Текст книги "Сборник прозы"

Сборник прозы
Владимир Хрулёв

© Владимир Хрулёв, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Жестокий царь России
(самое начало смутных времён)

1

Чудищем кажется Россия с такой властью. Но это случилось не враз.

Иван Васильевич трудно подошёл к окну из глубины покоев задёрнутыми по случаю траура черными плотными византийскими шторами и раздвинул их на обе стороны, впустив в темноту озарение для себя – не просто божий свет, что высвечивал убого спальню свечами. Но свет живого дня вторгся не просто в божий свет, в тёмной спальне сделалось ещё более прискорбно и наглядно, ибо высветилось за спиной высокое и широкое царское ложе, на котором лежал покойный человек – женщина под дорогой простынёй, прикрытая до самого кончика носа. То лежала Анастасия, первая жена Ивана, прихватившая внезапную хворь и долго мучившуюся перед смертью. Иван любил и жалел Анастасию, пока она была молода и привлекательна, но уже больную оставил её вниманием и устранил от царского ложа, считая, что она должна смириться со своей участью и доживать свой век царицей, но в стороне от его внимания.

Но перед самой смертью царицы сам перенёс её на руках под свой балдахин – умирать царицей. Она сама попросила его об этом, ибо помнила его неистовую любовь на этих перинах и этих подушках и хотела умереть окутанная запахом мужа. Но он так и не пришёл к ней ни на одну ночь – был уже далёк от царицы в мыслях и желаниях. Его занимали больше случайные встречи в переходах дворца с молодыми боярынями и просто с дворцовыми девками. Он так увлёкся своими проделками, что пришлось ему задуматься над собой: не кобель ли Царь, Государь московский, когда под руку попалась ему дочь Крымского Хана Девлет – Гирея и он удерживал её в согбенном состоянии то спереди, то сзади, пока девушка не лишилась чувств. Этот случай заставил его остепениться на время. И он провёл последние дни перед смертью Анастасии с ней рядом. Ждал её смерти. И дождался.

России, пожалуй, никогда не везло с исторически удачными властителями на протяжённость такого периода, который был бы точно выбран для этой личности как единственно правильный и единственно принятый сложившимся на тот момент истории общественным мнением. Никогда!

Властители всегда были как бы не ко двору или не ко времени. В них не совпадало сопряжение сторон, то есть они не подходили друг другу, как не подходят друг другу шестерёнчатые колёса разницей диаметров или количеством нарезанных фрезой зубьев.

Мы не будем глубоко зарываться носом во времена веков. Начнём с Ивана Васильевича Грозного, в царствование которого и забеременела Смутой Россия – с середины шестнадцатого века. И сразу же, только начав, возвратимся к себе – пусть нам то время не покажется столь отдалённым.

Чудище это – зверь дикий и зловонный, множащий себя в злодействе человеческом, в изменах людских и подлостях, в пустословии избитых фраз, ломающий судьбы людские во мраке и тлении. А если что проявится непредвиденное промыслом божьим и просветлиться среди свинцовых туч, так это для того, что бы дать передохнуть измученному народу, и передохнувшего снова ввергнуть в пучину терпения и уныния. Когда и где он зародился в нашей земле – никто уже не упомнит.

Иван Васильевич трудно подошёл к окну из глубины комнаты, задёрнутым по случаю траура чёрными плотными шторами, и раздвинул их на обе стороны, впустив в темноту озарение – не просто божий свет, что высвечивал убого комнату свечами, а свет живого дня, отчего в комнате сделалось ещё более прискорбно и наглядно, ибо божий свет дня высветил за спиной высокое и широкое царское ложе, на котором лежал покойный человек – женщина под дорогой простынёй, прикрытая до самого кончика носа. То лежала Анастасия, первая жена Ивана, прихватив внезапную хворь и долго мучившуюся перед смертью.

России, пожалуй, никогда не везло с исторически удачными властителями на протяжённость такого периода, который был бы точно выбран для этой личности как единственно правильный и единственно принятый сложившимся на тот момент истории общественным мнением. Никогда! Властители всегда были как бы не ко двору или не ко времени. В них не совпадало сопряжение сторон, т.е. они не подходили друг другу, как не подходят друг другу шестерёнчатые колёса разницей диаметров или количеством нарезанных фрезой зубьев.

Мы не будем глубоко зарываться во времени веков. Начнём с Ивана Васильевича Грозного, в Царствование которого и забеременела Смутой Россия – с середины шестнадцатого века.

Более трёх лет Елена Глинская, супруга Великого Князя Государя Российского Василия Ивановича, вопреки желанию супруга и народа, не имела детей. Но пришло время и какой то юродивый объявил ей, что вскоре она родит мальчика широкого ума и наделённого двоякими качествами, оттого несущего собой добро и злодейство. И 25 августа 1530 года Царица родила «славного добром и злом в нашей истории» мальчика. Пишут современники, народившегося Ивана, что в самую минуту нарождения земля и небо потряслись от неслыханных громовых раскатов и гадатели Великокняжеского Двора, вероятно, сумели дать объяснение такому неслыханному случаю в пользу новорождённого. И не только отец, Великий Князь Василий, но и вся Москва и вся Россия по словам летописца были в восторге от народившегося наследника.

А через три года умер Царь Василий, а перед смертью тихо сказал Игумену Троицкому Иоасафу: «Отче! молись за Государство, за моего сына и за бедную мать его! Поручаю вам особенно: молитеcь о младенце Государе!». И Василий скончался, а сын его оставался готовится к своему Правлению на Руси.

Со смертью Василия в людские души российские засел страх, кто людям скажет что будет с Государством? Ведь никогда ещё Россия не оставалась без управления, если забыть о вековой давности. Никогда у неё на глазах не оставался столь юный Правитель с его ненавистной матерью ненавистного литовского рода. И она, Елена Глинская, не могла угодить народу в делах внешней политики да и явная её любовь к Князю Ивану Телепнёву – Оболенскому возбуждали к ней презрение. А коли так, то Бог увидел и услышал укоры людские – и Великая Княгиня юная летами, цветущая здоровьем вдруг скончалась 3 апреля 1538 года без видимых причин.

Внезапная смерть Елены предвещала движения новых фактических властителей Государства и они появились. И среди них первый Боярин Василий Васильевич Шуйский, потомок древних князей Суздальских. Сей властолюбивый Князь объявил себя главою правления уже в седьмой день кончины Елены и на глазах юного Ивана велел схватить его надзирательницу Боярыню Агриппину и её брата, любезного Царице, Князя Телепнёва – заковать в цепи и заключить в темницу, несмотря на слёзы и вопли беззащитного Ивана.

До семнадцати лет юный Царь жил перед постоянными сварами Бояр друг с другом, постоянными мелкими дворцовыми переворотами. А Шуйский властвовал и Россия знала его как убийцу Князя Бельского. Но слава Богу, Россия не долго терпела его тиранство. Князь умер в 1543 году. Но Шуйские оставались у власти – вместо одного к власти приблизились трое. Но, и тут, слава Богу, Иван начал чувствовать тяжесть Шуйских и приходить в смысл происходящего. Да и дядья Ивана, Князья Юрий и Михайло Васильевичи, внушали тринадцатилетнему племяннику, что для него настало время объявить себя Самодержцем и свергнуть хищников его власти. Многие бы поддержали Ивана, недовольные дерзким насилием Шуйских. Но и Иван был уже, как говорится, в теле и готов был ко многому. Он созвал первых лиц Государства Российского и твёрдо сказал им: «Уповая на милость божью и на святых заступников земли Русской, имею намерение жениться».

И тут же объявил им другое намерение: «ещё до своей женитьбы исполнить древний обряд предков и венчаться на Царство». И Окольничьи и Дьяки разъезжавшие по России в поисках невесты нашли для Государя юную Анастасию из Боярского рода Захарьиных. Но не знатность, а личные достоинства невесты оправдывали этот выбор Царя. И прервав свадебные пиры Царь с Царицей ходили пешком в Сергиеву Лавру и провели там первую неделю поста, ежедневно молясь у гроба Святого Сергия Радонежского.

Эта набожность Ивана, ни искренняя любовь к супруге не могли укротить его пылкой беспокойной души, его беспричинного гнева, приучения к шумной праздности его забав, что сделались во дворце грубостью и неблагочинием. Он любил быть Царём всегда, везде и для всех.

Великий пожар Москвы 1547 года озлобил его и он впервые увидел, что нет мудрости в правлении Государства и что нет той должной любви народной, которую он ждал и готов был поначалу питать её своими добрыми делами. И видя, что народ готов к мятежу и поневоле сделался орудием Глинских охотно удалился в село Воробьёво, как бы для того, что бы не видеть и не слышать народного отчаяния. На самом то деле он и его вельможи при нём боялись народного мятежа. В царствование своё Иван расширил Государство, пределы которого отдалились в Сибирь, а торговые пути лежали в Среднюю Азию. К намерениям Ивана относится его замысел обогатить Россию плодами искусств чужеземцев. Тогда, в том времени, впервые на театре Истории появились Донские Казаки, защитники России и её южных границ, признавшие Верховную власть России.

Но злодейства в судьбе Ивана Васильевича было столько, что не уместить его в судьбы наших иных правителей. Не вдруг, конечно рассвирепела душа, некогда благолюбивая, успехи добра и зла постепенны и поочерёдны, но как проникнуть в сердцевину души, что бы увидеть в ней борение совести с мятежной страстью; и никто не увидел, и никто не понял причины столь жестокого тиранства, когда подозрение вызывало лишение собственности, ссылку, оковы и темницы и даже очень часто смерть. Разве могли увидеть в Иване Васильевиче Царя доброго и справедливого жители Пскова, Твери, Великого Новгорода, большинство которых было уничтожено по доносам клеветников и завистников. И гибли то люди по доносу, за нескромное слово или по пустому подозрению в измене Москве.

И Москва цепенела в страхе. Людей давили, топили, сжигали, а Царь свирепел, его кровопийство не могло утолить жажды крови необъяснимой для незамутненного ума. И не находится исправления для тирана и мучителя. И не найдёся, как ни ищи в суде человеческом и тем более в суде Божьем. А из тех времен, помещённый в наши дни наш Властитель был бы, конечно, помещён в психиатрическую клинику, но, скорее всего, его постигла бы участь Пол Пота. Но это как мерзко даже вглядываться сей час из наших покосившихся окон в домах барачного типа. Но это совершенно другой уровень типа общественно – государственных отношений. И я решаю – не мешать жить Ивану Васильевичу в своей исторической эпохе, как в разнообразии монархии. Ведь и в нашей эпохе найдутся злодеи не менее жестокие.

А меня интересуют изменники, которых было немало на Руси. Что их подвигло на измену Отечеству? Как ответить на это? Ужас, наведённый жестокостями Царя на всех Россиян, привёл к бегству многих из них в чужие края. Среди них были Князь Дмитрий Вишневецкий, знатные сановники Ивана Васильевича Алексей и Гаврила Черкасские. Бегство в чужие земли не всегда измена; гражданские законы не могут быть сильнее естественных законов бежать от мучителя, но горе падёт на гражданина, который мстит Отечеству, путая тирана с Отечеством! Так молодой Воевода, ещё в юных своих годах ознаменовал себя славными ранами в битвах за Царя и Отечество, не разделяя их, под Тулой, под Казанью, в степях Башкирии и на полях Ливонии, некогда любимец Ивана, но Царь не взлюбил его и вписал в свой чёрный список Государственных преступников. Это был Князь Андрей Курбский. Он решился на бегство, зная свою судьбу и решительно, не боясь смерти за задуманное спросил у своей жены, желает ли она видеть его мёртвым или расстаться с ним живым навеки? Жена ответила, что жизнь мужа драгоценнее её собственной жизни. И Курбский бежал из России Царя Ивана Васильевича в Литву, где принял его Воевода короля Сигизмунда.

В порыве своих чувств он написал письмо к русскому Царю, а верный ему слуга взялся доставить письмо и сдержал своё слово. Подал запечатанную бумагу Царю на Красном крыльце в Кремле со словами: «От господина моего, твоего изгнанника, Князя Андрея Михайловича». Царь в гневе ударил его в ногу острым жезлом, кровь брызнула из раны. Гонец Курбского молчал. Тогда Царь велел ему читать письмо. И тот начал читать.

«Царю некогда светлому, от Бога прославленному – ныне же, по грехам нашим, омрачённому адскою злобою в сердце, прокажённому в совести, тирану беспримерному между самыми недурными владыками земли. Внимай! В смятении горечи сердечной скажу мало, но истину. Почто различными муками истерзал ты сильных во Израиле, вождей знаменитых, данных тебе Вседержателем, и Святую, победоносную кровь их приял во храмах Божьих? Разве они не пылали усердием к Царю и Отечеству, Вымышляя клевету, ты верных называешь изменниками, Христиан чародеями, свет тьмою и сладкое горьким! Чем прогневали тебя они предстатели Отечества? Не ими ли разорены Батыевы Царства, где предки наши томились в тяжёлой неволе? Не ими ли взяты твердыни Германские в честь твоего имени? И что же воздаёшь нам, бедным? Гибель! Разве ты сам бессмертен? Разве нет Бога в правосудии Вышнего для Царя? Не описываю всего, претерпенного мною от твоей жестокости: ещё душа моя в смятении; скажу единое: ты лишил меня святые Руси. Кровь моя за тебя излиянная вопит к Богу. Он видит сердца. Я искал вины своей, в делах и в тайных промышлениях; вопрошал совесть, внимал ответам её и не ведаю греха моего перед тобой. Я водил полки твои и никогда не обращал хребта их к неприятелю: слава моя была твоею. Не год, не два служил тебе, но много лет, в трудах и в подвигах воинских, терпя нужду и болезни, не видя матери, не зная супруги, далеко от милого Отечества. Исчисли битвы, исчисли раны мои! Не хвалюся: Богу всё известно. Ему поручаю себя в надежде на заступление Святых и праотца моего, Князя Фёдора Ярославского. Мы расстались с тобою навеки: не увидишь лица моего до дня Суда Страшного. Но слёзы невинных жертв готовят казнь мучителю. Бойся и мёртвых: убитые тобою живы для Всевышнего; они у престола Его, требуют мести! Не спасут тебя воинства; не сделают бессмертным ласкатели, Бояре недостойные, товарищи пиров и неги, губители души твоей, которые приносят тебе детей своих в жертву!

Сию грамоту, омоченную слезами моими, велю вложить в гроб с собою и явлюся с нею на суд Божий. Аминь. Писано в граде Вольмаре, в области Короля Смгизмунда, Государя моего, от коего с Божьей помощью надеюсь милостей и жду утешения в скорбях».

Иоан выслушал чтение письма и велел пытать вручителя, он должен был узнать все обстоятельства побега и оставшиеся связи Курбского в Москве. Вручитель письма по имени Василий Шибанов не рассказал Царю ничего, в ужасных муках нахваливал своего господина и радовался мыслью, что за него умирает. Такая твёрдость изумили Ивана и в укор Курбскому говорит об этом в ответном письме.

«Во имя Бога всемогущего, Того, Кем живём и движемся, Кем Цари Царствуют и Сильные глаголют, смиренный Христианский обет бывшему Российскому Боярину, нашему советнику и Воеводе, Князю Андрею Михайловичу Курбскому, восхотевшему быть Ярославским владыкой.

Почто, несчастный, губишь свою душу изменой, спасая бренное тело бегством? Если ты праведен и добродетелен, то для чего не захотел умереть от меня, строптивого владыки и наследовать венец Мученика? Что жизнь, что богатство и слава мира сего? Суета и тень: блажен, кто смертью приобретает душевное спасение! Устыдился раба своего, Шибанова: он сохранил благочестие перед Царём и народом, дав господину обет верности, не изменил ему при вратах смерти. А ты. от единого моего гневного слова, тяготишь себя клятвою изменников; не только себя, но и душу предков твоих, ибо они клялись великому моему деду служить нам верно со всем их потомством. Я читал и разумел твоё писание. Яд аспида в устах изменника.: слова его подобны стрелам. Жалуешься на претерпенные тобою гонения; но ты не уехал бы к врагу нашему, если бы мы не излишне миловали вас, недостойных! Я иногда наказывал тебя за вины, но всегда легко, и с любовью, а жаловал примерно. Ты в юных летах был Воеводою и советником Царским; имел все почести и богатство. Вспомни отца своего: он служил в Боярах у Князя Михаила Кубенского! Хвалишься пролитием крови своей в битвах: но ты единственно платил долг Отечеству. И велика ли слава твоих подвигов? Когда Хан бежал из Тулы, вы пировали на обеде у Князя Григория Тёмкина и дали неприятелю время уйти восвояси. Вы были под Невелем с 15000 и не умели разбить четырёх тысяч литовцев, говоришь о Царствах Батыевых, буд то бы вами покорённых: разумеешь Казанское (ибо милость твоя не видала Астрахани)? Но чего нам стоило вести вас к победе? ….

Когда Бог даровал нам город, что вы делали? Грабили! Горе дому, коим владеет жена, Горе Царству, коим владеют многие! Византия пала, когда Цари начали слушаться Эпархов, Синклитов и Попов. Бесстыдная ложь, что говоришь о наших жестокостях! Не губим Сильных, Сильные служат нам. Казним одних изменников – и где же щадят их? А предок ваш,, святой Князь Фёдор Ростиславич, сколько убил Христиан в Смоленске? И что такое представители Отечества? Святые ли, боги ли, как Апполоны, Юпитеры? Доселе владетели Российские были вольны, независимы: жаловали и казнили своих подданных без отчёта. Так и будет! Уже я не младенец. Имею нужду в милости Божьей, Пречистой Девы Марии и Святых Угодников, наставления человеческого не требую. Хвала Всевышнему: Россия благоденствует, Бояре мои живут в любви и согласии, одни друзья, советники ваши, ещё во тьме коварствуют, Угрожаешь мне судом Христовым на том свете, а разве в этом мире нет власти Божьей? Вы думаете, что Господь Царствует только на небесах, Дьявол в Аде, на земле же властвуют люди. Нет, нет, везде Держава Господня и в этой и в будущей жизни. Ты пишешь, что я не увижу лица Эфиопского, так какое же горе мне! Какое бедствие мне! А сам Престол Всевышнего окружаешь убиенными мною: вот новая ересь! Так положи свою грамоту в могилу с собою: этим докажешь, что и последняя искра Христианская умирает с любовью, с прощением, а не с злобой. К завершению измены называешь Ливонский город Вольмар областью Короля Сигизмунда и надеешься от него получить милости, оставив своего законного, Богом данного Властителя. Ты избрал себе Государя лучшего. Великий Король твой есть раб рабов, удивительно ли, что его хвалят рабы? Но умолкаю, Соломон не велит плодить речей с безумными: таков ты действительно. Писано в Царствующем городе Москве, лета мироздания 7072 (1564) Июля в 5 день».

Это письмо Царя Курбскому довлеет над смелыми презрительными к тирану словами – так и должно быть, кажется, если тиранство отравило суть России и не могло позволить появиться ничему более наряду с собой – только изменам и преступлениям.

А переписка не закончилась, она продолжалась и стала казаться обоим, тирану и изменнику, и оправданием друг перед другом и обвинением друг друга. Но Царь считает, что он прав, потому что – Царь. Это проступает не сразу, его правота в споре двоих, большим количеством аргументов – свидетельствами историческими, богословскими толкованиями и грубыми насмешками, что хоть и недостойно, но в те времена было вполне доказательно. Но Курбский вполне Герой поначалу, другого он не заслужил, когда прямо в глаза, хоть и на расстоянии, нашёл в себе силы назвать тирана тираном; впрочем мне и в голову не могло придти найти в его поступке что нибудь похожее на робость перед Царём – тираном. В отношениях этих двух людей, конечно, более интересен Курбский, потому что в храбрости перед злодеем он видит верх человеческих достоинств, которые на него и одеты как одежда – это он такой в характере. А Царь тем и характерен, что он Царь, тем более, что этот Царь – Иван Васильевич.

Но они не застыли в молчании друг перед другом, они говорят и, кажется, что не наговорятся. «Я невинен и бедствую в изгнании, – пишет Курбский Царю, столкнувшись с трудностями. – Добрые жалеют меня: следственно не ты! Подождём немного: истина не далёко».

А чего ожидал Курбский от истины? Победы над Иваном? Как? В каком виде?

До настоящего момента мы можем только осуждать беглеца только за язвительность писем, за наслаждение неминуемой мести, за удовольствие терзать мучителя смелостью слов и, пожалуй, за безразличие к судьбе доброго усердного слуги, решившегося на жертву. Ничего более! А если ничего более, то он – не преступник, не враг.

Но, увлечённый страстью борьбы с тираном, Курбский лишил себя преимущества быть правым в историческом, так я думаю, споре с Царём о добродетели и не на словах был уличён, когда превратился из изгнанника жестоким гонителем в преступника и изменника России. Покинув Россию Курбский без угрызений своей совести мог бы найти своё убежище от гонителя в Литве, но к несчастью своему сделал непоправимое: соединил смелые слова свои с оружием против России, не задумываясь продав свою честь и русскую душу Польскому Королю Сигизмунду, советуя как погубить Россию. И скоро70000 Литовцев, Ляхов, Прусских немцев, Венгров, Волохов с уже предателем Курбским вступили на Русскую землю, а Крымские татары с Девлет-Гиреем вступили в Рязанскую область. Но измена Курбского с его замыслом не достигла желаемого, Россия выстояла своими дружинами во главе с любимцами Государя Алексея Басманова и его сына Фёдора, а так же Князя Петра Щенятева и Князей Ивана Пронского и братьев Петра и Василия Оболенских – Серебряных. И подвиги Курбского против России состояли всего лишь из разорения сёл и монастырей. «То сделалось против моей воли. – писал он Ивану. – нельзя было удержать хищных ратников. Я воевал моё отечество так же, как Давид, гонимый Саулом, воевал землю Израильскую».

В то время как Курбский всё более и более увязал в измене, Ивану всё более и более сопутствовала удача. А измена Курбского произвела лишь кратковременную тревогу в Москве.

Но сердце Ивана всё более кипело гневом и волновалось подозрениями к его Вельможам и он снова видел предательство там, где его не было.

Царь организовал собственную дружину и выбирал телохранителей из Князей, Дворян, Детей Боярских в количестве 1000, названных опричниками. В этой опричнине вместе с ним были Алексей Басманов, Малюта Скуратов. Князь Афанасий Вяземский и другие его любимцы. А 4 февраля 1565 года начались казни мнимых изменников, которые буд то были связаны с Курбским и вместе с ним умышляли убить Царя, Царицу Анастасию и его детей. Первой жертвой опричнины стал славный Воевода Князь Александр Борисович Горбатый – Шуйский, потомок Древних Князей Суздальских и знаменитый участник завоевания Казанского Царства. Ему надлежало умереть вместе с сыном Петром семнадцатилетним юношей. На казнь отец с сыном шли держась за руки и никто из них не мог уступить первенство у плахи. Но, наконец отец сказал: «Не зрю тебя мёртвого!»

И началось такое!

Вместо 1000 Царь взял на службу 6000 телохранителей и взял с них присягу служить ему верой и правдой, а на самом то деле всех их приводили под очи тех избранных людей, которые были определены Иваном и они отбирали этих молодых людей, отличных не достоинствами, но только удальством, распутством и готовностью на всё к чему их назначит Царь. Они должны доносить на изменников, не водить дружбу с теми, кто не записан в опричники, и даже не знать ни мать, ни отца – только Государя. За свою службу Иван дал им землю и дома и всю движимую собственность, отобранную у прежних владельцев, людей знатных, заслуженных, израненных в битвах, которые, если не лишились жизни, то зимою с жёнами и детьми шли в иные отдалённые места России.

Но это зло Иваново было маловажным в сравнении с другим. Скоро увидели, что Иван предаёт всю Россию в жертву своим опричникам. Опричники всегда были правы в судах, на них не было ни суда, ни другой управы. Опричников звали кромешниками тогда – как бы извергов тьмы кромешной. И кромешник мог безопасно для себя теснить, грабить соседа и в случае поданной соседом жалобы брал пеню за бесчестье. Что то подобное начинается и в наше время, когда клевета назначена судебной защитой власти, как и закон о митингах, которым преследуется беспорядки на улицах, проспектах и площадях.

Но продолжим.

А казни были нескончаемы. Но иногда и такое бывает.

Царь в окружении некоторых Бояр и множества опричников входит в Соборную церковь Кремля, где им встречается Митрополит Филипп. Иван приблизился к Митрополиту и ждал благословения. Но тот смотрел на образ Спасителя, не говоря ни слова. Наконец Бояре сказали: «Святый Владыко! Это Государь, благослови его!»

А Филипп ответствовал, но вот что: «В этом виде, в этом одеянии не узнаю Царя Православного; не узнаю и в делах Царства… О Государь! Мы здесь приносим жертвы Богу, а за алтарём льётся невинная кровь Христианская. Отколе солнце сияет на небе, не видно, не слыхано, что бы Цари благочестивые возмущали собственную Державу столь ужасно! В самых неверных. языческих Царствах есть закон и правда, есть милосердие к людям – а в России нет их! Достояние и жизнь граждан не имеют защиты. Везде грабежи, везде убийства и совершаются именем Царским! Ты высок на троне, но есть Всевышний судья наш и твой. Как предстанешь на суд Его?

Обагрённый кровью невинных, оглушаемый воплем их мук? – Ибо сами камни под ногами твоими вопиют о мести! Государь! Вещаю как пастырь душ. Боюся Господа единого!»

Царь ударил жезлом о камень и сказал страшным голосом: «Чернец! До сих пор я излишне щадил вас, мятежников, отныне буду таковым, каковым вы меня нарицаете!».

И уже на другой день состоялись новые казни. Их было не остановить. И в числе первых и знатных погиб Князь Василий Пронский.

А казни не кончались. Но когда то должны были кончиться. Наконец Иван достиг высшей степени своего тиранства и мог ещё в безумстве губить свой народ, но уже не мог этим изумить Россиян, никакими новыми изобретениями своей лютости. Невозможно читать без трепета о всех адских вымыслах тирана, о всех способах терзать человечество. А мы больше не будем писать об этом, уж больно много чести отдаём лютому зверю.

Только добавим, что голод и мор помогали тирану опустошить Россию. Это было в 1572 году. Между тем, супруга Ивана родила сына Уара – Дмитрия, безвинного виновника дальнейших, на долгие годы, бедствий России. Иван не отбросил от себя мысли жениться на племяннице Английской Королевы, устранив от себя супругу, Марию Нагую.

Но и жизнь, данная ему Богом, оказалась не вечной. На что он надеялся, но долголетие в Царствовании, подходило неминуемо к концу. В это время на небесном небосклоне явилась комета, Царь выходил на крыльцо и смотрел на неё, а однажды, изменившись в лице, произнёс: вот знамение моей смерти! Говорят, что неминуемую смерть предсказали ему Астрологи – 18 марта 1584 года, на что Иван им приказал молчать, а сам продолжал ждать своего смертного часа.

Он созвал Бояр и велел писать завещание, в нём объявил наследником престола сына своего Царевича Фёдора, избрал знаменитых Вельмож в советники и блюстителей Державы – облегчать царствование юному Фёдору, младенцу Дмитрию с матерью Марией Нагой назначил в Удел город Углич и вверил воспитание Бельскому.

А 17 марта ему полегчало и он сказал Бельскому: «Объяви казнь Астрологам за их басни о моей смерти». «Но день ещё не миновал», ответствовали Бельскому Астрологи. Исходя из сегодняшнего дня, это чистой воды клевета. Да разве можно такое предсказывать Властителю!

«Не стало Государя!» – как, всё таки, случилась долгожданная смерть. И завопил народ, заплакал навзрыд, обливаясь неутешными слезами, платя долг усопшему Монарху, хотя и до крайности жестокому. На третий день совершилось погребение памятное в своём великолепии в Архангельском Соборе Кремля. И земля не отвергла тирана.

Он и в гробу не казался старцем. Много силы в теле оставалось с юности до предсмертных дней. Был он высок, плечист не опущенными плечами, но широкими и какими то стрельчатыми и прямыми, что угадывало в них силу недюженную, тонкая, но сильная, жилистая шея легко держала непропорциональную весу и росту малую и узколицию голову покрытую редкими уже сивыми волосами, узкое и скуластое лицо выделяло ястребиный нос и светлые серые глаза, но уже старческие и злобные, почти дикие. Но всё равно весь его облик был облик Царя и почему то Царя подходящего только для России. Когда он гневался, то гнев его начинался с верчения головы из стороны в сторону и весь его образ походил на Царский орлиный герб, охраняющий необъятность России. Но верчение вдруг останавливалось и выбрав заранее кого то для расправы, взгляд его упирался в искомое – и человек прощался с жизнью, моля бога проститься побыстрее. Таков был тиран, что предназначен был судьбой для России. То есть здесь Россия, в эти десятилетия, забеременела Смутой, давая пример поведения всем людям – изменами и преступлениями, злобой и жестокостью. И такое время началось при нём и продолжалось сразу за порогом кончины тирана.

Таков был тиран, предназначенный судьбой властвовать Россией. В эти годы от тирана и деспота забеременела Смутой Россия, давая пример поведения многим другим народам жестокостями, изменами и преступлениями. Это началось с него и продолжалось до его кончины.

А России нужно бы запомнить этот день – начало смуты,4 февраля 1565 года, когда первыми ступили на эшафот отец с сыном из рода Суздальских князей Александр Михайлович Горбатый-Шуйский и его семнадцатилетний сын Пётр.

– Не могу видеть тебя, сын, мёртвым. Дай мне первым умереть. – сказал отец сыну и ступил первым на эшафот.

И без слов положил голову на плаху под топор палача.