночи, получив известие о потере Красногвардейска, Жуков докладывал, что обстановка в Ленинграде «значительно сложнее, чем казалось Генеральному штабу».

– Как же так? – удивлялся из Москвы маршал Б.М. Шапошников. – Получается так, что как будто Красногвардейского УР и не было.

– Очень просто, – объяснял Жуков, – на Красногвардейском УР уровские части и гвардейские части серьезно не дрались, так как противник, прорвавшись перелесками, обошел части с фланга и с тыла, и под воздействием обхода противника 3-я дивизия полностью разбежалась. 2-я дивизия разбежалась частично. И вот в эту зияющую дыру устремился противник. Части 42-й армии дерутся исключительно плохо, и, видимо, настоящей борьбы и расправы с трусами и паникерами в этой армии не было. Думаю, в ближайшие дни наведем порядок и заставим драться как полагается.

На следующий день Военный совет фронта с участием командующего Балтийским флотом обсудил создавшееся положение и, чтобы укрепить оборону города, определил дополнительные меры, которые принимались в срочном порядке. В распоряжении командования имелись 8, 42, 55 и 23-я армии, в которых насчитывалось 30 стрелковых дивизий (вместе с дивизиями народного ополчения, ставшими официально стрелковыми с 23 сентября), 6 отдельных бригад морской пехоты, все промышленные и людские ресурсы огромного города. Полевое управление 48-й армии расформировывалось, ее войска передавались Кулику. В течение недели планировалось сформировать еще две стрелковые дивизии и пять стрелковых бригад, создав четыре оборонительных линии. Противотанковая оборона на самых опасных участках усиливалась зенитными орудиями, огонь всей корабельной артиллерии сосредоточивался в полосе 42-й армии от Урицка до Пулковских высот, в район Урицка перебрасывалась часть сил 23-й армии с Карельского перешейка, формировались новые соединения из моряков, слушателей ленинградских военно-учебных заведений.

15 сентября Жуков сместил командующего 42-й армией генерала Иванова, «как неспособного руководить армией», назначив вместо него генерал-майора И.И. Федюнинского. Новый командарм первым делом убедился, что армии у него фактически нет, а также – штаба, разведки, связи и службы снабжения; есть вооруженная неуправляемая масса: «Прежде всего следовало восстановить управление войсками, точно определить положение частей и соединений, степень их боеспособности, их возможность к сопротивлению, выяснить, какие направления являются наиболее угрожаемыми и требуют немедленного усиления. Далее требовалось учесть все резервы, предусмотреть возможность и варианты их использования, позаботиться об обеспечении войск достаточным количеством боеприпасов и инженерного имущества, крайне необходимого в обороне».

Фронт усиливался 21-й стрелковой дивизией НКВД, 5, 6 и 7-й дивизиями народного ополчения, 10-й Краснознаменной и 11-й стрелковыми дивизиями и двумя стрелковыми бригадами, укомплектованными моряками и личным составом частей ПВО. Эти соединения образовали второй эшелон обороны, впрочем, скоро ставший первым.

Бои на ближних подступах принимали все более ожесточенный характер.

Попытки немцев прорваться через Неву, а также продвинуться вдоль шоссе Москва – Ленинград и овладеть Колпино были отбиты. В связи с намерениями противника наладить переправу через Неву на участке Невская Дубровка – Московская Дубровка Жуков в своих мемуарах поведал трогательную историю о том, как «впереди немецких частей были выставлены советские женщины, дети и старики, согнанные из ближайших населенных пунктов. Чтобы не пострадали наши люди, надо было особенно четко вести минометный и артиллерийский огонь по противнику, находившемуся в глубине его боевых порядков».

Все это правда, кроме запоздавшего жуковского сострадания. Не мучился Георгий Константинович интеллигентскими комплексами, а строго придерживался в этом вопросе указаний товарища Сталина:

«Говорят, что немецкие мерзавцы, идя на Ленинград, посылают впереди своих войск делегатов от занятых ими районов – стариков, старух, женщин и детей – с просьбой к большевикам сдать Ленинград и установить мир.

Говорят, что среди ленинградских большевиков нашлись люди, которые не считают возможным применить оружие к такого рода делегатам. Я считаю, что если такие люди имеются среди большевиков, то их надо уничтожать в первую очередь, ибо они опаснее немецких фашистов.

Мой ответ: не сентиментальничать, а бить врага и его пособников, вольных или невольных, по зубам. Война неумолима, и она приносит поражение в первую очередь тем, кто проявил слабость и допустил колебания. Если кто-либо в наших рядах допустит колебания, тот будет основным виновником падения Ленинграда.