Текст книги "С чего начинается Родина. Книга 10"

С чего начинается Родина
Книга 10
Владимир Ильич Хардиков

© Владимир Ильич Хардиков, 2024

ISBN 978-5-0064-3501-8 (т. 10)

ISBN 978-5-4498-8644-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Невольно, но совершенно к месту вспоминается давно забытая поговорка: «Последняя у попа жена, да и та попадья». По церковным каноническим законам священник православной церкви мог жениться только один раз, и второй брак, по какой бы ни было причине, оказывался невозможен. Патриархат не позволял нарушать священные каноны и скрепы под страхом отлучения от церкви. Впрочем, католикам было и того хуже – у них существовал целибат: священник, аббат, пастор, падре и т. д., в зависимости от страны под тройной короной Папы Римского, – все без исключения представители клира не имели права жениться. Наряду с этой пословицей существует еще более известная, в какой-то степени, альтернативная поговорка: «Никогда не говори никогда», – ибо развитие жизненных перипетий не имеет ничего общего с церковными уложениями и не ограничено никакими рестрикциями. Как бы то ни было, но вошедший в историю фразеологизм стал популярным и широко известным после публикации первого романа Чарльза Диккенса «Посмертные записки Пиквикского клуба», увидевшего свет в 1837 году. Он распространяется на все сферы человеческой деятельности, и его смысл заключен в том, что не существует ничего невозможного, все может произойти и измениться.

Казалось, долгое повествование о буднях отечественного морского торгового флота «Район плавания от Арктики до Антарктики» закончится с опубликованием девятой книги. Но не тут-то было: за ней потянулся длинный хвост, как у кометы Галлея, и обрывать его – все равно что оставить породистую лошадь без самого настоящего хвоста. Никакая благородная родословная не поможет – сочтут уродиной.

Потянулись наши знакомые знакомцы и примкнувшие к ним соратники по цеху, узнавшие себя в уже известных читателю воспоминаниях, да и они сами не прочь поделиться таковыми, вновь воскресшими из глубин ушедшего времени событиями, оставившими след в закоулках памяти. Однажды прорвавшийся поток остановить невозможно, да и стоит ли? Оставить без внимания столь редкостные золотинки, лишь на мгновение обнажившиеся, словно выплеснутые из земных недр, чтобы снова, на этот раз навсегда, уйти в бесконечность времени и пространства, сродни надругательству над частичкой всей человеческой цивилизации.

«Ба! Знакомые все лица!» – точнее грибоедовского Фамусова не скажешь. И блеснул солнечными бликами еще невидимый, едва наметившийся ручеек из до поры до времени затаившегося источника, чтобы превратиться в полноводную реку с чистой, незамутненной водой, прошедшей через годы забвения и неизвестности, норовя вновь уйти обратно, в бездну иных миров, если останется незамеченным.

«Остановись, мгновение!» – самопроизвольно возникает гетевская фраза из его «Фауста», будто угадывая одолевающие мысли. Но мгновения не остановить, они пролетают, словно те «пули у виска». Нужно успеть, у ветеранов есть еще чем поделиться, прежде чем распрощаться с нашими читателями.

Казалось, все уже давно рассказано и пересказано, но сами собой возникают все новые давние эпизоды, выглядевшие в пору их свершения обычными, повседневными, чисто рутинными, на которые и внимания не следовало обращать. Время же рассудило по-другому, и сегодня они усматриваются совершенно по-иному, словно поменяли окраску и выглядят как воплощенные замыслы искушенного сценариста, хотя являются самыми настоящими фактами, не успевшими обрасти небылицами, из жизни предыдущих поколений в их казавшейся тогда обыденной деятельности. В то время она не представлялась им чем-то исключительным – профессия не хуже других. Хотя как сказать…

Да и судьбы людей, распрощавшихся с морями, по-своему необычны, ибо привыкнуть к новой для них обстановке земного бытия не так-то просто, и безболезненно перешагнуть этот барьер никому не удавалось. Поэтому приходилось во многом начинать сначала, приноравливаясь к кардинально поменявшимся условиям жизни, не опасаясь скоротечного изменения окружающей обстановки, требующей мгновенных решений. На первый взгляд, будто гора с плеч свалилась, но «привычка – вторая натура» и изменить приобретенный условный рефлекс с разбега никому не удавалось, хотя он строго индивидуален у каждого. Но в их памяти навсегда остался тот, впервые увиденный маяк, у каждого свой, когда уходили в свой первый рейс, которым кончается и с которого начинается Родина!

Большая благодарность откликнувшимся участникам давних событий, вспомнивших прежние годы, всколыхнувших молодость и вновь вернувших на несколько десятков лет назад, когда они были молоды и «чушь прекрасную несли», по словам поэтессы Юнны Мориц: Сергею Викторовичу Кушнаренко, Владимиру Федоровичу Рогулину, Валентину Алексеевичу Цикунову, Сергею Леонидовичу Пермякову, Михаилу Филипповичу Ляхоцкому.

Читайте и продлите знакомство с героями прежних повествований, ибо утеря налаженных связей сродни физической и психологической боли от внезапной потери близкого человека. Не забывайте: новые друзья уже не появляются, а старых становится все меньше и меньше.

С искренним уважением,

Владимир Хардиков

По воспоминаниям Сергея Викторовича Кушнаренко, которые он посвящает своим детям и внукам

Паруса судьбы

«Вот этот дом, сто лет тому назад,

Был полон предками моими,

И было утро, солнце, зелень, сад,

Роса, цветы, а он глядел живыми,

Сплошь темными глазами…»

И. А. Бунин

Сергей Кушнаренко хорошо знаком нам по предыдущей книге – «Через годы, страны и моря». Немало экстремальных невзгод выпало на его долю в начале трудовой деятельности, иные и вовсе могли привести к самым настоящим трагическим последствиям. Хотя тогда казалось, что перед ним открывается весь мир в своей многогранной непредсказуемой привлекательности, сравнимой разве что с состоянием пробудившегося ребенка, проснувшегося в летнюю пору от солнечного лучика, попавшего в глаза. Когда захлестывает всеобъемлющее чувство радости, ликования и счастья от кажущейся бесконечности жизни и непредсказуемо прекрасного будущего, а мысли улетают в заоблачные дали. Хотя такое состояние духовного подъема не бывает долгим и вскоре проходит, но заряжает энергией на весь летний погожий солнечный день.

О том, как становились мореходами и капитанами и что влекло молодежь в безграничные просторы Мирового океана, уже не раз рассказывалось в предыдущих повествованиях. Примеров достаточно, и, несмотря на внешнюю несхожесть, всех объединяли романтика и стремление вырваться из своего, казавшегося таким ограниченным мирка. Будто большая интересная жизнь где-то там далеко за синими далями. В юные годы захлестывают желания оказаться среди этой манящей неизвестности и потому еще более притягательной. Сегодня это воспринимается как что-то наивное, нарочитое или показное, ибо на первый план выходят чисто меркантильные соображения. Но так было на самом деле, без каких-либо прикрас и ссылок на большие деревья и зеленую траву – они остались такими же и поныне. А сегодня, как говаривал известный персонаж: «Романтизму не хватает!»

Как-то сами собой потянулись жизнеописания знакомых по предыдущим книгам лиц, хотя до Плутарха далеко! За двадцатью тремя его трудами не угнаться.

Самыми впечатляющими из тех уже далеких времен являются воспоминания капитана Цикунова, проходящие через всю его долгую жизнь. Сегодня, в свои 82 года, он такой же живчик, улыбающийся с фотографии в полной капитанской форме, надетой по такому случаю. Как будто и не было прошедших 70 лет, в которые уместилась его сознательная трудовая деятельность. Его трудное детство и школьные годы пришлись на самый тяжелый период в жизни страны, и он, что называется, вкусил по полной. Да и Камчатка с северной частью острова Сахалин – совсем не северное Причерноморье. Хотя, по правде сказать, легких периодов в нашей новейшей истории и вовсе не было, но смотря с чем сравнивать.

Вторым в этом коротком списке видится Владимир Рогулин, по сей день связанный с морским флотом: он первым встречает и последним провожает приходящие в порт Владивосток и уходящие в рейсы суда, работая лоцманом в свои 77 лет. Глядишь, и в Книгу рекордов Гиннесса попадет. Ему тоже пришлось несладко в годы учебы, когда он подрабатывал на стороне, чтобы содержать молодую семью. Не такой уж он молодчик, как в расхожей поговорке того времени: «Если ноги сильные и широкая грудь, то не академиком – грузчиком ты будь!»

Третьим, хотя это не тот случай и на троих уже не соображают – время ушло, да и заботы с проблемами иные, является 74-летний автор этих строк. В начале нескольких предыдущих книг его взгляд напоминает старые, давно забытые советские плакаты, с которых пронзительно-вопрошающе смотрят активисты-патриоты с самыми строгими, благообразными лицами, словно сошли с пародий Кукрыниксов: «А ты подписался на облигации трехпроцентного займа?» или «Ты записался добровольцем?..» – и так далее. Подобных агитплакатов самой разной направленности было множество, но все они, как однояйцевые близнецы, похожи друг на друга. Времена в чем-то повторяются, и сейчас некоторые вопросы, как это ни странно звучит, снова актуальны! Кстати, о Кукрыниксах: мало кто сейчас их помнит, и любопытные несведущие могут поискать в интернете – все тогда и станет на место.

Настал черед и четвертого персонажа, самого молодого на фоне остальных и активно бодрствующего в родном городе комсомольской мечты начиная с тридцатых годов уже прошлого столетия.

Сергей родился и провел детские и школьные годы в Комсомольске-на-Амуре, который хотя и является сухопутным, но одна из величайших рек мира, Амур-батюшка, как его нередко называют, при двухкилометровой ширине во многом компенсировала этот недостаток. Река полноводная и рыбная, по берегам которой редкое население, в основном малочисленные народы, живущие по своим давним обычаям и промышляющие охотой, рыболовством, разводят и пасут олешек: нанайцы, ульчи, нивхи, эвены и другие. Тайга и река для них что дом родной: умеют не только «читать» звериные следы, но и разговаривают со зверьем как с равными, как-никак, а они все-таки истинные хозяева бескрайних краев. По всей вероятности, их предки появились намного раньше коренных двуногих обитателей. Стоит почитать арсеньевскую повесть «Дерсу Узала» в качестве доказательства.

Ныне с религией никто не пристает, и они по-прежнему беседуют со своими деревянными и вырезанными из кости божками. Язычники? Ну и что? «Хоть горшком назови, только в печь не ставь!» Время спаивающих миссионеров кануло в Лету, церковь неоднократно убеждалась в том, что, даже будучи окрещенными с использованием многочисленных хитростей и, конечно, «огненной воды», пришедшие в себя новоявленные христиане продолжали жить по своим прежним законам. Святость обряда крещения на них не производила никакого впечатления. Бывали случаи, что одного и того же человека крестили по несколько раз и новых имен у него было как у собаки репьев на хвосте. Сам обряд крещения они рассматривали лишь как возможность чем-то поживиться, не принимая всерьез таинства и веру. Много ранее неизвестного о взглядах «детей природы» рассказано в романах Салтыкова-Щедрина, как и об отношении к ним православных иерархов местного значения.

Хотя их мысли выглядят наивными, но недаром бытует афоризм «Гениальность – в простоте», восходящий к самому Леонардо да Винчи. Они никак не могли поверить в существование единого (пусть даже в трех образах) Бога, ибо он не дает каких-либо осязательных преимуществ, обещая лишь что-то непонятное в далеком будущем. А их многочисленные божки сулят удачную охоту и рыбалку, мягкую зиму, обилие грибов и т. д., то есть более приземленные вещи, и к тому же верят в переселение душ в соседствующих с ними зверей. Так жили их далекие предки, и они тоже не намерены менять устоявшийся веками жизненный уклад, только не мешайте, не пытайтесь переселить в современные многоквартирные дома. Спросите у них: хотят ли они сами этого? Ответ очевиден! Чукотский опыт многого стоит, первый писатель этого племени Юрий Рытхэу немало поведал о жизненном укладе своего народа, хотя все его творчество зиждется на преодолении отсталости земляков и тяге к новому по советскому образцу. Но даже он, подверженный современной болезни аборигенов, столь быстро захватившей в цепкие когти повального алкоголизма, порывался стать на путь настоящего, а не социалистического реализма, но поезд уже ушел.

А Тихон Семушкин все же написал и назвал одну из своих книг «Алитет уходит в горы». Хотя содержание и замаскировано, но суть ясна: герой книги поссорился с властями и угнал свои стада оленей в горы, где его никакие власти не найдут, даже если солдат соберут по всей Чукотке. Кстати, историю освоения Амура российскими подвижниками во всей полноте прекрасно раскрыл в романе «Амур-батюшка» Николай Задорнов – отец известного юмориста. Он к тому же является автором большой серии исторических романов об исследовании необъятных просторов Дальнего Востока. Некоторая предвзятость, обусловленная советской идеологией, присутствует, но историческая ценность его произведений несомненна.

Как и все пацаны того времени, Сергей мечтал стать летчиком или моряком, повального увлечения мужественными профессиями вряд ли кто избежал в то время. Всеобщий интерес к героическим профессиям объяснялся прочитанными книгами, если существовал интерес к чтению, патриотическими кинофильмами и общей обстановкой в стране, уверенно шагавшей в светлое будущее, к коммунизму, который «наш дорогой» Никита Сергеевич Хрущев обещал построить к 1980 году, а до него оставалось не так уж и далеко. Остается лишь удивляться тому, что в первые годы по пути к заветной цели люди искренне верили в такую фантасмагорию.

Жилищная проблема, как обещано, вкупе с продовольственной программой была еще не решена, впрочем, как и сегодня. Все руки не доходят – есть дела поважнее. Подавляющее большинство семей проживали в собственных, построенных еще их предками деревянных домах – слава богу, зеленое море тайги с хвойными породами в несколько обхватов казалось бесконечным и нетронутым. Да и разрешения властей на вырубку леса никто не спрашивал, как и архитектурный чертеж будущего дома. Таких мудреных слов никто в округе не знал и даже не слыхивал: руби пятистенок или обычный, с четырьмя углами, дом. Главным сооружением во вновь построенном жилище являлась печь с выведенным на крышу дымоходом, от тяги которого и зависело тепло в доме – климат-то не тропический. С дровами тоже проблем не было, сухостоя в тайге хватало – бери сколь душе заблагорассудится, не то что во времена «валежника». Только бы с медведем или рысью не повстречаться, они хоть и земляки, но каждое встреченное живое существо рассматривают как потенциальную добычу – от врожденных инстинктов никуда не денешься. О холодильниках даже речи не могло идти, длинная зима помогала сохранить скоропортящуюся снедь, как и долгого хранения провизию, да и погреба, вырытые под каждым домом, тоже выручали: заготовленные на зиму продукты хранились в них.

О водопроводах тоже не слыхивали, разве что узнавали из учебников по истории Древнего мира – они имелись еще в Римской империи. Воду носили на коромыслах из колодцев, подчас находящихся в паре сотнях метров от дома, а в зимнее время возили на салазках в бидонах или в каких-либо иных подходящих емкостях. Поэтому хочешь не хочешь, а приходилось закаляться, умываясь холодной водой, иногда подернутой корочкой льда. С раннего детства приходилось становиться самыми настоящими начинающими «моржами». Раз в неделю ходили в общественную баню за несколько километров от дома, а если возникала срочная необходимость в мытье, то пользовались тазиками, подогревая воду в печи.

Почти все семьи были многодетными, и пять-шесть детей никого не удивляли – обычное дело. Детворы набирались целые ватаги, и они не скучали, занимаясь привычными своими детскими и не совсем делами.

Сергей, будучи младшим в семье, имел двух братьев и двух сестер. Семейство проживало в поселке Парашютный, по соседству с рекой. Свое название на укороченном местном диалекте – «Парашютка» – он получил в конце тридцатых годов из-за расположенной рядом парашютной вышки, когда прозвучала знаменитая фраза «Комсомолец, на самолет!» и аэроклубы возникали по всей стране как грибы после дождя.

Сколь много ребят стали летчиками, возможно, знает одна лишь статистика военного ведомства, но не вызывает сомнения, что их было много, и в этом виделся залог быстрого развития отечественной авиации. Конечно, далеко не все становились асами, и большинство погибли в первые месяцы войны, не имея боевого опыта, в поединках с немецкими летчиками. Но из оставшихся в живых выковывались такие, как Кожедуб, Покрышкин, Сафонов, который, к сожалению, погиб, но стал первым летчиком – дважды Героем Советского Союза во время Второй мировой войны, и многие другие известные герои.

Во второй половине войны стали формироваться самые настоящие воздушные армии, авиационные соединения, которых не знала история. Первоначальной кузницей кадров гигантских соединений и являлись эти многочисленные аэроклубы.

Инициатором создания местного аэроклуба стал впоследствии знаменитый летчик-истребитель Алексей Маресьев. Будучи сбитым над территорией врага, он добрался до своих ползком, с ранеными ногами. В результате ему ампутировали ступни обеих ног, и после обретения протезов он вновь добился назначения в истребительный полк. Сбил десять вражеских самолетов, из которых семь – с протезами. Звание Героя Советского Союза стало признанием его мастерства, настойчивости и упорства. После написанной писателем Борисом Полевым книги «Повесть о настоящем человеке» Маресьев получил всесоюзную известность, и наряду с романом Николая Островского «Как закалялась сталь» книга стала настольным путеводителем по патриотическому воспитанию нескольких поколений.

Дорогу в большую авиацию Маресьев обрел в аэроклубе Комсомольска-на-Амуре, совершив первые прыжки с парашютом с этой самой вышки. Интересно, есть ли на ней сейчас мемориальная табличка? Впрочем, вряд ли вышка сохранилась до нашего времени, когда памятники Мандельштаму или Солженицыну сносят, устанавливая на их месте монументы вурдалакам типа Ивана Грозного, в результате царствования которого Московское царство едва не погибло.

Телевизорами в зажиточных семьях только начали обзаводиться, и они являлись большой редкостью. Слава богу, электричество было, сказывалась близость Комсомольска-на-Амуре. В более отдаленных селениях и стойбищах говорить о нем не приходилось, и в обиходе даже встречались земляные полы. Семья Сергея к группе зажиточных не относилась, и без телевизора, как правило гордости семьи, забот хватало: накормить, одеть, обуть, отправить в школу, работать по домашнему хозяйству – и десятка рук не хватит.

Сергей, как и многие будущие одноклассники и однокашники, много читал, страницы увлекательных книг уносили далеко от дома, в неведомые страны с бесконечным летом, охотой за слонами и львами, висящими вдалеке островами, налетающими ураганами, пиратами и поисками закопанных кладов. В зависимости от сезона игра в футбол, как и по всей стране, являлась повальным увлечением, особенно после победы советской сборной на мельбурнской Олимпиаде в 1956 году. Все хотели стать Яшиными, Татушиными, Симонянами, Нетто, Стрельцовыми, Ивановыми, Ворониными. В Стране Советов спорт был больше чем спорт, он демонстрировал преимущества советского социалистического строя всему миру, наряду с балетом и космической программой. Спорт имел ярко выраженную политическую окраску, вопреки олимпийской хартии и известной фразе «О спорт, ты – мир!», автор которой, французский барон Пьер де Кубертен, основатель современных Олимпийских игр, возродившихся в 1896 году, как-то отошел на второй план, вроде бы его и не было. Позднее, после московской Олимпиады 1980 года, даже сняли кинофильм под таким названием. Футбол и вовсе был выше всего. Как это ни странно звучит сегодня, но тогда само собой понималось, что в коллективных, командных играх наши спортсмены априори сильнее всех, потому что при социализме чувство локтя присуще каждому советскому человеку, ибо он друг и брат ближнему, в отличие от капитализма, где человек человеку волк. Вот такая белиберда была забита в головы, это утверждение никто не оспаривал, принимали как должное, «скрепу» в современном звучании.

Лето в этих широтах резко континентального климата жаркое, но короткое, и все-таки детворе хватало времени на игры в лапту, гонки на велосипедах, купание в Амуре. Зимой традиционные коньки, санки, лыжи, строительство снежных городков и выяснение, чья команда сильнее, при штурме этих крепостей, как на картине Василия Сурикова.

В повседневности ежедневной суеты до окончания школы Сергей моря не видел, хватало Амура, тем более что во время ледохода и дождливого сезона река разливалась вширь так, что и противоположного берега не было видно, – чем не море? Во время летних каникул разнообразили досуг поездки в пионерский лагерь в десятке километров от дома, на берегу Амура. Тут уж отрывались в собравшейся компании единомышленников по полной программе, в стороне от родительских глаз, хотя вожатые старались как могли унять озорников и главным для них было не оставить без внимания сорванцов на берегу реки.

В южной части Татарского пролива, там, где кончается Восточная Сибирь, расположены два порта: Ванино и Советская (бывшая Императорская гавань), между которыми всего лишь два десятка километров. Они единственные порты, связывающие континентальную часть Евразии c островом Сахалин, южными портами Приморья, побережьем Чукотки и выходом в Арктику. С Комсомольском-на-Амуре они соединены железной дорогой, но при строительстве этого участка Байкало-Амурской магистрали создатели уперлись в реку Амур, и возведение моста через широкую водную артерию закончилось лишь в 1975 году. Почти 30 лет, начиная с 1946 года, транспортировка ж/д составов в летнее время осуществлялась паромами, а в зимнее время дорогу прокладывали по льду, который искусственно намораживали до двухметровой толщины и укладывали более длинные шпалы для уменьшения нагрузки на лед. В составах груженые вагоны чередовались с порожними платформами – с той же целью. Длина такой переправы составляла около полутора километров. Глубина реки под переправой достигала 10 метров – вполне хватило бы, чтобы утопить ж/д состав вместе с паровозом.

Начиная с ранней весны берега Амура были самыми любимыми местами проведения игр и развлечений. К концу апреля величественная река просыпается после зимней спячки, возвещая об этом артиллерийской канонадой ломающихся льдин, слышимой за десятки километров от нее. Льдины ломаются и трещат, наезжают друг на друга, создают самопроизвольные запруды и начинают стремительное движение вниз по течению. Горе тому, будь то зверь или человек, кто окажется посреди реки в это время. Лишь по счастливой случайности и какому-то сверхсверхъестественному везению сможет он, перепрыгивая со льдины на льдину, выбраться на берег – знать, в рубашке родился. Зверье чувствует приближение ледохода и старается не заходить на лед в это время. Вот и несет река все, что окажется бесхозным и не вытащенным на берег, к далекому морю. С человеком сложнее: он все знает, но иногда действует вопреки здравому смыслу, как бы играя с судьбой, по аналогии с «русской рулеткой». Аборигены, то бишь малые коренные народности, воспринимают унесенное имущество и даже людей, по какой-либо оплошности оказавшихся на льду в самый неподходящий момент, как жертву речным богам, которые у каждого народца свои.

На буйство природы можно смотреть бесконечно, поражаясь мощи и невероятной силе всего лишь несколько дней тому назад скрытой под неподвижным, спокойным саваном реки, внезапно разразившейся буйным нравом, словно вулкан, начавший извержение. Только вместо кипящей лавы – холодные льды, совсем недавно скованные стужей и казавшимися бесконечно недвижимыми, будто на антарктическом плато. Множество людей собираются на берегах великой реки, чтобы в молчании понаблюдать за ежегодным неповторимым зрелищем, которое никогда не устанешь созерцать. Случаются заторы, и льдины, напирая одна на другую, словно живые, лезут на берег в своей мрачной и непоколебимой решительности. Кажется, не существует силы, способной остановить их напор. Наконец затор прорывается, и глыбы, скрежеща, будто в бессильной злобе, начинают отступать, оставляя не успевших уйти на берегу, где они и закончат свое существование под лучами весеннего солнца.

Река несет со своих верховьев все, что не успели спрятать или вынести на берег: попадаются и ставшие бесхозными лодки, одну из которых местная ватага подростков вытащила на берег, приобретя собственное плавсредство. К четырнадцати годам выявились тесно спаянные по интересам компании. В этом возрасте тесное взаимное общение неизбежно, происходит, как сегодня принять говорить, социализация, и, как правило, проверенные друзья остаются таковыми на всю жизнь, и даже если в дальнейшем они разлетятся по отдаленным «улусам», то дружба останется, хотя и перейдет в иное качество. Сергей также не избежал этого, и их коллектив состоял из пяти пацанов, объединенных общими увлечениями.

Лодка была немного помята льдинами, и ей повезло – скоро от нее остались бы только щепки: лед ломает и гнет даже металлические изделия, а дерево, угодившее между льдинами, он даже не заметит. Компаньоны вскоре зашпаклевали и заделали варом обнаруженные трещины, укрепили оба борта, а на берегу подобрали принесенные течением весла – их немало валялось поблизости после ледохода. Таким образом, они стали обладателями собственного судна – что-то подобное челну Петра Великого, который считается предтечей российского флота. Правда или нет, но такая легенда существует, и даже есть его копия, словно каравелла Колумба «Санта-Мария» в шестом или седьмом подобном варианте, хотя она была на самом деле караккой длиной всего лишь 25 метров. Но «каравелла» звучит гордо, с парусами, наполненными ветром, как и бригантина. Об этих типах парусников написано множество книг и стихов, положенных на музыку, не то что никому не известная каракка с неблаговидным звучанием – пусть историки с кораблестроителями разбираются. Впрочем, строители аналогов знаменитых парусных судов давнего прошлого утверждают, что копии построены в соответствии с чертежами тех времен. Хотя сомнения в сохранности чертежей, прошедших через века забвения, все-таки остаются, но это лишь для скептиков. Толпы туристов со всего мира посещают очередную копию «Санта-Марии» в Барселоне и не перестают изумляться, как можно было отправиться в неведомое на такой скорлупке.

Ледовая железнодорожная переправа через Амур

Чтобы грести по Амуру на весельной шлюпке, нужно быть искушенным речником и обладать недюжинной силой, знать особенности течений и водоворотов, ибо река очень коварна, да и течение приличное. Образовавшийся экипаж прекрасно осознавал все трудности на пути освоения будущих походов, но «не боги горшки обжигают». Любая дорога начинается с первого шага, и пришлось самостоятельно осваивать азы речного плавания, ибо без этого течение подхватит и унесет к далекому морю. Останется только взывать о помощи. При единодушном согласии посудину перегнали выше по течению, за городскую черту, в район лодочной станции, расположенной на берегу протоки, соединяющей озеро Мылки с основным руслом Амура. Да и на лодочной станции у знатоков есть чему поучиться. Ширина протоки не превышала трехсот метров – всего-то, иные солидные реки могут позавидовать. По сути дела, она также являлась рекой, в которую впадали другие, более мелкие и узкие протоки, самыми известными из которых были Кривая и Сухая. Протока, да еще Сухая – попробуй разберись, с Кривой-то вроде бы все ясно. Хотя и с Сухой тоже не все так сложно: при низком уровне Амура она полностью пересыхала, вот и вся недолга.

Вся эта низменная земля в несколько десятков квадратных километров относилась к водораздельной территории (не хочется говорить «зоне»), примыкающей к реке, к которой стремились многочисленные притоки по всему ее течению. Расположенная очень даже удачно, по соседству с городом, пойма испещрена многочисленными ручьями, речушками и озерами, богатыми рыбой самых разных видов. Тут вам не только пескари, ротаны, ерши и уклейки ловятся, а самые настоящие: от сомов и осетровых до хариусов – всех не перечислить.

По обоим берегам, на богато удобренной наносными отложениями наилока почве, раскинулись обширные заливные сенокосные луга. Трава на них растет как бамбук в тропиках, едва ли не на глазах прибавляя в росте, да и сено самого лучшего качества. Туда с весны и по осень вывозили многочисленное стадо крупного рогатого скота и удои молока получали завидные. Много горожан жило в частных домах с приусадебными участками, и скотское поголовье было почти в каждом подворье. К счастью, хрущевские запреты на обзаведение домашними животными миновали – видимо, одумались в верхах, им бы тренироваться в выдумках не на собственном народе, а на кошках, как в гайдаевской кинокомедии.

С наступлением теплых дней и до самых заморозков компания мальчишек подолгу пропадала среди многочисленных проток и на островах: каталась на отремонтированной лодке, рыбачила, варила уху на костре и ночевала в палатке, спасаясь от комаров и гнуса, без которых низменные заболоченные пространства представить невозможно. За удовольствия природа назначает и берет плату – терпите, удальцы. К подножному довольствию добавляли принесенные с собой овощи с домашних огородов, огурцов и помидоров в сезон хватало на всех. От побочных заработков тоже не отказывались, деньги никто не отменял и прожить без них, ориентируясь лишь на натуральное хозяйство, трудновато. Перевозили на своем «дредноуте» на противоположный берег Мылкинской протоки нуждающихся, взимая чисто символическую плату – 10 копеек. Но «с миру по нитке – голому рубашка».

Для оценки покупательной способности копеек стоит напомнить, что стандартный коробок спичек стоил одну копейку. Так что за стоимость перевоза одного человека можно было купить целых десять коробков со спичками. Когда набиралась достаточная, по мальчишескому разумению, сумма, устраивали праздник, «отовариваясь» в ближайшем от паромной переправы магазине. Тушенка тогда была настоящей, из мяса, покупали макароны и, конечно, сладости. Утомленная и довольная, с туго набитыми животами, в эту ночь компания спала, что называется, без задних ног, не чувствуя укусов всюду проникающих кровососов.