Текст книги "Жизнь Вечная. Современная фантастика"

США. Аляска. День первый

Рад приветствовать вас, друзья! Вот я и в Америке. И, наконец-то, мне удалось отоспаться. Путешествие подарило много пронзительных впечатлений, но и от них, оказывается, можно устать. Сейчас нахожусь в апартаментах, которые отвёл мне Билл в своём научном центре. Проснулся, принял душ, попил кофейку и приступил к обследованию своего жилища.

Значит так, помимо спальни, есть ещё гостевая комната с диваном и огромным плазменным телевизором. Небольшой тренажёрный зал с беговой дорожкой, душевая и туалет. Заглянул даже в подсобное помещение. У них это что-то вроде чулана. На стеллаже – куча запасных лампочек, ящик с электроинструментом, старый айпад в футляре, прожжённом сигарой, да куски поролона.

Должен вам сказать, что лаборатория, включая апартаменты, в которых я сейчас нахожусь, располагается в старой, заброшенной штольне. Раньше здесь проходила золотоносная жила, разработкой которой занимался отец Билла, вернее – его концерн. Добыча золотоносной руды осуществлялась методом продольного бурения. Впоследствии Билл обустроил в этой шахте очень уютный и чистый научно-исследовательский центр. Удивительно то, что совсем не ощущаешь своего местонахождения – в глубине скального массива. Но о лаборатории потом. Сначала расскажу, как мы сюда добрались.

Мы расстались с вами, дорогие друзья, когда Боинг подлетал к территории Канады. Мог ли я представить, что мне посчастливится попутно посетить эту удивительную страну! Конечно, суждение о стране по одному только городу может показаться поверхностным. Но Ванкувер! Сказать, что это город-сказка – значит, ничего не сказать. Он принял нас в свои объятия, как жених принимает невесту, покорив своей неистовой красотой.

Ванкувер романтичен и прекрасен! Всё, как в фильмах о мореплавателях: шум прибоя, чайки, белоснежные океанские лайнеры в акватории. И всё это в обрамлении причудливых гор, покрытых снежными, пушистыми шапками. Тут и пальмы с сибирскими кедрами вперемежку, – где ещё такое встретишь? Ванкувер поражает уникальным сочетанием первозданной природы и дивной архитектуры. Тот редкий случай, когда природа и человеческий гений дополняют друг друга и рождается симфония. В общем, рай на земле!

Извините, друзья, за столь высокий штиль, но в этом городе, если можно так выразиться – вкусно жить! Множество больших, красивых частных домов, хотя много и небоскрёбов, весьма причудливой формы.

Разглядывая эту экзотику, я достал сигареты и закурил. Ко мне тут же подскочил полицейский. Оказывается – курить на улице нельзя. Я даже выругался в сердцах от неожиданности, не зная, куда выбросить дымящуюся сигарету. Но Билл только улыбался:

– Владик, у нас говорят: «Будь вежлив с каждым. Никогда неизвестно, кто попадет в число двенадцати присяжных». Да ты кури, кури, штраф я уже оплатил, денег у нас хватит. Ты мой гость, и ни в чём не должен себе отказывать!

(Конечно, этот миллионер не потерпит, чтобы его друзей стесняли).

Ещё Билл сообщил, что бедных в городе нет, даже среди обслуги. В каждой семье не менее двух автомобилей. В Ванкувере мы пробыли около трёх часов, а затем на небольшом спортивном самолёте вылетели в Джуно и через полчаса были на месте.

Портовый город Джуно находится в проливе Гастино, на юге Аляски. К городу не подходит ни одна дорога, и добраться туда можно только по воздуху или по морю. Это небольшой уютный городок, с населением около 30 тысяч человек. Он был основан в 1881 году, после открытия месторождения золота. Назван так в честь золотоискателя Джозефа Джуно, личности, похоже, весьма романтичной и незаурядной.

Билл мне предложил на выбор: посетить музей истории Аляски, либо русскую православную церковь Святителя Николая. Я отправился своим ходом в церковь, а Билл отлучился по своим делам.

Русской, церковь называется по традиции. А сейчас русских среди прихожан нет, служба идёт на английском языке. Тем не менее, когда подошёл к храму, повеяло чем-то родным, даже сердце защемило. Небольшая, скромная, деревянная церквушка конца XIX века. Штакетник и сад в русском стиле, и милая русскому сердцу сирень. Внутри церкви – одноярусный деревянный иконостас; росписи на стенах отсутствуют. В храме людей, как, впрочем, и служителей не было, лишь перед ликом Николая Угодника одиноко стоял понурый мужчина в жёлтой куртке.

Мы вышли с ним на улицу и разговорились. Говорил в основном прихожанин, так как мой английский – через пень колоду. Зовут его Майкл Нельсон. Я понял, что церковь он посещает около двух лет. Сюда его привела большая семейная трагедия: два года назад без вести пропала его дочь Саманта, трёх лет от роду. Узнав, что я из России, Майкл очень обрадовался и показал фотографии дочери и жены. Ещё он рассказал, что недалеко отсюда, на острове Каяк, проживает старообрядческая русская община. В общем, расстались мы с ним очень тепло.

А вскоре и Билл подъехал.

Он предложил пройтись по городу пешком. Побродили по городу, в основном по району Сент-Френклин-Стрит, заполненному барами, магазинами и ресторанами. Что там было – рассказывать не буду. Потом мы взяли машину и поехали в предгорье ледника Менденхолл (если бы не мой диктофон, то я бы давно запутался в этих названиях).

Мы проехали километров двадцать и упёрлись в горные отроги. Местность совершенно дикая, вокруг только сосны и скалы, да нереально ультрамариновое небо над головой. Из видимых признаков цивилизации могу назвать лишь одинокое мрачноватое здание в долине. Билл отпустил машину и предложил совершить прогулку в горы.

– Что это за здание, Билл?

– Здесь живут мои сотрудники и обслуживающий персонал. Но сейчас почти все в отпусках. В лаборатории только два человека – доктор Алекс и Гарри, наш повар.

Билл предложил подняться наверх по склону. Честно сказать, я несколько подустал, и перспектива карабкаться на эти горы меня не вдохновляла. Вот неугомонная натура! Мог бы и на завтра отложить!

– Владик, да тут недалеко! Всего лишь сто метров, вверх по хребту.

(Ладно уж, сто метров я как-нибудь одолею. Наверное, хочет мне какой-нибудь красивый вид показать).

Около получаса мы поднимались вверх по каменистой тропке и, наконец, упёрлись в гранитную скалу. А позади – пропасть.

– Что ты видишь перед собой, Владик?

– Линза, ничего, кроме голой скалы я не вижу. Ты зачем меня сюда приволок?

– А вот я сейчас покажу тебе чудо! Ведь я знаю, как ты обожаешь чудеса.

Тут он театрально вытянул руку вперёд, указывая на скалу. Затем торжественно произнёс: «Сезам, откройся!»

Меня разобрал смех, даже усталость прошла.

– Линза, какой же ты чудак! И ты шутки этой ради меня сюда притащил?

Но тут произошло нечто невероятное: из скалы выдвинулась вперёд гранитная глыба и отъехала в сторону. В зияющем проёме я увидел ярко освещённый коридор, уходящий вглубь скалы. Билл держался за живот и корчился от смеха.

– Ну, как я тебя, Владик, разыграл? Как тебе это понравилось?

В руке у него был маленький дистанционный пульт.

– Любовь пожаловать в мою лабораторию! Так у вас в России говорят?

– У нас говорят: «Добро пожаловать!».

Я осторожно нащупал ногами ступеньки, ведущие вниз, куда-то в таинственную неизвестность. Тоннель оказался не длинным, метров тридцать в глубину. Стены и потолок были отделаны белым пластиком, а по обеим сторонам – пронумерованные двери. Над каждой из дверей были большие вентиляционные решётки.

Появился сотрудник, доктор Алекс, – седовласый мужчина меланхолической наружности с папкой в руке. После короткого представления Билл отправился принимать у него отчёт, а мне предложил перекусить с дороги.

Я сидел, откинувшись в кресле, заворожёно глядя в потолок. Потолок был в виде стеклянного купола, что-то вроде аквариума наверху. Там за стеклом в лучах прожекторов резвились стаи рыб. Некоторые экземпляры достигали весьма внушительных размеров. Они стремительно подплывали к стеклу так, что складывалось впечатление тарана. Открылась дверь, и вошёл темнокожий повар. Он катил перед собой тележку с закусками и напитками. Представившись именем «Гарри», он посмотрел наверх, затем поцокал языком и ушёл. Вскоре появился улыбчивый Билл, и присоединился к трапезе.

(Далее привожу распечатку с диктофона).

– Владик, ты извини, у нас тут сухой закон, поэтому напитки безалкогольные. Я тебя попрошу – не угощай моих сотрудников. Водку, что привёз, поставь в свой холодильник. На тебя закон не распространяется. Но вот курить придётся бросить. Я тебе в этом помогу. У меня есть очень эффективный препарат. Он совершенно безвредный и вызывает стойкое отвращение к никотину. Кстати, снимает абстинентный синдром. Согласен полечиться?

– Ну, что ж, надеюсь, ты меня не отравишь. Не могу оторваться от этого фантастического зрелища! Как тебе удалось поместить такой огромный аквариум наверху?

– Это не аквариум. Над нами ледниковое озеро Манденхолл. Тоннель проходит сквозь скалу, и выходит в озеро, под самое его дно. Вот это крыло шахты, как раз на дне. Над нами толща воды в сорок метров.

– Это нечто! Иметь во владении такое чудо. Ради одного этого стоило сюда приехать!

– Конечно, удовольствие не из дешёвых, но я не жалею о затратах. Мне тут хорошо думается! Как правило, именно здесь я нахожу решение своих головоломок.

– Билл, ты обещал мне рассказать о своих исследованиях и показать своего «вечного» цыплёнка.

– Послушай-ка, Владик, для начала, вот это рубаи:

 
Я познание сделал своим ремеслом.
Я знаком с высшей правдой
И с низменным злом.
Все тугие узлы я распутал на свете,
Кроме смерти,
Завязанной мёртвым узлом.
 

Прекрасные стихи. Не правда ли? Хотя, конечно, не Пушкин. Так вот, в отличие от Хайяма, мне удалось развязать этот узел смерти. У меня получилось! Ваш гениальный Мечников в труде «Этюды оптимизма» утверждал, что старость – явление, которое может быть изучено методами точной науки. И я всегда разделял с ним эту уверенность.

– И тебе это удалось? Развязать «мёртвый узел»?

– Я начинал, как и все, с нематод. У этих прозрачных червей процесс старения занимает всего два месяца. Потом меня осенило заняться прогерией. Это такое редкое заболевание, когда происходит ускоренное старение. Больные прогерией, будучи молодыми, за несколько лет превращаются в дряхлых стариков и старух.

Я нашёл основной ген, отвечающий за старение, и два вспомогательных. Потом занялся телемерами. Есть такие биологические часы, которые контролируют деление клеток – телемеры. Нужно было найти способ управлять этими часами. Мне удалось многократно ускорить их ход. Представляешь, подопытные крысы старели буквально за три дня и подыхали от старости. Разобравшись в механизме биологических часов, я нашёл способ перезапустить их в обратную сторону. Все мои подопытные стремительно молодели.

Вот та же курица, про которую ты вспомнил. Любопытно было наблюдать, как она, встряхиваясь, бегала по вольеру и с неё во все стороны летели перья. На третий день весь пол был устлан перьями, точно осенними листьями. А через неделю, по вольеру уже бегал, попискивая, пушистый цыплёнок!

– Линза, всё, что ты говоришь не укладывается у меня в голове! Это же потрясающее открытие! Ты гений, Билл!

– Ты, наверное, думаешь, что я живу в ощущении своей исключительности? Результаты, конечно, интересные, но меня они не устраивали. Дело в том, что все мои подопытные умирали. Одни от старости, а другие от неконтролируемого омоложения. Мне нужно было найти способ объединить эти два противоположных процесса. Так вот, с животной клеткой, включая эксперименты с нематодами, у меня не получалось, как бы я ни бился! Мне уже стало казаться, что проблема неразрешима. Но вдруг меня осенило – вот здесь, в этом самом холле. Я решил провести серию экспериментов с растительной клеткой.

– И что же, Билл? Тебе удалось?

– Владик, видишь эту розу?

В керамическом горшке, стоящем на столе, алела одинокая роза.

– Перед тобой, Владик, вечная роза! Эта роза бессмертна! Мне удалось замкнуть в кольцо процесс онтогенеза, а именно – процесс её роста. Сначала я научил розу молодеть до стадии закрытого бутона. Затем процесс автоматически запускался в обратную сторону: зелёный маленький бутон увеличивался в размерах и раскрывался. Весь цикл занимал шесть дней. А затем я сократил этот временной кругооборот до одних суток.

– Линза, а теперь нельзя ли поподробнее? Что конкретно происходит с розой за сутки?

– Да очень просто! Всё гениальное – очень и очень просто! Эта роза стареет ровно на двенадцать часов, а затем биологические часы начинают работать в обратную сторону: роза молодеет на те же двенадцать часов. И этот цикл будет продолжаться до бесконечности. Это тот самый искомый момент бессмертия, на поиск которого я потратил сорок лет своей жизни. Я успел! И это главное.

– А применительно к человеку? Возможно ли как-то использовать этот механизм для продления жизни людей?

– Да, конечно! Работа, практически, закончена. Остались только мелкие нюансы. И, ты знаешь, попутно возник один поразительный побочный эффект. Поразительный! Смотри.

Билл протянул руку к розе и стал быстро обрывать её лепестки. Одно мгновение и прекрасная роза приобрела жалкий общипанный вид. Торчали лишь два помятых лепестка, а остальные кровавыми лоскутками были небрежно брошены в горшок.

– Линза, что ты сделал?! Ты же убил её!

– А вот и нет! Я решил показать тебе тот самый побочный эффект. Дело в том, что в процессе омоложения, когда биочасы идут назад, происходит регенерация всех тканей. Завтра ты увидишь эту розу обновлённой. Она восстановит все свои лепестки и снова будет прекрасной! Этот эффект был для меня полной неожиданностью. Ты представляешь, Владик, как он будет работать, применительно к человеку?!

– Линза, ты хочешь сказать, что если кому-то оторвать руки и ноги, то они вновь отрастут?

– Ты зря смеёшься, Владик! Представь, человек попал в авто аварию, у него страшные травмы, не совместимые с жизнью: порвана печень, повреждён мозг, перебит позвоночник. Или, например, у кого-то неизлечимая болезнь. Да все, что угодно! Такие пациенты – по всем медицинским показателям – должны умереть. Но, если организм находится в цикличном режиме омоложения, все постепенно приходит в норму. Тут никаких чудес нет, просто клетки выстраиваются заново, по заложенном заложенному в них генетическому шаблону. И даже, если заложенному в них генетическому шаблону. И даже, если человек в детстве потерял ногу, то через полгода обретёт её вновь, как ящерица свой хвост. Не веришь?

– А почему – только через полгода?

– В отличие от розы, человеческому организму для полного восстановления требуется значительно больше времени. Человек один год будет стареть, а другой год омолаживаться. Появилась уникальная возможность каждому из нас возвратиться в любой возраст! В любой, по желанию! Например, кто-то выбрал себе возраст – двадцать пять лет. Он будет стареть только до двадцати шести, а потом вновь молодеть до двадцати пяти. И так до бесконечности!

– ???

– Владик, я тебя не разыгрываю. Завтра, в это время, посмотришь на эту розу, и убедишься в этом сам. А чтобы ты не подумал, что розу подменили, возьмёшь этот горшок к себе. Твой блок №12, рядом с холлом.

Аляска. Лаборатория Билла. День второй

Итак, дорогие друзья, описываю второй день своего пребывания в гостях у Билла. Должен вам сказать, что впечатлений этот день принёс не меньше, чем день первый. Но все по порядку.

После завтрака, доставленного предупредительным Гарри, мне позвонил Билл. Он сообщил, что ждёт меня в блоке №2, на лечебную процедуру. События первого дня были столь ошеломляющими, что у меня совсем выпало из памяти вчерашнее предложение Билла. Ну да, конечно же! Ведь он говорил о каком-то чудодейственном препарате, избавляющем от никотиновой зависимости. Подойдя к блоку №2, я нажал кнопку звонка. Билл провёл меня в помещение, усадил в кресло и протянул карточку с магнитной полоской.

– Это чтобы ты не трезвонил каждое утро в дверь. Ключ электронный. Вставишь в щель, и дверь откроется.

– Линза, от кого вы тут закрываетесь? Кто в эту скалу может проникнуть?

– Владик, не забывай, я тут веду секретные разработки. Никто не должен знать, чем мы тут занимаемся. У меня потому и охранников-то нет – лишних глаз и ушей. «Бережливого – Бог бережёт!». Так у вас, кажется, говорят?

– Вообще-то, «бережённого».

Я огляделся. Помещение было заставлено, буквально нашпиговано всевозможной аппаратурой. С одним из таких приборов, непонятного назначения, возился доктор Алекс, тыча пальцем в клавиатуру. Сначала он обследовал меня на томографе, и взял кровь на анализ. Потом ввёл антиникотиновый препарат в вену.

Билл сказал, что пока я у него в гостях, он всерьёз займётся моим здоровьем, поэтому томограф будет каждый день, и каждые три дня мне нужно сдавать кровь на анализ. Мой протест, что я вполне здоров, был пресечён на корню.

– Линза, я что, сюда лечиться приехал? Я здоров!

– У нас говорят: «Экономь воду – разбавляй её!»

– А у нас в таких случаях говорят: «Фильтруй базар!»

– Да послушай! Глупо, пробыть месяц в уникальном геронтологическом центре и не воспользоваться его возможностями. К тому же у меня есть к тебе одно предложение.

– ???

– У меня выбыл из строя лаборант. Воспаление аппендикса. Не мог бы ты его подменить на месяц? Работа несложная, не более часа в день. Но без выходных.

– Билл, я с удовольствием тебе помогу, вот только, справлюсь ли с обязанностями?

– Да ничего сложного! Мне нужно завершить свои исследования с оставшимся биологическим материалом. Это: мыши, кролики и другие животные. Но с ними контактировать ты не будешь. К тебе в блок доставят специальный порошок и электронные весы. Твоя задача, каждое утро, развешивать препарат в миллиграммах и рассыпать по пакетикам. Вот и все! Тысяча долларов в день тебя устроит?

– Линза, не надо мне ничего платить. Я готов работать на общественных началах. Бесплатно.

Билл недовольно поморщился.

– Владик, не ставь меня в неловкое положение. Так дело не пойдёт! Вот здесь в конверте пятьдесят тысяч долларов, вместе с премиальными. Я всегда плачу вперёд! Только очень тебя прошу, не пробуй препарат на язык! Хорошо?

– А что может случиться?

– Да ничего особенного. Рога вырастут!

Билл рассмеялся, но как-то не очень весело.

С таким, вот «юморным» послевкусием в душе и с пухлым конвертом в руках я отправился в свои апартаменты. Неплохая прибавка к моей российской пенсии! Не правда ли?

А следом явился доктор. Он поставил передо мной небольшие электронные весы и пластиковую банку с каким-то веществом. Я надел резиновые перчатки и принялся специальной ложечкой расфасовывать белый кристаллический порошок по пакетикам. На каждом пакете было указано количество вещества в миллиграммах. Вся манипуляция заняла не более получаса. Ещё через полчаса, насвистывая арию Риголетто, вошёл Билл.

– Как успехи? Что, уже закончил?

– Все как в аптеке, Линза!

Билл взял из лотка один из пакетиков, с надписью 135 мг, бросил на весы и УДОВЛЕТВОРЕННО хмыкнул.

– Действительно, как в аптеке. Тебе можно доверять, Владик!

– А то! И что мне дальше-то делать?

– Да ничего! Отдыхай, смотри телевизор, заглядывай почаще в холодильник, в общем, чувствуй себя, как дома.

При этом он, почему-то, неприязненно, покосился на мой ноутбук.

– Курить ещё хочется?

– Да курю пока. Но удовольствия от процесса уже не получаю.

– Ничего, завтра ты сам выбросишь сигареты. Я к тебе загляну вечерком. Извини, много работы.

Итак, я снова остался один. Надо себя чем-то занять! Пошёл в тренажёрный зал, побегал по дорожке, позанимался с гантелями. Да, видимо, до меня тут дела никому нет. А на что я, собственно, рассчитывал? Что меня будут каждый день развлекать, водить по экскурсиям? Приняв душ, и слегка перекусив, я вышел в коридор и огляделся.

Мой блок №12 находился в конце тоннеля, напротив холла. Несколько раз прошёлся по коридору, из конца в конец, дошёл до входной двери. Она оказалась запертой. Впрочем, и все другие двери тоже, кроме моих апартаментов и холла.

Меня разбирало любопытство: что там, за этими дверями?

Скорее всего, подопытные животные – генетический материал, по выражению Билла. Но что мне до всего этого? Что я всюду свой нос сую, куда не просят?! Это, даже, как-то неприлично с моей стороны!

В тоннеле едва ощутимо гулял освежающий ветерок, сопровождаемый лёгким гулом кондиционеров. Сверху от световых панелей лился слегка подсинённый, приятный глазу свет. Но какая-то странная, необъяснимая тревога переполняла мою душу!

Я впервые почувствовал себя крайне неуютно в этом замкнутом пространстве. «Как в подземной тюрьме!» – мелькнуло у меня в голове. Не хочу здесь больше находиться! Да я тут помру от тоски! Ну, зачем, зачем я дал втянуть себя в эту авантюру?!

Потом вспомнил о конверте с деньгами. Да, деньги надо все же отработать. Месяц поскучаю, зато смогу оплатить жене поездку в Иерусалим, по святым местам, да и всем родным и друзьям подарки сделаю.

К себе я не пошёл, решил заглянуть в холл, отвлечься от мрачных мыслей. Но полюбоваться на рыбьи пляски не удалось. Вместо рыб, я увидел наверху аквалангиста. В левой руке у него был шланг, из которого, под большим напором била струя сжатого воздуха, а в правой – щётка. Таким манером он чистил стеклянный купол снаружи.

Водолаз, заметив меня, приблизился; сквозь маску я разглядел знакомое лицо. Им оказался мой недавний приятель Майкл Нельсон, с которым я познакомился в местной церквушке. Тот самый Майкл, у которого два года назад пропала дочка Саманта. Мы помахали друг другу руками, в знак приветствия. Вот так встреча! Вскоре аквалангист уплыл, и его сменили осетровые рыбы. Две крупные особи дефилировали параллельным курсом, демонстрируя свою красу. Чешуя их искрилась в лучах прожекторов. Завораживающее зрелище!

Полюбовавшись на рыбьи игрища, я вспомнил про «вечную розу» и решил ее навестить. Интересно, чем закончился этот варварский эксперимент, предпринятый профессором? Горшок с покалеченной розой Билл отнёс вчера в подсобку, что в моем блоке. Если он меня не разыграл, то изменения, хотя бы частичные, должны уже произойти. Линза назвал этот процесс регенерацией. Посмотрим, что за регенерация такая?

Зайдя в свой блок, я сразу направился к чулану. На стеллаже, среди разбросанных кусков поролона, стоял знакомый горшок. На дне его лежали смятые лепестки, сорванные вчера с этой злосчастной розы. Но, когда я нагнулся пониже – у меня мурашки побежали по спине. Я смотрел, недоумевая, не вполне доверяя глазам, как из завязи цветоложа пробиваются свежие, алые лепестки, наивно-нежные на вид. Так, я своими глазами увидел чудо! Чудо воскрешения! «Да, этот Билл, явно не шарлатан!» – пронеслось в голове. – «Похоже, мне довелось встретиться с гением!»

Да, дорогие друзья, судьба предоставила мне исключительную возможность увидеть своими глазами то, что мы называем – чудо! Она подарила мне встречу с удивительным человеком…

Вечером пришёл Билл.

(Далее привожу диктофонную распечатку нашей беседы)

– Линза, за время твоего отсутствия я пережил два потрясения. Самое сильное – это, конечно же, чудо воскрешения твоей розы. А ещё неожиданно встретил Майкла Нельсона, про которого тебе рассказывал. Он в акваланге чистил стеклянный купол в холле.

– Да, Майкл работает у меня. Каждый вторник он очищает стекло от ила. Сегодня, правда, не вторник, сегодня он чистил стекло для тебя, по моей просьбе. Я рад, что ты воочию убедился в действенности моего метода, а главное, в его реальности. А ты ещё сомневался!

– Извини, Линза; теперь мои сомнения рассеяны полностью. Я сегодня прогулялся по тоннелю, – там много разных помещений, за закрытыми дверями. У меня к тебе один нескромный вопрос: что там находится?

– Подопытные животные там находятся. Держу их под замком, чтобы не путались под ногами! Кстати, у меня к тебе, тоже есть вопрос. Он давно меня занимает, с тех самых пор, как я стал экспериментировать с живностью: почему Бог, будучи любовью, сотворил змей, скорпионов, клопов, комаров и прочую нечисть? Вот вы, православные, как это объясняете?

– Не знаю, что тебе на это ответить…. Святой Макарий Александрийский говорил: «Все земные вещи есть самое слабое отображение Небесной реальности. Как бы ее тени». Видимо, святой имел в виду земную красоту, которая есть – ничто по сравнению с красотой Царства Небесного. Но, если эту мысль продолжить, то, может статься, что Господь показывает нам эту «нечисть», как самое слабое отражение ада? Как бы в назидание нам? Я знаю только одно: до грехопадения человека все Божьи твари были совершенны.

– Владик, я понял! Их теперешнее состояние – есть некая форма разочарованности. Форма протеста. Своего рода месть человеку за нарушенное им Единство!

– Может, и так. Всё сущее – это формы Божьей любви. В том числе и животные. Даже, вот это яблоко, что лежит перед нами на столе. А высшая форма Божьей любви – человек!

– Тогда ответь мне на другой вопрос. Никак не могу его разрешить! Почему Бог допускает смерть невинных младенцев? Опять-таки, если признать, что Он есть Любовь?

– Линза, что ты ко мне прицепился со своими богословскими вопросами?

– Да вот решил попробовать на зуб твёрдость твоих убеждений. К тому же мне действительно интересно знать, как православие объясняет столь явное несоответствие сего действия образу Божьему?

– Мне тоже долго не давал покоя вопрос о невинных детских страданиях. Ответ на него я нашёл у известного российского богослова Осипова. Православие учит, что люди – не отдельные горошины, а клеточки единого организма. Мы все – одно тело. Уколи одну клеточку – весь организм ощущает боль, все тело содрогается. Ты хочешь нанести себе рану? Тогда оскорби другого человека! И ты запихнёшь себе иголку под ноготь, образно говоря. Украдите у другого человека – вы себя обворуете! Основной Божий закон – есть Закон Любви. Нарушать его крайне опасно!

– Владик, это мне понятно. Хотя все делаю наоборот! Как все же профессор объясняет смерть невинных детей и страдания безутешных родителей?

– Семья это тоже единый организм – и ребёнок, и мама, и папа. Ребёнок – самый чистый, самый невинный сосуд, по сути – самый сильный перед Богом. И ребёнок берет на себя основную ношу страданий, которые неизбежно должны последовать за грехи его близких, его окружения. Господь принимает только чистую жертву. Таков Закон Любви. Чистота души – единственная, истинная сила! И только такие сильные, достойные существа, как дети, способны взять на себя страдания, которые проистекают из грехов, преступлений и бессовестности тех, с кем они связаны самыми тесными узами.

– Владик, тут я полностью согласен с вашим профессором. Так всегда было в истории. Кто первым отдавал свою жизнь? Герои! Они страдали за людей. Самые чистые, самые лучшие – они оказывались чистейшими жертвами за свой народ, за свою семью, за своего собрата. Всегда это была жертва любви! Христос сказал: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». А мы часто слышим глупые речи: такой прекрасный человек и – погиб! А рядом мерзавец, живёт – и ему все нипочем!

– Да, Билл, любовь жаждет действия, жаждет своего проявления. Любви свойственно самопожертвование. Влюблённые часто готовы жизнь отдать за своих любимых. Доказать свою любовь каким-либо подвигом. Так же и дети жертвуют собой, за своих близких. Ребёнок этого не осознает. Он просто страдает. Но вот он оказывается в ТОМ мире. И, тогда ему открывается подлинная суть вещей. ТАМ эти дети будут вечно благодарить Бога, за то, что Он дал им возможность совершить этот акт самопожертвования во спасение своих родных.

Нет невинных страданий, с православной точки зрения. И не бессмысленны они, а спасительны. На все надо смотреть «с точки зрения вечности!» Страдания эти имеют колоссальный смысл, который выражается одним словом – Любовь!

Что же касается родительских страданий…. часто это является тем вразумляющим Божественным средством, когда родители, вообще не думающие ни о каком Боге, становятся верующими людьми и, в корне меняют свою жизнь. Вот, скажем, твой работник Майкл Нельсон, у которого два года назад пропала дочь. Ведь он был закоренелым атеистом…

Билл изменился в лице:

– Вот ты говоришь, что на том свете нас ждёт рай или ад. А вдруг все это не так? А что, если там всего лишь… чёрная дыра? И все! И больше ничего!!! Эта потусторонняя реальность очень сомнительна… моё же бессмертие – реально! «Лучше синица в руках, чем журавль в небе» – не так ли у вас говорят?

– Это вопрос веры. В таком случае детские страдания и смерть – жуткая бессмыслица! Как, впрочем, и все остальное в жизни. Тогда нам остаётся лишь безысходное отчаяние! Что же касается земного бессмертия… приведу тебе высказывание Исаака Сирина: «Кого назову разумным? Только того, кто помнит, что есть предел его жизни!»