Текст книги "Забытый берег"

Владимир Евдокимов
Забытый берег

Глава 1
Зелёная папка

1

Это был последний день безмятежной жизни, к которой я привык. А о том, что она может закончиться, даже не задумывался. Я ведь считал себя умным, а оказалось, что для обладания этим качеством мне не хватало чего-то важного. Того, о чём я и не догадывался.

…В аудитории продолжался банкет: поздравляли с успешной защитой докторской диссертации моего друга Лёню Попова. Гости за длинным столом уже разделились на группы, в каждой смеялись и разговаривали о чём-то своём. Объединило всех не столько праздничное, сколько насущное появление кастрюли с горячим. Женщины принялись раскладывать картошку по пластиковым тарелочкам, добавляя в каждую по куску отварной курицы. Возобновилось оживление, и провозгласили очередной тост. В этот момент меня отвлекли и, кивая, заставили оглянуться на дверь.

Я был пьян, хмельное тепло грело душу, и она, как пушинка, стремилась ввысь. Прекрасная минута! А из двери робко выглядывал темноволосый человек лет тридцати пяти, крепкий, коротко стриженный, в пёстром свитере под горло, и кого-то растерянно высматривал. На правом его плече висела сумка, левой рукой он прижимал к себе зелёную картонную папку.

Зенин… Зинин… Зиновьев? Я поднялся и на слегка затёкших ногах отправился к двери. Говорил же ему – принести, когда начнётся защита! Или мог перед ней это сделать. Или хотя бы перед банкетом…

– Извините, Вячеслав Петрович… – начал он. Не сдержавшись, я упрекнул его, хотя мог бы что-то и почувствовать. Но ничто не нарушило безмятежной радости. Ничто!

– Понимаю, но кадры задержали. Я – Зенков Владимир. Я вам звонил по поводу статьи. Я принёс.

– Ладно, – я вздохнул, – давайте! Позвоните через недельку.

И я протянул Зенкову визитную карточку. Тот уважительно её взял и так, с карточкой в руке и пятясь, вышел из комнаты в коридор. Не понимал я Зенкова: кадры его задержали… Какие кадры?

На столе в углу среди многих сумок я разыскал свою и раздражённо сунул внутрь папку. Выглядела она нелепо: потрёпанная, завязки скрученные, перечёркнутая надпись «Перевозка труб» и приклеенная скотчем узенькая полоска белой бумаги с надписью от руки «Зенков В. Н.». Что стоило вставить статью в пластиковый уголок или хотя бы в банальный файл?

Мельком вспомнился разговор с Зенковым. Он дозвонился в лабораторию, представился инженером, у которого есть статья, но он не знает, что сочинил: экология, транспортные средства… А вы, дескать, в этой области специалист! Он читал мою монографию – знакомые из МИИГАиК давали. При чём здесь МИИГАиК? А при том, что по соседству, в Академии землеустройства, защищался Попов! И я машинально назначил принести статью туда, на защиту. Зенков направил мою мысль в нужное ему русло, и мысль послушно поплыла в заданном направлении. Досадно!

Но мой стаканчик уже кто-то наполнил коньяком, и стало приятно, что люди помнят, что я пью только коньяк. И забылся Зенков с его почтительностью – в конце концов, продолжался банкет по приятному поводу, вокруг были знакомые лица, люди одного круга, одного образа жизни, одной системы координат.

– Я хочу сказать тост! – Голос мой получился резким. – Любой банкет проходит по регламенту. Сначала выпить и закусить – это кандидатская диссертация. Потом наступает время горячего. Как, например, вот эта картошка с курочкой. Это докторская. Впереди чай. Густой, свежезаваренный, с вареньем, пирожками, конфетами. Это, так сказать, академическое будущее, венец научной деятельности. Так выпьем же за то, чтобы докторское горячее на столе Леонида Попова с неизбежностью сменилось академическим чаем! Тост понравился. Я пробрался к Попову, чтобы сказать ему добрые слова и ещё раз поздравить лично. Он уже пил чай и шумно отдувался, словно в знак того, что диссертация требует сосредоточенности и сильного напряжения. Что тут скажешь – я докторскую защищал шесть лет назад, знаю.

– Как, возвращаешься в реальность? – спросил я.

– После защиты диссертации устраивай банкет, – заученно отозвался Попов священным академическим постулатом.

– Ничего, утром будешь как огурчик.

– Огурчик… – повторил Попов, чему-то обрадовался и, нелепо хрюкнув, хохотнул.

Поговорив с ним, я удалился по-английски: незаметно вышел из аудитории и через толпу гомонящих студентов добрался до раздевалки. Там аккуратно оделся и вышел на февральский морозец.

В голове всё ещё шумел банкет. Калейдоскоп лиц, звуков, запахов ещё бодрил, куда-то звал, но путь уже оставался один – домой, на Рязанский проспект. Я был пьяный, усталый, меня ждали дом и семья, рабочий день завершён!

Ничего я не предчувствовал, а превратился в самолёт, летящий на автопилоте. Сначала я летел вдоль Нижнего Сусального переулка, затем нырнул в ледяной туннель метро станции «Курская». А там автопилот дал сбой: вместо поездки по Кольцевой до «Таганской» и дальше, после пересадки, до «Рязанского проспекта» – я спустился на «Чкаловскую», но до «Крестьянской заставы» не доехал, а вышел на «Римской». Здесь моё хмельное сознание преобразило меня в космонавта, и я уверенно сменил орбиту, перейдя на «Площадь Ильича».

Соображение отсутствовало, в голове свистела пустота… С грохотом долетев в «ракете» до «Шоссе Энтузиастов», я наконец опомнился и отправился назад, но заснул, стоя в невесомости.

Очнулся я оттого, что поезд стоял на «Третьяковской». И тогда я, заметно покачиваясь, – кое-кто даже оглянулся, – вышел в космическое пространство, по кривой траектории перешёл на Калужско-Рижскую линию, добрался до «Китай-города» и лишь тогда, ошалев от происходящего, полетел-таки в правильную сторону «Выхино». Теперь я уже не спал, а терпеливо считал остановки, а сидящий рядом парень бубнил соседу:

– …проехал на трамвае три остановки и нарвался на контролёров. Он упал и притворился пьяным. Думал, что не станут трогать. А на остановке вошли четверо курсантов и по просьбе контролёров и пассажиров выбросили его в снег. Он подождал, пока трамвай уедет, поднялся, поскользнулся, упал и сломал руку. Где тут логика?

– Логика есть, – басом ответил ему сосед. – Был бы пьяный – обошлось.

– А он разоряется о произволе контролёров. И при чём здесь мы?

– Нам придётся проявить солидарность.

– С кем?

Вслушиваясь в странную беседу, я… снова проехал свою остановку и оказался на конечной! Пришлось выходить на площадь и входить в метро заново. Только на «Рязанском проспекте» я всё сделал правильно: вышел из метро и, радуясь морозцу и снегу, дворами добежал до своего подъезда. Путешествие закончилось, я позвонил по мобильнику жене Ирине, попросил спуститься и вместе подышать. Мне был нужен горячий чай, свежий воздух и надёжный человек рядом.

Какой же это был чудесный вечер! Какой воздух, какой лёгкий снежок кружился вокруг голых деревьев, как тепло горел фонарь у подъезда!

Того, что я был на краю и почти уже падал, я совершенно не чувствовал. Я втягивал носом морозный воздух и наивно радовался жизни.

2

Сначала из подъезда выбежала старая Рената и бросилась мне на грудь. Ирландский сеттер, любимица семьи…

– А папка пьяный, – гнусаво сообщил я, – папка коньяк пил!

Потом явилась моя Ирина Васильевна – в прогулочной шубейке, с большим дымящимся бокалом чаю. И я умилился! А кто бы не умилился?! Так бывало неоднократно, и это, я думаю, счастье, если тебя, пьяного и глупого, встречают не пустыми словами, а горячим чаем.

– Ирочка, ласточка ты моя…

Рената, изучая следы в сером снегу, убежала на детскую площадку. Мы отправились следом.

– Пей чай, котик, – смеялась Ирина, – приходи в себя от научно-алкогольной нагрузки! Можешь икать, хлюпать и сопеть! Я позволяю.

Я нежно поцеловал Ирину, взял бокал и стал с опаской и жадностью мелкими, частыми глотками пить чай. И отступила икота, и легче стало дышать.

– А Оленька выйдет?

– Нет. Папка же вина напился, она стесняется…

– Не забуду мать родную и отца-бухарика! А что делать-то, Ирочка, с волками жить – по-волчьи выть!

– Побурчал?

Как же это хорошо – вернуться домой! Можно быть глупым и беззаботным!

– А ты женщинами на банкете восхищался?

– Восхищался.

– Мужикам на женские зады подмигивал?

– Подмигивал.

– Масло на хлеб намазывал потолще? Острого не ел, а горячее ел?

– Да.

– Что «да»?

– Острого не ел, а горячее ел. Там были курочки, их сварили дурочки.

– Котик, ты сам такую рифму придумал?

– В книжке прочитал.

От смущения я глупо хлюпнул носом.

– Молодец, ты всё делал правильно!

Морозец щипал за щёки, лез потихоньку за шиворот, лёгкий такой морозец, а пахло так, будто от реки подползал туман.

Настоявшись и наговорившись, к великой радости Ренаты, чинно обошли вокруг дома – длинного восьмиподъездного дредноута, мощно плывущего на юго-восток, навстречу огням станции метро. По Рязанскому проспекту двигался поток автомобилей, гудящий ровно и неотвратимо. Наступил вечер, подмосковные жители возвращались домой, а богатые москвичи, устав от хлопот, плыли в этом потоке в загородные резиденции. Завтра, в пятницу, поток превратится в эвакуацию.

3

Среди прочих была у меня одна странная привычка: трезвея после обильных возлияний, я любил… гладить. Потому что это медитативное занятие возвращало в хмельную затуманенную голову здравые мысли. Я гладил рубашку и, смиренно сосредотачиваясь на тщательности исполнения мирного домашнего дела, подводил итоги дня. И напевал, подражая грассирующему голосу Александра Вертинского. Почему нет, ведь я был дома, а дома можно всё!

 
В бананово-лимонном Сингапу-уре, в бурю,
Когда ревёт и плачет океа-а-н-н…
И тонет в ослепительной лазу-ури
Птиц да-альних к’ра-а-ван-н-н…
 

На это доброе и пьяное пение приплыла моя Оленька, курносая четырнадцатилетняя русалка в байковом халатике. Пожалела, повздыхала, а потом вдруг спросила:

– Пап, а ты знаешь, что такое матуликать?

– Откуда ж!

– Это значит – куликать носом, как пьяный. – Она хихикнула.

– Прямо про меня! Это ты в словаре, что ли, прочла?

– Уй, там такие слова интересные!

– Тогда найди мне слово «пьяндылка». Но имей в виду, что твой папа такой только по службе. А то уволят. Видишь, как я стараюсь, как выхожу из алкогольного опьянения?!

Я говорил и радовался первой своей мысли: я молодец! Ведь это я подарил дочке словарь Даля, и она отвлеклась от компьютера.

Уснул я рано. И, как в таких случаях привык, обессиленно дал Ирине уложить себя на диван в кабинете, провалившись в тёплый сон.

И проснулся посреди ночи пить чай – тоже как обычно. На кухне оставалось зажечь конфорку под чайником да залить потом кипяток в чашку с пакетиком чая внутри – Ирина приготовила. Я полюбовался на огонь и захотел раскурить трубку.

И вот именно тогда, когда я достал из буфета картонную коробку с трубкой, табаком и несколькими пачками разных сигарет, когда неожиданно решил всё же выкурить сигарету, когда вынул её из пачки, размял, ухватил небрежно губами, – я с неприязнью вспомнил о робкой фигуре Зенкова, о зелёной папке с кручёными тесёмками… и отложил сигарету. Пришла в голову простая мысль: ведь я ждал Зенкова, знал, что он придёт, и тем не менее случилось это неожиданно. Что-то там было ещё! Ведь я бы забыл, конечно, про папку Зенкова, если бы он передал её перед защитой Попова или перед банкетом. Открыл бы, посмотрел, что за статья, есть ли рисунки, фотографии, таблицы… Мне довольно беглого взгляда, чтобы ухватить основное. А Зенков принёс папку в неподходящий момент и сделал это нарочно. Поэтому того, что было в папке, я не увидел: не лезть же в неё во время банкета, да ещё тесёмки развязывать…

Какого чёрта?

Я решительно принёс из кабинета злополучную папку, чтобы пробежать глазами опус этого инженера.

– Шаромыга! Инженер! Кадры у него!.. – так я шёпотом бурчал на кухне.

Когда я раскрыл папку, то невольно вскрикнул: до того всё получилось нелепо и мерзко, до того дико, что зазвенело в ушах! Я застонал от безотчётного и какого-то пещерного страха. Кровь прихлынула к лицу, по щекам покатились слёзы. Это что?!

– Как же это… это… это же всё!

Стало страстно и безумно жаль себя! Минуту назад всё ещё шло по обычному распорядку: утренний подъём, чаепитие, любимые лица… После обеда заехать в лабораторию, потолкаться и опять домой.

Но сейчас… к лицу прилила кровь, и меня прошиб пот. Несколько капель упали на стол. Ведь получается, что это мне за что-то дано, так, что ли? За то, что я сделал, или за то, чего не сделал?

Чайник хрипло засвистел, я дёрнулся всем телом, вскочил, выключил конфорку. Постоял у плиты. Налил кипятку в чашку. Остатки хмеля улетучились, осталось ватное ощущение похмельной усталости. Руки дрожали. Я сполоснул лицо холодной водой из-под крана, вытер его полотенцем. Потом вытащил из папки стопку листов, схваченных в левом верхнем углу скрепкой. Она была тонкой, но страшно тяжёлой. Она дрожала у меня в руках, эта тяжёлая стопка отличной белой бумаги. На первом листе чётко пропечатался титул. Он был хорошей ксерокопией с очень плохой, серенькой копии со старого оригинала. Такие делали очень давно, на агрегатах, которые назывались, по-моему, РЭМ. Копии на них получались рыжего оттенка, и назывались рыжовками. Выполнялись они на рыхлой, плохо обрезанной бумаге. На копии виднелся неупорядоченный край, пятнышки, разводы… И на первой странице машинописью было напечатано вот что:

ОТЧЁТ

о научно-исследовательской работе на тему:

ПРОВЕСТИ АНАЛИЗ ИСХОДНОЙ ЗАПИСКИ И ОПРЕДЕЛИТЬ МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ КЛАДА

Руководитель НИР и отв. исполнитель

профессор, д. т. н.

(подпись) А. А. Богданов

Москва 1987

Именно этот отчёт я держал в руках четверть века назад, в июле девяносто второго года. Я пролистал его тогда, передал Латалину. А тот вздохнул и раскрывшуюся веером стопку листов бросил в костёр. Она разгоралась медленно, я отвлёкся – смотрел на яркую под высоким солнцем Волгу, любовался на «Ракету», уверенно скользящую по воде, а когда перевёл взгляд на огонь, листы бумаги уже весело горели. И я заворожённо глядел на прозрачный костёр, не подозревая о том, что через много лет отчёт Богданова возродится из пепла и тяжкой кувалдой памяти разобьёт мою безмятежность на мелкие куски.

Медленно переворачивая листы, я узнавал знакомые слова, обороты речи, названия, цифры. Всего-то несколько страниц!

Это я не Зенкову дал неделю ожидания, а себе.

4

Андрей Андреевич Богданов умер в апреле девяносто второго года на станции метро «Каширская». Там на платформе установлены капитальные скамьи. На одной из них он, мёртвый, и сидел, пока кто-то из пассажиров не вызвал милицию. О похоронах я услышал случайно, приехал, многое узнал.

После смерти жены Богданов получил очередной инфаркт и лежал дома. Кафедра выделяла дежурных, которые приходили ухаживать. Потихоньку Андрея Андреевича подняли, да это стал уже другой человек. Странно – и это особенно отмечали на поминках кафедральные женщины, – на «Каширской» при нём были: паспорт, в паспорте телефон кафедры, а в портфеле – чистое бельё, тапочки, кусок мыла и флакон одеколона. Получалось, что он смерти ожидал и был к ней готов. Умереть он, видимо, не боялся – просто не хотел внезапно и бесследно сгинуть, потому и старался бывать на людях. Вот и выбрал себе путешествия в метро, и, наверное, весной девяносто второго года он много километров проехал под землёй: толпа людей вокруг, а он один, и жизнь неотвратимо заканчивается.

Богданов нас учил. Мы его ценили за особенное состояние души – он ведь воевал, Берлин брал. Вдобавок на нашем курсе училась его дочь Лена.

Через месяц после похорон неожиданно объявился Павел Виноградов и собрал вместе Виктора Латалина, Сашу Конева и меня. На Гоголевском бульваре. Виделись мы после окончания института по разным поводам. Паша одно время у Конева работал в лаборатории – талантливый Конев стремительно шёл в гору, пока не начал пить. Латалин денег искал, а я сначала в армии служил, а потом в науку прорывался. Мы сидели на скамье недалеко от станции метро «Кропоткинская», а Конев стоял перед нами. В его сумке лежали две бутылки водки и три книжки: «Непроторёнными путями» Мурзаева, «Блеск и нищета куртизанок» Бальзака и Атеистический словарь.

– Читаешь запоем? – мрачно сострил Виноградов.

– Очень мудрое повествование о человеческих отношениях. И захватывающее чтение! – глубокомысленно закурив, ответил Конев, неясно какую из книг имея в виду. – Давайте выпьем?

Без толку поговорили и разошлись, а собрались уже без Конева, через неделю. В прохладном фойе Центрального дома художника на Крымском Валу сидели на мягких диванах под парадной лестницей, растерянно поглядывая вокруг. Чего-то нам хотелось отличного от того помешательства, которое воцарилось в стране: куклы, маски, клоуны и нескончаемое веселье кругом сводили с ума. И Виноградов подарил идею – ехать на Волгу ловить рыбу. В июле! Успеем подготовиться. Мы с Виктором согласились. А почему нет? Тем более что вокруг цвела глупая весна девяносто второго года, свободная от всего, в том числе от работы и зарплаты.

Павел раскрыл туристскую маршрутную схему «Москва – Астрахань – Ростов-на-Дону» и показал место: Казань, какие-то Бережки, Гремячево, острова…

– Сделаем тайную вылазку. Скажем, что уехали в командировку, а сами наловим лещей и судаков! Навялим и будем зимой есть, авось без голодухи проживём! Идёт? – Павел потёр ладонями лицо и, улыбнувшись, пропел: – Шик, блеск, тру-ля-ля!

Почему Виноградов собрал именно нас – было невдомёк. Даже решение пригласить сначала и Конева, хотя о его алкоголизме уже было известно, не удивило. Впрочем, после второго января девяносто второго года такое наступило время, что никто ничему не удивлялся. Карнавал, балаган, чума – как ни назови, а всё правильно. А тут – определялись сроки, расписывались обязанности и нечто важное входило в жизнь каждого. И я, без пяти минут кандидат наук, не знавший, что делать потом с этим кандидатством, пристроился к делу и был рад.

Умничая, мы даже назвали путешествие за рыбой проектом – как раз тогда в моду вошли такие многообещающие и расплывчатые слова.

5

Вспышка страха прошла – чего ж теперь бояться? Было и было, беда-то в другом: сказать об этом никому нельзя. Вот в чём дело! Друзьям? Нет. Латалину? Он давно исчез. Остальные… Ирине? Невозможно. Ни в коем случае нельзя! Боже упаси!

На кухню, закутавшись в одеяло, вдруг явилась Оленька и села на табурет. Сонное нежное её лицо было наивным.

– Ты уже трезвый?

– Почти. А ты лучше спать иди, а то школу проспишь.

– А что это за папка?

– Один дядя статью написал. Хочет напечатать.

– Пап, а ты знаешь, что такое свет?

– Что?..

– Свет – это состояние, противное тьме! Здорово?

– В точку! Иди!

– А почему этой зимой больше снега, чем в прошлом году? И часто выпадал…

Оленька ушла, я опять остался один. На кухне горел свет, а кругом была тьма.

«Если есть на свете счастье, – думал я, – вот оно. Ночь, за окном зима, на кухне тепло, дочка говорит глупости – чего ж ещё? А чтобы оно не заканчивалось, чтобы оно длилось…»

Курить я не стал – открыл створку окна и вдыхал свежий зимний воздух. Во дворе стояла ночная тишина, и на кухне не слышалось звуков, кроме мерного пошлёпывания – ш-лёп, ш-лёп, ш-лёп… Это отсчитывали время кварцевые часы на стене.

Чего же хочет этот Зенков?

Я прикрыл окно, осторожно освободил стопку бумаг от скрепки, положил её перед собой и стал читать. Я читал отчёт так, как будто видел его в первый раз.

Глава 2
Отчёт о НИР

Я читал медленно, едва не по слогам. Читал и с удивлением узнавал слова, названия и даже знаки препинания. Даже не узнавал, а, получается, знал весь текст, хотя прошло много лет!

ОТЧЁТ

о научно-исследовательской работе на тему:

ПРОВЕСТИ АНАЛИЗ ИСХОДНОЙ ЗАПИСКИ И ОПРЕДЕЛИТЬ МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ КЛАДА

Руководитель НИР и отв. исполнитель

профессор, д. т. н.

(подпись) А. А. Богданов

Москва 1987

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение Исходная Записка

   Комментарий

Этап 1

   Комментарии

Этап 2

   Комментарий

Этап 3

   Комментарий

Этап 4

   Комментарии

Этап 5

   Заключение

Приложение

ВВЕДЕНИЕ

В силу отсутствия достоверных пространственно-временных координат «Исходной записки» и с учётом закрытости информации, её анализ мог быть осуществлён только при работе одного исследователя, но в течение длительного времени. Итоги подтвердили правильность выбора метода, фактор времени оказался решающим.

Настоящий отчёт отражает этапы исследований. Текст НИР представляет собой сообщения о проведённых работах. Изложение ведётся в хронологическом порядке. Даты означают день окончательной редакции записи.

ИСХОДНАЯ ЗАПИСКА

ВОЛГА, ГРЕМЯЧЕВО, ЭТО МНОГО ДЕНЕГ, ОВРАГИ, ТЕДОР (ТЕОДОР?), ПОСЛЕ ДВУХ БРАТЬЕВ И ЕЩЁ ОДИН, КАУ-ГАУ, ЛАТИНСКАЯ F, ТОЧНОГО МЕСТА НЕТ, (ВО)СЕМНАДЦАТЫЙ ГОД, ПРОМЕЖНОСТЬ, БЕРЁЗКА, НА ЮГ ОТ ТРУБЫ СТЕКОЛЬНОГО ЗАВОДА

Комментарий

Местоположение. ВОЛГА, ГРЕМЯЧЕВО, НА ЮГ ОТ ТРУБЫ СТЕКОЛЬНОГО ЗАВОДА, ОВРАГИ, БЕРЁЗКА, ТОЧНОГО МЕСТА НЕТ.

Время захоронения. (ВО)СЕМНАДЦАТЫЙ ГОД.

Участники захоронения. ТЕДОР (ТЕОДОР?), ПОСЛЕ ДВУХ БРАТЬЕВ И ЕЩЁ ОДИН.

Характеристика клада. ЭТО МНОГО ДЕНЕГ.

Непонятная информация. ЛАТИНСКАЯ F, ПРОМЕЖНОСТЬ, КАУ-ГАУ.

12 января 1978 г.

ЭТАП 1

Работы проводились в мае 1978 года. Цель – рекогносцировочное обследование территории предполагаемого расположения клада.

Город Гремячево находится на левом, низком берегу Волги. Есть пристань (дебаркадер), автобусное сообщение с Казанью и Йошкар-Олой. Город окружают сосновые леса на песчаных дюнах. Застройка – частная (как правило, деревянные дома) и пятиэтажные дома из силикатного кирпича.

В северо-западной части Гремячево расположен судостроительный завод, на котором работает большая часть населения города. В юго-восточной – радиоламповый завод. Есть: гостиница, базар, ресторан, Дом культуры, магазины, школа, речной техникум.

Стекольный завод в Гремячево существовал до революции, но сгорел. Труба простояла до первых послевоенных лет. Завод располагался в юго-восточной части города. Строгое направление на юг из этого района указывает на противоположный, горный берег Волги.

Ширина Волги в районе Гремячево составляет примерно 2,5 км. Горы правого берега высокие, до 100 м, заросли лесом, труднопроходимы из-за крутизны и многочисленных оползней. Склоны рассекают несколько больших оврагов глубиной 20–50 м. Они выходят на равнину и тянутся по ней на 200–300 м, скрыты лесопосадками, за которыми начинается пашня.

Вдоль правого берега тянутся ПОЛЗУНОВСКИЕ острова, заросшие кустарником. Обращают на себя внимание вверх по течению два больших холма у подножия склона. Это древние оползни, их местное название – ДВА БРАТА. Ближайший населённый пункт на правом берегу от остановочного пункта Ширван – вниз по Волге большая деревня Кривоносово с пристанью (брандвахта).

Таким образом, примерное месторасположение клада – это правый, горный берег Волги, трёхкилометровый отрезок от нижнего оползня Двух Братьев до перехода «зоны оврагов» в мыс, за которым расположено Кривоносово. Возможно, БЕРЁЗА была посажена на месте захоронения клада, но как ориентир исключается.

2 июня 1978 г.

Комментарий 1

После завершения строительства и открытия в 1958 году Волжской ГЭС им. В. И. Ленина в районе Гремячево находится зона выклинивания подпора Куйбышевского водохранилища. В 1917–1918 годах уровень воды в Волге в межень был ниже нынешнего на 8,0 м и Ползуновские острова были берегом Волги. На них располагалась деревня Ширван. Лесопосадки появились в конце 1950-х годов.

Захоронщик клада должен был отлично знать местность, обладать ценностями для захоронения и уметь выбрать такое место, в котором его никто не застанет во время захоронения и в котором никто не будет впоследствии производить земляных работ.

В Гремячево достаток был связан с Гремячевским затоном и речным флотом: ремонтом и впоследствии строительством судов.

Освоение затона началось в 1860 году пароходным обществом «Дружина». В 1890 году здесь был уже механический завод, выпускавший пароходы. В 1907 году общество «Дружина» своё имущество в затоне продало некоему Э. К. Тадеру. Его трёхлетнее владение завершилось в 1910 году пожаром, во время которого завод сгорел. Тадера обвинили в том, что он тайно вывез и распродал новейшее оборудование, после чего организовал поджог завода с целью получения крупной страховки. Доказать обвинение не удалось, и страховку Тадер получил.

Таким образом, единственный случай обогащения частного лица, связанного с Гремячевским затоном, – получение страховки Э. К. Тадером плюс выручка, полученная им за тайно распроданное оборудование.

Написание ТЕОДОР в «Исходной записке» следует объяснить невнятностью произношения и постепенным переносом ударения: Тбдер – Тйдер – Тйдор – Тедур – Теодур.

Вывод: вероятный захоронщик клада – Э. К. Талер.

21 ноября 1978 г.

Комментарий 2

«Лоцманская карта р. Волги от Нижнего Новгорода до Камского устья» 1928 года издания (масштаб 1:50 000) показывает нагорную равнину над правым берегом как пашню. В районе расположения оврагов существуют отдельные рощи и кустарники. На левом берегу, в юго-восточной части Гремячево, на окраине леса отмечена ТРУБА СТЕКОЛЬНОГО ЗАВОДА.

17 января 1979 г.

Комментарий 3

Захоронить клад Тадер мог только после Октябрьской революции – ранее в этом не было нужды. Советская власть в Гремячево была мирно установлена в конце ноября 1917 года.

8 июня 1918 года, после успешных операций в Сибири и на Урале, белые взяли Самару и перекрыли Волгу. Затем ими была взята Казань. Августовское наступление Красной армии белые отбили, но в сентябре красные Казань взяли.

Таким образом, после сентября 1918 года никаких надежд на будущее у Тадера не оставалось, вероятное время захоронения клада: осень 1918 года.

ЭТАП 2

Цель – обследование зоны оврагов. Работы проводились в начале июля 1982 года. Всего оврагов, начиная от оползня ДВА БРАТА, зафиксировано шесть. Учитывая ограничения, наложенные «запиской», зону оврагов составляют расположенные после нижнего оползня четыре оврага. Очевиден смысл слова ПРОМЕЖНОСТЬ – это промежуток между оврагами.

Территория на правом берегу частично изменена: посадки вырублены, пни выкорчеваны. Неподалеку от пристани Гремячево – временный жилгородок: здесь ведутся работы по прокладке перехода через Волгу магистрального газопровода «Уренгой – Помары – Ужгород». Нижних оврагов они не затрагивают, природная ситуация сохраняется.

24 июля 1982 г.

Комментарий

Анализ рельефа местности, проведённый по «Плану участка подводного перехода через Волгу магистрального газопровода „Уренгой – Помары – Ужгород”», показал следующее.

Овраг 2 (местное название Долгая Грива) в плане представляет собой систему двух слившихся в один оврагов, если рассматривать её, имея верхом запад. Повторяет рисовку латинской буквы F, где вертикальная и верхняя горизонтальные чёрточки обозначают длинный правый овраг, а нижняя горизонтальная чёрточка – левый овраг. Таким образом, упомянутая в «записке» ЛАТИНСКАЯ F может быть истолкована как овраг 2 в плане. Соответственно этому уточнению клад захоронен в промежутке (ПРОМЕЖНОСТЬ) между правым и левым оврагами оврага 2.

Этот промежуток состоит из наклонной площадки и крутых склонов. Приемлемым местом для дальнейшего поиска может служить только слабонаклонная площадка. Её площадь составляет около 35 тыс. м².

19 ноября 1982 г.

ЭТАП 3

Цель – рекогносцировочное обследование площадки оврага Долгая Грива.

Поверхность площадки наклонена в сторону котловины оврагов, она плоская, укрытая посадками дубков. Расстояние между рядами деревьев – полтора – два метра. Ориентировка рядов: СВ – ЮЗ. Геологическое строение на приемлемую глубину (в бортах оврагов и в траншеях для газопроводов) такое: сначала 0,3–0,4 м слой суглинка, затем – прослои песка и супеси. Таким образом, площадка проходима, деревья дают возможность проводить земляные работы скрытно; без окраинных участков площадки площадь расположения клада менее 30 тыс. м²; глубина залегания клада может быть принята от 0,5 до 1,5 м. Итого: на площади 30 тыс. м², на глубине до 1,5 м следует искать некое тело – вместилище клада.

Поиск удобно производить под видом геологов или, предпочтительнее, рыбаков. Удобные места для стоянок: конус выноса оврага Долгая Грива (для кратковременной) и Ползуновские острова (для долговременной). Время – июль – август.

7 июля 1983 г.

Комментарий

Текст «Исходной записки» в развёрнутом виде таков:

НА ПРАВОМ БЕРЕГУ р. ВОЛГИ, НАПРОТИВ ГОРОДА ГРЕМЯЧЕВО НАХОДИТСЯ КЛАД. РАЙОН ЕГО РАСПОЛОЖЕНИЯ – ОВРАГИ, ОПРЕДЕЛЯЕМЫЕ ПО ДВУМ КООРДИНАТАМ: ПЕРВАЯ – НА ЮГ ОТ ТРУБЫ СТЕКОЛЬНОГО ЗАВОДА (БЫВШЕГО) г. ГРЕМЯЧЕВО, ВТОРАЯ – НИЖЕ ПО ТЕЧЕНИЮ р. ВОЛГИ ОТ ОПОЛЗНЕЙ ДВА БРАТА. ТОЧНЕЕ – ЭТО ВОДОСБОР ОВРАГА ДОЛГАЯ ГРИВА, ПРЕДСТАВЛЯЮЩЕГО СОБОЙ В ПЛАНЕ ЛАТИНСКУЮ БУКВУ F, А ИМЕННО: ПРОМЕЖУТОК МЕЖДУ ПРАВЫМ И ЛЕВЫМ ОВРАГАМИ. НА МЕСТЕ КЛАДА БЫЛА ПОСАЖЕНА БЕРЁЗКА, БОЛЕЕ ТОЧНО ОНО НЕ ОПРЕДЕЛЕНО. КЛАД ЗАХОРОНЕН Э. К. ТАДЕРОМ В 1918 ГОДУ. В НЁМ МНОГО ДЕНЕГ ИЛИ ИНЫХ ЦЕННОСТЕЙ, ЕГО ОСОБЕННОСТЬ КАУ-ГАУ.

7 июля 1983 г.

ЭТАП 4

Цель: техническое оснащение поисковых операций по уточнению местоположения клада.

Работы по этапу 4 осуществлялись в следующей последовательности.

1. Оформление плановой научной темы: «Провести анализ и разработать техническое решение по созданию специального автотранспортного средства для дистанционного определения состояния грунтов на глубинах от 0,0 м до 4,0 м».

2. Разработка темы:

а) анализ состояния вопроса;

б) установление контактов с разработчиками приборов дистанционного определения состояния грунтов;

в) участие в работах, связанных с применением специальных техсредств.

Защита отчёта.

Получение приборной основы.

Доводка приборной основы до требуемого состояния.

Итог.

Наиболее приемлемым по тактико-техническим данным является радиолокатор подповерхностного зондирования грунтов, разработанный в Рижском краснознамённом институте инженеров гражданской авиации им. Ленинского комсомола (РКИИГА).

Недостаток радиолокатора: некомпактность (3 блока и большой вес – 15 кг). Достоинства. По результатам апробирования (Управление геологией Латвийской ССР, Эстмелиопроект, Диксоновская гидробаза и т. д.) радиолокатор даёт хорошие показатели на глубинах до 7,0 м. Рассчитан также для обнаружения карстовых пустот в известняках, определения планово-высотного положения бетонного фундамента и металлических труб. Возможность его модернизации для решения задач настоящей НИР имеется.

Изготовитель, Специализированный опытно-конструкторский институт АН Армянской ССР в Ленинакане (СОКТИ), как возможный поставщик радиолокатора исключается. Производство составляет 20–25 штук в год, приборы распределены на несколько лет вперёд, главные потребители продукции – спецслужбы союзных республик.

6 октября 1985 г.

Комментарий 1

Имеющиеся зарубежные аналоги радиолокатора РКИИГА-СОКТИ (Япония – фирма OYO и США – фирма GSSJ) позволяют получать принципиально такие же результаты. Однако эстетические их излишества (дизайн, цветная лента самописца и т. д.), большие вес и энергопотребление, а также конструктивные особенности, не поддающиеся модернизации в кустарных условиях, исключают возможность использования этих приборов в настоящей НИР.