Текст книги "Судьбы, как есть"

Владимир Кочергин
Судьбы, как есть

Часть первая
Три офицера

Памяти моих боевых друзей посвящаю

Глава 1

Памяти моих боевых друзей посвящаю

Артем Шмелев.

Туман медленно расходился.

– И надо же было так угораздить, лежать здесь одному, – силился вспомнить подробности выдвижения Артем Шмелев, но это ему давалось с трудом. От напряжения еще больше заломило виски и затошнило. – Где ребята?

Он попытался подняться, но острая боль под правой лопаткой пронзила плечо и бросила его обратно. Туман будто навалился на него, как снежный ком, забивая рот и не пуская в грудь воздух, казалось, так необходимый сейчас, чтобы все понять, что же все-таки с ним произошло?

– Наверно, я ранен, – подумал Артем. Он глубоко вздохнул и снова ощутил разламывающую боль в плече. Его глаза разглядели стволы деревьев, ноздри втянули запах гари, и он вдруг начал вспоминать, как их рекогносцировочная группа получала задачу от начальника штаба на выдвижение и как всё, несмотря на спешные сборы, начиналось нормально, по-боевому, и не предвещало такой быстрой беды. Почему-то ему сквозь картины выдвижения вспомнился анекдот, который рассказал ротный перед выездом, и они дружно смеялись, хотя, что в нем такого смешного.

– Вечером в квартиру гражданина Иванова вошли двое, сказали, что из военкомата, – рассказывал ротный, – и забрали в Армию деньги, золото, видеомагнитофон и телевизор.

Илья Касьян, лучший друг Артема, рассовывая боекомплект в карманы разгрузки, шутил по поводу новенькой медсестры, появившейся вчера на базе с прилетевшей парой вертушек из Моздока. Это была очень полная молодая особа, но симпатичная на мордашку. Улыбалась она во весь свой рот, рассказывая о том, как долетела. Такая уверенная в себе сестрица, казалось, что приехала не на войну, где, кстати, и убивают порой, а на встречу к своему любимому. А, может быть, так оно и было? Кто знает?

– Вот это корма, мужики! – говорил Илья. – Такую площадь и в полтора месяца не изучишь. – Все засмеялись. А Илья вдруг насупился и замолчал. Артем тогда понял, почему осекся на полуслове Илья, а потому, что он никогда, даже в Афгане, сам не любил таких разговоров, когда дело касалось девчонок, которые служили там и которых многие за глаза часто называли «чекисками». Якобы приезжают они на войну только ради бабок, чеки заработать, среди мужиков пофлиртовать и отвалить домой. Он, видимо, вспомнил, как тогда после тяжелого ранения его несли на носилках не парни из разведки, а девчонки, две хрупкие девичьи фигурки, до вертушки и после ее приземления. А кто ему перевязки щадящие делал, кто уколы не больно ставил, кто в операционной работал ассистентами у хирургов?

Губы как будто хрустели, когда Артем начал их облизывать. Хотелось пить. «Вот они вышли колонной на опушку леска, – вспоминал дальше Шмелев, – его бронетранспортер шел первым, до Бамута оставалось совсем ничего, и вдруг этот удар, вспышка и тьма. А где же второй бронетранспортер? Куда он делся? Где все ребята?»

Сознание произошедшей, еще пока не совсем понятной трагедии заставляло напрягать память, попытаться встать и разобраться. Артем, превозмогая боль, все-таки смог подняться и пошатываясь подойти к дымящему бронетранспортеру. Все три офицера, находившихся с ним на броне, теперь неподвижно лежали на земле недалеко друг от друга. Духи их, видимо, добивали, бронежилеты и оружие отсутствовало. Издевательств не наблюдалось, но прострелены в упор они были конкретно, а майор Тонов так был изрешечен, что узнать его можно было только по кроссовкам. Страшно почему-то не было, было одиноко и обидно до слез. Вдруг он отчетливо услышал свое отчество. Это был голос Ильи. Это он не дал этим шакалам, как выяснится позже, добить Артема, Это он вместе с радистом сержантом Грязновым, теперь уже неподвижно лежащим на спине, успел соскочить со второго бэтера и завалить духа с гранатометом, успевшим все-таки перед своей смертью выпустить гранату в борт притормозившей машины. Артем еще при выдвижении из Асиновской понял, что у второго бэтера движок «говно», хотел вернуться, да Ильюха заверил, что ничего, разбежится. Но он не разбежался, а все тормозил ход и отставал.

Пока Илья с Грязновым завалили еще двоих боевиков в кустарнике и обходили просеку, духи успели добить ребят и, оставив прикрытие, быстро отойти.

– Разрыв гранаты, товарищ полковник, – сказал Илья, пошатываясь и держась левой рукой за живот, – был совершенно неожиданным и ненужным.

Илья хоть и был ранен в живот, а все-таки шел к Артему, чему тот был очень обрадован. Сознание Илья не терял, но двигался с трудом, а потом присел, опустившись на колени в пяти шагах от Артема. Немного раньше он успел выйти на связь и доложить начальнику штаба о нападении боевиков, а тот пообещал ему прислать подмогу. Когда полковник Шмелев начал понимать, что с ними произошло, уже две БМП (боевая машина пехоты) «летели» с десантом на выручку. Благо было недалеко от Асиновской, всего-то чуть больше шести километров.

– Ну, все, полковник, – сказал, улыбаясь сквозь усиливающуюся боль Илья. – Будем жить, если не помрем!

Артем взглянул на бегущих бойцов от подъехавшей бээмпешки, хотел что-то сказать Илье, но не успел и потерял сознание. Когда его на носилках заносили в хирургическую, он уже, придя снова в себя, увидел, что у капитана-хирурга ассистентом была та самая, приехавшая вчера новенькая медсестра из Моздока.

Операция длилась около трех часов. Не зря командующий недавно вручил хирургу орден «Мужества». Вытащил хирург, не без помощи новенькой ассистентки, у Артема этот чертов осколок. О чем, конечно, Артем смог узнать только после пробуждения от общего наркоза, уже в отдельном медицинском батальоне специального назначения. На его вопрос: – «Где подполковник Касьян?» – ответ был коротким:

– Он умер.

Все тело, которое болело и ныло, стало как огненный шар, и что только смог почувствовать в этот момент Шмелев, так это острую боль в зубах от сильно сомкнувшихся челюстей. Погиб его сослуживец, его бывший командир разведроты полка, его друг, помощник и спаситель. Как узнал Артем позже, Илья скончался от потери крови. Для переливания ему нужна была четвертая группа крови, резус отрицательный. Долбанное государство, вечно чего-нибудь, да не хватает. Бойцов, сказали, с такой группой крови не нашлось. И когда стала потихоньку уходить своя боль, Артем все чаще стал ощущать боль потери всех, кто погиб из их группы, но особенно он страдал от потери друга Ильи. Из десяти ушедших на рекогносцировку продолжал жить только он один, Артем Шмелев, которому Бог приготовил еще немало испытаний в судьбе за ту, видимо, удачу остаться тогда в живых, за счастье продолжать жить.

Последнее время у него все чаще возникали в голове мысли, а так ли он проживает эту жизнь? Кому нужна такая война, которую почему-то войной назвать не хотят? Почему кто-то тут в грязи ковыряется и ест, что попало, выполняет команды и приказы, зная об их абсолютной порой никчемности и бестолковости, а там, в Москве, «жируют» спокойно, и всё у них мирно, по-другому. Там нет войны! Понятно и непонятно, кому нужна эта война? Для него это бесконечная дорога, на которой, один к одному, лежат убитые солдаты, контрактники, офицеры, и давит их тяжелый асфальтовый каток, а впереди него идут два мужика во фраках и с грабельками, собирают стодолларовые купюры, ворочая «двухсотых» (мёртвых). И не дай-то Бог, что-то да останется для тех, кто с трупами будет возиться позже.

Артем затянулся сигаретой. Как дым, хотел прогнать назойливые мысли, но снова погружался в это бесконечное почему.

Конечно, он знал о том, что эту бойню устроили с «легкой» руки президента Ельцина и Министра обороны Грачева, что войск на театре военных действий недостаточно. Надо, как он как-то недавно считал, добавить еще не менее трех мотострелковых дивизий, чтобы перекрыть беспрепятственное брожение боевиков из одного населенного пункта в другой. Тех пятьдесят тысяч разбросанных по всей Чечне войск явно не хватало для доведения этого страшного месива жизни и смерти до какого-то логического конца.

– Да, я офицер, и это моя профессия – воевать. Не смогут солдаты одни, без командиров, победить. Восемнадцатилетние пацаны не должны быть брошены в пекло без отцов – офицеров. Хотя бросили нас тут всех конкретно. Техника по многим параметрам устарела, и одежда желает быть удобней и теплей, не говоря уже о питании. Вертушки по два срока без регламентных работ. А где новые хваленые вертолеты «Акула», где новые БТРы и танки, где новая оптика, где точечные удары ракетами по базам боевиков, явно выявленных в горах? Куча где, а толку ноль. Опять на энтузиазме, на чести, на боевом братстве, порядочности, ну все, как в сорок первом году. Только там умирали за Родину, а тут за что? Приказ! Для офицера это важно. Деваться некуда, такая профессия. Эх, дожить бы до замены. Вернуться домой, уволиться и на гражданку, как это сделал его однокашник и земляк, друг, полковник запаса Виктор Зеленин. Живет себе в деревне под Владимиром и ни во что не дует. Было бы за что держаться Артему в службе. Оклад всего-то двести пятьдесят долларов, квартиры нет, жена в другом городе проживает, постоянные командировки и сплошные разлуки. Хорошо помог, совсем недавно, генерал Васильев Владимир Абдуалиевич с милицейской общагой. Хоть и кухня на две семьи, но появился свой отдельный угол. Снова, как в лейтенантские годы, проблема с жильем. Придешь в магазин и смотришь на ценники, что бы подешевле взять, да денег, чтобы хватило рассчитаться у кассы. Одна гордость, что смог в этой жизни научиться с трудностями бороться, смог доказать сам себе, что не струсил в бою, не предавал друзей, не тащил у солдат, не прятался за их спины. Да родители при жизни тобой гордились. Сын то у них не хухры-мухры, а офицер, полковник! То комбат, то комполка, то начальник штаба дивизии, боевой офицер, награжден орденами и медалями. И, конечно, гордились им родители и любимые, конечно же, только сочувствуя, они и могли представить себе, каким трудом давались звания и награды на нелегкой армейской службе их Артему.

* * *

Палата была маленькая, но в ней было тепло, да сосед тихий и нормальный попался. Медсестра Оля уколы делала быстро и совсем не больно. Завтра, как сказал доктор, полковника Шмелева отправят в Главный клинический госпиталь Внутренних Войск МВД России, в Реутов. Офицерская палата на втором этаже имела три металлические солдатские кровати, выкрашенные в серо-стальной цвет, заправленные темно-синими одеялами, три тумбочки для личных вещей больных, на которых лежали большие фарфоровые белые тарелки, в них по два граненых стакана. У окна стоял небольшой столик, где в такой же тарелке размещался двухлитровый графин. Платяного шкафа не было, а вместо него висела солидная из дюралюминия вешалка с шестью крючками для одежды и платформы для головных уборов. Под вешалкой стояли почему-то всего две табуретки.

Сосед по палате был ранен в правую ногу, а точнее сказать, имел обширный разрыв мышцы бедра. Майора из Московского ОМОНа звали Артур, это был небольшого роста офицер, крепкого телосложения, и на вид ему было не более тридцати пяти лет. Пока он еще не успел ничего о себе рассказать и после чистки и штопки раны спал как убитый, а потом все больше задавал вопросы Артему. Чувствовалась в майоре логическая связка построения предложений в вопросах и ответах, в этом Шмелев не ошибся, майор имел юридическое образование и несколько лет работал следователем при прокуратуре Юго-восточного округа Москвы до перехода в отряд особого назначения. Что вынудило следователя уйти в боевое подразделение? Он не говорил. Артем Викторович Шмелев был старше своего соседа лет на десять, однако на первый взгляд они не сильно отличались по возрасту. Артему вставать без помощи сестры было категорически запрещено, и к ним обещали вместо убывшего подполковника из Софринской бригады поселить ходячего, чтобы мог как-то оказывать помощь в просьбах неходячих. Артем молчал, закрыв свои серо-голубые глаза, при этом нахмуря черные брови, в которых, как и в его усах, уже стали появляться седые волосы. Его заостренный с горбинкой нос не сильно выделялся на лице, он плавно смыкался с усами. Усы соединялись с интеллигентной черной бородой, и все это в комплексе, кроме русых волос, напоминало все-таки лицо человека кавказской национальности. Без бороды Артем бывало, по молодости, был похож на поэта Лермонтова, так его называла соседка в «монгольском» гарнизоне Чойера Галина Андреевна Гончар.

Артем лежал и представлял, как в госпитале к нему приедет жена, дочки и, конечно, внучка Ира. Комок волнения подступил к горлу и заставил погрузиться в те уже далекие семидесятые годы, в ту лирику и точку отчета его любви, а именно в первую встречу с человеком, которого полюбил, можно сказать, с первого взгляда, и на всю жизнь.

Людмила.

Учеба на втором курсе в Омском танкотехническом училище подходила к концу. В одно из воскресений июля 1970 года Артем приехал вместе с курсантами училища к дому культуры «Красная Гвардия» подшефного танкового завода имени Октябрьской революции, где их ждали два автобуса от завода для агитбригады. Выезд планировался в один из районов омской области с концертной программой для сельских жителей. Танцевальная группа была не маленькая, около двадцати человек, курсантов было восемь. Дело в том, что этот танцевальный коллектив плясал и для дома культуры, и для училища. Так по совместной договоренности начальника политического отдела училища и руководства завода была создана танцевальная группа. Девочки городские, а мальчики от военного училища. Все курсанты, несмотря на то, что в неделю они два-три раза оставались без самоподготовки, без ужина, учились все-таки хорошо. Такие условия диктовали и их командиры. – «Нам ваши пляски по барабану, пляшите и не забывайте, что вы такие же, как и все остальные курсанты, только спрос с вас двойной, хорошо учиться будете, то и плясать будете». Плясали парни красиво и с удовольствием, предварительно пройдяза три репетиции отбор, где из двадцати двух подобранных курсантов в ротах первого и второго курса балетмейстер оставила восемь человек. В репертуаре у коллектива было 12 танцев. Балетмейстер Людмила Кольцова была профессионалом своего дела и до того, как вести этот танцевальный коллектив, плясала солисткой в Ленинградском мюзик-холле и Омском русском народном хоре. Людмила гоняла всех до седьмого пота и, кроме того, смогла создать хорошую дружескую обстановку между девушками и парнями. Для курсантов это была отдушина от казарменной жизни, а самое приятное – научиться по-настоящему танцевать и общаться с девчонками. За год в коллективе появилось четверо влюбленных пар, три из них так и пошли потом вместе по нелегкой офицерской жизни.

У Артема будущая невеста жила на Сахалине, где училась на стоматолога, и тоже на втором курсе, только медицинского училища. По выпуску они и их родители планировали сыграть свадьбу.

Погода была хорошая, не душная, хоть и ярко светило солнце. Артем услышал сигнал автобуса и рванулся от киоска, в котором он хотел купить мороженое. Этот рывок и заход не в свой автобус переменил все его планы на будущее с той, что писала ему хорошие душевные письма, верно ждала его в отпуск и надеялась на взаимную любовь.

– Какой курсантик молодец! С нами решил прокатиться? – улыбаясь, сказала одна из женщин, сидящая в автобусе у двери.

Артем недоуменно оглядывал пассажиров автобуса:

– Опаньки, прошу прощенья, не туда влетел, – сказал Артем, пытаясь развернуться на ступеньках у двери.

– А что с нами-то ехать не к лицу или мы не так красивы? – поддержала свою соседку симпатичная дама лет тридцати пяти.

– Да, я, я…, – попытался что-то возразить Артем

– А ты не стесняйся, курсант, мы тебя в обиду не дадим, а девчата у нас не хуже ваших балерин.

В этот момент глаза Артема встретились с глазами молоденькой девушки, сидящей на втором сидении справа по ходу автобуса. Это были удивительные и необъяснимо добрые и притягательные глаза, а лицо было такое милое и красивое, что он не смог скрыть своего восхищения, и ему показалось, что она улыбнулась ему.

Водитель завел двигатель автобуса. Женщины, что постарше, дружно засмеялись. За спиной у Артема захлопнулись дверцы.

– Вот ты и попался, – сказала симпатичная веселая дама.

– А что мне бояться, с вами и поедем, – отчеканил вдруг Артем.

– Нас послушаешь, себя покажешь, а то глядишь, кому-нибудь и приглянешься. Свадебку сыграем да водочки попьем. Проходи, располагайся.

Все снова засмеялись. Артем, не раздумывая, прошел и сел на свободное сидение сзади той девушки, которая ему так сразу запала в душу. Только зачем он это делает, ведь его ждут в том автобусе, а здесь он никого не знает. Он почувствовал всю нелепость своего поведения. Разум его говорил:

– Быстро встал и вышел.

Внутренний же голос подсказывал:

– Сиди!

Кто-то забарабанил в двери в тот момент, когда водитель уже включил первую передачу. Открылись створки, и появилась голова сержанта Горелова.

– Ну, ты даешь «копоти», Артем, мы его ищем, а он тут пристроился. Давай вылезай, поехали к нам! – кричал Николай.

– Я поеду здесь, – сам не поняв, что «ляпнул», ответил Артем.

– Хватит там разбираться, – заворчал водитель.

Сержант еле-еле успел убрать голову обратно. Автобус тронулся и быстро стал набирать скорость. Горелов в окно автобуса показал кулак Артему и побежал к своим, во второй автобус.

Автобус уверенно катил по омским улицам. Артем смотрел в окно и скучал, проклиная себя за то, что так все вышло.

Один из сидевших в салоне мужчин достал баян и заиграл такую душевную мелодию, что сразу захотелось услышать песню. И она полилась:

 
– А деревень так много на России,
Стоящих возле пыльных большаков.
Красивые девчата городские,
Не отбивайте наших женихов.
 

О, как пели эти заводские девчонки! Как они пели! Артем думал только о том, как бы ему заговорить с той, что сидит впереди него. Поймав себя на этой мысли, он пошел в атаку.

– Девушка, вы на концерте будете петь эту песню?

– Будем, – сказала она

– А как вас зовут?

– А какое тебе дело до нас? Если скучно, так шел бы себе к своим девочкам-танцоркам, – сказала белокурая, тоже симпатичная девушка, сидящая рядом с объектом его внимания.

– А вот Вас-то, девушка, я знаю, как звать. Наташа! Правильно?

– Правильно. Только не надо подслушивать.

– А я и не подслушивал, просто вы похожи на Наташу, вот и все. Артем лукавил, он слышал, как ее называла подружка еще до того, как они запели.

Наташа ничего не ответила. Она что-то начала шептать подружке на ухо.

– Да, дела! – подумал Артем – ехал бы себе со своими девчонками, и никто бы не грубил. Он явно начинал злиться на эту блондинку.

– Девушки, а девушки? Это что же мы такие строгие? Сами меня оставили и сами недовольны. Как все-таки зовут вашу подружку, а, Наташа?

Наташа оглянулась, и зло проговорила:

– Да пошел ты…

– О, как я начинаю понимать, ваша подружка своего слова не имеет, начиная раздражаться открытым пренебрежением к нему блондинки сказал Артем.

Наташа снова повернулась. Ее огромные карие глаза искрились и метали молнии, так не шедшие к ее чертовски красивому кукольному личику. От злости ее носик, казалось, еще больше заострился, губки надулись. Артему стало смешно, и он открыто улыбался.

– Люда ее зовут. Только отстань, – сказала она и отвернулась.

– Спасибо! Люда! А можно вас побеспокоить еще одним вопросом?

Артем себя не узнавал. Обычно более сдержанный с девушками, он сегодня шел, как танк, напролом, при этом удивляясь самому себе. Какой же он сегодня смелый! С чего бы это?

Далее произошло совсем непредвиденное. Артем не слышал, что сказала Люда Наташе, но Наташа недовольно фыркнула, поднялась и демонстративно пересела на другое место.

Артем как будто этого и ждал, и он сразу занял ее место. А когда повернул лицо к Людмиле, то увидел в ее глазах нескрываемое удивление.

– Вы всегда так знакомитесь с девушками? – сказала она

– Нет. Так первый раз в жизни.

– На этот раз вам не повезло?

– Люда, извините меня, но я остался в автобусе, как я сейчас это понял, только из-за того, чтобы увидеть еще раз ваши глаза. Они такие добрые, не то, что у вашей подружки. Да, кстати, меня зовут Артем.

– Приятно. Однако зря так о Наташе. Она из-за вас ушла.

– А я думаю, она правильно сделала. Скажите, что вы читаете?

– Это Гончаров, «Обыкновенная история». Очень интересная книга.

Люда изучающе посмотрела на Артема и подумала: «А он вроде ничего, этот курсант, не страшен, как сказала о нем подруга. И почему я должна кого-то слушать, кого мне выбирать, с кем говорить? Все равно еще ехать долго». Подумав, она стала рассказывать сюжет прочитанного, стараясь придать значимость повести в жизни.

Так начиналась новая повесть. Повесть о том, как бесповоротно влюбился молодой человек из далекого Сахалина в семнадцатилетнюю омскую девушку.

Артем слушал, а сердце его колотилось в бешеном ритме. Невероятные чувства рождались в нем от каждого слова этой красивой девушки, с каждым ее движением. Было удивительно хорошо просто сидеть и слушать. Артем же рассказал о том, какой у них замечательный замполит батальона, майор Крупский, и как здорово он проводит политинформации и лекции.

– У него на лекциях никогда никто не спит. Крупский мастерски приводит примеры из жизни. Однажды рассказал он всем нам вкратце два фильма, что посмотрел за выходные в клубах и кинотеатрах Омска, а именно «Офицеры» и «Неподсуден». Прихожу я в увольнение, – рассказывал Артем, – в кинотеатр «Октябрь», а там почти все увольняемые роты в зрительном зале. Посмотрели мы фильм «Офицеры» – понравился. Не обманул Крупский. Рванули в другой клуб на фильм «Неподсуден», и этот фильм был очень хороший. Вот это мастер слова! Мы всегда ему верим.

Артем замолчал, глянул на Люду, которая внимательно его слушала, и, воодушевленный, начал рассказывать эпизоды, увиденные в этих фильмах. Минут через двадцать, поняв, что полностью увлекся, спросил:

– Люда, а расскажите что-нибудь о себе.

– А что мне рассказывать?

– Где вы учитесь?

– Я не учусь, я работаю на танковом заводе.

Потом она говорила, что живут они вдвоем с мамой у ленинского рынка, и отца она не помнит.

Артем не слушал, а глотал каждое слово. Голос ее был нежный и приятный. Он готов был слушать ее бесконечно, лишь бы быть рядом. Но время шло быстро, и они въезжали уже в поселок – районный центр, где их ждали труженики села в клубе.

На время концерта у Артема будто выросли крылья, плясал он в этот раз лучше всех, с улыбкой, лихо и задорно. А когда он слушал, как пели заводские девчата, конечно, те песни, где пела Людмила, он просто утопал в какой-то необъяснимой блажи. И, конечно, самой красивой была та, что ехала с ним в автобусе.

Обратно Артем ехал в автобусе со своей танцевальной группой, где над ним подшучивали ребята. Напарница по двум танцам явно его приревновала. Вера была хорошая девушка и плясала она легко, пластично. Она давно готова была начать дружбу с Артемом, но все у них как-то не клеилось. Зная, что Артема дома ждет девушка, она комплексовала, ставя себя на ее место. Артем Веру уважал, заступался за нее, ограждал от ухаживаний других, но не провожал ее домой, поцеловал-то всего один раз в щечку на ее день рождения и все.

Сначала было даже интересно оправдываться шутками да прибаутками, а потом Артем загрустил, так ему сильно хотелось туда, где заводские девчата, юморные тетки, где есть его новая знакомая, не похожая ни на кого во всем, наверно, мире.

И будто бы услышав его желание, автобус остановился, не проехав и получаса, у озера. Все высыпали дружно из автобусов, прихватив с собой приготовленные винно-водочные и продуктовые припасы. Расстилали скатерти на траве, выставляли бутылки, консервы, помидоры, огурцы, резали сало, колбасу и громко, воодушевлено говорили. Курсанты от домашней пищи просто «балдели». Выпили за успешный концерт, Артем для храбрости целый стакан «долбанул» портвейна № 77 и тихонько отошел от стола, удаляясь к шумной компании заводских, которые дружно рванули к озеру купаться.

Она была одна и снова читала свою книжку. Разговор, к сожалению, не получался, и выручили, сняв натянутую обстановку, вернувшиеся после купания женщины. Женщины обрадовались появлению Артема, хваля его за танцы, налили полстакана водки ему и, себя не забыв, дружно выпили за любовь.

Поблагодарив за угощенье, Артем уверенным шагом подошел к своим и объявил о решении ехать в Омск с заводскими. Уходя к автобусу, его абсолютно не интересовало и не волновало чьё-либо мнение о его поведении, что якобы он предательски бросил их коллектив и ушел к заводским.

Артем и Люда возвращались в Омск на том же автобусе, на тех же местах. Вначале что-то говорили, а потом она, слушая его, вдруг тихонько прислонила свою голову к его плечу и задремала. О, как он был этому рад! К тому времени пение и музыка в салоне закончились, и уставший народ спал.

Артем боялся пошевелиться. Так они и въехали в Омск. Хмель прошел, чувства к этой девушки, которая только что нежно посапывала у его плеча, были неописуемы. Такого он еще никогда не испытывал. «Я влюбился, но как это все объяснить, как об этом сказать? Хочется кричать: «Девушка, вы мне нравитесь! Я Вас люблю!» Но как это люблю? Знакомы-то всего ничего. И вообще у него есть девушка, которая говорила ему, что любит, она пишет регулярно письма, встречается, хоть и изредка, с его родителями. Одним словом, его ждут дома на Сахалине». Это вдруг всплыло у него в затуманенной любовью голове. Размечтался в мыслях своих Артем о взаимности и близости к Людмиле, забыв о том, что девушке всего-то семнадцать лет, и он настоял-таки проводить ее домой, ну хотя бы один квартал. К его же внутреннему только удивлению, Людмила согласилась. Это для него тогда была сильная победа.

Наталья шла с одной из женщин концертной труппы. Когда Артем попросил у Люды дать ему номер телефона, то ему отказа не было. И это была «великая победа»! Как только он закончил писать номер телефона и поблагодарил Людмилу за знакомство и проведенное время, то услышал недовольный голос Натальи:

– Люд, прекрати парню мозги пудрить и догоняй, я пошла домой.

– Сейчас догоню, – ответила Людмила.

Артем, не сознавая, что делает, резко обнял Людмилу и поцеловал ее в губы.

– Ну, ты даешь! – сказала она и отстранилась. – Мы так не договаривались. Быстро, шустро, как танк. Прощайте, я пошла.

Она резко повернулась и быстро зашагала догонять Наталью.

Артем стоял довольный и улыбался. Он был счастлив!

– Я позвоню, я обязательно позвоню, – кричал он ей вслед.

Впереди ждала казарма, курсантские будни и, видимо, тоска по этим глазам, по этой загадочной улыбке. Вот оно это настоящее! Вот те чувства, которые разрывают душу на части. А внутренний голос шептал: «А как же та, что ждет? Куда ты прёшь, танкист? Может, это пройдет? Нет, тут что-то не то. Почему, не осознавая, что творит он, поцеловал девушку? Почему его тянет смотреть и смотреть на нее? Почему в его душе все бурлит и кипит, он готов на все, лишь бы снова увидеть ее глаза, ее улыбку и услышать такой нежный и приятный голос? Такого чувства у него с той девушкой, которая его ждет дома на далеком острове, не было. Нет, он не ругал себя, вся его сущность не считала себя виноватым. У него не было близости интимной с Натальей с Сахалина, и если раньше его это огорчало, когда они расстались, то сегодня он был этому безумно рад. Вот рад, и все тут! Его воспитание не оставило бы шансов на другую любовь, на измену, если бы он смог тогда уговорить Наталью на интимную близость, когда баба Феня постелила им вместе на полу в комнате дома Коноваловых, когда они вместе приехали погостить в Хоэ во время летнего первого курсантского отпуска Артема. А может быть, он и не настоял, потому, что был не уверен в полноте своих чувств. Как знать?!

Он был окрылен, готовый на любой «захват», на любую близость и сердцем, и телом, и душой. Артем чувствовал, что еще встретится с Людмилой, а иначе б она не дала ему свой номер телефона.

Моздок.

Военный аэродром.

Борт «Ил-76» готовился к взлету. Сновали туда-сюда машины, солдаты выгружали раненых и сопровождали их или заносили на носилках в открытое сзади у самолета «хайло». Посадкой руководил полковник с черной добротной бородой, похожий на душмана. Артем лежал на своих носилках и наблюдал, как из двух подошедших «Уралов» сгружали ящики с «двухсотыми», которых надлежало передать родственникам в Ростове-на-Дону.

– Как же неуютны в сознании человеческом все-таки были эти слова – «двухсотый», «трехсотый», погибший и раненый. Это чьи-то сыновья, братья, мужья, отцы, а может, как и он, «трехсотый», чей-то дедушка.

Артему доводилось, один раз сопровождать погибшего офицера спецназа и дважды передавать погибших бойцов родителям. Что испытываешь при всем при этом, передать на словах не возможно. Тут и чувство вины, и обида, и горечь утраты, и злость на все то, что есть на этом свете. Костеришь, материшь в душе правительство и командование, проклинаешь «духов», долбанную устаревшую технику, а особенно эту затяжную бойню, эти «хреновы» зачистки и всю эту непонятную для боевого офицера войну. Патриотизм слетает, как шелуха с боевого гонора и бравады, и тут-то задумываешься и о себе, и как, и зачем ты на этой непонятной войне. Он снова вспомнил Илью.

Это было в конце мая 1987 года. Артем по замене прибыл в СГВ (северная группа Советских войск в Польше) в танковый полк мотострелковой дивизии, расположенной тогда в Борне-Сулиново. Командиром разведывательной роты этого полка был капитан Касьян. До того Илья больше двух лет отвоевал в Афгане, имел боевые ордена и медали и так пришелся по душе новому командиру полка, что их совместные труды вывели через полгода разведывательную роту в лучшую роту СГВ. Вечная память Илюше! Какой был человечище!

Воспоминания прервали солдаты, взявшие носилки с Артемом, и понесли их в салон грузового самолета. Он смотрел на молодых, но уже крепких солдат из медсанбата и подумал: «В тылу выжить шансов гораздо больше и вернуться не в цинковом гробу, а почти героем домой тоже больше. Но и эта работа не простая». Пацаны явно не робели, пожалуй, уже привыкли к таким загрузкам. В Моздоке не стреляют, это перевалочная база. Аэродром постоянно гудит, как растревоженный улей. А может, вот эти пацаны, как многие другие, тоже рвались на войну в Чечню.

Таких Артему приходилось встречать гораздо больше, чем тех, кто никуда не рвался. Так ведь можно выделиться среди своих сверстников, доказать себе, что ты не трус и, конечно, надеяться на свое возвращение живым. «Кого-то зацепит, но только не меня», – размышлял дальше Артем. Нет, конечно, они молодцы, эти пацаны, и в этом Артем не раз убеждался. Орешь ему: «Брось, ложись, ползком!» Он же тащит своего, уже мертвого, брата – солдата под огнем «духов», а, вытащив, сам падает с пробитой головой, получив смертельное ранение еще до того, как пуля сразила его товарища. Нет, пацаны молодцы! Стояли такие под Северным Бамутом, стояли тогда насмерть окруженные в засаде наши разведчики, до последнего вздоха бились, до последнего патрона. Хлыщет кровь фонтаном, а он тащит взводного. Перед последним своим движением, перед последним вдохом еще и улыбается от радости, что помог, вытащил. Ну, сколько ж таких героев полегло на земле Афганской и на земле Чеченской? Кто скажет?