Текст книги "Восемь лет до весны"

Глава 4

Дом изменился. Отец нанял людей, которые обложили силикатным кирпичом не самые ровные стены из саманных блоков, поставили новый забор, облагородили двор. Они разбили там клумбы, все остальное застелили плиткой. Все это охранял грозный сторожевой пес, сидящий на цепи. Но теперь в доме уже никто не жил.

– Если хочешь, можешь здесь остаться, если нет, то давай к нам, – сказал Санька и похлопал меня по плечу.

Я благодарно глянул на брата. Я очень устал от вечного скопления людей, глупых разговоров и дурных запахов. Возможность хоть какое-то время пожить в одиночестве не могла не тронуть меня.

– Только учти, девок сюда водить нельзя, – сказал Санька и улыбнулся. – Отец убьет, если узнает.

– И правильно сделает, – заявил я, вспомнив почему-то Клаву.

Переспать с девочкой, какой она была шесть лет назад – это одно, а трахнуть в своем доме такую шлюху, какой была Дуська, это совсем другое. В одном случае чистота, в другом грязь. Ни с одной из них у меня ничего не было, но если уж выбирать, то Дуську. С ней все будет просто и ясно.

– Но лучше живи с нами, – сказал Санька. – Дом у нас большой, мама уже комнату для тебя приготовила.

Семья хорошо поднялась за последнее время. Отец вложился в рынок у вокзала, получил солидную долю в нем, открыл собственный вещевой павильон. Там у него и продавцы, и товар, в основном фальсификат.

Санька не мог рассказать мне обо всем. Главный разговор будет с отцом, совсем уже скоро.

Да, он не прогадал, дела его резко пошли в гору. Отец и с долгами разобрался, и дом новый построил на всю семью. Новоселье справили совсем недавно, старый дом еще не выглядел заброшенным.

Здесь был сделан ремонт, обновлена мебель. Но все равно я уловил запах чего-то теплого, родного, вспомнил, как сидел тут впритирку с Клавой и учил уроки. Но еще более приятное волнение охватило меня, когда я подумал о Дуське.

Я не был влюблен в эту шлюху, но меня возбуждали даже мысли о ней. Она снилась мне по ночам.

– Ну что, поехали? – Санька потянул меня к своему внедорожнику «БМВ».

Он один ездил меня встречать, забрал от контрольно-пропускного пункта. Полдня мы провели в пути, к вечеру прикатили в город, по дороге к новому дому заскочили в старый. Санька сильно устал, торопился бросить якорь, и я его понимал.

Валерка встретить меня у зоны не мог. Совсем недавно ему вырезали аппендицит и только-только выписали из больницы. Ко мне он выходил с таким видом, как будто потерял как минимум половину желудка. Добродушная улыбка с трудом прорезалась сквозь страдальческое выражение лица.

– Здорово, братан!

Халат на нем шелковый с золотом, лицо холеное, взгляд сытый, лишний жирок на боках. Жесткие лагерные ветры обошли его стороной. Он не знал, каково это, выживать в неволе, но посматривал на меня свысока, как бывалый моряк на неопытного салагу. Ну да, он же так много сделал для семьи, на его счету столько заслуг. Куда уж мне.

Я смотрел на Валеру и понимал, почему Жарик мог выйти сухим из воды. Помогая отцу, Валера куда больше думал о себе, чем о чести семьи. Санька и Виталик тоже рвались в сытую жизнь и вовсе не хотели примерять на себя лагерную робу. Вот и придумали они, что я сам должен отомстить за себя. И жил бы себе спокойно Жарик, если бы не попался мне под руку.

– Ленечка, сыночек! – Мама спешила ко мне, на ходу вытирая слезы.

Она почти не постарела за шесть лет, даже стала посвежее. Наверное, потому, что больше не одевалась во всякое старье. Прическа у нее, платье под цвет глаз, жемчуг в ушах и на шее. Тушь на ресницах мокнет, но выражение лица все такое же приятное. Радость не яркая, хотя на все двести процентов искренняя.

Я обнял маму, подставил грудь под ее слезы. Ощущение было такое, как будто я обнимал свое детство. Оно плакало от того, что было у меня так рано отнято.

Да, детство ушло, юность тоже. Отчий дом теперь переехал в особняк. Два этажа на высоком цоколе, мансарда, во дворе газоны и фонтан, за домом бассейн и баня весьма солидной величины.

Она уже была натоплена. Я предвкушал, как напарюсь и с головой брошусь в холодную воду бассейна, но подъехал отец, а вместе с ним Виталик.

Этот мой братец тоже располнел, но вместе с тем еще больше стал похож на отца, перенял даже его неспешную походку вразвалку. Не зря отец доверял ему, как самому себе, и прочил его на свое место.

Отец заметно сдал, постарел. Морщин у него стало больше, щеки обвисли. В росте он немного просел, двигался тяжело, устало. Но взгляд был все тот же, сильный и цепкий.

Отец шел ко мне, стараясь держать лицо. Но губы его расплывались сами по себе, взгляд слабел, теплел, на нижних ресницах заблестели слезы.

– Ну, здравствуй, сынок! – Он сжал мою ладонь до хруста в суставах, с силой рванул, обнял, прижал к себе. – Рад тебя видеть.

Я почему-то вспомнил, как он рассказывал мне о вещах, которые нельзя прощать, натравливал меня на Жарика. Не исключено, что отец осознал свою вину передо мной. Отсюда и этот горячий порыв, с которым он принимал меня в круг семьи.

Виталик улыбался, глядя на меня. Он рад был нашей встрече и к отцовскому чувству относился спокойно. Я же не какой-то черт с бугра, чтобы ревновать меня к нему.

Отец взял меня за локти, посмотрел в лицо и заявил:

– Да, ты уже не мальчик!

– Так не в детском же лагере был, – сказал я и улыбнулся.

– Слышал я о том, как ты там держался, – с уважением произнес он.

В эту фразу отец вложил все свое отношение ко мне. Хвалебные интонации в его голосе озадачили Виталика, заставили нахмуриться.

Как ни крути, а семья поднялась на уголовщине. Сам Виталик в криминале по самые миндалины. Но уважительное отношение к нему строилось на авторитете отца. Сам по себе он мало что представлял.

А меня в подлунном мире уже знали. Леня Писарь и Расмуса в стойло поставил, и Рыбарю глаз выбил за нехорошее слово в свой адрес. В блатных комитетах не числился, но в зоне вел себя правильно, ни в чем зазорном замечен не был, зашкваров с занесением и без такового не имел. Отец мог гордиться своим сыном.

Виталик заставил себя улыбнуться, обнял меня. Но я чувствовал, что радость его не особо искренняя. Не совсем я еще свой для него. Да и Валера принимал без искреннего восторга. По-настоящему родную душу во мне вроде бы видел только Санька. Во всяком случае, мне так показалось бы, если бы я сохранил в душе прежнюю наивность.

Я видел, что мама наконец-то взялась за себя. Теперь она и за внешностью своей ухаживала, и за фигурой следила, но при этом как была, так и осталась труженицей. В доме не было посторонних людей. Мама сама справлялась со всем хозяйством. Я даже пожалел о том, что больше не смогу помогать ей. Вышел я из нежного возраста, и понятия о жизни у меня уже не те.

Мама накрыла на стол, все заняли свои места. Мама села слева от отца, Виталик справа, за ним Валера, дальше Санька, я замыкающий. Отец окинул нас взглядом и кивнул. Все разумно, совершенно справедливо. Старшие впереди, младшие с краю.

Все шесть лет я мечтал о маминых голубцах и котлетах. Она как будто знала об этом, приготовила и то, и другое. Мне очень хотелось есть, но набрасываться на угощение я не стал, не животное. Прав был отец. Есть нужно без интеллигентских замашек, но спокойно, без суеты, так, как будто еда не имеет никакого значения.

– Как жить дальше собираешься, сынок? – после всех предисловий спросил отец.

– Как скажешь, так и буду.

А что я еще мог ему ответить? Чем бы ни занимался отец, а другой дороги у меня не было. С ним или никак. Кому я, к черту, нужен без высшего образования, да еще и с судимостью?

– Будешь. Дел у нас много, – заявил он и замолчал.

О делах отец заговорил потом, после того как мама оставила нас. Из-за праздничного стола мы переместились в баню, к пиву и ракам.

Я наконец-то смог напариться всласть, вытравить из кожных покровов лагерную пыль. И так мне стало хорошо! Я совершенно не хотел говорить о делах, но у отца имелось свое мнение на этот счет.

– Охраной будешь заведовать, – сказал он, разламывая рачью клешню. – На рынке. Павильон, кафе, склады, гостиница. Справишься?

Я думал недолго.

– Да.

– Даже не сомневаешься? – Отец усмехнулся.

– Сомневаюсь. И все равно да.

– Я ведь и шкуру спустить могу. На заднице.

– Он может, – заявил Санька.

Улыбка лишь едва тронула его губы, а взгляд так и остался серьезным.

– Что-то чисто у тебя. – Отец выразительно провел пальцами по своей груди, на которой красовались купола, тигры и русалки.

– Художника не было.

Я не хотел уподобляться Розочке, который изрисовал себя при первой же возможности, но против самих татуировок ничего не имел. Мне просто не хотелось портить кожу кривыми картинками, нанесенными краской, приготовленной из жженых сапожных подошв и йода. А сделать профессиональное тату я не мог.

– У меня есть, – сказал Санька.

На плече у него красовался рыцарский доспех с подвижными пластинками. Очень хорошего качества работа. Она мне понравилась. Я даже захотел попасть на прием к его мастеру.

– Тюльпан себе сделаю, – заявил я и провел пальцем по правому плечу. – Ножи можно изобразить. – Мои пальцы коснулись шеи, скользнули к ключицам. – Два ножа, – добавил я. – С плетеными ручками.

Видел я такую татуировку. Плетеная рукоять лежит на плече, а лезвие на всю глубину уходит в шею. Я имел право на два таких погона.

Отец понял все правильно.

– Видели тут твою Розочку. Ходит, побирается по углам, – сказал он с пренебрежением и вопросительно посмотрел на меня.

В ответ я отрицательно качнул головой. Нет уж, добивать Розочку я не стану. Я же не тварь кровожадная, да и получил Розочка свое.

Отец кивнул. Да, мол, ни к чему кровь лить без особой нужды.

– А если он в спину ударит? – спросил Виталик.

Никогда еще он не смотрел на меня так серьезно, как сейчас, знал, о ком идет разговор.

Розочка провел под следствием целый год, столько же и получил. На свободу его выпустили прямо из зала суда, сломанным и опущенным. Растоптала его тюрьма, он до сих пор подняться не мог. В этом, конечно же, была моя вина. Но не я же первый вынул нож.

– Не должен ударить, – с сомнением сказал отец, глянул на Виталика и добавил: – Поговорить с ним нужно, предупредить.

– Это можно, – проговорил тот и глянул на меня с добродушной иронией.

Кому еще заботиться обо мне, как не старшему брату?

– Сам с этой Розочкой не связывайся. Не нужно оно тебе, – сказал мне отец. – Завтра с нами поедешь, посмотришь, как там и что. А потом отдыхай. За недельку обдумаешь все, тогда уже конкретно тебя поставлю, без отдыха, в полный рост. Можешь на море съездить. Ошейника и цепей на тебе нет. – В его голосе прозвучало уважение.

Убийство – преступление тяжкое, скидок по нему вроде как не предусмотрено. Но я знал массу случаев, когда люди, сидевшие по этой статье, выходили условно-досрочно. Мне не повезло, я мотал свой срок до самого звонка, хотя и не конфликтовал с администрацией.

– Здесь побуду, татуху себе намалюю, – сказал я, собрался с духом, смело посмотрел на отца и добавил: – В институт хочу.

Но тот даже бровью не повел и вдруг заявил:

– Дело хорошее.

– А я уже успел, – проговорил Виталик и торжествующе усмехнулся.

Я удивленно посмотрел на него. Был в нашем городе филиал экономического вуза с платным обучением. Туда я и нацелился. Но как Виталик мог его закончить? Он же в школе практически не учился, максимум четыре класса образования, к этому делу всегда относился с презрением. И вдруг!..

– Ученье свет, – сказал Валера и ткнул себя пальцем в грудь.

Оказалось, что он тоже получал высшее образование, вернее, числился в институте.

– В депутаты без образования не берут, – выдал Санька и подмигнул мне.

Я улыбнулся, глядя на него. Мои братья учатся в институте, метят в депутаты. Я подумал, что попал в параллельный мир. Надо сказать, это был приятный для меня сюрприз. Не тянулась моя душа к махровой уголовщине, не хотел я жить в своей семье, как на воровской малине.

Мама приготовила мне спальню, постелила мягкую перину. Я закрыл глаза и почувствовал теплый поцелуй на щеке.

Наконец-то я вернулся домой.

Проснулся я поздно, в районе десяти утра. А как же фирменный семейный завтрак, после которого отец должен был забрать меня с собой? Оказалось, что мама не разрешила ему меня будить. В конце концов, он ведь сам разрешил мне немного побездельничать.

Отпуск я действительно вроде бы получил, но сначала должен был побывать на рынке, который находился неподалеку от нового дома. Я без труда одолел пешком тот путь, который мои братья с еще большей легкостью проделывали на своих внедорожниках. У Саньки был «БМВ», у Валеры – «крузер», Виталик ездил на «Гелендвагене». Но для меня все только начиналось, будет и на моей улице праздник.

Отец действительно вложил в рынок большие деньги. Для бакалеи один павильон, для овощей и фруктов другой, для мяса третий. Все в едином стиле и цвете, чинно и строго. Они впечатляли своими размерами, торговля в них шла бойко, товар расходился хорошо. Вдоль них тянулся длинный ряд пластиковых бутиков, в конце которого стояло кафе с открытой верандой. Дальше располагалась охраняемая территория, занятая складами и небольшой гостиницей.

Ворота, ведущие туда, были открыты. Стоило мне переступить запретную черту, как передо мной вырос верзила в спецовке, с рацией и попросил меня повернуть назад. Изысканной вежливостью он не отличался, но и не грубил. Хоть на том спасибо.

Я почему-то думал, что найду штаб-квартиру отца в кафе, но нет, офис размещался в торговом павильоне. На входе стоял парень плотного сложения в униформе охранника. Он ничего не сказал мне, но с места не сдвинулся и в лице не изменился, как был, так и остался истуканом.

Эмоции прорезались в нем лишь после того, как я назвал имя свое и фамилию. Но это удивление было рождено недоверием. Разве мог сын самого Сермягова ходить в обносках с чужого плеча?

Старая джинсовая куртка действительно была великовата, а брюкам, напротив, не хватало длины. Весь этот секонд-хенд Санька когда-то для себя покупал. Да уж, как ни крути, а охранник был прав. Выглядел я неважно.

– Ну и чего смотришь? Тебе справку об освобождении показать? – с усмешкой спросил я.

– Не надо. – Он чуть помялся и пробурчал: – Сейчас.

Рация была закреплена у него на плече, ему даже не понадобилось снимать ее.

– Олег, подойди! – тихо сказал он.

Я не стал ждать, когда появится какой-то там Олег, решил пройти вдоль торгового ряда, посмотреть, чем торгуют. А Олег этот пусть сам меня догоняет.

Но далеко я не ушел. Мое внимание привлекло знакомое женское лицо. За ближайшим прилавком, в отсеке с кожаными куртками стояла Дуська. Выглядела она отменно. Густые темно-русые волосы толсто сплетены в короткую косу, глаза накрашены, лицо напудрено, рот все такой же большой, но нелепым я бы его не назвал. Губы, как и прежде, сочно блестят, в светлых глазах знакомая глубина.

Дуська была одета довольно стильно. Приталенный жакет подчеркивал изящество ее фигуры. Юбка средней длины туго обтягивала крепкие, но отнюдь не толстые бедра, живот не выпирал.

Она повзрослела ровно на шесть лет, но изменилась в лучшую сторону. Не сказать, что редкой красоты женщина, но сколько же в ней сексуальности! Во мне все зазвенело. Как будто кто-то ударил по струнам гитары, скрытой в глубине моей души.

Дуська поправила куртку, висящую на плечиках. Для этого ей пришлось приподняться на носочках, стройные ножки удлинилась, крепкие икры напряглись. Я невольно залюбовался ею.

Дуська заметила это.

– Ну и чего смотришь?.. – не очень сердито, даже кокетливо начала она, узнала меня и запнулась. – Ты?!

– Здравствуй, – сказал я, вкладывая в улыбку и осуждение, и прощение.

Шесть лет назад Дуська сбежала, бросила меня в лапы закона, а ведь могла помочь, подтвердить мои показания. Однако ее можно было понять. Это во-первых. А во-вторых, я сам усугубил свою вину, наказав Розочку.

Дуська вышла из-за прилавка, завороженно глянула мне в глаза, провела рукой по плечу. Запах ее духов и знойного тела одурманил мое воображение, и без того воспаленное. Мне вдруг жутко захотелось совершить что-то дикое, непристойное прямо здесь, не отходя от кассы.

– Я очень рада тебя видеть.

– Может, прогуляемся? – спросил я, вкладывая во взгляд всю силу своих греховных помыслов.

Я вспомнил про свой старый дом, в котором никто не жил, подумал, что мы могли бы там уединиться. Дуська все поняла, глазки ее заблестели, щечки порозовели.

– Я сейчас на работе, – сказала она и с явным сожалением окинула взглядом свое хозяйство.

– Там у тебя раздевалка, – сказал я, заметив ширму в глубине отсека.

Я держал себя в руках, но во мне все клокотало. Дуська действовала на меня, как землетрясение.

– Вот ты какой! – Она хихикнула и отдернула руку, как будто мое плечо ударило ее током.

– Да, я такой.

Я раздевал ее взглядом без всякого стеснения, и мне казалось, что она двигала всеми фибрами своей души, помогала мне в этом.

– А я не такая. Ой! Твой братец к нам!

Она грациозно качнула бедрами и улизнула обратно за прилавок, пока я разворачивался к Виталику.

– Надо было позвонить, предупредить, что придешь, – сказал он.

– Так у меня же телефона нет.

– Будет, – заявил Виталик и сказал Дуське: – Размерчик с него сними.

– Уже сняла, – произнесла она, обласкав меня взглядом.

– Только размерчик! – шутливо проговорил Виталик. – А то я тебя знаю.

– Ой, да ладно! – ответила ему она в том же ироничном ключе.

Я улыбнулся, вспомнив, при каких обстоятельствах началось наше знакомство. Дуська могла совратить меня уже тогда, шесть лет назад. Потому что была самой настоящей проституткой. Мы с Виталиком это знали.

– Кто-то же должен блюсти тебя. – Он не сводил с нее глаз. – Мы же с тобой почти родственники.

Развивать свою мысль Виталик не стал, велел Дуське выбрать мне прикид на свой вкус и занести в офис.

После этого мы вышли из павильона.

Виталик остановился под козырьком, впритирку к железному столбу, который его подпирал.

– Клару помнишь?.. – спросил он, доставая из кармана сигареты. – Дуськину сестру.

– Клаву, – поправил его я, тоже собираясь закурить.

– Клару. – Виталик поднес зажигалку к моей сигарете. – Я называю ее так и когда-нибудь на ней женюсь.

– Флаг тебе в руки, – спокойно отреагировал я.

Виталик внимательно глянул на меня. Неужели мне действительно все равно? А с чего это я должен переживать за Клаву-Клару? Ну да, нравилась она мне слегка, и что с того?

– С Дуськой породнимся, – сказал Виталик.

– Да я не против.

– Роскошная баба. – Он кивком показал в глубь павильона.

– Как вы ее нашли?

– Да сама появилась. Муж у нее, ребенка родила, с деньгами туго.

– Муж, стало быть?..

– Нормальный, в принципе, мужик. Здоровый образ жизни, все такое. И Дуська в завязке.

– Дуська, – с тихой насмешкой повторил я.

Клаву Виталик называл Кларой, а Дуська у него таковой и осталась. Не ценил он ее. Возможно, до сих пор за проститутку держал.

– Ты ее не обижай, – сказал Виталик и посмотрел на меня, пытаясь прочесть мои мысли.

– Да я и не собираюсь.

– А то вдруг старое помянешь.

Я смотрел на людей, которые кишели вокруг. Одни проходили мимо, направлялись к продуктовым рядам, другие сворачивали к нам. Все думали о том, как бы побольше купить и поменьше заплатить. Перспектива остаться без денег могла их напрягать, но не пугать до нервного зуда.

Один прохожий как-то очень уж подозрительно нервничал. На глазах солнцезащитные очки, кепка низко надвинута, воротник ветровки поднят.

Погода для сентября месяца хорошая, солнечно и тепло. Ветерок, правда, осенний веет, поэтому курточка сегодня в самый раз. А вот перчатки вряд ли уместны. Они кожаные, но не черные, а под цвет кожи.

В руке мужчина держал пакет, почти пустой, но вытянутый на всю длину. Он ухватил его как-то странно, не за ручки, а за то, что находилось внутри.

Этот подозрительный тип еще только поднимал свой пакет, а я уже знал, что сейчас произойдет. Мне удалось угадать направление выстрела еще до того, как тот прозвучал.

Виталик ничего не замечал, поэтому очень удивился, когда я толкнул его в плечо изо всей своей силы. Брат даже не пытался удержать равновесие, упал сразу. А в железный столб, возле которого он стоял, звонко ударила пуля.

Выстрела я не услышал, но визжащий звон мигом расставил все по своим местам. Виталик тоже понял суть дела и стал подниматься, а я рванул к киллеру, который собирался стрелять снова.

Он правильно оценил опасность, переключился с одной цели на другую, направил на меня ствол, закрытый пакетом. Но я не испугался, не вильнул в сторону, пошел на ускорение. Видимо, поэтому рука киллера и дрогнула. Он выстрелил, но пуля всего лишь чиркнула по моей шее, больно обожгла кожу.

То ли у киллера не выдержали нервы, то ли он решил, что попал в меня. Так или иначе, однако сразу после выстрела я увидел его спину. Этот тип рванул со всех ног, резко набрал скорость, оглянулся, увидел меня и поднажал еще.

Очень скоро я понял, что не смогу его догнать. На зоне я качался, брал уроки вольной борьбы у одного мастера, но бегом не занимался. А вот киллер улетал от меня с легкостью молодого оленя. Ноги у него были длинные, сильные. Люди расступались перед ним. Никто даже не пытался помешать ему. Расстояние между нами стремительно увеличивалось.

Виталик быстро нагонял меня. Наперерез киллеру от ворот бежали охранники, но задержать его не смогли. Он с ходу запрыгнул в подъехавшую к нему машину, а ворота были нараспашку. Охранникам осталось только запоминать номера.

Упустив беглеца, я остановился, склонился в поясе, руками уперся в коленки. Сердце мое билось, как птица в клетке. Мне катастрофически не хватало воздуха, ноги отказывались держать тело. Обожженная шея болела, но я не обращал на это внимания, настолько мне было хреново.

Виталик подошел ко мне, легонько хлопнул по плечу и сказал:

– Ушел этот гад!

– Дело не в нем, – с трудом сказал я и распрямился. – Важно узнать, кто тебя заказал.

– Да, это реальная проблема, – проговорил Виталик сурово, сосредоточенно посмотрел на меня и добавил: – Ее надо будет решать.

Он ясно давал понять, что расхлебывать кашу придется всем нам, в том числе и мне.