Текст книги "Альфа Центавра. Второе путешествие на землю"

Глава 9

Более того. Их было двое. И где бы вы думали Тро нашел этого Двойного Предсказателя? А где его можно найти? Он так и понял:

– Только в бане. – Ну и зашел в одну забегаловку в Санкт-Питербурхе.

– Занято, – вяло ответил банщик – ведь ему хотелось пустить гостя, но там были дамы, вроде бы, так ему сказали, но сам он не верил, что такие стервы могут быть дамами, скорее колдуньи. Он так и сказал:

– Там две колдуньи. – А Тро машинально ответил:

– Так мне это и надо. – Хотя думал, что просто банщицы девушки. – Сейчас здесь это обычное дело:

– Если поэт, то это обязательно и поэтесса, как Зинаида Гиппус. А если критик или переводчик, то уж не кто иной, как Щепкина-Куперник. Любовница-комиссар – так Коллонтай.

И они так ему и представились:

– ЩеКа. – И:

– Кали.

– Вы меня уже шокировали тем, что действительно оказались здесь – я думал это шутка – не надо врать дальше, окей?

– Вы американец? – спросила Артистка – Щепкина.

– Надо было сразу так и сказать, – подошла Коллонтай.

– Выведете нас, пожалуйста, отсюда, – сказала Артистка.

– А вы мне что?

– Мы тебя попарим, – сказала Коллонтай.

– Этого недостаточно, – сказал Тро.

– Как тебя звать, кстати?

– Тро, да именно так для друзей.

Обе дамы шагнули назад и чуть не упали, споткнувшись о скамейку.

– Что такого я сказал? Вам не понравилось мое имя?

– Еще один предатель, – сказала Кали.

– Вы должны сменить имя, – сказала Арт.

– Здесь был уже один Дро, первое, что мы сделаем, когда выйдем отсюда, уничтожим этого предателя.

– Он бежал без нас.

Прежде, чем намылиться Тр-й подошел к банщику, сидящему за окошком в отдельной каморке, и спросил:

– Правда ли, что Кали и Арт не могут покинуть эту баню уже примерно месяц?

Точнее, он хотел так сделать, но решил еще подумать, прежде чем спрашивать такую чушь, поэтому да, вышел, но уже намыленный.

– Оденьтесь, оденьтесь, – банщик замахал руками, – я с абсолютно голыми клиентами не разговариваю.

– Почему?

– Некультурно. У нас в деревне так не делается. Если уж разговаривать по-человечески, то надо разговаривать всем.

– Разговаривать всем?

– Да, чтобы разговаривать по-человечески, надо раздеваться всем. – И да: вы что-то хотели спросить?

– Да. Да-а. Да-а-а.

– Что?

– Что-то хотел, но лучше спрошу потом, когда оденусь.

Он уже дошел до парной, когда вспомнил, что хотел спросить глупость:

– Можно ли покинуть эту баню, если уже всё – надоело париться? а.

И улыбнувшись поднялся по ступенькам парной. А как говорится:

– Тут уже были.

– Простите, леди, но после, после, я парюсь только в одиночестве.

– Здесь правила устанавливаем мы! – мягко рявкнула Арт.

– Да не парься ты? – Кали ударила его под коленки, и Тро присел немного. Она приставила ладони к его голове, и спросила ласково:

– На кого похож?

– Заяц, – сказала Артистка Щепкина.

– Кролик, может быть? – Кали заглянула сбоку.

– А дальше вы скажете, что кролик и заяц вместе образуют слово Коза.

– Неправда, неправда, – защебетала Арт.

– Да, – поддержала ее Кали, – а р-р-р где?

– Ры-ы-ы, – зарычал Тро, и встал не четыре ноги.

Одна леди села на него верхом, и слегка повернувшись, похлопала по заднице веником. Другая надела на шею веревку и потащила, как осла вперед.

– Ты понял? – спросила одна.

– Что я… в том смысле, что вы здесь главные? Да, конечно.

– Нет, что мы теперь вместе.

– Куда ты – туда и мы.

– Хочешь оставаться здесь навсегда?

– Нет. Думаю, что нет.

– Тогда пойми: выйти отсюда мы можем только вместе.

– Да, да, конечно, – ответил Банный Заяц, как предложили пока звать его дамы, – я попробую.

– Попробую, что?

– Ну-у, то, что вы просили, естественно.

– Ты что просила? – спросила одна у другой, а другая ответила

– А ты?

– Я ничего не просила, и знаешь почему?

– Я никогда ничего не прошу! – ответили они хором.

– Более того, добавила Кали, мы даже не будем тебе приказывать.

– Ты должен до всего додумываться сам, – сказала Арт.

– Но я не понимаю, как?

– Мы будем тебе это Предсказывать!

Ключевое слово прозвучало, и Тро согласился на все, кроме Банного Зайца.

– Может быть – Кро?

– А разница? Уж лучше я буду помнить своё родное имя.

В белых с розовым и голубым, простынях они сели у самовара у Улуном, тортом и конфетами.

– Я не люблю конфеты, – сказала ЩеКа, – кто это заказал?

– Ты не привозил с собой? – спросила Кали.

– Так нет, я тоже не люблю, – ответил Американец, как про себя он решил попросить их называть его.

– Да банщик, скотина, притащил, – констатировала Арт. И добавила: – Иди сюда Веник. Мы зовем его Веник, – обратилась она к Американцу.

– Это ты, может быть, зовешь его Веник, а я Тазик, – сказала Ками, и мило, точнее:

– Глупо, – улыбнулась.

– Веник-Тазик! – со смехом крикнул Тро, – подь сюды.

– А ты что здесь надзиратель, чтобы вот так запанибрата разговаривать с нашим банщиком? – спросила Артистка.

А Коллонтай добавила:

– Я буду звать его Надзиратель.

– Я согласен. Но по-американски.

– А как по-американски?

– Супер.

– Супер?

– Супер-Супер.

– Он хочет над нами возвыситься.

– Ты хочешь над нами возвыситься, котик?

– Точнее, Кролик?

– Супервайзер здесь я, – раздался голос, как будто с небес, так как люди не видят обслуживающий персонал в упор. И хотя все здесь были инопланетянами, не считая Американца и Пархоменко, а именно он был послан Вильямом Фреем, по партийному псевдониму:

– Ильинский, – сторожить инопланетянок.

Хотя никто не считал их инопланетянками, а наоборот.

Но этот Старый пень уперся, что:

– Это должны быть Инопланетянки, и… и надо было проверить.

– Нет, вы послушайте, – сказал Супер, – он говорит, что он Супер.

– Так это само собой, – сказала Кали, – он и поставлен сюда за нами наблюдать.

– Вы знали? – спросил Пархоменко с тремя горшочками пельменей в сметанном соусе.

– Я буду с ним драться за право называться Супервайзером.

– Да? – попросила подтверждения Кали, а Арт добавила:

– Хорошо, мы посмотрим.

И американец Кро сказал, что знает один прием, который банщик супервайзер не ожидает.

– Давай, покажи, – сказала Кали и по забывчивости проглотила, взяв прямо ложкой, кусок торта граммов на триста.

От удивления Пархоменко рассмеялся. Почему? Ну чё-то делать надо, если такое удалось увидеть в первый раз.

Америкэн Бой удирал по подносу. Снизу ногой. Пельмени выскочили из своих горшочков – как сказала Кали:

– Видимо, тоже от радости, что стали, наконец, свободны.

– Ложись! – закричал Американец. И банщик лег.

Наконец дамы сжалились, и попросили его присоединиться к ним, предварительно также попросив:

– Приготовить всё заново.

– Я был контужен, – сказал Пархоменко, когда сел за стол вместе со всеми своими пельменями.

– Где?

– На поле боя.

– Ты уже показал, как умеешь сражаться, – сказала Арт.

– Да, видимо, я еще боюсь испуга, – сказал банщик.

– Хорошо сказано: боюсь испуга, – резюмировал Америэн Бой. Он взмахнул рукой, пытаясь опять напугать банщика, но Пархоменко неожиданно ее поймал.

– Итс май фиш, – сказал он, и повел руку на перелом. Кро закричал, и сбил головой самовар с кипятком.

Он упал прямо на Артистку.

Она успела сказать:

– Ты можешь испортить мне лицо, – и выпорхнула прямо из-под струи водопада.

Верхний – как прозвал себя сам Тр-й, – даже воскликнул от удивления:

– Это инопланетянка! – И добавил: – Для человека она слишком быстра.

– Он верит в инопланетян, – заржал банщик.

– Ты сам в них веришь больше, чем я, – сказал Американец, и провел банщику левый боковой.

Пархоменко перевернулся несколько раз по полу и затих.

– Полный бардак, – сказала Кали, и опять съела свои триста торта. Но, как говорится:

– Всем хватит – этот торт на три килограмма. Большой, большой!

– Этот банщик не зря учился на Подготовительных Курсах, – сказала Кали, – я приглашу его часа на полтора в парную, чтобы сахарно-шоколадно-масляные поросятки не успели сделать меня коровой. Окей?

– Нет, нет, – сказал Америкэн Бой. – Давайте сначала займемся Предсказанием, чтобы выйти отсюда.

Не успел Америка вынуть из черного с двумя замками, профессорского портфеля приспособление для Предсказания, как банщик, который едва успел уползти в свое потенциальное убежище – опять вернулся.

– Чё, еще дать? – нагло спросил Америкэн Бой, но дамы на него набросились, что, мол:

– Дай человеку слово сказать. – А другая:

– Я же ему обещалась дать в парной, может он за этим и пришел уже. – Без знака вопроса. Впрочем, я так его редко ставлю. А зачем заниматься тавтологией, если и так всё понятно. Вот если я и сам уже не понимаю:

– Вопрос это или ответ, тогда да:

– Ставлю наугад знак вопроса. – Ну, примерно, как Гегель предсказывает Историю:

– Может, Да, а вдруг и:

– Нет? – Только в виде исключения из правил.

– Кончили? – спросил Пархоменко, – разрешите ошарашить?

– Давай сюда, – что там?

– Я возьму, – сказала Артистка, – вы здесь второй и третий лишние. В том смысле, что ты только приехал – слово на букву х – знает откуда, а она щас пойдет с ним, – кивнула на Пархоменко, – в баню.

Бой хотел возразить, что:

– Мы и так в бане, – но решил, что возражение только еще больше осложнит то, что и так понять затруднительно.

– Ну, чего? – Точнее:

– Что ви хотель сказать? – по-немецки.

– По-немецки вот как раз вам послание, – сказал банщик, и, поклонившись, удалился.

– Что это с ним? – спросил Америка.

– Из-за тебя всё, – сказала Кали, – крыша, кажется, поехала.

Тем не менее письмо надо читать, а кто понимает по-немецки?

– Дак все, – сказала Артистка.

– Если ты понимаешь, это еще не значит: все! – сказал Амер.

– Ты хоть когда-нибудь изучал Пятый Постулат?

– Естественно, всякий мало-мальский, так сказать мужчина это делал в детстве.

– Дубина, – ударила его по голове Кали, впрочем, не сильно – тебя спрашивают про Пятый Постулат, а не про Мастурбацию.

– Никогда этим не занимался.

– Зачем тогда тебе голова?

– Чтобы думать.

– А при доказательстве Пятого Постулата, по-твоему, думать не надо?

– Дак, надо конечно.

– У тебя логика вообще работает? Если для Пятого Постулата надо, для мастурбации – тем более.

Действительно, как говорил Владимир Высоцкий, заметь:

– Вы не пьяны, не спросонья, вам не два по третьему, а-а-а, и часов нет.

– Где они?

– С-ня-я-л-л-л-и.

– И вот так у вас все разговаривают на Альфе Центавра? – спросил Американец. – Ничего же ж не понятно.

– Ни-пра-ви-ль-на-а, – сказала ЩеКа и хлопнула его по голове. – Ибо тебе непонятна логика перехода между событиями, а так-то, в принципе, всё ясно.

– Так-то да, – ответил Тро, усомнившись в своих способностях одному противостоять им двоим.

– Не надо мне уступать по каким-то неизвестным принципам, – сказала ЩеКа, наследственная Артистка, а просто пойми:

– Если я говорю, что все здесь изучали Пятый Постулат, то это и есть тоже Постулат, может не пятый, а уже Шестой. Понятно? Поясняю:

– Если бы вы, – она показала на подругу Кали и на Амера, – не знали решения Пятого Постулата, я бы находилась здесь с вами? Логичный ответ:

– Конечно, нет.

– Запиши, ты, инопланетянин из Соединенных Штатов, – сказала Кали, – это:

– Доказательство Шестого Постулата.

– Ладно, – он вынул Блокнот и Паркер, – как он называется?

– Так и называется, Третий… прошу прощенья, Пятый…

– Да что ты мелешь, – прервала ее подруга.

– Нет, Шестой, конечно, Альфа-Центавровский.

– Не говорите глупостей, – сказал Надзир – Надзиратель – я этого писать не буду.

– Хорошо, запиши правду, – сказала Артистка: – Постулат Неочевидности.

– Ладно, это запишу. – И добавил: – А теперь мы его проверим:

– Кто знает по-немецки.

– Я!

– Я!

– А Я – нет.

– Он говорит это нарочно, – сказала ЩеКа, – чтобы считать мой Шестой Постулат не постулатом, а Теоремой, требующей доказательства. Вот они Ферма замучили:

– Не доказал, не доказал, не доказал, а теперь меня хотят довести то того же состояния, – она замахнулась на Амера, и он согласил прочить послание какого-то немецкого Резидента.

– Хорошо, хорошо, может, я сам не знаю, что знаю, – как говорили Сократ и Ляо Цзы вместе взятые.

– Ну, что там написано на пакете? – спросила Кали, заглядываю в бумагу через плечо Американца, так как он повернулся спиной:

– Привык, знаете ли, скрывать от посторонних глаз то, что мне дают. – И выдал:

– Вильям э-э наш с Ляпами э-э Шекспир.

– Врет, – сказала Артистка, уже не в первый раз обращаясь к нему в Третьем Лице в его Личном присутствии, и удивляясь, что он до сих пор не вызвал ее на дуэль.

– Не всяко слово в строку пишется, – отвел он, откладывая до удобного случая месть, за обращение на Он в Присутствии.

– Ну, а дальше-то, дальше что, в самом письме? – спросила Кали.

Написано, что всякому, расшифровавшему Подпись в конце этого письма, будет… будет…

– Рожай! – ударила его ладонью по спине Кали.

– Действительно, не придуривайся, я не буду тебя бить, как она, – Артистка опять, уже свою подругу назвала на Она в Присутствии, – а просто проведу Удушающий прием, предварительно вызвав на бой:

– По-честному.

– Вот написано, что:

– В случае чего, нас приглашают в Кремль.

– Я не поеду в эту деревню.

– Я тоже.

– Впрочем, дай сюда письмо.

– Зачем? Хочешь посмотреть, что именно надо расшифровать? Я не говорил? Вот:

– Подпись под письмом.

– Виль… – начала Кали, а радостно воскликнула: – Я знаю, я знаю! Это Вилли Токарев.

– Сомневаюсь, – сказала Артистка, – впрочем, я сейчас подумаю.

Глава 10

Нази – Надзиратель уже сделал перевод, но боялся себе признаться в этом. А во-вторых:

– Обязательно же изобьют за правильный ответ. – Тем более, или даже, если он неправильный.

Кали посмотрела на надпись на конверте:

– Здесь написано, между прочим, тоже самое, что и в конце самого письма, – сказала она. – Ты чё придуривался, а?

– Что? – Арт тоже сравнила начало, то что было на обложке, так сказать, и внутри. – Он решил над нами посмеяться.

– Будем бить?

– Будем. – Только сначала пусть расскажет подробности.

– Действительно, может, он ничего и не понял.

– А вы поняли?

– Да.

– Да.

– Вот тогда и попляшите.

– Придется бить, – сказала Щепкина-Куперник.

– Да давайте, – развеселился вдохновленный успешным открытием Амер-Нази.

– Вильям – это Шекспир, естественно, – сказала Арт.

– Согласна.

– Фрей – Свободный.

– Естественно. – Это по-английски?

– По-американски, – сказал Тр-й.

– Ты – болван, Штюбинг, – сказала одна, а другая добавила:

– Совершенно точно, что ты ошибся.

– И на балу будешь носить за нами зонтик.

– Нарядишься негром. Не негром, точнее, а этим, как его?

– Афроамериканцем, в белой чалме с перьями.

– И опахалом.

– Простите, – разозлился пришелец из Американских Штатов, но ведь всё просто.

– Ну, хорошо, говори сначала ты.

– А именно? – подтолкнула его ЩеКа.

– Вильям Фрей – значит Вильям Шекспир – Человек Свободный, так как он Потрясает Копьём.

– Ты хоть сам-то понял, чё сказала? – спросила Артистка.

– Действительно, – сказала Кали, – если он потрясает копьем, то какой же он свободный? Так только, наоборот, умереть хочет, хотя и в бою. Если Вильям, то Не Фрей, если так только.

– Но для чего это шифровать – непонятно, – сказала ЩеКа, а она была очен-но сильна в литературе, правда, не только. А во всем остальном – тоже.

– Думаю, здесь совсем другой смысл, – сказала она, и почесала затылок, но не себе, а подруге, в том смысле, что:

– Согласна?

– Да, но, не совсем.

– Отлично, я сейчас вас просвещу. – Она задумалась и попросила сигару потолще и кофе покрепче. Нази крикнул банщику, но тот ответил, что подчиняться:

– Американцу не будет. – Бери сам.

Ну, и значится, она закурила, выпустила дым сначала кольцами, потом, как Лимонадный Джо – Восьмерками, потом дело дошло до Пятиконечных Звезд.

– Может быть, еще чашечку кофе? – участливо спросила Коллонтай.

– Да, думаю, надо еще выпить, хотя бы кофе.

– Это уже будет восьмая чашка.

– Действительно, ты можешь окончательно обалдеть, – сказал и Американец.

– Ладно, ладно, только не торопите, сейчас скажу всё. – И пожалуйста:

– Первая часть – это вовсе не Трясти, а…

– Танцевать, – сказала Кали, а Амер-Нази ее поддержал: – Твист.

– Давай твою сигару, мы ее сейчас замнем, а то тут не только Копьё уже можно вешать, а танк или аэроплан.

– А я больше кофе пить никогда не буду, и знаете почему? – спросила Кали. – Столько пить нельзя, как ты, и я буду тебя откачивать.

– Она не будет пить, и таким образом тебя откачает, – сказал Брони – случайно вырвалось.

– Теперь ты получаешь приказ: Слово и Дело, – сказала Кали, – ты обратился ко мне на Ты. Скажите банщику, чтобы записал.

– Запиши, я назвал ее на Она! – крикнул Нази Пархоменко.

– Точно, – сказала Кали, – на Ты – это запрещено говорить самому себе, чтобы не подумать раньше времени, что Нас двое, а на Она – это можно подумать, что меня здесь нет.

– Теперь послушайте меня, господа-товарищи. Первое – я буду руководителем нашей делегации, а не ты, и не ты, а тем более, не он, – Артистка махнула в сторону коридора, где должен был находиться Пархоменко.

– Теперь ты назвала его на Он, – сказала подруга.

– Его здесь нет.

– Я здесь, – банщик оказывается сидел на около-стенном малиновом кожаном диванчике.

– А что ты здесь делаешь, спрашивается?

– Курю.

– Что-то у тебя не видно сигареты.

– Зачем мне сигареты, даже Верблюд и Мальборо вне конкуренции, воздуха-то какие-е.

– А! ну ладно, спасибо и на этом, – Арт улыбнулась Пархоменко, и даже подумала – уже до этого – что возможно, он будет держать ее сумочку на балу.

Тогда как другие боялись потерять сознание от этих самых воздухов сигарного типа.

И в конце концов объяснила, что Шейк – это не танец, и не значит трясти случайного путника за ноги, как в фильме Берегись Автомобиля трясли великолепную даму, держа ее за ноги.

– Да и не копьё, – констатировала она, – а…

– А-а?

– Ко-ле-ба-ть-ся-я-я!

– Ну, ты додумалась, – разочаровалась даже Кали, а Броня так вообще только махнул рукой, мол:

– Так-то и я могу.

– А в чем дело? – спросила ЩеКа.

– Нет разницы, – ответила Кали, – что трясти, что колебаться.

– Вот и видно, мил человек, – обратилась она к Нази, предупреждая его жизнерадостную атаку, и не обращая внимания на банальное возражение Кали, – что есть.

Колебаться – это значит: переходить незаметно от слов автора к словам героя, как это делал более известный вам – а вам особенно, она кивнула на Пархоменко у стены, но он только поперхнулся дымом, а так ничего и не понял – Маркиз Де.

Он говорил:

– Давайте сначала расставим кровати, какая кому, а только потом займемся делом.

– Каким дело? – счел нужным вмешаться Банщик, раз на него обратили внимание.

– Этим, мой друг, Этим, – и дальше идет разговор.

– Разговор – это не дело.

– Помолчи, один раз тебя спросили, и это не значит, что теперь ты будешь тут постоянно махать веником, скройся с глаз моих.

– Случаюсь, эта, как ее, Джульетта.

– Я? Спасибо, тогда пока останься.

– Значит, не Трясти Копьё, а Колебаться между словами Автора и словами Героя, – сказала Кали, и добавила:

– А как же Спир – Копьё? – Оно ведь осталось.

– Это не копьё, а Труба, переходя незаметно от слов автора к словам героя, вы превращаетесь с Трубку. Два, казалось бы, два независимых, непересекающихся Листа свиваются вместе, образуя трубку. Понимаете:

– Трубу, а не копьё. – И Труба эта есть не что иное, как переход с Альфы нашей Центавры сюды-твою на Землю. Ну, или, как здесь считается:

– Это – Вифлеемская Звезда, Звезда Перехода Демаркационной стены.

– Что отделяет эта Стена? – спросил Амер.

– Так известно, что, – беспечно ответила ЩеКа.

– Мы не понимаем, – ответили ребята хором.

– Я знаю, – сказал опять появившийся Пархоменко. – Так скать, бывал. И да: вы меня возьмете с собой на бал, если я правильно отвечу?

– Какой смысл? – сказал Броня. – Она-то, – он кивнул на Арт, как на нового Моисея, – ответ, видимо, знает.

– Да, ладно, пусть говорит, я так и так ему обещала, что будет на балу носить мою сумочку с бриллиантами.

– Это Театр, а люди в нем актеры, – сказал Банщик, и добавил: – Более того, как сказал Пушкин, там есть:

– Партер и кресла, и не только:

– Раёк нетерпеливо плещет, и… этеньшен:

– Взвившись занавес шумит.

Это Труба – Переход между Сценой и Зрительным Залом. Вот это самое Шейк – Колебание и происходит именно благодаря этой Трубе. Поэтому не:

– Копьём Потрясающий, а:

– В Трубку Свивающийся, образующий:

– Вифлеемскую Звезду.

– Вы разработали здесь, друзья мои, – Нази поднялся, – целое доказательство Великой Теоремы Ферма, а Вильям Фрей – это всё-таки Свободный Вилли, а именно:

– Защищаясь Нападаю.

– Или наоборот, – сказала Кали, – Нападая Защищаюсь. Именно это и значит Вильям – Надежный Защитник, но! С копьём.

Вошел Банщик.

– Опять ты? – спросила ЩеКа. – Что?

– Эта-а, забыл добавить: ответ попросили нарисовать.

– Вот, – сказал Нази, а у вас получилось Доказательство на триста страниц.

Все печально задумались, но Артистка что-то нарисовала, а потом показала всем. И народ, как сказал Пушкин:

– Опять безмолвствовал.

Что это было?

Это были Ворота Кремля. Кажется, Спасские.

– Да, это кажется Спасские ворота? – спросила Кали, как особа, обладающая особенными качествами в отношении мужчин: при ней они сразу начинают раздеваться.

– Рипит ит, плиз! – рявкнул капитан, ибо с первого раза такого злого парня не взять.

– Я тебе говорю, скотино-образный осёл! – подошла и рявкнула ЩеКа: – Это Никольские или Спасские Ворота.

– Я не понял? – спросил парень, – почему Ворота с большой буквы? – Дамы обернулись, посмотрели на небо, и стало ясно, что про Ворота с большой буквы – Нигде Не написано.

– Это маг в каракулевой шапке, – улыбнулись девушки.

– И я узнаю его, – сказала Кали, – это мой Васька.

– Васька! друг! – закричала и Артистка, – как ты здесь?

А Амер-Нази и Пархоменко с веником стояли в пятидесяти метрах, так как боялись испортить всё дело. Сомневались, что по нарисованным на листке ватмана толи Спасскими, толи Никольским Воротами их пропустят в Кремль, а если и пропустят, то только в КПЗ.

– Кстати, спорим, – сказал Нази, повернувшись к Банщику лицом, к Кремлю задом, – что здесь есть КПЗ.

– Нет, не верю, просто отвезут в Районное отделение милиции.

– На что спорим?

– На Артистку.

– Да возьми ее так, бесплатно, предложи что-нибудь другое?

– Я больше ничего не хочу.

– Ты, дурак, Банщик, веришь, что она Инопланетянка, и по этом Воротам на бумаге нас пропустят в Кремль?

– Я не понимаю, почему бы нет?

– Как тебя зовут, ты говоришь, Пархоменко? Вот ты и порхаешь в небесах. И вообще, ты пива взял?

– Для бани? Естественно. Но думаю, нас не пустят в баню. Здесь не пустят, пойдем в Сандуны.

– Сандуны – это Кремлевская резиденция Под Прикрытием. Если пустят, то пойдем. Но нас не пустят, будем куковать в КПЗ.

– И да, – сказал Пархоменко, – если уж спорить, как вы настаиваете, то я согласен.

– На Артистку?

– На обеих.

– На обеих, – повторил Амер-Нази. – Зачем мне две?

– Мне надо, хочу обладать собственностью.

– Одной Артистки тебе мало?

– Она и так моя, по определению, – сказал Пархоменко, – хочу, чтобы была еще и Не-моя.

– У тебя замашки Персидского Шаха.

– В случае чего… – Но тут им замахали руками Кали и Арт.

– Чего?

– Двигайте сюда!

– Щас идем-м!

– Так на что мы спорили, – давай определимся окончательно, – сказал Нази.

– Кстати, – перебил его Пархоменко, – Нази – это араб?

– Араб? – Бро приложил кончики пальцев ко лбу. – Хорошо, пусть будет по-твоему, тогда зови меня с сегодняшнего дня:

– Ксеркс.

– Не поймут.

– Кто?

– Наши люди, будут ассоциировать это имя со словом – Срать.

– Вот так? Ну, я вообще-то не араб, а араб, изменивший своему племени. Читал академика Панченко?

– Где? В бане? Нет.

– Так вот там написано, что человек, вышедший в степь Донецкую, тот молодой парень, которого в шахтах ждали все девушки, на самом деле есть не кто иной, как…

– Навозный Жук, – сказал Пархоменко, – я в курсе. Жители деревни, которую он покинул, чтобы выйти в степь на работу тяжкую, остались в большой обиде.

– Да, бывает называют даже обезьяной и свиньей, – сказал Нази. И добавил: – Тогда давай пока замнем этот вопрос для ясности, и просто еще раз проинтонируем, на что мы спорим:

– На дивизию, – сказал Пархоменко.

– Ты хотел этих дам.

– Только как приложение к мой личной дивизии.

– Как приложение? Еще какое-нибудь приложение тебе надо? Может еще Золотой Запас России хочешь?

– Я за него и буду биться.

– Откуда что берется только! – воскликнул Бро-Нази-Амер, – надеюсь это все?

– Только имя моей дивизии.

– Как? Вторая Ударная? – говори, а то мы уже пришли.

– Нет, просто: Летучий Голландец. Вот теперь пришли.

А Кали и Артистка уже уговорили Каракулевого капитана.

– Пропустит? – сразу шепнул Нази.

– Да ты что?! Согласился только посмотреть пароль, не пароль, а как это у вас на Земле?

– Пригласительный билет.

– Точно. Где он?

– Так у вас, наверное, я знаю?

– Да у меня, у меня он, сказал Пархоменко. И развернул ватман.

Два охранника из будки бросились его отнимать.

– Брысь, брысь, – сказал Пархоменко, и устроил с ними драку, но проиграл, так как дрался только одной рукой, другая была занята футляром с ватманом.

А дамы знакомили каракулевого капитана с Бро. Они видели, что Пархоменко один дерется с двумя абармотами, как, между прочим, официально, хотя и только устно называли охранников Кремля, но думали:

– Еще успеется.

Далее, почему Броня считает, что может дать Пархоменко всё то, что он просит.

– Дайте нам пройти, – сказал Бро-Нази, – я только поговорю с Ле, и выйду, – обратился он к капитану.

– Его сейчас нет.

– Как нет? – не понял Нази, и посмотрел на часы на Спасской Башне, – рабочее время.

– Он в командировке, работает его заместитель.

– Кто?

– Волхи.

– Кто это?

– Неизвестно, Ле встретил его случайно, охотясь на своих семи, как у – впрочем об этом в другой раз – гектарах за Белыми.

– Грибами? Я так и знал, что он большой любитель Белых.

– И вот вышел из лесу Кудесник, любимец Некоторых древних богов, заветов, так сказать, Прошлого Вестник.

– И?

– И Ле после непродолжительной беседы взял его на работу Прорицателем.

– Нельзя ли полюбопытствовать: какой был контрольный вопрос, на который ответил Волхв?

– Итс… щас вспомню. Кажется… кажется, он спросил про Инопланетян, что-то… а! Он спросил:

– Где они?

– И всё?

– Почти, если не считать ответа. Вы представляете, этот Волхв заявил, что Инопланетяне, этеньшен! Щас, – он приложил палец ко лбу, – они моются в Сандунах. А раньше мылись в Питербурхе.

Ле очень удивился, сказал, что этого не может быть, потому что не может быть никогда.

– Почему?

– Нельзя всё время мыться, – был сакральный ответ. – Ибо:

– Неужели на Альфе Центавре, так грязно? – И сделал логичный вывод, что две инопланетянки – как минимум – застряли здесь, а не находятся на Югах.

– Что теперь? – спросил Нази.

– Будем искать, – ответил капитан, и добавил: – Точнее, ищем уже.

– У вас есть какие-нибудь контрольно-измерительные приборы для этого? – спросила подошедшая и запыхавшаяся Кали.