Текст книги "Мне душу рвет чужая боль"

Глава 6

Даже если ты не мастер, но работаешь с желанием и напором, дело будет тебя бояться. Валентин хотел закончить ремонт квартиры в срок, подвластный опытному специалисту, поэтому сегодня за шпатель он взялся с раннего утра. Работа спорилась, и до обеда он успел загрунтовать все стены в комнате. До вечера он планировал нанести слой выравнивающей смеси. Материал для этого был, инструменты тоже… Помощника бы ему, чтобы дело быстро продвигалось. Но почему-то приходится работать в одиночестве. Странные причуды заказчика…

Он приготовил бутерброд для кофе, когда в дверь постучали. Это мог быть дядя Миша, его шеф и прораб одновременно. Поэтому Валентин открыл дверь безбоязненно. И оторопел, увидев на пороге Кристину. Прекрасная и благоухающая искусительница. А он в грязном комбинезоне, весь в пыли.

– Что, не ждал? – спросила она, с интересом и без всякой брезгливости рассматривая его.

– Ждал, – усмехнулся он. – От тебя всегда что-то ждешь.

– Я смотрю, тебе весело, – жеманно и чуточку смущенно сказала она.

– А чего грустить? Солнце еще высоко, работать еще и работать… Чего стоишь, как неприкаянная? Проходи. Чувствуй себя как дома… В своей квартире…

Он задавался вопросом, кто хозяин этой квартиры; догадки у него были, и сейчас они сложились в единый ответ.

– И как ты угадал? – переступая порог, спросила она.

– А как ты адрес узнала?

– Может, я за тобой следила?.. Что ты на это скажешь? – пытливо посмотрела на него Кристина.

Она ясно давала ему понять, что готова ради него на многое. И бегать за ним будет, пока он не ответит взаимностью на ее тайные желания.

– И скажу, – пристально и с выразительной улыбкой глянул на нее Валентин. – Скажу, что не дело тебе бегать за мной… А ты бегаешь. Но это мне в упрек, а не тебе… И если можно, я мог бы исправить ошибку…

– Как? – заинтригованно, как будто в ожидании чуда спросила она.

– Как говаривал поручик Ржевский, за это можно получить – или по морде, или по удовольствию. Я бы, конечно, хотел получить удовольствие. Но готов и по морде…

В конце концов, он не стыдлива красна девица, чтобы бегать от любви. Он уже совсем не тот, что был совсем недавно. Он готов любить, он готов работать сутки напролет, не зная усталости. Как будто сто пудов психологического груза с души скинул…

– За что? – подавшись к нему, спросила Кристина.

– А за это, – Валентин уверенно обнял ее за талию, привлек к себе.

По морде он получил, но не кулаком, а губами. Кристина целовала его жадно и глубоко, так, что терпение иссякло вмиг. В комнате – ремонт полным ходом, но на кухне более-менее терпимо. Раскладушка с матрацем, две табуретки, одна из которых заменяла стол… Но раскладушку Валентин оставил на потом. Он подтолкнул Кристину к окну, и она правильно все поняла. Руками оперлась о подоконник, подалась задом к нему…

Дошла очередь и до раскладушки, которая сложилась под ними в пласт, о чем они догадались лишь после того, как он выплеснул из себя животные инстинкты.

Какое-то время они молча лежали в желанном изнеможении. Первой заговорила Кристина.

– За что ты со мной так? – с наигранным возмущением и рвущейся наружу счастливой улыбкой спросила она.

– Не за что, а почему… Потому что нельзя, потому что нельзя, потому что нельзя быть красивой такой…

– Ты смотри, распелся… Что с тобой? Я тебя не узнаю…

– Я и сам себя не узнаю.

– Ты вернулся к жизни.

– Ну а кто мой доктор?

– Ты мне льстишь.

– Ты мне тоже… Как вышло, что я отделываю эту квартиру?

– Так и вышло… Кофе в постель подашь?

– Если это кофе…

– И если это постель, – светло улыбнувшись, Кристина поднялась с разобранной раскладушки, одернула смятую и даже треснувшую где-то по шву юбку.

– Чем богаты, тем и рады…

– Мы, в общем-то, не жалуемся. Но надо бы придумать что-нибудь получше.

Она подняла с пыльного пола модельную сумочку, достала сигареты, щелкнула зажигалкой, с удовольствием глубоко затянулась.

– Так хорошо, что и ты не нужен, – празднично улыбнулась она. – Но это минут на двадцать, на больше и не надейся. Снова тебя захочу…

– И никуда нам друг от друга не деться… Что-то на лирику тянет.

– Может, влюбился?

– Ага, в тебя… Шучу… А может, и нет…

– Не надо шутить, – просительно посмотрела на него Кристина.

Казалось, она боится, что Валентин снова превратится в мрачного буку, который не так давно отказал ей во взаимности… В принципе, это могло произойти – когда-нибудь, но не сейчас. Он чувствовал, что заряда хорошего, празднично-трудового настроения хватит ему надолго.

– Может, и не шучу… Ты мне так и не сказала, зачем я здесь?

– А чем мы с тобой здесь занимались? Это и есть ответ… Я купила эту квартиру, ты сделаешь здесь ремонт, и мы будем здесь иногда встречаться… Для этого я и купила эту квартиру, чтобы здесь встречаться. А тебя наняла для того, чтобы начать встречаться уже сейчас…

– Как ты могла меня нанять?

– Я же дала понять, что следила за тобой… Да, Валентин, я так далеко зашла… Ты будешь во мне дикие желания, которые нельзя прогнать, можно только приручить. А если можно прогнать, то вместе с тобой… Но я не хочу, чтобы ты уходил. Может, когда-то и хотела, а сейчас нет…

– Когда хотела?

– Когда тебя посадили. Думала, с глаз долой – из сердца вон… А ведь я не думала о тебе. Первое время думала, а потом перестала… Пока ты снова не появился. Ты – моя чума, ты моя зараза… Ты меня извини, но мне уже пора…

– Уходишь?

– Да, но завтра я буду… Будешь меня ждать?

Валентин слегка загрустил. Он хотел Кристину и не боялся встречаться с ней втайне от ее мужа. Но если бы они встречались где-нибудь на нейтральной или, лучше всего, на его территории, а она предлагала ему свою собственную квартиру. Не хотел он быть в роли содержанки…

– Буду, – нехотя кивнул он. – Но завтра я буду работать. И послезавтра. Освою ремонт квартиры, буду зарабатывать деньги. И квартира у меня будет своя…

– Если ты такой гордый, я не стану платить тебе за ремонт. Сделаешь все, и считай, что эта квартира – твоя наполовину… Как тебе такой вариант?

– Не очень. Но завтра я точно буду здесь.

– Тогда и поговорим…

Прежде чем уйти, Кристина крепко поцеловала его в губы. Долгий поцелуй, жаркий. Чувствовалось, что она не хочет уходить…

И все же она ушла. Валентин снова взялся за работу, но стук в дверь отвлек его. Он с облегчением подумал, что дядя Миша приехал вовремя, уже после того, как они закончили с Кристиной… Но и в этот раз он ошибся, вместо бригадира он увидел две хмурые личности.

– Гражданин Шведов? – спросил худощавый молодой человек с угнетающим взглядом.

– Допустим, – через силу улыбнулся Валентин.

– Капитан Косыгин, уголовный розыск ОВД Битово. Вам надо проехаться с нами.

– Вы думаете, это мне надо? Нет, это мне совсем не надо…

– Я бы не советовал вам тратить время на глупые разговоры… Или вы чего-то боитесь? – пристально всматриваясь в него, жестко спросил Косыгин.

– Боюсь. Врываетесь ко мне в дом, в глазах бензопила… А что я такого сделал?

– Вот это вы нам и расскажете, что вы сделали.

– Во-первых, я ничего такого не делал. А во-вторых, вы правы, разговоры у вас глупые, и не надо тратить на них время…

Кто-кто, а Валентин прекрасно знал, что спорить с ментами – себе дороже. И легкой походкой, но с камнем на душе сел в машину, на которой приехали за ним оперативники.

Он предполагал, о чем зайдет разговор. Но не думал, что окажется в кабинете старого знакомого. Печально известный капитан Комов, ныне майор и целый зам начальника ОВД. Это он когда-то пытался навесить на него убийство Лиды.

Комов сидел за столом и что-то писал. Не отрывая глаз от бумаги, он махнул рукой, показывая, что Валентин может присесть.

– Что, Шведов, снова за старое? – даже не глянув на него, спросил он.

– Это вы о чем, товарищ начальник?

– Да все о том же, Шведов. Где ты был ночью с шестнадцатого на семнадцатого мая?

– Какого года?

– Этого, Шведов, этого, – подняв на него глаза, с начальственным раздражением в голосе сказал Комов.

– Кого на этот раз мне пришить хотите? – угрюмо усмехнулся Валентин.

– А кого ты пришил, того и пришьем.

– Я его не пришил, я его пристрелил…

– Кого ты пристрелил? – вскинулся майор.

– Дюбель. Дюбель его зовут.

– Кто такой?

– Ни кто, а что. Дюбель обыкновенный, я его пристрелил, из монтажного пистолета. Точно в стену вогнал… Ремонт я в квартире делал. В ночь с шестнадцатого на семнадцатого мая… Было бы хорошо, если бы его пришил. Так, чтобы соседи ничего не слышали. А то этот дурацкий закон о тишине… То есть закон совершенно правильный. Если с точки зрения нормального человека. А когда ремонт делаешь, это уже с психикой ненормально, как будто в другом измерении живешь, нормальные законы идиотскими кажутся…

– Ты, Шведов, мне здесь ваньку не валяй, – еще больше посуровел Комов.

– Да не Ванька он, а дюбель…

– Еще что-нибудь мне про дюбель скажи! Я тебе тогда скажу про дюпель, которым тебя под нары затолкали.

– Что?! – вскипел Валентин. – Что ты сказал, мусор!

Майор применил против него запрещенный прием. И если он хотел вывести его из себя, он с лихвой выполнил свою задачу… Мразь ментовская!.. Валентин едва сдержался, чтобы не пустить в ход кулаки. И Комов понял, что творится у него внутри.

– А зачем ты меня оскорбляешь? – в праведном гневе спросил он и, поднявшись со своего места, приблизился к Валентину, зашел к нему сзади и резким привычным движением свел вместе его руки.

И тут же на запястьях защелкнулись стальные браслеты наручников.

– Это чтобы ты не дергался… Ну так что, будем говорить про дюбель?

– Не было ничего… Не было ничего, мусор! – взвыл от отчаяния Валентин.

Он хорошо помнил свою первую ночь в общей камере. Он ждал, когда за ним придут, и был готов к нападению. Силы были неравны, но он держался, несмотря ни на что. Его избили до полусмерти, но до позорного контакта так и не дошло. Следующей ночью ему досталось еще больше, но и он, сопротивляясь, сломал кому-то челюсть. Его и самого после того случая отправили в тюремную больничку, где он провел две недели на правах изгоя. Потом снова была общая хата, где Валентина снова загнали под нары. Он терпеливо сносил боль унижения и подлые пинки в спину, но с ревом и зубами готов был вгрызаться в горло каждому, кто тянул к нему грязные руки. Он сохранил себя в целости, но как был презираемым существом низшего сорта, так и ушел на этап… Знал бы кто, как тяжело ему пришлось на пересылках и в зоне, сколько раз пытались его растоптать и размазать по полу. Знал бы кто, как ненавидел он уголовных ублюдков, которые травили его все шесть лет, унижали, сравнивая с грязью. Его сгибали, по нему ходили, но так никому не удалось окончательно сломить его. Да, он был опущенным, но никто так и не смог назвать его «законтаченным», но того, что он перенес, выживая в кромешном аду, хватило бы на целую вечность вольной жизни… И теперь майор, который в свое время из кожи вон лез, чтобы он получил максимальный срок, смеет упрекать его в том, чего не было, но должно было быть. И скажи после этого, что он не мусор. Погань ментовская!

– Чего не было? – ухмыльнулся Комов.

– Я не хочу с тобой разговаривать, мент…

– Хочешь не хочешь, а нервы из тебя лезут… Не любишь ты ментов.

– Я вас ненавижу! – не в себе от злобы выкрикнул Валентин.

– Браво!.. И уголовников ты тоже ненавидишь.

– Не твое собачье дело!

– Ты бы заткнулся, парень. А то терпение у меня не беспредельное. Вот возьму да отправлю в камеру к уголовникам…

Валентин криво усмехнулся, глядя на мефистофельское торжество в глазах майора. Наверняка Комов был уверен в том, что его угроза подействует. Но нет, его матерыми уголовниками не испугаешь. Он уже знает, что это за народец. Эти звери сильны только со слабыми. И еще всемером одного не боятся… А Валентин знал оружие против них. Собрать волю в кулак и стоять насмерть. Сила воина-одиночки, помноженная на отчаяние и презрительное отношение к физической боли, – только такую силу можно было противопоставить шакальей стае. Он боялся, что его будут избивать, но при этом не сомневался, что выстоит в жесточайшей драке. Ведь уголовников, как правило, надолго не хватает. Раз выпустят когти, другой, а потом поймут, что связываться с униженным психом – себе дороже. Тем более, что таких опущенников они побаиваются, потому что в отчаянии они могут натворить дел. И сами сгорят дотла, но своим огнем зашкварят двух-трех врагов, а то и всю камеру…

– Да пошел ты!

– Пойдешь ты, Шведов. Или ты этого не боишься?

– Да, я ничего не боюсь! – психанул Валентин. – Можешь забить меня здесь до смерти, мне все равно. Давай, бей, даже звука от меня не услышишь!..

Комов недоуменно смотрел на него.

– Да ты на голову больной, Шведов. Тебе лечиться надо…

– Спасибо, шесть лет лечился. Твоими молитвами.

– Вот за эти шесть лет и говори спасибо. Мог бы на больше загреметь…

– Кого ты лечишь, мент? Мне бы три года могли дать. Митюха – конченный уголовник, на нем клейма некуда было ставить, а я в состоянии аффекта был… А ты не хотел, чтобы я трешкой отделался. Ты наказать меня хотел. За то, что я Лиду на себя не взял, за это хотел наказать… Ты нашел, кто Лиду убил, а? Нашел, я спрашиваю? Чего молчишь?

Как это ни удивительно, Комов растерялся. И сменил гнев если не на милость, то на сдержанность.

– Не нашли мы убийцу, – покачал он головой.

– Да вы и не искали, – стал успокаиваться Валентин.

– В этом ты не прав, убийцу мы искали. Да не нашли. Глухо как в танке…

– Да мне плевать на ваши танки… Вы же должны знать, за что мне в Бутырке досталось.

– Не знаю, – покачал головой Комов. – Так, информация поступила, что под нары тебя загнали, а что конкретно…

– А конкретно, Артурчик там был, еще та мразь. А он маляву получил, от авторитетных людей, которые за Сколыхова подписались, за Митюху, которого я убил. Мне за него отомстили…

– Это все, конечно, очень печально, но к тебе вернулся бумеранг, который ты запустил в Митюху. Но это не значит, что он виновен или его дружок… То есть дружок, может, и виновен был, а Сколыхов был чист. Не убивал он твою Лиду. В нее из нагана стреляли, а это обратный поток пороховых газов, на руке бы нагар остался. Но с ним все чисто было… Но мы все равно работали по его связям, болото это уголовное ворошили. И ничего…

– Кто с ним тогда был, когда в Лиду стреляли?

– Я же говорю, что ничего, никакой информации. А мы серьезный пласт подняли… Может, и не было никого с ним… А если был, то ты все равно за Лиду свою отомстил. Верно? – с коварной хитринкой посмотрел на Валентина майор. – Стрелял его дружок, а он был на подхвате. Но в любом случае, он – соучастник убийства, и ты его за это жестоко наказал…

– Наказал, – кивнул он. – И отсидел.

– Да, но ненависть к уголовникам ты впитал в себя с тюремной баландой.

– Впитал. Шесть лет впитывал. Да, я ненавижу эту уголовную мразь. Люто ненавижу. Вы это хотели знать?

– Стежков тоже был уголовником.

– Знаю.

– Ты с ним очень сильно поругался.

– Сильнее не бывает.

– Но убивать его ты не стал.

– Нет.

– Но хотел. Честно признайся, была мысль?

– Была мысль дать ему по морде.

– Да, но с твоей силой это все равно что убить. Я же помню, как ты Сколыхова до смерти забил…

– Это ни о чем, начальник. Если бы я его убил, тогда бы мы с вами поговорили на эту тему. Но я его не убивал.

– Тогда – нет, тогда, в торговом центре, ты сдержался. Но злобу затаил. Более того – ты проследовал за Стежковым…

– Я за ним проследовал? – удивленно посмотрел на майора Валентин.

– Да, вот показания продавца из соседнего отдела, она видела, как ты вышел из павильона вслед за Стежковым.

– И куда я пошел?

– За ним. Ты пошел за ним.

– И далеко я за ним шел?

– До его дома.

– И продавец это видел?

– Нет, он видел, как ты вышел вслед за Стежковым.

– И что? Мне нужно было воды попить, успокоиться…

Он последовал за Стежковым спонтанно, в ожидании, что он повернет назад, чтобы обрушиться на него с кулаками. Тогда бы Валентин задал ему жару.

Стежков, как это ни странно, был без машины. И домой вместе со своей подругой отправился пешком. Валентин не удержался от искушения отправиться за ним. Оказалось, что жертва его мятежной ненависти живет всего в квартале от торгового центра… Если этот гад побоялся дать ему бой, придется самому искать момент, чтобы начистить ему рожу, так думал Валентин, сопровождая его.

– А я так думаю, что ты проследил за Стежковым, – сказал Комов. – Узнал, где он живет.

– Вы ошибаетесь.

– Иногда я ошибаюсь, но в данном случае ошибка исключена. Это ты убил Стежкова. Утопил его в своей ненависти.

– Звучит красиво, – усмехнулся Валентин. – Но эта лирика не имеет никакого отношения к реальности. Не убивал я Стежкова…

Он действовал как сомнамбула в страшном кошмарном сне. Убивать Стежкова не хотел, к его дому пошел, сама злость его туда привела. Шансы встретить его на узкой дорожке близки были к нулю, но Валентин готов был приходить сюда каждую ночь, в надежде столкнуться с ним нос к носу. Но именно в тот первый раз все и произошло. Как будто само провидение навело на него Стежкова. Ничего не говоря, он ударил его в живот, согнул пополам, добавил коленкой в лицо… На этом бы остановиться. Но Стежков назвал его очень обидным словом, и Валентин завелся еще больше. Опомнился он, когда Стежков перестал существовать…

– А я говорю, что убивал. Ты застрелил его, – жестко сказал Комов.

Но Валентин был начеку и понял, что его хотят поймать на словах. А ведь он мог бы возмутиться и сказать, что Стежков был убит точным ударом в кадык.

– Ага, застрелил. Из того же пистолета, что и Лиду… Если застрелил, давайте пистолет с моими отпечатками пальцев… Где пистолет?

– Это у тебя и нужно спросить.

– Нет никакого пистолета. И не было. Никого я не убивал…

– Тогда скажи мне, где ты был в ночь с шестнадцатого на семнадцатого мая?

– Квартиру ремонтировал.

– Ночью?

– Да, всю ночь. Раствор мешал, чтобы щели на стыках заделать… Можете участкового спросить, жалоба на меня от соседей поступила, что ночью шумел…

– Участкового спросим, – кивнул Комов. – И с жалобой разберемся… Значит, шумел ночью. А кто видел, как ты шумел?

– Никто.

– Вот с этого надо и начинать.

– Начинайте. Можете закрыть меня, но вы все равно не докажете, что это я застрелил Стежкова. Потому что не было ничего. Ничего…

Было. Все было… Валентин хорошо помнил свой страх перед содеянным. Этот страх накрыл его с головой, когда он уже далеко был от места преступления. Но очень скоро он схлынул, как штормовая волна, уступив место яркому сиянию.

Валентин убил Стежкова и вместе с этим отомстил всем, кто гнобил его все годы, проведенные в неволе. Такая тяжесть вдруг свалилась с души, что дышать стало легко и просто. Дышать настоящим и будущим… Он догадывался, что чувство такой эйфории могло охватить его в том случае, если бы он расправился со своим заклятым врагом Артурчиком. Вот кого он мечтал убить все долгие годы за колючей проволокой. И уже на воле, окунувшись в тоскливую рутину бестолкового существования, он мечтал о том, чтобы убить эту сволочь и тем самым пробудиться к жизни. Но оказалось, что для возвращения к ней хватило и Стежкова. Может, потому провидение и направило его кулак в горло, чтобы убить этого мерзкого уголовника… Какое-то время Валентин думал, что сошел с ума. Но, как выяснилось, его тяга к жизни обрела устойчивый характер. И убивать больше никого не хотелось… А Стежкова ему ничуть не было жаль…

Глава 7

Три погибших инкассатора, убитый коммерсант из бывших… И ни одно преступление не раскрыто. Было о чем задуматься.

– Ладно, инкассаторы – это не только наша головная боль, – сказал Степан, хмуро глянув на Комова. – А Стежков? Кто его убил?

– Да есть тут один жук… Саня его всерьез не принимал, но мне сказал. Шведов его фамилия, зовут Валентин. А в зоне Валей звали… Его еще в Бутырке опустили, такие же уроды, как Стежков…

– И теперь он им мстит? – небрежно усмехнулся Круча.

– Ну, моя версия такая.

– Если его Валей звали, то смотри, как бы тебя Шахерезадой не назвали. Если ты мне сказки здесь рассказываешь…

– Ага, сказки, – кивнул Кулик. – Тысяча и одна версия…

– Одной версии может хватить, – не сдавался Комов. – Нутром чую, Шведов Стежкова замочил. Нутром чую, а доказательств нет. Разве что алиби очень хлипкое… В общем, парень хорошо держится, на развод не ведется…

– Хорошо держится, – хмыкнул Кулик. – На тебя чуть с кулаками не бросился.

– А это я его нарочно из себя вывел. У него же зуб на меня. Он считает, что это я его шесть лет назад посадил… Ну был грех, думал я, что Шведов подругу свою застрелил… Ну, может, не совсем думал, но за двумя зайцами погнался… Одного зайца упустил, а из второго петуха сделали. Но это не по моей вине… Артурчик там какой-то счеты с ним свел, из-за убитого…

– Артурчик? – нахмурился Степан. – Кто такой?

– Да черт его знает… Да и не в том дело. Шведов с тех пор страшно злой на уголовников. В зоне ответить он им не мог, а здесь – пожалуйста. Стежков на него наехал, и на тебе, умирать подано.

– Это все домыслы.

– Да, но мое нутро криком кричит. Шведов Стежкова сделал. Он!.. А доказательства будут. Я с него не слезу, пока он не расколется…

– Где он сейчас?

– Отпустил. А толку его здесь держать?.. Я его уголовниками пугал, не ведется… Я так думаю, не было с ним ничего такого. Опустить опустили, но не до конца. Взгляд у него… У сломанного человека такого взгляда не бывает. Отчаянный взгляд, с такими глазами, как у него, в войну на амбразуры бросались… Не простой он парень, ох не простой…

Федот хотел еще что-то сказать, но в этот момент в дверь стукнули, и Степан увидел всполошенного майора из дежурной части.

– Товарищ подполковник, тут у нас вызов – машину на Пролетарской расстреляли! С инкассаторами машину!..

Степан не стал ничего выяснять. Надо было как можно скорей ехать на Пролетарскую, там все и прояснится.

На место происшествия он прибыл еще до появления оперативно-следственной бригады.

Инкассаторский «уазик» стоял на перекрестке двух улиц, у светофора. Картина удручающая – лобовое стекло выбито, в салоне кровавая каша – водитель и сидевший с ним инкассатор убиты, у одного три пулевых отверстия в голове, вернее, в том, что от нее осталось. И в глубине салона лежал на полу человек в униформе частной охранной структуры…

Из-за расстрелянной машины на перекрестке образовалась пробка, но автомобили мало-помалу из нее выбирались. Могло оказаться так, что машины, водители которых были свидетелями происшествия, разъехались, но нет, одна стояла – у самого светофора, впереди «уазика». Оказалось, что и там произошла трагедия, но, к счастью, без летального исхода.

Это был старенький «Опель», по всей видимости, чем-то помешавший преступникам. По нему полоснули автоматной очередью, но водитель отделался пулевым ранением в руку. К счастью, кроме него, в машине никого больше не было, а то жертв могло быть и больше…

Худосочный мужчина с большими залысинами на голове и пышными усами сидел на водительском кресле, поставив ногу на дорогу. Рядом с ним стояли люди, кто-то из них уже успел наложить повязку на руку.

– «Скорую» вызвали? – спросил Комов.

– Вызвали, – кивнул потерпевший. И даже умудрился улыбнуться через силу. – Мне то что, а этим уже не поможешь…

– Вам больно? Говорить можете?

– Больно. Но говорить могу…

– Что вы видели, как все произошло?

– Да так и произошло. До сих пор понять не могу, как такое могло случиться… Такое только в кино и увидишь. Только в кино пули с экрана не летят, а тут… Они убить меня хотели. Они стреляли в меня…

Мужчина уже не улыбался. Нахлынувшие воспоминания загнали его в истерический ступор. Степану пришлось присесть перед ним на корточки; легонько хлопнув по коленке, он плавно помахал раскрытой ладонью перед его глазами.

– С чего все началось? – хлестко спросил он.

– Началось?.. – встрепенулся мужчина. – А я не знаю, с чего началось… Я на красный свет остановился, за мной эта, с инкассаторами, остановилась. А тут откуда-то «Форд» с тонированными стеклами взялся, рядом со мной остановился. Инкассаторов обогнал, а за мной остановился. И оттуда двое вышли. Я даже понять не успел, как они вышли. Только вышли и сразу стрелять! Из автоматов! В упор, по лобовому стеклу. Стекло крепкое, не посыпалось, но тут третий появился, с кувалдой, по стеклу раз, второй. И в машину полез… А дальше я ничего не видел. Они по мне стрелять стали. Тот, который мордастый, он автомат на мою машину направил, как даст… Хорошо, я упал, как будто убит… А если б не упал? А если бы убили?

Свидетель снова впал в шоковую прострацию. Но Степану пришлось снова его потревожить. Ему нужно было знать марку и номер машины, на которой скрылись преступники. Оказалось, что это старый джип «Чероки» черного цвета, а регистрационный номер свидетель не запомнил. План «Перехват» был уже запущен в действие, осталось только передать постам приметы автомобиля с преступниками. На успех Степан особо не рассчитывал, но это не мешало ему верить в него.

– Да, дела, – осматривая машину, в растерянности почесал затылок Федот. – Опять двадцать пять…

– Если они через ветровое в машину влезли, фрагменты одежды могли остаться, – предположил Кулик.

– От одежды они скоро избавятся, не переживай, – махнул на него рукой Комов. – Ты здесь не топчись, ты давай свидетелями займись, пока они еще не все разбежались.

Степан еще раз заглянул в машину через выбитое лобовое стекло. Тихий ужас на улице Пролетарской. И если преступников не возьмут по горячим следам, в последующем достать их будет очень трудно. Если, конечно, они не повторят свой «подвиг». Один рецидив уже был, возможно, на этом преступники не остановятся. Похоже, события разворачивались по сценарию, которого Степан больше всего боялся.

* * *

Майор Дыхайлов был далек от того, чтобы иронизировать по такому трагическому поводу, как убийство трех инкассаторов. Но, тем не менее, вывод его звучал как насмешка над несбывшимися надеждами подполковника Кручи.

– А вы говорили, что бомба в одну воронку не падает, – сказал он. – А она упала…

– Одна бомба два раза упасть не может, – угрюмо отозвался Степан. – Ни в одну воронку, ни вообще. Бомба взрывается и все… И здесь одна, и тоже бомба…

Баллистическая экспертиза была проведена в срочном порядке, она показала, что первое и второе нападения на инкассаторов в Битове были совершены с применением одного и того же оружия. Все те же автоматы Калашникова, перед которыми беспомощны бронированные машины второго и даже третьего классов защиты. И в этот раз их лица были скрыты наростами, по всей видимости, латексного происхождения…

– И взорваться она может и по третьему, и по четвертому разу, – так же невесело добавил Дыхайлов.

– Если может, то взорвется…

– По первому нападению, я так понимаю, зацепок у вас никаких нет.

– У нас нет. А у вас?

– А у нас в квартире газ, – удрученно усмехнулся майор. – Только газ, а зацепиться не за что… Но в Битове у нас создан прецедент, одна и та же банда орудует…

– И орудует, надо сказать, очень грамотно, – кивнул Степан.

Налетчики напали на инкассатора и двух охранников из частной структуры, которые его сопровождали. Они везли деньги на завод пластиковых изделий. Производство достаточно крупное, зарплаты у работников солидные, так что денег было много – без малого семь миллионов. Грабители забрали все и, как в прошлый раз, беспрепятственно убрались из Битова. Брошенный джип нашли в лесу за городом – проселками к этому месту добирались, местами по бездорожью. Для того и нужен был им джип, чтобы нестандартные пути отступления выбирать.

– Не похоже, что беспредельщики, – в раздумье сказал Круча.

– В каком плане? – несогласно, но с интересом посмотрел на него Дыхайлов.

– В плане криминальных понятий. Никому из криминала дорогу не переходят.

– И много у вас такого криминала?

– Криминала много везде. Где-то тайно, где-то явно, а где-то вперемешку… Есть у нас бывший криминальный авторитет, Сафронов его фамилия, казино у него в Битове, ночные клубы, в общем, индустрия развлечения. Воровские интересы опять же, смотрящий у нас, вор в законе. Он тоже с ночным клубом мутит… В общем, из клубов деньги в банки возят, обратно, черный нал, опять же, тоже перевозится. Но эти деньги грабители не трогают. В одном случае Сбербанк пострадал, в другом рабочие завода… Хотя и здесь Сбербанку досталось. Их инкассатор был, а деньги он в бухгалтерию не передал… Но это уже детали… В общем, пока криминальные интересы у нас не пересекаются. Пока. Посмотрим, что дальше будет…

– Криминальные интересы? – едко посмотрел на Степана Дыхайлов. – Весело же вы тут живете, криминальные авторитеты, воры в законе…

– А что, где-то живут по-другому? – недоуменно повел бровью Круча.

– Пора заканчивать, подполковник, с пережитками прошлого. Вор должен сидеть в тюрьме, везде уже так…

– Я не понял, майор, вы из уголовного розыска или из пресс-службы института желаний?.. Я тоже много чего желаю, но действительность, увы, сильнее нас…

– Значит, плохо работаете.

– А как вы работаете, если у вас преступники среди бела дня инкассаторов расстреливают?

– У нас?! Прежде всего, у вас, подполковник… Порядка у вас в городе нет. Окраина Москвы, причем богатая, милиция мышей не ловит, почему бы здесь не поразбойничать?

В принципе, Дыхайлов был неплохим мужиком. Но была в нем какая-то гнильца, что настораживало Степана. И вот этот дрязг полез наружу… Порядка в городе нет. Как такое можно сказать?

Степан молча нажал на клавишу интеркома, вызвал к себе в кабинет Комова. И, чтобы слышал Дыхайлов, добавил:

– Тут майор из института… э-э, из департамента уходит: работы у него очень много. А у нас с тобой будет серьезный разговор…

Дыхайлов не был дураком и понял, что его выставляют за дверь. Косо глянул на Кручу, поднялся и, не прощаясь, вышел из кабинета.

– Что-то не так? – спросил Комов, внимательно посмотрев на Степана.

– Да ходят тут, воду мутят. Порядка у нас в городе нет. Потому и для бандитов раздолье.

– Это кто, Дыхайлов? У него у самого порядка нет, в голове…

– Голова у него, может, и садовая, – кивнул Степан. – Но в чем-то он прав. Порядка нам действительно не хватает. «Перехват» результатов не дал, стукачи молчат, ничего не знают… А налетчики где-то здесь, ножи точат, к новым разбоям готовятся…

– Если готовятся, то здесь. А если не готовятся, то черт знает, где они сейчас. Может, в другом районе. А может, в Крым умотали. Денег у них теперь валом…

– Валом, – подхватил Круча. – Но ни одна купюра с прошлого раза не засветилась.

– Потому что ума – палата номер шесть. В смысле, много ума, целая палата, но сами они – психи… Психи. И этот, Шведов который, тоже псих…

– Его-то сюда не приплетай.

– А чем черт не шутит?