Текст книги "Трое на плоту. Таёжный сплав"

Так не спеша, мы проплыли около километра, а подходящего места для ночлега найдено не было. Правый берег, вдоль которого мы медленно дрейфовали, представлял собой один из бортов гигантского щебёночного жёлоба по которому, все, убыстряя бег, неотвратимо неслась вода. Береговой откос был вылизан и отшлифован весенним половодьем, кое-где, на самом краю обрыва, немногочисленными группками толпились достаточно большие, разлапистые сосны. Наиболее любопытные из них, рискнувшие подойти близко к откосу, уже стояли, наклонившись к воде, безропотно ожидая своей участи, толстые как канаты корни, пронизывали обрыв, или беспомощно висели в воздухе, касаясь несущейся воды. Судьба несчастных была предрешена, ближайший даже не сильный ветер, неожиданный подъём воды, вызванный ливнями, неминуемо обрушит деревья в воду. И тогда лесная красавица, ещё совсем недавно свысока взиравшая на толпящийся возле её ствола кустарник и мелкие деревья. Вдруг неожиданно вздрогнет всем своим стройным телом, всколыхнётся кроной, затрещит выдираемыми из земли толстыми корнями, взмахнёт ещё зелёными, отчаянно цепляющимися за подружек ветвями и, с шумом, треском и грохотом, рухнет вниз, поднимая, к недосягаемому теперь небу, тучи пыли и миллиарды брызг. Всплеснёт речная вода, принимая несчастную беглянку, протащит крону на несколько метров по течению, но не в силах нести дальше, оставит на берегу до следующей большой воды. Так и будет лежать, постепенно желтея, могучими корневищами на берегу, а некогда мощной кроной в воде, слишком любопытная лесная красавица. Постепенно за её кроной образуется уютное улово, как бы маленький залив, защищённый ветками от основного течения, в котором, со временем, обоснуются серебристые чебаки и юркие окуни, а в пышной кроне станет коротать день, ночной обитатель, – налим.

В наступающем полумраке уходящего дня впереди – там, куда несла нас вода, всё явственнее выступали береговые тёмные камни, как будто чья-то сильная рука раскидала у воды в хаотичном порядке громадные костяшки домино. Выше в лучах заходящего солнца, над рекой нависала могучая громада Чёрной скалы с редкими островками чахлого кустарника в мрачных расщелинах и одинокой сосной почти на самой её вершине. Основание скалы невозможно было разглядеть сквозь тучи брызг и водяного тумана создаваемого бьющей в скалу водой. Зрелище показалось угнетающе мрачным и не располагало к весёлым мыслям.

– Надо вставать на ночёвку, – прервал я тягостное молчание. В душе каждый из нас надеялся пройти скалу засветло, и пока позволяла видимость, отойти от неё как можно дальше, все ранее слышанные жуткие рассказы оставили неприятный осадок в сердцах друзей.

Как бы мы не хорохорились, как бы, не успокаивали себя, предстоящая ночь в незнакомом месте, с такой дурной славой вызывало беспокойство и тревогу.

Впереди по нашей стороне высокий берег постепенно переходил в пологий пляж, заваленный огромными валунами. Островки сосен отходили вглубь берега, на смену им ближе к воде стали появляться одинокие тополя, редкий смешанный подлесок и у самой воды, кустики ивы. Там, где обрывистый берег заканчивался, река делала небольшой поворот, уходя всей тяжестью воды к левому берегу. Затем, до самой скалы, она неслась прямо как стрела, набирая сумасшедшую скорость, с отчаянной силой пытаясь сдвинуть преграду и каждый раз, побеждённая, отступала. Вот на этом самом повороте, глубоко вкопавшись мощными корнями в берег, выступая в воду, пышной кроной метров на пять, на течение, лежала сосна, оставшаяся здесь, по-видимому, с весны, потерявшее своё былое величие и очарование. Вода нещадно трепала её ветви, торчащие как поднятые с мольбой руки, сучки бороздили водную гладь, но сдвинуть свою пленницу с места река не могла.

Как будто судьба сама подбросила нам это несчастное дерево, способное стать нашим якорем, нашей маленькой уютной бухтой на ближайшую, тревожную ночь.

– Швартуемся!! – громко объявил Фома, перебегая с мотком веревки в нос плота.

– Заходим за сосну и швартуемся!! – через некоторое время вновь громко повторил он.

Мы стали спешно выполнять его команду. Наконец, плот был заведён за дерево носом по течению, верёвками и остатками стальной проволоки крепко привязан к сосне. Я даже пошутил:

– Не дай бог дерево поплывет, мы до самого дома от него не отвяжемся!

Хотя все прекрасно понимали, что дальше Чёрной скалы эта связка не уплывёт. Сойдя на берег, мы ещё раз убедились в том, что наша пристань крепко держится за землю своими корнями. Жаров вновь водрузил на флагштоке наш флаг, и он заколыхался под лёгкими порывами вечернего ветерка.

Впереди по ходу движения метрах в двухстах, мрачно возвышалась Чёрная скала, и оттуда доносился глухой, монотонный шум, бьющейся о скалы воды. Левый, более высокий берег, освещался последними лучами уходящего солнца, на нашей стороне темнело быстрее, но чувствовалось, что ночь придёт ещё не скоро. Вечерняя прохлада не спешила опускаться на готовящуюся ко сну землю, вдоль русла реки, в сторону скалы, дул тёплый ласковый ветерок, разгоняя назойливых комаров, к неописуемой радости команды.

Плот слегка водило течением, поэтому было решено закрепить его к берегу ещё одной верёвкой с носа. На судно можно было попасть, пройдя по стволу лежащего дерева, спрыгнув на его корму. Для обеспечения прохода, Фома срубил толстые сучки на верхней стороне ствола. Нос нашего ковчега отстоял от берега на расстоянии трёх метров, с воды плот защищала крона дерева. Опасаясь возгорания сосны, решили развести костёр на берегу и там готовить пищу. Работы было много, а сумерки наступали.

Жаров принялся готовить, как он пояснил, двойную уху из щуки и мелкой рыбы, плавающей в ведре. Мы с Фомой насобирали дров, разожгли костёр, начистили картошки, заготовили запас дров на ночь взамен потерянных в «трубе». Возле воды хороших дров было мало и нам пришлось сходить в сосновый лесок, метрах в трехстах от лагеря. Под кронами громадных сосен было сухо и тихо, бор казался прозрачным, мелкие деревья и кусты под ветками сосен не выживали, и от этого лес просматривался во все стороны. Устраивающиеся ночевать птицы негромко переговаривались где-то вверху, изредка согнанная с понравившегося места неудачница, с громким криком и хлопаньем крыльев, перелетала на новое дерево, где её встречало недовольное гоготание уже сидевших там товарок.

Мы набрали сухого, толстого валежника, нагребли в солдатскую плащ-палатку старых, ощетинившихся, как ёжики сосновых шишек для костра и поспешили к своему временному лагерю.

Мрачный и унылый берег, по мере его освоения, уже не казался таким неприветливым и опасным.

У ярко горящего костра колдовал Юрка, что-то помешивая в большом котелке, вкусный запах ухи кружил голову, в голодных целый день желудках начало шуметь примерно так же, как в водовороте под скалой.

Все наши попытки заглянуть под крышку были жестоко пресечены в самом зародыше, глаза Жарова за стёклами, отражающих пламя костра, очков были неумолимы:

– Будет готово, позову! – широко жестикулируя, отвечал Юрка. – Займитесь делом, рыбу лучше почистите и посолите!

И, правда, про рыбу мы и забыли. Ничего не оставалось делать, как взять ведро с уловом, ножички, соль и отправиться к реке. Сделав из камешков что-то наподобие бассейна, выложили туда, успевшую уснуть рыбу, вымыли ведро и приступили к работе. На плоском камне мы чистили рыбу, потрошили ей брюшко, а затем, крепко посолив изнутри, и снаружи, как селёдку в банке, складывали рядами в ведро. Когда весь улов был посолен, на него легла, вырезанная ещё дома, круглая фанерка, а сверху подобранный увесистый камень-гнёт. Ведро накрыли крышкой, закрепив её проволокой – дабы вновь не потерять и отнесли на плот. Попутно для более удобного спуска на наш корабль сколотили небольшую лестницу из стволов двух тонких сосёнок, вырубили жердь для руля.

Жаров, меж тем, что-то постоянно пробовал из котелка, смачно причмокивал и громко хвалил сам себя. Пытаясь заслужить его расположение, мы с Фомой начали на перебой расспрашивать «мэтра» кулинарии о том, где он получил кулинарное образование. И чем одинарная уха, отличается от двойной, в душе надеясь, что он даст нам тоже немного попробовать, но мастер ответил, что по достоинству можно оценить лишь законченное произведение, а не полуфабрикат, так что, придётся подождать. Тем не менее, поделился воспоминаниями, оказывается, науку готовить он освоил дома, когда его как самого старшего, оставляли на целые дни с младшими братьями и сестрой.

И как он сам признался, только боязнь быть съеденным, заставляла варить из всего, в том числе и из рыбы, о тех трудных днях Юрка с гордостью говорил:

– У нас было всё, кроме людоедства!

А смысл двойной ухи заключается в следующем: сначала варят мелкую рыбу, лучше её опускать в кипящую воду в марлевом мешочке, в нашем случае шеф-повар опускал её в марле для ловли мальков, и хорошо варят. Затем, осторожно вынимают и, как правило, выбрасывают, в эту же воду опускают порезанную кусками крупную рыбу. У нас это была щука, почищенный картофель и луковица.

– После того, как глаза у рыбы побелеют, – учил нас знаменитый кулинар, расхаживая перед костром, – её достают и кладут отдельно. Остальное, продолжают варить, добавляя необходимые специи и приправы! В самом конце процесса, куски крупной рыбы вновь помещают в кипящую уху – дабы они были тёплыми, – назидательно продолжал мастер, проделывая всё это на наших глазах с нашей рыбой. Разлитую по тарелкам вкусную уху приправляют мелко нарезанным репчатым луком и перчат, – объяснял нам Юрка, разливая своё варево по нашим тарелкам.

Затем он пристроил на огонь чайник и так же присел на камушек. Уха была отменной! Или мы так проголодались, или действительно в Жарове жил великий повар, но мне, по сей день, кажется, что больше такой ухи я не ел. На третье подали крепкий чай на смородинном листе, с брусничным вареньем.

Успех был полным! Почитатели таланта разразились овациями, «маэстро» вышел на поклон к центру, к костру, только усталость помешала нам приняться качать нового шеф-повара.

Но ужин подошёл к концу, втроём помыв посуду, вновь вернулись к костру. Как бы мы не оттягивали этот момент, он всё равно пришёл, надо было идти спать, а это как-то внутренне тревожило и тяготило. Давно уже стемнело, и ужин заканчивался при свете костра, далеко освещающего берег, воду и плот. На спичках вытянули жребий, дежурство распределилось следующим образом: – до двух часов бодрствует Делкин, потом Фома, с четырёх до шести Жаров, подъём в шесть.

Было всё-таки решено поддерживать огонь в тазике на плоту со всеми необходимыми предосторожностями, чтобы было теплее спящим и караульному веселее сидеть. Собрав имущество, перебрались на плот, от принесённых с берега головёшек быстро развели костёр, накидали туда сухих шишек и приготовились к дежурству и сну. Жаров и Фома, положив поближе топорики, затихли под своими одеялами, но по настороженным позам и торчавшим из-под одеяла ушам, было видно, что они чутко вслушиваются в обманчивую тишину и каждую секунду готовы к действиям.

Луна своим белым, мертвенным светом равнодушно освещала поля, камни, реку. Причудливая тень от Черной скалы, дрожа в струящейся воде, тянулась к нашему берегу и заканчивалась на опушке кустов, недалеко от плота. В чернильном, бездонном небе как гирлянды новых, электрических лампочек, ярко сияли звёзды. Если приглядеться, их было ужасно много, далёких и близких, больших и маленьких, одиночных и соединённых в известные мне астрономические фигуры и созвездия.

Вот Малая Медведица, а вон там, проглядывается сквозь деревья Большая, похожие на ковшики разных размеров, а, поди, ты, тоже, «Медведицы». Вон, серебристой дорожкой, будто бросили золотого песка, угадывается Млечный путь, та, яркая – Полярная звезда.

Да жаль, как мало знаю об этой роящейся звёздами бездне, до обидного, мало! А как интересно!

Нет, буду лучше искать движущие объекты! За короткий срок, было найдено шесть движущихся точек, одни шли ровно, другие, рыскали по курсу, как будто что-то искали, третьи, пропадали и появлялись вновь. И мы, и американцы набросали в космос за короткий срок столько добра! Я сбился со счёта, голова закружится, лучше смотреть на воду, или на берег! На берегу вроде всё тихо, изредка прошуршит в траве мышка, и опять тишина, в кронах дальних деревьев шевелятся сонные птицы. Что-то глухо заухало в кустарнике на противоположном берегу – наверное, филин, или сова вылетела на охоту. До жути неприятные голоса! Чьи-то крылья прошелестели над головой, а может быть ветер? В ближайшем болоте попробовали свои голоса лягушки, услышав, смущенно затихли.

Ночной лес полон звуков и движений в нём идёт своя, ночная жизнь, кто-то сегодня будет съеден, а кто-то сыт. Кто-то также в страхе ждёт рассвета, а кто-то другой, рад, что наступила долгожданная ночь, и до проклятого рассвета ещё далеко.

Лунная дорожка бежит по струящейся воде, звёздное небо отражается в реке как в зеркале. Всё тихо и настороженно, изредка всплеснёт рыба и опять, лишь лёгкое журчание воды под плотом, да плотный гул течения под скалой.

И вдруг!! Я явственно услышал, даже не услышал, а сначала почувствовал, какой-то новый звук, непохожий на все предшествующие! От него веяло какой-то жутью! Сначала, над водой разнёсся шумный всплеск, похожий на прыжок в воду пловца, звук растекался по поверхности воды, эхом отражаясь от мрачной скалы и возвращаясь вновь, и вся эта сумасшедшая гамма звуков заканчивалась коротким, как выдох, «Хо!!». После чего наступила, как мне показалось, звенящая тишина. И в этой тишине, вновь всплеск и короткое, несколько раз отражённое эхом, – «Хо!»

Мурашки побежали по мгновенно вспотевшей спине, привстав на плоту, я пристально всматривался в ночную мглу. Уставшие за день друзья, судя, по ровному посапыванию, крепко спали и ничего не слышали.

Мне подумалось – возможно, всё это мне показалось, может, я нечаянно задремал? Набрав в ладошку воды, быстро сполоснул лицо, продолжая вслушиваться в звуки ночи, внимательно глядя в сторону Черной скалы

Вдруг что-то длинное, движущееся в нашу сторону, появилось на лунной дорожке, я явственно различил движение, и вновь, мощный всплеск, каскад брызг, круги по воде и короткое, как удар бича – «Хо!»… Мороз побежал по спине, ноги, враз стали ватными.

Схватив здоровенную ветку из кучи дров, я с яростью запустил её в сторону этого звука. Было слышно, как ветка, прошелестев в воздухе, шумно плюхнулась в воду. Всё стихло.

Подброшенные в костёр сосновые лапы ярко вспыхнули, осветив берег, плот, тёмную воду. Всё тихо! Ещё какое-то время, мне пришлось осматривать воду вверх и вниз по течению от места нашей стоянки, но больше ничего необычного не заметил.

Предусмотрительно перейдя от края плота, я сел спиной к палатке, подбрасывая дрова в костёр и стараясь думать о чём-то другом.

Но мысль, предательски возвращалась к увиденному, я не верил, ни в каких чудовищ, ведьм и доисторических динозавров. Но, что, же тогда то, с чем мне пришлось столкнуться? Стоит ли рассказывать о случившемся заступающему на дежурство Вовке? Не поднимут ли утром друзья меня на смех?

Ровно в два часа ночи я разбудил своего сменщика и, когда он, умыв лицо, окончательно проснулся, коротко рассказал ему обо всём произошедшем. Фома недоверчиво выслушал, покрутил головой и только после этого вымолвил:

– Ну-ну! – продолжил, помолчав, – не бойся, я и так не засну. Иди, ложись.

Пожелав ему счастливого дежурства, я влез под брезентовый полог палатки, и разместился на уютном, пахнущем сеном ложе. Вода однообразно, успокаивающе журчала под брёвнами плота, несмотря на всё пережитое, устав от бурного дня, я незаметно уснул, рядом со сладко посапывающим, незнакомым без очков Юркой.

Проснулся задолго до назначенного срока, разбуженный утренней прохладой идущей от близкой воды. Вокруг всё было тихо, небо в проёме палатки начало светлеть, на нем уже не было видно звёзд, стараясь не разбудить спящего Фому, слегка качая плот, выбрался из палатки.

Над водой висели редкие клочья тумана, кроны деревьев, на противоположном берегу, выглядывая из белого покрывала, стояли не шелохнувшись. Где-то пискнула просыпающаяся пичуга, на железной дороге прогрохотал коротенький состав, и вновь наступила тишина.

На носу плота, привязанные к скобам, и подпёртые палками, стояли две Юркиных закидушки со звонками. Жаров, совмещая приятное с полезным, хрустя береговой галькой, ходил со своими «саночками» вниз и вверх, метрах в двадцати ниже по течению. Присев на кормовую скамейку я стал натягивать влажные от росы кеды, мысленно ругая себя за то, что не догадался с вечера спрятать их в палатку.

В это время колокольчик одной из закидушек дернулся, поднялся на висящей леске и одиноко тренькнул, затем суматошно запрыгал, оглашая округу заливистым звоном. Поспешив к нему, начал выбирать мокрую леску, чувствуя на другом конце упорное сопротивление, наконец, на палубу был извлечен из воды, отчаянно извивающийся и бьющийся в руках, неплохой, граммов на восемьсот, таймешонок.

Звук колокольчика, по-видимому, разбудил Фому, он помятый и взъерошенный, помог прижать к палубе нашего утреннего гостя.

– Неплохое начало для утра! – хрипло вымолвил Вовка, – я спросонья думал, будильник звенит, опять в школу опаздываю!

Общими усилиями мы поместили пойманного тайменя в ведро, закрыв крышкой и закрепив её к ручкам, чтобы не выскочил. Затем мой друг поискал глазами свои тапочки, но, вспомнив их печальную участь, плюнул и босиком через сосну полез на берег. Мы направились к Жарову.

– Ну, как ночь, больше не плескался? – поинтересовался я у Фомы.

– Да хватит страху нагонять, командир! Уже утро, ничего тут нет! Выдумки всё это! Местные шаманы придумали, чтобы народ боялся, да без надобности, сюда не ходил! – хмуро, не выспавшимся голосом ответил Вовка.

Юрка встретил нас радостными возгласами, «насчёт того, что бог дает тому, кто рано встаёт». «Саночки» буровили воду под противоположным берегом, на поводках прыгали по воде несколько приличных чебаков.

– А почему не достаёшь? – спросил я.

– Пусть поболтаются, всё равно сейчас собирать и сматывать – ответил Юрка.

Вслед за спускаемыми Юркой саночками, мы направились вниз к скале. Даже нас, представляющих по рассказам Чёрную скалу, увиденное зрелище удивило и озадачило: – вода, бурля и пенясь, с бешеной скоростью билась в поросшие мхом камни основания горы. На водной глади возникали и тут же исчезали большие и маленькие воронки. Бьющая в скалу вода, уходила, куда-то вниз, затем мощными потоками поднималась со дна, неся с собой пузырьки воздуха, пену, и какой-то мусор. Брошенная Фомой палка исчезла в водовороте и вынырнула вновь на поверхность гораздо ниже по течению.

О попытке здесь пройти на плоту сплавом, не могло быть и речи, нас просто бы размазало по скале.

– Во! Силища! – восторженно сказал Фома, питающий слабость ко всему могучему и сильному, будь то самолет, машина, паровоз, или река.

– Надо ниже скалы новый плот строить, – предложил Жаров – или домой на великах ехать – продолжил он.

Признаться, я тоже не видел выхода из создавшегося положения. Между тем, Юрка подвел ближе к нашему берегу свои «сани». Тут было достаточно глубоко, вода так же кипела воронками, вынося из глубины щепочки и речной песок, но течение было гораздо слабее, точнее существовало несколько потоков, поднимающейся со дна воды. Они сталкивались и взаимно гасили друг, друга, далее ниже по течению скорость воды была ещё меньше, более приемлемая для нашего предприятия. Спустившись ниже скалы метров на пятьдесят, мы осмотрели берег заваленный громадными камнями. Оказалось, по самому урезу воды можно пройти, между валунов угадывалась едва заметная тропинка. Юрка вновь отпустил санки и, они, влекомые быстрым течением, устремились к противоположному берегу.

– Вот так, мы и пройдём! – радостно сказал я – Плот разгрузим, возьмем на веревки, не давая ему уйти под скалу, протащим вдоль берега!

– Делкин всегда что-то придумает, – с сомнением вымолвил Юрка, – а если оторвет? А не удержим? Что тогда?

– Сам буду на плоту рулить и веслом грести, – сгоряча, пытаясь доказать свою правоту, заспорил я – а оторвет, ниже по течению поймаем свой брезент и тазик они на брёвнах всё равно не утонут!

Фома не вступал в спор и выжидающе молчал от того, чью сторону он примет, зависел дальнейший ход событий.

– Да, что мы теряем? – не унимался я, – пустим плот один – разобьёт, не удержим – тоже разобьёт! Всё равно тогда, придётся делать новый, если успеем от старого брёвна собрать! Здесь, то хорошего материала днём с огнём не найти! Что так, что эдак – выход один!

– А если тебя оторвёт? С плотом под скалу затянет? – возразил Жаров.

– Я спасательный жилет одену!

– Разбежался! Да, он наверно не рабочий, он ведь списанный. Я их у Сашки Короткова тётки в хламе на складе нашёл, она там работает, – проговорился Юрка, и замолчал, сообразив, что сболтнул лишнего.

– Это мы сейчас и проверим – разрядил обстановку, вступивший, наконец, в разговор Фома. С этими словами, он быстренько стянул, одетый ещё на плоту жилет, шагнул к воде, с размаху шлёпнул жилетом о воду и начал его топить, пытаясь полностью замочить. Низко склонившись, и полностью увлечённый этим занятием, он не смог увидеть бурное развитие дальнейших событий.

Юрка, разговаривая, продолжал гонять «саночки» вниз и вверх по течению. Теперь в средине снасти в придачу к прежним трепыхался на поверхности, поднимая кучу брызг, увесистый чебак.

Вдруг от дальнего омута под мрачными прибрежными кустами на противоположной стороне отделился лёгкий бурунчик, и стал, не спеша, но неотвратимо, приближаться к пойманному бьющемуся в снасти чебаку. Со стороны могло показаться, что поперёк течения плывёт длинная палка, то, исчезая, то, вновь появляясь из воды. За несколько метров до прыгающей тетивы снасти, бурунчик исчез, как растаял. Мы с Юркой недоуменно переглянулись…

Внезапно в том месте, где недавно билась беспомощная рыбка, возник, в прозрачных брызгах, столб воды, выброшенный вверх неведомой силой.

Вместе с водой, появилось громадное сильное тело с полуоткрытой, зубастой пастью и зажатой в ней рыбой, оно гибко изогнулось, и спиной вперёд, как это делают прыгуны, в высоту преодолевая планку, рухнуло в море поднятых брызг, мелькнув сильным плавником и крупными горошинами пятен на могучей спине. Красный разлапистый хвост звучно шлёпнул по воде, с коротким «Хо!» исчезая в пучине.

Как будто, цирковой акробат, удачно закончивший сложный номер, и выполнивший последний, головокружительный кульбит, встал твёрдо ногами на опилки арены, и, вознеся руки к куполу цирка, громко и торжествующе выкрикнул заключительное «Хо!»

«Санки» беспечно пляшущие на волнах, вдруг накренились, зарываясь боком в воду, понеслись на средину реки, дойдя до волн вызванных падением тела, молниеносно исчезли в глубине, оставив на поверхности быстро выравнивающуюся воронку.

Тетива «саночек» в Юркиных руках натянулась, жалобно звеня, со свистом разрезая воду, устремилась вверх по течению к скале, с трудом удерживая ручку управления, Юрка даже пробежал несколько шагов следом. Затем раздался щелчок, напоминающий звук порванной гитарной струны, тетива в Юркиных руках обвисла. Пропавшие «саночки» неожиданно вынырнули под самым нашим берегом и запрыгали на волнах прибиваемые течением к берегу. Ниже по реке раздался одинокий всплеск, и всё стихло…

Очумело, глядя в воду, мы некоторое время молчали, затем, перебивая друг, друга закричали, естественно обвиняя во всём происшедшем бедного Юрку. Фома бестолково метался по берегу, до конца ещё не веря в случившееся, горестно восклицал:

– Ушёл! Ушёл! Какой громадный таймень ушёл! – обращаясь к несчастному Юрке, гневно добавил. – Растяпа! Надо было дать ему слабину, помучить, а потом вытянуть!

Всё произошло так мгновенно, что мы не могли дать взвешенной оценке своим действиям. Бедный Юрка, стоял, упустив плечи, вяло, перебирая ненужную теперь никому, тетиву «саночек», и пытаясь слабо защищаться:

– Откуда же я знал, что он такой! Я вообще не знал, кто это! Выскочил, как крокодил! Слава богу, что «санки» целы, оторвал только поводок с крючком!

– Вот, был бы трофей! Да, среди пацанов ещё никто такого не ловил! Да, что там пацанов, среди взрослых, я уверен, таких рыб никто в нашей реке и не видел! Ему, наверное, лет?! – не найдя подходящего числительного, проглотил окончание фразы, поперхнувшись, укоризненно продолжил – может он ещё японцев и белогвардейцев видел?! А ты его бестолковый, упустил! Эх! – кипятился Фома.

– Ты ещё скажи, что у него орден от атамана Семенова и именное оружие! – старался я разрядить обстановку – А, ты, почему не кричал?

– А что орать то? Вы же рядом стояли, глаза выпучив как столбы, а теперь… Нет бы, помочь! – неожиданно перешёл в наступление, оправившийся Жаров.

– Ладно! Хватит, не поймали, ну и ладно, но опыт приобрели! Всё равно он старый и не вкусный. Зато теперь мы знаем, кто тут живет.

– Вот, оно твоё «Хо-хо-хо!» – передразнил Фома. Корча гримасы, и приговаривая, – динозавр! Змея-Несси! Забайкальское чудовище! Таймень это, таймень! Старый, опытный и сильный! Килограммов в нем не меньше пятнадцати-двадцати. Я слышал, один бурят поймал на перемёт такого, аж на тридцать шесть килограммов, целый день вываживал!

– Ну, вот видишь! А у нас нет столько времени, что бы с одной рыбой заниматься! Ушёл, да, ушёл! Забудем!

– Так, что будем дальше делать? Что решим? – вернулся я к прежнему разговору.

– А что тут решать? Будем спускаться на веревках, – наконец, определился Вовка – больше выхода нет. Глядишь, вылезет это чудовище на берег, да сожрёт нас всех! Вон и жилет надулся, – продолжил он, поднимая до сих пор плавающий в воде, пухлый жилет.

– Пошли к плоту, позавтракаем, да обсудим что и как, – предложил Жаров – там ещё вчерашняя уха осталась.

Вполголоса переговариваясь, перепрыгивая с камня на камень, направились к нашему лагерю. Поминутно оглядываясь, как бы надеясь, что ушедший таймень одумается и вернётся или, хотя бы, помашет нам хвостом.