Текст книги "Противостояние. Спецслужбы, армия и власть накануне падения Российской империи, 1913–1917 гг."

Офицерство и оппозиция

Было бы неправильно утверждать, что существование внутренней агентуры в армии устраивало всех. Кроме МВД, Военного и Морского министерств существовала еще одна сила, глубоко посвященная в проблемы военного и политического сыска, – это группа руководящих членов партии «Союз 17 октября» во главе с ее лидером Александром Гучковым. В конце 1911 – начале 1912 г. его отношения с правительством и лично Николаем II накалились до предела: поводом стало письмо императрицы Александры Федоровны Распутину, тенденциозно процитированное и размноженное столичной прессой и использованное лидером октябристов в политических целях.

Конфликту с верховной властью сопутствовал личный конфликт Гучкова с министром Сухомлиновым. В 1908 г. по инициативе А. И. Гучкова и генерала В. И. Гурко с ведома военного министра А. Ф. Редигера собрался кружок из группы военных и умеренных членов думской Комиссии по государственной обороне. Цель кружка состояла в том, чтобы наладить неофициальный диалог между армией и народным представительством для облегчения прохождения военных бюджетов и прочих законопроектов через Думу. К тому же военный министр считал себя ответственным не только перед царем, но и перед Думой. Для Гучкова и парламентариев это был шанс установить рабочие отношения с военными и расширить свое влияние на министерство в целом. Инструментом мягкого давления на генералов были экстраординарные расходы министерства, которые вотировались Думой. Немаловажной составляющей сотрудничества с думцами была поддержка Гучковым стремлений Редигера сосредоточить контроль над всей армией в руках военного министра[235]235
  Схиммельпеннинк ван дер Ойе Д. Отношения между военными и гражданскими в III Думе // Последняя война императорской России: сборник статей / под ред. О. Р. Айрапетова. М., 2002. С. 19, 24–28.


[Закрыть]. Собрания проходили на квартирах В. И. Гурко, П. Н. Крупенского и самого А. И. Гучкова.

Участник кружка генерал А. С. Лукомский, в то время начальник мобилизационного отдела Главного управления Генерального штаба (ГУГШ), вспоминал: «На этих собеседованиях сообщались такие секретные данные, которые считалось невозможным оглашать не только в общем собрании Государственной думы, но даже и на заседаниях комиссии обороны. Это общение и даваемые разъяснения в значительной степени облегчало проведение различных законопроектов»[236]236
  Лукомский А. С. Указ. соч. С. 256.


[Закрыть].

По подсчетам историка О. Р. Айрапетова, со стороны военных в состав «кружка», прозванного с подачи М. Д. Бонч-Бруевича «младотурками», входило 10–12 человек: Н. Н. Янушкевич, А. С. Лукомский, Д. В. Филатьев, товарищ военного министра А. А. Поливанов, М. В. Алексеев, А. З. Мышлаевский, В. И. Гурко, Н. Н. Головин, А. М. Крымов, А. И. Деникин, Н. Н. Стогов, многих из которых причисляли к так называемой «Военной ложе»[237]237
  Айрапетов О. Р. Генералы, либералы и предприниматели: работа на фронт и революцию. 1907–1917. М., 2003. С. 13–14.


[Закрыть].

Участники кружка с уважением и доверием относились к руководству октябристов в лице Хомякова, Родзянко и Гучкова, даже несмотря на конфликт последнего с императором. В работе кружка принимал участие и секретарь думской Комиссии по государственной обороне, близкий друг семьи Гучковых Александр Иванович Звегинцев. Часто совещания проводились на петербургской квартире Гучкова[238]238
  ГА РФ. Ф. 932. Оп. 1. Д. 132. Л. 10.


[Закрыть]. Как писал Лукомский: «Это была вполне разумная и вполне государственная партия… оппозиционные настроения октябристов не отражались отрицательно на их отношении к армии и к вопросу государственной обороны»[239]239
  Архив-музей ДРЗ им. А. Солженицына Ф. 1. Оп. 1. Д. А‐74. Л. 315.


[Закрыть].

Однако неофициальный характер и полная неподконтрольность кружка руководству армии вызывали настороженность нового министра Сухомлинова: «Когда я принял министерство, мне и в голову не приходило, что вне этого ведомства родилась какая-то комиссия вне ведения военного министра, состоящая из военных чинов под председательством Гучкова, при Государственной думе. Совершенно случайно узнал я об этом… Я доложил об этом государю, как о факте ненормальном, и о том, что все эти чины давно уже стоят во главе списков кандидатов на различные должности, а потому просил разрешения по мере открытия вакансий всех их выпроводить из столицы. Государю этот выход очень понравился, он улыбнулся и сказал: «Вполне одобряю, так и сделайте». Я так и сделал»[240]240
  Сухомлинов В. А. Указ. соч. С. 250–251.


[Закрыть]. Опасения министра были вполне понятны – консультации военных с оппозицией не могли не касаться хоть каким-то образом политических вопросов.

Деятельность Гучкова сильно беспокоила Николая II, заявившего в разговоре Сухомлинову, что лидер октябристов чрезмерно вмешивается в дела армии[241]241
  Сенин А. С. Указ. соч. С. 67.


[Закрыть]. Император и лидер октябристов не скрывали сильной взаимной антипатии. Деятельность Гучкова в глазах правых и придворного круга была направлена персонально против царя. Политик всеми возможными способами сеял к нему недоверие[242]242
  Гучков А.И. Московская сага. Летопись четырех поколений знаменитой купеческой семьи Гучковых. 1780–1936. СПб., 2005. С. 257, 443.


[Закрыть]. Один из участников «младотурецкого» кружка полковник Генерального штаба В. А. Замбржицкий описывал реакцию императора со слов другого участника кружка, Д. Г. Щербачева, который 7 ноября 1913 г. собрал некоторых участников кружка и передал им следующее: «Я сегодня был у военного министра по его вызову, и он мне передал следующее: что до сведения Государя Императора дошло, что в академии (имеется в виду Николаевская академия Генерального штаба. – В. Х.‐Г.) образовалась молодая партия профессоров академии на манер «младотурков», которая стремится приобрести популярность среди офицеров армии с тем, чтобы произвести государственный переворот»[243]243
  ГА РФ. Ф. Р‐6559. Оп. 1. Д. 9. Лл. 16–17.


[Закрыть].

Как отмечает голландский историк Дэвид Схиммельпеннинк ван дер Ойе, эффективная ликвидация кружка Сухомлиновым не пресекла сложившуюся традицию неформальных контактов между офицерами и думскими политиками[244]244
  Схиммельпеннинк ван дер Ойе Д. Указ. соч. С. 26.


[Закрыть]. Наоборот, эти контакты расширились в дальнейшем, отталкиваясь именно от опыта ликвидированной комиссии. Следует отметить, что члены кружка были далеко не единственными военными, с которыми Гучков поддерживал тесные отношения. По данным филёрского наблюдения департамента полиции, в 1912–1913 гг. он часто подолгу беседовал с помощником начальника Главного морского штаба генерал-майором С. И. Зилоти, вице-адмиралом С. А. Воеводским, генерал-лейтенантом А. Н. Куропаткиным, генералами А. М. Крымовым, К. Н. Хагондоковым, Е. И. Мартыновым, С. А. Добронравовым, Н. В. Герасимовым, А. Ф. Редигером, В. М. Родзевичем[245]245
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. ОО. 1913. Д. 144. Лл. 119–120.


[Закрыть]. Особую роль в этой группе играл Поливанов, которого думская оппозиция хотела видеть в кресле военного министра вместо Сухомлинова. С Поливановым постоянно контактировали и высоко его ценили не только октябристы, но и кадеты, причем первые выражали генералу полное доверие[246]246
  Архив-музей ДРЗ им. А. Солженицына. Ф. 1. Оп. 1. Д. А‐74. Л. 352–353.


[Закрыть]. Вышеупомянутые Воеводский и Зилоти были старыми противниками морского министра. Последнего министр называл одним из зловреднейших людей в своем ведомстве. В своих мемуарах И. К. Григорович писал: «Надо заметить, что на его сестре (Марии Ильиничне Зилоти. – В. Х.-Г.) женат известный А. И. Гучков, враг Морского министерства, всегда жестоко нападавший на Морское ведомство. Он так осведомлен, что у нас творится, что мне кажется, сведения свои он получает не без участия С. И. Зилоти. С другой стороны, С. И. Зилоти – большой друг адмирала Нилова, и тот также великолепно осведомлен обо всем, что у нас происходит»[247]247
  Григорович И. К. Воспоминания бывшего морского министра. Кронштадт – Москва, 2005. С. 41.


[Закрыть].

В курсе подробностей деятельности кружка Гурко – Гучкова был довольно узкий круг лиц. Среди них московский губернатор генерал Джунковский, большой друг братьев Гучковых. Владимир Федорович воспоминал: «На этих собеседованиях сообщались такие секретные данные, которые не могли быть оглашаемы в Думе. Благодаря этому работа Думы с Военным министерством проходила в Третьей, а затем и в Четвертой Думе без особых затруднений»[248]248
  Джунковский В. Ф. Указ. соч. Т. 1. С. 382.


[Закрыть]. Источником этой информации был, вероятно, сам Гучков. Нужно отметить, что Джунковский давал в целом негативную оценку деятельности главы военного ведомства: «Сухомлинов представлял из себя умного и хорошего военного администратора, но для поста военного министра он не подходил… Сухомлинов, будучи очень интересным собеседником и рассказчиком при небольшом числе слушателей, совершенно терялся в большой аудитории и потому в Думе всегда читал заранее составленную речь, что производило впечатление далеко не в его пользу»[249]249
  Там же. С. 381.


[Закрыть]. Основным недостатком министра Джунковский считал неспособность договориться с думской оппозицией, отсутствие красноречия на парламентской трибуне. Кандидатурой, способной заменить его на посту министра, Джунковский считал Поливанова, которому давал весьма лестную характеристику: «Поливанов был как раз весьма подходящим для сего, он всякое дело изучал до мельчайших деталей, хорошо, свободно говорил, и работа Думы с Военным министерством благодаря ему шла очень гладко»[250]250
  Там же. С. 382.


[Закрыть].

Джунковский желал представить Сухомлинова как непопулярного в армии человека в отличие от талантливого, по его мнению, и выдающегося во всех смыслах слова Поливанова. Суть их конфликта он сводил к зависти военного министра и его недовольству контактами Поливанова с Гучковым[251]251
  Там же. С. 644–645.


[Закрыть]. Однако такая оценка реальности более чем тенденциозна – оба генерала были талантливыми военными и организаторами, с той лишь разницей, что Сухомлинов не желал иметь каких-либо неофициальных отношений с оппозицией. Вышеприведенные оценки Джунковского важны не только для понимания сути его взаимоотношений с военными и октябристами, но и для понимания самой логики Владимира Федоровича как будущего главы всей полиции империи и товарища министра внутренних дел. Для него способность государственного деятеля договориться с Думой представляется гораздо более важной, нежели деловые и организаторские качества данного руководителя. Постоянно подчеркивая свою приверженность столыпинской политической линии, Джунковский во многом имел в виду политику переговоров с Думой. Его предупредительное и трепетное отношение к общественному мнению, развившееся в годы пребывания на посту московского губернатора, стало одним из основополагающих принципов как государственного управленца.

Н. П. Харламов вспоминал, что, когда после немецкого погрома 1915 г. он был послан в Москву для ведения официального следствия, Джунковский требовал «быть особенно любезным с представителями московских общественных кругов» и первым делом по прибытии в город до официальных визитов и допросов навестить от имени Владимира Федоровича С. Н. Третьякова, П. П. Рябушинского и Н. И. Гучкова[252]252
  НИОР РГБ. Ф. 261. Картон 20. Е. х. 6. Л. 48 об.


[Закрыть]. Складывалась несколько двусмысленная ситуация, когда чиновник МВД перед ведением следственных действий передает оппозиционным политикам поклон от главы политического сыска империи.

Нельзя не отметить, что Джунковский водил близкое знакомство с рядом октябристов – братьями Гучковыми, братьями Рябушинскими, М. В. Родзянко, а также с наиболее близкими к ним военными – инициатором вышеупомянутого кружка генералом В. И. Гурко[253]253
  Джунковский В. Ф. Указ. соч. Т. 2. С. 308–309.


[Закрыть], А. А. Поливановым. При прощании Джунковский целовался с Гучковым. Историк А. Ю. Дунаева отмечает, что «ядро программы октябристов – системная модернизация при сохранении исторических основ – вполне соответствовала мировоззрению Джунковского»[254]254
  Дунаева А.Ю. В. Ф. Джунковский. Политические взгляды и государственная деятельность (конец XIX – начало XX в.). Дис. канд. ист. наук. ИАИ РГГУ. М., 2010. С. 132.


[Закрыть]. Теплые отношения связывали его еще со времен московского губернаторства с либералами М. В. Челноковым и Д. Н. Шиповым[255]255
  Там же. С. 126, 131.


[Закрыть].

Прозвище «младотурки», данное военной группе Гучкова, было далеко не безобидным, так как младотурецкая революция в Османской империи была по факту государственным переворотом, осуществленным группой военных заговорщиков. Учитывая, что в 1909 г. вскоре после младотурецкой революции Гучков посетил Стамбул[256]256
  Айрапетов О. Р. Генералы, либералы и предприниматели: работа на фронт и революцию. 1907–1917. М., 2003 С. 17.


[Закрыть], прозвище это приобретало вполне определенный нелицеприятный политический оттенок. Добавим также, что основной опасностью для офицерской среды руководители департамента полиции Зуев и Белецкий считали именно возможность повторения младотурецкого опыта. В департаменте составлялись списки военных, находившихся в тесном контакте с Гучковым, за ним самим велось постоянное агентурное наблюдение.

Сухомлинов с одной стороны, политическая полиция – с другой вели наступление на «военный кружок». Политический контроль над армией с санкции военного министра в случае его реального и полномасштабного осуществления привел бы к опасному объединению противников Гучкова. В помощь Мясоедову Сухомлинов назначил жандармского полковника В. А. Ерандакова, который кроме прочего по поручению военного министра «ставил наблюдение за высшими чинами Военного министерства и лицами, коих ген. Сухомлинов заподозревал в их недоброжелательстве к нему»[257]257
  Падение царского режима. Т. 4. Л., 1925. С. 519.


[Закрыть]. Ерандаков работал в подчинении руководителя контрразведывательного (особого) делопроизводства ГУГШ Н. А. Монкевица[258]258
  Гутнов Д. А. Указ. соч. С. 305.


[Закрыть].

Почвой для объединения военных и полицейских властей была военная агентура. Именно против нее и развернулась политическая кампания оппозиции. Началом атаки стала серия писем военных Гучкову с жалобами на то, что складывающаяся система сыска в армии унижает достоинство офицеров. Лидер октябристов поднял волну критики военного ведомства в прессе, а затем продолжил агитацию в парламенте. По воспоминаниям Сухомлинова, «Гучков сообщал Думе, будто бы я, чтобы следить за корпусом офицеров, создал в Военном министерстве целую организацию»[259]259
  Сухомлинов В. А. Указ. соч. С. 249.


[Закрыть]. Вскоре Александр Иванович пишет письмо председателю думской комиссии по государственной обороне князю Д. И. Шаховскому с требованием созыва срочного закрытого собрания комиссии. На состоявшемся 19 апреля 1912 г. заседании от военного ведомства присутствовали В. А. Сухомлинов, Ю. Н. Данилов и Н. Н. Янушкевич. В итоге после долгих прений министр пообещал отменить циркуляр № 982 и прекратить осуществлять политический контроль за офицерством[260]260
  Сенин А. С. Указ. соч. С. 68.


[Закрыть]. Однако на практике он не собирался выполнять требований думцев – агентура продолжала работать. Мясоедова, осуществлявшего контроль за пропагандой и настроениями в армии со стороны военного министра, пришлось уволить, но полковник Ерандаков продолжил работу. Белецкий давал высокую оценку его деятельности, отмечая, что Ерандаков активно делился с департаментом материалами по борьбе со шпионажем, а также совершенно секретными документами, касающимися международной политики. Одним словом, канал передачи информации был налажен вполне надежный[261]261
  Каширин В. Б. Бухарестские гастроли русской контрразведки: неизвестный эпизод истории войны спецслужб в 1915 году // Государственное управление. Электронный вестник. Вып. № 49. 2015. Апрель. С. 257.


[Закрыть].

Возвращаясь к сущности работы политического сыска в армии, рассмотрим аналитическую записку начальника Особого отдела жандармского полковника Еремина, представленную для сведения Белецкому 18 марта 1913 г., окончательно доработанную и утвержденную 29 марта 1913 г. Записка была составлена в самый разгар борьбы за военную агентуру, развернувшейся в марте – апреле 1913 г. Она являлась внутренним материалом и не выносилась на обсуждение военных или Джунковского, благодаря чему ее целью было не отстоять агентуру любой ценой, а предоставить руководству департамента наиболее полное представление о ежедневной работе военной агентуры. Документ назывался «О постановке в военно-сухопутных и морских частях революционной пропаганды и мерах для освещения последней»[262]262
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 316–1913 г. Д. 210. Лл. 27, 31–43об.


[Закрыть]. Отметим, что она описывает борьбу именно с революционной агитацией, а не с оппозиционными настроениями, беззакониями или бесхозяйственностью в армии, которые также были объектом работы агентуры.

По утверждению Еремина, работа агентуры должна быть адекватна реалиям политического момента и соответствовать целям, которые ставят перед собой революционеры. «Убедившись, что массовые народные выступления могут рассчитывать в настоящее время на успех в том случае, если они будут опираться на вооруженную силу, революционные партии решили сосредоточить в войсках революционную подготовительную работу, то есть к постепенному накапливанию в войсках революционной энергии, при отсутствии каких-либо выступлений, с целью сбережения сил до наступления момента общих действий»[263]263
  Там же. Л. 32.


[Закрыть].

В справке к докладу Еремин приводит одну из статей в газете «За народ» № 52 за декабрь 1912 г., где был опубликован наказ «к товарищам матросам о том, чтобы они ввиду происшествий в Черноморском флоте не спешили бы с восстанием, но получше, попрочнее бы организовались… Организация для восстания заключается не в одной только пропаганде и сговоре.

Необходимо, кроме того, обдумать план будущей военной кампании, узнать, где находится нужное оружие и амуниция, как ими овладеть, как овладеть судами; определить, как обеспечить себе продовольствие, топливо и все необходимое для успешных военных действий, как согласовать эти действия с действиями на суше; надо наметить своих будущих революционных начальников и, наконец, сообразить, как все это выполнить без шума, отчетливо, но твердо»[264]264
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 316–1913 г. Д. 210. Л. 43.


[Закрыть]. Центральный орган партии эсеров «Знамя труда» в № 48 за январь 1913 г. пишет в статье «Волнения в армии и наши задачи»: «Пропаганда и агитация среди солдат и матросов на почве непосредственных, особенно материальных, нужд должна вестись с большой осторожностью во избежание таких обострений, которые могли бы привести к активным выступлениям на этой почве»[265]265
  Там же. Л. 43об.


[Закрыть].

Такая тактика «является по внешним признакам менее всего заметной и потому опасной, и для борьбы с нею необходимо прежде всего противопоставить постоянный скрытый внутренний розыск, который мог бы уловить первоначальные попытки революционной пропаганды в части и способствовать пресечению ее в зародыше; подобный розыск может осуществляться лишь при наличии секретных агентов из той среды, которая намечена партией для своей пропаганды»[266]266
  Там же. Л. 33.


[Закрыть]. Еремин подчеркивает, что мало наличия самой агентуры в войсках, необходимо определенное ее количество, качество, а также внимание военных властей к жандармским донесениям.

Пропаганда на Черноморском флоте «готова была перейти в открытое выступление благодаря только тому, что морское начальство не придавало серьезного значения поступавшим к нему от местной жандармской власти агентурным сведениям и не приняло своевременных мер к ее пресечению в самом начале»[267]267
  Там же. Л. 35.


[Закрыть]. И действительно, командующий Черноморским флотом вице-адмирал А. А. Эбергард не проявлял интереса к сведениям о наличии у него нескольких сотен неблагонадежных и распропагандированных матросов. В августе 1912 г. начальник Севастопольского жандармского управления полковник П. К. Попов докладывал в департамент о реакции Эбергарда на сообщения о пропаганде, подготовке мятежа, тайниках с оружием. Товарищ министра внутренних дел И. М. Золотарев писал: «Придавая этим сведениям особо серьезное значение, полковник Попов счел нужным лично доложить их вице-адмиралу Эбергарду, но и этот доклад, как и доклад, имевший место 28 мая, оставлен адмиралом без всякого внимания. При этом докладе вице-адмирал Эбергард лишь высказал полковнику Попову неудовлетворение за сообщенные им в Петербург какие-то сведения, в результате которых адмирал получил 2 письма от морского министра и заявил, что он будет жаловаться и протестовать»[268]268
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 00–1912 д. 288. Лл. 224, 226об., 248.


[Закрыть].

Сущность наружного наблюдения сводилась к выяснению внешних контактов пропагандистов или подверженных пропаганде военнослужащих. Зачастую революционеры выходили на связь с воинскими ячейками посредством своих людей, находящихся поблизости от расположения частей – в лавках, кабаках, клубах, местах встреч и т. п. При этом Еремин подчеркивает, что наружное наблюдение бессильно без внутренней агентуры и является вспомогательным средством, так как вне воинских частей солдаты и унтер-офицеры сами превращаются в массу и сливаются с массой лиц. Поэтому нужно с помощью внутренней агентуры узнать, за кем следить, и уже наружным наблюдением выяснять внешние контакты этих лиц[269]269
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 316–1913 г. Д. 210. Л. 35об.


[Закрыть]. На следующем этапе работы к постоянным контактам распропагандированных чинов приставляются секретные сотрудники вспомогательного наблюдения, проникающие внутрь этих революционных сборищ на воле.

Выяснение же политической благонадежности новобранцев, порученное и без того загруженным работой жандармским управлениям, находилось на тот момент на очень низком уровне и, по сути, почти не проводилось. В записке начальник Особого отдела предлагает передать эту деятельность целиком на попечительство центрального аппарата заинтересованных в том ведомств – МВД, Военного и Морского министерств. Справки о прохождении по политическим делам можно было навести через местные ГЖУ, откуда был призван на военную службу новобранец, и через центральный каталог департамента полиции при условии своевременного предоставления военными списков новобранцев[270]270
  Там же. Л. 35об – 36об.


[Закрыть].

Для описания работы агентуры на конкретном примере рассмотрим работу жандармского управления Балтийского морского района. Центр управления находился в Кронштадте, в район входили базы флота в Гельсингфорсе, порте Петра I (г. Ревель), порте Александра III (г. Либава), Кронштадте, Риге, Балтийском порте, Ганге, Котке, Транзунде и на рейде в Бьерке. Работе Кронштадтского жандармского управления морского района содействовали по долгу службы Финляндское ЖУ, Курляндское, Эстляндское и Лифляндское ГЖУ, Петербургское охранное отделение. Приведем воспоминания[271]271
  В тексте воспоминаний я расшифровываю многочисленные сокращения и аббревиатуры. – В. Х-Г.


[Закрыть] одного из крупнейших специалистов в этом вопросе, помощника начальника Кронштадтского ЖУ подполковника В. В. Владимирова: «Согласно указаниям жандармского управления в морском районе должна была быть сеть осведомителей на судах, в судовых и береговых командах флота, сухопутных частях и городах и портах Ревеля, Либаве и Гельсингфорсе. Сношения велись через унтер-офицеров, живших в портах Ревеля, Либаве и Гельсингфорсе, у коих были квартиры для свиданий. Унтер-офицеры жили по паспортам, выданным Санкт-Петербургским охранным отделением, под другими фамилиями. Сведения от сотрудников и осведомителей записывались унтер-офицерами и пересылались почтой в Кронштадт на имя заведующего агентурой или же обрабатывались лично заведующим агентурой при посещении названных пунктов. Указания осведомителям давались через тех же унтер-офицеров, чтобы они сообщали о всем как касающемся настроения команд в политическом отношении, так и всех случаях употреблений (злоупотреблений. – В. Х.-Г.), жестокого и грубого обращения со стороны комсостава, дурной пищи и слухов, циркулирующих в матросской и солдатской среде, а равно и о случаях военного шпионажа. Компенсация выдавалась ежемесячно, а за особые сведения и удачные ликвидации выдавались награды, денежные, конечно, в коридоре от 3 до 25 руб. Все суммы на содержание наружного наблюдения и секретной агентуры, а равно и командировки не превышали 800–900 руб. в месяц»[272]272
  ГА РФ. Ф. 4888. Оп. 3. Д. 376. Л. 22–23.


[Закрыть].

Наибольший интерес представляет численность секретной агентуры в армии. Итак, военная агентура состояла из: 1) секретной внутренней агентуры в воинских частях; 2) секретной агентуры вспомогательного состава, освещавшей армию извне и сохраненной по итогам реформы; 3) штатных филёров жандармских управлений, направлявшихся на работу по военному сыску, не затронутых реформой. Вспомогательная агентура была очень малочисленна по причине ее зависимости от донесений внутренней агентуры. Филёры направлялись на данную работу по необходимости. Сама работа концентрировалась во внутри-войсковой агентуре. Сводных данных о ее численности не существует. Однако в деле о ликвидации агентуры в 1913 г. имеются отчеты начальников ряда жандармских управлений. При ГЖУ обычно имелось от 2 до 10, в среднем – 4 секретных сотрудника. Исключение составлял флот – на Балтийском флоте, согласно списку уволенной агентуры, было 49 тайных осведомителей и 9 вспомогательных агентов[273]273
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 316–1913 г. Д. 210. Л. 87.


[Закрыть]. Численность агентуры на Черноморском флоте точно неизвестна, однако, судя по количеству дел и донесений, сохранившихся в фонде департамента полиции, она сопоставима с балтийской. Мы можем примерно рассчитать количество секретных агентов внутри воинских частей на всю империю. Географически работа велась в 50 губернских и областных жандармских управлениях, в 14 городах (Санкт-Петербурге, Москве, Варшаве, Киеве, Харбине, Одессе, Оренбурге, Кронштадте, Севастополе, Томске, Чите, Николаеве, Гельсингфорсе, Екатеринославе, Екатеринодаре), более чем в 10 жандармско-полицейских управлениях железных дорог и 2 флотах[274]274
  Там же. Ф. 102. Оп. 00–1912. Сама опись.


[Закрыть]. Сведений о численности агентуры на Тихом океане не имеется, хотя достоверно известно, что она там функционировала. По расчетным данным эта цифра составляет примерно 380 секретных сотрудников. При этом агентурная сеть не была развернута в полном объеме, даже не доведена до планировавшихся департаментом полиции цифр. Так, по свидетельству Владимирова, на 4 жандармские управления Балтийского морского района должно было приходиться до 120 осведомителей. По мнению подполковника, такой вопиющий недокомплект имел место «отчасти по недостатку средств, а отчасти по недостатку желания со стороны заведующего агентурой»[275]275
  Там же. Ф. 4888. Оп. 3. Д. 376. Л. 22.


[Закрыть].

Самая мощная агентурная сеть была на морском флоте, наиболее политизированной и революционизированной части вооруженных сил империи. В большинстве же ГЖУ количество агентов было столь невелико, что никак не могло разрушить вышеупомянутую «спайку» между офицерским составом и нижними чинами, даже если предположить, что таковая имелась в реальности. Эти несколько агентов не могли, конечно, охватить все воинские части, расквартированные в губернии, и предоставить подробное описание пропагандистской работы в армии, но вполне могли дать общую картину революционизации и выявить некоторые ячейки, с которыми непосредственно соприкасались. Работа сыска в армии только налаживалась, шел активный поиск методов, расширение числа сотрудников, поэтому обвинения в том, что жандармы наводнили армию своей агентурой, пытаясь поставить ее под контроль политического сыска, противоречат фактическому положению дел.