Текст книги "Короче! Я из Сочи. Том 2"

Целительница

Уже неделю Виктор лежит в больнице, неподвижный, как мумия. И не только потому, что не может двигаться, – он мумия и внутри, в душе. Его сознание ещё не свыклось, не смирилось с тем, что он инвалид и, скорее всего, таким останется на всю жизнь. Для Виктора сейчас лучше умереть, чем жить дальше. Тело его, прекрасное тело молодого, сильного, совершенно здорового человека, теперь совершенно не нужно. Зачем оно ему? Сидеть в коляске около компьютера, звонить друзьям и узнавать, как они там резвятся? Те четверо, что были с ним в машине, счастливчики, отмучались в одну секунду, а он теперь за них всех будет отдуваться – жить, если это можно назвать жизнью. «Нет! С этим нужно заканчивать!» – думает Виктор, оглядывая палату, стойку для капельницы – выдержит ли она его вес? В палате с ним ещё один, такой же тяжелый, но тот спит постоянно. Виктор подтягивается на руках к стойке. Замечательная современная кровать, ремешки для того чтобы приподнимать своё тело, когда тебя, как младенца, подмывают, переодевают, пеленают. Одного ремешка мало, второй рядом, если отстегнуть и завернуть вокруг шеи… Виктор торопливо делает это, боится, что войдут, помешают.

И действительно, входит Катюша: «Витя! Ты с ума сошел! В такой мясорубке побывать, и в петлю…» Катюша – фактическая хозяйка тела Виктора, года на три моложе его – многое видела за время работы в травматологии, но из петли больного вытаскивать ещё не приходилось. Она заливается слезами, обнимает и целует его: «Родненький мой! Что же ты надумал? А мама твоя, отец? Им как после этого жить – тоже в петлю?» Катя дрожит вся и не может никак успокоиться. «Прости меня, Катюша! Думал, как всегда, только о себе, – говорит Виктор, тоже размазывая слёзы по лицу. – А о маме? Вот же я сволочь, всю жизнь живу, как сволочь, сколько ей гадостей сделал и напоследок добавить хотел. Ну прости!» Такими, обнявшимися, с мокрыми глазами, их и застаёт отец Виктора. Смутившаяся Катюша, сняв ремешки с кровати и ничего не говоря, выходит из палаты. «Не иначе как любовь у вас с Катюшей, – с грустью шутит отец. – А я к тебе не один сегодня. Познакомься!» И он подводит к кровати черноволосую, невысокого роста пожилую женщину. Она не русская, возможно, какой-то из кавказских национальностей. «Тамара! – представляет её отец Виктора. – Она целительница. Сам не знаю, чем она поможет, но мы должны всё перепробовать, чтобы ты встал. Слышишь?» – он почти выкрикивает, как бы убеждая в этом самого себя. «А я просто молиться за тебя буду», – говорит Тамара неожиданно мягким, бархатным голосом. Этот голос вдруг возвращает Виктора на землю оттуда, куда совсем недавно он собирался.

Отец ушел поговорить с врачом, а Тамара, присев на стул около кровати, достала из сумочки и поставила на тумбочку у изголовья небольшую иконку и продолжила: «Пусть Матерь Божия будет с тобой рядом, помогает тебе во всём. Не видя тебя, я сомневалась, соглашаться мне заниматься тобой или отказаться. Но теперь я знаю, что через три месяца ты будешь ходить. Господь дал тебе испытание, может быть, даже наказал тебя за беспутную жизнь, но и даёт возможность сейчас повиниться. Молись! Благодари его и проси помощи, и если с душой и верой будешь это делать, он поможет обязательно! И я, чем смогу, тоже постараюсь помочь».

В другой ситуации Виктор посмеялся бы и просто прогнал бы женщину, не поверив ни одному её слову. Какая молитва? Какая икона? Это в наше-то время! Но голос её, мягкий, как не от мира сего, каждым словом проникал ему в сознание, давал веру и надежду. «Ты мне не веришь. Все так сначала. Молодёжь сейчас ни во что не верит, кроме денег. А ты научись молиться. Подумай, ведь молитва существует тысячи лет, значит, нужна она людям, помогает им, – с этими словами Тамара достала небольшой листок. – Это «Отче наш», постарайся выучить наизусть». Тамара ушла, а Виктор отметил про себя: всё, что за последние дни произошло: операция, унизительные первые сутки, когда молодые женщины подмывали и пеленали его, как младенца, попытка самоубийства, – не стоит ничего по сравнению с тем, что сказала Тамара. Он будет ходить через три месяца. И пусть она соврала, выдумала, чтоб поддержать его. Наверняка это просто слова. Отец ей заплатил, вот она и старается. Но никто ещё в жизни не говорил ему таких важных и нужных в его положении слов. А почему нет? Разве это совершенно невозможно? Ведь бывают же случаи…

После появления в больнице Тамары Виктор преобразился, иногда стал улыбаться и даже подшучивать над медсёстрами. Катюша приняла это на свой счёт, решив, что своими словами убедила парня жить и бороться. Но Виктор теперь с нетерпением ждал Тамару. А она приходила почти каждый день. Вся в чёрном, в отличие от одетых в белое медработников, она бесшумно входила в палату: «Здравствуйте! Здравствуй, мой соколик!» Она по-разному называла его: «Витенька! Соколик! Солнышко моё ясное!», и его душа от этих слов неожиданно раскрывалась навстречу ей. Даже приход мамы не был так приятен и нужен ему. А Тамара неторопливо расставляла на прикроватной тумбочке иконки, зажигала свечку и начинала своё священнодействие. Из стеклянного пузырька она выливала в руку какую-то жидкость и поливала ею ноги Виктора. Он ничего не чувствовал, но видел, что Тамара втирает эту жидкость, массирует мышцы, разминая одновременно и пальцы, и стопы. Одновременно она, как будто имела дело с маленьким ребёнком, приговаривала шёпотом что-то приятное, наподобие: «Ножки мои родненькие, шевелитесь, трудитесь, работайте, не лежите в кроватке…» или читала молитву. Закончив массаж ног, или ещё во время массажа, Тамара разговаривала с Виктором о его жизни, прежних его интересах, и его вовсе не раздражали эти вопросы, как если б об этом его спросил брат или отец. Тамара же после каждого такого вопроса говорила: «Бог велик! Он и прощает, и помогает! Верь!»

После массажа Тамара приступала к тому, чего более всего ждал Виктор. Она зажигала новую свечку и легкими движениями рук массировала ему голову, плечи. После нескольких таких движений она останавливалась, как бы сосредотачиваясь, и начинала негромко читать «Отче наш», затем ещё разные молитвы, которые Виктор слышал, но уже не очень понимал, постепенно погружаясь в блаженное состояние транса. А Тамара читала молитвы, всё ускоряя и ускоряя темп, и в какой-то момент, сама войдя в транс, начинала говорить непонятные слова, точнее, не слова вовсе, а наборы гласных и согласных, а может, она говорила на каком-то неизвестном языке. Эти слова, непонятные сознанию, проникали в самую душу, в то время как Виктор всё глубже погружался в транс. Он фактически не слышал этих слов. Он спал, а его растревоженная память доставала из своих глубин далёкие и такие знакомые образы, события, в которых он принимал участие. Он видел своих погибших друзей, ехал с ними на машинах, сидел за столом, отдыхал на пляже. Это были страницы его счастливых прошлых дней. Последнее видение, перед пробуждением, было из совсем далёкого детства. Маленький Витя, а ему в тот момент было лет семь-восемь, увидел в окно своей квартиры, как мальчишка из соседнего дома обижает девочку из его подъезда. Девчушку звали Валя, Валюха. Витя выбежал из дома, подбежал к Валюхе, но мальчишка оказался почти на голову выше его и посильнее. Из окна это казалось не так заметно. Но пути назад не было, и Витя, заступаясь за девочку, что-то крикнул обидчику. Тот, не говоря ни слова, ударил Витю в лицо. Из носа закапала кровь…

Миновали десять дней. Виктор то впадал в депрессию, то, стараясь отвлечься от неё, листал страницы интернета, читая всё подряд, но ещё больше психовал от этого. Только приходы Тамары он воспринимал как нечто светлое, приятное и полезное для его здоровья. А в один из дней Катюша вдруг принесла запечатанный конверт: «Витя! Тут к тебе приходила нафуфыренная такая… Ой! Может, она подружка твоя. Письмо тебе передала». Виктор разорвал конверт, в котором лежал небольшой листок, и оттуда выпало и покатилось по простыне кольцо. «Прости меня, Витя! – писала Надя, с которой вот уже полгода они жили гражданским браком. – Говорила с твоим врачом, он сказал, что ты не будешь ходить. Пойми меня правильно! Лучше сразу правду сказать. Я ведь молодая совсем и ухаживать за инвалидом не умею. Ключи я отдала твоей маме. Прости!»

Нельзя сказать, что письмо сильно расстроило Виктора. Просто теперь он понял, почему она до сих пор не приходила. «Витюша! Не расстраивайся ты из-за этой сучки, – чуть не плача, заговорила с ним Катя. – Да здесь все девчонки готовы с тобой хоть сейчас. И Тамара ведь сказала, что ты будешь ходить. А мы ей верим. Она настоящая целительница». Виктор успокоил: «Даже хорошо, что так. Хоть через беду, но узнал, кто со мной рядом живёт».

Все последние дни Виктор был поглощен сеансами Тамары. Один-два транса ещё ни о чём не сказали, а когда он проанализировал всё, что пробуждает в его памяти целительница, то понял: ничего случайного в его видениях нет. Во всех сеансах Тамара заставляла его вспоминать, как он все прошлые годы гулял, кутил, проигрывал деньги отца, издевался над родителями – с жиру бесился. Но каждый сеанс заканчивался той девочкой Валей и разбитым носом. И постепенно Виктор утвердился во мнении, что тот его поступок, когда он защищал девочку, был единственным в его жизни, за который сейчас ему не было стыдно. Тамара с помощью своих сеансов разбудила в нём обыкновенную человеческую совесть, и теперь эта совесть не давала Виктору покоя.

Комарики

Двадцать дней в больнице, неподвижный, без надежд на будущее и уверенный, что не будет жить, Виктор почти постоянно обдумывал различные варианты своего ухода из жизни. Конечно, он старался делать всё, что от него требовали, но из головы не выходили слова Нади: «Говорила с твоим врачом, он сказал, что ты не будешь ходить». Значит сам доктор не надеется ни на что, только поддерживает своего пациента. Даже Тамара не убедила его. Девочки-медсёстры жалели симпатичного парня, могли бы и полюбить, но, опять-таки, из жалости. А ему это нужно? Теперь Виктор вовсе не психовал, не раздирал изнутри свою душу. Он совершенно хладнокровно ждал, когда его выпишут и он сделает то, что твёрдо решил.

Виктор уже несколько раз поговорил с отцом, с мамой, попросил у них прощения за все те гадости и подлости, которые доставлял им в прошлом. Он выучил «Отче наш» и читал молитву один-два раза в день. Он всё-таки не верил в Бога, но поверил, что молитва людям помогает, как она помогла ему осознать свои ошибки.

Во время очередного обхода Виктор пребывал в плохом настроении. Накопилось в сознании понимание того, что здесь все его обманывают и только готовятся усадить в инвалидную коляску. Ему надоела их жалость, когда они уходили от него своими ногами в свою полноценную жизнь. Он уже почти ненавидел всех!

Доктор подошел к нему, спросил: «Как дела?» И Виктора прорвало: «Что вы все мне здесь брешете, что я смогу ходить, такими жалостливыми прикидываетесь. А в действительности вам всем наплевать, буду я ходить или нет. Костоломы долбаные, даже от комаров не можете избавить! Все ноги искусали». Не слушая его истерику, понимающий всё доктор направился к выходу из палаты. Последние слова Виктора его удивили: «Какие комары? Откуда здесь, на восьмом этаже, комары?» И тут врач, чуть не сбив с ног медсестру, бросился к кровати, откинул с ног одеяло. Ноги были тёплые, покрытые мелкими точками, как будто действительно покусанные комарами. «Дай булавку, – почти крикнул он медсестре, и в ту же секунду Катя подала её. – Говоришь, комарики! Ё-ё-ёжик косолапый!» Взъерошенный доктор несколько раз уколол ногу Виктора – она слегка рефлекторно дёрнулась. «Ах ты, засранец! Ё-ё-ёжик, твою мать! Нога-то живая, чёрт возьми! – и доктор всем своим телом навалился на Виктора, пытаясь его обнять. – А ты говоришь – костоломы. Это вы, костоломы, носитесь на машинах, ищете, куда покруче вляпаться. А мы – сборщики костей». И уже серьёзно в адрес Катюши: «Чем эта бабка мазала ему ноги?» – «Говорила, мед и травки разные», – ответила оторопевшая Катя. «Приведи её ко мне, поговорить. Аллергия, думаю, пройдёт, ничего пока не делай. – И, повернувшись к Виктору, произнес. – А теперь за тобой, Витя, работа. Хватит валяться. Давно тебя комары покусали?» – «Да я вот перед обходом только и почувствовал, что ноги пекут странно как-то», – ответил Виктор, ещё до конца не осознавший и не понявший значение того, что с ним произошло.

Доктор ушел из палаты, весело напевая: «Комары, комарики – покусали шарики!» Весть о том, что у Виктора восстановилась чувствительность ног, в одну минуту разнеслась по отделению. Медсёстры, санитарочки, ходячие больные – все хотели поздравить Виктора, который, счастливый, зацелованный до макушки и всё ещё не опомнившийся, лежал и держал в руках икону Божией Матери: «Девочки! Это она мне помогла! Это Тамара! И вы все, конечно. Как я вас люблю, мои родные!» И он рыдал счастливыми слезами, а с ним и девчонки…

Пришла Тамара, узнав новость, тоже всплакнула: «Ошиблась я, когда сказала, что ты через три месяца будешь ходить. Раньше получилось по Божьей милости. А я сегодня пришла к тебе в последний раз. Мои массажи тебе уже не нужны, нужен настоящий массажист, и сеансы свои я закончила. Именно они тебе от меня нужны были. Я чувствую, что душа твоя чище стала. Но, если не возражаешь, буду навещать тебя. Иконка теперь твоя, намоленная тобой, слезами политая. Береги её и детям, внукам своим передашь, расскажешь, как помогла она тебе. Храни тебя Господь!»

Разошлись по своим делам медики и больные, ушла Тамара, затем прибежали мама, отец и брат. И, хотя радость была великая, давшая теперь настоящую надежду, но временами всё же Виктору казалось, что она была преждевременной. Ноги так и не двигались. Но появились прострелы вдоль всего тела, вдоль ног. Появилась и боль в ногах. А как приятно было чувствовать эту боль, чувствовать ноги. Доктор успокоил, объяснил, что восстанавливаются повреждённые нервные окончания…

Валюха-горюха

Виктор уже три месяца «отдыхает» в больнице. Он уже неплохо ходит, функции позвоночника восстановились практически полностью. Теперь он – главный помощник Катюши. Где кого перевернуть, помочь подмыть или перестелить постель. Работы хватает, и только врач ругает, если он берётся поднимать больных. Рановато ещё. Однажды с утра в палату зашла Катя: «Виктор! Там в женской палате есть одна больная, Валя. Она отказывается от пищи. Помнишь, какое письмо твоя стерва тебе написала? Так у неё такая же история. Муж не стал приходить, бросил ключи от квартиры и слинял. Но у тебя родственников – пруд пруди, а она детдомовка. Сходи, поговори. Тебя у нас все уважают. Может, послушает? У неё сложный перелом ключицы и рука в гипсе. Сходи!»

Как не помочь товарищу по несчастью, тем более что товарищ женского пола. К завтраку Виктор уже сидел возле Валиной кровати. Девушка, после того как он рассказал свою историю любви, не стала противиться, и Виктор с огромным удовольствием кормил её. Затем были обед, ужин. Он попросил маму, и она стала приносить для Вали соки, йогурты и другие кильтикесы. Мама сразу отметила для себя, как сынок смотрит на Валю. И Вале Виктор очень понравился…

Но время «отдыха» закончилось, и Виктора выписали из больницы. За бесконечными домашними упражнениями с гантелями, на тренажерах, он не забывал больницу и каждую неделю приходил в своё отделение. И, конечно, навещал Валю, но однажды узнал, что и её выписали. Только сейчас он почувствовал, как хотел бы встретиться с ней. Но, опять-таки, упражнения, тренировки, тренировки… И Виктор на какое-то время забыл о Вале…

Прошло ещё почти полгода. Однажды Виктор шёл по улице, что само по себе было редкостью. Обычно его возил водитель на машине. Но, видно, провидению нужно было, чтобы в этот день он шёл по этой улице, именно в это время. Вдруг Виктор увидел совсем недалеко от себя около какого-то киоска Валю. Как молния ударила в голову. Так вот из-за кого он почти каждый день не может никак заснуть. Вот кто должен заполнить ту пустоту в душе, которая так долго достаёт его. Виктор подбежал к девушке и, ничего не говоря, повернул её к себе, обнял и стал целовать, сначала осторожно и почти деликатно, но затем всё более и более страстно. В первую секунду Валя, естественно, испугалась, вздрогнула, но затем увидела его, того, о котором думала и много раз ревела ночью в подушку. Так что только первое касание губ получилось почти дружеским… Философы говорят, что когда целуются влюблённые, на небе рождается ангел. И он точно родился!

Прошло достаточно много времени, пока влюблённые, а это они уже поняли, немного успокоились и смогли говорить. Не стоит здесь повторять эти слова. Те, кто любил, их прекрасно знают. Неизвестно куда направлялся до встречи Виктор и куда шла Валя. Но теперь они шагали вместе, то за ручку, как школьники, то обнявшись. Почти полдня прогуляли по городу и разговаривали, не могли остановиться. Валя рассказала о себе, о том, как попала в детский дом, как жила потом в однокомнатной квартире у родного отца и как сильно пьющий отец внезапно умер, оставив её одну на этом свете. Виктор не стал много рассказывать о прежней своей жизни, чем там было хвастать. Постепенно они стали говорить о больнице, о травматологии – том месте, где судьба свела их.

«Теперь я знаю, что в этом отделении работают святые люди, – с пылом восклицал Виктор. – Врачи, медсёстры, санитарки… Мы носимся по миру, разбиваемся на машинах, ломаем себе всё, что только можно сломать. А они по кусочкам, по осколочкам, собирают пострадавших, ухаживают за ними. Уж я насмотрелся. На вид слабенькая Катюша, но посмотрела бы ты, как она управлялась с моей восьмидесятикилограммовой тушей, меняла бельё, подмывала, делала всё, чтобы не было пролежней. И только со мной, что ли? «Катюша! Подойди в пятую!»; «Катюша! Я только тебя жду!» – раздаётся по отделению весь день, и Катюша, как ангел, порхает из одной палаты в другую, то с судном, то с грязным бельём. Святые люди!»

День заканчивался, и влюблённые, никак между собой не договариваясь, подошли к дому, в котором жила Валя. «А где ты здесь живёшь?» – удивлённо спросил Виктор, когда они подошли к подъезду, в котором когда-то жила его семья. «Здесь, в тридцатой, на втором этаже, – ответила Валя. – А что? Я здесь и родилась, но мама умерла, отец запил, и меня забрали в детский дом» – «Валюха! Да как же я тебя мог не узнать… Ну! Вспоминай! Мы с тобой здесь столько бегали. А нос мой разбитый помнишь? Тебя защищал ведь. Это, может быть, единственный хороший поступок в моей жизни». – «Витя! Витька! Вот это встреча!» – чуть не задохнулась от радости Валюха…

Конечно, эту ночь они провели вместе, да и потом уже не расставались никогда.

Жить за себя и друзей

Вот уже много лет в мае в Сочи на улице Конституции недалеко от остановки ЦАРМ – Центральные авторемонтные мастерские – на придорожном газоне появляется кувшин с букетом цветов. Родственники помнят страшную аварию и четверых мальчишек, чья жизнь вдруг оборвалась в этом месте.

Все эти годы Виктор с Валей живут за городом. У них большой дом и приличный участок. Но и семья у них тоже большая. Четверо детей, точнее, почти пять, потому что пятый должен скоро родиться. «Я живу за себя и за моих друзей, которых тогда потерял. И жизнь большая, но и долгов за пятерых. Вот только пятый будет мой, а мы ещё двоих хотим», – объясняет Виктор. Живут они просто и дружно; муж работает, жена – домохозяйка, мама Виктора почти каждый день у них, с сумками, кульками – кильтикесы для внуков возит. Когда почти сразу после больницы Виктор решил жениться на Вале, отец отнёсся к этому не очень положительно. Он мечтал, что выздоровевший и повзрослевший сын пойдёт доучиваться в университет и серьёзно займётся бизнесом. Но старший сын без колебаний уступил своё место в фирме отца младшему брату Юрию. Никто от этого не прогадал, и в первую очередь отец, получивший замечательного помощника. К Виктору и его жене отец теперь относился с прохладцей. Поглощённый по «самые уши» в бизнес, он не очень понимал сына. Но когда у Виктора родился второй сын и когда оба сорванца подсели на деда, требуя внимания и любви, – он вдруг впервые в жизни ощутил счастье не от денег, сделок, а от сопливых носиков, шаловливых ручонок внуков. Правильно говорят, что внуков любят больше, чем детей. «Когда произошла авария, мы все были в шоке, стресс ужасный, и я сделал всё возможное, чтобы вылечить тебя, но в душе был готов к самому плохому. Я радовался, что у меня есть второй сын, – сказал как-то отец Виктору. – А когда ты отказался заниматься нашей фирмой, я решил, что потерял тебя второй раз. Такой это был для меня стресс. Но теперь вижу, что твой выбор был верным. И у меня сейчас есть место на земле, куда я стремлюсь, где могу отдохнуть душой. Я люблю вас всех!»

* * *

По улицам города продолжают носиться на мопедах и ежедневно попадают в травматологию мальчишки. Другие, постарше и побогаче, ездят на крутых авто, но при этом продолжают оставаться мальчишками. Не всех молодость, энергия, задор ведут в правильном направлении… А как хочется, чтобы вдоль дорог больше не было букетов цветов, чтобы родители, покупая очередной подарок своему ребёнку, точно знали, что он дорос до этого подарка и этот подарок не станет последним в его жизни.

Живите, мальчишки! Подрастайте скорее, и пусть ваши родители никогда не переживут вас!