Электронная библиотека » Владимир Качан » » онлайн чтение - страница 11

Текст книги "Юность Бабы-Яги"


  • Текст добавлен: 18 ноября 2014, 14:58


Автор книги: Владимир Качан


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 11 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Глава 13
Кое-что о колдунье-маме

Что же касается Ветиных способностей, то их можно было объяснить только своеобразной генетикой. И если у магистра Чудодеева никаких таких предпосылок не было (что и удивительно!), то у Веты были.

В пятом, шестом и далее поколениях все Ветины родственники, и в первую очередь мама, были потомственными колдунами. Правда, мама называлась теперь «белый маг», но обмануть это никого, кроме пациентов, не могло. По части колдовства мама тоже кое-чего умела, и немало. Но прежде о том, как Вета обнаружила в себе диковинные таланты, поняла, что она не такая, как другие, как ее одноклассники, например.

Неподалеку от «Живительного родника» функционировало еще одно товарищество с ограниченной ответственностью, своего рода филиал «Родника», но работающий независимо, в автономном режиме. В самом названии его содержался и смысл, и довольно-таки нахальная реклама: «Открываем третий глаз». И ведь находились люди, желающие третий глаз иметь! Более того, их было много, и дела товарищества шли в гору. Товарищество, собственно, состояло всего из двух человек – мужа и жены, и они брались открывать третий глаз всем, кто хочет. Вообще всем! Мол, он у каждого есть, только не всякий об этом знает. Катаракта у него на третьем глазу или глаукома, но человек им не видит, ему надо в этом деле помочь. Впрочем, для них, для этой пары, третий глаз был закрыт вовсе не бельмом, а обыкновенной пробкой. Поэтому технологический процесс откупоривания глаза выглядел так: муж (чаще всего это делал именно он) находил в центре лба воображаемое отверстие, заткнутое воображаемой же пробкой. Далее его правая рука становилась как будто штопором, и он этот виртуальный штопор ввинчивал в середину лбов своей простодушной клиентуры. В решающий фазе вытаскивания пробки клиент должен был закрыть глаза. «Внимание», – говорил колдун тревожно и напряженно, – и выдергивал эту пробку, как из бутылки с характерным звуком, производимым губами и языком, после чего разрешал потенциальному ясновидцу открыть глаза. Ведь не должен же был тот видеть, что делает открыватель ртом в этот самый момент! Рядом стояла жена, которая тут же начинала разглаживать края якобы образовавшегося отверстия, очевидно для того, чтобы было не только полезно, но и красиво. Потом каждый смотрел на свою собственную фотографию и силился увидеть ауру, светящийся нимб вокруг головы. Вета, если хотела, с детства видела эту ауру у всех людей, то есть сама, когда хотела, открывала свой третий глаз, когда не хотела, закрывала. И знала почему-то, что если аура рваная, с прорехами, значит, у человека нет защиты (позже она поняла, что это иммунитет) или он чем-то болен. Захотела бы, узнала – чем, но пока не хотела. Когда они с мамой зашли как-то в «Третий глаз», муж и жена – все-таки какие-никакие, но специалисты в своем деле – хором воскликнули, обращаясь к маме:

– Лиза, ты что?! А Вете-то зачем? У нее же и так все уже есть.

– Для профилактики, для верности, – ответила мама.

Словно предчувствуя что-то, Вета, которой было всего 10 лет, заплакала:

– Мама, я не хочу, ну не надо, пожалуйста.

– Успокойся, это не больно, – сказала мать, вынула Ветино фото и положила на стол.

– Ну ничего, ничего, сделай маме приятное, – сказал окулист-оккультист и быстренько проделал с Ветой все необходимые манипуляции.

Потом Вета глянула на свою фотографию, лежащую перед ней, и вдруг в бешеном калейдоскопе, с адской скоростью перед ней промелькнули все ее реинкарнации, то есть кем она была во всех своих предыдущих жизнях. Века и века тому назад. Она не понимала, что это такое, но от страха, от ужаса даже, охватившего ее, снова заплакала, оттолкнула от себя фотографию и уткнулась носом в живот стоящей рядом мамы, казавшейся ей тогда единственным надежным островком защиты в чужом и враждебном мире, в то время, как все было наоборот. Мама не защищала, а наоборот, толкала ее все время в темную пропасть потустороннего мира. Не надо было маме всего этого делать, надо было поберечь девочку, не подставлять ее, отпустить, не заставлять ехать по накатанным рельсам колдовских поколений, а наоборот, дать ей волю и возможность выбора.

И это была одна из причин, по которым в скором времени Вета свою мать возненавидела.

Вторая же причина была вполне женской, но при всем при том и окрашенной особенными свойствами и навыками их проклятого или, лучше, заклятого рода. Матери было едва за 40, но выглядела она на все 60. Видимо, в словах жреца вуду содержалась неприятная правда. Слова его о быстром старении относились к ведьмам, окончательно заложившим душу мировому злу без малейшей надежды на выкуп. Некоторое время они могли оставаться вызывающе, ярко, призывно красивыми и молодыми. Вероятно, это обстоятельство было составной частью оплаты за проданную душу. Другими частями могли быть и непосредственно деньги, и богатство, и успех, даже слава, и еще многое другое. «Фауст», «Портрет Дориана Грея» – все это мы еще в школе проходили. А вот другие, пытавшиеся все же не отходить от бога, регулярно посещающие церковь, не снимающие с груди крест, читающие молитвы, но наряду с этим совершающие привороты и прочие любезные бесовскому сердцу чернокнижные обряды, и среди них множество «белых магинь», которые, наверное, сами не до конца понимали, что делают, вот они все сидели как бы между двух стульев. Нельзя, понимаете ли, душой стремиться к богу, побаиваясь за качество своей земной жизни, но по пути к нему постоянно оборачиваться и кокетничать с бесом, подмигивать ему, мол, я с тобой, я сейчас вернусь, только ненадолго в церковь забегу, буквально на 5 минут. Опасная игра, за нее следует расплата и частенько именно в виде быстрого и необратимого старения.

Вот такое и произошло с Ветиной матерью. К тому же она была ленива и совершенно перестала следить за собой. Старение ведь тоже может быть достойным, опрятным, красивым даже, но Ветина мама давно махнула на себя рукой, не следила ни за качеством кожи, ни за волосами, ни за руками, ни за количеством выпиваемого пива, к которому она особенно пристрастилась за последние годы, и десяток бутылок за день были для нее необходимым минимумом. Последнее сильно влияло на размеры мешков под глазами, поэтому на работе мама всегда сидела в больших, темновато-дымчатых очках, что, впрочем, прибавляло образу целительницы еще немного загадочности, весьма нелишней для контакта с пациентом, этакого боязливого доверия с его стороны. И вообще она слегка прихорашивалась только тогда, когда ей надо было идти на работу. Все по той же причине: кто же доверится неопрятной старухе с немытыми волосами и запахом перегара. А деньги зарабатывать надо, и потом работа осталась чуть ли не единственным стимулом к дальнейшей жизни. Она верила, что помогает людям и что добро и помощь потом, там, зачтутся. Ну а дома она распускалась окончательно: пиво, шелуха от семечек и постоянно работающий телевизор, от которого она отходила только чтобы поесть, и Виолетта частенько смотрела на мать почти с брезгливостью, а на Герасима – с состраданием. Казалось бы, ну чего он, красивый, импозантный мужчина во цвете лет живет с этими рассыпающимися на глазах развалинами, с этой старой ведьмой. Да в том-то и дело было, что с ведьмой, хотя и под вывеской «белого мага»!

Вета знала, что там действовал сильнейший приворот, секретов от нее у матери не было. А может, и по-другому: матери было лень затрачивать хоть какие-нибудь усилия для сокрытия от дочери своих действий, и она ее совершенно не стеснялась, ей было все равно, что Вета подумает о ее нелицеприятных усилиях по отношению к безоружному и порядочному Герасиму.

Начала она, кстати, не с приворота, а с откровенной пакости, которую оправдывала только угарной, необоримой страстью, внезапно пробудившейся в ней при первом же взгляде на него, оказавшегося на свою беду мужчиной ее мечты. Елизавета стала похожей на долго спавший, но оттого еще более опасный вулкан, который, пробудившись, сметает города, сжигает и убивает.

Герасим пришел тогда с женой, лучшей, между прочим, ее подругой. Елизавета праздновала свой тридцатый день рождения и была в то время еще очень хороша собой: крашеная блондинка с фигурой, близкой к совершенству, губами цвета спелой клубники и потому незнакомыми вовсе с губной помадой, с глазами глубокими, черными, как антрацит, и с таким же, как у этой разновидности угля, блеском. Этот лукавый цыганский блеск в свое время чуть не свел с ума отца Виолетты, но мама его не любила, они быстро расстались, и Вета отца вовсе не знала. Но вот Герасим маму зацепил, сильно зацепил, и она пошла на пакость без оглядки на мораль или нравственность. Эти понятия только мешали. Какая там нравственность, когда так сильно любишь! Какие принципы, какие заповеди, какая еще мораль! Все к дьяволу! Построить свой дом на пепелище семейного очага лучшей подруги – это и было, пожалуй, самым большим грехом в жизни Ветиной мамы.

Имея дар ясновидения, ей нетрудно было угадать в Светке (так звали подругу) – скрытую, но неизвестную пока самой Светке, склонность к лесбиянству. Сюжет семейной драмы Лиза построила так, что, мягко и ненавязчиво развив в подруге эти склонности, она же ее и совратила, хотя сама была неравнодушна исключительно к мужчинам. Что ж, можно было немного и потерпеть, чтобы добиться своего. И однажды Герасим, вернувшись с работы, застал подруг в своей супружеской постели, оскверняемой на его глазах изменой любимой жены. И не с мужчиной, это еще как-то могло вместиться в консервативное сознание Герасима Петровича, а с женщиной! С подругой! Голые!! И его жена стонала при этом в любовной истоме так, как он никогда и не слыхивал! Так что он почувствовал одновременно ужас, стыд и собственную мужскую неполноценность. В страшном состоянии он выбежал из дома и больше не вернулся.

На втором этапе задуманного Елизавета, постаравшись к этому моменту выглядеть наилучшим образом и максимально женственно, узнав, где он снимает квартиру, встретила его вроде бы случайно в ближайшем от квартиры магазине. Проделать такое тоже было довольно просто. Она сказала подруге, что хочет их помирить. Та была совсем не против, потому что все-таки, невзирая на развившиеся склонности, Герасим был ей дорог, и к тому же муж – надежный заслон от косых взглядов и подозрений, точно так же, как для геев – жена и дети. Затем узнала адрес его работы, проследила за ним по дороге домой и, наконец, подежурив несколько раз возле его дома, увидела, в какой магазин и когда он ходит за продуктами. Вот такая скучная, рутинная и кропотливая работа была ею проделана, но чего не сделаешь ради страсти.

Оставалось самое интересное и захватывающее. У американцев есть такая поговорка. Когда они хотят кому-то сделать суперкомплимент, они говорят: «Ты сегодня выглядишь на миллион долларов». Это, стало быть, очень хорошо выглядишь. Поскольку миллион долларов – это как раз то, что греет сердце любого американца, то, что является для него самым привлекательным в жизни, высший балл. Вот так Лиза в тот день и выглядела. И оделась она не в джинсы и куртку, как обычно. Нет! Ничего мужского в одежде!

Ни в коем случае! Это натолкнуло бы Герасима на неправильные мысли, он вспомнил бы тут же мужскую роль, которую исполняла тогда Лиза с его женой в постели, и это могло бы вызвать у него новый приступ отвращения. Нет-нет, тут надо было подчеркнуть именно женское начало в ней. Весь ее внешний вид и поведение должны были иллюстрировать два главных момента: влечение мужчин к ней – раз, и ее собственную неистребимую тягу к мужскому вниманию и к мужскому полу вообще – это два. Поэтому – идеально стройные и приятной длины ноги в колготках телесного цвета, на высоких шпильках; их не мешала рассмотреть черная кожаная мини-юбка, которую правильнее было бы назвать «мини-мини-мини-юбка» и которая не скрывала ничего, а лишь подчеркивала ее вызывающую сексуальность, адресованную – боже упаси! – вовсе не женщинам. Обтягивающая кофточка, подчеркивающая грудь оптимальной формы и размера, а значит, умеренно полную и высокую, причем голую грудь, вследствие чего все ее достоинства и нюансы рельефно через кофточку проступали. Поэтому – никакого макияжа, красивое лицо ничем замазывать не надо, наоборот: простота, свежесть, полные манящие губы, светлые волосы, тяжелой волной спадающие на плечи, и легкий, едва ощутимый запах духов «Сальвадор Дали». Портрет был готов еще утром, и Лиза, сбросившая в тот день со своего возраста лет пять как минимум, буквально столкнулась, «случайно», разумеется, с корзинкой-тележкой для продуктов в одной из секций посещаемого Герасимом универсама. Надо ли говорить, что это была его корзинка, которую она чуть не опрокинула. Она, конечно, смутилась (а как же!) и даже покраснела (ну, а как иначе!). Он – тоже.

– Здравствуйте, Герасим Петрович, – сказала она, потупив глаза.

– Здравствуйте, Лиза, – сказал он, глядя на нее во все глаза. В его взгляде было интересное попурри из оценки, восхищения, давней, незабытой обиды, упрека и удивления: как такая девушка может пренебрегать мужчинами.

Долго оставаться в промежуточной фазе – то ли сразу уйти, то ли еще постоять, что-то сказать – Лиза ему не позволила.

– Мне надо поговорить с вами, Герасим Петрович, – застенчиво сказала она.

– О чем мне с вами разговаривать, – горько усмехнулся Герасим Петрович.

– Поверьте мне один раз, я прошу вас. Мне очень, очень нужно вам что-то объяснить.

– Ну, хорошо, пойдемте, – уж слишком нехотя согласился Герасим.

Они расплатились и вышли на улицу. И там Елизавета сбивчиво и путано рассказала ему о том, что это именно его жена, испытывая слабость к женщинам вообще и к ней в частности, напоила ее в тот день, и она сама не помнила, как оказалась с ней в одной постели. Что никогда, ни до, ни после, она ничего подобного не делала, что лесбиянство глубоко противно ее женскому естеству. Она, мол, интересуется только мужчинами и что-то испытывает в постели только с ними. Но все они такие кобели и сволочи, в них так мало нежности, внимания и порядочности, а ее последний мужчина подтвердил это в полной мере, предав и растоптав все ее идеалы (никакого мужчины в помине не было, но шла вдохновенная, со слезами на антрацитовых глазах импровизация). Кое-какие базовые пункты разговора были намечены заранее, но в основном Лиза полагалась на интуицию, женский талант и свои паранормальные способности. Светка, мол, зная ее драматический финал с тем мужчиной, сказала, что они отомстят ему и другим мужикам-жлобам тем, что займутся сексом друг с другом, и это будет не чем иным, как актом протеста, символизирующим женскую солидарность. Что она, короче, оказалась жертвой обстоятельств и Светкиной похоти.

– И еще, – сказала она сквозь подступающие слезы, – я ревновала…

После этих, можно сказать, ключевых слов она зарыдала и, закрыв лицо пакетом с только что купленными макаронами, попробовала убежать, но не быстро, так, чтобы ее можно было остановить, догнать.

– Подождите! – крикнул Герасим ей вслед. И это было его первой ошибкой.

Она продолжала убегать неспешной рысцой, не забывая о рыданиях в пакет.

Он бросился за ней и догнал, остановил. И это стало его второй ошибкой. Он отнял руки от ее лица, осушил его своим платком, и сказал:

– Подождите, мы еще не до конца… Нам еще надо… расскажите мне все. Кого вы ревновали? К кому?! Мне надо все знать. Пойдемте ко мне.

– Нет, нет! – Она с энергичным отрицанием и даже испугом замотала головой. – Никогда! Никогда я не скажу, кого ревновала!..

– Да пойдемте, пойдемте же! Я тут совсем рядом живу… Один… Нам никто не помешает, – уговаривал Герасим. И уговорил. И это стало его третьей и решающей ошибкой. В тот же вечер он таки вырвал у Лизы признание в том, кого она ревновала, фактически признание в любви вырвал он. А потом на продавленном диване в нем вспыхнуло ответное чувство.

Ну а дальше все уже было пустяком. После этого же дня она некоторое время жила у Герасима, а затем, чтобы больше не снимать квартиру, он переехал к ней, получил развод, они вскоре поженились и таким образом обрели друг друга. Но по мере того, как Лиза все больше запускала себя, ленилась и явно дряхлела, чувства в Герасиме стали притупляться.

Да если откровенно, чувств-то особенных и не было никогда, был оголтелый секс, было звериное желание, которое с годами все слабело и слабело. Все реже он ее хотел, а она хотела, наоборот, чаще, но до поры не обращала внимания на его холодность.

А вот когда Герасим влюбился в хорошенькую девушку из соседнего дома, а знакомство произошло посредством собак, которых он и эта девушка выгуливали в их совместном дворе; когда он с девушкой стал все чаще гулять вдвоем, без других собачников, а Лиза все видела из окна; когда Герасим стал дома слишком уж задумчивым и мечтательным, особенно после прогулок; и когда Лиза уверилась наконец в том, что ее подозрения правильны, – вот тогда-то она проснулась, и последовал сильнейший приворот.

А Вета, случайно услышав из-за двери какие-то заклинания, заинтересовалась и через щелочку неплотно прикрытой двери увидела, как мать колдует над фотографией Герасима и фотографией той девушки, которую она добыла неизвестно каким путем. Там были еще какие-то вещи, что-то из предметов его одежды, какие-то порошочки, комочки, фигурки, иголки. Мать потела и напрягалась, так как приворот и отворот в одном флаконе требовал усилий непростых. При этом он был еще многоступенчатым и избирательным. Избирательным в том смысле, что надо было сделать так, чтобы Герасим налево ходить мог, мелкие шалости ему позволялись, но чтобы влюбиться и уйти из дому он не мог никогда. Надо было посадить его на цепь, однако достаточно длинную, чтобы за угол он еще мог забежать, но со двора, далеко от будки – ни-ни!

Короче, кончилось тем, что девушка из соседнего дома тяжело заболела, лицо ее покрылось трудно излечимой экземой и хорошеньким быть перестало. Через год она с родителями вообще переехала в другой район. А Герасим так же внезапно охладел к прогулкам с собакой, ему даже приходилось напоминать, что пора вывести пса. Лиза его привязала так, как хотела. Когда Вете исполнилось 14 и мать стала потихоньку обучать ее некоторым аспектам своего искусства, Вета призналась ей, что видела, как мама обеспечивала себе, так сказать, избирательную верность Герасима. И мама, опрометчиво гордясь перед дочерью своей силой, рассказала ей обо всем: и о том, как она получила Герасима, и о том, как она его потом привязала навсегда. Она сказала тогда Вете, что могла бы сделать даже так, чтобы он заниматься сексом вообще не смог больше ни с кем, кроме нее; ни с одним человеком, ни с одной самой распрекрасной и умелой женщиной мира; чтобы он мужчиной мог быть только с ней, а со всеми другими – только импотентом. Могла бы, но не сделала; до такой уж степени ей это было не нужно. Зря рассказала, потому что, как говорят, против лома нет приема, кроме лома. А Вета таким другим ломом (и гораздо более страшным) уже через год была готова стать. Рассказы матери после шестой бутылки пива о становлении ее взаимоотношений с Герасимом не только не прибавили в дочери уважения к ней, но вместе с навязанным суженым-колдуном, вместе с насильственным открытием третьего глаза, вместе с ее неряшливостью и бардаком в доме, а главное, вместе с тем, что мать не давала ей свободы выбора и все пихала в такие же колдуньи – все это на фоне возникшего чувства к бедному Герасиму строило железобетонную конструкцию протеста и ненависти Веты к своей матери.

«Бедная Лиза» Карамзина входила в программу внеклассного чтения в их школе. Мама Лиза сама переделала в сознании Веты это расхожее понятие – в «Бедный Герасим». Он, бедный, действительно так и не познал из-за матери ни настоящей любви, ни стоящей женщины, он и не подозревал, что гуляет по жизни на длинном поводке, в строго ограниченном маминой волей пространстве. «Ничего, – думала девочка Виолетта, – скоро я взорву этот дом к чертовой матери! Я освобожу Герочку, моего хорошего, заколдованного моего! Я его расколдую, моего родного, от чар злых, от любви худой, от приворота черного». Так приговаривала про себя Виолетта, вполне в стиле своей бабушки, которая в детстве рассказывала ей сказки. Но она совершенно упускала из виду, что, расколдовав его и заставив полюбить безоглядно и безнадежно себя, она бросит тем самым бедного Герасима из огня да в полымя.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 | Следующая
  • 4 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации