Текст книги "Честь дороже славы"

С той поры, когда императрица Анна Иоанновна, простив запорожцев, позволила им вернуться на родную землю, Новая Сечь обосновалась вдоль излучины реки Подпильной, напротив «Великой плавни» – широкой полосы тростника и заболоченного леса, которую с юга пересекала полноводная Старая Сысина, а с востока – речка Скарбная. «Пидпильня – мате Днипра, бо вона Сысею корме его, а Скарбною зодягае» – такая присказка часто повторялась козаками.

Сечь, опоясанная плавнями и мелкими озерами, располагалась в котловине. Зодич и Василь Десятка, оставив лодочника у берега, подошли к воротам, ведущим в Сечь. Двое постовых, в кунтушах, надетых на голое тело, и в непомерно широких красных шароварах, встретили чужаков неласково. И Десятке долго пришлось убеждать их, что французский купец прибыл к их кошевому атаману по делу. А сначала он должен встретиться с командиром русского батальона, находящегося в Новосеченском ретраншементе. Их нехотя пропустили. Миновав прибрежные слободки, в которых жили не только козаки, но и их семьи, прибывшие вошли на территорию ретраншемента.

Дом коменданта стоял на отшибе, и кроме самого подполковника там присутствовал только писарь. Зодич заговорил по-французски и объяснил истинную цель своего приезда. Подполковник, седобровый и тщедушный старик, очевидно, выходец из низшего класса, сурово возразил:

– Объяснитесь, мусью, коли можете, по-русски.

– Тогда прикажите нас оставить наедине, – попросил Александр, четко произнося каждое слово.

Узнав, что перед ним агент самой государыни, комендант смягчился и выказал готовность всячески помогать. Зодич предупредил о секретности своей миссии, потребовал ордер на свободное передвижение по Сечи и, наконец, попросил взаймы пятнадцать рублей. Старый служака, получив расписку, вручил конфиденту деньги. Зодич тотчас вышел на крыльцо и передал их Василю, на прощание обнявшись с бесстрашным лоцманом.

Комендант познакомил француза с офицерами и показал военный городок, размещенный под боком у запорожцев еще сорок лет назад киевским губернатором Леонтьевым. Как и полагалось защитному укреплению, были здесь и артиллерийские склады, и казарма, и солдатская гауптвахта. А снаружи окружал ретраншемент дополнительный вал, за которым с северной, наиболее уязвимой стороны вырыли окопы, волчьи ямы и ложементы.

Поместили Зодича на одной квартире с капитаном Карлом Зейером. Серьезный, образцовый вояка из пруссаков, Карл отнесся к французу настороженно. Но общительность Вердена (они говорили по-немецки) тронула каменное сердце Зейера. И он вызвался проводить Клода к кошевому атаману Калнышевскому, который и ему был нужен по какому-то делу.

Во внутреннем коше в тридцати восьми куренях обитали козаки, были сосредоточены войсковые учреждения и храмы. Главный из них, Покровский, стоял на краю площади, открытой во все стороны, вплоть до ограждающего Кош земляного вала.

Зодич с капитаном, пройдя в широкие ворота, очутились на базаре, запруженном телегами и людом. Тут же ютились лавки и шинки. Зимовчане, хлебопашцы с малых хуторков, торговали мукой и овощами. Посполитые люди, беженцы из польских земель, жившие в ближних поселениях, привезли битых гусей, уток, в жбанах – степной мед. Татары, в своих зеленых бешметах и чалмах, гортанно зазывали покупателей к вязанкам вяленой рыбы и сушеных фруктов. Бойкие виночерпии разливали из бочек крымское красное вино, издающее мускатный дух. Однако большинство базарного люда составляли козаки. Высокие и коренастые, худые и брюхатые, седые и чернобровые – все они носили одну запорожскую одежду, выделявшую их среди толпы. На плечах – каптаны из синего оксамита[12]12
  Оскамит (устар.) – дорогой бархат.


[Закрыть], расшитого золотыми узорами. А отвороты на рукавах – красные, пояса из кружевных татарских шалей и персидского шелка тоже красные, с посеребренными концами. Шаровары, у кого какие – суконные, нанковые или кожаные, однако непременно под цвет каптана, – цвета днепровской волны! А на головах – высокие смушковые шапки, с дном разных цветов, в зависимости от того, к какому куреню козак принадлежал. Зодич с интересом разглядывал «лыцарей» – не идущих, а, казалось, парусящих над землей, в своих широченных штанах, спадающих на сафьяновые чоботы!

Войсковая канцелярия, большой каменный дом, стоял рядом с церковной усадьбой. Поодаль от нее Зодич увидел нагромождения гранита и мрамора, начатый фундамент. Уловив его взгляд, Зейер пояснил:

– Козаки ошень хотель храм строить. Но много пить, гулять… Не иметь фремя!

Бравый большеглазый хлопец, с двумя кожаными кобурами, пришитыми к шароварам, из которых торчали рукояти пистолей, и с шашкой в кожаных ножнах, узнал Зейера, но не сразу пропустил внутрь канцелярии. В сенях находился еще один охранник кошевого, хорунжий Микитенько, могучий козачина. При появлении посетителей он ловко намотал на ухо чуприну и нахлобучил свою остроконечную шапку.

– До батьки кошевого нэ можно! – отрезал он сурово.

– Пошёль к шорту! Доложить немедленно! Капитан Зейер требует!

– Ни. Отам е чоловик, – упрямо отказал хорунжий.

– Как гофорить с русским официр! Каналья! Марш фон!

Микитенько свел черные разлатые брови и положил руку на головку кривой турецкой сабли. Зейер с возмущением посмотрел на французского купца, ища сочувствия.

Перепалку в сенях услышали в соседней комнате, из-за двери раздался недовольный старческий голос:

– До мэнэ? Хто такий? Що за дурныця?

В это время в канцелярию вошел в бордовом жупане, расшитом золотой нитью, седоусый солидный запорожец. Он переглянулся с охранником и по-русски приветствовал Зейера, который возмущенно обратился к нему:

– Герр Глоба, срочно доложить атаман. Фажный фесть. Ошень фажный!

Зодич понял, что это был ближайший сподвижник кошевого, войсковой писарь. Глоба кивнул и вошел в кабинет атамана. И точно пропал! Минуло не менее получаса, когда из него вышли, к изумлению Зодича, два сухощавых бородача в тюрбанах и куртках янычар. Отводя глаза, они быстро проскользнули на улицу.

Александр на отдалении преследовал турок до базара, где их ожидал с заседланными лошадьми соплеменник. С ним препирался, объясняясь жестами, крикливый, хмельной запорожец, растелешенный до пояса. Янычар отмалчивался и, как только подошли его товарищи, передал им скакунов, а сам поспешно запрыгнул на своего араба, с места взявшего аллюр. Турки полохнули вдогон. Козак выкрикнул им вслед ругательства и, шатаясь, пошел к шинку, где лупоглазый Давид беседовал с есаулом, цедящим из глиняной кружки горилку. Зодич поравнялся с ними и уловил обрывок разговора. Есаул, мордастый дядька с пунцовыми носом и губами, спросил: «Що ты йього лаэш?» – «Та вин у старшины полонянок купуэ! Чи кошевий турчин у друзи запысав?» – «Як Калныш захоче, так воно и буде! Пид султана вин хылыться проти москалив!»

Александр ходил по рядам, ожидая Зейера. К атаману Калнышевскому он, французский подданный, должен попасть без свидетелей. А вот встреча с турецкими офицерами здесь, в Сечи, свидетельствовала о многом. Стало быть, подозрения, что кошевой атаман ведет тайные переговоры с султаном, небезосновательны.

Через базарную площадь козачий конвой вел восточных пленниц, молоденьких девушек и женщин, одна из которых поразила Зодича своей красотой. Она несла на руках грудного ребенка, устремив на него свои большие печальные глаза. Невольная жалость тронула его сердце, и Александр побрел за ними. Полонянок пригнали к дощатому сараю, стоявшему на прибрежном склоне. Усачи-охранники с ними не церемонились, разок даже свистнула плетка.

«Своевольничают лыцари, живут по воле своей, а не по законам российским!» – с негодованием подумал Зодич, возвращаясь в ретраншемент. Фактически самостоятельное государство, имеющее армию и не подчиняющееся никому.

Кошевой атаман Павел Иванович Калнышевский принял французского купца на другой день. Выслушав, уклончиво ответил на предложение торговать днепровской рыбой и шкурами зверей. Когда же узнал от мсье Вердена, что его государство теснейшим образом сотрудничает с Портой, а торговля крепнет год от года, атаман заинтересовался и вызвал писаря Глобу, которого Зодич уже видел. Условились отправить партию вяленой рыбы для французских гурманов в количестве десяти возов. Заодно и пять возов качественной соли, добытой в паланке Прогнойской, подле Кинбурнской косы.

Кошевой почему-то проникся доверием к серьезному французу и пригласил на обед, где Зодич познакомился и с третьим лицом Сечи, ее судьей Павлом Головатым. Как и его «друзи», вершитель козачьих судеб был немолод и держался с откровенной надменностью. Не говорил, а изрекал сентенции и несколько раз съязвил про «лукавых москалив».

Шла Троицкая неделя. В церквушке архимандрит проводил службы, собирая многолюдную паству. Козаки гулеванили, и время для решительных действий русской армии было подходящим.

В третий день июня Зодич уведомил коменданта, что намерен покинуть Сечь, и попросил выделить верховую лошадь и сопровождающего. Но выехать на следующее утро не удалось…

Перед рассветом, когда Сечь досматривала сны, во Внешний Кош и на ретраншемент неожиданно вступили пехотинцы Орловского полка и конница барона Розена во главе с командующим сводным войском Текели. Поднятые по тревоге офицеры ретраншемента, комендант его и Зодич предстали перед генерал-поручиком.

– По велению Её Императорского Величества приказано мне, с вверенным войском, атакование Запорожской Сечи, с тем, впрочем, пожеланием, дабы не было пролито понапрасну крови, – объявил Текели, оглядывая лица офицеров. – Вам, подполковник Мисюрев, как имеющему тесные сношения со старшиной запорожцев и кошевым атаманом, поручаю вызвать его с писарем и генеральным судьей ко мне.

– Слушаюсь, ваше сиятельство.

Вскоре в небольшую комнату комендантского дома вошли полковники Розен и Языков, доложившие о разоружении караульных и захвате сечевой артиллерии. На улицах слобод и во Внешнем Коше расставлены русские постовые и дежурят армейские наряды. Кроме этого все лодки, каики и «дубы», стоящие у причала, заняты солдатами, отогнавшими их от берега на сто саженей.

Сожалея о том, что его экспедиция в Сечь и всё, что удалось выведать за неделю пребывания здесь, оказалось фактически ненужным, Зодич обратился к генерал-поручику по-французски и попросил его выслушать тет-а-тет.

– Хотя вы, мсье Верден, состоите в тайной службе (Зодич так и был представлен Текели), но я прошу вас написать рапорт, поелику спешу отправить донесение государыне и князю Прозоровскому.

Неожиданно вернулся Мисюрев и доложил, что караул Внутреннего Коша, не имея распоряжения атамана, не впустил его в цитадель. Вместе с тем курени разбуженно шумят, оповещенные о приходе «москальского вийська». Делать было нечего, как дожидаться утра.

Зодич вслед за подполковником вышел на крыльцо. Сумрак редел. И по всему побережью, по всем плавням катился соловьиный гром. Трели, точно бы родниковые ключики, били то с одной стороны, то с другой. Луна, в облачной поволоке, тускнела на западном краю небосвода. Ночная тишь окружала Сечь, взбудораженную общей тревогой. Впрочем, Зодич отметил, что генерал-поручик и его полковники крайне напряжены, сознавая непредсказуемость развязки. Подполковник перевел дух и негромко промолвил:

– Вот в такую же ночь несколько лет назад против Калнышевского, Головатого и Глобы, чинивших самоуправство и изрядно тряхнувших войсковой казной, сечевики подняли восстание. Пришлось нам усмирять бунт. Через год эта троица снова от страха бежала отсюда, когда один из куреней решил их арестовать и переизбрать верхушку войска. И опять мы спасли клятвоотступников! Потом кошевой атаман командовал козаками в баталиях супротив османов и был обласкан Её Императорским Величеством. И что же? За десять лет, проведенных во власти, Калныш с приспешниками обогатился в невиданных доселе масштабах! У одного писаря Глобы более пятидесяти тысяч голов скота. На зимовниках работают их данники. Правят они и тайную торговлю с крымчаками и турками.

– Смею утверждать, что с Портой они не только торгуют, но и ведут переговоры, – утвердительно сказал Зодич. – Скрывают ярыжек из пугачевской шайки. И, наконец, держат пленных, чтобы как можно выгодней продать на Восток.

– Как же это вам удалось установить? – удивился Мисюрев.

– От здешнего конфидента. Это войсковой старшина Савицкий.

– Вот почему вы затребовали еще двести рублей?

– Вы догадливы! И кстати… Ежели посчитаете полезным, я могу сопроводить вас к кошевому атаману.

– Почту за великую помощь! – ответил подполковник и, помолчав, обронил: – Соловьи бунтуют… Значит, светает.

Утром Мисюрев снова был вызван к генерал-поручику, который вручил ему письменный приказ кошевому. Предложение агента Текели одобрил.

Калнышевский, в малиновом жупане с вензелями, в ярко-голубых шароварах, при сабле и пистолете, встретил подполковника и… французского купца с недоумением и беспокойством. Мисюрев разорвал засургученный свиток бумаги и внушительным тоном объявил приказ: именем государыни Екатерины Сечь Запорожская, как гнездо сумасбродства и наглости, подлежит разорению, всё её движимое и недвижимое имущество передается государству, а старшине и козакам даруется право выбора, куренные атаманы, войсковые офицеры получат аттестаты, уравнивающие их с дворянством. Кошевой же атаман, генеральный судья Головатый и писарь Глоба должны немедленно явиться к командующему сводным войском Текели. Далее сообщалось, что Сечь окружена полками кавалерийскими, пикинерскими, гусарскими, донскими и пехотными численностью в двадцать пять тысяч человек. Из них создано пять отрядов, которыми командуют генерал-майоры Розен, Чорба, де Бальмен, Лопухин и бригадир Зверев. Артиллерия оных отрядов заняла боевые позиции.

– Бачимо, бачимо, – раздраженно проговорил Калнышевский. – Як шпакы на бугри чорниють! Ну, гайда, панове, на майдан! Як выришують козаки, так воно и будэ!

Атаманская верхушка взошла на паперть, и трехтысячное запорожское войско, как только архимандрит Сокальский возгласил первые слова молитвы, покорно опустилось на колени. Затем из церкви вынесли хранившиеся там знаки атаманской власти – хоругвь и бунчук. Калнышевский взял в руки насеку и зычно обратился к примолкнувшим сродникам.

– А що, панове козаки и атаманы, тепер будэмо робыты? Бачыте, що на бугри? Бачыте, який дарунок маты Катэрына прийслала?

Возмущенные голоса прокатились по майдану. Пестрое запорожское войско качнулось, готовое в любой миг прийти в движение. Кошевой поднял над головой насеку, и снова стало тише.

– Пивсотни палкив прыгнав сюды гэнэрал Текели. От москаль у гости нас клыче! Чи пыдэмо, чи нэ пыдэмо? Оддамо Сич москалэви, чи ни?

Весь майдан вновь оглох от криков, зовущих к неповиновению. Речь взял узколицый войсковой старшина. Его смелое появление на паперти многие восприняли приветственно. Он выхватил из-за зеленого шелкового пояса пистоль с инкрустированной, отблескивающей на солнце рукоятью и пробасил:

– Панове запорожци и ты, батько кошевий! Нехай цей Текелий прывэдэ ще стилькы и повстилькы вийська, як оце, на буграх и кругом Сичи, то всих у пух розибьемо, як комашкив передавымо! – грозил, потрясая пистолем, запорожец. – Чи то можно Сичи и славнэ Запорожжя москалэви виддаты за спасыби? Цього, панове, покы свитыть сонце, нэ будэ!

Неистовый свист, рев отозвались ему в ответ. Множество козаков готово было идти сражаться с москалями и умереть за «вильну Сич».

Судья Головатый, то и дело оглаживая свои висячие усы, говорил долго и витиевато, напоминая, что силы неравные и лучше избежать баталий. Нашлись среди запорожцев и такие, которые Павла Фроловича поддержали.

Но вот на паперть выскочил какой-то козачок, обезображенный рваными ноздрями, беглый каторжник, и возопил, что «неможно слухаты старшину»: дескать, она продалась москалям, и вместо Калнышевского пора избрать нового кошевого. Тут уж не смолчал священник, Володымыр Сокальский, оборвавший этого неразумца:

– Пановэ козаки! Побийтэся Бога! Що вы задумалы, нэразумни диты?! Вы хрыстыяны и пидиймаетэ руку на хрыстыян? Вы хрыстыяны и жадаетэ пролыты кров едыноутробну?

Голос архимандрита, негромкий, но проникновенный, облетел майдан.

– Побийтэся и нэ идить на такэ, диты мои… Выдно, вже доля наша така, и мы приймаемо вид Бога достойно по дилах наших! Ось вам хрэст и розипьятый на ньому, якщо вы його нэ послухаетэ, то загинетэ враз!

Слово священника отрезвило буйные головы. Калнышевский, разморенный жарой, вытер платком лицо и, переведя дух, в полный голос обратился к Раде:

– Нэ можна, братци запорожци, нэ йты, бо цэ вжэ нэ дурныця! Цэ вже гости таки, що пийшовшы до них, навряд чи назад уси повэрнэмось? Алэ буты тому! Господы, поможы! Дай, Божэ, час добрый! Ходымо, пановэ атаманы. Що будэ, то будэ. А бильшэ будэ так, як Бог дасть!

Великое запорожское войско скорбно притихло. Козаки понимали безвозратность происходящего. Незримо здесь, на майдане, с ними были героические предки, стяжавшие бессмертную славу. Как же поверить, что запорожцев больше не останется? Многие козаки, не таясь, плакали. И Зодич испытал некую растерянность, увидев это. Действительно – вспомнились слова священника – лица их хранили искреннее и простодушное выражение, присущее детям. В этот час утешиться было нечем!

Несмотря на то что запорожская делегация явилась на ретраншемент с хлебом-солью, почти вся она, во главе с Калнышевским, Головатым и Глобой, была арестована. Войсковые правители под усиленным конвоем были отправлены в основной лагерь, расположенный в двух верстах от Сечи.

Следующим днем, 5 июня, запорожцы были построены на прибрежном пустыре. На виду русских полков они выслушали соизволение императрицы Екатерины и беспрекословно сложили на землю сабли, пистоли, рушницы, кинжалы и списы, козачьи копья – свою заветную, кровью окропленную «ясну зброю»!

Русский гарнизон занял во Внутреннем Коше войсковые здания, у порохового и базового склада, у скарбницы и канцелярии обосновались усиленные караулы. Запорожцы толпились перед бывшим будинком кошевого атамана, где им за подписью Текели выдавали билеты на право вольного поселения или рыбной ловли, а козачьей старшине – куренным, войсковым офицерам – выписывались аттестаты, подтверждающие дворянские привилегии.

Зодичу необходимо было посетить Петербург, чтобы согласовать с Паниным и Потемкиным дальнейшие действия. И он решил присоединиться к двум курьерам генерал-поручика, также направляющимся в столицу. Жара заставила его прийти к Подпильной, где у широкого плеса козаки устроили купальню. Взбодренный прохладной водичкой, Зодич поднимался к ретраншементу, когда вновь встретился со стайкой невольниц в татарской одежде. И опять взгляд его привлекла красавица с ребенком. Очевидно, женщины, освобожденные солдатами, спешили покинуть Сечь. И все, кроме молодой матери, скрывали лица под паранджой. Это показалось странным.

– Откуда ты, молодушка? – спросил Зодич у понравившейся ему женщины. – Как очутилась здесь? Ты по-русски понимаешь?

Приостановившись, она испытующе и серьезно посмотрела на неведомого господина в партикулярном платье.

– Я жена донского сотника. Меня выкрали из Черкасска родственники и передали бею. Я убежала от него. Потом меня захватили козаки и держали на зимовнике, пока не родила сыночка… Господин начальник, – со слезами в голосе запричитала пленница, – помогите мне добраться до Черкасского городка! Мне нужна лошадь и немного червонцев…

– Жена сотника? – переспросил Зодич. – И крещеная?

– Да, наречена по-христиански Марией.

– Идемте, голубушка, со мной!

В лагере пребывало десять донских полков и одиннадцать эскадронов Сулина, возвращающихся с турецкого фронта. На редкую удачу, один из полковых командиров, Агеев, узнал Мерджан, супружницу своего приятеля Ремезова. Тут же бедную скиталицу окружили бравые донцы, предлагая хлеб и сухари, сало, сушеный чернослив.

– Клади, голубушка, всё, что дают, в свою суму, – поучал полковник, поглядывая на путницу. – Снарядим тебе двух лошадок – и лети ветром на Дон! Вези мальца-казачонка на показ отцу! А раз ты есть казацкая женка, мы тебя обидеть не дадим. И дюже не плачь, чтоб молоко не перегорело… Запасайся всем, что дорога требует. Выбирай из складов запорожских и шали, и холсты. А не то замест халата и штанов своих татарских надевай справу их – удобней в седле сидеть!

И Мерджан, к потехе озорников, послушалась совета полковника. Шелковый каптан, шаровары она нашла себе по размеру, выбрала и смушковую остроконечную шапку, и сафьяновые зеленые сапожки, и несколько шалей, чтобы пеленать младенца. Он, на радость матери, родился здоровеньким и спокойным.

Агеев примерно позаботился о жене сотника. Однако Мерджан, одетая запорожским козаком, потребовала оружие. И полковник приказал снабдить ее пистолетом, порохом и пулями. Затем разрешил выбрать кинжал из сданного запорожцами арсенала. Один кинжал Мерджан присмотрела себе, а другой – в подарок для Леонтия.

– Ну, ты и жога! – улыбнулся полковой командир, прощаясь с землячкой. – Не пропадешь! Або и какого бусурманина в полон захватишь. Иде ж тебя Леонтий такую отыскал?

– В чистом поле, – ответно засмеялась Мерджан.

– Ну, нехай Бог тебя хранит чи Аллах – всё едино. Коней меняй и скачи на них попеременки. Правь прямо на солнце. Утром гляди, иде оно. Туда и скачи.

– Меня сердце поведет, – вздохнув, отозвалась Мерджан, торопливо шагая к лагерю донцов, где под присмотром бывалых казаков был оставлен ее маленький Дамир, ненаглядный сыночек…