Текст книги "Колорады"

– Они давно ждут, – согласился с доводами викария преподобный отец Микола Зленко, чуть ли не щелкнув каблуками. – Громить москалей и кацапов будем всем людом! Что может быть сладостнее. Предвкушаю большой погром!

– Я вас умоляю. Насчет погромов… Евреи на сей раз должны избежать участи поляков на Волыни, – спокойно напомнил о кровожадности украинских националистов викарий.

«Они не забыли, – подумалось отцу Миколе. – Они считают нас проводниками своих целей. Они до сих пор не поняли, что мы в одной упряжке и бежим в ней от москалей. Что нам не спрятаться по своим национальным квартирам. Почему они понимают, что униатам Украины надо объединиться с автокефалами-раскольниками православия, и при этом ставят себя выше любой украинской конфессии? Ох уж эти поляки. Может, не зря мы вас резали?!»

Этого он никогда не сказал бы «польским друзьям» вслух. Но викарий прочитал крамолу в глазах своего собеседника, окончательно решив для себя, что украинцы ненадежны. Он тоже неплохо знал историю. Украинский гетман Богдан Хмельницкий вступил в союз даже с татарами, не говоря уже о Москве, чтобы пойти на польского короля. История взаимоотношений Польши и Украины – череда временных союзов и горьких предательств. Народ сей неисправим и напоминает флюгер, а роль ветра ныне играет доллар. Доллары нынче не только в Америке. В России они тоже водятся. Не Польше тягаться с империями. Изголодавшаяся по исчезнувшей гордости страна не могла вернуть былое могущество Речи Посполитой, где польская шляхта правила украинцами, белорусами и литвинами, но поиграть в игры престолов на стороне сильного она была обязана. Тщеславие есть даже у карликов.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил за переданный от епископа саквояж отец Микола. – Гроши не пропадут даром.

– Мы заранее сообщим точную дату.

Зленко прищурился и кивнул. Однако он уже сейчас знал, что не будет согласовывать дату выступления ни с кем! Ни с американцами, ни тем более с поляками. Все случится в день создания Украинской повстанческой армии, которая наводила ужас и на ляхов, и на русских!

«Чем вы лучше нас?! Вы живете за наш счет! Мы буфер между Европой и империей! Мы боевое крыло истинной веры. Ее меч. За ваши деньги мы сделаем наше шоу! Вы хотите наблюдать за нашей революцией в тапочках, как в отеле, в тепле и комфорте, с чипсами и попкорном, словно это кино! А ведь мы воюем за это ваше благополучие! И вы обязаны за это заплатить! Итак… Православные будут в этот памятный день праздновать Покров Пресвятой Богородицы. Но это их праздник. Не наш! В их храмах будут праздничные литургии, тысячи людей. Именно в такой день надо показать свою силу… И тогда спонсоры поймут, что мы и только мы единственная реальная власть на Украине. Что мы боевой авангард, нацеленный на Москву. Но, способный повернуть и на слабовольную Варшаву! Вы заплатите!!! Как и москали…»

Преподобный улыбнулся, представляя большой переполох. Монстр с идеологией – самый страшный из зверей. Фанатику есть чем себя оправдать.

Глава 10
Поселок

Он не был ничем примечателен, этот серый, забытый богом поселок на севере Донецкой области. Но именно в этом подобии города с населением не более пятнадцати тысяч, раскинувшемся километра на полтора вдоль трассы, ведущей в пригород Донецка, Горловку, развернулись события, кардинально изменившие мою жизнь. Поэтому я остановлюсь на городишке поподробнее.

Сперва я оценил ситуацию как военный. Населенный пункт с военной точки зрения, безусловно, представлял интерес как плацдарм для ударной группировки. Чтобы понять это, не требовалось быть гениальным тактиком. Было очевидно, что здесь затевалась либо крупная провокация, либо реальный прорыв. К окруженным нашими регулярным частям «укропов». Если бы дислоцирующаяся здесь украинская группировка, разрастающаяся на глазах, решила наступать отсюда, то лучше форпоста с естественными барьерами в виде довольно обширного леса и речки, огибающей окраины, было не сыскать. Активная перегруппировка войск не сулила ничего хорошего. Все въезды и выезды из городка наглухо перекрыли.

Единственной головной болью для укров являлась двухколейная дорога, на которой до сих пор стояли спаленный огнеметом танк Т-84 и раскуроченный минами БТР. Трасса была как на ладони и одинаково хорошо просматривалась с любого мало-мальски высокого здания. Даже из окна поликлиники, где я как вызволенный из плена герой, а не как ополченец с позывным Крым, проходил ускоренную недельную реабилитацию, чтобы как можно быстрее встать в строй.

Меня как раненого не донимали расспросами шныряющие везде агенты «национальной беспеки». Им то ли было не до меня, то ли я не вызывал пока особых подозрений. Ведь я пострадал в «плену» не меньше, а может быть, больше других освобожденных. Здесь меня быстро подлатали. Советская медицинская школа делает чудеса. Сломанное ребро еще побаливало, но уже срасталось. Голова уже не трещала… По крайней мере, я уже мог ею кушать и соображать, хоть я и симулировал контузию.

Видимо, поэтому меня очень скоро выписали, поставили на довольствие в батальон из Днепропетровска, дали койко-место в здании местной школы-гимназии, намекнув, что мне очень повезло, так как это подразделение не то чтобы элитное, но получает жалованье регулярно и харчуется по первому разряду. Конечно же, благодаря благодетелю олигарху Каломойцу. Пообещали восстановить документы после короткой проверки, ну, и временно определили на «вечную вахту на камбузе», или, как говорят «сапоги» – в наряд на полевую кухню. Чистить картошку, мыть посуду и помогать их коку, по-«сапожиному» – повару. Из оружия мне выдали пока только кухонный нож. Кухню расположили прямо в школьной столовой.

Повар по имени Тарас был знатный, из Ровно, с кулинарным образованием. Его красная ряха напоминала разрезанный арбуз. А оспины на морде – семечки из этого арбуза. Так, видимо, выглядят профессионалы, кудесники рецептов. Гурманов в батальоне было мало, но скоро по всем подразделениям распространился слух, что лучшая жратва у «школьников», то есть у нас. Я опрометчиво говорю – у нас, так как временно забылся. Ведь главной моей мыслью был побег из этого чертового поселка, план которого пока еще не выработался в моей голове.

Мешало сосредоточиться одно опасение. Не дай Бог, меня бы сфотографировали в этой гнусной форме, запечатлели бы во всей красе, так сказать. Тогда не миновали бы меня в Донецке участь перебежчика-дезертира, трибунал, а может, и расстрел, если б не поверили в мою историю. Я не исключал, что меня уже оговорили… Я анализировал все возможности и понимал, что лучше бежать ночью. Но в какую сторону?! Советоваться было не с кем. Со мной здесь искренне подружились только голодные собаки и бродячие коты, и то не безвозмездно. Я их подкармливал. Хотя они-то точно знали безопасные тропинки. Знали, но молчали, как харьковские партизаны, которые до сих пор не взорвали завод по производству танков и БТРов в Харькове…

Участок трассы, который еще месяц назад с завидной периодичностью, напоминающей смену дня и ночи, переходил из рук в руки от украинских силовиков к ополчению и наоборот, вклинивался прямо в центр города на небольшом перекрестке с круговым движением. Ныне, в аккурат после заключения в Минске «ожесточенного перемирия», блокпосты на выезде контролировали подразделения трех батальонов нацгвардии. Он теперь был утыкан блокпостами с мешками, ежами и шлагбаумами в несколько эшелонов обороны.

В небе постоянно летали «дроны». На вертушках Ми-8 в новый укрепрайон перебрасывалось свежее подкрепление из пехоты. На рубежах линии фронта рылись траншеи и маскировались артбатареи. Мимо школы бесперебойно шли колонны «зилов» с реактивными системами залпового огня «Ураган» и «уралов» с «Градами». Прямо по центру городка мимо бюста еще не снесенного лидера мирового пролетариата тягачи везли гаубицы, танки и самоходные артиллерийские установки «саушки-дальнобойки» давили гусеницами асфальт, а у лесных просек расставлялись засады с пулеметами «Утес» для встречи неуловимых ДРГ – диверсионно-разведывательных групп ополченцев, в переводе на язык «свидомых патриотов», террористов.

На площади перед городской администрацией, или поселковым советом, название органа управления по сути – лишь вопрос тщеславия местных, народ задабривали хлебом и мукой. Очередь выстраивалась как в мавзолей. Грузовик с буханками и «радостных и благодарных жителей» снимало телевидение. Работяги и их жены с авоськами отворачивались, но корреспонденты все равно нашли пару олухов, которые сказали нужные слова.

Основанный в конце девятнадцатого века шахтерами у не самого большого рудника не самых знаменитых угольных копей городок уже привык к перемене власти. Словно на дворе был 1919 год. Шевроны ополченцев и их георгиевские ленточки теперь сменились нашивками с тризубами и национальной символикой незалежной. На администрации развевался государственный флаг, а красное знамя с диагональным перекрестьем, что давеча вывесили «сепаратисты Новороссии», показательно порвали и сожгли вместе с томиками Ленина, вынесенными из местной библиотеки. Как увязывался Ленин с ополчением, мне было невдомек, но все происходило на моих глазах и именно так.

Из местных достопримечательностей здесь выделялись симпатичный православный храм на холме, где служил довольно колоритный пухленький священник протоиерей Никифор Славин, дом культуры со статуей комсомольца-героя Олега Кошевого, одного из казненных гитлеровцами краснодонских подпольщиков, да кладбище вышедших из строя вагонеток у шурфа заброшенной шахты. Ну и Ленин на постаменте в скверике напротив ратуши.

В магазины завезли горилку и ливерную колбасу. Там гремели разборки – первая партия колбасы раздавалась бесплатно как гуманитарная помощь пострадавшему от террористов населению, которое никак не признавалось на камеры, как зверски их тут мучили.

У клумбы, упирающейся в круговое движение, неподалеку от администрации располагался единственный в городке приличный двухэтажный мотель. Сюда для усиления охраны перебросили целый взвод головорезов. Многие из них определенно были иностранцами, а их главный, которого все величали сэр Уайт, поселился в самом лучшем номере этой невзрачной гостиницы с претенциозным названием «Отель Парадиз». Хозяевами гостиницы, превратившейся в штаб наемников, была довольно молодая семейная пара. Скорее всего, владельцам заплатили. Хотя в любом случае отказаться от нежданных постояльцев они бы не сумели.

Очень скоро в поселок прибыл батальон самых отъявленных головорезов с собственным капелланом, которого я, конечно же, узнал. На сей раз его, словно мистический клеврет, сопровождал породистый ротвейлер на коротком поводке. Он вместе со своим верным псом поселился в мотеле. Ни свет ни заря выходил пару раз на улицу, нервно озирался. Заметно было, что он не просто выгуливал кобеля, он словно что-то замышлял. И еще, он неоднократно ходил на холм к православному храму, внимательно изучая построенную в церковном дворике деревянную колокольню и стоящую особняком часовню, звон которой еще совсем недавно сигнализировал народу и ополчению о приближении укров. Ходил там кругами, вынюхивал, но вовнутрь не заходил, будто что-то неведомое сдерживало.

Его называли преподобным отцом Миколой Зленко. Его бледное лицо с ястребиным носом не позволяло определить возраст этого человека. Судя по подвижности и жестикуляции, он был достаточно молод. Его католическая сутана и воротник-стоечка пугали местных. Те обходили его стороной так же, как ободранные и голодные дворняги отводили взгляд от едва не срывающегося с поводка рычащего пса, всегда настороженного и готового броситься на любого по команде хозяина.

Небольшая католическая община здесь все же была. Отец Микола собрал католиков возле отельчика, на площадке для парковки, для утренней мессы. Если быть точнее, то не особо активных апологетов «истинной веры» привлекли к проповеди чуть ли не насильно, собрали с большим трудом по каким-то составленным доброжелателями спискам.

Проповедь была сорвана. Неясно почему, но люди разбежались подальше от пришлого пастора, словно от чумного. Преподобный не отчаялся и переключился на религиозных активистов внутри подразделений национальной гвардии. А через какое-то время в городе появились чужаки из западных регионов и разбили автобусный кемпинг. Эти жадно внимали каждому слову пастыря, будто голосу самого Иисуса. Их приехало достаточно много. Для чего? Страх поселился в городе вместе с приезжими.

Неонацист Дмитро Ярый часто посещал «гостиничный офис» сэра Уайта, а спустя некоторое время и сам обосновался там, в номере на первом этаже. Его охраняли не хуже Уайта. Иностранец сидел неделями безвылазно, а Ярый часто отлучался. Поговаривали, что он распорядился устроить охоту на «пособников сепаров», благодаря которым те так долго удерживали город. Контрразведка неонацистов заработала в подвале местного здания прокуратуры. Там же держали пленных с той, нашей стороны, более сорока человек. Говорили, что готовится большой обмен.

Поселок замер в предчувствии. Тревога накрыла городок плотной пеленой вместе с речным туманом, который обволакивал по утрам все дома, и неказистые «хрущевки», и ухоженные частные постройки. Декоративные туи на подстриженных газонах, посаженные у самых заборов, и многочисленные яблони со свисшими под тяжестью созревших плодов ветвями напоминали об утраченном мире. Выкорчеванный с корнем орех, в который попала мина, напротив, возвращал в реальность. Плакучие ивы у речки рыдали росой, заранее оплакивая незавидную долю жителей этого ничем не примечательного прифронтового поселка.

Глава 11
Отель

Как, я уже это понял, догадался мой самый проницательный читатель, я не случайно упомянул о двухэтажной гостинице с болтающейся на цепях вывеской «Отель Парадиз». Этому зданию, или, как говорят телевизионщики, этой локации суждено было сыграть ключевую роль в развитии и кульминации фабулы моего невыдуманного, но очень похожего на вымысел повествования.

Порядок и чистота здесь соблюдались исключительно благодаря усилиям трудолюбивой Марты, чудной белокурой красавицы лет двадцати пяти с довольно крупным бюстом, супруги владельца этого убитого войной бизнеса у трассы.

В прежние времена основными постояльцами мотеля были дальнобойщики, транзитные путешественники и повздорившие с женами рогоносцы или алкоголики. Здесь хоть и не наливали, но переночевать всегда пускали. Прайс был терпимый для периферии. Цены на завтраки не кусались. Правда, и стряпня была без изысков. Но для неискушенной публики годилась. Марта ведь не была поваром с мишленовскими звездами. Она мыла полы, стирала занавески, меняла белье, готовила еду и даже самостоятельно придумала и нарисовала кисточкой название их семейного бизнеса ажурными буквами на старой дощечке, стилизованной под дореволюционный старославянский стиль. Теперь, когда война стояла у порога, им приходилось здесь жить в буквальном смысле, ведь претендентов поживиться чужим добром хватало…

И в мирное время не все ладилось, а теперь и вовсе перебивались случайными заработками и уже начали продавать за гроши ненужное барахло. Лужайку за зданием, которую Марта пыталась отвести под ландшафтный дизайн, использовали теперь как огород. Да вот еще даже не от безвыходности, не из страха, а из-за отсутствия денег, чего скрывать, предоставили постой этим головорезам, которых муж Марты, отслуживший в десантных войсках Денис Кожевников, на дух не переваривал. Деньги, которые им всучили, давали шанс не только выжить, но и немного отложить. Непозволительно швыряться заработком, когда выпадает такой шанс. Да, Марта взяла эти деньги. Прямо из рук подмигнувшего ей американца. Хорошо, Денис не заметил… Горяч он. И бесхитростен на язык. Даже майку где-то достал с трафаретом СССР и гербом страны Советов и снимать не хотел, когда корпус «правосеков-нациков» в поселок зашел. До чего он глупый у нее.

Когда в городок пришли ополченцы, он даже хотел записаться добровольцем. Его как бывшего десантника взяли бы с руками и ногами, но Марта отговорила. От греха подальше. Пусть другие в пекло лезут. Кому заботиться не о ком. Еле-еле. Главным доводом стала ее беременность. О ней узнали уже во время войны. Докторша на УЗИ сказала, что будет мальчик. Так что Денис немного поершился, скурил пачку «Примы», да успокоился после стопки. Да и за отелем надо присматривать. Тут сильная рука нужна.

Не так просто было открыться, поднять дело, остаться на плаву. Думалось вначале, что будет все не так. Что бизнес прокормит. В итоге вышло, что не всегда хватало средств заплатить за коммунальные расходы, не говоря уже о налогах, аренде и процентах по банковскому кредиту.

С первыми трудностями Денис запил. Не по-черному, с запоями. Так, выпивать стал втихую. Он ведь был очень гордым. Обижался на себя, но покрикивал на Марту. Злился тому, что не может сделать ее счастливой, облегчить ей существование, но не знал, что она и так была счастлива и ей не обременительно было вести их общее хозяйство. Он хотел разбогатеть, чтобы Марта не завидовала своим подружкам, одаренным кавалерами автомобилями и шубами. Но она и так никому не завидовала, потому что всем сердцем любила своего суженого. А шуба ей и вовсе была ни к чему, тем более машина. Чтоб работать на бензин и техобслуживание? Еще чего! И так забот полон рот.

Тщеславие не может обеспечить тебя счастьем, оно лишь добавляет забот. Денису было мало красавицы жены. Она мечтала о здоровом ребенке и хотела сохранить то, что у них было, а он считал, что у них нет ничего, кроме долгов, и не видел, как водится, чуда под ногами. Разве не чудом было то, что они все еще были на ногах, что они были вместе.

Два года назад по совету приятеля Глеба Брусники он взял кредит и арендовал этот маленький обшарпанный особняк, чтобы превратить его в отель или в мотель. Не важно, как назвать гостиницу. В захолустном городишке, оживлявшем транзитную трассу, это частное детище являлось чуть ли не единственным приличным заведением в сегменте туристической индустрии. Именно так он описывал в банке свой бизнес-план. Однако туристами Денис так и не разжился. Разве дальнобойщики, засыпающие автомобилисты и несчастные горемыки-алкаши – туристы? Другие на пороге не показывались. Марта тогда сидела дома, справлялась по хозяйству, не вникая в дела. Тогда снова возник Глеб и предложил открыть в мотеле нелегальный покерный стол. Так Денис нажил не денег, а проблемы с ментами.

Когда менты вломились, то попытались пришить Денису не только открытие нелицензированного игорного заведения в непосредственной близости от поселковой администрации, что, собственно, уже являлось верхом идиотизма, но и… содержание притона. Денис, вернувшийся с похорон матери, даже не понял сразу, с какого перепугу они предъявляют ему такое!

– Ну, что, бизнесмен, тебе крышка. В твоих апартаментах изнасиловали малолетку… – так началось расследование. Как же стыдно было ему перед Мартой, хоть он и не чувствовал себя виновным. Но не бывает дыма без огня.

Его таскали по инстанциям и следователям почти месяц, устраивая очные ставки и проверяя криминальные связи, пока ему удалось доказать свою непричастность. Честнее сказать, пока его не заставили откупиться. Спасла Марта. У нее была какая-то заначка, неприкосновенный запас, деньги, подаренные на свадьбе…

Пришлось прикрывать приятеля, который спутался с какими-то негодяями из Харькова. Они действительно мечтали превратить его убыточный бизнес в процветающий публичный дом для картежников и дальнобойщиков и вызвались поставлять дешевых проституток. Но им это не удалось. Попытка заглохла на стартапе, устроенном Глебом, который напечатал себе визитки с должностью управляющего в отсутствие хозяина.

Денис по-мужски поговорил с зарвавшимся Глебушкой, уменьшив количество его зубов ровно на два, на что тот вынужденно процедил сквозь зубы, что никогда больше не сделает ничего без ведома владельца предприятия. Денис поверил «в последний раз» и именно в этот неприятный момент привлек свою красавицу супругу к работе.

Глеб всю жизнь, еще со школы, заглядывался на Марту. И побаивался ее, может, даже больше, чем ее вторую половинку. Став администратором, она начала вникать во все эти дебеты с кредитами и первым делом приказала убрать из холла покерный стол. Потом она придумала это громкое название «Отель Парадиз» и заказала вывеску. Денег хватило на кованый каркас и фонарики по бокам, доску вырезали из спинки старой кровати. Надпись Марта нарисовала акрилом. Глеб запереживал.

– А сколько мы будем платить Марте, мы ж ни хрена не зарабатываем? А теперь и подавно мы никому не впарим наши комнаты! Они реально никому не нужны, кроме сутенеров, картежников, проституток и женатиков!!! Кому?! – чуть ли не со слезами на глазах орал Глеб.

– Что-нибудь придумаем. – неуверенно ответил Денис, поглядывая на свою Марту. А потом выпалил: – Не брусникой же лесной платить и не фишками-пустышками.

– Типа пошутил… – обиделся задетый Глеб, что напомнили ему его прозвище, и добавил: – Сидеть будем в позе лотоса и бамбук курить!

На это Марта спокойно ответила:

– Сидеть никто не будет, если ты опять что-нибудь не придумаешь, – и пошла выбивать ковер.

Прошло еще три месяца, и стали происходить какие-то странности. Клиенты оживились. По городку пошел слух, что белье в отельчике пахнет ландышем. Номера стали снимать даже молодожены. Заезжали целыми свадьбами. Доход пошел. Расходы за коммуналку в конце месяца уже не ждали обреченно… Выплатили долг по аренде. А потом приехал районный прокурор, на чьей жене числилось здание, и сказал, что платить за аренду с нового года надо больше. В два раза.

– Вы же слышали о наших проблемах, – давил Денис на жалость.

– Поэтому я и приехал. В два раза. Я мог просто вас выбросить отсюда за то, что вы тут творили, – почти без эмоций ответил он.

– Мы же втюхали двести тысяч в ремонт. Дело только пошло! Рассчитались с вами полностью по аренде. Все закрыли, и тут как обухом по голове, без предупреждения! – возмутился бывший десантник, у которого чесались руки.

– Мое здание из-за вас теперь под пристальным оком мусоров. Причем не из райцентра, а местных, нюх потерявших. Под колпаком у начальника УВД. А он давно снизу под меня копает. Это ж надо так сглупить. Без мусорской крыши затеять такое предприятие! Ты что, улицу красных фонарей решил в нашем болоте сделать? Которые если не мусора выключат, так гопники разобьют… – эмоции все же проявились.

– Я был не в курсе! – наверное, зря Денис пытался оправдываться.

– И мне нет никакого дела до ваших вложений! Они не покроют мой моральный ущерб!

Жестокий ответ не удивил. Скорее всего, разорение оперившихся конкурентов заказали не менты, а Партизан, уроженец здешних мест, смотрящий, который из этого заштатного поселка контролировал всю округу.

Хорошие новости снова стали обходить отель стороной, словно это здание считалось не отелем, а лепрозорием.

Вскоре Денису сообщили, что арендодатель-чиновник чистоплотным лишь прикидывался. Он нашел себе новых друзей. Таких же коррумпированных чинуш, только из России. Те изъявили желание превратить их с Мартой детище, которое только задышало порядком и чистотой, в перевалочную базу мигрантов.

Денису и Марте настоятельно предложили размещать в номерах нелегальных транзитных гастарбайтеров-азиатов. Граница рядом. Через Украину рабочие направлялись в Россию. В основном на стройки. И без всяких квот. Здесь, в украинском бардаке, они были неуязвимыми для российской полиции и миграционной службы. В случае проблем можно было резко исчезать и пережидать в соседней стране. А потом снова возвращаться. Отсюда их партиями собирались развозить во все стороны.

Тягаться с новыми партнерами бессердечного домовладельца, сформировавшими украинско-российский картель по доставке дешевой рабсилы девелоперским компаниям, Денис не мог, но Марта наотрез отказалась идти у мошенников на поводу.

Скорее всего, итогом предпринимательской инициативы Дениса Кожевникова должно было стать неминуемое банкротство, но тут случилась война… Чиновник лег на дно, хоть и остался в поселке. Его друзья-регионалы, сбежавшие от люстрации в соседнюю Россию и в Европу, звали бездетного прокурора с собой, но он понадеялся на авось, вывез только жену, по документам сдававшую в аренду этот злополучный отельчик. Денис не любил «майданутых», но выходило, что они его с Мартой спасли. Правда, так показалось лишь на первый взгляд, до того момента, пока не начались артобстрелы и в городке не появилась новая власть…

А власть менялась в ритме циферблата, хоть отель и стоял на своем месте. Марта работала, невзирая на международную обстановку, не желая верить в продолжительность глупой войны. Надежда умирает последней. Она выменяла на барахолке на какой-то скарб старинные часы и попросила Дениса прибить их на фронтон. Денис исполнил просьбу жены. И часы затикали. Красиво и точно.

И вот, в один унылый от осенней слякоти день, когда стрелки винтажных часов показали одиннадцать утра, явился взбудораженный Глеб. Несостоявшийся компаньон стал кричать, что бизнес «его старых друзей» спасен, пролепетав что-то нечленораздельное о каком-то выгодном предложении от американского наемника, который снимет чуть ли не все номера и заплатит за проживание наличными долларами.

– Чтоб я пустил наемников в свой дом? – возразил Денис, посматривая на Марту, ожидая лишь от нее одобрение или неприятие. Но она многозначительно молчала.

– Это не дом, а мотель! – крутил у виска Глеб и тоже смотрел на Марту. – Не будь идиотом, это сейчас единственный шанс сорвать куш. Спасти бизнес. Никто тебя не осудит. Или ты своих соратников ссышь, с которыми хотел в Горловку уйти?

– Ты что мелешь? – с укором взглянул Денис на выдавшего его сокровенную тайну приятеля. Но Марта и теперь никак не отреагировала, ведь она знала и это.

– Они завтракать будут и обедать, ты только успевай чеки выписывать. У них бабла, шо у дурня фантиков! Кэшем платят. Я уже подшустрил. Возле них все утро кручусь. За «Хаммером» бегал бронированным, показывал, где у нас что! Его «Хаммер» ни один гранатомет не возьмет. Фирмачи, точно. Ну, и капеллан какой-то жилье ищет. У тебя номеров хватит. На всех, блин! – тараторил Глеб. – Мой процент не забудь.

Денис готов был поверить чуду, но не поверил бы в байки Глеба, если бы после полудня не увидел в руках своей Марты стопку денег – целую «котлету» долларов. Так в тот злополучный отель вместе с новыми постояльцами забрел и следующий эпизод…