Текст книги "Суперагент Сталина. Тринадцать жизней разведчика-нелегала"

– Неужели этот Иуда почувствовал или кто-то сообщил ему, что мы охотимся за ним?

– Возможно и почувствовал, но никто, кроме него самого, об этом не знает.

– Ничего не понимаю! У Риверы Троцкий как сыр в масле катался. Был на полном его обеспечении, имел надежную охрану, и вдруг он срывается с насиженного теплого места. Что бы это значило?

Леопольдо мягко улыбнулся и, как бы между прочим махнув рукой, обронил:

– Да это все кошечка виновата…

– Ну о чем ты говоришь?! – возмутился Иосиф. – Какая еще кошечка?!

– Наша, мексиканская. Молодая и красивая.

Иосиф еще больше разозлился и гневно выпалил:

– Перестань, Леопольдо, шутить! Мне сейчас не до шуток!

– Я вполне серьезно говорю о кошечке, которая пробежала между Риверой и Троцким. И зовут эту киску Фрида Калло. Она – известная в Мехико актриса и подающая надежды художница. И между прочим жена Диего Риверы. Под ее магическими чарами теряли и теряют голову многие мексиканцы…

– Но при чем здесь Троцкий? – вспылил опять Григулевич. – Он же по натуре – пуританин в семейных отношениях, придерживающийся самых строгих правил. Да и по возрасту он в отцы ей годится. Троцкому же под шестьдесят, если не больше. А ей сколько?

– Лет тридцать. Но ты, очевидно, забываешь афоризм любимого мною русского поэта Алехандро Пушкина: «Любви все возрасты покорны, ее порывы благородны». Поэтому и Троцкий не устоял перед красавицей Фридой Калло. Он не только публично восхищался ее умом и талантом, но и постоянно уделял ей повышенные знаки внимания. Дело дошло до того, что он стал писать и передавать ей тайно любовные записочки. Потом это стало известно Диего Ривере и супруге Троцкого Натали Седовой. Натали простила мужу все, когда он признался ей в этом, а Диего – не простил. Несмотря на попытки Троцкого уладить как-то этот деликатный вопрос, Ривера не пошел на это и отверг напрочь дружбу с ним. И личную, и политическую.

– Теперь мне понятно, – вздохнул Иосиф, – почему в печати стали появляться статьи за подписью Риверы, в которых он с резкой критикой обрушивался на Троцкого. Да и президента Мексики за связь с этим коллаборационистом начал поливать в печати грязью.

– Меня это не удивляет, – скривился Арреналь. – Я давно знаком с Риверой, этот человек довольно неустойчивых политических взглядов, он может дружить с кем угодно. Не исключено, что пройдет какое-то время и он поменяет свою политическую окраску, отшатнется от троцкистов и заявит о своем желании снова возвратиться в компартию Мексики[14]14
  Так оно и получилось: в конце Второй мировой войны Диего Ривера – всемирно известный художник – признал свои политические ошибки, порвал с троцкизмом и, сделав крупные денежные взносы, снова вступил в мексиканскую компартию.


[Закрыть], в которой он раньше состоял.

– Бог с ним, это его проблемы! Нас сейчас больше всего должен интересовать Троцкий. Надо срочно узнать, куда он мог деться? Как теперь найти его? – Григулевич кисло взглянул на Леопольдо, ожидая от него обнадеживающего ответа.

И он получил его – Арреналь ободряюще произнес:

– Завтра вечером я все узнаю от самого Диего Риверы.

Через два дня Леопольдо сообщил Иосифу хорошую новость:

– Никуда наш коллаборационист не исчезал. Он переехал на соседнюю улицу Вены.

– И кто же пригрел его на улице Вены?

– Никто. Троцкий сам приобрел для себя не менее прекрасный особняк.

– А кто же помог ему в этом?

– Меня этот вопрос не интересовал, но Ривера сказал, что виллу на улице Вены он купил с помощью американских единомышленников, которые отстегнули ему энную сумму долларов. Кроме того, Троцкий получил от иностранных издательств солидный куш за незавершенную книгу под названием «Сталин». А перед тем как купить этот особняк, он продал свой архив за несколько тысяч долларов Гарвардскому университету…

И тут Иосиф вспомнил о своей беседе в Москве со Шпигельглассом, который обсуждал с ним вопрос не только о покушении на Троцкого, но и об уничтожении его архива. Подергав недоуменно мочку уха, Григулевич снова спросил:

– А откуда стало тебе известно о продаже архива?

– От знакомого мне Боба Шелдона Харта.

– Кто такой?

– Американец. Недавно он был принят в охрану Троцкого. Летом прошлого года я познакомился с ним на одной из улиц Манхэттена в Нью-Йорке. Там я продавал тогда свои картины. Он подошел ко мне и поинтересовался: «Не мог бы я написать его портрет?» Я спросил, сколько он может заплатить мне за это? Когда мы сошлись в цене, он представился мне Робертом Шелдоном Хартом и попросил называть его просто Бобом.

Когда я сделал портрет, он пригласил меня к себе домой, в гости. Сказал, что его отец тоже хотел бы иметь портрет, исполненный мною, и даже похвастался, что отец его дружит с директором ФБР мистером Гувером. Именно этим мистером он тогда и отпугнул меня. Я, естественно, отказался идти к его отцу в гости. А где-то через два дня Харт снова пришел к тому месту, где я продавал картины, и сообщил, что он остался без портрета. Он подарил его своей любимой девушке и стал уговаривать меня написать новый портрет. Но я и на этот раз отказался, сказал, что это будет уже другой, непохожий на тот первый портрет… После этого мы надолго расстались. А вчера совершенно случайно встретились в центре Мехико, выпили текилы за нашу встречу, и за непринужденным разговором Боб рассказал, как он попал в охрану Троцкого. Оказывается, его рекомендовал в охрану сам мистер Гувер. Кроме него самого, сообщил Боб, на вилле есть охранники из Англии, Германии и США…

– А ты не спросил, почему в охране Троцкого так много иностранцев?

– Харт объяснил это тем, что Троцкий после разлада с Риверой перестал доверять мексиканским троцкистам и полиции. И поэтому попросил США заменить ему охрану и обустроить безопасность его нового убежища.

– Что-нибудь в этом плане уже сделано на его вилле?

– Боб рассказывал мне, что вместо деревянного забора, окружавшего патио на улице Вены, уже поставили бетонную стену с колючей проволокой и сигнализацией по всему периметру. Сейчас там заменяют входные деревянные ворота на железные и началось сооружение высокой наблюдательной башни с мощным прожектором.

– Выходит, он по-прежнему опасается за свою жизнь. Что ж, амиго Арреналь, придется тебе снова изучать обстановку вокруг его новой виллы, систему охраны, порядок оформления пропусков и план расположения жилых комнат, спален и рабочего кабинета. Я и Сикейрос очень рассчитываем на твою помощь…

Заметив в глазах Леопольдо искорки гордости за высокое доверие, Григулевич с пафосом добавил:

– Мы можем надеяться на тебя?

– Да, я беру на себя такое обязательство. Но мне не совсем понятно, почему Харт был так откровенен со мной? Почему он так доверчив[15]15
  Мануэль Бруксбанк и Леопольдо Арреналь не знали тогда, что 25-летний американец Роберт Шелдон Харт был специально завербован в Нью-Йорке советской разведкой для внедрения в охрану Л. Троцкого и имел псевдоним «Амур». Оставаясь длительное время без связи с советской разведкой, «Амур» принял Леопольдо за того человека, которому должен был «сливать» всю информацию по койоаканской вилле.


[Закрыть] со мной?

– Так это же хорошо! – подхватил Иосиф. – Он видит в тебе надежного собеседника, с которым можно свободно общаться на английском языке и тому подобное.

– Может быть и так, – согласился Леопольдо.

* * *

В конце июня 1939 года, когда Григулевич потерял уже всякую надежду на связь с советской резидентурой, прибыл курьер из США. Он передал указание о необходимости его приезда в Нью-Йорк для встречи с новым резидентом Гайком Овакимяном.

Перед тем как отправиться в США, Григулевич встретился в обусловленном месте с Леопольдо Арреналем. От него он получил информацию о том, что Троцкий по-прежнему опасается за свою жизнь и, чтобы обезопасить себя, стал часто менять свою внешность и в сопровождении двух-трех телохранителей, не предупреждая их заблаговременно, уезжать вместе с ними надолго в горы. Иногда он не показывался на вилле целыми неделями. В койоаканскую резиденцию Троцкий возвращался только глубокой ночью или ранним утром, чтобы никто не мог увидеть его внезапного возвращения.

– Не раз Троцкий признавался Харту, что его мысли часто возвращаются к революции в России и к тем ошибкам, которые он допускал вместе с Лениным. Но чаще всего он высказывал недовольство тем, что к власти пришел Сталин и что злой дух его витает по сей день даже здесь, в Мексике, в каменном патио на улице Вены…

– Мне кажется, – прервал его Иосиф, – что Троцкий предчувствует свою гибель… Кстати, ты не задумывался, почему он доверяет свои мысли малоизвестному молодому американцу Харту?

– А доверяет он ему потому, что Харт не мексиканец, а американец, отец которого дружит с директором ФБР мистером Гувером.

– А может быть, Харт нам вешает лапшу на уши?..

– Нет, компаньеро Бруксбанк, он не обманывает нас. Недавно я ездил к Харту по его приглашению на улицу Вены и убедился, что Боб сообщал мне достоверную информацию. Я сам видел: на вилле заменили забор на высоченные бетонные стены с колючей проволокой и современной сигнализацией. Достраивается уже башня с прожектором и тому подобное.

– Что еще ты увидел там или узнал?

– Во-первых, значительно ужесточен порядок посещения виллы. Войти в убежище Троцкого можно только через единственную стальную дверь или въехать через массивные железные ворота, предварительно нажав кнопку электрического звонка. Все посетители, входящие и выходящие, проверяются внутренней и внешней охраной и допускаются туда только без вещей и только в сопровождении телохранителя. Проникнуть незаметно на территорию виллы практически невозможно.

– А если сделать подкоп под стены, ограждающие виллу?

– Бесполезно. Незваных гостей разорвут на части выдрессированные злые собаки. Они бегают там по периметру без привязи. Это во-первых. Во-вторых, Троцкий начал увеличивать службу внутренней охраны. Появились, как сообщил мне Харт, новые охранники. – Арреналь достал из нагрудного карманчика тенниски скомканный клочок бумаги, распрямил его и начал неторопливо называть их имена: немец Отто Шуисслер, англичанин Вальтер Карлей, американцы Чарльз Корнелл, Жак Купер и начальник внутренней и внешней охраны Гарольд Робинс.

– Спасибо тебе, амиго Арреналь. Дай мне твои записи, они могут пригодиться мне.

– Пожалуйста, – Леопольдо протянул ему помятый клочок бумаги.

Спрятав записи в карман, Иосиф еще раз поблагодарил его за полезную информацию и сообщил о ближайшем своем отъезде из Мексики на неопределенное время.

– Пока меня не будет здесь, ты постарайся, пожалуйста, – попросил он Арреналя, – и дальше отслеживать обстановку на вилле Троцкого. А чтобы ты не фигурировал в наших документах под настоящим именем, я предлагаю тебе взять какой-нибудь псевдоним. Например, Алехандро Моралес. Как ты на это смотришь?

По кислой гримасе на лице собеседника Григулевич понял, что предложение это не понравилось ему, и потому поспешно добавил:

– Пойми правильно, Леопольдо, это в наших с тобой интересах: никто не должен знать о твоей связи с Коминтерном.

Леопольдо опять состроил гримасу и после короткой паузы пояснил:

– Вы не так поняли меня. Моралесом я не хотел бы быть. Я готов стать в ваших документах просто Алехандро. Это имя созвучно с именем Пушкина, моего поэтического кумира.

– Это даже хорошо! – воскликнул Иосиф. – Имя Пушкина будет объединять нас. Итак, ты теперь Алехандро.

* * *

Уезжая в Нью-Йорк, Иосиф не знал и не мог даже предполагать, что он вернется в Мексику лишь через полгода и что за это время ему придется побывать в далеких друг от друга странах на разных континентах, пережить немало тревог, ожиданий и опасений за свою жизнь…

В Нью-Йорке ему сообщили, что Сталин без каких-либо замечаний одобрил план агентурно-оперативных мероприятий «Утка», разработанный с учетом его сведений из Мехико, и что по указанию разведцентра он должен теперь выехать в Советский Союз для получения инструкций по делу «Старик».

…В Москве новое руководство разведки высоко оценило работу Григулевича по подбору людей в Мексике для выполнения операции «Утка»; ему сообщили, что с планом мероприятий по «Старику» он будет ознакомлен в процессе беседы с наркомом Берией.

– Лаврентий Павлович в целом доволен вашей работой, – заметил новый начальник разведки Павел Фитин. – При этом он просил поберечь вас для других не менее важных дел в Латинской Америке. В данный момент мы ставим перед вами очередную, не менее важную задачу по созданию нелегальных подрезидентур в соседних с Аргентиной странах. После Мексики вы вернетесь в Буэнос-Айрес по своим прежним документам на имя Хосе Ротти. Надо вам закрепиться там. Для этого попытайтесь создать собственную фирму прикрытия. Например, по сбыту фармацевтической продукции вашего отца…

– А как же операция «Утка»? – задергался Григулевич. – Или вы отстраняете меня от этого дела?

– Нет, почему же, – улыбнулся Фитин и перевел взгляд на своего заместителя Павла Судоплатова. – «Утка» остается пока с вами, – шутливо обронил он. – Можете ее отстреливать через подобранных вами исполнителей. Так ведь, Павел Анатольевич?

– Да. Общее руководство операцией на месте будет возложено на известного вам по событиям в Испании Тома, – ответил Судоплатов. – То есть Эйтингона. А здесь, в Центре, ответственным за мероприятия по «Старику» назначен я. Обо всем остальном мы поговорим завтра в кабинете наркома внутренних дел…

* * *

На встрече с разведчиком-нелегалом Берия поинтересовался выполнением поручения по делу «Утка» и возникавшими трудностями в работе, потом нарком посмотрел на часы и, взглянув на Фитина, неожиданно для всех объявил:

– В час ночи я должен быть в Кремле, на приеме у товарища Сталина. Поэтому мы сейчас прервемся, а через два часа снова встретимся этим же составом у меня…

Возвратившись из Кремля, Берия пригласил ожидавших его в приемной Фитина, Судоплатова и Григулевича в свой кабинет, заказал всем чай и, обращаясь к разведчику-нелегалу, негромко заговорил:

– Я сообщил товарищу Сталину о вашем приезде в Москву и нашей незаконченной беседе. Вождь остался доволен моим сообщением об успешно проведенной вами подготовке операции «Утка» и поставил перед нами задачу по нанесению удара по всем центрам троцкистского движения за рубежом. При этом в который уже раз товарищ Сталин упрекнул меня в том, что чекисты, несмотря на его указание о ликвидации врага номер один, по непонятным для него причинам до сего времени ничего не смогли сделать с ним.

Берия, сделав паузу, посмотрел на Судоплатова. Тот приглушенным голосом сразу же отозвался:

– Но вы же знаете, что расправиться с ним нам длительное время не удавалось по ряду причин. Во-первых, он не задерживался подолгу ни в одной зарубежной стране: ни в Турции, ни в Норвегии, ни во Франции. Времени для проработки всех вопросов нам всегда не хватало. Во-вторых, у него надежная и большая охрана. Чтобы хорошо изучить ее слабые и сильные стороны, как это сделал сейчас Григулевич в Мексике, у нас тогда не было возможности…

– Ну, хорошо, не будем повторяться, – перебил Судоплатова необычно тихим голосом Берия и, взглянув на Григулевича, сказал:

– Вам лично товарищ Сталин просил выразить благодарность за настойчивость и преданность при выполнении задания в Мексике. Прошу вас, Павел Михайлович, – нарком повернулся к начальнику разведки, – за успешное проведение подготовительного этапа операции «Утка» и создание условий для завершающего этапа представить к награждению Григулевича орденом Красной Звезды. Указ товарищ Сталин подпишет в том случае, если Троцкий будет на том свете.

Фитин встал и отрапортовал:

– Мы доложим вам, товарищ нарком, такое представление.

– Хорошо, садитесь. Теперь мы должны обсудить, кто может стать непосредственным руководителем группы исполнителей операции «Утка». Начнем опять с вас, Павел Анатольевич, поскольку вы являетесь руководителем специально созданного штаба по разработке этой операции.

Ранее Сталин и Берия уже обсуждали этот вопрос в Кремле. Они остановились на кандидатуре мексиканского художника Давида Альфаро Сикейроса. Но Берия, чтобы снять с себя ответственность в случае неудачного покушения и свалить потом вину на руководителей внешней разведки, решил перестраховаться и потому поставил вопрос в их присутствии.

Судоплатов, глядя на сидевшего напротив Григулевича, хотел было назвать его фамилию, поскольку он занимался организацией и подготовкой боевиков, но в самый последний момент передумал и сказал:

– Учитывая, что Том, уже выехавший в Мексику, утвержден организатором этой акции на месте, но по соображениям конспирации он не может в ней прямо участвовать, как и присутствующий здесь разведчик-нелегал Григулевич, поэтому, мое мнение, группу боевиков должен возглавить товарищ Сикейрос…

Григулевич был ошеломлен: ему было до глубины души обидно, что не он станет руководителем этой группы. Берия, заметив его волнение и намерение что-то сказать, произнес:

– Сейчас мы предоставим вам слово. Пусть Павел Анатольевич закончит свою мысль.

– Почему именно Сикейрос? – продолжал тем временем Судоплатов. – Да потому что он лучше, чем кто-либо другой, знает подобранных исполнителей по делу «Утка», Он же должен взять на себя закупку и хранение оружия, а также приобретение одежды для экипировки боевиков под полицейских или военнослужащих. В плане агентурно-оперативных мероприятий эта группа значится под условным названием «Конь»[16]16
  Под этим же псевдонимом Давид Сикейрос проходил в плане мероприятий по делу «Утка».


[Закрыть]. В качестве резервной мы задействовали вторую группу под названием «Мать». Возглавит ее сорокашестилетняя испанка Каридад Меркадер…

– Она наш агент? – перебил его Берия.

– Да, Лаврентий Павлович. Она и ее сын Рамон завербованы в Испании три года назад товарищем Эйтингоном.

Переведя взгляд на Фитина, Берия спросил:

– А что нам может сказать в отношении выбора руководителя группы «Конь» начальник разведки?

Павел Михайлович встал, одернул гимнастерку и, посмотрев на наркома, почтительно-корректным тоном произнес:

– Я тоже считаю, что это должен быть Сикейрос. А Иосифа Ромуальдовича, как незаурядного молодого разведчика-нелегала, нам надо поберечь и как-то обезопасить. При подборе исполнителей он мог уже засветиться перед ними.

Нарком задвигался в кресле и, не глядя ни на кого, недовольно рыкнул:

– Ну, хорошо, а что в таком случае должен делать наш молодой и незаурядный разведчик-нелегал?

– Я предлагаю отвести его от участия в операции. Он и так уже многое сделал для ее подготовки, – ответил Судоплатов.

– Нет, так дело не пойдет! За что же мы будем потом давать ему орден?! – резко обронил Берия. – Да, он участвовал в подготовке операции, но он же не хуже Сикейроса знает подобранных и изученных им лично ликвидаторов. Вот пусть вместе с ними и доводит дело до логического завершения. Если не в главной роли, то на вспомогательной его вполне можно было бы использовать. Пусть Эйтингон определит, где его лучше задействовать. А впрочем, давайте послушаем мнение самого Иосифа Ромуальдовича…

Посчитав себя несправедливо обиженным, Григулевич хотел встать, но ноги его плохо слушались. Берия, заметив его замешательство, махнул рукой:

– Говорите сидя. Вы там, на Западе, не привыкли почитать старших по возрасту и по должности.

– Я, товарищ нарком, готов участвовать на любом участке операции. Будь это налет с оружием в руках на входных воротах виллы или при проникновении в рабочий кабинет… Или в спальню Троцкого. – Григулевич подбирал слова осторожно, стараясь, чтобы Берия правильно понял его. – Словом, я готов на все, выполню любой приказ…

Нарком смотрел на Григулевича, не спуская глаз.

– А какое лично у вас мнение в отношении выбора руководителя группы? Может быть, у вас, как человека, занимавшегося формированием этой группы, есть другие, более достойные кандидатуры?

Разведчик-нелегал подумал секунду-другую, потом улыбнулся и полушутя обронил:

– Других кандидатур, кроме моей, у меня нет.

Не придав значения его реплике, Берия снова спросил:

– А можем ли мы стопроцентно полагаться на иностранца Сикейроса, доверяя столь ответственное задание руководителя чужого ему государства?

– Можем, – искренне и твердо заверил наркома Григулевич. – Сикейрос известен в Латинской Америке как художник-монументалист. Он первым в Мексике бросил вызов «чистому», салонному искусству, основал и возглавил Национальную лигу борьбы против войны и фашизма. А в испанской республиканской армии дослужился до подполковника…

– А вы не задавались вопросом, Иосиф Ромуальдович, откуда у известного художника появились вдруг качества боевого офицера? – неожиданно повернул разговор в другую плоскость нарком Берия, подмигнув Судоплатову.

– У него, товарищ нарком, прекрасное военное прошлое! – не растерялся Григулевич. – Он с юношеских лет принимал участие в мексиканской революции с оружием в руках, затем сражался в повстанческой армии. Искусство и политическая борьба для него всегда были неразделимы. Это показала и гражданская война в Испании, где он сначала был командиром бригады, а потом командовал дивизией. Это сильный и мужественный офицер, отличавшийся большой личной храбростью и высоким авторитетом среди бойцов республиканской армии…

– Достаточно, Иосиф Ромуальдович, – остановил его Берия. – Вы убедили меня в правильности сделанного нами выбора. Итак, я утверждаю Сикейроса руководителем первой группы. На него же возлагается приобретение оружия и необходимой экипировки для боевиков…

Берия сделал небольшую паузу, посмотрел загадочно на Фитина и громко произнес:

– Переходим ко второй проблеме, на которую сегодня обратил внимание товарищ Сталин. По его указанию прошу вас, Иосиф Ромуальдович, по прибытии в Мексику довести до сведения Сикейроса и Эйтингона, что число жертв при осуществлении покушения на Троцкого должно быть с нашей стороны минимальным. Это необходимо для того, чтобы потом не разразился нежелательный для нас международный скандал, в ходе которого нашу страну начнут представлять в неприглядном виде, а нам придется потом оправдываться. О «руке Москвы» в Мексике никто не должен знать. Пусть Сикейрос сам готовит своих людей к покушению на Троцкого. А вам и Эйтингону приказываю, – произнес он голосом, не терпящим возражений, – не встречаться впредь ни с кем из исполнителей операции. Необходимую работу по «Утке» вы должны теперь проводить только через Сикейроса. Если кого то из его боевиков полиция зацепит и начнет допрашивать по факту налета на койоаканскую виллу, то все они должны давать одинаковые показания. Они должны говорить, что нападение являлось продолжением протеста мексиканцев против проживания Троцкого в их стране. А чтобы возбудить у них и у самого Сикейроса жгучую ненависть к Иуде двадцатого века, вооружите их вот этим выступлением Троцкого.

Нарком взял со стола отпечатанный на машинке листок и, поправив пенсне, начал читать:

– Мы должны превратить Россию в пустыню, населенную белыми неграми, которым дадим такую тиранию, какая не снилась никогда самым страшным деспотам стран Востока. Разница лишь в том, что тирания эта будет не справа, а слева, и не белая, а красная. В буквальном смысле этого слова красная, ибо мы прольем такие потоки крови, перед которыми содрогнутся и побледнеют все человеческие потери капиталистических войн…

Берия сделал паузу, отпил глоток воды из стакана и снова обратился к Григулевичу:

– Послушайте, что он дальше говорит: «Если мы раздавим Россию, то на погребальных обломках ее укрепим власть сионизма и станем такой силой, перед которой весь мир опустится на колени. Мы покажем, что такое настоящая власть. Путем террора, кровавых бань мы доведем русскую интеллигенцию до полного отупления, до идиотизма, до животного состояния…» Представляете, что несет за границей этот масон тридцать третьей степени! Ну чем не Гитлер?!.. А мы вот все терпим его. – Нарком уставился исподлобья тяжелым, свинцовым взглядом на Судоплатова, потом, смягчившись, сказал: – Возьмите, Иосиф Ромуальдович, этот текст и передайте его Сикейросу. Пусть он зачитает его своим боевикам перед тем, как напасть на виллу.

Берия передал листок Григулевичу, затем откинулся на спинку кресла и, неуклюже закинув ногу на ногу, обращаясь к начальнику разведки, сказал:

– План операции и все прилагаемые к нему материалы в целях обеспечения их секретности будут храниться у меня, в моем сейфе. Никаких следов об «Утке» в ваших делах и папках не должно оставаться…

В кабинете воцарилось гробовое молчание, все покорно смотрели на Берию.

– Будем считать эту тему закрытой, – продолжал он непреклонно. – Перехожу к последнему вопросу: что нужно сделать каждому из вас по операции «Утка». Вам, Павел Анатольевич, необходимо сообщить шифровкой Овакимяну, чтобы он передал Григулевичу условия и способы связи с агентом «Амуром» и выделил бы пятнадцать тысяч долларов Сикейросу на покупку оружия и тому подобное, о чем мы уже говорили… Второе: Эйтингон наделяется на период завершающего этапа подготовки и осуществления операции самыми широкими полномочиями для принятия самостоятельных решений. И не только по вопросам, связанным с операцией «Утка», но также и по вербовкам целевой агентуры без санкции Центра.

После этого Берия перевел взгляд на Григулевича и, приняв обычную рабочую позу в кресле, сказал:

– Вы и Сикейрос должны осознавать: без устранения Троцкого мы не можем, как показали события в Испании, быть уверены в поддержке нас единомышленниками по международному коммунистическому движению. В случае нападения фашистов на Советский Союз союзникам будет трудно выполнить свой интернациональный долг, потому что Троцкий, как я уже говорил, приложил и продолжает прилагать немалые усилия, чтобы расколоть это движение. Сейчас очень важно, чтобы левые силы не распылялись на какие-то ПОУМы и Четвертые Интернационалы. А эта опасность есть и будет сохраняться до тех пор, пока жив Троцкий.

Берия встал, вышел из-за стола и направился к Григулевичу. Фитин и Судоплатов, а за ними и Иосиф, тоже встали. Нарком подошел к разведчику-нелегалу, положил руку на его плечо и, словно благословляя на великое дело, вежливым, приятельским тоном заговорил:

– В Мексике возьмите себе новый псевдоним – «Фелипе». Так вас назвали в плане мероприятий по операции «Утка». И пусть Сикейрос при инструктировании своих боевиков почаще ссылается на вас: «Фелипе» сказал», «Фелипе сообщил», «Фелипе» просил», «Фелипе» ориентировал», «Фелипе» обратил внимание» и тому подобное. Объясните Сикейросу, зачем это нужно, и пусть он почаще напоминает им, что они теперь имеют дело не с Мануэлем Бруксбанком и не с Хосе Окампо, которого хорошо знали по военным делам в Испании и по боевым операциям мадридской и барселонской резидентур Шведа, а с неким «Фелипе». Итак, вы теперь «Фелипе», но проживать вы должны по тем же документам Мануэля Бруксбанка.

– После ликвидации Троцкого, – продолжал Берия, – незамедлительно перебирайтесь в Аргентину и создавайте там свой нелегальный разведывательный центр с подрезидентурами в соседних государствах – Уругвае, Чили, Бразилии, Боливии. Да и в других странах Латинской Америки.

* * *

Вечером 23 мая 1940 года Давид Сикейрос и Иосиф Григулевич получили от Эйтингона указание приступить к выполнению операции. К полуночи они собрали в заранее обусловленном месте всех участников покушения, переодетых в одежды полицейских и военнослужащих. Сикейрос, переодетый в форму пехотного майора, не досчитавшись одного, спросил у старших групп:

– Кого нет среди вас?

– Нет Морриано Эррера Васкеса из моей группы, – сообщил Антонио Пухоль.

Сикейрос сморщился так, как будто проглотил больной помидор.

– Он что… побежал в полицейский участок сливать информацию? Я же видел его вчера в Санта-Роса[17]17
  Небольшая деревушка в пригороде Мехико, где перед началом операции укрывалась часть боевиков.


[Закрыть] при передаче денег ребятам. Так почему же его нет?!

– Потому что не надо было отвозить им деньги накануне проведения операции, – недовольно буркнул Антонио.

– Откуда я знал, что именно сегодня поступит команда о начале операции.

– После вашего отъезда из Санта-Росы ребята настолько упились, что сегодня они отправили его в Мехико за похмельем. Ну, а он, известное дело, сначала похмелился сам, да так крепко выпил, что затерялся на обратном пути.

– Откуда тебе стало известно об этом?

– Я только что вернулся из Санта-Росы, хотел забрать его на дело, но увы!

Окинув беглым взглядом толпу боевиков, среди которых было немало подвыпивших и с больной головой, Сикейрос, махнув рукой, сказал:

– Ладно Антонио, обойдемся без Эрреры. – И, взглянув на часы – было уже полтретьего ночи, – добавил: – Мною, товарищи, получен приказ приступить в четыре утра к выполнению операции «Утка» в Койоакане. – Он снова бросил взгляд на часы. – Ровно через час мы должны уже быть на улице Вены…

Внимание боевиков к майору стало безраздельным.

– Учтите, камарадо, нам предстоит действовать, – продолжал Сикейрос, – против хорошо вооруженных охранников. Среди них есть немцы, англичане и американцы. С внешней стороны вилла охраняется мексиканцами, то есть местными полицейскими. Их должна бесшумно обезоружить и связать группа Санчеса Эрнандеса. Она же будет караулить их до завершения операции. Группа Леопольдо Арреналя точно также поступает с внутренней охраной. Группе лейтенанта Антонио Пухоля предстоит брать штурмом особняк Троцкого. С этой же группой пойду и я. Уверен, что мы победим!..

– Почему вы так уверены? – вдруг раздался из толпы хмельной голос.

– Потому что я лично буду участвовать в покушении на Троцкого. У нас есть большое преимущество – элемент внезапности и то, что один из охранников на воротах – наш человек. Он откроет нам двери по условному сигналу и мы проникнем на виллу ровно в четыре утра, когда все будут спать мертвецким сном. Как торнадо, мы должны сокрушить все на своем пути…

– А вдруг вашего человека не окажется на месте, и он не откроет нам железные ворота? – прервал Сикейроса все тот же хмельной голос из толпы.

– В таком случае мы начнем штурм высоких стен. Все необходимое для этого у нас есть – и морская веревочная лестница, и ножницы для резки колючей проволоки над стеной, и инструмент для взлома чего угодно, и кое-что еще. Если даже нас обнаружат в момент штурма и завяжется перестрелка, все равно мы должны действовать решительно. Во что бы то ни стало мы обязаны проникнуть в дом. Там в течение пяти минут мы должны решить поставленную задачу по ликвидации Троцкого. После этого сразу же возвращаемся к выходу, где кроме наших машин будут стоять старый «форд» и новенький «додж». Быстро садимся в них и исчезаем с объекта. Ключи от машин будут в замках зажигания. Их вставит наш человек из охраны. – Подумав, Сикейрос добавил: – И последнее, о чем я должен еще раз предупредить всех: уничтожение кого-либо из охранников в нашу задачу не входит.

– А как быть с четвероногими охранниками? – поинтересовался Леопольдо Арреналь.

– Я же говорил вам, что специально выдрессированные самим Троцким собаки способны разорвать любого постороннего человека. Вот их-то вы и можете уничтожать, применяя оружие. Учитывая, что через некоторое время после завершения операции полиция начнет поиск напавших на виллу, напоминаю вам еще раз, что в случае последующего ареста кого-нибудь из нас никто не должен ни в чем признаваться. И уж тем более выдавать наших друзей. А теперь, если кто-то из вас сомневается в успехе дела, то может покинуть нас… Есть такие? – Сикейрос окинул взглядом молчавшую толпу и, подождав еще секунд пять, сказал: – Ваше молчание я расцениваю как согласие участвовать в операции. – И, посмотрев на часы, скомандовал: – А теперь все по машинам!