Текст книги "Юность Бабы-Яги"

Глава 12
Колдовской клан и магическое братство

Пора уже поговорить и о матери, и о ближайших родственниках, и вообще о том самом колдовском клане, в котле которого с детства варилась девушка Виолетта, и о том, почему она пыталась вырваться оттуда всеми своими силами, хотя противостоять столь мощному влиянию было очень трудно, точнее – почти невозможно. Начнем хотя бы с того, что акт дефлорации, то есть – потеря девственности, должен был происходить под контролем клана. Это был традиционный обряд, ритуал, нечто языческое и неизбежное. Первым в жизни мужчиной мог быть человек, девушке даже вовсе незнакомый, но непременно из этой же среды, лучше всего – черный маг. Надо сказать, что все они делились на магов черных и белых, хотя непосвященному человеку разница не очень заметна. Почти все действовали от имени бога, хотя права на это никакого не имели. Но поскольку имя господа, имя Христа авторитетно даже для отпетого атеиста, то клиентура магов при виде икон, окружающих их, начинала испытывать к магу доверие. С именем дьявола было бы сложнее, и размеры клиентуры сильно бы сузились. Не всякий готов заложить душу ради временного исцеления или успеха в любви и делах. Распознать обыкновенному человеку, чьей крышей пользуется маг или экстрасенс, очень непросто, хотя при некотором напряжении внимания – можно. Ведь если они в своих рекламных газетных объявлениях готовы буквально на все: хотите – отворот, хотите – приворот; погубить соперницу – да, пожалуйста; чтобы кто-то заболел – да нет проблем. «Верну любимого навсегда, Ваш любимый приползет на коленях и будет просить пощады. Гарантия 1000 %. Результат – немедленно». Где они берут такие цифры?! 100 % всегда считалось пределом! А тут – у кого 500 %, у кого – 1000 %. Одни эти проценты могли бы насторожить, но доверчивость, жгучее пугливое любопытство и лень (поскольку результат обещают сразу, без усилий со стороны клиента) заставляют людей стучаться в двери магов, ясновидящих и обычных шарлатанов.

А уж такие вещи, как, например, приворот, делаются вообще с привлечением вспомогательных средств, таинственных и страшных: там участвуют и земля с кладбища, и подсыпание какой-то смеси в еду любимого, и многие другие, весьма противные мероприятия. Должно же быть хотя бы подозрение, что тут что-то не так, но нет же! Неистовое желание вернуть любимого любой ценой побеждает. И вот, представляете, он действительно в результате приползает к вам на коленях и просит пощады. Он уже ни на кого не смотрит, он целиком – ваш, но вы замечаете, что он уже как бы и не он, он – разновидность зомби, и он уже вам и не нравится даже, а любовь и жажда иметь его рядом куда-то уже улетучились, и вы уже думаете: зачем я это сделала? Разве я такого хотела? А он все ползает, ползает на коленях, уже все колени ободрал, надоел уже до смерти, а все ползает. Но ничего уже нельзя сделать! Ведь сказано: «Навсегда!» 1000 %. Вы можете себе такое вообразить! Вот этот растоптанный червяк теперь – навсегда! Слово пугающее, даже хуже, чем «никогда». Страшная сила, однако, эти маги. Но выбор, во что или в кого верить, всегда есть, и он вполне определенный.

Вот такой черный маг, а проще – колдун, и должен был сделать Виолетту женщиной, когда ей исполнится 16 лет. И не она его выбирала, он был ей назначен ведьмами и колдунами со стажем, близкими и дальними родственниками Ветиной мамы. Именно сильный колдун назначался для такой миссии. Потому, вероятно, что его темная всеохватная сила должна была проникнуть в нетронутую девушку и сделать ее моментально своей, одной из них. Как у вампиров. Укусил вампир в шею, допустим, нормальную девушку, все, готово, она тоже вампир.

До 16-летия оставалось совсем немного, но своенравная Виолетта решила по-другому. Она знала, что ее ждет, но так давно уже ненавидела свою среду и свою маму, всех, кроме случайно затесавшегося туда Герасима Петровича, что еще год назад замыслила побег и решила, что назначенному колдуну с ней ничего не обломится.

Мама ее, Елизавета Васильевна, до сих пор работала в одном из многочисленных теперь центров нетрадиционной медицины с манящим названием «Живительный родник». У каждого целителя там был свой кабинет и свои пациенты, доверяющие только ему, своему целителю, услугами которого уже однажды попользовались и не без успеха, и тогда стали именно его рекомендовать своим друзьям и знакомым. Кабинеты располагались вдоль коридора все на одной стороне, а на противоположной стене висели отпечатанные листки с фотографиями и краткой информацией о каждом целителе отдельно. Целители были на все вкусы. Из листков явствовало, что одна из них широко пользует черную магию и занимается всем вышесказанным – приворотами, отворотами и прочим. Так что, если не страшно, милости прошу, заходите, приготовьте деньги, список тарифов за оказанные черные услуги у симпатичной девушки в прихожей, рядом с компьютером и телефоном.

Другая, очевидно, была целительницей широкого профиля, но подчеркивалось, что она маг белый, которого можно не бояться, она чернокнижием не занимается и с православием вас не поссорит. Третий был астрологом, но и кем-то еще, так что если вам небезразлична ваша судьба, если вы хотите узнать, сколько вам осталось жить или когда сдохнет ваш враг (кстати, фото врага с собой?), платите и стучите в крайнюю дверь слева. Сказочная логика всего интерьера «Живительного родника» требовала, конечно, чтобы были еще несколько дверей с табличками завлекательными и вызывающими алчное детское любопытство: скажем, «Кикимора», «Домовой», «Упырь» и дни приема. Список можно было бы продолжить, героев мирового фольклора еще множество, однако лучше всего было бы ограничиться всего одним кабинетом с неопасной и привлекательной табличкой «Волшебник». Ну и хорошо бы еще аквариум где-нибудь в конце коридора и возле него скромное объявление: «Золотая рыбка. Три заветных желания». Удочки оставлять при входе.

Мама Елизавета Васильевна работала тут давно в должности белого мага широкого профиля. У нее многое получалось, она обладала реальной силой и видением, к ней приходило много народу, и, бывало, она засиживалась на работе допоздна, что давало возможность Вете вести себя свободно и независимо. Но временами Вета все же захаживала в «Живительный родник». Во-первых, мама старалась ее приобщить к делу с детских лет, а во-вторых, ей самой было любопытно. Мама объяснила как-то, что у каждого человека есть биополе, а у избранных, вот как у них, очень сильное биополе. Поэтому Вета не удивилась, когда в кабинет матери зашел очередной соискатель должности в «Роднике» и сказал…

Нет! Прежде надо ввести вас в курс дела и объяснить, что вокруг «РомкА» вообще и «Родника» в частности толкалось множество шарлатанов… А-а!! Вы же еще не знаете, что такое «РомкА»! Сейчас-сейчас… Рассказываю. Все они несколько лет назад объединились в своего рода профсоюз, в организацию, имеющую невинное название «РомкА». Только не подумайте, что «РомкА» – уменьшительно-ласкательное производное от имени Роман, это аббревиатура, которая расшифровывается следующим образом: Российская организация магов, колдунов и астрологов. Создатель этого необычного профсоюза, его идейный вдохновитель, о котором разговор особый и чуть позднее, мечтал преобразовать «Ромку» в «Фомку», то есть Федеральную организацию магов, колдунов и астрологов, но пока не получалось. Федеральное – это все же какое-никакое, а государственное, а государству неудобно было брать под свое крыло нечто антинаучное. Государство их стеснялось и чуралось, поэтому мечта руководителя «РомкА» обречена была скорее всего так и оставаться мечтой, не более, хотя и ему, и многим другим было хорошо известно: услугами астрологов, ясновидящих и прочих нетрадиционных специалистов негласно пользовались и пользуются представители властей и силовых структур. Тут и поиски исчезнувших людей по фотографиям, и многое-многое другое, чего афишировать не рекомендуется. Официально же это делать никак нельзя, можно скомпрометировать многих известнейших людей.

– Тьфу ты! – ругался главный маг, получая очередной отказ. – Связь с нами для них, видите ли, компромат! А во всем остальном они чисты, как грудные дети!

И так всякий раз он получал мягкий, но решительный отказ, когда заговаривал об официальном статусе своей организации после каждой негласной помощи какому-нибудь высокопоставленному лицу. У него самого, кстати, осечек не было никогда, он, если брался помочь, то осуществлял это лихо и не без артистизма, всякий раз поражая окружающих своими возможностями.

И все же надо было как-то защитить профессиональные права простых российских волшебников, нужно было получить лицензию на право этим всем заниматься, а то уж совсем нелегальщина какая-то получается.

Лицензия в конечном итоге была получена, и от кого бы вы думали? От какого-то отделения городского правительства, связанного со спортом! Тут была своя смешная логика: высокие достижения колдунов с своей области можно было приравнять только к высшим достижениям в спорте. Можно было бы пойти еще дальше и фиксировать у магов рекорды и присваивать спортивные разряды. А что? Первый магический разряд, кандидат в мастера, заслуженный мастер магии, заслуженный тренер-колдун и прочее и прочее. Вспомните, как старик Хоттабыч, например, устраивал гол для понравившейся команды. Волосок из бороды, трах-тибидох – и все! Готово, гол! Ну чем вам не мастер одновременно и спорта, и колдовства! Но, так или иначе, лицензия была получена, и деятельность магического сообщества была узаконена. И тут к ним хлынули толпы желающих приобщиться к нетрадиционным методам лечения, и не только пациенты или одержимые жаждой «вернуть любимого навсегда», но и люди, твердо верящие в свои собственные способности и страстно желающие этим заниматься, зарабатывать таким образом деньги. Правила приема в организацию на первый взгляд казались жесткими, как у масонов: рекомендации двух уже испытанных целителей; месяц испытательного срока, и ты принят. Членские взносы и т. д., все по правилам. Можно было заплатить не только членский взнос, и в «РомкА» приоткрывалась лазейка для множества шарлатанов. В результате получилось, что именно шарлатанов было в организации большинство. Именно они, как правило, обещали в газетах пресловутые 1000 % гарантии. Но, опять-таки, вернувшись на несколько секунд к фамилиям, отметим: лечить людей с фамилией Гробовой рискнул бы не всякий, а лечить от алкоголизма, имея фамилию Развязкин, и вовсе предосудительно.

Точно таким же шарлатаном и был тот тип, который однажды ввалился в кабинет матери в то время, когда там смирно в углу сидела девочка Виолетта, с любопытством наблюдая за грациозными изгибами маминой методики: к каждому человеку у нее был свой, особый подход. Этот дядя отрекомендовался вначале как серый маг, серый – это черный, камуфлирующийся под белого. Он как раз проходил испытательный срок в «Роднике», но считал себя здесь уже своим в доску. Поэтому был напорист и нагл. Он сказал:

– Слушайте, я тут потерся полями с одной вашей целительницей и понял, что мы не сработаемся. С вами буду работать. Будем рубить бабки, – добавил он, не обращая внимания на сидящую в некоторой оторопи пациентку и скверно ухмыляясь.

– Ну уж нет, – сказала Елизавета Васильевна, – не сработались с той, ну и не надо! Можете уходить немедленно.

– Это что же, – почти с угрозой произнес колдун-стажер, – значит, вы мне рекомендацию не дадите?

– А с какой стати? – спокойно спросила мама. – Вы еще никак себя не проявили.

– Да вы что! – побелев, зашипел тот. – Да я рак лечу, лейкемию, от бесплодия спасаю, у меня писем уйма!

– Писем у всех у нас много, – как бы про себя промолвила мама. – А еще что лечите? – сделав вид, что ей любопытно, поинтересовалась она.

– Все!! Все я лечу, поняли! Да кто вы такая, чтобы мне не верить!

– Вы уж меня извините, – вдруг мамин голос стал непривычно жестким, – но когда человек берется лечить буквально все, значит, практически он не может ничего. Оставьте мой кабинет, тут, между прочим, пациентка сидит, а вы этого даже не замечаете.

– Ну смотрите… – опять с угрозой сказал колдун. В его голосе прозвучало намерение если не сегодня, то уж завтра обязательно превратить маму в жабу на всю оставшуюся жизнь.

– Выйдите вон, – опять сказала мама и сделала правой рукой что-то вроде круга и креста, Вета не успела заметить как псевдомаг съежился, вжал голову в плечи, вышел задом и очень осторожно, без следа былой агрессии прикрыл дверь за собой.

Пациентка была потрясена, да и Вету, которую к тому времени трудно было чем-то удивить в этом плане, что называется, впечатлило.

Теперь все же вернемся к вдохновителю и организатору, о котором до сих пор говорили в третьем лице – «он».

Он – это Месс Чудодеев. Разумеется, имя и фамилия – псевдонимы, причем специфические, выбранные не с потолка, неслучайно. Еще на заре своей деятельности, когда открыл в себе необычные способности, он хотел взять себе другую фамилию – Чаров! А открыл он эти самые способности сравнительно недавно, всего с десяток лет назад, причем не было ни автокатастроф, ни клинической смерти, ничего такого, после чего человек внезапно начинает видеть, говорить на ста языках, и вообще – уметь такое, что простым смертным недоступно. Просто в один прекрасный день неожиданно и даже с испугом он увидел, именно увидел, чем болен его близкий друг, которого долго обследовали, но ничего не находили. Потом он, сам не зная как это получилось, положил руку на пораженное болезнью место, боль у друга ушла, а еще через несколько сеансов увидел, что друг теперь абсолютно здоров. Единственное, что ему хотелось, стряхивать с рук будто прилипшую к ним хворь. Позднее он узнал, что это типичная техника лечения у экстрасенсов, и развил свои способности до масштабов удивительных и необъяснимых, но вначале все произошло на уровне интуиции. Так вот, он решил тогда, что под своей вполне обычной, несолидной, смешной даже фамилией Печенкин творить чудеса недостойно: ну кто обратится за помощью к человеку с такой невзрачной фамилией. И тогда он подумал, что хорошо бы при его делах носить фамилию, допустим, Чаров. Но потом подумал, что Чаров, от слова «чары» – это слишком в лоб, претенциозно. К тому же как раз в это время с треском прогорел знаменитый банк «Чара», построивший очередную финансовую пирамиду, которая рухнула в одночасье и погребла под своими обломками розовые мечты некоторых граждан на богатство и автомобили почти даром. Поэтому брать фамилию Чаров, которая неизбежно ассоциировалась бы со скандальным банком, было предосудительно и опрометчиво. И Семен Печенкин взял себе псевдоним Чудодеев. Не в лоб, элегантно так, чуть-чуть намекая на чудеса, с которыми владелец фамилии накоротке.

Что же касается имени, то тоже было ясно, что, например, антисемиты к человеку с именем Семен уже не придут, это исключено. Они даже не вспомнят про маршала Буденного, Семена Михайловича, не придут и все. Имя Вольф давно тревожило воображение Семена. Речь идет о знаменитом гипнотизере Вольфе Мессинге, предсказателе, маге, делавшем совершенно невероятные вещи в 30—40-е годы ХХ столетия. То, что он демонстрировал, объяснить было решительно невозможно, хотя передовая советская наука изо всех сил тужилась это сделать. Всё, что Семен слышал о нем от родителей и других взрослых, видевших его сеансы, которые повергали их в обязательный шок, было чудесно, волшебно, фантастично и возбуждало в Семене сильнейшее любопытство. Его всегда тянуло ко всему сверхъестественному, ибо естественное было скучно. А кроме того, имя Вольфа Мессинга в угаре перестройки и перемен в государстве было уже основательно подзабыто, поэтому нормально, без опасения, что тебя обвинят в плагиате, присвоении имени, можно было назваться отныне и навсегда Вольфом и стереть из памяти надоевшее и слишком простое имя Семен. И еще: преемственность поколений, кто-то ведь должен был стать наследником Мессинга, а достойных пока не было. Однако имя Вольф ассоциировалось с Мессингом. Позабыт, но не всеми же… И тут Семена осенило, он решил назваться так: Месс Чудодеев. Пусть будет странно, пусть спрашивают, что за имя, а он будет загадочно молчать. Псевдоним, как и он сам, обязан был быть таинственным, а уж он-то сам будет знать, что Месс, первая часть фамилии великого мага, которого тогда называли просто фокусником. Фокусник – это народу было по крайней мере понятно, а смущать народные массы сверхъестественным… Это еще зачем?..

А вот Месс Чудодеев презирал слово «фокусник», и если кто-то его неосторожно так называл, приходил в сильнейшее негодование. К цирковым фокусам он не имел никакого отношения, ему не надо было их показывать, чтобы доказать свое умение, у него-то все было по правде, без трюков, хотя подчас и выглядело, как фокус. Например, у него на открытой ладони сгибалась ложка. Без разницы – чайная или столовая – любая сгибалась. Причем никаких манипуляций ладонью и пальцами! Спокойно лежит ложка на неподвижной руке и вдруг скрючивается. Слава о нем давно ушла за пределы Российской Федерации, его неоднократно проверяли, высчитывали размеры и силу его биополя, особенно в этом деле усердствовали японцы, делегация которых решила как-то проверить его возможности. Они кланялись, улыбались, знакомились, ну а потом их невозмутимые самурайские лица выразили восхищение и удивление. Когда же дело дошло до ложки, дотошные японцы держали его за пальцы, чтобы убедиться, что он ими ничего не делает. Но когда ложка, как всегда, согнулась в крючок, их узкие глаза, преодолевая свою естественную форму, полезли на лоб, и они, часто и мелко кланяясь, стали быстро уходить, скорее даже убегать.

Официальная наука тоже, оказывается, не хотела оставаться в стороне, нейтрально наблюдая за невероятным, но тем не менее очевидным. Просто закрыть глаза и притвориться, что ты ничего не видишь, а если не видишь, то, значит, этого и не существует – было уже просто глупо, а значит ненаучно.

К тому же любопытство – основная движущая сила научного прогресса, так же как любовь – основная тема и двигатель искусства. Два слова – любопытство и любовь, начинающиеся, заметьте, с одинаковых букв «любо», не позволили человеку остаться в пещере. Мне могут, конечно, возразить: а что же честолюбие, а деньги? Отвечу: и то и другое тоже любовь, в одном случае любовь к власти, в другом – к богатству и комфорту. Деньги постоянно примешиваются к двум чистым и честным понятиям – любопытству и любви, это неизбежно, но безнадежно для носителей капиталов. Они могут только купить или продать конечный продукт научной пытливости или мощного выплеска чувств, но сами чужие в этом поле, они там ничего не умеют – ни пахать, ни сеять. Собирают урожай тоже не они, но зато первые стоят у кромки поля с пачкой денег, готовые скупить весь урожай на корню, чтобы тут же перепродать его подороже.

Поскольку наиболее продвинутые представители передовой советской науки были любопытства не лишены, то логично, что при Академии наук был сформирован факультет психотроники и феноменологии. Последнее, понятное дело, происходит от слова «феноменально», что в переводе на наш сегодняшний язык означает «круто» или «отпад», или то, от чего «едет крыша». Чем занимались на этом факультете, кроме изучения феноменальных явлений? Ну, например, искали повсюду наиболее гипнабельных людей (их там называли «зайками») и в состоянии транса обучали их тому, от чего у обычных людей сносит крышу. Такой «зайкой» была в свое время и знаменитая Джуна. Так что, можно смело считать: деятельность Чудодеева и компании была в это время если и не совсем официально, но разрешена и в области академической науки. Плюс лицензия. Так что «РомкА» могла вполне комфортно теперь существовать без всякого давления со стороны властей. И они развернулись, развернулись как следует.

Два раза в год, весной и осенью (как раз тогда, когда у всех хроников обостряются заболевания, включая и вялотекущую шизофрению), у них происходили съезды. Учитывая то, что сюда слетались ведьмы, колдуны, целители и маги не только со всех концов страны, но и с ближнего и дальнего зарубежья, можно запросто назвать эти съезды тем, чем они и были по сути – шабашами. Почему-то (хотя понятно, почему) для весеннего шабаша всякий раз выбиралось время Великого поста. Сам Чудодеев в это время никогда не пил и скоромного не ел, но не без удовольствия наблюдал, как другие маги и ведьмы с аппетитом поглощали водку, мясо и все остальное. Получалось, что он сам, соблюдая пост, формально подчиняется Творцу, но как магистр и тайный слуга альтернативного Творцу Зла проводит для своей черной паствы, большинство которой Творцом только прикрывается, очередной сеанс искушения. Бог ведь никого за уши в рай тащить не собирается, человек все должен выбрать сам. Но похоже было, что собравшиеся маги и примкнувшие к ним шарлатаны свой выбор давно уже сделали.

На один из таких съездов однажды мама взяла с собой и Виолетту, не теряя надежды приобщить ее к делу и пробудить интерес (или любопытство) к неведомому. Пусть пока на уровне сказки. И Виолетта случайно попала на самое интересное. Одним из почетных гостей съезда был в тот раз настоящий жрец вуду – самого непостижимого, страшного и таинственного культа африканского континента.

Гость из Африки оказался, однако, совсем нестрашным. В элегантном, европейском костюме, приветливый, обаятельный, маленького роста, коротко стриженный, изящный мулат. Когда пришло его время что-то показать, он и показал. Танец. Просто танцевал и больше ничего. И несмотря на то что здесь собрались, так сказать, специалисты, все они попались. Все они смотрели на безопасном к тому же расстоянии, как человек танцует, а в это самое время, оказывается, шло сильнейшее, но мягко вводящее в транс воздействие танцем, только танцем. Это было целенаправленное воздействие, если использовать их терминологию, заимствованную у Индии, на нижнюю чакру, то есть на чувственные рецепторы, возбудители удовольствия или наслаждения. Все поддались. Собравшихся магов потянуло танцевать вместе с ним. Они повелись, он ими овладел. Очень незаметно, так что сами они так и не поняли, когда и как это случилось. Сложных движений у него не было, его танцевальные па были просты и ритмичны, как у поднявшейся кобры. А потом мягко и плавно, так же как и начал, он все снял. И поклонился, смущенно улыбаясь. Смущение при этом чувствовал, конечно, не он, а весь представительный форум нечистой силы: «Ну надо же, – думал каждый, – мы сами в этом деле, что называется, не лыком шиты, но вот ведь, братцы-колдуны, что и с нами можно сделать. И легко так, на уровне художественной самодеятельности! Этнические танцы народов Африки! И уже готовы, как крысы за парнем с дудочкой из сказки идти топиться».

Да-а, многого, если реально посмотреть, мы еще не знаем – ни про себя, ни про наши скрытые возможности, ни про тайны не то что Вселенной, а нашей родной планеты. А все туда же лезем, именно тайны Вселенной нас интересуют, механизм ее образования, видите ли! Себя надо познать сначала, себя! И мир, тебя окружающий, природу короче, и тогда только соваться во Вселенную, впрочем, это уже может и не понадобиться. Так думал каждый неглупый колдун из собравшейся бесовской элиты.

Один только Месс Чудодеев смотрел на все, как на концерт. Он единственный догадался, чем может закончиться номер жреца вуду, и заранее поставил себе блок, защиту от парапсихологического воздействия. И он же первый захлопал в ладоши после танцевального сеанса жреца, призывая остальных оценить по достоинству его выступление. Аплодисменты и горячее одобрение разрядили обстановку, можно было еще выпить и закусить, тем более что через полчаса был назначен бал. «Бал у Воланда», – приходит вам на ум неизбежная ассоциация из Булгакова, но нет! Не было тут ни Воланда, ни Маргариты, так – третье, четвертое звено, не более, и само мероприятие было означено в программе строго, сдержанно и почти научно: «После семинара в 21 час – бал парапсихологов». Ну сами посудите, нельзя же было напечатать в программе, хоть и звучало бы красиво, скажем, «танцы ведьм». Это милицию надо звать, это то же самое, что включить в меню какого-нибудь респектабельного ресторана название «Ланч вурдалака» и подробно описать, что туда входит.

Бал состоялся, и Виолетте, буквально умиравшей от восторга, гордости и смущения одновременно, удалось даже потанцевать с героем вечера, жрецом вуду. Он сам ее пригласил, пристально так посмотрел, обнял за талию, и они понеслись. Он все смотрел на нее внимательно и вел, а она была пластилином в его руках, она угадывала в танце все, что он хочет, и было со стороны такое ощущение, что эта слаженная пара тренируется и участвует в конкурсах бальных танцев уже много лет. У Веты кружилась голова, и она была в полной эйфории и от танца, и от своего маленького, пластичного и великолепного партнера. Все, что она слышала о культовой религии вуду и ее представителях, абсолютно противоречило тому, что она видела перед собой. С ней танцевал не первобытный дикарь в перьях и с кольцом в носу, а скорее сын африканского короля, получивший образование как минимум в Сорбонне. Танец кончился. Вета, закрыв глаза и блаженно улыбаясь, застыла на паркете, и только одна мысль крутилась под ее вполне взрослой прической, над которой Вета трудилась сегодня полдня: «Как же так! Ведь я совершенно не умею танцевать, я даже не пробовала. А тут вот что получилось…»

Жрец, продолжая пристально смотреть на нее, жестом подозвал переводчика. Тот быстро подбежал.

– Я хочу сказать тебе несколько слов, – стал он переводить Вете слова жреца. – Тебе надо уходить. В другой мир, в другую жизнь. Это все, – он обвел маленькой, изящной рукой пространство зала, – это все не твое. Если ты пойдешь по этому пути, ты очень быстро состаришься. Умрешь ты еще не скоро, но ты станешь через несколько лет очень красивой женщиной, и если будешь быстро стареть, – тебе будет больно. Ты можешь и будешь уметь многое – и в колдовстве, и в предсказаниях, и в магии, – он говорил тихо, но быстро, напористо, будто внушая Вете самое важное, что она должна сейчас понять. – Ты уже сейчас умеешь, только пока об этом не знаешь, но скоро узнаешь, как ты можешь воздействовать на людей и даже управлять их поведением, – тут переводчик вопросительно глянул на африканца, мол, правильно ли он его понял. – Да, да, управлять, – подтвердил тот убежденно и энергично, но с какой-то странной печалью во взгляде, обращенном на Виолетту. – Но тебе надо жить чистой жизнью, – продолжал переводчик уже с примесью какого-то уважительного удивления. – Тебе не надо, нельзя использовать твои способности, твои необычные способности, чтобы добиваться своего.

– А если я захочу, чтобы в меня влюбился кто-то, – вдруг перебила Виолетта, уже имея в виду отчима Герасима. Перебила, но робко и просительно, будто испрашивая разрешения на маленькое воздействие. Будто алкоголику сказали: «Тебе пить нельзя! Совсем!» – а он в ответ: «А пивка хотя бы можно?»

– Чтобы кто-то влюбился – тем более, – отрезал жрец все с той же печалью в глазах. – Тебе этого не надо. Тебя и так полюбят. – Он немного помолчал, посмотрел куда-то вдаль поверх Ветиной головы и, словно увидев что-то незримое для других, тихо произнес: – Только и ему, и твоей матери от этого будет плохо.

Потом, будто возвращаясь на землю, открыто и по-детски улыбнулся и положил Вете руку на голову. Словно теплая волна разлилась внутри нее, она оцепенела, не в силах пошевельнуть ни рукой, ни ногой, ни даже языком.

– Послушай моего совета, девочка, – мягко сказал жрец, – пожалуйста, послушай. Уходи от них, попробуй жить чистой жизнью, – опять повторил он, и еще раз подчеркнул: – Чистой, поняла? – и убрал руку с Ветиной головы.

Вета почувствовала, что онемение прошло и она может кивнуть. И она кивнула, твердо намереваясь в этот момент попробовать жить чистой жизнью, но только попробовать.

– Я обещаю, – сказала она ему, а он, в последний раз глянув на нее внимательно, потрепал по щеке и, похоже, прочитав все, что она думает, произнес бессильно, с необъяснимой для девочки жалостью одно короткое слово и исчез, растворился в бальной толпе.

Переводчик молчал. Потом засуетился, сказал:

– Ну до свидания, – и собрался уйти.

– Подождите, что он сказал? – остановила его Вета. – Что он сказал? Какое было последнее слово?

– Что последнее? – сделал вид, что не понял, переводчик.

– Ну последнее. Последнее слово. Что это было?

– А-а, это непереводимо на русский, – сказал переводчик в явном замешательстве.

– Ну хотя бы приблизительно, – настаивала Вета, чувствуя отчего-то, что это для нее очень важно.

– Ну приблизительно, – тянул переводчик, раздумывая, потом вдруг решился и, отводя глаза, виновато и нехотя, все-таки перевел. – Ну, на нашем языке ближе всего… «чертовка» или «маленькая ведьма».

«Ну и что, пусть чертовка, – подумала тогда девочка Виолетта, – это даже весело. Но слушаться такого дядю надо, надо хорошо себя вести, и я все равно попробую, как он советовал. Получится – ну и хорошо, а не получится, значит, не судьба!» – без намека на тревогу и даже радостно прислушивалась она к своим легким, нарядным, праздничным мыслям. И беззаботно подпрыгивая, побежала искать маму, чтобы уговорить ее покинуть бал парапсихологов, как дядя и велел. Жизнь еще и не начиналась, а уже столько возможностей… Больше, чем у других! И потом – кто это думает о каком-то там «быстром старении» в 14 лет?!