Текст книги "Кто и как развалил СССР. Хроника крупнейшей геополитической катастрофы ХХ века"

Чувствовалось, как задевала его самолюбие эта парламентская миссия. Горбачев оценил усилие, сделанное Ельциным над собой, и примирительной сказал:

– Ладно, ладно, царь Борис.

Общую формулировку выработали быстро. В ней упомянули, что, представляя согласованный текст на рассмотрение парламентов, члены Госсовета исходят из того, что договор будет подписан и ратифицирован до конца текущего года.

После этого, возобновив заседание, еще раз «прошлись» по самому проекту. На этом этапе Ельцин согласился не требовать исключения из него формулы конфедеративного союзного государства. Имелось в виду, что эта и другая поправки будут обсуждены в парламентах.

Зато по общему согласию были укреплены полномочия Госсовета – его решения отныне должны были стать обязательными для исполнительной власти (то есть для тех самых президентов, которые в течение нескольких предыдущих часов отчаянно бились за то, чтобы лишить центр какой-либо власти над ними). Однако эти формальные противоречия никого не смущали. Было очевидно, что окончательное разыгрывание партии отложено, что столь ожидаемое Горбачевым подписание договора в очередной раз отодвигается, подобно линии горизонта, и что демократическое «конфедеративное государство», не успев стать реальностью, начало таять, как мираж в пустыне.

Это лишний раз подтвердила пикировка между Ельциным и Шеварднадзе по вопросу о функциях союзного МИДа. Шеварднадзе впервые участвовал в заседании в качестве министра иностранных дел. Поскольку назначение на этот пост он в течение продолжительной беседы с глазу на глаз согласовал с российским президентом, около которого, кстати, провел решающую ночь в Белом доме во время августовского путча, то считал, что вправе рассчитывать на режим большего благоприятствования, чем его предшественник на этом посту – Борис Панкин.

Однако попытка Э. Шеварднадзе расширить поле деятельности союзного МИДа, обозначенное в тексте договора, встретила ледяной прием со стороны Б. Ельцина, который взял назад даже данное им недавно обещание не создавать собственные российские посольства.

После того как все члены Госсовета поставили свои подписи под совместным коммюнике, означавшим скорее эпитафию Союзу, чем провозглашение «нового смелого мира», Горбачев предпринял попытку повторить коллективный выход к прессе, который после предыдущего заседания совета вдохнул во всех надежду. Однако второй раз застать себя врасплох ни Ельцин, ни другие «республиканцы» не дали. Горбачеву пришлось выдержать натиск изголодавшейся прессы в одиночку, и, лишенный необходимости оглядываться на своих коллег по Госсовету, он не скрывал своего разочарования, подтвердив, что на нынешнем заседании республиками был сделан шаг назад от Союза. В конце концов, у него больше не оставалось других союзников, кроме общественного мнения того, что уже перестало быть государством, но еще, безусловно, оставалось единой страной.

День рождения «шоковой терапии»

Вторая часть заседания была посвящена подготовке к началу экономической реформы в России. О планах российского руководства Горбачев попросил рассказать Б. Ельцина. Тот сообщил о намерении «освободить», начиная с 16 декабря, цены на основные товары, за исключением энергоносителей и отдельных продовольственных товаров, включая водку.

Началось обсуждение.

Предполагаемый рост цен в сочетании с такими легко прогнозируемыми проблемами структурной перестройки экономики, как массовая безработица, должен был, по подсчетам специалистов из команды Гайдара, привести к снижению жизненного уровня в стране в целом на одну треть. Для общества с полуразрушенной экономикой, значительная часть которого и без того балансировала на грани выживания, это могло означать уже не экономическое бедствие, а социальную катастрофу.

– Мы считаем, другого выхода нет, – решительно сказал Ельцин. – Главное – удержать людей от выхода на улицу, хотя, может быть, не везде это удастся.

Руководители республик понимали, что разведший пары локомотив российской реформы уже практически невозможно остановить. В то же время для большинства из них – особенно для среднеазиатских республик – свободные цены в России при их зависимости от российской нефти и рубля означали смертельную угрозу. Не оспаривая намерений россиян, лидеры республик просили лишь с учетом их неподготовленности к такому потрясению отсрочить начало реформы – это дало бы им дополнительное время для выработки мер защиты населения.

Горбачев был доволен тем, что свел российского президента лицом к лицу со сложной и противоречивой реальностью огромной страны, но удержался от того, чтобы взять сторону других республик:

– Страховочные шаги нужны, однако затягивать дело тоже нельзя. Делайте, что сможете, но только ради Бога, делайте хоть что-нибудь!

Для экспертной оценки последствий шагов российского правительства на заседание был приглашен Григорий Явлинский – автор программы «500 дней», поддержанной двумя президентами, но впоследствии принесенной в жертву Горбачевым под совместным нажимом правительства Рыжкова и общесоюзного парламента. Сейчас основные идеи этой программы, но только в значительно ухудшившемся экономическом контексте, самым безжалостным для населения образом готовилась проводить в жизнь подобранная Ельциным молодежная команда сторонников «шоковой терапии».

Использовав весь свой опыт политической и аппаратной дипломатии, Явлинский обрисовал удручающую перспективу разваливающейся экономики, с тяжелейшим спадом производства и социальными потрясениями.

– Можно ли еще успеть выпустить парашют? – спросил его Горбачев.

– Для этого надо было бы догнать того, кто уже летит вниз, и надеть парашют на него, – ответил Явлинский.

Горбачев и теперь остался верен своей роли искателя компромиссов. Он поддержал решение российского президента ускорить реформу: «Если ее не делать, дальше все равно банкротство». Попросил еще раз продумать сроки и последовательность ее этапов и предостерег от злорадства по поводу возможной неудачи правительства Ельцина.

– Сорвется реформа в России – она умрет во всем Советском Союзе. Вот почему неправы те, кто говорит про себя: пусть Ельцин сломает себе голову.

Под занавес заседания он огласил телеграмму, только что пришедшую от азербайджанского лидера Муталибова. Тот обращался к Госсовету с просьбой принять срочные меры, чтобы защитить его республику от «агрессии со стороны Армении». Телеграмма позволяла Горбачеву хотя бы задним числом подчеркнуть свою роль в межреспубликанских отношениях. Получив коллективный мандат от членов Госсовета, Горбачев связался с президентами Армении и Азербайджана по телефону и пригласил их приехать через день в Москву для обсуждения обострившейся обстановки.

Закончилось заседание еще одной, быть может последней, попыткой союзных республик отстоять свои права перед «старшим братом» – Россией. Как выяснилось, под горячую руку, хотя, может быть, и с холодной головой, при тотальной «национализации» предприятий и учреждений, размещенных на территории России, были переведены под российскую юрисдикцию печатающие деньги фабрики Гознака.

Защищаясь от упреков в «самозахвате» этих стратегических объектов, обслуживающих весь пока что весь еще не ликвидированный Союз, Ельцин сослался на то, что Россия берет под свою опеку лишь их «материальную часть» и вопросы социального обеспечения рабочих, но при этом будет исправно выполнять заказы союзного Госбанка. Его аргументы никого не убедили. Отступая перед дружным возмущением руководителей республик, насупившийся Ельцин согласился временно оставить «денежное производство» в руках союзного центра.

Оставив над поверхностью неумолимо прибывающей воды этот крошечный символический островок общесоюзного пространства, над которым еще мог развеваться красный флаг СССР, члены Госсовета поздней ночью разъехались из Ново-Огарева, чтобы больше никогда сюда не вернуться…

Проводив «гостей», Горбачев оставил на ужин свою рабочую бригаду, включая Явлинского. Последняя новоогаревская вечеря была скромной и выглядела как товарищеский ужин. Никто не заботился о президентском протоколе, потому что все, включая самого президента, беспредельно устали. Ни у кого не было веселого настроения, которое сопутствует окончанию хорошо выполненной работы. Ощущалась общая подавленность. Каждый по-своему чувствовал и понимал, что Союз подходит к концу…

Украина, 1991 год

Обстоятельства складывались так, что судьба Союза ССР во многом зависела от позиции Украины. Одни надеялись с помощью Украины сохранить Советский Союз, другие – использовать особую позицию руководства этой республики как таран в разрушении Союза.

Обстановка в этой республике, считавшейся одной из наиболее надежных звеньев Союза, к тому времени коренным образом изменилась. Сразу после отзыва в Москву первого секретаря ЦК КПУ В. Ивашко поддержавший его блок депутатов в парламенте раскололся, коммунисты деморализовались. Новый Председатель Верховного Совета УССР Л. Кравчук пошел на тесное партнерство с Рухом и возникшими из него националистическими партиями, взял курс на самостийную Украину.

А. Гливаковский (политолог, журналист): – Центр фактически обеспечил самостийщикам зеленую улицу. Учитывая, что партийная и советская печать муссировала в основном тему верности социалистическому выбору и лишь время от времени огрызалась на совсем уж дикие выпады Руха, сепаратистская националистическая печать получила монополию на пропаганду идей, на заполнение возникшего идеологического и духовного вакуума.

Пропаганда же общерусской исторической памяти – более чем трехсотлетнего совместного существования малороссов и великороссов в едином российском государстве, их обоюдного и часто равнозначного участия в создании русской культуры и еще многого другого, которая быстро бы все расставила на свои места и показала бы всю нищету сепаратистской идеологии и философии, – такая пропаганда практически не велась. На нее, надо полагать, ни центр, ни ЦК КПУ «не дали санкции».

Главным объектом ударов сепаратистов был не марксизм-ленинизм (напротив, почти все украинские писатели в то время били поклоны Ленину), а русская идея, русская культура, русский язык и даже русский народ. Националистическая ложь и клевета в так называемых «перестроечных», а на деле оголтело сепаратистских органах печати достигла беспредела. Жовто-блакитная публицистика соревновалась с ядовито-желтой публицистикой центра. Любая же попытка поставить зарвавшихся самостийников на место немедленно квалифицировалась как великодержавный шовинизм и даже русский фашизм…

Вскоре последовали литовские события – попытка установить в республике чрезвычайное положение. Кто-то предупредил об этом по телефону Ландсбергиса из самых верхов, и эта затея с треском провалилась. Ландсбергис, к тому времени быстро терявший политический рейтинг, восстановил свои позиции и объявил о полном разрыве с Союзом. Литовские события породили на Украине волну оголтелого национализма.

И вот на этом фоне союзное руководство принимает решение о проведении референдума – быть Союзу единым или не быть. Националистически настроенные органы печати тут же представили дело так, что референдум – дело рук консервативных сил, что он-де нужен Горбачеву как президенту Союза для того, чтобы удержать ускользающую власть.

Но даже несмотря на неблагоприятную обстановку, итоги референдума на Украине, в Белоруссии и Казахстане – в республиках, позиция которых имеет решающее значение для сохранения единства страны, были явно положительными. Если брать вторую по значению республику в Союзе – Украину, то чисто украинские области голосовали за Союз еще убедительнее, чем некоторые области со смешанным населением, если не брать в расчет униатскую Галицию, население которой представляет, по сути, отдельный восточнославянский народ. Это было шоком для лидеров Руха, решивших было под впечатлением бурных выступлений львовян, что до самостийности рукой подать.

Отметим еще одно интересное обстоятельство. За референдумом, проведение которого казалось «странным и ненужным» «демократически» настроенной Москве, с интересом следил Запад. Если в СССР его итоги по крайней мере по крупным республикам, а также по мусульманским регионам все в общем предвидели и им не удивились, то для Запада (как, кстати, и для Руха) столь убедительное волеизъявление «за Союз» на Украине было неожиданным и охлаждающим. Многие западные органы, в частности во Франции, не могли скрыть своего разочарования и при этом особо отмечали, что эти итоги определяют судьбу Европы на обозримое будущее. Читая западные комментарии, никак нельзя избежать вывода, что «ненужный референдум» был очень нужен Западу по крайней мере для того, чтобы получить достоверную информацию о настроениях в республиках СССР.

Ален Безансон (французский политолог): – Украина стоит ныне перед несколькими возможностями, которые на долгое время определят ее путь. Она может надеяться собственными силами добиться полной независимости, восстановить исторические границы Украины, а то и вернуть кое-какие территории в Крыму, на Кубани, в Белоруссии и РСФСР, на которые она может иметь исторические права. По достижении полной независимости Украина может также решить вступить в союз – федеративный или конфедеративный – с другими народами, судьбу которых она в прошлом разделяла. Такой союз возможен с Польшей, Литвой и Белоруссией против России, а также с Россией и Белоруссией против Польши и Литвы. Солженицын предлагает третий путь, полагая, что на будущее Украине лучше быть в союзе с Россией в форме улучшенного Переяславского договора.

Будучи французом и западноевропейцем, я не могу высказываться от имени украинцев, однако считаю, что от их выбора в большей мере будут зависеть судьбы Западной Европы. Если Украина действительно вступит в союз с Россией, то эта последняя сохранит статус крупномасштабной силы или же его добьется. По своему населению, территории и богатствам Россия-Украина будет перевешивать не только Германию, но и всю Западную Европу. Она вступила бы в сообщество европейских народов господствующей силой… Однако если Украина вступит в той или иной форме в союз со своими западными соседями (поляками, литовцами, румынами, белорусами), то в Восточной Европе создается мощное объединение, действительный противовес России, которая превратится в среднего масштаба силу, освобожденную от имперских забот, очищенную от коммунизма и способную до конца провести процесс демократизации…

Если согласиться, что Горбачев затеял референдум, чтобы сохранить Союз или остаться у власти, которая от него ускользала, то тогда логично предположить, что, получив «добро» на Союз от основных республик (несмотря на нелюбовь к себе в этих же республиках), он максимально воспользуется волеизъявлением народов СССР для подготовки проекта Союзного договора, который бы гарантировал как минимум прочный федеративный союз четырех основных республик. При этом он мог «отчитаться» перед Западом, что полностью соблюдал демократию и уважал человеческие права. С точки зрения требований, предъявляемых Западом, такой проект был бы проявлением легитимности, законничества, конституционализма, короче – показателем демократической зрелости перестроившегося коммунистического режима.

Но не тут-то было. Горбачев ни в коей мере не воспользовался итогами референдума, чем еще раз удивил по крайней мере собственную страну. Подготовленный в Ново-Огареве проект Союзного договора предусматривал создание рыхлой конфедерации и фактически предопределял упразднение СССР как государства.

Проект договора был опубликован как раз перед поездкой Горбачева на совещание Большой семерки, на котором должен был, в частности, решаться вопрос о предоставлении СССР крупной помощи. Удивительно, как подгадал Горбачев со своим проектом. Было известно, что «семерка» несмотря на декларированную любовь к советскому президенту решила не раскошеливаться. Однако после августовского путча печать обмолвилась о том, что на совещании было принято решение все-таки дать Горбачеву деньги… но только после подписания Союзного договора.

События, связанные с подготовкой и проталкиванием явно неконституционного «конфедеративного» проекта Союзного договора свидетельствуют, с одной стороны, о готовности Запада отстаивать собственные шкурные интересы, хотя бы и вопреки принципам правового государства, а с другой – о решимости Горбачева и других «архитекторов перестройки» не мытьем, так катаньем загнать страну в мировое хозяйство на условиях Запада, даже если ради этого потребуется ее расчленить.

В августе 1991 года объявился ГКЧП и было введено чрезвычайное положение. Повторились литовские события, но уже в масштабе всей страны. Остальное известно. Можно лишь гадать, перевыполнил или нет президент СССР план по децентрализации Союза.

События на Украине тем временем стремительно нарастали. Если быть объективным, приходится признать, что Л. Кравчук работал в интересах националистов, как никакой другой высокопоставленный коммунист Украины. Это он, пользуясь своим руководящим положением, буквально поштучно выбивал автобусы для пресловутой «злуки» 21 января 1990 года. Тогда удалось почти невозможное – дотянуть, пусть кое-как, с большими разрывами, живую цепь от Львова до Киева.

Когда у организаторов Руха возникла мысль напечатать сверх обычного тиража сто тысяч экземпляров «Литературной Украины» с программой движения, бумагу обеспечил опять-таки никто иной, как Кравчук. Он же помог «обойти» цензуру при публикации этой программы, которая дала мощный старт Руху. Без этой помощи Рух навсегда бы и остался группкой местечковых писателей и безвестных сотрудников Института литературы им. Т. Г. Шевченко. Л. Кравчук вел на Украине такую же двойную игру – только с другим политическим вектором, – как и Горбачев в Союзе. Заявляя вслух о своей лояльности социализму и стремлении обновить компартию и тем самым сохраняя за собой поддержку коммунистов, он в то же самое время готовил и укреплял силы самостийников.

После ГКЧП несмотря на запрещение Компартии Украины и выход из нее, Кравчук сохранил контроль над аппаратом КПУ (ведь это он ведь «спасал» его от судьбы аппарата российской компартии), а также партийно-советской структурой, профсоюзами, массовыми средствами информации. Этот факт многое объясняет в ходе подготовки к украинскому референдуму и в тех событиях, которые произошли после него.

Первым делом команда Кравчука учинила грандиозную провокацию в сфере печати. В конце сентября 1991 года председатель Госкомитета Украины по печати Дьяченко издал приказ под номером 102, в котором в числе прочего говорилось, что Кондопожский целлюлозно-бумажный комбинат (в Российской Федерации) за девять месяцев года выполнил поставки газетной бумаги на Украину лишь на 60 процентов, а затем и вовсе их прекратил, из-за чего украинские читатели до конца года – то есть в период подготовки референдума – будут вообще лишены возможности получать республиканскую прессу. Далее утверждалось, что Украина неоднократно обращалась в соответствующие союзные ведомства, чтобы урегулировать проблему, но без всякого результата. Одновременно подчеркивалось, что снабжение бумагой центральных российских газет, часть тиража которых печатается и распространяется на Украине, осуществляется в полном объеме.

Фактически Россию обвинили в том, что она пытается воздействовать на итоги референдума (чего она, к сожалению, вовсе не собиралась делать) по вопросу о самостоятельности Украины, лишая украинский народ «национального слова» и распространяя через свои газеты «промосковские взгляды». В националистической печати вокруг этого почти балаганного сюжета был поднят неимоверный шум.

Между тем все эти обвинения были самой беспардонной ложью. По просьбе киевлян, уже хорошо знакомых с «демократическим» стилем команды Кравчука, редакция газеты «День» обратилась в концерн «Российские лесопромышленники» к ответственному за поставки бумаги на Украину Сенченко (кстати, украинцу по национальности) и упрекнула его в антипатриотизме. Тот был буквально ошеломлен, ибо никто – ни украинские потребители бумаги, ни сам Госкомитет Украины по печати, ему никаких претензий не заявляли. Посчитав, что столь дурные вести его могли как-то миновать, Сенченко тут же связался по другому телефону с директором Кондопожского комбината Федесмером и не без удивления узнал, что комбинат как отправлял, так и продолжает отправлять на Украину бумагу без каких-либо срывов или ограничений и даже более того – в ближайшие дни намерен заключить с издательствами Украины договор о поставках на 1992 год…

Председатель Госкомитета Украины по печати нагло обманул украинских читателей. И хотя его поймали за руку, дело было сделано. Известив общественность Украины о срыве Россией поставок бумаги, Дьяченко без лишних объяснений приказал все наличные бумажные ресурсы, в том числе и предназначенные для выпуска центральных газет, передать тем украинским газетам, которые были включены в его начальственный список. Остальные должны были обеспечивать себя бумагой сами.

Таким образом, он убил двух зайцев сразу: заставил центральные издания резко сократить свои тиражи на Украине и одновременно приструнил все республиканские более или менее независимые газеты. Тем самым была сведена до минимума «нежелательная информация», поступавшая к украинскому читателю через русскоязычные газеты. Украинские же издания общерусской ориентации под угрозой прекращения поставок бумаги были вынуждены все время оглядываться, писать лишь то, что никак не могло разгневать Госкомитет Украины по печати. Эта провокация дала возможность представить Россию как врага, резко подхлестнуть и усилить антироссийскую и антирусскую кампанию.

Следующим шагом команды Кравчука стало принятие законодательства об уголовном преследовании лиц, выступающих против самостийничества. 11 октября парламент Украины принял дополнение к ст.62 УК УССР, в соответствии с которым действия, направленные на нарушение территориальной целостности Украины и распространение с этой целью любых печатных материалов, ведут к уголовной ответственности, а если эти действия совершаются по заданию иностранных организаций и их представителей, то караются десятью годами тюрьмы с полной конфискацией имущества. Этим фактически был реанимирован двойник знаменитой сталинской 58-й статьи, так как любой человек на Украине, распространявший, скажем, такие газеты, как «Русский вестник», «Литературная Россия» или «День», автоматически становился кандидатом в политзаключенные.

Заткнув рот печати и запугав всех несогласных уголовным преследованием, команда Кравчука развязала в республике беспрецедентную по масштабам антироссийскую и антирусскую кампанию. Ее основой лозунг: Россия грабит и объедает Украину, которая производит все в достатке и в огромных количествах. Союз Украины и России – это «союз сала с ножом». Отсоединившись, Украина вмиг окажется под райскими кущами, в некоем сказочном Эдеме, истекающем медом, молоком и салом. А без независимости Украина навсегда останется нищей.

Через все средства массовой информации до звона в ушах муссировалось: в Москву уплывает якобы 128 млрд. рублей. В канун референдума, «Киевская правда» написала, например, что Москва забирает ежегодно у Украины восемь тонн золота и 220 тонн серебра, присваивает себе всю валюту от экспорта украинских товаров в 120 стран мира. Одной электроэнергии, производимой на Украине, продается на 1,2 млрд. долларов, которые полностью прикарманивает опять-таки Россия. Кроме того, «кровожадная» Россия закупает на Украине сельхозпродукцию по заниженным ценам, лишая Украину миллиардов рублей.

При этом от читателя, разумеется, скрывались реальные факты. Не говорилось, например, что Россия в торговле с Украиной в пересчете на мировые цены ежегодно теряет около 7 млрд. долларов. Что Украина ежегодно получает из России более 40 миллионов тонн нефти, и, чтобы закупить такое количество энергоносителей на Ближнем Востоке, ей необходимо как минимум 4,5 млрд. долларов в год. Что Россия теряет миллиарды на поставках на Украину газа, леса, бумаги, изделий химической промышленности по «бросовым» ценам. Все это обнаружилось лишь после развала СССР…

Киев же назойливо твердил, что украинцы живут для других – для русских. И зарабатывают они меньше русских, и строится у них меньше жилья, и рождается их меньше, чем русских, и умирают они чаще русских. Причем материалы подавались так, что статистические показатели в среднем по СССР выступали как бы относящиеся к одной России, а среди российских народов исключительно к русским. Подтасовка видна невооруженным взглядом. Однако организаторы лжи рассчитывали, и не безосновательно, что обыватель не станет особенно разбираться…

И все же эта оголтелая кампания не имела бы успеха, если бы не всемерная поддержка руховско-партократического самостийничества со стороны «демократов» России и Запада. Запад усматривал в отделении Украины от России немалые политические и экономические выгоды. В политическом отношении курс Запада на откол этой республики был, видимо, предрешен объединением Германии, которое породило всеобщий страх англо-американского мира перед возможным континентальным блоком Германии и России. Такое объединение нанесло бы страшный удар и по экспансии в Европу транснациональных корпораций, и по позициям Америки в мире, и по амбициям средних европейских держав. Страх этот вызвал мобилизацию всех атлантических сил, прежде всего транснациональных корпораций, делающих ставку пока что на Америку.

Чтобы снять угрозу и обеспечить атлантическую верность объединенной Германии, негласное «мировое правительство» предоставило европейскому и в первую очередь германскому капиталу преимущественное поле деятельности на Украине (а также в других западных республиках бывшего СССР). Германо-украинское сближение в конце 1991 года – очевидный факт. Отсюда понятна и всемерная поддержка Германией и ЕЭС самостийнических устремлений команды Кравчука вплоть до распечатки для него «предреферендумных» листовок.

У Запада имеется и специфическая экономическая заинтересованность в пристегивании Украины к бывшим соцстранам Восточной Европы. Это вызвано тем, что Запад не только не в состоянии оплачивать модернизацию их экономики, но даже не может полноценно компенсировать их экономические связи с СССР, существовавшие в рамках СЭВ. Поэтому Украина с ее дешевой рабочей силой и все еще значительными по европейским меркам природными ресурсами призвана быть сырьевой и продовольственной базой модернизирующихся Польши, Чехии, Словакии, Венгрии, Болгарии, Румынии и, разумеется, Германии, восточная часть которой ранее была интегрирована в СЭВ. Этот интерес Запада, объективно ведущий к свертыванию передовых отраслей промышленности, связанных с российским военно-промышленным комплексом, совпал с планами самостийников подорвать экономические позиции русскоязычных (и наиболее развитых!) южных и юго-восточных районов Украины, а вместе с этим уничтожить там русскую культуру, вытеснить оттуда русское население, насильственно украинизировать русскоязычных украинцев.

Символом трогательного единства позиций Запада и российской «демократии» в отношении того, как должны проголосовать на референдуме жители Украины, стало совместное интервью советолога из Института славяноведения и Восточной Европы при Лондонском университете Виктора Свободы и «матери русской демократии» – тогдашнего советника Ельцина по национальной политике Галины Старовойтовой в газете «Литературная Украина».

Авторы расценили образование СССР в 1922 году как «международное преступление», имевшее «катастрофические последствия мирового масштаба». Не интернациональный социализм, а образование СССР явилось, оказывается, причиной «убийства миллионов людей пулей, голодом и холодом, причиной прихода фашизма к власти в Германии, развязывания мировой войны, и наконец, Чернобыля». Читатели сами должны сделать соответствующий вывод из этого захватывающего дух обличения!

В раскол и растаскивание России и Украины активно подключились российские «демократические» средства массовой информации. Они проявили трогательную заботу о том, чтобы Украина после провозглашения независимости не развалилась и ее восточные и юго-восточные области не присоединились бы к России (этого реально опасались и в ЦРУ). Не было ясности и в голосовании на референдуме в Крыму. Еще 20 января 1991 года в результате волеизъявления крымчан (93 процента голосов) область была провозглашена автономной республикой в составе Украины как субъекта Союзного договора. И хотя Кравчук «милостиво» разрешил крымчанам принять закон о двух государственных языках, существовала опасность, что крымчане раскусят его политику и откажутся встать под жовто-блакитный флаг.

И вот, словно повинуясь мановению чьей-либо руки из-за кулис, российские «демократические» газеты стали наперебой писать о том, что «для Украины удержать Крым – вопрос жизненно важный. Если создать прецедент, в открытую дверь могут уйти Донбасс, Одесса и все, кому только вздумается». При этом распространялась заведомая ложь о каких-то территориях, якобы «отрезанных» Россией от Украины и заселенных украинцами: «Если поставить крымский вопрос, автоматически возникает кубанский, ставропольский, воронежский…»

Готовность российских западников предавать национально-государственные интересы русского народа и Российского государства просто беспредельна. Их даже не устраивал так называемый «ничейный» вариант, когда Крым не входил бы ни в Российскую Федерацию, ни в Украину. Известная и популярная русскоязычная газета, широко читаемая в Крыму, накануне референдума откровенно запугивала крымчан нищетой: «Экономисты предсказывают – в случае отсоединения Крыма от Украины падение жизненного уровня достигнет катастрофической отметки. Кому нужна такая независимость?»

В последние дни перед референдумом команда Кравчука предприняла ряд маневров и акций, призванных воздействовать «точечным образом» на сознание отдельных социальных и национальных групп населения республики.

Была разыграна «колбасная карта» – пряник западной помощи. Смешно читать, как некоторые писатели, ранее немало сокрушавшиеся по поводу колбасной психологии украинцев и призывавшие их не менять украинскую мову (язык) на колбасу и сало, вдруг стали расписывать всяческие блага, которые как из рога изобилия посыплются на Украину, если только она не референдуме скажет независимости «Да!». Так, известный певец украинской духовности Сергей Плачинда разразился следующим пассажем: «Передовые государства мира объявят о признании независимость и Украины только после референдума. Тогда они начнут давать кредиты, помощь. На Украину ринутся предприниматели, коммерсанты, бизнесмены. Они будут заключать соглашения о сотрудничестве, вкладывать свои капиталы в возрождение захирелого хозяйства. После референдума начнется возвышение Украины!»