Текст книги "Марс"

Глава 11

– Ты меня не обманешь? – спросила она.

– Конечно, нет, – сказал я, – мы можем прямо сейчас пройти к мангалу.

Далее она спрашивает:

– Ты знаешь, сколько мне лет?

– Неужели все-таки меньше шестнадцати? – без признаков удивления спросил я.

– Да-а.

– Да – нет, или да – да?

– Скорее, впрочем, ты уже пригласил меня вечером в ресторан, я чё-то забыла?

– Естественно!

– Тогда, да. То есть, нет, конечно.

– Явная марсианка, без выкрутасов не может. Скорее всего, всё абсолютно по Чехову:

– Дама с Камнем. – Вот проверим ночью в доме, уверен собака там будет обязательно.

В ресторане настроение было слегка испорчено. И не тем, конечно, что официант, высунувшись из-за двери, выдал:

– Мест? Нет, конечно. – А когда мы заглянули в зал после него оказалось:

– Пусто. – Вообще пусто. Только на одном столе была табличка, что он будто бы:

– Заказан.

– Вранье, конечно, сказала она.

Но хуже всего было, когда мы все-таки сели. Я навязчиво предложил официанту по пятаку с рыла. Он че-то вроде хотел пробурчать, что обычно мы берем по десятке, но поняв, что я видел уже пустой зал – благоразумно согласился. Дело в том, что я согласился посадить за наш стол другую парочку. Зачем? Кажется, что со знакомым человеком в кабаке не о чем разговаривать, и чтобы было весело, надо с кем-то познакомиться именно здесь. Хотя если разобраться, я и эту знал только так, как Чехов свою:

– Дама с собачкой – и всё.

А эта показалась мне на кого-то похожей. Что-то среднее между Клеопатрой и Ириной Алферовой. Нет, нет, она похожа на Графиню из Фиесты, И восходит солнце. Хотя тоже вряд ли. Остановимся просто на Элизабет Тейлор. Правда, немного поскелетистей, но тоже веселая.

Меняться? Неудобно. Да и тот окунь вцепился в нее, как в свою собственность. А ведь вероятность, что это жена очень мала.

Ладно, я доволен и тем, что дали. Но часто танцевал с этой Клеопатрой. Ее мужик не препятствовал. Тем более, что все заказы делал я. У него почему-то не было денег. Надо бы догадаться, что он завтра уезжает, и именно поэтому у него нет денег – просто кончились. А я-то только-только прибыл. Но и он, если уж насытился, мог бы и отдать ее мне полностью. Хотя с другой стороны:

– В последний раз тоже надо отметиться.

Утром я узнал, что действительно этот парень уже улетает. Но как перейти от одной к другой, если априори это невозможно? Если бы хоть она спала всю ночь, нет, именно всю ночь орала, как будто я доставляю ей небесные наслаждения. Всю ночь одно и то же:

– Зачем ты это делаешь?! О! Зачем ты это делаешь?! О! – И так много, много раз, и обливалась горючими слезами. Вот окажется, что точно нет шестнадцати. Хотя по внешним признакам у нее было не меньше пяти детей. А те в соседней комнате трахались молча, как муж с женой. В том смысле, что:

– Сделал дело – гуляй смело.

Клеопатра тоже сожалела, что всё пошло не так, но и она не знала, как предложить мне перейти на ее сторона. Подруга обидится до невозможности. Да нет, дело даже не в этом, просто я считал, что в эту ночь она мне изменила. Изменила с тем, с кем, оказывается, провела здесь всего неделю. Я думал больше. Честно говоря, я вообще думал, что они живут вместе. Нет, приезжий охотник за головами. Точнее, просто снимал у нее комнату.

Оказалось, все банально, как на Земле.

Далее, мы опять идем на пляж.

Кто был камнем? Да и собаки тоже не было. Вероятно, это не тот случай.

Между прочим, сначала я с горя тоже взял билет на самолет. Но увидел здесь же в кассе и ее мужика. А он, как на зло ко мне привязался:

– Давай выйдем? – Нет, не выйдем, конечно, куда тут выходить, если мы уже вышли из билетных касс. – Выпьем, имеется в виду, на прощанье. Вот оно в чем дело. Окей, хотя лучше бы он просто отвалил.

И в конце концов, он отвалил. Но не сразу, а сначала за кружкой пива со скумбрией заявил, что никуда не уедет.

– Пошлю телеграмму:

– Без содержания. – Понятно. На зло мне.

– И тем более, – сказал я, что здесь даже нет креветок, одна только скумбрия. Кто только до этого додумался.

– Где они есть? – спросил он.

– В Москве.

– Вранье.

– Почему?

– Я не верю.

– Я тебе говорю: в каждом баре.

– Не верю.

– Ты в Москве был?

– Нет.

– Я тебе точно говорю в каждом баре одни креветки и пиво – больше ничего. Впрочем, Цыплята Табака тоже всегда.

– Не верю. Если просто куры – может быть. Но без цыплят.

Хотел вступить с ним в рукопашный бой, но передумал. Лучше:

– Уйду, а он пусть расплачивается.

Так не делается? Да, это, если у него есть деньги. А если нет, то пусть помучается. Но отойдя уже метров на сто, я понял, что совершил большую ошибку, этот окунь, не сможет улететь, так как его заберут в милицию. Хотя, зачем он милиции без денег? Тоже непонятно.

Но вернулся. Его нет, а официант точит когти у пивной стойки с блокнотом в руке. И так, и так у него ничего не сходится.

– Кстати, – он кинулся ко мне, – ты заплатил?

– Мы уже на ты?

– Прости, но у меня запарка, длинные слова некогда произносить.

– А он не расплатился?

– Кто?

– Хорошо, у меня тоже нет денег. – Дело в том, что я проверил карманы – денег не было. И что характерно: не мог сказать точно, были они, когда мы зашли в бар. Неужели это был натюрлих карманник?! Этого следовало ожидать. Не зря в ресторане у него оказалось только двадцать рублей.

– Да ничего страшного, – сказал официант, его звали Дима-боксер. Обязательно в каждом кабаке работают не только доценты с кандидатами, но и всегда боксеры. Наштамповали и тех, и других слишком много.

Пришлось до темна отрабатывать. Точнее, я просто увлекся чаевыми, что никак не мог остановиться.

– Чаевые пополам, – сказал в конце смены Дима.

– За вычетом долга?

– Забудь про долг. Скорее всего, это бы не ты.

Оказывается, дело было не в оплате восьми кружек пива и четырех порций скумбрии, а в том, что они искали вора, кто-то взял две коробки только что привезенных креветок. Думали Михаил Сергеевич зайдет сюда, и что-то хорошее, знакомое, как думали ему, здесь обязательно должно быть. И выдали бару две коробки креветок. Пропали. Так естественно. Всё новое очень привлекает не только ворон, но и людей тем более. Нескольких посетителей избили в качестве пытки, потом поняли:

– Бесполезно. – И за мною уже решили просто проследить. Вышло – я прав.

– Он не брал, – сказал Дима, и оставил мне в качестве чаевых сто рублей, и еще сто, как он сказал:

– За беспокойство.

Я пошел на пляж, когда было уже темно. Деньги-то есть, и приключений хочется даже ночью.

По пути я понял, что собака ночью всё-таки была. Ведь что такое собака? Кто это такой? А это воспоминания о молодости, хочется найти того, с кем можно вспомнить собаку, которая уже умерла. Умерла, как комментарий к этой жизни, но так-то она всегда жива, как тело, которое только и ждет возрождения.

Как ждет его камень.

Всё ясно. Значит, всю ночь она изображала собаку. Я ей был нужен только для того, чтобы пробудить в ней старую, бывшую когда-то очень молодой собаку. Я был для нее человеком, точнее, пианистом, пробуждающим в ней любимую песню. Может быть, это был даже Реквием Моцарта. Или Третий Концерт Рахманинова в исполнении Ван Клиберна. Вот она. Оказывается, где собака зарыта.

– Я так и знал.

– Что? Ты кто?

Они втроем сидели у мангала, и как ни в чем не бывало разглядывали меня, как свалившегося с неба.

– Так вы это, опять е-едите? – спросил я не без запинки.

– В этом есть что-нибудь особенного? – спросила с южным акцентом одна из них. Это была не Клеопатра, а та:

– Дама с собачкой. – Я испугался, что забыл, как ее звали вчера, но скоро успокоился:

– Так как, кажется, и не знал этого никогда.

Не буду здесь разбираться, редкий это случай, или наоборот:

– Так всегда и бывает.

Я не удивился, что они опять едят этого Циклопа. И знаете почему?

Это были скелеты. Я знал, что так и должно здесь быть, но всё равно удивился. Для интереса я закрыл один глаз рукой, чтобы убедиться:

– Когда я пьян? – А пьян всегда я.

В том смысле, что наоборот, я не пью. И так им и сообщил:

– Я не пью.

– Боишься, – сказал парень. Внутренним зрением, я конечно, понимал, что это всё тот же мужик. Значит он не улетел. Так бывает? Человек должен улететь, так как у него, как у всех всегда кончается всё хорошее, как-то:

– Деньги и отпуск, – но назло мне остался.

Я решил уйти, но как это сделать без скандала?

– Ну, чё ты молчишь, как бык? – спросил он. К счастью, не пришлось думать, они сами начали.

Я подошел к столу, взял с чьей-то тарелки мясо, попробовал, плюнул, и бросил назад.

– Что? – спросила одна.

– Как? – спросила другая.

Что скажет он, я не стал дожидаться, ответил, как Чак Норрис:

– Как вы можете это есть? – и тут же его мордой в тарелку. Хотелось извиниться, чтобы никто не обижался, но мне надо идти. Но он зачем-то встал. Тогда получи.

И ударил его ногой в живот. Забыл, что я не каратист. И в результате ошибся – нога застряла между ребер. И эта тварь вместо того, чтобы попытаться избавиться от инородного тела в своем скелете, зажал мою ногу своими костями.

– Попался, который не захотел попробовать нашего Цики, – сказала Дама с собачкой, но как-то безрадостно. Это давало мне хоть какую-то надежду на спасение. – Несите шашлык, я запихаю ему в пасть! – рявкнул этот фиолетовый скелет.

– Только один вопрос, – сказал я, и не дожидаясь ответа, его задал: – Это чтобы и я стал таким же уродом, точнее, не уродом, а просто скелетом, как вы?

Они расхохотались.

– Что я сказал смешного?

– Ты не видишь нас через Вины, – сквозь смех и слезы, ответила Клеопатра.

– Отпусти его, Мы, – сказала Дама с Собачкой.

– Вы знакомы? – спросил я, когда мою ногу выбросили из этого Испанского Сапога. – Мне уйти?

– Ты зачем пришел? – спросила Клеопатра.

– Если честно, я не знал, что вы вампиры.

– Он думает, что мы вампиры, – улыбнулась Дама с Собачкой.

– Я не то хотел сказать. Зачем вам кровь, если у вас нет мяса.

– Может быть, нам нужна кровь, когда мы одеваемся в человеческое мясо? – спросила Клеопатра.

– Зачем? Одевают Вины.

– Он понял.

– Я считаю оскорблением, когда ко мне обращаются в третьем лице.

– К тебе никто не обращается.

– Именно это я имел. В виду. И да:

– Как звать этого гуся? – И второй вопрос: почему он не улетел?

– И третий? – спросила Клео.

– Третий? Ах, третий! Это уже не вопрос, а ответ. Я вернулся к тебе, потому что думал, его уж нет, или, по крайней мере, он далече.

– Хорошо. Хорошо, что ты наконец добрался до сути, – сказала оскорбленная до глубины души Дама с Собачкой. – Хочешь, чтобы он исчез? Убей его.

– В-вы с этим согласны? – неуверенно спросил я Клеопатру.

– У меня нет выбора.

– Нет. И знаете почему?

– Да, понятно, вы думали, он уехал, обрадовались, а он опять тут, вернулся. Я бы и на самом деле один с вами справился. Но сейчас, я думаю, что найду к нему подход.

Но опять забыл, что это Марс, и даже такие скелеты, как этот приезжий гусь, получают оттуда информацию. Так и сейчас, он, оказывается, уже знал, что я хочу, как обычно:

– Сделать ему болевой из стойки. – И провел мне прием Из гнезда кукушки. Как? Просто отступил назад, как будто выпал из гнезда, нечаянно, как птенец. А я упал перед ним, как перед пустым местом.

Дружный и веселый смех сопровождал как мое падение, так и мой подъем.

К счастью, он не наступил мне на горло. Иначе мне могло показаться, то это дежавю, а, следовательно, тот первый киллер не убит, а опять появился здесь в новом образе. Так можно бесконечно их валить, а толку? Никакого.

Я разозлился и сказал, что сейчас:

– Разметаю всех скелетов.

Но понял:

– Без поддержки сверху – мне не победить.

Вины синели на горах. Так-то они были фиолетовыми, но не могу выговорить. Я хотел даже погрозить им пальцем, но вдруг понял, что получил письмо, которое подтверждало мои тайные мысли, мои надежды, и слово это:

– Беркер. – Значит не зря я хотел их разметать. Жаль Клео, я ведь так ее и не трахнул.

– Ты мне понравилась с первого взгляда, – сказал я. И получил ответ:

– Я всем нравлюсь. – Но это ответила не Клео, а Дама с Собачкой.

Глава 12

В конце концов, я разозлился и сказал прямым текстом:

– А я хочу с ней. – И она заплакала.

– Зачем девушку обижаешь, джигит, а? – опять влез этот синий. Точнее:

– Фиолетовый. – Я так и сказал:

– Ну, че ты все лезешь-то, а, Филя?

– Почему Филя? – удивился он. А голова-то хотя и работает, но не очень, не очень. Я опять погрозил ему пальцем:

– Потому что Филя – это значит фиолетовый.

– И оба с большой буквы? – спросил он.

– Вот и видно, мил человек, что ты не с Земли, а натюрлих Марсианин, как говорится:

– А я читал. – Но слышать звон – это еще не значит знать точно место, где зарыт клад.

– Клад?

– В данном конкретном случае имеется в виду чисто место, откуда он раздается.

– Откуда он раздаё-ё-т-ся! – прокрякал Филя, чтобы разозлить меня посильнее. И добился, как говорится, своего:

– Я стал зверем. – В данном случае, медведем. А это и есть – если кто не знает – Беркерсиер. Чем он отличается от обычного человека? Вот в данном случае, я без единого удара, а просто из-за того, что очень разозлился, заставил их одеться. Да вот так, ни больше, ни меньше. Они стали, как я:

– Мясными. – И тут же я провел Дэмет. Ну, этому нелетающему гусю.

– Однако, – сказал он и с трудом, облокотясь на коленку Клео, поднялся. Он даже ощупал себя, желая убедиться, что весь уже в мясе.

Тем не менее, хотел провести мне прямой в голову. Реакция, как у настоящего беркерсиера. Примерно такая же разница, как между Матфеем и Иоанном, в 4 раза. Например, если вы подняли ногу, я то уже и другую ногу, и две руки.

И я сделал эти четыре движения, пока он один раз промазал. Прохожу вперед и поворачиваюсь задом – это одно движение. Второе:

– Бросок через спину. – Где еще два? Одно было сделано, когда я, повернувшись, еще подсел под него. А четвертое – во время броска уже было изменено направление движения. Для чего это делается? Клиент уже во время полета понимает, что попался – всё, картина Пикассо – Авиньонские девицы, за которой можно повеситься – и пытается трепыхаться, хотя и только мысленно. Но это может привести к падению не на спину, как положено при Чистой Победе, а на бок, а это что? Так только Коки-Наки, а нам нужно чтобы такой гусь улетел туда, где даже раки и то не часто зимуют. Поэтому направление движения слегка меняется. Например, вы бежали к входу в гроб, а попали наверх, но потом всё равно спустились и поняли. Что? Всё. Вы бы поверили, что это:

– Победа. – Более того:

– Чистая победа.

– Иппон, – сказал я.

Обе дамы привстали со своих кресел, и согнулись, чтобы получше рассмотреть, что это за иппон. Причем, что характерно:

– С открытыми ртами. – И знаете почему? Великолепно проведенный, с большой, сто восьмидесятиградусной амплитудой, бросок? Я тоже на это надеялся. Но, скорее всего, их удивил японский коврик, который остался лежать на том месте, куда я его бросил.

– Это он? – с ужасом спросила Клео.

– Это не он! – тоже промолвила со страхом Дама с Собачкой.

Даже я засомневался, что такой гусь мог превратиться после броска Через Спину в такой великолепный коврик. Я нагнулся, чтобы свернуть и взять себе на память, как трофей. Как говорится:

– Если уж вам удалось возвратиться не на щите, то неплохо взять и коврик подмышку. Тем более, если он на самом деле японский. Мей би, это даже лучше, чем Адидас или Монтана. Да я уверен, что лучше.

– Подари его мне, – сказала Клео. – Пожалуйста.

– Я тоже такой хочу, – запричитала Дама С. Так просто короче. И добавила: – Тем более, ты мне ничего не дал за прошлую ночь.

– Ты только недавно, сказала, что не знаешь его, – Клеопатра показала, как один политтехнолог большим пальцем на меня, а мизинцем на Даму С. И что характерно, как любил повторять Сергей Юрский:

– Одной и той же руки.

– Я уже имею к нему, практически родственные отношения, а ты фактически просто Незнакомка.

– Незнакомка, моя Незнакомка! – запел я, а Дама С тут же опять расплакалась. Пришлось принять решение отдать коврик ей. Но Клео попросила:

– Еще одно слово!

– Да, конечно, говорите, пожалуйста.

– Мы кинем жребий.

– Будете драться?

– Я согласна, – ответила С. Я уже так называл Даму с Собачкой, Даму С. Короче. Дело развивается не только быстро, но с явным ускорением. Да, ради бога.

– Если останетесь калеками, я вас не возьму. Мне уже эти метаморфозы Овидия надоели.

– Я очень полюбила твой любимый прием, – сказала Дама С, и этим сообщение сбила с толку Клеопатру. Эта заманчивая дама подумала, что сейчас будет проведен бросок Через бедро с захватом, который я и провел только что Японскому Коврику. Хотя и сомневаюсь, что это он. Но похож, похож. Чем? Такой же плоский, и без денег. Хотя надо обязательного его потрясти, прежде чем его дарить окончательно. И провела она Дэмет:

– Удар в падении по ногам, как Жан-Клод Ван Дамм чемпиону по боксу в тяжелом весе афроамериканского происхождения. Несмотря на то, что любил очень он ее. Кто кого? Кажется, я это говорил уже раньше.

Клео не успела даже упасть. Сложилась пополам, и легка мирно. Можно было подумать, что:

– Навсегда. – Нет, это был не коврик. Это было то, что называют стулом.

Вот так, без предупреждения, не поверишь своим глазам. Тем более, сделано, как будто специально. Я так и сказал это толстухе Даме С:

– Ты это сделала нарочно, чтобы я не мог взять ее с собой?

– Прости, но я ни о чем таком не думала.

– А думать надо, прежде чем совершать безвозвратные мероприятия.

– Это понятно, но я так хотела победить, что ни о чем другом уже не думала.

– Хорошо, но я понесу коврик, а ты этот стул.

– Наоборот.

– Ах, вот так! Можно бы сменяться еще при жизни.

– Просто коврик легче. А так-то я люблю тебя. Более того, посвящаю эту победу тебе лично, – добавила она, и подняла стул над головой. Он грохнулся о Марс. Это был бросок даже лучше прежнего:

– Стул развалился на все свои составные части.

– Так его легче будет нести, – сказала ЭС, – тем более, если ты продолжаешь настаивать на совместном путешествии по бескрайним просторам этой бесплодной Аравийской Пустыни.

– Тебе моя помощь не нужна, чтобы стать полным уродом, да? – Нет, я придержал эту мысль для другого случая, тем более это была она, а не пресловутый мэн, Джек Николсон. Вообще на месте этого Милоша Формана я был взял его и на роль не только Кукушки, но и Моцарта. Как говорится:

– Если бы эти пуэрториканцы что-нибудь знали – они не были бы пуэрториканцами.

Она предложила вместе продолжить путешествие. Как говорят некоторые красивые вричихи:

– Убейте кого-нибудь и приходите ко мне.

– Я боюсь плавать по морю, где водятся такие большие акулы, как эта, которую вы только что ели.

– Это океан. Только не говори: тем более, – добавила она.

– Тогда: тем не менее. И да: а как же твой дом?

– Это хибара, где нет, и никогда не будет газа. А нефти – тем более.

– Значит, ты надеешься со мной разбогатеть?

– Ну-у, да. Ты не против?

– Конечно. Пожалуйста.

– И знаешь, что, встань у пулемета, – сказал я, когда мы вышли из этой баклуши, которую я и принял сначала за баклушу, а это была лишь скрытая бухта, может быть даже фьорд, если здесь бывают фьорды. Хотя если рассуждать логично:

– Если есть – значит бывают.

– Прости, но зачем?! – воскликнула она, – никого нет.

– Когда будут – ты уже ничего не успеешь сделать.

– Почему?

– Потому что ты труп.

– Я?

– Будешь, всегда будешь считать себя на Празднике. Мы на работе.

– Хорошо, но не целый же день? Больше шести часов я работать не буду. И знаешь почему? Не хочу. Принципиально. На Земле, да, пусть будет восемь, а здесь, точнее, а сюда, мы прибыли не для ухудшения, а для улучшения жизни, правильно?

– К-как ты сказала? – Я сел на палубу, и ничего не смог с собой поделать: схватился за голову.

– Прости, но я проговорилась, – мягко сказала она, и добавила: – Да я с Земли. А ты думал, с Марса?

– Нет, сначала, да, я думал, ты с Земли, естественно, но тогда, как они, – я снял одну руку с головы, – могли так беспрецедентно превратиться в коврик для битья и в стул, который вообще неизвестно, зачем нужен на корабле.

– Может они марсиане, да, но я с Земли.

– Нет, – сказал я, – я люблю марсианок, если только они не с прибабахом.

– А я с прибабахом.

– Так ты тоже, значит, марсианка?

– Шучу. Надеюсь, ты не посчитаешь за прибабах, если попрошу тебя поймать мне рыбу?

– Большую, большую? – для смеха спросил я.

– Семи кило будет достаточно, – ответила Эс.

– Здесь нет холодильника.

– За день съедим.

– Тогда мне кило – не больше – а ты будешь есть всё остальное.

– Окей, ты сказал.

– Неужели ты съешь шесть.

– А там костей-то сколько!

– Ладно, посмотрим, – сказал я, и закинул спиннинг с блесной величиной с ладонь.

– Не мала рыбка? – спросила она.

– Не на слона же брать?

– Мне кажется, я бы съела и слона, – сказала она, и погладила себя по большому животу. Ну, о животе я уже говорил, не буду особенно распространяться.

– Мы вроде не эта, – сказал я, – не трахались еще здесь, почему такой голод?

– А ты не видел, как я двух этих леопардов уложила, – риторически спросила она. И кстати села на одного из них, а на другого поставила ноги.

– Ничего нет?

– Нет, надо было насадить живца.

– Сказал бы сразу.

– У нас есть живцы?

– Щас. – И она отрезала спецназовским зазубренным кинжалом рыбину с руку до локтя. Откуда? От коврика, который даже пискнул во время этой операции. Или это мне показалось? Как говорится:

– Кто-то что-то сказал, или мне показалось?

– Думаешь на этот пластилин можно кого-то поймать? Он вкусный, что ли? Ты не пробовала? – И я его закинул.

Почти тут же началась поклёвка.

Одна большая рыба сорвалась, но другую я уже тянул к берегу.

– Только смотри, чтобы не сорвалась, – причитала она. – Только бы не сорвалась. Как ты думаешь, сколько в ней кило?

– Что значит, кило? – не понял я. – Но тут же добавил:

– Ах! кило. – Десять.

– Десять вряд ли. Семь, я думаю.

– Почему?

– Ты уверенно держись удочку. Десять тебе бы не удержать.

– Мне бы не удержать? А кому удержать, спрашивается?

– Ну-у, не знаю-ю. Может быть, я попробую?

– Я сам справлюсь.

– Нет, ну, пожалуйста, моно?

– Что?

– Можно, я спрашиваю?

– Моно, но не нуно, – улыбнулся я, но она только разозлилась:

– Дай мне удочку, я тебе сказала!

– Нет.

– Дай, дай! – она обняла меня сзади. – И да: я не буду есть рыбу, если буду знать, что не я ее поймала.

– Брось, брось – мы одно целое.

– Ты это сказал? Ты это сказал! – Она заплясала вокруг меня. В буквальном смысле. А так как с одной стороны ничего не было, кроме воды, она туда и свалилась.

Я перегнулся через борт и сморозил глупость:

– Тебе помочь? – Хотя и так было ясно, что помогать надо, она несколько раз ушла под воду, не успев даже слова сказать, только так:

– Гав, гав. – Но не по-собачьи, а по-человечески, без жалобных просьб, а как настойчивое требование:

– Прыгай и ты.

– Спасибо, я в океане плавать не умею. – Но бросил ей спасательный круг.

В конце концов, она оказалась опять на палубе. Я хотел накинуть ей на плечи свою теплую рубашку, или сходить за ее халатом, но она помотала головой, и сказала, что ей сейчас и так будет тепло.

– А именно? – решил уточнить я. И добавил: – Стул, что ли электрический.

– Коврик, – ответила она, – теплый.

Я хотел спросить, кто у нас здесь Коврик, а кто Стул, но не стал жаловаться на свою память, так как понимал, что нахожусь в стрессовой ситуэйшен. И не зря: она предложила ловить сетью:

– Или хоть неводом. – И добавила:

– Я видела там Заводь.

– Вот из ит – Заводь? – спросил я, потому что не понимал, где ее тут искать.

– У меня бинокулярное зрение, – ответила эта дама, – я с воды заметила ее. Да, да, там есть остров.

– Если бы Там был остров, я бы увидел его.

– Ты не мог его увидеть. И знаешь почему?

– Естественно.

– Но ты не знаешь почему. Он под водой.

– Так это эта, как ее?

– Нет, это он, Большой Барьерный Риф.

– Как в Австралии?! – очень удивился я.

– Что такое Австралия? Там живут людоеды?

Эта была очень опасная рыбная ловля. На отмели действительно был глубокий канал, на сколько глубокий я не знаю, но дна не достать.

– Заходи, заходи дальше, – сказала она.

– Я и так уже один раз упал в эту Заводь, боюсь.

– Если что – держись за Невод.

– Такую рыбу, между прочим, – сказал я, – есть не захочешь.

– Мы можем прямо сейчас договориться, что ты есть не будешь. Шучу, на тебя и так записан только один килограмм.

В конце концов эта семикилограммовая рыба попалась.

– Если бы у нас были весы, – сказала она, – я бы поспорила, что в ней даже восемь.

– И?

– Мы могли бы разыграть этот один килограмм. А, впрочем, нет, придется отдать его этим оглоедам.

– К-кому? – не совсем понял я. Она наступила на коврик, и шлепнула по стулу.

– Я не уверен, что они будут есть рыбу.

– Нет, разумеется, просто так не будут, надо ее правильно приготовить.

– Как? на пару.

– Смеешься?

– А как?

– Только на отрытом огне, и после хотя бы часового маринования.

– Час не мало? А с другой стороны: зачем ее мариновать, ведь она и так свежая.

– Для вкуса, балда, – ответила она, и стукнула меня по голове большой деревянной ложной.

Она сделала из рыбы филе, и заставила меня месить его ногами вместе с темным виноградом.

– Неужели здесь такая жесткая рыба? – удивился я.

– Ты даже не представляешь. Впрочем, лучше наоборот, представь себе, ну кого, хотя бы этот Коврик, вот такая и эта рыба.

– Тады ой! И да: тогда зачем мы столько мучились, можно бы съесть его.