Текст книги "С чего начинается Родина. Книга 10"

Все течет – все меняется

«Ветер жизни иногда свиреп.

В целом жизнь, однако, хороша.

И не страшно, когда черный хлеб,

Страшно, когда черная душа…»

Омар Хайям

Древнему античному фразеологизму «Все течетвсе меняется» уже более двух с половиной тысяч лет, и до сих пор никто не поставил под сомнение изречение древнегреческого философа Гераклита, суть которого навсегда останется неизменной и означает всего лишь известную всем прописную истину: «Все движется». Но, как говорится, возможны варианты, основным из которых является вектор движения. Ведь ни для кого не секрет, что случаются периоды, когда время не только останавливает свой бег, но и поворачивает вспять. В повседневной короткой человеческой жизни такие изменения по большей части не замечаются, и к ним быстро привыкают, не видя каких-либо существенных изменений в сиюминутных заботах бренной жизни. И лишь в сравнении с давно прошедшими десятилетиями и столетиями изменения становятся очевидными и осязаемыми. Оценивать и определять качество таких перемен приходится лишь потомкам нынешних современников, ибо только время способно дать реальную и беспристрастную оценку кажущимся противоречивыми событиям, у которых всегда находится множество адептов и противников по свежим следам.

Но бывают времена, когда стремительные изменения совершаются словно взрыв сверхновой звезды, обстановка и приоритеты меняются в течение недель или даже дней. Наиболее характерен пример распада Советского Союза, когда на поверхность вылез криминал во всех его проявлениях. Преступные мошеннические группы росли как грибы после дождя, и стоило только удивляться их главарям, которыми оказывались еще недавно безупречные люди с партийными билетами и наградами за самоотверженный труд на благо социалистической Родины, преданные коммунистической партии и ее политбюро во главе с очередным генсеком. Тем более странно и непривычно было наблюдать за их стремительным перерождением, будто выставляемые совсем недавно напоказ моральные ценности враз потеряли свое значение, переродившись в противоположность, словно их блюстителей поразила Каинова печать, хотя, как известно с библейских времен, такое оружие единичное, уникальное и применимо только к конкретным преступникам, но никак ни к организованным группам. Но обо всем по порядку, не стоит забегать вперед.

Случаются эпизоды, которые в корне могли бы изменить всю жизнь или вовсе ее оборвать, поставив точку на будущем, которое просто никогда не наступит. И лишь какой-то необъяснимый случай, словно божье откровение или неизвестная благая сила, спасает от, казалось бы, неминуемого безжалостного рока, который вначале разочаровывает, в потом оказывается единственным шансом, сохранившим тебе жизнь, сродни спасательному кругу в морских просторах. Но в предшествующее время об этом ничего не было известно, и оставалось лишь следовать в стремнине текущих событий.

 
«Судьба играет человеком,
Она изменчива всегда,
То вознесет его высоко,
То бросит в бездну без стыда».
 

Казалось бы, давно понятные, все объясняющие строки почти забытого ныне, малоизвестного поэта Соколова написаны и опубликованы еще в 1859 году, но до сих пор поражают неприкрытым откровением, звучащим как предупреждение всем живущим! Задумайтесь о своем существовании сегодня, ибо завтра может быть поздно. Спустя десятки лет в памяти Владимира Рогулина осталось немало эпизодов во всей их хронологической последовательности, которые во многом изменили жизнь, и невозможно представить, какой бы она стала, не случись многих знаковых событий, и ниже приведем лишь некоторые из них.

С окончанием новогодних празднеств наступившего 1974 года у второго помощника капитана Рогулина закончился и отпуск, пора и честь знать, работа ждет, да и отпуск не резиновый, и к тому же зима не прельщает. Безразмерные новогодние праздники тоже надоедают, от них устают, и наступает время, когда в самый раз пора сменить праздную обстановку на трудовые будни, которыми и будет определяться наступивший год. Старший кадровый инспектор по группе штурманов Геннадий Орлов сразу же, будто от новогодних щедрот, предложил теплоход «Тикси», крупнотоннажное по тем временам судно с интересными рейсами, в основном с грузами иностранных фрахтователей, да и из заграницы пароход не вылазил. В зимнее время такие подарки часто не случаются, и нужно ловить удачу за хвост, пока она не пролетела мимо. Владимир согласился долго не раздумывая, тем более что судно стояло на рейде Владивостока и отпадала надобность добираться до него на перекладных в какой-нибудь другой порт или, того хуже, в иностранный.

Прибыв на пароход, представился капитану, который, ознакомившись с направлением, одобрительно кивнул, но сразу же добавил, что они сдают «дредноут» подменному плавающему экипажу, в котором имеется собственный «ревизор». Поэтому придется возвращаться в кадры, не ждать же несколько месяцев, когда подменный экипаж вновь передаст судно штатному. С некоторой долей разочарования Рогулин вернулся в службу кадров и объяснил инспектору создавшуюся ситуацию. Орлов, видя тень сожаления на лице Владимира от неудачной попытки оказаться в штате на престижном большом пароходе, отчасти почувствовал и себя виновным в этом. Он тут же с лихвой компенсировал незасчитанную первую попытку, предложив пойти на теплоход «Осип Пятницкий», головное судно из серии многоцелевых пароходов среднего тоннажа типа «Ленинская гвардия», которые обслуживали самую престижную линию компании Feso India Line с заходами в Сингапур, Гонконг и Японию. К тому же на линейном судне наличествовал в штате грузовой помощник капитана, что избавляло от множества забот, связанных с приемом, перевозкой и сдачей грузов десятков наименований и бумажного моря документации, иными словами – мечта любого второго помощника.

Кто же от такого предложения откажется, и Владимир, забыв недавнее разочарование, погрузился в открывшиеся перспективы, тут же согласившись.

Капитаном парохода оказался один из немногих оставшихся ветеранов предшествующих поколений, повидавший много на своем веку, что сразу же угадывалось из его манеры общения, а богатейший лексикон, произраставший с тридцатых годов, не ограничивало ничье присутствие, словарный запас ненормативного русского языка у него был богатейший. Несколько настораживало наличие на борту капитана-наставника Ивана Архиповича Бойко, совсем недавно командовавшего теплоходом «Тикси». Известно, что капитан-наставник в рейсе не позволяет расслабляться и постоянно нужно ощущать его пребывание, будто тот всегда стоит за спиной и только ожидает малейшей твоей оплошности.

Но опасения оказались напрасными, а Иван Архипович оказался умным, проницательным, несколько ироничным собеседником с обширным кругозором. Ему было где-то около пятидесяти пяти, рост выше среднего, плотного сложения, но без живота, простое крестьянское лицо с носом, который часто величают «картошкой», изрядно лысоватый, с хитроватой прищуренной улыбкой и немного картавой речью. Вскоре его уже не опасались, более того – с ним было интересно. Вскоре он перешел на какое-то другое судно, а расставание вызвало неподдельное сожаление, но его еще долго вспоминали на пароходе добрыми словами.

Уже в марте, закончив грузовые операции в нескольких портах Индии и устав от бесконечной суеты толпы голосистых индусов с их неослабевающими криками «аря-а-а», последовали в обратном направлении: Малайзия, Сингапур, японские порты, где трех-четырехмесячный круг должен замкнуться. Тогда и получили весть о гибели теплохода «Тикси» со всем экипажем в «море Дьявола», как иногда величают океанский район в нескольких сотнях миль южнее Хонсю, главного острова Страны восходящего солнца, чем-то схожий с Бермудским треугольником. В составе экипажа был второй помощник Алексей Бойко – сын Ивана Архиповича.

Владимиру оставалось только благодарить судьбу и Бога, что не оказался в составе экипажа, фортуна будто всего лишь погрозила ему пальчиком, сохранив жизнь.

В 1976 году уже старший помощник капитана Рогулин получил назначение на настоящий белый теплоход «Полина Осипенко», названный в честь героини-летчицы, установившей ряд мировых рекордов на самолетах довоенного времени. Тогда ее имя гремело по всей стране наравне с летчиками-челюскинцами и Валерием Чкаловым, что послужило мощнейшей мотивацией и воплощением кричащего призыва: «Комсомолец, на самолет!»

Теплоход и в самом деле был выкрашен белой краской от самой ватерлинии до клотика на конце самой высокой мачты. Судно относилось к рефрижераторным, которых в пароходстве насчитывалось порядка десятка, и на доступном языке их называли «банановозами». Они отличались приличной, 18-узловой скоростью, недоступной почти всему сухогрузному флоту компании для массовых грузов. Чем выше скорость рефрижераторных судов, тем меньше время доставки скоропортящихся продуктов получателю, что, в свою очередь, сокращает вероятность их порчи в течение перехода. Отсутствие ледовых подкреплений гарантировало белым пароходам плавание в комфортных водах, свободных ото льдов и арктических приключений. Приставшее к ним прозвище «банановозы» возникло не на пустом месте, оно вытекало из их деятельности.

Капитаном судна был Анатолий Николаевич Назаров, с которым у нового старпома сложились добрые, дружеские отношения. Судьбе было угодно, чтобы они еще раз встретились более через чем сорок лет. Работая лоцманом, Владимир пришвартовал научно-исследовательское судно «Академик Лаврентьев» к причалу флота академии наук. Вахтенный помощник, провожающий лоцмана, едва успел ступить на трап, как навстречу показалась фигура Назарова, который хотя и постарел на сорок с лишним лет, но выглядел бодрячком. Оба мгновенно узнали друг друга и тут же обнялись, смеясь и похлопывая по спинам, на удивление экипажа «Академика», высыпавшего на палубу. Отошли в сторону и долго беседовали, вспоминая давно прошедшие дни, после чего и расстались довольные друг другом. Оказалось, что Анатолий Николаевич работает замом по безопасности мореплавания научного флота Дальневосточного отделения РАН.

Только что закончилась последняя вьетнамская война из долгой серии боевых действий за независимость, и несколько месяцев тому назад северяне объединились с южной частью страны после захвата столицы – Сайгона, позднее переименованного в Хошимин. Впервые за много лет Вьетнам стал независимым и цельным государством, к чему стремились многие предыдущие поколения. Советский Союз, поддерживающий Северный Вьетнам на протяжении всей войны оружием и амуницией, с объединением страны переориентировался на товары мирного времени: продовольственные грузы, топливо, промышленное оборудование, удобрения и все необходимое, в чем нуждалась молодая республика, а нуждалась она во всем спектре промышленных и продовольственных грузов. Об обоюдовыгодной торговле речи быть не могло, слишком разные категории, да и у Вьетнама не было никакой возможности чем-то компенсировать стоимость громадного импорта. Тогда и пригодились рефрижераторные белые пароходы, создавая хотя бы какую-то иллюзию взаимовыгодной торговли, сконцентрировавшиеся на перевозке фруктов, овощей и ягод: бананы, апельсины, арбузы, ананасы и прочие тропические вкусняшки. Оттого и произошло их прозвище «банановозы». Помимо фруктов и овощей, немалое место среди грузов занимало пиво «33» в бутылках желтого стекла, как и изделия легкой промышленности, в которых Страна Советов нуждалась всегда. Почетное место среди перевозимых импортных товаров занимала вьетнамская водка «Ла мой», которую соотечественники переиначили на свой лад, называя «лямойкой». Вопросами фиксирования грузов на рейс и прочей бумажной волокитой занималось совместное советско-вьетнамское предприятие «Вежетеско».

Со стороны рейсы этих пароходов не представлялись такими уж привлекательными, но это всего лишь на первый взгляд. Притягивала их линейная предсказуемость: двадцатисуточная продолжительность с пятидневными переходами до Хайфона, погрузкой в течение таких же пяти дней и стоянка во Владивостоке у морского вокзала под выгрузкой, опять же пять дней. Предсказуемость и определенность превращали их в почти домашние, что по всем статьям удовлетворяло семейных мореходов в возрасте. С зарплатой тоже было все в порядке: в дополнение к должностным окладам немалые суммы добавлялись за подготовку рефрижераторных помещений к приему очередного деликатного груза. Правда, иностранная валюта не выплачивалась, ибо судовой люд, который вьетнамские донги не прельщали, предпочитал получать чеки ВТБ, используемые в специализированных магазинах «Альбатрос» – по аналогии с «Березками», с той лишь разницей, что морские чеки были намного увесистей и котировались к «деревянному» 1:10. Официально их продажа была под запретом, но чисто формальным. Таким образом, на общий заработок грех было жаловаться, тем более в совсем не простые времена, которые, по правде говоря, никогда простыми и не были. Жилые и бытовые условия на судах также комфортабельны, к тому же на борту имелся стационарный бассейн, наполнявшийся морской водой в тропической зоне с подходящей температурой. Во Вьетнаме того времени продукция легкой промышленности хорошего качества стоила сущие пустяки, и семейные мореходы выполняли самые изысканные заказы жен: постельное и нижнее белье, полотенца, рубашки, циновки и так далее по списку.

Отношение вьетнамцев к советским мореходам было более чем дружеским, тогда еще были свежи воспоминания об оказанной практически неограниченной помощи во время войны, без которой победа Севера над Югом едва ли бы стала возможной. Фрукты, овощи, из которых выделялись ананасы, как цельные, так и консервированные, пиво, «лямойка» в изобилии были в каждой каюте, их отправители с нечасто встречающейся гостеприимностью одаривали весь экипаж. После первого рейса пароход без задержки ошвартовали к причалу морского вокзала, в настоящее время нумерация причалов торгового морского порта начинается с него, где он выступает под первым номером.

В обычное время на проходной порта дежурили возрастные бабушки, которые, несмотря на кажущуюся медлительность, строго выполняли свой долг, проверяя каждого выходящего и входящего на территорию порта, обращая особое внимание на проносимую ручную кладь, среди которой могут находиться перевозимые на судах импортные диковинки. Учитывая особый характер перевозимых на «банановозах» фруктов и спиртных напитков, которые привлекали внимание грузчиков и слоняющихся береговых работников из различных подразделений пароходства, для усиления пропускного режима на время выгрузки рефрижераторного судна выставляли дополнительного охранника из линейного отдела милиции. Каждый член экипажа желал вынести немного фруктов для своих домашних в качестве вьетнамского подарка, но запрет – дело серьезное, и оказаться в роли «несуна» никому не хотелось, а легальных путей не было. Доказывать, что фрукты подарены, было бесполезно, и справок на этот счет не давали, да и они ничем не отличались от перевозимых в трюмах. Риск был слишком велик, и в случае обнаружения на проходной раздуют такое кадило, что мало не покажется. Пусть приходят всей семьей на судно и едят сколько влезет, никто и слова не скажет.

Поневоле вспоминается хороший знакомый, у которого дома большой выбор коньяков и водки, а приходящих гостей он встречает напутствием: «Пейте, гости дорогие, что хотите, но на вынос не отпускаем». Вроде бы юмор, но через него просачивается и условие, которое, несмотря на кажущуюся нелепость, имеет право на существование, ибо с такими случаями приходилось встречаться.

Старпом после окончания приходных формальностей спустился по трапу и направился к проходной встретить жену. И надо же было такому случиться, что по дороге он встретил одного из своих детских друзей, с которым тесно общался в школьные годы, играл в футбол, ловил рыбу, катался на санках. После окончания школы дороги разошлись, и они не встречались. Школьный друг был в форме лейтенанта МВД и тоже сразу же узнал давнего товарища из детства. Они обнялись и искренне были рады встрече, тогда Владимир пригласил его на судно угостить чем бог послал. Размягченный угощением Коля – так звали товарища, фамилия в памяти не сохранилась – сказал, что в случае надобности или каких-либо проблем пусть старпом без стеснения обращается к нему. Вот и получилось как в той пословице: «На ловца и зверь бежит!» Старпом тут же сообщил ему о проблеме с выносом небольшого количества фруктов для угощения домашних. Коля отмахнулся – мол, пустячное дело: «Набирай в сумку и по дороге заходи ко мне. Пройду с тобой проходную, и никто не остановит». Казавшийся неразрешимым вопрос решился с первого предъявления, и в дальнейшем Владимир уже не задумывался о возникшем препятствии, после чего совершил еще несколько рейсов на тропическом «банановозе».

Времена меняются, а вместе с ними и люди, устанавливаются новые порядки, к сожалению, в своем большинстве лишь усложняющие бюрократическую казуистику и порождающие дополнительные, ни к чему по-настоящему не привязанные должности береговых работников.

Уже в конце восьмидесятых – начале девяностых годов дважды пришлось заходить во Владивосток с полным грузом подержанных изделий японского автопрома. На причале пароход уже встречали десятки молодых людей в черных кожаных куртках, которые вели себя независимо, не обращая внимания на пограничников с таможенниками, оформляющих приход судна. Их взгляды были сосредоточены на стоящих на верхней палубе автомобилях, будто присматривали и распределяли, кому какой достанется, не спрашивая разрешения у хозяина. Да и вели они себя как настоящие хозяева строго охраняемого режимного объекта – морского порта, который к тому же являлся пограничной зоной.

Каким образом они проникли на строго охраняемую территорию, не скрывая своего настоящего занятия, которое было очевидно даже ученику младших классов, тем более что они не только не скрывали, но, очень похоже, выставляли напоказ свою исключительность. Никто из прошедших мимо них пограничников, официальных стражей границы, и таможенников не удосужился даже полюбопытствовать, кто они такие, и не попытался проверить законность появления на режимном объекте, хотя это и относилось к их прямым обязанностям. Даже пограничная собака, натасканная на посторонних людей, не обращает на них никакого внимания – наверное, прошла дополнительные курсы повышения квалификации. Такова разница в пропускном режиме, хотя прошло совсем немного лет.

В те времена тотального беззакония редко кому удавалось избежать откровенного, ничем не прикрытого вымогательства, по сути дела – грабежа. Не миновала сия чаша и Владимира, ему пришлось испытать все прелести вопиющей безнаказанности на собственном опыте. В одном рейсе из Японии он привез понравившийся ему редкий автомобиль спортивного типа с двумя дверями Toyota Soarer, в английском переводе «парящая Тойота», что само по себе говорило о его недюжинных возможностях и спортивной направленности; авто, которое котировалось у «джентльменов удачи» по самой высокой ставке и являлось одной из самых престижных моделей с форсированным мощным двигателем.

Перевозка на чем попало и как попало!

⠀

Выгрузка японских «бэушек» на морском вокзале

Для Рогулина не был секретом повышенный интерес бандитов к подобным маркам автомобилей, но он надеялся каким-то образом преодолеть этот барьер, тем более что такой доступный Soarer, белый, как первый снег, с идеальными стремительными обводами, на какое-то время лишил его здравомыслия, привлек своими идеальными формами прирожденного стайера и спринтера. Слишком велик был соблазн, чтобы в те короткие минуты думать о будущих последствиях. Он и в самом деле оказался в роли «очарованного странника», уподобившись образу Николая Лескова. Сомнения в правильности покупки стали приходить позднее, с выходом из Японии, усиливаясь по мере приближения к конечному порту выгрузки.

С приходом в Находку редкий автомобиль сразу же привлек внимание «кожаных», коротко стриженных парней. Едва машина оказалась на причале, к нему сразу же подошли несколько любителей удачи. Безо всяких вступлений сразу же перешли к делу: «Мужик, ты на этой машине до Владивостока не доедешь! Останешься посреди дороги без машины и в лучшем случае с синяками на лице. Да и отступные никто платить не будет. Давай договоримся по-хорошему: мы перегоняем авто, а через несколько дней ты подходишь в указанное место на площади Луговой, там и порешаем!»

Что оставалось делать? Понимая всю шаткость своего положения и фактический грабеж среди ясного дня, прикрытый «фиговым листком» ничего не значащего неопределенного обещания договориться, Рогулину ничего другого, как согласиться, не оставалось. Немалых трудов стоило сохранить внешнее спокойствие, хотя внутри все бурлило и душа протестовала против очевидного беспредела, от которого невозможно спастись. «Что делать, что делать?» – стучало в висках. Через пару дней, уже будучи во Владивостоке, осознавая, что Soarer ему больше не видать как собственных ушей, когда эмоции утратили свою первоначальную остроту, начал прокручивать возможные варианты возврата хотя бы затраченной на покупку немалой суммы.

Поначалу и такие мысли казались лишь неосуществимой фантазией, но, перебирая в уме всех своих многочисленных знакомых, Рогулин вспомнил о своем давнем друге, которого хорошо знал и сохранял прежние добрые отношения в течение 30 лет. К тому же тот стал совсем иным, отличным от юношеских лет, занимая одно из заметных мест в сложившейся иерархии, хотя и неофициальной. Встретившись с другом, объяснил тому ситуацию, в которую угодил по собственному разумению, что не обрадовало и его единственную надежду. Но друг лишь недовольно, скорее, чисто механически промолвил: «Вечно ты попадаешь в какие-то курьезы и тебя приходится отмазывать!» Но, немного поворчав и подумав, добавил, чтобы Владимир подошел к зданию ДОСААФ (Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту), которое скорее по традиции носило прежнее название, хотя фактически уже несколько лет эта организация перестала существовать.

Девятиэтажное здание находилось на проспекте 100 лет Владивостоку, в глубине от магистрали, ближе к Амурскому заливу, и его многочисленные помещения и кабинеты сдавались в аренду различным фирмам и фирмочкам, неизвестно чем занимавшимся. Одной из таких компаний являлся спортивный клуб, лишь упоминание которого навевало определенные мысли. Еще свежи были в памяти самоорганизованные сообщества, состоящие из бывших и действующих спортсменов, когда они самоорганизовывались для отъема чужой собственности. Там-то Рогулин должен был спросить тренера по борьбе, который и являлся главой всего чернокожаного сообщества. Его фамилию и имя друг тут же сообщил своему протеже.

В тот же день Владимир разыскал «верховного правителя» и главного специалиста по изделиям японского автопрома, внешний вид которого никак не напоминал о его основной деятельности «крестного отца». Рогулин устно выложил «рекомендательное письмо», ибо просто так попасть на прием к такому мэтру по делу едва ли возможно. В результате спортивный тренер назвал день и время, когда и куда он должен подойти и к кому обратиться на уже упомянутой площади, где раньше располагался банный комплекс.

К назначенному времени Владимир подходил к указанному месту встречи на площади Луговой. Еще издали он заметил множество крепких парней в кожаных курках, о чем-то рассуждающих между собой. При приближении оценил их количество – никак не менее сорока, впоследствии выяснил, что их штаб-квартира находилась там же. При этом существовали и филиалы в разных районах города. Увидев его, от группы отделился один из участников сборища, по-видимому старший, и подошел у Рогулину. Лицо и поведение отнюдь не свидетельствовали о его истинном занятии, как упоминают стереотипные досужие рассуждения обывателей, разве что черная кожаная куртка. Подошедший сразу же взял быка за рога: «Ты не должен ездить на такой машине, она не по твоему статусу, да и нам очень нужна!» – сразу же обозначив свои намерения. Немного помягчел, спросил о ее стоимости в Японии, добавив, чтобы не вздумал врать, так как цены в Стране восходящего солнца им хорошо известны. К тому же он потребовал написать доверенность на машину, тем самым удостоверив ее законную передачу. В конце подвел Владимира к теоретическому обоснованию своего занятия, спросив, зачем тот привез эту машину. «Для продажи, – последовал ожидаемый ответ, – чтобы заработать какие-то деньги, ведь у меня жена и ребенок». – «А ты не думал, что и у них есть семьи и дети, которых тоже нужно кормить?» – огорошил он Владимира, тем самым постаравшись уравнять их занятия: чисто предпринимательское и преступное с откровенным грабежом. «Каждый зарабатывает как может!» – подытожил он теоретическое обоснование организованной преступной группы. «Значит, они тоже заботятся об оправдании своего „бизнеса“, стараясь придать ему хотя бы какую-то легитимность в собственных глазах, да еще определяют статусность автомобилей, кому какая машина соответствует, будто в недавней партийной иерархии», – промелькнуло у Рогулина.

В итоге деньги они ему вернули, но без многих побочных расходов и стоимости дополнительных забот, без которых покупка авто была бы неосуществима. Командировочных тоже не выплатили. Но и в этом случае, считай, повезло: если бы не столь нужное знакомство, ни о какой компенсации и речи бы не было. А так все же удалось вернуть приличную сумму, оставленную в Японии. Но описанный случай едва ли не единственный среди сотен подобных, когда законные владельцы автомашин оказывались у разбитого корыта и ни о какой компенсации и речи не было. Зачастую ограбленные, еще минуты тому назад ощущавшие себя счастливыми и окрыленными, в считаные мгновения лишались собственности, оставаясь наедине с долгами, которые и взяты для приобретения личного авто.

Несколько лет тому назад в порту ввели положение о транспортной безопасности, хотя древняя пословица гласит: «Хоть горшком назови – только в печь не ставь!» Или же более современная ирония: «От перестановки выпитых бутылок число пьяных не меняется!» На проходных в порт выставили ведомственную охрану, чтобы муха не пролетела и чужой человек ползком не пробрался. Как ни странно, но даже сегодня, несмотря на открытость границ и свободный выезд за границу при соблюдении норм, обвехованных красными флажками, иногда встречаются любители острых ощущений, мечтающих выбраться за рубеж, спрятавшись в недрах парохода, среди отправляемых грузов. При этом они слабо представляют структуру отечественного экспорта: в основном это хвойные породы леса и уголь навалом. Оба варианта выглядят малопривлекательными: закопаться в кучу угля и затем показаться в порту выгрузки – зрелище не для слабонервных, сродни обнаружению снежного человека. Если же укрыться среди лесин, то даже на небольшом волнении возможна незначительная подвижка – и от «зайца», придавленного бревнами, мало что останется. Да и в Японии, не говоря о Китае, едва ли обрадуются незваному гостю, претендующему на что-то большее, – своих некуда девать, депортация обеспечена, а вместе с ней и уголовное дело в России за незаконный переход границы с очень даже приличным сроком. Тогда окажется перебежчик вместо заграничных кущ, где тебя ожидают с раcпростертыми объятиями, где-нибудь на лесоповале в совсем не комфортных условиях вечной мерзлоты. Но это будет потом, а пока адреналин разгоняет кровь и заставляет надеяться на лучшее, хотя, как говорят, «все варианты – левые».

Запомнился случай, когда Владимир должен был заступить на свою лоцманскую вахту и, уже доехав на служебном автобусе до проходной порта, не нашел пропуска в порт – забыл его дома. Вахтенные на проходной несли свое дежурство, в точности совпадающее по времени с лоцманским, те и другие хорошо знали друг друга. Обменявшись приветствиями с охранником, Рогулин попытался пройти, но был остановлен с требованием предъявить пропуск. Никакие уговоры не помогли, пришлось возвращаться домой за пропуском, и только тогда его пропустили. Граница на замке, по крайней мере с чисто формальной стороны, но, как показывают приводимые примеры, не для всех. Как же без исключений!

В следующий раз Владимир прибыл на пароход, готовый к отшвартовке и выходу в рейс. Оформление вроде бы закончилось, но пограничники не спешили уходить. Подошли два буксира, находясь в готовности у бака и кормы, на причале также дежурили швартовщики для отдачи швартовых, но по непонятной причине отход задерживался на неопределенное время. Наконец, не выдержав бесполезного времяпровождения, лоцман спросил, в чем дело, тем более что каждый час работы буксира стоит немалых денег и судовладельца явно не обрадует предъявленный счет. Причина оказалась наивной и не поддающейся здравому смыслу: у женщины-повара выявили невозвращенный кредит, превышающий установленную тогда сумму лимита в 10 тысяч рублей, и за границу стражи законности и границ ее не выпускают – а вдруг сбежит и кредит останется непогашенным, такой ущерб будет нанесен банку и, следовательно, всей стране. А между тем одна лишь стоимость непланируемого времени бездействия буксиров в десятки раз превосходила несчастный кредит, но это никого не волновало – есть инструкция, и ее нужно исполнять. Капитан спросил: «А где же она возьмет деньги для погашения кредита? Вот и идет их заработать». Но его логическая ремарка для пограничников все равно что слону дробина. «А как же я в рейс пойду без повара?» – продолжал настаивать капитан, но вопрос также остался без ответа, повиснув в воздухе, хотя могли и съерничать: «Питайтесь сухим пайком!» Видимо, хватило ума не хамить столь откровенно.

Неизвестно чем закончилась возникшая абсурдная ситуация, но то, что портовые расходы во много раз превысили все допустимые нормы, не говоря уже о ничтожном кредите, не вызывает сомнения. К тому же каждый лишний час простоя тоже обходится в круглую сумму. Напрашивается вопрос: кто выиграл от искусственно созданного на пустом месте представления из репертуара театра абсурда? Да никто, все проиграли, а больше всех – государство со своими неуклюжими попытками любой ценой взыскать недоимки. О какой гибкости можно говорить, если все неумелые попытки напоминают слона в посудной лавке. К тому же все контролирующие организации не имеют ни с кем обратной связи и заботятся только о своих ведомственных интересах, а государство им по боку, будто находятся на содержании у самого Господа. Вот и действуют многочисленные контролеры по принципу «кто в лес, кто по дрова», формально ничего не нарушая, а по сути зачастую являются настоящими «иностранными агентами».