Текст книги "Судьбы, как есть"

Через месяц Марина похорошела и стала, как была прежде. Она купила тренажеры для пресса, для бега и интенсивно занималась физкультурой. В доме воцарились тишина и покой. А еще через месяц Марина просто расцвела. Цветков на работе теперь старался не задерживаться. Это были просто счастливые дни, и он сам старался вообще не употреблять алкоголь. Марина стала чаще ходить в салон красоты. Она была сногсшибательно красива, и у Цветкова, как только они встречались, возникало, не смотря на свои сорок шесть лет, безудержное желание ее целовать и любить. Но этому счастью не суждено было продолжаться долго.

Цветков хорошо помнил этот день, это был день их свадьбы. Правда, вечером, накануне, они с Мариной забыли совсем об этой дате. После утреннего совещания у Владимира разболелась голова, почувствовал слабость, да странно жгло в груди. Начальник управления, зайдя в кабинет к Цветкову, увидел у него на столе таблетки, сразу поинтересовался о его здоровье. Цветков только отшутился.

А чуть позже по телефону Воронов сказал:

– Владимир Иванович! Езжайте-ка вы домой, отлежитесь, а завтра прошу подъехать к 7.30. Мне нужен ваш совет по кадровым расстановкам и еще ряд вопросов не по телефону.

Генерал Цветков вызвал машину и поехал домой. Недалеко от дома, он сказал водителю остановиться и попросил его сходить в магазин «Копейка», где на первом этаже сразу у входа продают цветы, купить хороший букет. «Хорошо, что я успел вспомнить про день свадьбы, думал он, ожидая возвращения водителя. Он сидел в машине и пытался представить, как обрадуется Марина его появлению, и вдруг Цветков увидел, как по ступенькам салона красоты спускается его ненаглядная Марина. Она была ослепительно красива с новой прической, на высокой шпильке, в платье, которое она купила себе совсем недавно. Когда она его примеряла, то спрашивала:

– Вов! Ну, скажи, как оно мне?

– Обол… денно! Ты прекрасна! – отвечал он ей.

Платье очень украшало Марину, а когда она стала снимать его при Владимире, то он не удержался и предложил «обмыть» это дело любовью, и они отметили эту покупку пылко на кровати, и очень даже были счастливы. И что было так не жить?

– Вот она снова в этом платье, – подумал он и стал заворожено любоваться ею, привкушая скорую встречу. Но что это? Из припаркованной в пяти метрах от крыльца БМВ, цвета серый металлик, вышел молодой высокий мужчина лет тридцати пяти, с черной шевелюрой волос на голове, крепкого спортивного телосложения, он был выше Марины еще на голову, в темно коричневом костюме и бежевого цвета рубашке. Мужчина, обойдя свой автомобиль спереди, энергично подошел к Марине и, взяв ее за руку, повел к БМВ. Усадив на переднее сидение пассажира Марину и, прикрыв дверцу машины, он почти бегом вернулся на свое водительское место.

Генерал был просто шокирован и некоторое время пребывал в полном замешательстве, но потом машинально перелез на сидение водителя, пытаясь завести двигатель и начать преследование. Но, увы, ключ зажигания его водитель по привычке забрал с собой. Странно, но ухажер Марины ему показался очень знакомым человеком. Заднее стекло БМВ было не затонировано, через которое Цветков и увидел, как они поцеловались, а через пару секунд БМВ, моргнув левым поворотом, исчезла между домами, за домом Владимира. Через две минуты появился водитель с букетом больших красивых роз. Открыв свою дверцу у машины, удивился и спросил генерала:

– Владимир Иванович! Вы за меня поедете?

– Нет, Серега. Я просто посидел на твоем месте.

– Ладно, тогда идите на свое место, не положено мне руль передавать никому другому.

Владимир, подавленный увиденным у парикмахерской, вошел в квартиру и увидел образцовый везде порядок, на плите приготовленный уже ужин. Видимо, все было заранее продумано, а значит, скоро ее не жди. Бешеная ревность охватила боевого генерала.

– Убью обоих! – все, что мог в гневе сказать он.

Владимир запомнил номер машины. Он стал собираться. Переоделся в джинсовый костюм, надел кроссовки, достал из сейфа наградной пистолет, загнал в гнездо рукоятки заряженный патронами магазин и, засунув его сзади за пояс, пошел в гараж выгонять «Форд».

Цветков колесил по дворам, всматривался во все номера серебряного цвета БМВ и наконец-то среди двух больших семнадцатиэтажных домов, на большой площадке обнаружил искомый объект. Наступило время томительного и волнующего ожидания. Прошел час, и никто не появился. Много всего пронеслось за это время в голове у Владимира. Главное, что прошла немного агрессия.

Он решил поставить машину у своего дома и вернуться в квартиру. Не устраивать же разборки у подъезда дома любовника, он-то, причем здесь?

В прихожей на телефоне горел маячок, значит, есть сообщение. У генерала много чего было электронного в квартире. У него в дивизии был хороший особист, и когда Владимир отделывал квартиру, то тот помог ему установить по старой дружбе некоторые интересные штучки. Владимир нажал на кнопку сообщения и услышал голос Марины:

– Дорогой! Я сегодня подойду попозже, ужинай сам, котлеты на плите, не беспокойся. Целую тебя, Марина.

Определитель номеров, номера, откуда был звонок, не зафиксировал, по-видимому, Марина звонила из автомата.

Зазвонил телефон, прерывая воспоминания о Марине. Это позвонил его зам и уточнял отправку в командировку офицера. Цветков посмотрел на часы, до выхода оставалось два часа. До начала операции меньше двух суток. Он достал из шкафа чистое полотенце и пошел принимать душ.

Глава 12

Виктор Зеленин. Электричка.

Прошло два дня, как Виктор вернулся из Чечни. Он отоспался и с нетерпением ждал вестей от Цветкова. Вторая ночь у него прошла плохо, без сна. С вечера он хорошо протопил печь. К полуночи ударил мороз под минус двадцать. Ему не спалось, до двух часов он смотрел кино по телевизору, потом новости о боестолкновении в Чечне, где погибло четверо наших ребят из ОМОНа.

– Зря я послушал генерала, – рассуждал Зеленин, – матери ищут своих сыновей до победы, а он влип сразу в заварушку, пока так и не поняв толком ее цели и не сделав больше никаких попыток, улетел. Матерей в Ханкале он видел, их, говорят, даже на довольствие заместитель по работе с личным составом поставил, а командующий разрешил выдать им пропуска, чтобы могли на территорию КП проходить. А я, как заяц рванул из Чечни. Цветкова, видите ли, послушал. Надо было все-таки остаться в Моздоке, все поближе к делам. Да, кто имел бы права меня тронуть? Это что заграница? Я, долбанный ублюдок! – ругал себя, как только мог, Зеленин. – А что, если Егор в подвале каком-нибудь сидит или в яме (зиндане). «Духи» все, что хочешь, могут придумать. Но уж точно не будут они с пленными, тем более с десантом, сюсюкаться. А если казнить такую категорию, то будут бить поизощреннее, живого места не оставят.

Зеленин от досады заскрежетал зубами, сжал кулаки и сел у стола, обхватив свою голову руками, стал раскачиваться, как маятник, вправо и влево. Вдруг он резко встал, подошел к холодильнику и достал из него початую бутылку водки. Налил стакан и выпил залпом, не морщась, а поставив стакан, сказал:

– Завтра сборы! Все решено, еду в Москву, а там поездом на Моздок.

Он стал более тщательно собираться, чем в прошлый раз, и к вечеру был готов выехать.

Понимая, что один он ничего не решит, он упорно верил в то, что Егор жив. И пусть говорят, что одна беда не ходит, – Зеленин надеялся на хороший исход. У него повышенная интуиция. Когда они с Аннушкой перед санаторием проходили диспансеризацию и когда Анна, после посещения гинеколога сказала, не скрывая радости, что по-женски у неё все хорошо, то Виктора почему-то это насторожило. Надо бы порадоваться за жену, у которой были порой проблемы в виде полипов или еще чего-нибудь, а он как-то не поверил, что ли. И на тебе, рак.

Утром Зеленин пошел к Кузьмичу просить подбросить его до платформы и сразу решил позвонить от него в Москву. Людмилы, видимо, в Москве не было, а может быть, куда – то и ушла. Телефоны П, веткова и на службе, и дома молчали.

– Степаныч! Отведай-ка у нас чайку и блинчиков с медом, а то в этих переживаниях не до завтрака тебе, – сказала супруга Кузьмича и начала накрывать на стол завтрак.

Зеленин согласно кивнул и молча сел за стол.

Не прошло и пяти минут, как зазвонил телефон. Кузьмич снял трубку.

– Алло! Вы кто? Генерал П, ветков? Да, он здесь. Даю, – Кузьмич протянул трубку Зеленину.

– Ну, здравствуй, Виктор! – пробасил в трубке генерал.

– Здравствуй, Володя! Что есть по Егору?

– По Егору, брат, все нормально! Егор в Моздоке. Недавно доставили. Обоих доставили.

– Как он там? – задыхаясь от волнения, спрашивал Зеленин.

– Витя, они с лейтенантом молодцы! Выдержали, не сломались. Но их надо немного подержать в медсанбате.

– Что-то серьезное?

– Нет, истощали малость.

– А когда в Москву планируешь?

– Послезавтра в двенадцать планируется вылет. Я буду встречать Егора на Чкаловском из Москвы. И ты, дружище, не волнуйся, я ведь обещал, что найдем? Нашли! Всё, Витя, прошло нормально. Подробности потом.

– Владимир Иванович! Спасибо тебе огромное за такое сообщение и твою работу. Как я рад! Я счастлив, Володя, и я бы хотел, но… – Цветков его перебил:

– Я понял! Ты хочешь приехать?

– Хочу.

– Тогда приезжай электричкой к одиннадцати на Курский, я тебя встречу. Все, Витя. Я больше не могу говорить, надо идти.

– Спасибо тебе, друг! Привет Егору от меня.

– Хорошо. До встречи!

Зеленин положил трубку и на какое-то время, не замечая Кузьмича и его супругу, смотрел, не моргая, на телефон, пребывая в сладостном, наверно, оцепенении. Это была неописуемая радость отца, который какими-то все-таки мыслями потерял сына, а теперь нашел его живым.

К вечеру Зеленин, крепко поддатый и уже успевший порядком угостить своих соседей спиртным, добрался от Кузьмича в хату и, не раздеваясь, уснул на диване. Обнаружив себя рано утром в холодной комнате, «слетал» в сарай, набрал в охапку дров, растопил печь и поставил чайник с водой, на плиту. Греясь у открытой дверцы печи, поймал себя на мысли: «Егора надо привезти сначала во Владимир. Пусть восстановит силы. Город – это не деревня, в городе есть все, есть старые связи, дочь, а главное – там его любовь Татьяна Цветкова. Здесь за хатой Кузьмич присмотрит. Позже он вытащит обязательно Егора на охоту, посмотрим, как десантники стреляют».

К полудню Зеленин выехал во Владимир.

Многое в городской квартире напоминало об Анне, несмотря на то, что Светлана кое-что переставила на кухне и в прихожей, но в целом осталось все так, как было при ушедшей хозяйке, этого уютного когда-то гнезда. И, конечно, если бы не радость с вернувшимся Егором, то Виктор, пока еще не смирившийся со смертью его Анны, опять заскучал бы и долго, естественно, не задержался, а уехал в деревню.

Вечером к ним в квартиру влетела, а не вошла раскрасневшаяся от мороза Татьяна. Уже знавшая, что Егор освобожден и скоро вернется домой, ну хоть на побывку, бросилась на шею Зеленину и крепко его обняла.

– Боже мой! Виктор Степанович! Егор жив! Жив! Я поеду с вами его встречать.

– Нет, Танечка, не надо вам ехать со Светланой, вы лучше здесь нас встретите. Егор будет лететь самолетом из Моздока, могут быть задержки по погоде.

– Дядя Витя, я вчера из Омска прилетела от бабушки. Папу в Москве не видела. Он на Кавказе. Как же мне хочется с ним повидаться! А вы его видели?

– Да, Таня, я его видел. Он такой же красивый, но грустный, хотя оптимист он у тебя, Танюша, он сильный, весь в работе. Это ему надо в первую очередь спасибо за Егора сказать. Обещал и сделал.

– Правда? Какой же он тогда молодец!

– Да, Таня! Это твой отец смог правильно все организовать и вытащить парней, правда, какой ценой, мы пока не знаем.

Татьяна нет-нет, да и напоминала ему Марину. Такая же красивая, стройная, высокая, но вот по характеру пошла в отца. А это делало ее такой привлекательной в общении и всегда желанной в кругу любой компании. Да, тяжело будет с такой красавицей Егору отбиваться от ухажеров.

– И все-таки я настаиваю поехать с вами, Виктор Степанович, – сказала Татьяна.

Тут отца поддержала Светлана:

– Таня, пусть папа сам встретит Егора. Мы накроем с тобой шикарный стол, купим цветы, закажем такси, надо все продумать, и мне помощница нужна, а то ты с папой завтра уедешь, а я тут от нетерпения, ожидаючи вас, пропаду пропадом, как в той песне.

Они еще долго сидели и говорили после ужина. Вспоминали жизнь в Монголии, говорили о Егоре. И почему-то в этот вечер никто не вспомнил об ушедших матерях, которые совсем недавно были с ними, а просто, видимо, они не хотели омрачать такой праздник старшему Зеленину.

В 6 утра Виктор тихо вышел из квартиры, и в 7.25 электропоезд уже мчал его в Москву.

Опять в окне мелькали белоствольные березы.

Зеленину вдруг пришла нехорошая мысль в голову:

– А вдруг что-то сорвется, и встреча не состоится, – от этой мысли задавило виски, заныла правая ступня, закружилась голова. Дышать стало трудно. Похоже, как бывало за два года в Афгане» «Чую, где-то рядом «духи»». А они тут как тут, и пошло, и поехало. Но я же не в Афгане. Что я задергался?

Не знал в тот момент Зеленин, что интуиция его не подводит, и на сей раз, встречи действительно не будет.

Проехали Лакинск, Петушки, Покров. В вагоне было прохладно, народу не много. Обычно народу бывает много. Похоже, морозец, стоявший четверо суток, поурезонил пыл людей мотаться до Москвы и обратно. Не так, как раньше.

Это если взять советское время, восьмидесятые годы, то электрички больше всего использовались для поездки за колбасой, конфетами и кофе, короче, за продуктами или тряпьем. А теперь все есть. Кроме того, из Владимира каждые тридцать минут идут в Москву с ЖД вокзала коммерческие автобусы, и не хапужные цены, вполне приемлемые для простого россиянина. В такое время едут вахтовики или те, кто не любит никаких пробок и знает точно, когда приедет.

Подъезжали к Балашихе.

– Станция Никольское, – объявили по радио, и через две минуты двери закрылись, поезд помчался, набирая скорость, к Москве.

В тамбуре появились «свежие» пассажиры. Это были молодые люди – мужчины, лет по тридцать-тридцать пять. Но, как они заходили в вагон и как шли по нему, как смотрели по сторонам – от этого Зеленин почувствовал сразу некую опасность. Виктор сидел почти в центре вагона, лицом к тамбуру, он видел, куда прошли четверо парней и куда они сели. Справа против хода поезда, на третьей скамейке у окна по ходу сидела симпатичная девушка в норковом полушубке и норковом берете. Двое из вошедших парней подсели рядом к девушке, третий напротив нее, а четвертого он как-то недосмотрел, да и не было у него желания, чтобы их внимательно разглядывать. Виктор снова стал смотреть в окно. Чуть попозже он увидел, как резко встала бабуля, а с ней встал, видно, ее внучек лет десяти – одиннадцати. Они, сидевшие напротив девушки, перешли на другие места, на вторую скамейку слева, сев по ходу поезда. Как только Виктор это увидел, то понял, что добром этот сгон, бабули и пацана, не кончится. Спиной к Виктору сидели две дамы, похоже, что были они навеселе потому, что громко смеялись или без умолку говорили. Вдруг они перестали смеяться и замолчали. Зеленин увидел, как парни, севшие рядом с девушкой, начали заглядывать открыто ей в лицо, и что-то говорить, и, видимо, тот, который сидел напротив, тоже сказал такое, что она встала и попыталась перейти на другое место. Однако ее не пустили и усадили, на прежнее место.

Девушка явно волновалась, сбрасывала их руки, глаза ее лихорадочно забегали по сторонам, она искала помощи. Зеленин видел этот полный возмущения и отчаяния взгляд.

Проехали уже Реутово, Новогиреево. Девушка начала вырываться, звать на помощь. Она стояла без беретки, волосы распустились, полушубок расстегнут. Она махала руками, пытаясь освободиться от крепких рук парней и пробиться к выходу. Зеленин не удержался и подошел к молодым парням и бьющейся на свободу девушке. В нем боролось два чувства: первое – нельзя перед таким ответственным днем, встречей Егора, влезать в любую драку, так как можно залететь в милицию, второе – он ведь офицер и обязан помогать слабым и тем более людям, попавшим в беду. Ему ну никак не хотелось становиться вновь «Самураем». Он решил попробовать культурно попросить ребят отпустить девушку. – Ребята, ну что вы к девушке пристаете? Насильно мил не будешь. Пропустите ее, пожалуйста.

– Мужик, я как-то не догоняю, или ты ставишь мне пальцы в «растопырку»? Она тебе кто? – сказал тот, что сидел у края скамейки.

– Никто! Человек!

– Вот видишь, она тебе не дочь. Она тебе не жена. Вот ты постоял тут для приличия и быстро исчез навсегда с глаз, – и после последнего слова он резко встал и даже можно сказать, очень грамотно, с наклончиком вправо, с корпусом, нанес правой рукой удар в челюсть Зеленина. Но «Самурай» ушел от удара, встретив его руку своей левой и сопроводив ее вниз, перехватил уже за кисть и, протаскивая ее по кругу вверх, уже правой рукой приподнял за кисть парня так, что тот заорал на весь вагон. Зеленин, отпуская руку, толкнул «орущего» на свое место. В этот момент тот, который сидел напротив девушки, делает попытку достать Виктора правой ногой с разворотом, видимо, имея некоторые навыки удара ногой, целясь в лицо. «Самурай» даже не отошел в сторону. Он опять левой рукой, чуть пригибаясь, перехватил ногу нападавшего и легонько, подбив правой рукой вверх, отправляет его обратно, парень падает в проход между сиденьями к ногам девушки, которая вырывается сразу от того, который сидел рядом и убегает в сторону тамбура. Зеленин, улыбнувшись, посмотрел ей вслед и сказал:

– Ребята! Давайте жить дружно и без драки.

Все трое явно не ожидали такой резкой с ними расправы, были в шоке и сказать ничего не могли. А еще их отвлекал стон первого «бойца» зажавшего свою правую руку между ног и качавшегося из стороны в сторону.

Поезд начал притормаживать. В динамике прозвучало объявление:

– Станция «Серп и молот»!

Виктор, глядя на притихших мужиков, «расслабился» и тем самым сделал непоправимую ошибку. Всегда повторял об этом его тренер Чан:

– Провел прием или еще нет, но уже лови взглядом другого и всегда держи дистанцию на две руки по кругу.

А Зеленин стоял. И стоял-то он спиной к тому, который сидел у него за спиной на противоположной стороне от прохода.

Жуткая боль и расплывающееся тепло разлилось по спине и левой стороне тела, от поясницы и до плеча. Виктор повернул голову, попытался схватить нападавшего, но рука не слушалась, закружилась голова и, когда он все-таки сделал попытку шагнуть назад, в этот момент он почувствовал боль в животе. Падая, он схватился правой рукой за сидение и, медленно сползая, по его спинке, видел, как напавший на него сзади человек с окровавленным ножом помчался в тамбур. А когда его еще кто-то, он уже не видел кто, толкнул в плечо, вот тогда он стал понимать, что дал такого нелепого для тренированного человека промаха.

Зеленин потерял сознание.

Бабуля, которая недавно ушла с внуком от беды на другие места, соскочила с места, подбежала к лежащему мужчине и закричала:

– Убили ироды, ой, убили, один заступился, и убили. Люди, помогите! – голосила бабка.

Одуревшие от увиденного две подпитые женщины рванули к выходу в другой вагон.

Поезд в это время подошел к платформе станции «Серп и Молот» и остановился. Из вагона электрички вышли четверо мужчин и уверенным шагом уходили в противоположную сторону от вокзала. Чтобы не привлечь к себе внимание окружающих, а у одного из них правый рукав куртки и сама куртка спереди были замараны кровью, они шли грамотно. Замаранный кровью шел во втором ряду, ближе к забору. Когда навстречу им вышел сержант милиции, то они, как сговорившись, стали живо и весело что-то обсуждать. Милиционер прошел мимо и не заметил ничего подозрительного.

И пока стоял поезд, никто не крикнул на перроне: «Держите убийцу!» – или просто заорал: «Караул, убивают!» Ни выскочившая из соседнего вагона девушка, ни поддатые женщины, ни те, другие, кто находился в том злосчастном вагоне, ни кто, кроме бабули, не поднял тревогу, а каждый попытался ретироваться, уйти, либо в другой вагон, либо на платформу. Правильно поступил одиннадцатилетний мальчик, внук бабули, он подошел к коробочке, «Экстренной связи», нажал на кнопку и кричал:

– Дядю убили! Дядя умирает! Скорей, помогите!

Через две минуты в вагон примчались два милиционера и сразу, увидав пострадавшего, заказали «скорую помощь» на Курский вокзал через машиниста и, просмотрев пенсионное удостоверение Зеленина и его паспорт, сообщили по милицейской связи дежурному по отделению:

– Тяжело ранен, в четвертом вагоне электрички Владимир-Москва, полковник запаса Зеленин Виктор Степанович, ветеран боевых действий в Афганистане. Нападавших четверо, два ножевых, в живот и левый бок, пульс пока есть, много крови.

Один из милиционеров, вынул из полевой офицерской сумки рубаху, не понятно как там очутившуюся, и приложил ее на место, где сильно сочилась кровь. Второй приподнял голову полковника, чтобы кровь не пошла ртом, хотя она уже просачивалась через плотно закрытый рот. С каждой секундой лицо Виктора становилось бледней. Глядя на них со стороны, было видно, что лейтенант и сержант были растеряны и совсем не знали, что делать дальше, как помочь умирающему человеку. Лейтенант уже стоял в луже крови, сержант тоже вымазался, вытаскивая документы из куртки Зеленина. А рядом возле них стояли всего два свидетеля, бабуля и ее находчивый внук Арутик. Остальные все разбежались. Поезд подошел в назначенное время к платформе Курского вокзала. К четвертому вагону пришедшей электрички бежали санитары с носилками и врачи.