Текст книги "С чего начинается Родина. Книга 10"

Из воспоминаний капитана дальнего плавания Сергея Пермякова

Мишень для авианосца

«На море шторм, как канонада,

Кипит и пенится вода…

Американский флот армадой

Идет, не зная сам куда!»

Перефразированное четверостишие

Александра Иванова

Авианосные ударные группы или соединения появились в начале Второй мировой войны и обрели современные черты в период войны на Тихом океане между Японией и США, которая началась с массированного нападения японского воздушного флота, стартовавшего с палуб авианосцев, приблизившихся на дистанцию, достаточную для удара по военно-морской базе Соединенных Штатов в Перл-Харборе на Гавайских островах 7 декабря 1941 года. Американская разведка самым безобразным образом «прозевала» приближение большой группы кораблей, включая шесть авианосцев, с которых взлетели 300 самолетов. Нападение на главную военно-морскую базу США в Тихом океане стоило американцам потери четырех линейных кораблей, крейсера и нескольких эскадренных миноносцев, не считая прочей «мелочи», и окончательно утвердило приоритет авианосцев перед прежними властителями морей – линкорами с их артиллерийским вооружением, главный калибр которых достигал 466 миллиметров: жерла их орудий главного калибра очень даже напоминали трубы торпедных аппаратов. Значительные повреждения получили другие корабли и портовая инфраструктура, как и две сотни уничтоженных самолетов. Потери личного состава составили около 2500 человек. По сути, произошел разгром тихоокеанского флота США. Этим навсегда вошедшим в историю нападением были поставлены последние точки в том, какой тип кораблей на море «главный». В этом отношении очень показательна расправа японских штурмовиков в 1942 году над британскими новейшим линкором и линейным крейсером, охраняющими Сингапур с моря от японских захватчиков. Всего лишь за полчаса оба крупнейших корабля были уничтожены и нашли свое пристанище на дне. Как бы то ни было, но американцам в какой-то степени повезло: в гавани не оказалось авианосцев, которые за два дня до нападения ушли в район Алеутских островов, что вскоре обернулось для японцев непредсказуемыми последствиями. А тогда флот микадо купался в лучах славы, и вся Страна восходящего солнца рукоплескала его успеху.

Современный авианосец слишком дорогостоящий корабль (его стоимость зашкаливает за 10 млрд долларов), чтобы отправлять его в одиночное плавание. Да и собственных средств обороны у такого гиганта явно недостаточно, у него иные задачи. На его борту находятся 5—7 тысяч человек экипажа, летного и технического состава – целый плавающий город. Авиакрыло насчитывает до 90 самолетов и вертолетов, которые и являются его ударным оружием, именно так плавучий аэродром и называется. В состав его охраны входят один-два крейсера, целая свора эскадренных миноносцев или фрегатов, подводные лодки, корабли снабжения и танкеры с топливом. Современные авианосцы в большинстве своем оснащены атомными двигателями. Их громадные размеры поневоле уносят наше воображение на каком-то инстинктивном, не поддающемся разумению уровне, будто мы уже видели каких-то гигантов в нашем далеком биологическом прошлом. Что-то похожее на исполинских пресмыкающихся мезозойской эры, населявших планету многие десятки миллионов лет тому назад. Можно по пальцам на одной руке пересчитать страны, которые могут построить такие корабли; их технологии сродни космическим, а одно лишь содержание монстров не по карману большинству государств, весь флот которых существенно уступает по военной мощи всего только одной авианосной ударной группе. У Соединенных Штатов насчитывается 11 действующих авианосных соединений, распределенных по всем флотам, то есть они присутствуют во всех районах Мирового океана. Помимо действующих, в наличии имеется еще несколько законсервированных авианосцев. Такое количество авиационных маток позволяет контролировать ситуацию во всем мире. При встрече с авианосным соединением встречные суда стараются изменить курс, чтобы безопасно разойтись с вояками. Хотя международные правила распространяются и на них, но штатские «пиджаки» держат в уме известную поговорку «Бойся в море пьяного рыбака и военного моряка!», которая стала таковой не на пустом месте.

О добывающем рыболовном флоте много сказано в ранних новеллах: когда идет рыба, то есть нападают на косяк, тогда и начинается самый настоящий «сенокос», любители удачи забывают обо всем, не только о правилах судовождения, и смотреть за ними нужно в оба глаза. У военморов другие причины: в своем большинстве командиры кораблей не являются профессиональными судоводителями. Минеры, ракетчики, артиллеристы и прочие. Штурман всего лишь один, да и тот не имеет достаточного опыта и знаний. Вот и получается «кто в лес, кто по дрова». Лучше заблаговременно отвернуть в сторону и чисто разойтись с потенциально опасными встречными военморами. А авианосное соединение само по себе вызывает тревогу наличием большого количества военных кораблей вокруг авиаматки.

Какими бы огромными ни казались океаны, но морские пути сродни проложенным дорожным магистралям, по которым спешат пароходы самых различных флагов, типов и назначений. Правда, на всем пути отсутствуют светофоры и дорожные указатели, да и не нужны они ныне, иначе штурманский состав останется без работы. Сезонные погодные препятствия никак не добавляют скорости, разве что воспользуешься попутным течением. В отличие от правил дорожного движения на море существуют международные правила предупреждения столкновения судов, которые каждый судоводитель должен знать как «Отче наш», как говаривали много лет тому назад. Сегодня едва ли удастся отыскать морского штурмана, знающего какую-либо молитву, и казавшееся естественным сравнение совершенно неуместно. Но на открытых водных пространствах и в помине нет постовых регулировщиков, как и засевших в засаде полицейских с радарами. Посему судоводители должны самостоятельно неукоснительно соблюдать предписанные правила, ибо цена ошибки велика. Это вам не столкновение двух автомобилей даже с самыми плачевными результатами. Какое же правило без исключений – таковые существуют и в морских правилах, их наличие обозначается флагами международного свода сигналов в дневное время и соответствующими им фонарями на самой высокой мачте ночью. Казалось бы, океан огромен, в несколько раз превышает земную твердь по площади, а они все-таки сталкиваются. Как выше упоминалось, морские суда движутся по оптимальным маршрутам, а не равномерно рассредоточены по Мировому океану, ну а столкновения в открытом море составляют всего лишь 20% от общего количества, остальные 80 приходятся на подходы к портам и форсирование узкостей: проливов, каналов и стесненных акваторий.

Случившаяся история произошла относительно недавно, в 2018 году, в период работы Сергея Пермякова капитаном танкера «Виктор Конецкий» сегмента «Афрамаксов». Очень даже солидный при своей 100-тысячетонной грузоподъемности пароход трудился не покладая рук в рамках проекта «Сахалин-1», выполняя короткие по продолжительности рейсы, наподобие малотоннажных судов, крутящихся в пределах дальневосточных вод, Северного Китая, Японии и Кореи. Судовладельцы не отпускают их далеко, находя посильную работу в сфере своей доступности. Экономика не работает, если суда малой грузоподъемности направляются в «дальние» плавания, не существует фрахтователей, согласных платить за тонну перевезенного груза в разы дороже настоящего фрахтового рынка, ибо лишь в таких случаях можно достичь рентабельности «малышей». А филантропов и миссионеров в судоходном бизнесе видеть не приходилось, слишком дорогое «удовольствие», совсем не то что медяки на паперти раздавать. Потому и вертятся пароходики в пределах одного региона, зарабатывая на жизнь судовладельцам. Танкер, во много раз превышающий возможности малышей по всем параметрам, выполнял два-три рейса в месяц из порта Де-Кастри в Татарском проливе, в десятке миль на север от которого глубины резко уменьшаются, плавно переходя в устье реки Амур. Сегодня порт расположен на берегу залива Чихачева, но ранее он также назывался Де-Кастри – в честь бывшего когда-то морским министром Франции маркиза Шарля де Кастри.

Казалось бы, какое отношение может иметь к российской восточной окраине французский министр конца XVIII века? Но история остается в именах: залив был открыт в 1787 году кругосветной экспедицией Лаперуза, от которого и получил свое название, а Лаперуз увековечен в названии пролива между японским островом Хоккайдо и российским Сахалином.

Осадка судна в полном грузу свыше 14 метров вызывала уважение и опасения во время плавания по относительно мелководным акваториям. 250-метровый корпус требовал повышенного внимания, ибо каждый поворот нужно было рассчитывать заранее, чтобы с немалым радиусом циркуляции не оказаться на мелководной «обочине». Только по выходе на морские просторы можно почувствовать себя в относительной безопасности: «Большому кораблю – большое плавание!» Но и там не все было просто: как правило, в прибрежных водах, да еще со многими портами мирового значения поблизости, разбросано множество мелких судов и рыбачьего «тюлькиного» флота, как килек в томатном соусе, которые не спешат уступить дорогу солидному «Афрамаксу». Несмотря на кажущиеся короткие «домашние» рейсы, забот на судне хватало, и не только чисто навигационных.

Легкая нефть, добываемая на восточном шельфе Сахалина, накапливается на терминале «Сахалин-1» в порту Де-Кастри, откуда отправляется преимущественно в порты Южной Кореи и Японии. Сахалинская нефть отличается малым содержанием серы и на рынке котируется по более высоким ставкам, чем обычные Urals или даже Brent. Для работы в условиях тяжелой ледовой обстановки в зимнее время спроектировали и построили пять танкеров-близнецов с усиленной конструкцией корпусов, наиболее подходящей для челночных рейсов между терминалом «Сахалин-1» и портами Японии и Южной Кореи. Для терминала также построили специфичное носовое погрузочное устройство, оптимальное и не затратное по сравнению со стандартными в незамерзающих районах. «Виктор Конецкий» в компании остальных четырех близнецов два-три раза в месяц забирал с терминала накопившуюся из дебитных скважин легкую сахалинскую нефть и спешил в определенный порт выгрузки, чтобы вскоре вернуться за следующей партией груза. Отсюда и название всех пяти судов – «танкеры-челноки», правда, очень большие.

Каждый нефтеперегонный завод и терминал имеет свою собственную, характерную лишь для него схему переработки сырой нефти. Они рассчитаны на какой-то конкретный ее вид, в зависимости от наличия серы, извлечение которой процесс непростой, затратный и трудоемкий. Поэтому, как правило, в высокосернистую тяжелую нефть, которую к тому же трудно транспортировать по трубопроводам из-за ее вязкости, добавляют легкие сорта, вследствие чего и получается более-менее приемлемая смесь, почти как в старом кинофильме – пародии на вестерн «Лимонадный Джо» – смесь «номер 3». Хотя киношная смесь совсем иная по своим качествам, чем в той чехословацкой сатирической пародийной комедии почти 60-летней давности. Она легче транспортируется и перерабатывается с меньшими затратами, к тому же цена выше, чем у высокосернистой тяжелой. В силу этих причин на отдельных терминалах нет необходимости в больших объемах легкой нефти, она пригодится там, где ее не хватает. А разовое количество, перевозимое на танкере, составляло около миллиона баррелей; одно лишь слово «миллион» говорит само за себя, повергая человека во что-то неисчислимое. Поневоле приходилось прибегать к перегрузке на другой танкер, чтобы не нарушать установившийся цикл, а танкеру, принявшему в свои танки весь груз, спешить было некуда, и он следовал по указанию фрахтователей, доставляя нефть туда, где в ней нуждались.

Отправной базой для подобных перегрузок являлся южнокорейский порт Йосу, расположенный на южном побережье полуострова, которое, по сути дела, представляет собой многокилометровую портовую зону, включающую множество терминалов для обработки самых разных грузов: навалочных, генеральных, жидких и газообразных. Его географическое положение, климатические условия, близость к крупным портам Юго-Восточной Азии и развитая инфраструктура создали условия для образования самого настоящего хаба горюче-смазочных материалов в регионе. К 2018 году 80% сахалинской нефти направлялось в Йосу.

Осенью того же года «Виктор Конецкий» завершил очередную передачу груза и, как всегда, в соответствии с рейсовым заданием в балласте возвращался в Де-Кастри. Корейский пролив, разделенный на западный и восточный проходы островом Цусима, одно лишь упоминание о котором столь тягостно для русского уха, как о самом мрачном позоре российского флота, с крупнейшими портами Кореи, Японии и северного Китая является одним из самых напряженных районов мирового судоходства. Множество судов самых разных назначений и размеров спешат во всех направлениях, что и немудрено, ибо здесь пересекаются и сходятся пути следования на юг и север, на вход и выход во Внутреннее Японское море и из него, в пролив Каммон, как и пароходы, загибающие дугу большого круга в порты Северной Америки. А если добавить тысячи промышляющих добычей даров моря рыболовецких суденышек, которым все правила судоходства «до фонаря» на самой высокой мачте, то и вовсе похоже на вселенский хаос в первые мгновения после Большого взрыва. Нужно не только смотреть вперед и по бортам, но и оглядываться назад, как сове во время охоты.

Зимой, хотя ветры северных направлений приносят холод, когда так и тянет спрятаться от его колючих укусов за стеклами рулевой рубки, яркое солнце будто насмехается над мерзнущими на крыльях ходового мостика вахтенными. Но при всех недостатках холодный сезон несравним с летним: видимость хорошая, горизонт четко очерчен, и водная поверхность просматривается на многие мили. Словно в отместку летняя хмарь затуманивает почти осязаемой дымкой все окружающее пространство, и видимость падает в разы, вот и всматриваются до боли в глазах в окуляры биноклей вахтенные помощники и впередсмотрящие. Не дай бог пропустить ныряющего, как утенок, среди гребней волн едва различимого рыбачка, что при расстоянии до бака в две сотни метров не кажется чем-то сверхъестественным. О чем спрашивать, если даже носовая часть судна не очень-то просматривается. В таких условиях приходилось выставлять впередсмотрящего на баке, с которым поддерживалась УКВ-связь, и если в течение некоторого времени от него не поступало доклада о встречных и болтающихся на волнах рыболовов, то приходилось окликать – а вдруг задремал?

К счастью, проход самого напряженного участка занимал не более двух ходовых вахт, после чего напряг уменьшался, судов становилось меньше, а их движение – более упорядоченным. Только тогда можно было вздохнуть с облегчением, хотя именно в подобное время некоторого расслабления чаще всего и происходят непредсказуемые, ставящие в тупик ситуации.

Побыв еще с полчаса на мостике и видя, что обстановка приходит в состояние обычного морского перехода, капитан решил спуститься вниз и прогуляться по верхней палубе; ее размеры позволяли проводить спринтерские забеги на 100 или даже 200 метров. Вечерняя благоприятная погода располагала к прогулке в лучах заходящего солнца, да и предыдущее напряжение снять перед ужином не помешает. Склонившееся к линии горизонта светило чисто визуально увеличивается в размерах, приобретая красноватый оттенок, отчего небосвод в западной части вместе с подсвеченными высотными облаками становится похожим на сполохи громадного пожара, резко контрастируя с противоположной, восточной полусферой. На какое-то время картина приобретает нереальный, феерический цветовой фон, одновременно вызывая несколько тревожно-бодрящее настроение. Хотя ясно понимаешь физическую подоплеку полыхающего в полнеба пожара, но создается иллюзия оптического обмана, будто планета несется прямо к пылающему светилу, которое поглотит ее, даже не заметив. Несмотря на регулярную повторяемость космического явления на протяжении многих миллионов лет, от этого оно не становится менее интересным, интригующим и притягивающим. На него можно бесконечно долго смотреть, как на пылающее пламя костра и текущую воду. Да и начало дня, когда ярко-оранжевый диск солнца начинает показываться над горизонтом, будто выплывая из морской пучины, возвещая о начале нового дня, также кажется невероятно притягательным, заряжая энергией все живое. Жизнь продолжается!

Тем временем танкер продолжал следовать в северном направлении, а на мостике оставался проинструктированный четвертый помощник капитана Виталий (называть фамилию не стоит по очевидной ниже причине). Был он общителен и коммуникабелен, легко уживался с людьми и никому не отказывал в просьбах – настоящий сангвиник, к тому же мастер на все руки. В совершенстве владел многими ремеслами не хуже любого профессионала; лучше всего ему удавались сварочные работы – без разницы, электро– или газосварочные, – и к нему нередко скрепя сердце, наступив на свое извечное «механическое тщеславие», обращались за помощью судовые механики, когда требовалась какая-либо «ювелирная» работа. Даже выпекаемый на судне хлеб у него получался лучше, чем у повара с буфетчицей, подтверждением чему было единодушное мнение экипажа, словно забывшего, кто есть кто, а штатные кормилицы даже не пытались с ним соревноваться.

Во время продолжительных отпусков Виталий тоже не сидел сложа руки: занимался авторемонтом, как и ремонтом квартир, имея прекрасную репутацию. Можно сказать, что его «рвали на части», стараясь заманить повышенным материальным интересом. Но, как гласит известная поговорка, «хороший человек – еще не профессия». Вот тут и наступал какой-то необъяснимый провал. Создавалось впечатление, что профессию он избрал вопреки здравому рассудку, может быть надеясь на время, которое примирит его с ней и позволит овладеть не хуже, чем остальными навыками. Но пока каких-то осязаемых сдвигов в этом направлении не наблюдалось. Пакет документов, требующийся на каждый приход/отход парохода, в лучшем случае был готов лишь с третьей попытки, настолько много в нем было ошибок. Во время несения ходовых вахт с 16:00 до 20:00 Виталий требовал постоянного контроля, самостоятельность ему была строго противопоказана. Четвертый помощник капитана, как самый неопытный штурман, стоит всего лишь одну ходовую вахту, да и ту под контролем старшего помощника.

В нашем случае на мостике присутствовал капитан, а старпома он отпустил, и четвертый остался полноправным хозяином идущего полным маневренным ходом громадного судна. Но капитан, прогуливаясь по верхней палубе, ни на миг не забывал о своем младшем помощнике и его профессиональных возможностях, внимательно всматриваясь в горизонт и чисто автоматически отмечая появляющиеся вдалеке пароходы и рыболовецкие челны.

И вот вдалеке справа по курсу он увидел скопление военных кораблей – торговые суда в кучу-малу не собираются, им не до учений – деньги нужно зарабатывать, на которые и существуют военно-морские флоты. В это время в Японском море проходили ежегодные совместные учения 7-го флота Соединенных Штатов, штаб-квартира которого расположена в японской Йокосуке, недалеко от входа в Токийский залив, и южнокорейского военно-морского флота. Учения являются своего рода демонстрацией, как напоминание наследникам Ким Ир Сена, чтобы далеко не заходили в своих милитаристских устремлениях. Кстати, столь откровенное проявление силы северокорейцам сильно не нравится, и они каждый раз сильно негодуют, запускают баллистические ракеты в сторону Японского моря, хотя частенько бывает не совсем удачно.

Скопление кораблей находилось далеко и опасности не представляло, но совершенно неожиданно при приближении «Виктора Конецкого» от общего «собрания» отделился авианосец, перепутать который с каким-либо иным кораблем невозможно – очень он велик и имеет характерный лишь для данного класса кораблей силуэт и обводы. Вместе с ним последовала и пара кораблей охранения. По скорости военные корабли не идут ни в какое сравнение с торговыми судами, разве что магистральные контейнеровозы несколько подтягиваются к ним. Скорость – это тоже оружие, тем более что военморы не зацикливаются на расходовании сжигаемого топлива, их оно совершенно не волнует – задачи другие. Почти все современные авианосцы Штатов атомные, и запас ядерного топлива оценивается по иным параметрам.

Капитан, почувствовав неладное, бегом рванулся к ближайшему телефону, чтобы позвонить на мостик и узнать причину столь оживленных действий американского авианосного соединения. Едва услышав объяснение четвертого помощника, уложившееся лишь в несколько слов: «Они нас позвали и что-то спросили, а я сказал: „О’кей!“», – повергло капитана в шоковое состояние. Больше всего тревожил вопрос: «Что спросили?» Вариантов было много, и анализировать не было времени, оставалось бежать на ходовой мостик и разбираться с неопределенной ситуацией.

Судовой радиолокатор работал в режиме САРП (средство автоматической радиолокационной прокладки) и, захватив направляющиеся в сторону танкера цели, вел их сопровождение, показывая время и дистанции кратчайшего сближения. Он четко показывал, что сближение, хотя и стремительное, безопасно, если не последуют непредсказуемые маневры. Авианосец проходил в трех кабельтовых (немногим более полукилометра) по носу, а корабли сопровождения направлялись по корме, пропуская «Виктора Конецкого». В ситуации, когда подтверждение получено, переспрашивать военморов о планируемых действиях – все равно что показывать свою полную безграмотность и непонимание, срамиться ни к чему. Оставалось лишь наблюдать за разворачивающимися событиями, уже по ходу ориентируясь в сути происходящего. Во всяком случае, атаковать на поражение они не будут, что в какой-то степени успокаивало, но неопределенность давила непредсказуемой неизвестностью. Четвертый помощник находился рядом и, будучи сильно озабоченным, несказанно терялся в догадках, на что же он согласился. На всякий случай, как в непредвиденных ситуациях, капитан предупредил вахтенного механика о возможных изменениях скорости, хотя танкер следовал в режиме полного маневренного хода и особых приготовлений для реверсирования главного двигателя не требовалось.

Дальнейшие события развивались стремительно в жанре самого настоящего морского боевика. Авианосец, только что пересекший курс, сразу же резко сбросил скорость, а корабли сопровождения замерли с правого борта в строю кильватера. Палуба авианесущего монстра пришла в движение, и, набирая скорость, по рулежной дорожке один за другим взлетели три истребителя или штурмовика, что в настоящее время не отличает их конкретную специализацию; в крутых виражах изменяя курсы, они нацеливались на танкер. В последний момент стало понятно дежурное «о’кей», произнесенное вахтенным штурманом, оно приобрело реальное, чисто физическое значение. Авианосцу дано согласие на проведение нескольких тренировочных полетов над судном в роли реальной мишени для их атак. Самолеты, выходили на боевой курс и, снижаясь до бреющего полета, почти до высоты ходового мостика «Виктора Конецкого», включали форсаж с резким набором высоты, не долетая какие-то считаные метры до фальшборта. При всем этом стоял невообразимый грохот, особенно усиливающийся при выходе штурмовиков из бреющего пике с дачей форсажа, при котором вибрировали все судовые конструкции. Ничего не понимающие члены экипажа с перепуганными лицами повыскакивали на палубы надстройки, кто куда успел, и с онемелыми лицами, будучи не в состоянии что-либо сказать, взирали на развернувшуюся баталию, будто они оказались в центре какого-либо остросюжетного боевика. Напрочь были забыты ужин и сон. О каком чувстве голода или сонливости можно было вспоминать, все внимание сосредоточилось на чувстве опасности, особенно в первые мгновения, пока до каждого не дошло, что это всего лишь тренировочные атаки. Не исключено, что некоторые испытывали чувства сродни Достоевскому и его товарищам на показательном расстреле по делу о «петрашевцах», замененному каторгой после команды «пли». Помнится, один из приговоренных сошел с ума, не выдержав мощнейшего психологического стресса, когда ты отчетливо сознаешь, что через мгновение будешь мертв, о чем свидетельствуют направленные на тебя стволы винтовок. Но, слава богу, таковых в экипаже не оказалось.

Наконец-то, выполнив по три захода на танкер, звено штурмовиков направилось в сторону корейского берега, а авианосец, взяв «с места в карьер», рванул вслед за ними. Вероятно, он определялся с курсом для приема самолетов на свою летную палубу, стараясь успеть до наступления темноты. На дежурном канале УКВ-радиостанции на чистейшем носовом американском языке, о котором один из героев революции и Гражданской войны Павел Дыбенко, будучи подвергнутым жестоким пыткам из-за подозрений в работе на американскую разведку, в письме Сталину писал, что американского языка не знает, прозвучало: «Victor Konetsky, thanks for your good cooperation. Over and out!» Капитан только и смог с трудом выдавить из себя: «Welcom!» – после чего внимательно с ног до головы оглядел четвертого помощника, не выражая никаких эмоций, на них уже и сил не осталось, и пошел ужинать. Все, что ранее в душе накопилось и готово было сорваться с языка совсем недавно, куда-то испарилось, а новых слов не находилось, все было ясно и без лишних нотаций или разноса младшего помощника, до которого слишком поздно дошел смысл созданной им ситуации, но прыгнуть выше головы ему было не дано.

Интересно, сделал ли Виталий какие-либо выводы после все объясняющего эпизода? Или решил больше не искушать судьбу и распрощался с морским флотом навсегда? А если и остался, то наверняка морской карьеры не сотворил.

Январь 2024