Текст книги "Страсть по понятиям"

Глава восьмая

Перелом челюсти, тяжелое сотрясение мозга. Как говорится, за что боролся…

– Точно ничего не помните?

Белобрысый дознаватель смотрел на меня так, как будто у него в руке был фонарик, с помощью которого он мог видеть мое глазное дно. Фонарика у него не было, но голову к моему лицу он поднес близко-близко, как будто собирался проникнуть в глубины моей души.

– Почему ничего? В город к вам приехал, с Настей говорил… А дальше не помню…

Говорить мне мешала проволочная шина, фиксирующая челюсть, но, похоже, капитан Кольчугин меня понимал.

– Значит, кто бил вас, не помните?

– Нет.

На самом деле я помнил все. Просто не хотел усугублять свое и без того гиблое положение…

А ведь я догадался, что задумала Оксана Борисова, поэтому не должен был ехать к Шептулину. Заподозрила она меня в излишнем пристрастии к Ремезову, позвонила ему, тот, конечно, проявил интерес, выяснил, куда я направился. И пока я разговаривал с Витей, ко мне подоспела зондер-команда. Именно «монгола» и подослал ко мне Ремезов. Видно, Эдуард Андреевич уже знал о нашей с ним встрече на подъезде к Некрасову, потому и выслал его по мою душу. Не понравилось Ремезову, что я выспрашиваю про него, вынюхиваю, потому и решил укоротить мое излишнее любопытство. И ведь не придраться к нему, потому что у «монгола» ко мне личные счеты. Он, конечно же, совершенно случайно проезжал мимо дома Шептулиных, заметил меня, решил отомстить. Какие претензии к Ремезову?

А отоварили меня под завязку. Опрокинули на землю, добавили ногами в живот. Спас меня Ваня. Нет, он не раскидал качков, не обратил их в бегство. Он всего лишь подогнал кемпер к моему бесчувственному телу, загрузил в салон и отвез в местную больницу.

Ваня проснулся, как всегда, вовремя. Для себя вовремя. В прошлый раз он вышел ко мне после того, когда я своими силами ушатал «монгола». А в этот раз он приступил к делу, когда этого скота и след простыл… Ну хоть в больницу отвез, и на том спасибо.

Больница размещалась в бревенчатом одноэтажном здании, древнем как бивни мамонта, но, как ни странно, здесь был даже компьютерный томограф – не первой, правда, молодости. Видно, где-то в больнице посолидней сменили оборудование, а старье спихнули сюда. Но как бы то ни было, главный врач знал, как пользоваться этой техникой. Он осмотрел мою голову, поставил диагноз, назначил, как я надеялся, качественное лечение. А с медикаментами здесь проблем особых не было… Неплохая больница, но очень уж пожароопасная, и это не могло меня не смущать. Поэтому я и решил держать язык за зубами, тем более что проволочные фиксаторы держали рот на замке. Я хоть и мог разговаривать, но с трудом…

– А кто такая Настя? – допытывался дознаватель.

Я приподнял голову и слегка развел руками, жестом выражая, что Настя достойна восхищения, ну, или что-то вроде того.

– Зачем вы к ней приехали?

Правой ладонью я хлопнул себя по левому предплечью и ее же приложил к груди. Дескать, руку и сердце предлагать.

– Может, у вас возник конфликт с ее поклонниками?

Судя по вопросу, Кольчугин понял меня правильно.

Немолодой он уже мужчина, не успешный, из тех, кто до пенсии ходит в капитанском звании. Стрижка у него короткая, из тех, что делаются из экономии – и стоит копейки, и волосы отрастают долго. Черты лица простые и грубые, тяжеловесные, лицо загорелое, как у дачника, с утра до вечера прозябающего на своих грядках. Мундир помятый, рукава слегка засаленные, стрелки на брюках разгладились еще при царе Горохе. И по́том от него пахнет… Ему бы сейчас домой, на приусадебный участок – картошку опрыскивать, а он здесь, бедняга, мается, потому что задача у него такая: выведать мои настроения и доложить начальству. А может, он должен войти ко мне в доверие, чтобы выпытать, насколько далеко я продвинулся в своем расследовании… Ведь начальство у него не простое, оно на Ремезова завязано, через его заместителя по безопасности…

В ответ я пожал плечами. Дескать, не знаю, может быть… А что, если «монгол» и есть тот самый Игорь, который сватается к Насте? Если так, то понятно, почему она воротит от него нос. Не тот он мужчина, по которым сохнут женщины, далеко не тот…

– Что, ничего не помните?

Я снова ответил жестом. Амнезия у меня, к счастью, не глубокая. Ведь я же не все забыл, помню, зачем приехал в Некрасов… Только память эта искаженная. Ведь здесь я вовсе не для того, чтобы предлагать Насте руку и сердце. Но я же увечный, с травмой головы, что с меня взять? Может, я вообще с ума сошел после тех мегатонных ударов, которые на меня обрушились…

– Значит, вы помните только то, что приехали свататься к Насте?

В ответ я пожал плечами. Может, я зачем-то другим сюда приехал. А может, я только из-за Насти здесь и оказался. Не помню. Может, вскрытие покажет, что там на самом деле было?..

– Заявление писать будете? – задал свой главный вопрос дознаватель.

Я мог бы мотнуть головой, но это больно.

– Нет.

Ответ мой должен был понравиться капитану, но нет, у него возникли претензии ко мне.

– Это вы сейчас так говорите, а когда вспомните, обратитесь за содействием к нам.

– Не обращусь.

– Все так говорят. Только потом поздно будет выяснять, что да как было. Травой все зарастет. Сейчас копать надо… Мне нужно встретиться с Настей, о которой вы говорите…

Я вопросительно посмотрел на Кольчугина. Зачем ему вникать в мои проблемы? Я же никого не сдаю, не требую расправы над своими обидчиками… А за кривизной вопроса в моем взгляде должна была угадываться насмешка. Я пытался ее скрыть, но она рвалась наружу вопреки моей воле. Настя дознавателю нужна, и я должен сказать, как ее найти. Как будто он сам этого не знает… Знает. Должен знать.

– Ну, так что, скажете, как ее найти? – спросил он.

– Скажу. Если адрес вспомню…

Конечно же, я знал, как найти Настю, но мне хотелось посмотреть, насколько дознаватель заинтересован в моем деле. Он очень хотел разговорить меня, выпытать причины, по которым я приехал сюда. Возможно, он даже собирался предложить мне помощь, чтобы войти ко мне в доверие. Похоже, он совсем не прочь помогать мне, чтобы его начальство было в курсе всех моих дел… Возможно, я ошибался. Но в любом случае подозрительность мне сейчас не повредит.

– Не помните адреса? – озадаченно смотрел на меня капитан.

– Нет.

– А себя вы помните? Как ваша фамилия, имя, отчество?

Можно было сослаться на отказ памяти, но ведь я помнил, зачем приехал в Некрасов, значит, этот номер не пройдет, и Кольчугин заподозрит меня как минимум в неискренности. К тому же в больницу я поступил с паспортом, и сведения обо мне можно найти там…

– Плотников Константин Алексеевич… – Я сдал дознавателю все свои паспортные данные.

Он тщательно все записал и ушел, обещая вернуться. А часа через два после этого ко мне в палату пожаловал Ваня. От меня как раз отходила медсестра с пустым шприцем в руке. Некрасивая, прыщавая, рыхлотелая, зато молодая.

– Можешь Зине телеграммку отстучать, – съязвил я. – Лежит в больнице, заигрывает с медсестрой.

– Я не стукач, – угрюмо, с виноватым видом буркнул парень.

– Ну да, ты же моя охрана.

– Разморило, заснул я.

Он поставил на тумбочку пакет. Я вопросительно посмотрел на него.

– Апельсины здесь, пряники, кефир, – пояснил он.

– А сухарей не было?

– Сухарей? А надо?

– Надо. Чем тверже, тем лучше.

Мне приходилось говорить сквозь сомкнутые зубы, но рвущийся наружу смех распирал… Перелом челюсти у меня, а Ваня апельсины мне принес. Ладно, если бы ему не известен был диагноз, так нет, он еще позавчера все узнал.

– Хорошо, завтра сухарей принесу.

– И сухой кисель, грызть буду.

– Как скажешь…

– Как у тебя дела? Никто не трогает?

– Нет. Я в лесу машину поставил.

– Давай туда, и не высовывайся. Если менты вдруг доберутся, прикинься дураком. Скажи, что мама тебя на дубе рожала. Скажи, как родился, так с дуба и рухнул…

Нервный смех одолевал, и мне все трудней было удерживать сломанную челюсть в зафиксированном состоянии. Как бы беды не было.

– Не, я с дуба не падал. Но если надо, скажу…

– Давай, Ваня, иди. А то мент может прийти, а ты здесь.

– А чего нам ментов бояться? – непонимающе спросил Ваня.

– Они здесь против нас. Как бы чего не вышло… Ну все, давай. Больно мне.

Я хотел сказать, чтобы он звонил мне, если вдруг что, но, во-первых, каждое слово давалось с трудом, и приходилось экономить на них. А во-вторых, телефона у меня не было, его забрал врач. Причина простая и понятная – нельзя тревожить сломанную челюсть разговорами. Нельзя, но дознавателя ко мне пустили. И Ваню никто не одергивал, когда приходил и разговаривал со мной.

И все-таки мне пришлось сказать несколько слов про телефон. Я забрал мобильник у Вани, а ему сказал купить себе новый.

Он ушел, а вечером ко мне снова пожаловал капитан Кольчугин.

– Я был у вашей Насти, Константин, – сказал он.

Его ничуть не смущала абсурдность ситуации, зато мой взгляд выражал недоумение… Ладно, допустим, по своим профессиональным способностям он был непризнанным комиссаром Мегрэ, но как он мог встретиться с Настей, если она могла быть на работе или где-нибудь в разъезде?.. Возможно, она вернулась домой пораньше или никуда сегодня не уезжала, но что за срочность, господин Кольчугин?

– Вас, наверное, удивляет, как я нашел Настю? – Дознаватель правильно понял причину моего сарказма. – Так это нетрудно. У врача ваш телефон, там номер ее телефона.

Действительно, она звонила мне, назначая встречу со своим братом, и я перенес номер ее телефона в долгосрочную память под именем «Настя»… Но все равно, вопросы к дознавателю оставались.

– Только не свататься к ней вы, Константин, ездили. Вы частный детектив, вы ищете некоего Альберта Караваева.

– Да, я уже вспомнил.

– Ну, это хорошо, – с колкой иронией усмехнулся Кольчугин.

– Я Караваева ищу. Он у Насти был, а потом уехал. Ремезов его в Киров увез, там его и оставил. Нет его здесь.

– Но вы же все равно его ищете?

– Ну а вдруг он все-таки здесь? Может, женился на ком-то из местных.

– Вас избили возле дома гражданина Шептулина? Что вы там делали?

– Не помню. Честное слово, не помню.

– И кто бил вас, не вспомнили?

– Нет.

– Плохо. Преступников надо найти, – сказал Кольчугин с показным желанием восстановить справедливость.

Главное, прокукарекать…

– А Шептулин что говорит? Он же видел, кто меня бил?

– Э-э… – замялся дознаватель.

– С ним надо было говорить, – ехидно хмыкнул я.

Действительно, Настю нашел, а свидетеля допросить не удосужился.

– А вы что, Константин Алексеевич, помните Шептулина? – пошел в наступление Кольчугин.

– Нет, но вы же про него говорили.

– Да говорил… Я его, конечно, допрошу… Как вы думаете, нападение на вас могло быть связано с человеком, которого вы ищете?

Я пожал плечами.

– Не знаете?

– Я знаю, что мне уезжать пора. Нет здесь Караваева. Поеду я.

«Так и передайте своему начальству», – мысленно добавил я.

– В Москву?

– Нет, в Киров. Ремезов туда Альберта увез. Там его искать буду.

– Может, Караваев все-таки здесь, в Некрасове?

Я покачал головой и пальцами одной руки провел по щекам. Челюсть у меня сломана, больно говорить. Да и ребра отбитые ноют. С почками тоже не все в порядке, печень болит. Ну а про голову и говорить нечего…

– Может, я помогу вам его найти?

Я пожал плечами. Если есть желание, то пожалуйста. Но только без меня.

Возможно, Кольчугин правильно понял мой мысленный посыл, но это его не остановило. Не та у него программа.

– Давайте начнем с него, тогда мы, возможно, выйдем на его обидчиков… Итак, что вам удалось узнать? Где он может находиться?

– В Кирове.

– Но вы же искали его здесь?

Я кивнул.

– Значит, был повод? – напирал дознаватель.

– Уже нет.

– Но Настя сказала, что вы ей не верите. Она сказала, что вы ищете Караваева.

– В Киров я поеду, там буду его искать.

– Но, может, он все-таки здесь. Дайте мне подсказку, я займусь этим делам.

– Нет ничего… И проблемы мне не нужны… И говорить я больше не могу…

– Но вам же нужно найти Караваева! – не унимался дознаватель.

Я с недовольным видом закрыл глаза. Все, что было нужно, я уже сказал. Все, на этом разговор закончен. Кольчугин, конечно, может и дальше пытать меня, но я ему больше ничего не скажу…

– Поймите, Константин Алексеевич, я не собираюсь выполнять вашу работу. Мне до Караваева нет никакого дела, но я должен найти людей, которые на вас напали, – ощущая свое передо мной бессилие, недовольный этим, сказал капитан. – Я, конечно, допрошу Шептулина, но если он ничего не скажет, будем действовать через Караваева. Возможно, нападение на вас как-то связано с этим парнем… Как вы думаете, это возможно?

Не открывая глаз, я медленно повел головой. Нет, я так не думаю, и не надо меня провоцировать. И еще я очень плохо себя чувствую, поэтому пусть меня оставят в покое… Наконец-то до Кольчугина дошло, что разговора не будет.

Он ушел. А через два дня ко мне пожаловала сама Настя. К этому времени я чувствовал себя уже вполне сносно. Головные боли прошли, перед глазами уже не плыло, сосущая тошнота из желудка исчезла. Челюсть, конечно же, не срослась, проволочные шины по-прежнему мешали мне говорить, но я научился довольно-таки внятно произносить слова.

И еще синяки над глазами не прошли. Опухлости немного уменьшились, а синева хоть и пожелтела по краям, но в середине стала еще гуще. На носу ссадина, на губе поджившая трещина, на подбородке сбитость. В общем, видок у меня еще тот. Именно это и давала понять мне Настя своей ироничной улыбкой. Дескать, хоть и не красавец я, но ей нравлюсь.

На ней был медицинский халат, но и платье под ним тоже белое, причем облегающее и чуточку прозрачное, длиной выше колена. Выглядела она в нем очень соблазнительно.

– Не помешаю? – спросила она.

Я лежал на заправленной койке, в шортах и футболке. Надо было бы подняться, но я подвинулся, освобождая вторую половину койки. Дескать, не помешает она, как раз наоборот.

– Ты как нельзя кстати.

– Это что, шутка такая? – скорее в шутку, чем всерьез, возмутилась она.

– А если я по тебе соскучился?

Понятное дело, в каждой шутке есть свой предел. Тем более Настя – чужой мне, в общем-то, человек. Более того, мы по разные стороны баррикад. Поэтому я стал подниматься, опуская ноги на левую сторону койки, но она вдруг села на кровать слева от меня, рукой коснулась моей груди, призывая вернуться на место. Я повиновался, но лег так, чтобы не касаться ее. Хотя чего уж греха таить, захотелось вдруг лечь на бок, животом прижавшись к ее спине, обнять… ну и так далее…

Палата у меня на четыре койки, но соседей не было. И я даже догадывался почему. Кто-то договорился с врачами, чтобы я оставался в гордом одиночестве. Ремезов в городе личность известная, как бы не попался мне сосед, который хорошо его знал. Как бы я выспрашивать о нем не стал… Мало ли, вдруг узнаю о нем что-нибудь компрометирующее.

– Тебе лежать надо, – сказала Настя.

Она села боком ко мне, и ее левое бедро оказалось на моей койке; голень под прямым углом свешивалась вниз. Колготок на ней нет, нога загорелая, гладкая как шелк. И я почти уверен был в том, что Настя не скинула бы мою руку, если бы я вдруг рискнул погладить ее коленку.

– А если хочется подняться?

– У тебя сотрясение мозга, перелом челюсти.

– Это намек?

Я все-таки рискнул и ладонью накрыл ее коленку.

– Может быть еще хуже, – язвительно и даже злорадно усмехнулась она.

Но руку с коленки не столкнула. И тело ее заметно напряглось – в предвкушении продолжения. Ведь если я настоящий мужчина, то, сказав «а», обязан произнести «б»… Только вот готова ли она совершить со мной путешествие по всему алфавиту? Вдруг ее интересуют буквы «р» и «с»? Развод с женой и свадьба с ней самой… Я бы не хотел так далеко заходить. Достаточно «д» и «е»…

– Еще может быть…

Она вдруг накрыла мою ладонь своею и повела ею вверх по бедру, под подол своего платья.

– Сейчас Игорь зайдет, а мы тут с тобой…

Она улыбнулась, предвкушая страх и растерянность с моей стороны. Она ждала, что я испугаюсь и отдерну руку… А я, признаться, испугался, да так, что аж челюсть заныла. Не хотелось бы мне снова попасть под убойные кулаки. Но руку, тем не менее, я не отдернул.

– Пусть заходит.

– Ты не боишься? – удивленно спросила она.

Она только что направляла мою руку к своим запретным высотам, но сейчас удерживала ее. Оборонялась, но не контратаковала, пытаясь выбить меня с занятых позиций.

– А почему я должен бояться?

– Ну, мало ли.

И все-таки она пошла в наступление – сначала обратила в бегство мою руку, а затем и вовсе перебралась на соседнюю койку; села на самый краешек, плотно сомкнув ноги.

– Мало ли?.. Я сам не знаю, мало это или много, – сказал я, поднимаясь с койки вслед за ней.

Вроде бы мало, потому что я рассчитывал на большее. Но в то же время много, поскольку Настя, по сути, мой противник… Или все-таки мало? Ведь она могла нарочно дойти до своей буквы «д». Назло дразнить меня и динамить. Мне назло и себе в удовольствие? Ведь она провоцировала меня, играла со мной, поэтому моя рука побывала у нее под подолом – это своего рода оперативная необходимость. Но ведь ей нравилась такая игра… А она меня провоцировала. Ей нужно было знать, догадываюсь я, кто избил меня или нет.

– Игорь придет, он тебе объяснит, – зловредно усмехнулась она.

– А разве он еще не приходил?

– А что, приходил?

– Ну, кто-то ж меня сюда отправил… Кольчугин утверждает, что это были твои поклонники.

– Кольчугин? Утверждает?

– Ну, не то чтобы утверждает… Где вы его такого взяли? Могли бы кого-нибудь потолковей прислать, а у этого с головой, видно… У вас что, женщин в милиции нет? У нас в отделе, например, почти все дознаватели были женщинами. Или ты ревнуешь?

Я задал сразу три вопроса, но Настя обратила внимание на тот, который возмутил ее больше других.

– Кого я ревную?

– Меня. К дознавателю. Ну, если она женщиной будет…

– Не собираюсь я тебя ревновать.

– Значит, то, что дознавателя вы прислали, ты не отрицаешь?

– Мы прислали?! Это ты о чем?

– Настя, давай на прямоту. Да, я не совсем верю, что твой брат отвез Альберта домой в Киров. У меня остались сомнения на этот счет, и, чтобы избавиться от них, я стал наводить справки о твоем брате. Твоему брату позвонили, предупредили его, он выслал ко мне своих людей…

– Что-то ты не то говоришь, – на словах Настя отрицала мою правоту, но глазами соглашалась с ней.

Взгляд у нее серьезный, внимательный и твердый.

– Я даже не знаю, как этого узкоглазого зовут. «Гелендваген» его на какого-то Струкова зарегистрирован. Струков Федор Борисович, тридцать девять лет…

– Это ты о ком?

– Я бы мог тебе все по полочкам разложить. Но ты же видишь, мне тяжело разговаривать. Может, ты поможешь мне, сама все расскажешь?

– Зачем рассказывать, если ты сам все знаешь? – усмехнулась она.

– Значит, этот узкоглазый – Федя Струков. А где же твой Игорь? Он охраной на заводе рулит.

– Да, рулит. И ты для него слишком мелкая сошка, чтобы тобой лично заниматься.

– Значит, он Федю ко мне послал… Ну, хорошо, что так.

– И что же здесь хорошего?

– Ну, то, что Игорь не такой урод на внешность как Федя.

– На внешность? А тебе Федя только внешне не понравился? – колко усмехнулась Настя.

– Да и на внешность он урод. И по натуре своей урод. И твой Игорь тоже по натуре урод. А насчет его внешности не знаю…

– А не боишься за такие слова схлопотать?

– Когда страшно станет, тогда и буду бояться… А что, твой Игорь такой же урод, как Федя?

– На внешность?.. Нет, на внешность он не урод. Хотя и не красавец… А тебе что?

– Ну, не хочется, чтобы ты замуж за урода вышла. Обидно, ты красивая, а он урод… Значит, говоришь, на внешность он у тебя не урод, а так… Как же ты с уродом жить будешь?

– Я не говорила, что Игорь – урод, – с мягкой иронией во взгляде улыбнулась она.

– Ты не договорила. Но я все понял…

– Я смотрю, ты очень понятливый. Только непонятно, зачем ты в трансформаторную будку полез?

– Не влезай – убьет?.. Ну, да, не понял я этого по простоте своей душевной.

– Теперь понял?

– А что я должен был понять?

– То, что зря ты Альберта здесь ищешь.

– Ну да, это мне твой братец очень популярно объяснил.

– Почему братец? Может, это я Игоря попросила? – с провокационной насмешкой смотрела на меня Настя.

– Не хотелось бы на тебя думать.

– Почему?

– Нравишься ты мне.

– Ты мне тоже нравишься, – тоже вроде бы в шутку сказала Настя. – Как мужчина нравишься. А как сыщик – нет. Потому что свой нос куда не надо суешь.

– Если ваша совесть чиста, то вам нечего бояться.

– А если не чиста? Есть же какие-то подводные течения? Если нам есть что скрывать?.. Альберт здесь ни при чем. Но ты можешь разворошить наш муравейник и без него.

– Муравейник или гадюшник?

Я вспомнил разговор с Оксаной Борисовой, ее намеки на незаконную вырубку в заповедном лесу. Но ведь я же не государев человек, и меня этот факт волновать не должен. И я так думал, и Настя хотела меня в том убедить.

– Без разницы, – жестко отрезала она.

Ей все равно, как назовут их семейный подряд, хоть лягушкой, лишь бы в кастрюлю к французскому повару не клали.

– А если гадюшник?

– Ты зачем к нам приехал? Альберта искать? Нет здесь Альберта. Но ты этого не понял. За что и поплатился… Видишь, я не виляю, говорю все как есть. И жду такой же искренности от тебя. Что ты собираешься делать дальше?

– Ваш гадюшник я ворошить не собираюсь.

– Точно? – с сомнением смотрела на меня Настя.

– Если там нет Альберта.

– Его там нет.

– Тогда вернусь в Киров. Там буду искать.

– Это правильный ответ, – тоном ведущей «Слабого звена» сказала она. – Через неделю тебя выпишут, получишь компенсацию, и езжай.

– Компенсацию?!

– Да, за моральный и в особенности физический ущерб… Честно скажу, никто не собирался доводить дело до греха. Но раз уж ты попал на больничную койку, ты мы заплатим тебе компенсацию. Думаю, триста тысяч тебя устроят…

– Кто это мы?

– Мы с братом – одна компания, если ты этого не понял.

– А кто конкретно меня заказал?

– Собираешься мстить?

– Нет, просто интересно.

– Я никого на тебя не натравливала… Но ты не думай, что я такая добрая. Просто меня опередили…

– Кто, Эдик?

– Ну, зачем тебе все эти подробности? – поморщилась она. – Тебе же русским языком сказано, что нет здесь Альберта. Не там ты его ищешь. Езжай туда, где ты сможешь его найти. Надеюсь, там не будет так опасно, как здесь. А здесь у нас все серьезно, если ты этого не понял. Поэтому не лезь больше в трансформатор. В следующий раз может и убить…

– Спасибо за предупреждение, – мрачно усмехнулся я.

Действительно, зачем дальше нарываться на неприятности, если можно просто-напросто отказаться от порученного дела. Ну, не вышло у меня найти Альберта. Я же не бог, в конце концов, чтобы видеть сквозь землю. Тем более компенсация за моральный и физический ущерб хоть и не полностью, но все-таки восполнит потерю вознаграждения за удачный исход моей комндировки.

– А мстить нам не надо. Поверь, это слишком дорогое удовольствие, – поднимаясь со своего места, с плохо скрытым чувством превосходства сказала Настя.

– Верю.

– Значит, ты получаешь компенсацию, и мы расстаемся? – едва ли сомневаясь в подобном исходе, спросила она.

– А я мог бы получить компенсацию натурой? – в шутку спросил я.

В шутку, потому что ночь с Настей, честно говоря, не стоила предложенных денег. Она же имела совершенно противоположное мнение.

– Нет. Если я правильно тебя поняла. Нет, потому что это не моя цена.

– Так, а кто сказал, что я соглашусь на триста тысяч? Может, я собираюсь попросить три миллиона.

– Ты думаешь, я стою три миллиона?

– Ну, вот видишь, ты уже начинаешь торговаться…

– Хорошо, я подумаю, – загадочно и с кокетливой искоркой во взгляде улыбнулась она.

– И когда дашь ответ? – с упором на предпоследнее слово спросил я.

– Не сегодня, – ответила она.

И помахав мне ручкой, вышла из палаты. А я еще долго смотрел ей вслед. Стороны взвесили свои возможности и пришли к решению, что худой мир лучше доброй ссоры. Что ж, я не прочь, если этот мир будет оплачен. Может, и не стоила Настя трехсот тысяч, но все-таки не буду возражать, если она расплатится натурой. И жениха мы ее посрамим, и себя потешим…