Текст книги "Личное дело.Три дня и вся жизнь"

Анализируя историю дела Эймса, американцы главный упор делали на деньги. Оно и понятно – им было трудно выйти за рамки стереотипов мышления. Но деньги никогда не являлись главным условием его работы с нами. Мы, в свою очередь, в работе с Эймсом делали основную ставку на установление с ним близких идейно-политических отношений.

Эймс – профессионал высокого класса. Сотрудники спецслужб, сравнимые с его уровнем, встречаются не так уж часто. Его разведывательные и контрразведывательные навыки, плюс к этому природные данные часто освобождали нас от проявления конкретных инициатив по обеспечению его и своей безопасности. В значительной мере мы полагались на предлагаемые им условия связи и другие рекомендации.

В работе с профессионалами есть свои плюсы и минусы. И хотя первых больше, хватает и вторых. Во-первых, служба и оперативный работник попадают в определенную зависимость от источника – профессионала, с которым приходится иметь дело. Во-вторых, источник волей-неволей переоценивает свои возможности и со временем теряет осторожность, расслабляется, начинает совершать недостаточно продуманные ходы.

Есть еще одно обстоятельство, характерное для профессионала. Психологически он настроен на то, что выполняет привычные для себя функции, кого-то разрабатывает, проводит разведывательные и контрразведывательные мероприятия. При этом он может упустить из виду, что то же самое могут совершать и применительно к нему.

Я не хочу бросить тень на показания Эймса в ходе следствия и на суде. Он неизменно производил впечатление человека правдивого, и в его положении не было смысла что-то скрывать. Многочисленные комментарии по делу Эймса не содержали даже намека на то, что он изворачивался, уходил от прямых ответов на вопросы, пытался вызвать жалость к себе. Нет, Эймс был и остался выше этого.

Я отнюдь не хочу сказать, что разоблачение американской агентуры в Советском Союзе можно отнести лишь на счет Эймса. Однако без Эймса масштабы разоблачения американской агентуры в СССР были бы иными.

Теперь о двух аспектах провала в связи с Эймсом – сначала с точки зрения американских, а затем и российских спецслужб. Могу нести ответственность за работу с Эймсом до августа 1991 года, то есть за период моего пребывания на посту начальника советской внешней разведки и председателя КГБ СССР. В этот период безопасность работы с источником обеспечивалась надежно и полностью. Во всяком случае неоднократные проверки подтверждали это. До последнего дня, то есть до моего ареста в связи с делом ГКЧП, я продолжал лично курировать работу с Эймсом и строго следил за тем, чтобы проявлялась максимальная сдержанность и осторожность. Таким образом, до этого момента провальная ситуация складывалась для американской стороны.

Эймс был арестован 21 февраля 1994 года в арлингтонском пригороде Вашингтона, что явилось отправной точкой в провальной ситуации уже для российских спецслужб. Когда ФБР напало на след Эймса и сколько они шли по этому следу – вопрос, ответ на который пока не просматривается ни в одной зарубежной или отечественной публикации. Он – в сейфах спецслужб. Версий провала может быть много, даже очень, но две из них, на мой взгляд, маловероятны: случайный выход американских спецслужб на Эймса или его ошибка, неосторожность. Подкинутая в американскую прессу причина провала – чрезмерные расходы Эймса на личные цели – скорее всего, отвлекающий маневр, попытка скрыть истинную причину разоблачения, придумка для наивных. Уровень работы с такого рода агентом, его личные и профессиональные качества с большой долей уверенности позволяют предположить, что в данном случае мы имеем дело с предательством, с выдачей Эймса кем-то из тех, кто имел отношение к работе с ним или каким-то образом получил о нем информацию.

Фамилия агента – это еще далеко не все, чтобы его разоблачить. Нужно убедиться в его измене, неопровержимо доказать ее, и только после этого возможна реализация дела. По времени это требует порой весьма длительного срока. Если агент действующий, работающий, то с доказательной стороной, как показывает практика, дело обстоит проще. Ну а если он догадался, предупрежден и прекратил работу, то все становится значительно сложнее, если вовсе не безнадежно. Когда советские спецслужбы получали сигналы на активно работавших у нас агентов, сроки реализации дел, за редким исключением, были незначительными. Однако есть еще одно немаловажное обстоятельство: держать в секрете факты разоблачения агентуры практически невозможно, особенно после состоявшегося суда. В таких случаях часть агентуры хотя бы на время выходит из игры и, как выражаются профессионалы, «ложится на дно». И тогда неизбежен мучительный, долгий поиск и сложный путь к разоблачению агента. В советской разведке действовало непреложное правило: она никогда не обременяла своих агентов такими заданиями, которые могли повлечь для них хотя бы малейшую опасность. Тем более это не должно было быть исключением для Эймса.

В печати прошли сообщения о том, что конгресс США намеревается принять решение о предоставлении родственникам советских офицеров, погибших по вине Эймса, американского гражданства и оказания им помощи в трудоустройстве. У Эймса остался малолетний сын, проживающий ныне у бабушки в Колумбии. После шести лет пребывания в тюрьме выйдет на свободу его жена. Я считаю, что Россия тоже вправе и даже обязана проявить о них заботу. Правда, до сих пор поступки нынешнего российского руководства были совершенно иного рода. В феврале 1992 года Ельцин своим указом помиловал всех, кто отбывал наказание в исправительно-трудовых колониях за шпионаж в пользу США по статье 64 пункт «а» УК РСФСР. Некоторые из этих лиц были осуждены совсем недавно. Оказавшись на свободе, они выступили с громкими заявлениями, в которых изобразили себя невинно пострадавшими от советской власти. Они называли себя не иначе как борцами за свободу и права человека. После столь неожиданного для них освобождения почти все они выехали в США. Там они получили причитающиеся им за шпионаж доллары, работу и сейчас живут в свое удовольствие, благодарят судьбу и радуются развалу Советского Союза. Среди них и бывший сотрудник советской разведки Южин, осужденный в свое время на 15 лет лишения свободы. Так, может быть, и американский президент последует примеру Ельцина, освободит Эймса от наказания и позволит ему выехать на постоянное жительство в Россию, а российские власти окажут ему, его семье достойное гостеприимство?

Считаю нужным внести ясность в один вопрос, связанный с нашим выдающимся разведчиком Кимом Филби, спекуляции вокруг имени которого в последнее время получили довольно широкое распространение в зарубежной и российской прессе. Речь идет о том, на какую страну в действительности работал Филби, был ли он искренне предан Москве, не являлся ли «тройным» агентом. Поводом для очередного всплеска подобных слухов о Филби послужила опубликованная в 1994 году в журнале «Нью-Йорк таймс мэгэзин» статья американского журналиста Рона Розенбаума. Автор статьи обнаружил в архиве известного писателя Грэма Грина подаренный ему Кимом Филби экземпляр своих мемуаров «Моя безмолвная война». Как известно, Грин и Филби были близкими друзьями до конца дней своих, с большим уважением относились друг к другу. Из пометок уже смертельного больного Грина, сделанных им на полях этой книги, Розенбаум пришел к заключению, что Филби, сотрудничая с советской разведкой и в силу обстоятельств оказавшись в Москве, обманывал Советский Союз, до конца оставаясь верным сотрудником английской секретной службы.

По мнению автора, о подлинной судьбе и взглядах Филби знают только он сам да еще несколько человек, в том числе руководители КГБ. По утверждению Розенбаума, а точнее, по его версии, Ким Филби искусно играл с самого начала «сотрудничества» с советской разведкой или был разоблачен английской контрразведкой позже, после чего его внедрили для агентурной работы в Советском Союзе. В обоснование автор ссылается также на недоверие, проявленное по отношению к Филби после его прибытия в Москву, куда он, опасаясь ареста, сбежал в 1963 году из Бейрута.

Ответ на эти и другие связанные с Филби вопросы я хочу дать, разумеется, не из желания помочь некоторым западным спецслужбам разобраться и установить истину, а лишь из стремления отвести даже тень навета от нашего верного товарища, кристально честного, мужественного, способного к самопожертвованию и гражданскому поступку, большой души человека. Именно таким был Филби. Все, кто знал Филби не понаслышке, а по работе с ним, по личному общению, по многочисленным документальным материалам оперативных дел и архивов, сохранили именно такой образ этого легендарного человека, наделенного разносторонними познаниями и огромным интеллектом.

Действительно, на первых порах, когда Филби приехал в Советский Союз, к нему отнеслись без полного доверия, хотя для этого не было никаких оснований. Нельзя забывать, что сигнал о немедленном вылете в Советский Союз был дан ему именно из Москвы, потому что сведения о его предстоящем аресте были достоверными и не вызывали никаких сомнений. В Москве Филби подвергался проверке, за его квартирой велось наблюдение, телефон прослушивался, вся переписка тоже контролировалась. Но это было вызвано прежде всего мерами по обеспечению его безопасности. Безусловно, на принятии такого решения сказалось влияние стереотипных подходов, прежних традиций, инерция, перестраховка. Единственное, что может как-то оправдать жестокость подобных мер, – это необычность ситуации, неординарность личности Филби и всех обстоятельств, связанных с его приездом в СССР.

Еще в 1951 году у англичан возникли серьезные подозрения относительно возможного сотрудничества Филби с нами. Он даже вынужден был уволиться из английской разведки. После четырехлетнего следствия Филби реабилитировали и восстановили на службе. Многим эта история показалась, да и сейчас кажется, странной, однако эти события никак не повлияли на наше отношение к Филби. У Филби в Москве была уверенность в отсутствии у англичан каких-либо серьезных улик против него и его товарищей, хотя, конечно, риск его дальнейшего использования в наших интересах был весьма велик.

Вообще, любые обвинения в адрес Филби, предполагающие возможность его работы против Советского Союза и одновременно глубоко законспирированное сотрудничество с английскими спецслужбами, абсурдны, нелогичны по своей сути. Характер передаваемых Филби и его товарищами материалов, причем в течение длительного времени, был настолько тактически и стратегически важен, что уже одно это освобождает от необходимости доказывать честность и искренность источников. Многолетнее сотрудничество с нами Филби и его друзей, строгая конспиративность стали возможны благодаря, в частности, и тому, что вся работа с ними и способы реализации получаемых от них материалов постоянно являлись предметом личной заботы Сталина. Круг лиц, имевших доступ к их материалам в Москве, был строго ограничен, и никто, кроме Сталина, не был вправе выходить за рамки установленного порядка.

Официальный Лондон или Вашингтон периодически делились с Москвой важной информацией, иногда она повторяла информацию, полученную от Филби и его друзей. Но если в основе мотивов этих людей лежало искреннее и горячее стремление помочь передаваемыми сведениями советскому народу, то Лондон же или Вашингтон, прежде чем передать Сталину материалы, раздумывали, взвешивали, насколько это соответствует американо-английским интересам, и действовали очень избирательно. Так что уже одно это обстоятельство объясняет, насколько важно для нас было то, что делала «кембриджская пятерка».

Последние полтора десятка лет жизни Ким Филби пользовался у советских друзей безграничным доверием и, что еще важнее, огромным уважением всех общавшихся с ним сослуживцев. Он регулярно встречался с сотрудниками органов безопасности в отдельности и коллективно, мог свободно посещать любое подразделение Комитета госбезопасности, был затребован во многие территориальные органы, выезжал в социалистические страны, имел все возможности для творческой работы.

Филби внимательно присматривался к советской действительности, не все понимал, что происходило в нашей стране, многое его расстраивало, в частности, наш быт он воспринимал с большим трудом. Он нередко предостерегал нас против поспешности в социально-политическом развитии страны. В 1977 году на встрече с Ю. Андроповым зашла речь о темпах развития экономики в Советском Союзе и о критике диссидентами застойных явлений в нашем обществе. И тут Андропов высказал то, что иногда звучало в его частных беседах с близкими товарищами по работе: «Возможно, кое-что следовало бы подправить в нашем общественном развитии, прибавить темпов в социальных переменах». Юрий Владимирович произнес это как бы в задумчивости, нечетко, то ли спрашивая, то ли констатируя. Реакция Филби была мгновенна. Улыбнувшись, он ответил: «Я хотя и коммунист, но сторонник английского консерватизма в мышлении». Затем, подумав, добавил: «Лучше не спешить». Андропов заразительно рассмеялся и просто подвел итог диалогу: «Очень интересно!»

Ким Филби был отмечен высокими советскими наградами, в том числе орденом Ленина. Но он, вопреки некоторым утверждениям западной прессы, не стал ни Героем Советского Союза, ни генералом, хотя, бесспорно, заслужил и то и другое. За все время работы с нами в поведении Филби не возникло ни одного момента, который дал бы повод усомниться в его политической чистоплотности, преданности коммунистической идее и Советскому Союзу. Убежден, что такая оценка личности Филби, его деятельности и всего пройденного им жизненного пути со временем будет лишь утверждаться.

Первое главное управление осуществляло тесное взаимодействие с разведывательными службами социалистических стран. Многие годы оно было честным, глубоким, всесторонним и взаимовыгодным. Особенно полезен был обмен мнениями, оценками, информацией об устремлениях западных спецслужб в отношении социалистических стран и внутреннем положении в них.

Особенно следует отметить наше сотрудничество с друзьями из Германской Демократической Республики. Целые отрасли промышленности, науки получили у нас развитие в значительной мере благодаря усилиям немецких друзей по линии разведки. Материалы по фундаментальным расследованиям, новейшие технологии, технические образцы передавались нам безвозмездно в рамках сотрудничества. За десятки лет сотрудничества мы получили от друзей ценностей на десятки миллионов долларов.

От друзей поступала политическая информация. Она учитывалась при разработке важных внешнеполитических мероприятий, в том числе упреждающего характера.

Сколько наших разведчиков, попавших в тюремные застенки западных стран, выручили немецкие друзья. Они всегда были готовы оказать помощь. Поиски адвокатов, выходы на спецслужбы западных стран, обмен и т. д. Иногда за одного советского разведчика друзья отдавали по 10–12 человек, в которых была заинтересована противная сторона.

Они оказывали нам бесценную помощь в обеспечении безопасности советских учреждений и граждан за рубежом. Помогали предупреждать нападения, похищения людей, провокации. Мы тоже не оставались в долгу, старались помогать со своей стороны, и все-таки надо признать, что друзья из ГДР делали для нас куда больше.

Нельзя не сказать отдельно об одном нашем мужественном и верном друге, бывшем в течение трех десятков лет министром госбезопасности ГДР, – об Эрихе Мильке. Э. Мильке был, безусловно, немецким патриотом, глубоко любил свою родину, но счастье своего народа, его уверенное мирное будущее видел на путях дружбы и сотрудничества с Советским Союзом. Он был стойким коммунистом, последовательным и твердым в своих идейных и политических убеждениях.

За огромный вклад в развитие и упрочение отношений между ГДР и СССР, в укрепление безопасности обоих государств Эриху Мильке было присвоено звание Героя Советского Союза. Это был единственный министр безопасности бывших социалистических стран, удостоенный самой высокой советской награды.

После развала ГДР Э. Мильке был осужден германским судом к шести годам тюремного заключения, отбыл наказание, вышел на «свободу» и оказался в трудных житейских условиях, но головы не склонил, достоинство не потерял. Сердце этого удивительного человека перестало биться совсем недавно, 21 мая 2000 года.

Об одном из своих единомышленников, боевом товарище Маркусе Вольфе, я хотел бы рассказать подробнее.

В конце августа 1991 года бывший руководитель разведки бывшей Германской Демократической Республики Маркус Вольф выехал из Советского Союза в Австрию с намерением попросить там политического убежища. Австрийские власти отказали ему в этом.

Думается, что Вольф ожидал такого решения. Тогда он объявил о своем намерении поехать в ФРГ и там сдаться властям, которые давно уже объявили о возбуждении против известного разведчика уголовного дела и немедленном аресте, как только он объявится в Германии.

Вольф действительно был задержан при пересечении австрийско-германской границы, а спустя несколько часов арестован. Через несколько дней Вольф был освобожден под залог 50 тысяч германских марок до суда. Ему было предъявлено обвинение в подрывной деятельности против ФРГ.

Так закончилась целая эпоха в жизни Маркуса Вольфа – этого необычного человека с необычной биографией, – но не только в жизни этой личности. Мир – свидетель окончания поучительной страницы в истории Германии и начала новой со многими неизвестными… Случай с Вольфом – всего лишь эпизод, правда волнующий и заметный, связанный с существованием в течение 40 лет целого государства – Германской Демократической Республики.

Он пошел по стопам своего отца Фридриха Вольфа – писателя, драматурга и, пожалуй, главное, – революционера, антифашиста. Этот путь его сын Маркус избрал сознательно и шел по нему до последнего. Уверен, что и сейчас он не свернет с него.

Во время Второй мировой войны Вольф был в Советском Союзе, куда приехал еще до ее начала вместе с родителями. Был пропагандистом, диктором на радио, писал для передач на Германию, разоблачал фашизм. Вместе с советскими людьми переносил все тяготы и лишения. Об этом он вспоминал с гордостью. Именно тогда полюбились ему советские люди. Многие из них стали его личными друзьями. Осели на жительство в нашей стране его родственники. Советский Союз стал его второй родиной.

Вскоре после окончания войны Вольф был направлен на работу в органы госбезопасности. Около 35 лет был руководителем разведки Министерства госбезопасности ГДР. Искусство разведчика познал блестяще, показал способности организатора, политика, разведчика. На его личном счету много блестящих разведывательных операций. По задумкам и исполнению они соответствовали его интеллекту, профессиональной подготовке.

Высокопрофессиональным, боеспособным был и аппарат разведслужбы молодого немецкого государства. На Западе Вольфа побаивались, но и уважали. С ним считались!

А как Вольф (у нас многие звали его просто Мишей, чем он гордился) относился к Советскому Союзу, что он сделал для нашего государства?

Из нашего лексикона, к сожалению, почти исчезло понятие интернационалист. А он был им. Его уважение к нашей стране было не абстрактным, а совершенно конкретным. Это находило выражение в том огромном вкладе, который наши боевые друзья – разведчики ГДР вносили в укрепление Советского государства, в развитие его экономики, науки, в повышение обороноспособности.

Гордо и стойко занимала ГДР позиции форпоста социализма. Она признавала историческую оправданность установленных послевоенными соглашениями восточных границ с Польшей по Одеру и Нейсе. Это было непростым делом для немецких друзей. Для Польши это имеет неоценимое значение. Для новых властей Германии отход от такой позиции будет делом деликатным. ГДР стала членом ООН и начала играть все более заметную роль в мировом сообществе.

Не все делалось оптимально в лагере бывших социалистических государств, в том числе и в Советском Союзе. В политике этих стран немало было догматического, косного. От кажущейся незыблемости общественного строя появились самоуверенность, зазнайство, обозначился крен в направлении количественного развития в ущерб качественному, к волюнтаристским методам управления.

Разведка и вообще органы безопасности, в том числе и Германской Демократической Республики, улавливали этот негатив, информировали руководство своих стран. Все было исправимо! Но беспечность пронизывала все.

Как много разговоров было у меня с Вольфом на эту тему. Разведкам удавалось заглядывать вперед куда дальше, чем некоторым стратегам из высшего руководства. Однако положение разведслужб было не настолько влиятельным, чтобы оказывать решающее воздействие на большую политику.

Сотрудничество между спецслужбами наших стран носило многосторонний и братский характер. Понятие «братский» у нас тоже ушло в небытие, а оно было наполнено глубоким смыслом.

Друзья щедро делились с нами опытом. В прошлом мы стремились всех «учить», будучи как бы постарше и имея за плечами опыт работы в течение многих лет. Но с годами все пришло в норму и обмен опытом приобрел взаимный характер. Обмен информацией, аналитическими материалами помогал раздвигать горизонт видения. Сколько поиска, споров, серьезных, интересных выводов, прогнозов и предложений! Все это ни на какие деньги не переведешь, но польза для всех была очевидна.

В самые трудные времена, и пожалуй, особенно в такие моменты, разведслужбы старались быть вместе. Степень откровенности была высокой.

Незадолго до распада ГДР Вольф ушел на пенсию, активно занялся творческой работой, писал книги. Но не прервал связи с Советским Союзом. Даже стал чаще бывать у нас, был в гуще событий, чему помогали совершенное знание русского языка, нашей действительности, большое число друзей в различных сферах советского общества.

Вольф имеет наши высокие правительственные награды. Он гордился ими.

Иногда в российских средствах массовой информации определенной направленности писали о нем с издевкой, а после ареста даже со злорадством. Мол, бывший глава разведки ГДР «выворачивается», укрывается от германского правосудия, сколько времени он еще будет на свободе и т. п.

Можно ли так поступать с друзьями, с теми, кто сердцем и душой был предан нам безгранично? Когда не стало ГДР, Вольф перебрался в Советский Союз, как он незадолго до этого выразился, в «последнее прибежище». Он опасался за развитие событий в нашей стране, за само государство, за Союз.

Нет, он не клял Германию, никогда не винил Советский Союз за то, что произошло в ГДР и вообще с нею. Осознав жестокую реальность, он вернулся в Германию, в свой родной город Штутгарт, чтобы там, на родине, доказать германским властям, что его нельзя судить по предъявленному обвинению.

Да, он вел разведывательную работу против ФРГ, будучи руководителем соответствующей службы другого государства – Германской Демократической Республики. Но он выполнял свой государственный долг, а это в Германии, кажется, всегда признавалось как нечто значащее.

От него требовали назвать имена конкретных лиц в Германии, которые когда-то работали на ГДР. Он отказался сделать это по морально-нравственным мотивам. Его же заверения в том, что никто из бывших агентов уже ни на какую страну не работает, власти в Германии посчитали недостаточными.

Трагедия Вольфа и многих его товарищей и наших друзей в бывшей ГДР мне особенно близка и понятна. Не думаю, что российская тюрьма лучше германской. Страдания и там, и здесь.

Но особенно мучительно, когда подвергаешься наказанию за справедливое дело, которому оставался верен, которому посвятил всю свою жизнь, когда оно связано с самым священным – Родиной. Так проникнемся же благородством, благодарностью и просто человечностью к своим друзьям, таким как Маркус Вольф, и хотя бы в этом останемся людьми.

И еще про себя подумаем: как жаль, что обстоятельства не позволяли нам помочь попавшим в беду друзьям. Мы действительно были лишены такой возможности, и пусть хоть это будет нам утешением… Кстати, именно немецкие товарищи – самые преданные наши друзья – вытерпели от властей самые суровые гонения и репрессии.

Ну а Вольф? Дала ли ему борьба, жизнь, все случившееся в его стране, других социалистических странах, и прежде всего в Советском Союзе, а потом в России право распорядиться своей судьбой так, как он считал нужным? Был ли он свободен в своем выборе? По сути, он сделал выбор, вступив в единоборство с германским правосудием.

В 1993 году Вольф был приговорен германским судом к 6 годам лишения свободы, однако под стражу не был взят, поскольку решение суда не прошло все инстанции. Вольф ведет себя мужественно, стойко, не поддался на провокации, и, когда судья объявил ему приговор, он сказал, что не сомневается в том, что историей будет оправдан.

Вольф мог быть уверен: симпатии его друзей, особенно тех, которые вместе с ним сражались по одну сторону линии фронта, в одних рядах, – были на его стороне.

В конце 1995 года из Германии пришла хорошая весть: решением Конституционного суда дела в отношении Вольфа и других граждан бывшей ГДР подлежат прекращению, поскольку они действовали по законам существовавшего тогда государства.

К середине 70-х годов правящие круги западных стран и прежде всего США окончательно определились в своей стратегической линии в отношении Советского Союза. Они пришли к выводу, что путем только внешнего воздействия, каким бы сильным оно ни было и какие бы формы ни приобретало, глобальных задач по Советскому Союзу и другим социалистическим странам решить невозможно. Единственным оставался путь подрыва изнутри.

На этот счет разведка получала достоверные данные. Да, собственно, такой расчет особенно и не скрывался. Трудностей в социалистических странах действительно было немало, да их еще и искусственно раздували, так что почва была вполне благоприятной. Ну а приход к власти Горбачева и вовсе предопределил исход дальнейшей борьбы.

У нашей системы, как оказалось, была своя ахиллесова пята: мы были абсолютно беззащитны перед лицом предательства в высшем эшелоне власти. Так что теперь приходится только отдать должное западным стратегам – в выборе средств они не ошиблись.

В то же время советская разведка стала получать данные о том, что спецслужбы США и некоторых других капиталистических стран приступили к созданию сети агентов влияния в советском обществе. Это была целая программа действий, рассчитанная на длительный период.

Американцы, да и не только они, приобрели огромный опыт в культивировании своего влияния во многих странах. Но на первое место по уникальности и масштабам таких акций несомненно следует поставить Советский Союз. Со временем эта работа стала проводиться уже в открытую, без какого-либо камуфляжа.

В течение ряда лет разведка регулярно информировала об этом руководство страны, предупреждала о назревании негативных тенденций и процессов у нас в стране и в бывших социалистических странах, наглядно демонстрировала роль, которую играли при этом спецслужбы западных государств. Разведка, в частности, вовремя заметила использование Западом, в том числе и его спецслужбами, таких факторов, как национализм; обращала внимание на целенаправленные попытки оказания влияния на интеллигенцию, заигрывания с нею; заостряла внимание и на деморализующих армию договоренностях в военно-политической области, и на многом другом.

Картина, особенно взятая в комплексе, получалась очень тревожной. Обо всем этом разведка достаточно полно и объективно информировала руководство КПСС и Советского государства.

Беспокойство проявляли и наши друзья, но их обращения к советскому руководству неизменно наталкивались на глухую стену непонимания, вернее, нежелания понять, к чему ведут эти опасные тенденции. Все это оставляло на душе тревожный осадок, особенно в свете носящей чрезвычайный характер информации, которую в 1990 и 1991 годах нашей разведке удалось получить сразу из нескольких источников… Но об этом речь пойдет ниже.

И в бытность свою в разведке, и позже, на посту председателя Комитета госбезопасности СССР, считал необходимым знать, с кем персонально мы имеем дело на противоположной стороне. И конечно, первостепенным в этом плане и тогда, и сейчас было американское направление. В хронологическом порядке, по времени пребывания на посту президента США, остановлюсь на трех хозяевах Белого дома – Картере, Рейгане и Буше. Все они разные фигуры, но общее у них одно – биологическая приверженность американскому общественно-политическому строю, абсолютная верность интересам Вашингтона, врожденный антисоветизм. Впрочем, с другими качествами и особенностями на высший государственный пост у себя на родине они и не попали бы, будь хотя бы семи пядей во лбу. Пожалуй, в этом отношении поучительно провести сравнение между ними, с одной стороны, и Горбачевым и Ельциным – с другой, а также порассуждать о том, во что вылилось, к примеру, для Российского государства пребывание этих личностей на исторической сцене.

…Президентство Картера с точки зрения интересов Советского Союза было периодом надежд и разочарований. В ходе предвыборной кампании Картер, казалось, последовательно отстаивал необходимость разрядки, выступал за развитие отношений между США и СССР, правда, подчеркивал, что они не могут быть «краеугольным камнем американской дипломатии». Более того, отмечал, что в переговорах с Россией следует быть непреклонным, не полагаться на заверения русских, активнее использовать экономические рычаги. Картер в качестве основы отношений США с любой другой частью света выдвинул тезис заинтересованности, что в общем-то звучало не агрессивно и вполне укладывалось в рамки здравого подхода к международным проблемам. Тогда Вашингтон еще не оправился от влияния вьетнамского синдрома, и Картер не скрывал этого. Он не казался воинствующим политиканом, что, видимо, объяснялось и тем, что в большую политику Картер только начал входить. Ведь после Эйзенхауэра он был первым президентом, ранее вообще не избиравшимся в конгресс.

Картер подавал определенную надежду и в вопросе проведения американскими спецслужбами тайных операций, заверяя избирателей, что прекратит подобную практику. Короче говоря, Картер шел к президентству как либерал, но править начал как консерватор. Это еще раз подтверждает, что личные качества президента США играют далеко не определяющую роль – главное, в какие условия поставлен глава государства и каковы интересы и установки правящей политической и экономической элиты страны. Это тем более важно учитывать, что Картер был весьма целеустремленным политическим деятелем, настойчивым в достижении поставленных задач. Его команда состояла из опытных и способных решать сложные проблемы фигур – таких, как Збигнев Бжезинский, Сайрус Вэнс, Теодор Соренсен и др.